Плюшевая заноза

Еще пара-тройка часов… Признаться, я потерял счет времени. Меня откровенно начинали бесить ночные мотыльки и комары. И, если последние только противно пищали, то мотыльки нагло садились на меня, иногда переползая с места на место, и невозможно щекотали. А так как луну, когда она вышла из-за кроны дерева, вновь заволокли тучи, я не мог ни пошевелиться, ни почесать зудящие места, ни прогнать надоедливых бабочек.

Очень скоро начало светать и я немного успокоился. В конце концов, что это я так разволновался?! Я же замолчал, когда она попросила? Замолчал. Я не доставал ее больше? Не доставал. Ну, вот и все. Значит, и она передумала. Уж очень хотелось в это верить.

Когда солнце показалось над городом и мое внутреннее напряжение сошло на «нет», я вдруг понял, что так и не сомкнул глаз. Уши мои давно онемели от боли и грозили отвалиться, как только прищепки щелкнут, разжимая свои объятия. Голова была чугунной, и просто немыслимо чесался нос! Это сводило меня с ума похлеще мотыльков и комаров вместе взятых. А-а-а-а!

Еще какое-то время спустя, до меня начал доноситься звук проезжающих мимо дома машин. Солнце с переменным успехом то припекало, то скрывалось за тучами. Начинался обычный будний день с его суетой и заботами. Скоро Ричард отправится в садик, а его родители пойдут на работу. Скоро проснутся Джон и Лия. Я все еще надеялся, что Джон не был сегодня ночью единственным «переселенцем» в комнате. Скоро все будет, как вчера, и позавчера… Или не будет?

Из дома вышла Джессика и направилась в мою сторону. Я, честное слово, хлопал бы в ладоши, если б мог! Так, наверно, собаки радуются своему хозяину, когда тот долго отсутствует. Женщина подошла ко мне с озабоченным лицом, потрогала мои руки, ноги, прощупала голову, заодно немного почесав нос (о, да-а-а-а!), сжала в нескольких местах живот и спину и, когда ее рука уже тянулась к «межножному пространству» (в этот момент внутренне я весь съежился до размеров молекулы, а сердце пропустило три удара подряд), из-за москитной сетки высунулась голова Ричарда.

– Мам?

– Еще не высох, – она отдернула руку и пошла в дом. – Пусть еще повисит. До вечера.

Ну, не-е-е-т! Нет, нет, нет! Вы мои уши видели?! Да у слона они – и то меньше!

Эта новость окончательно меня добила. На меня обрушилось такое бессилие, такая усталость, такое безразличие к собственной участи, что я, сам того не заметив, моргнул… и провалился в пустоту.

ГЛАВА 6

Вымогнул я, когда время уже порядочно перевалило за полдень. Мне совершенно ничего не снилось, несмотря на ворох пережитых эмоций. На небе не было ни облачка, зато было солнце, нещадно поджаривающее меня на невидимой сковороде. Я ощущал характериный запах перегревшейся синтетики, исходящий от моей шерсти.

Вокруг меня кружили назойливые мухи, иногда садясь на меня и залезая в самые неподходящие места. В такие моменты я ругался, на чем свет стоит: и на Ричарда, за то, что уронил меня в лужу, и на Джессику, за то, что повесила меня сушиться тут, а не оставила в ванной, и на солнце, за то, что не смогло просушить меня до того, как Джесс ушла на работу, и на «небожителей» за то, что отобрали у меня возможность двигаться хотя бы в экстренных ситуациях – а сейчас была именно такая, и конечно на мух, за их надоедливость и вездесущесть.

И вот, когда все бранные слова во мне уже кончились, а также кончились все их склонения, спряжения, все приставки к ним, все суффиксы и все комбинации, я увидел Джесс. На этот раз она не стала меня ощупывать, решив, что на таком солнцепеке я просто не мог не просохнуть, а просто сняла с веревки и понесла в дом.

Ощущения от моих ушей у меня были двоякие: с одной стороны я их совершенно не чувствовал, из-за чего меня одолевали мысли, что они благополучно отвалились и остались под прищепками, с другой – мне казалось, что они вытянулись как минимум вдвое, и поэтому на голове у меня сейчас было нечто едва осязаемое, что мне, несмотря на все это, очень даже мешало.

Когда меня занесли в детскую комнату, первым моим вопросом был:

– Где Лиетта?

