Окаянное призвание

Глава 4

Говорят, что запоминается что-либо первое и последнее. Все потому, что именно тогда человек испытывает две наиболее сильные эмоции: стыд и разочарование. В любом деле в первый раз, из-за отсутствия опыта и переизбытка энергии, обязательно выходит ком вместо блина, и об этом всегда смущенно умалчивают, а в последний – излишняя самоуверенность и леность также приводят к ляпсусу, и этим тоже не принято гордиться. Я же ни от кого никогда не скрывал своего первого журналистского опыта с его печальными последствиями и не утаиваю о последнем…

Так вышло, что последнее задание Абрама Саркисовича оказалось в буквальном смысле последним в моей журналистской карьере в качестве штатника «Горноморсквуда»… и если честно, то, слава богу! Я слишком «повысил градус», и долго выдерживать накал страстей не мог уже никто.

Первым сломался Шеф…

– Ну че, сыщик, чем сейчас занят, ищешь золото Трои? – заплетающимся языком с трудом выговорил Шеф, видимо, думая, что удачно шутит.

Я только что вернулся в редакцию от Русинова. Был душный июльский вечер. Из раскрытого настежь окна в комнату с улицы волнами накатывал раскаленный за день воздух. Бесполезно – вся редакция насквозь провоняла «Лайфсонсом».

– Шеф, – я сочувствующе похлопал главного редактора по плечу, – выглядишь херово. Пойди домой… приляг отдохни… угорел ты совсем.

Шеф злобно зыркнул на меня исподлобья и пошел к себе за перегородку. На его пунцовых скулах бугрились желваки, а на мощной шее вздулись толстенные артерии. Обливаясь потом, я сел за рабочий стол и набрал телефонный номер, нацарапанный золотым карандашиком на небольшом квадратном листочке с логотипом «РАС-Информ».

– Алло, – произнес я после соединения, – мне нужен помощник прокурора Горнюк А-Эс.

Над перегородкой моментально возник лысый пунцовый кумпол с двумя круглыми глазами.

Я строго глянул на него, а в трубку сказал:

– А-а, очень рад вас слышать. Это из редакции «Горноморсквуд»… Гор-но-морск ву-д, – повторил я по слогам. – Меня зовут Семён Давидович… Да-да, тот самый. Скажите, уважаемый Александр Степанович, когда вы перестанете покрывать беззакония в сфере торговли?

За перегородкой что-то грохнуло.

Я невозмутимо продолжил вести телефонный разговор:

– Что-то не заметно, чтобы ваши органы эффективно справлялись с махинациями в универсаме.

– О го-о-осподи-и-и… – раздался протяжный стон из-за перегородки.

– Я прошу вас не использовать таких слов… Вы знаете Кормильского Бэ-Эн, старшего инспектора потребнадзора?.. Не-е-ет? А вот он вас знает.

– Ой, сердце… – сдавленным голоском пискнул главный редактор за перегородкой.

– Ага, значит, вспомнили?! Очень хорошо. Мне понадобится от вас кое-какая информация. Скажите, кто в налоговой инспекции…

– Элла-а-а… – слабеющим голосом Шеф звал на помощь свою племянницу-секретаршу. – Прошу, скорее-е-й…

Наконец мои нервы не выдержали – я прикрыл ладонью трубку и возмущенно сделал выговор пространству перед собой:

– Ну сколько можно перебивать, я же работаю?!

Из-за перегородки послышался хрип, а после – булькающие звуки. Я заглянул за пластиковое ограждение: Шеф медленно сползал по креслу и, как рыба, беззвучно хватал ртом воздух. На полу лежала пузатая зеленая бутылка, вокруг которой растеклась янтарная лужа.

– Эллочка! – встревожено позвал я секретаршу, все еще прикрывая рукой микрофон, – тут, похоже, Шефу плохо… наверное, подавился «Лайфсонсом», – а потом быстро заговорил в трубку: – Извините, здесь совершенно невозможно работать. Жду вас через час в «Парусе».

…Не скажу, что помощник прокурора был убедителен и достиг своей цели. Даже меньшего намека «не совать нос во все дыры» мне оказалось бы достаточно, чтобы удвоить силы в начатом журналистском расследовании. По «делу универсама» я встречался со многим фигурантами. Это были и подсобные рабочие, и работницы торгового зала, и поставщики – директора баз, крупных и мелких хозяйств, комбинатов, и даже служащие надзорных органов.

