Окаянное призвание

Евгений Кузнецов

Окаянное призвание

Глава 1

Лето в этом году выдалось необычайно жарким, и осень обещала быть такой же. Я почти каждый день проводил на даче, запасаясь сырьем для виноделия и витаминами на зиму – сбор одуванчиков сменился урожаем смородины, наливались яблоки, краснел кизил, поспевал терн, ожидались лещина, чинарики и много чего еще. Так беззаботно я жил своей размеренной жизнью, не строил далекоидущих планов и совсем не ощущал, как мое будущее кроят неустанные Мойры. А если без поэтики, то мою дальнейшую судьбу круто изменил один единственный человек и череда самых нелепых обстоятельств, но виноват во всем был я сам – впрочем, это как всегда.

Был душный июньский вечер. Ночь медленно опускалась на Горноморск синими сумерками. Чистый небосвод уже наполнился мерцанием звезд. Над вершиной Мыс-тау ярко светил серп луны. Неподвижный воздух звенел от стрекота цикад, кажущегося в лесной тиши просто оглушительным. Я неспешно спускался по извилистой каменистой тропинке с южного склона Холодных скал, возвращаясь домой с целым пакетом спелой черешни. Однако мою радостную улыбку от удачного набега на ягодные заросли постепенно сменяла унылая мина по мере того, как я приближался к Промзоне и все отчетливее различал огни витрин пивной пивзавода, призывно мигающие сквозь терновые заросли – просто последняя заначка закончились еще в прошлую субботу, и я уже неделю был сухой как лист и грустный как черт. А работы как не было, так и не предвиделось…

В это же самое время на другом конце города таинственный миллионер Абрам Саркисович Русинов, владелец информационного агентства «РАС-Информ», чья газета «Горноморсквуд» была единственным в городе независимым и в меру дозволенного оппозиционным источником информации, расхаживал по трехэтажной вилле с кипой бухгалтерских отчетов в одной руке и с хрустальным бокалом в другой. Заграничные часы, болтающиеся на тонком волосатом запястье, показывали половину десятого вечера, и Абрам Саркисович планировал сегодня во что бы то ни стало разобраться с непонятной аномалией в своей бухгалтерии.

Как всегда самолично просматривая документы касающиеся бизнеса, Русинов наметанным глазом отметил в прошлогоднем финансовом отчете одну маленькую странность, которую упустили все остальные его работники, а может быть, просто не придали этому значения, сочтя за случайность, а именно не такой существенный, но все же заметный скачок прибыли в четырехнедельный период и такое же резкое ее падение. Абрам Саркисович был убежден: в бизнесе, как и во всем остальном, случайностей не бывает.

Он подошел к модерновому столу, с бежевой мраморной плитой в качестве столешницы и буковыми резными ящичками, покопался в бронзовом письменном приборе, выбирая тоненький золотой карандашик, и на полях верхнего листа начал чертить небольшой, аккуратный график. На оси икс Русинов разбил шкалу прибыли с интервалом в десять тысяч рублей, а на оси игрек отложил двенадцать месяцев, разбив июнь на четыре дополнительных отрезка. После этого, внимательно сверяясь с цифрами в отчете, он принялся выстраивать кривую. Более-менее прямая линия в начале июня месяца резко взлетала вверх на три деления. Каждый последующий шаг был выше другого ровно на одно деление – всего три шага, – кроме последнего, четвертого, демонстрирующего спад на три деления от предшествующего значения, после которого кривая вновь возвращалась к первоначальному уровню.

Эта кривая напомнила Русинову горноморскую достопримечательность – гору Мыс-тау, на одном из отрогов которой он построил фешенебельную виллу, где сейчас и находился в рабочем кабинете. Нужно заметить, что Абрам Саркисович Русинов был просто без ума от дикой природы, и поэтому самолично спроектировал для себя жилище с учетом своих пристрастий. В радиусе трех сотен метров его особняк был обнесен высоким, глухим забором из зеленого металлопрофиля. За забором не было ничего, кроме дикорастущих деревьев, практически, зарослей леса с множеством протоптанных тропинок, по которым он любил неспешно прогуливаться в часы раздумий, да ручейка, змейкой пересекающего его участок и звонко журчащего в нерукотворных водопадиках, да небольшого озерца с уютной деревянной скамейкой на берегу – вот, собственно, и все, что касается флоры.