– Да тут я, – вяло отозвалась зайка.

– Фух, – я шумно выдохнул, надеясь, что она не предаст этому какой-нибудь неправильный смысл.

– Ты где был? – поинтересовался из-под кровати Джон.

– Принимал сначала водные, а затем солнечные ванны.

– Не хочешь, можешь не рассказывать. Сочинять-то зачем?

– Так я и не сочиняю.

Я вкратце рассказал «коллегам» о своих приключениях, нарочно опустив подробности рассказа мистера Динкерманна. О том, как из меня отжимали воду, я тоже промолчал. «Коллеги» давились смехом, особенно, в том месте, где было про мух. Когда я сказал, что за всю ночь на меня так и не упал ни один лунный луч, у Джона вырвалось:

– Ну, ты лоша-а-а-ра!

– Ага, спасибо, друг! – притворно-сердито пробурчал я. – А вы тут чем занимались, «не лошары»?

– Да как обычно, наслаждались свободой. Да, Лия? – солдат как-то подозрительно выделил ее имя.

– А что Лия? – взбрыкнула она. – Да! Прогулялись по комнате, потому что Этот запретил мне отходить далеко на случай, если Ричард проснется.

– Завидую я вам, ребята. Я бы сейчас душу продал за возможность потянуться. Хотя нет, с душой я переборщил. Помнится, не очень давно я хотел продать душу за ванну и ничего хорошего из этого не вышло. Кстати, мои… – я взглянул на себя в зеркало. Там отражалась всего часть медвежьей морды, но одно ухо было видно. – Твою ж…!!!

От того, что уши мои были сшиты из тонкого плюша, а вес мокрого тела был не маленьким, прищепки сделали свое черное дело: некогда округлые ушки стали треугольными, типа кошачьих. Вы себе представляете медведя с ушами кошки? Я до этой минуты тоже не представлял.

– Не парься, – проследила мой взгляд Лия. – Немного экзотики твоей внешности не повредит, медвошка, – она звонко засмеялась, а я взглянул на себя снова. Нет, ну если ее это так забавит, то пусть будет так. Лишь бы почаще слышать ее заливистый смех. А форму ушей как-нибудь перетерплю. Я же, в конце концов, не девчонка, чтобы переживать из-за такой мелочи.

– Медвошка? – донеслось насмешливое из-под кровати.

– Ну, уже не медведь, но еще не кошка, – сквозь смех пояснила зайка.

– Все ради вас, – едва сдерживая улыбку, сказал я.

– …Сейчас я тебе зайку покажу. Он говорящий, – в комнату вихрем ворвался Ричард, схватил зайца и вылетел прочь.

– Блин! – взвизгнула Лия, моментально перестав смеяться. Это все, что она успела сказать.

– Том? – рядовой подкроватных войск подал голос спустя пару минут.

– А?

– Я тебе еще кое-что не рассказал про прошлую ночь. Но лишь потому, что эта зараза обещала мне повырывать ноги при первой же возможности. Я не то, чтобы сомневаюсь в своих силах, но она как бы все равно больше.

– И-и-и?

– Она пыталась убежать…

– Вот же! Ну, скажи, чего ей спокойно не сидится?

– Да ты дослушай! Она пыталась убежать на твои поиски.

– Э-э-э…

– Когда Ричард пришел с прогулки без тебя, она сначала даже обрадовалась, мол, поживу спокойно, никто донимать не будет. Ближе к ночи я заметил, что она нервничает. Все время поглядывает на часы, на луну и на дверь. Как только свет ворвался в комнату, она тут же подскочила и начала метаться. «Джон, надо что-то делать!». «Джон, включи мужика!». «Я должна его найти!». «А если с ним что-то случилось?». «А если…», «А вдруг…», «Ну, Джон…» – достала! Мне стоило немалых усилий успокоить ее и заверить, что надо дождаться утра. Она до самого рассвета наматывала круги по комнате, то и дело поглядывая на дверь – пришлось даже встать около нее на всякий случай. Но когда наступило утро, а тебя так и не принесли, вот тут у нее началась настоящая истерика. Эта ненормальная обвиняла меня в том, что не пошел тебя спасать. А куда идти? Ты на меня глянь! Я даже с лестницы не спущусь, не рассыпавшись на запчасти. Ее отпустить – это все равно, что обречь ее на «обнуление». А мне потом с этим жить. Честно? Я пожалел себя. Такой груз моя совесть не выдержит. Правда, ближе к полудню Лиетта выдохлась и уснула. А проснулась за полчаса до того, как объявился ты. Уже спокойная. Вот тогда она мне и пообещала, цитирую «повыдергать все ноги с сопутствующими пытками», если я расскажу все тебе. Похоже, Том, она к тебе неровно дышит.