Но с кем бы я ни беседовал, мне никак не удавалось свести их всех в одну общую схему: что конкретно происходит в преступной полутьме складов и подсобок универсама, как работает механизм надувательства, кто всем этим заправляет, и кто покрывает? Так, отдельные эпизоды и мелкие стрелочники – вот и все, что попадалось в поле зрения.

Например, мне довелось стать свидетелем одной явно мошеннической манипуляции и побеседовать с ее непосредственным исполнителем – грузчиком Димоном. Пока тот методично убирал с витрины бутылки пива и уносил их на склад, а через какое-то время возвращал на место, я взял обе разновидности и внимательно сравнил этикетки: состав преступления, что называется, был налицо.

На следующем круге я тормознул грузчика.

– Как зовут? – грубо спросил я и махнул красной корочкой журналистского удостоверения перед его гляделками.

– Димон, – ответил тот и угрожающе дернул носом соплю обратно к ее истокам.

– Зачем ты, Димон, исправил даты на просроченном пиве? – в тон ему начал я дознание.

– Это не я, – напрягся грузчик.

– А кто?

– Никто.

Понятно, ни один работник универсама не раскроет журналисту секретов, в которые он посвящен по роду деятельности… как и все остальные, впрочем. Но любое молчание может навести на след, дать понять, где и что следует искать, а именно, там, где обрываются откровения. К концу недели у меня уже начали появляться кое-какие соображения, однако, чтобы догадка стала рабочей гипотезой, мне потребовалось еще несколько дней.

Я продолжал методично добывать все новые и новые подробности и доказательства различных махинаций. Теперь у меня были ответы на вопросы: «что?» и «как?», но я по-прежнему не знал, кто за это в ответе. Все фигуранты старательно кого-то покрывали, и мне оставалась лишь самая малость – установить эту таинственную личность.

По-настоящему ценным источником информации стал заслуженный работник торговли, шашлычник универсамовской пивной Давид Поросяни. Мы встречались дважды. После нескольких рюмочек беленькой дядя Додик охотно рассказывал о своей работе, о коллегах, о жизни, короче, обо всем на свете, но настораживался и резко замолкал всякий раз, когда я интересовался директором универсама, даже когда вопросы были самыми безобидными. Скажу наперед, что именно благодаря противоречивой скрытности общительного мясника мне и удалось в конце концов установить личность зачинщика – Розы Аркадьевны.

А пока что, уже отчаявшись поймать невидимку, я повторно перечитывал стенограмму последней беседы с Поросяни, как вдруг понял смысл его таинственного молчания, да и всех остальных своих респондентов.

«Ну будь здоров! – Дзынь, – мы чокаемся рюмками. – Уах-х-х… – выдыхает он. – Так вот, нарезаю на порционный кюсочек чистую вырезку, мариную в лючших приправах, жярю на буковых углях, тарельку на весы и…»

«…И не довешиваете пятьдесят граммов!» – нетерпеливо подсказываю я, чтобы поскорее настроить собеседника на откровенный лад.

«Э-э-э… Я этого не говориль», – возмущается дядя Додик.

«Но хотели», – возражаю я.

«Нет, не хотель… прёсто слючайно чуть не проговорилься… А сейчас, посмотри, что твориться… Как это надо било придумать такое – уменьшить упаковку, а продавать за ту же цену?! Ведь ми же давно привыкли: молоко – литр, крюпа – киляграмм…»

«…Водка – поллитра! – радостно добавляю я и наливаю по новой. – Не отвлекайтесь, пожалуйста, дядя Додик, что было потом, когда вы подсчитали выручку от продажи шашлыка?»

«Да-а-а… – вздыхает он. – Ну давай! – Дзынь, – вновь раздается звон рюмок. – Уах-х-х… – выдыхает хмельной Поросяни, и дальше его начинает нести: – Хороша мерзавка… Хорошенькая такая… Гюбки пухленькие… Фигурка – персик… А запах от нее – мё-ё-ёд! Я ей однажды говорю, Роз…»

«Роза!!!» – вырывается у меня.

«Какая Роза?! – испуганно спохватывается он и сразу исправляется: – Розрази меня гром, говорю ей, если я хоть раз обвесиль моих дорогих клиентов».