– Мда-а-а… – только и смог выдавить из себя я. Вот это новость! Кто бы мог подумать, что эта зазнайка может волноваться о человеке, а не только о не надетом в прошлой жизни купальнике за две штуки баксов. – Спасибо, Джон. Обещаю уберечь твои ноги от выдергивания.

– Очень на это надеюсь, – серьезно ответил он.

Купальник за две штуки баксов… Интересно, какая она была? Наверно, красивая, раз могла себе позволить надеть такой дорогой купальник. Мне бы этих денег хватило на три месяца безбедного существования или на полгода жизни с утягиванием пояса. Она же платила за, по сути, три лоскутка ткани. Там что, золотая нить? Откуда такая цена?! Почему нельзя купить обычный купальник за двадцать долларов? Наверно, ответ кроется в ее имени: Лиетта Уильямс. Золотая девочка. Мне она почему-то представлялась эдакой точеной нимфой с длинными светлыми волосами, пухлыми, возможно, накачанными губами, пышной грудью, осиной талией, округлыми бедрами, ногами «от ушей» и надменным взглядом. По-любому она ходила на высоких каблуках и в мини-платьях, чтобы демонстрировать всем свою красоту. И еще обязательно поправляла и без того идеальные волосы своими наманикюренными пальчиками. Была бы она некрасива, она не была бы такой стервой. Хотя, возможно, ее самооценка объясняется ее окружением, где все ей твердили, что она звезда. В любом случае мне этого не узнать, поэтому оставим мои представления о ней такими, какие они есть. Все равно в следующей жизни она будет совсем другим человеком. И, надеюсь, не только внешне.

* * *

Зайку принесли обратно часов в десять, слегка потрепанную и очень злую. Ричард небрежно кинул ее на пол, убрал меня с кровати, усадив рядом с ней, и забрался под легкое одеяло. Следом вошла мама.

– Мамочка, почему все девочки такие глупые?

– Ну почему же «глупые»? – усмехнулась Джессика, гладя сына по волосам.

– Я говорю Энн: «Давай играть в гонки или в войнушку», – а она сидит, завязывает эти дурацкие бантики зайцу. И даже не смотрит на меня!

Только сейчас я заметил, что оба заячьих уха туго переплетены в жгут, увенчанный бантиком, и хихикнул.

– Только попробуй засмеяться! – прошипела Лия.

– Даже в мыслях не было, – отозвался я, еле сдерживая смех, рвущийся наружу.

Тем временем мама продолжила:

– Ну, Энн намного старше тебя, ей уже двенадцать лет. Она, как бы тебе объяснить, – Джесс задумалась, – уже наигралась в такие игры. Сейчас ей больше нравится украшать кукол, делать им прически, шить одежду. Ваши интересы – они разные. И если ты хочешь поиграть с машинками, а девочка – с куклами, то это вовсе не значит, что она глупая. Это значит лишь то, что тебе надо поискать другого человека, который захочет с тобой поиграть.

– Все равно с ней скучно, – надул губы Ричард. Даже с мишкой веселее. Он высох?

– Да вот же он, – Джесс повернулась, потянула меня за лапу и уложила рядом с мальчишкой, который обнял меня, зарывшись носом в мою шерсть.

Фу, опять эти нежности!

– А почему он пахнет моим мылом?

– Потому что я купала его, как тебя.

– Ага, скажи еще, что ты сына так же выжимаешь, – буркнул я.

Джон, доселе молчавший, сдавленно хихикнул.

– А потом вытирала моим полотенцем?

– Нет, малыш. Для мишки я достала другое полотенце, его.

– Врет и не краснеет! Сушили меня. Су-ши-ли! Как тряпку. Чуть ушей не лишился с вашими варварскими методами.

– А-а-а, – протянул малыш и снова вдохнул аромат моей шерсти.

– Спи, дорогой. Завтра рано вставать. Мишку убрать?

– Нет, он сегодня со мной поспит.

– Что? А ты у меня спросил?

– Ну, хорошо. Спокойной ночи! – Джесс поднялась, выключила свет и прикрыла за собой дверь, оставив маленькую щелочку для узкой полоски света.

– Зашибись! Еще со всякими сопляками я не спал! И хватит меня душить! Убери руку с моего горла. Убери, я сказал, – все мои попытки хоть как-то изменить ситуацию в свою пользу были с треском провалены.

– Зато ты спишь сегодня в мягкой постели, – донесся из-под кровати голос Джона.

– Если бы я спал тут один, я бы понял твою зависть.

– Аха, сафый нефяфный нафофся, – мне пришлось очень постараться скосить глаза, чтобы увидеть зайку. Она лежала, уткнувшись мордочкой в пол.

– Ладно-ладно, убедили, – я обреченно посмотрел перед собой во мрак комнаты, и решил для себя, что если пытка неизбежна, придется расслабиться и получать удовольствие. – Спокойной всем ночи!

– Из нас троих спокойной она будет только у меня и Лии, – приободрил меня солдат. – Наслаждайся!

– Знаешь, кто ты после этого?!

Вот же ж! Вторую ночь подряд приключения сами находились на мою ж… И вторую ночь подряд исключительно по вине мальчишки. Не зря я не любил детей, ой, не зря. От них одни проблемы.

Уже минут через десять я понял, о чем говорил Джон. Ричард убрал ручку с моего горла, и только я успел сделать вдох, как он плюхнулся на меня всем телом, укладываясь поперек. Воздух пришлось выплюнуть обратно, как бы мне не хотелось оставить его себе. Голова моего мучителя снова пережала мне горло, грудная клетка под весом ребенка поцеловалась с позвоночником, а его подогнутая коленка весьма некстати уперлась мне в низ живота, хорошо, что не на пять сантиметров ниже.

И-и-и? Мне что, так спать? Серьезно? Я стиснул зубы и попытался найти в этом хоть какие-то плюсы, кроме мягкой подушки под головой. Ничего не находилось.

– Спокойной ночи, мишка, – еле слышно протянул Ричард и сжал меня еще крепче в объятиях. Его дыхание сделалось ровным и глубоким, а тело расслабилось, став еще тяжелее. Он уснул. А я – нет!

…Терпеть эту наиужаснейшую позу мне пришлось, по моим ощущениям, целую вечность. Когда все мое тело и болящие от неестественного положения кости и органы стали посылать меня по всем направлениям, малыш, наконец, сполз на кровать, повернулся ко мне спиной и одним неразличимым движением скинул меня вниз.

Глухо приземлившись и больно ударившись лопатками, я, тем не менее, ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Точнее, медведем. Еще точнее, медвошкой. Я невольно улыбнулся.

– О, привет! – голос справа заставил вздрогнуть от неожиданности.

– И пока, – буркнул я.

– Брось! Ты же спал полдня!

– От-ва-ли. Я хочу поспать спокойно. Чего и тебе желаю.

– Ладно. До завтра.

– Аха… – это все, на что хватило у меня сил.

…«Мамочка, почему все девочки такие глупые?»… Ох, Ричард, тебе еще не раз в жизни придется убедиться в правоте своих слов. Вот только «почему» – этого тебе не скажет никто. Они такими рождаются. На счастье или на беду нам, мужчинам. И тут уж как кому повезет…

* * *

– Буэ!

Так «нежно» меня еще не будили. Среди ночи малыш захотел в туалет. Вот только когда он вставал с кровати, его ноги коснулись не пола, а моего живота. Резко спрыгнув, он сделал вид, что так и надо, и прошлепал в ванную-комнату. Я лежал, пытаясь восстановить дыхание и удержать свои глаза, лезущие из орбит. Но едва стоило мне справиться с шоком от фееричного пробуждения, Ричард вернулся в свою комнату.

– Хххы! – встав на меня обеими ножками (я ему теперь что, коврик?), он еще немного потоптался по всему моему телу от коленок до носа, поправляя свою подушку, затем залез в кровать и очень быстро уснул, чего нельзя было сказать обо мне. Мои десять раз прохрустевшие ребра, свернутый набок нос и вывернутые в обратную сторону колени еще долго высказывали мне свое недовольство по поводу того, что их потревожили в такой жесткой форме. Второго такого раза я не выдержу!