«Кто – она? Кому говорите?!» – не выдерживаю я.

«Никому говорю», – следует в ответ.

Мой расчет оказался верен: мало кому придет в голову искать что-то там, где ничего нет. Но именно в недоговорках и недосказанностях собеседников я начал обнаруживать подтверждение своей догадки. Теперь всякий раз, когда в лакуны я мысленно подставлял Розу Аркадьевну, картина событий представлялась полной, законченной и логичной – цепь замыкалась.

Результат четырехнедельного расследования был следующим: в крупнейшем в городе универсальном магазине ловко мухлевали с распродажами – за акционные товары с покупателей сдирали по прежней цене, распродавали же некачественные или вовсе просроченные продукты, – а кассиры, играя на доверчивости и невнимательности покупателей, наживались на них, бессовестно обсчитывая. Заправляла всем этим безобразием директор универсама Удальцова Роза Аркадьевна, а покрывали ее злодеяния заместитель начальника торговой палаты и инспектор потребнадзора – так сказать, сообразили на троих. В деле еще фигурировал чиновник из налоговый, но никаких доказательств его участия в этой преступной схеме у меня не было.

За время расследования материала скапливалось слишком много для одной публикации. И чтобы ценная информация не пропадала даром, я последовательно запускал в печать статьи: «Спекуляции с капустой», «В продаже гнилые креветки» и «Так называемый инспектор потребнадзора ничего не замечает», так что народ был немного подготовлен к разоблачительному финалу.

Но все же мне не хватало яркой концовки – хотелось лично разрушить этот «храм Бегемота» и уличить Розу – этот шаг был просто неизбежен, поскольку с ней у меня имелись давние личные счеты.

Глава 5

К «Великому походу на бастион обмана» я готовился достаточно долго. Спешить было ни к чему, да и обстановка не особенно соответствовала: радостное солнце, не желая ни на день покидать свой обожаемый Горноморск, весело играло бликами от воды на блестящих поверхностях шара в центре универсамовского фонтана. Ну как можно было при такой чудесной погоде настроиться на воинственный лад?! Приходилось терпеливо выжидать пасмурного неба и соответствующего настроения, распивая пиво на лавочке возле фонтана и греясь в лучах теплого солнца, естественно, размышляя над будущей статьей.

«В лучших традициях капиталистического общества, – думалось мне, – работники торговли "ошибаются" исключительно в свою пользу. Допустим, на желтом акционном ценнике ясно указано: лещик вяленый – семьдесят рублей девяносто девять копеек за упаковку, а ниже зачеркнута старая цена – сто пятьдесят рублей девяносто девять копеек. Но на кассе тебе непременно посчитают этого несчастного лещика по прежней цене, и это в лучшем случае, а то и вовсе пробьют как кальмара сушеного по триста пятьдесят рублей девяносто девять копеек. Никогда не происходит наоборот, никогда! И все – это закон торговли».

Но вот день настал – в воскресенье с самого утра небо хмурилось, и я хмурился вместе с ним. Подождав до вечера и напитавшись соответствующим настроением и пивом, я вышел из пивзавода и, покачиваясь, направился в сторону микрорайона Солнечный…

Гостеприимный универсам, как всегда, встретил привычными шумом, гамом и суетой. По залу озабоченно сновали голодные двуногие существа, выбирая себе на ужин продукты в соответствии с уровнем дохода, мировоззрением или просто вкусовыми предпочтениями. А над ними, под пятиметровым потолком, между частыми рядами светильников, хитросплетениями металлоконструкций, вентиляционных шахт и проводов, порхали серенькие воробьишки, высматривая, как бы где-нибудь стырить маленькую хлебную крошку. Я немного постоял у входа, созерцая суетливое мельтешение: мимо меня, как при убыстренной перемотке, туда-сюда сновали посетители магазина, оставляя за собой разноцветные шлейфы. Все было как всегда, только сегодня я чувствовал себя как-то особенно. Я смотрел на каждую привычную мелочь как будто новыми глазами.

Привыкнув к яркому свету после сумрачной улицы, я отправился в путешествие по универсаму, которое вполне могло оказаться последним. Справа от входа стояла длинная вереница тележек на колесиках. Но сегодня я не стал пользоваться этим транспортным средством – оно было слишком громоздким и лишало мобильности. Для моих покупок вполне хватало небольшой проволочной корзинки. Сложенные одна в другую, они штабелями стояли здесь же в углу.

С корзинкой в руке я миновал длинный проход, свернул налево и дальше пошел петлять по лабиринту торгового зала. По сторонам потянулись ряды стеллажей. Над каждым была прикреплена соответствующая вывеска: «Соки», «Консервы», «Крупы», «Молоко», «Сыры»… Но вот приятно запахло копченостями. Я остановился у застекленной витрины и изучил ассортиментный перечень: колбасы, сардельки, сосиски, карбонат… «Богато!» – Я сглотнул слюну и пошел дальше. Деликатесные ароматы еще долго щекотали ноздри, вплоть до самого хлебного отдела.

Что ни говори, а выпечка пахнет как-то по-особенному: душевно, что ли. Восемь высоких стеллажей на колесиках, с множеством секций под деревянные поддоны, стояли в ряд за ширмой с большими прямоугольными прорезями. Все стеллажи были заполнены свежеиспеченным хлебом, батонами, булочками, крендельками и пирожными. Я подобрал с пола сухую корочку, размельчил ее в руке пока дошел до конца отдела и бросил крошки между стеной и кадкой с пальмой. Когда я отошел и оглянулся, стайка воробьев, радостно чирикая, сметала с пола следы моего преступления.

Озираться по сторонам в универсаме у меня уже вошло в привычку. С особой опаской я поглядывал на темный проход в стене, расположенный между мясными охлаждаемыми витринами. Над проходом, занавешенным полупрозрачными целлофановыми полосками краснела зловещая надпись:

«СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ».

Так и чудилось, что оттуда плотоядно сверкают две серые искорки глаз… Там, во мраке, караулила свою добычу Роза Аркадьевна, директор универсама… и главное было – не приближаться к проему… иначе – затащит.

Обогнув алкогольный отдел, я подобрался к рыбному холодильнику – последнему в длинной веренице мясных прилавков. Присматривался я исключительно к желтым ценникам. Сегодня с распродажей повезло – я вытянул из самой глубины свою любимую копченую кильку в картонной коробочке, стилизованной под деревянный ящик. Пиво у меня уже было запасено дома, так что вечером предстоял настоящий пивной праздник. На радостях я чуть было не забыл о мамином поручении, но вовремя вспомнил и на обратном пути резко взял влево – в молочный отдел. После него я направился прямиком к кассам.

Мне думается, очереди только для того и существуют, чтобы в них или скучать, или нервничать. Но проектировщики универсама подошли с предельным вниманием к этой проблеме. Очередей здесь почти никогда не скапливалось – касс было тринадцать, они располагались в ряд, как огневые доты на линии обороны, и все они постоянно работали. Тем не менее инженеры позаботились о покупателях, чтобы те не унывали, ожидая своей очереди расстаться с денежками в обмен на продукты. За кассами и проходом, ведущим налево – к выходу, а направо – в кафетерий, через сплошные витринные стекла открывался фантастический вид на подсвеченный фонтан, транспортную развязку, с проносящимися по ней огоньками автомобильных фар, темный силуэт гостиницы «Южная» и дальше – на бескрайнее море с блестящей серебряной дорожкой от луны.

Но сегодня впечатляющие виды вечернего Горноморска меня совсем не волновали – я был предельно сосредоточен и собран, тщательно выбирая кассу, где было бы поменьше людей. Естественно, такой оказалась тринадцатая… хорошо, что я не суеверный. Молодая кассирша с немного сонными глазами еще издали заприметила беспардонного покупателя, явно решившего нарушить ее покой, и – радостно улыбнулась.

Я выгрузил на транспортную ленту покупки и оценивающе посмотрел на будущую «жертву». За кассой сидела настоящая красотка: миниатюрную фигурку облегал ярко-красный не то халатик, не то блузон, белокурые локоны были высоко уложены, а поверх, как короной, венчались форменной красной наколкой с белыми кружевными краями и большой белой буквой «У», вышитой посередине – очевидно, сочетание красного с белым было в универсаме фирменным стилем. Девушка игриво поглядывала изумрудными глазами из-под длинных черных ресниц, а ее улыбкой можно было заглядеться – белоснежные зубы резко контрастировали с ярко-алой помадой на губах.

Атмосфера доброжелательности подействовала расслабляюще, и я немного стушевался, любуясь грацией молодой прелестницы.

– Добрый вечер, – поздоровалась она и, взяв изящной ручкой с красными ноготками упаковку вонючей кильки, поднесла ее к сканеру: «Пик», – послышался звук, после чего она совершила ту же операцию с молоком: – «Пик. Тр-р-р-р-р-р», – напечатался чек. – С вас девяносто шесть рублей, – сообщила кассирша.

Я молча протянул стольник, понимая, что пятьдесят копеек она уже каким-то чудесным образом округлила в свою пользу – пока что все шло по плану.

– Ваша сдача. Спасибо за покупку. – Монетки со звоном опустились в железную чашечку.

Напоследок зеленоглазая блондинка улыбнулась так, будто я отоварился на пять тысяч. От ее пристального взгляда мне стало совсем неловко. Но все же я не отступился от задуманного плана – я заглянул в чашечку… попередвигал пальцем содержимое… и тут грянул гром небесный:

– Извините, но вы неправильно посчитали: я взял это по акции, – промямлил я и протянул ей обратно кассовый чек и коробочку с килькой.

Остатки решимости окончательно улетучились, стоило только увидеть «абсолютно искреннее» сожаление в красивых зеленых глазах.

– Ой, действительно ошиблась… извините, пожалуйста. – Даже одним глазком не взглянув в чек, она полезла в кассу, достала две монетки по десять рублей, опустила их в чашечку для сдачи и невинно захлопала пушистыми ресницами из настоящей синтетики.

«Да-а, тут работают профи. Подготовка что надо, это сразу видно. Так просто их не взять…» – озадачился я.

По сути, противник просто сдался, а это никак не входило в мои планы. Мне нужен был громкий разоблачительный скандал, желательно с рукоприкладством и сквернословием.

Пока я осознавал сложившуюся ситуацию и обдумывал следующий шаг, зеленоглазка пустила в ход свой скверный язычок, и это полностью изменило дело – ангельским голоском она проворковала:

– Не желаете ли еще что-нибудь по акции? Есть туалетная бумага – как раз к вашему набору. – Ее голосом, конечно, при других обстоятельствах, можно было заслушаться: как будто тончайший хрустальный колокольчик издавал чистый, гармоничный звон на легком ветру.

– Нет, спасибо, я уже взял по акции, и – вот резуль… – машинально ответил я, не поняв издевки, но тут же осекся, заметив ядовитую ухмылку гарпии на симпатичном лице молодой хамки.

Она просто лучилась радостью от возможности ввернуть мне шпильку в отместку за сдачу.

«Ах вот как?! – мысленно приободрился я. – Учиться тебе еще и учиться. Сейчас я тебя проучу-у…»

Сипуха все расставила на свои места. Очарование в один миг спало, и я уверенным, строгим голосом потребовал:

– Позовите старшего продавца – я буду жаловаться… – и зачем-то добавил, – я журналист!

– А зачем вам продавец? – ответила она, ни капельки не растерявшись и не огорчившись. – Жалуйтесь сразу директору, будь вы хоть сантехником.

Я весь сжался, а скальп собрался на макушке и натянул веки, из-за чего округлились глаза. Если честно, я совсем не ожидал такого резкого поворота, и поэтому начал изворачиваться, понимая, к чему все движется и чем это может закончиться:

– Ну зачем же из-за вашей нерадивости отвлекать директора от работы?!

– Ничего-ничего, принимать жалобы от покупателей тоже входит в обязанности директора, – сообщила кассирша с таким видом, будто здесь только и ждали склочников и были счастливы выслушивать все их недовольства.

– Ладно, бывает… забудем, – примирительно сказал я и попытался изобразить улыбку.

Видимо, вышло неубедительно.

– Нет-нет, – твердо возразила совестливая двуличница. – Раз уж кто-то оплошал, то должен получить заслуженное воздаяние… – театрально вздохнув, она низко опустила голову, скрывая кривую ухмылку.

– В другой раз, – съязвил я и стал поспешно складывать в корзинку кильку и молоко.

– Не беспокойтесь, я уже нажала на кнопочку – директор идет.

В один миг ноги обмякли, по спине пробежал холодок, а онемевшие руки бессильно повисли, как плети – я полностью потерял контроль над собой и над ситуацией. Теперь оставалось только наблюдать за развитием событий.

«Боже, что сейчас будет?!» – вихрем пронеслось в голове.