Сам дом, точнее, миниатюрный трехэтажный замок с площадкой для автомобиля и подъездной аллеей, посыпанными серой речной галькой, возвышался на небольшой скале в самом центре густой чащобы. Он был построен в готическом стиле, однако, с неожиданными решениями: со стороны спальни громадные панорамные окна и балкон-терраса выходили на острый пик Мыс-тау, сразу за которым направо тянулись заснеженные зубчики Большого Скалистого хребта, а со стороны кабинета открывался не менее захватывающий вид на изумрудный пологий склон, утопающий в бескрайней синеве моря.

Досаду вызывала лишь одна мелочь: прекрасный морской пейзаж подпортил длинный-длинный мол с причалами для нефтеналивных танкеров, но Русинов уже предпринимал некоторые меры, чтобы нефтепровод перенесли подальше в сторону соседнего поселка, где прямо из скважины разливали по бутылкам целебную минеральную воду «Хущхэ». «Вот пусть там и нефть разливают», – резонно рассуждал миллионер, ублажая слух звоном ручейка и птичьими трелями в окрестных угодьях своего имения. С двух других сторон – оскверненных на западе городом, а на востоке нефтеперевалочными базами и серпантином Приморского шоссе – «средневековый» замок окон не имел. Холодные каменные стены были слепы к цивилизации и сплошь заросли дикорастущим хмелем.

Антикварные каминные часы пробили десять раз. Абрам Саркисович оставил на время чертежные работы, подошел к бару, смешал новый коктейль – абсент, лед и минералку «Хущхэ» – и вышел на просторную террасу, огражденную белоснежной мраморной балюстрадой с декоративными вазонами, чередующимися с гаргульями, грифонами и прочей мифической нечестью. Дневная жара уже спала. Свежий бриз с моря охладил его разгоряченное лицо и взъерошил редкие волосы, старательно начесанные на уже ставшую заметной плешку. Горноморский миллионер глубоко вдохнул солоноватый морской воздух и устремил взгляд к небу. Далекие звезды бриллиантами сверкали на темно-синем бархате безграничного космоса.

«Как в сейфе», – блаженно подумал Абрам Саркисович, сделал большой глоток некрепкого коктейля и вернулся в кабинет.

С бокалом в руке он медленно подошел к камину, слегка подтолкнул носком коричневых мокасин верхнее полено подальше в пламя – оно скользнуло по решетке, взметнув вверх сноп искр. Русинов немного погрелся у открытого огня – ночью в Горноморске становилось прохладно, – заворожено разглядывая танец бело-оранжевых всполохов, затем развернулся и направился в противоположную сторону. Остановился у бара, посмотрел на графинчик с изумрудной жидкостью, открыл его, задумчиво повертел в руке пробку, ловя множеством граней свет от хрустальной люстры, и вернул ее на место… вспомнив, что держит почти полный стакан, снова выпил… Ему все никак не давал покоя пик на кривой графика, выделяющийся там так же явственно, как пульс жизни на кардиограмме безнадежного больного.

Абрам Саркисович снова вернулся к столу, взял финотчет с загадочными четырьмя строчками и, озадаченно нахмурив брови, уставился на график. Абраша Русинов с детства не признавал слова «капитуляция». Для него любая проблема была лишь вопросом времени – сколько минут потребуется, чтобы извлечь из нее выгоду. Вот и сейчас необъяснимый всплеск продаж газеты прошлым летом казался странной, но не неразрешимой загадкой: «Что-то же должно было это вызвать? – напряженно размышлял миллионер. – Деньги заработал – хорошо. Но что послужило причиной? Ведь, узнав причину, можно и повторить успех…»

Продолжая разглядывать график, он прошел к викторианскому креслу, удобно в нем устроился, сделал новый глоток, облизал толстые губы и закрыл глаза. Успешный бизнесмен и финансист, имеющий два высших образования – юридическое и экономическое, – Абрам Саркисович Русинов обладал феноменальной памятью, и поэтому ему не составляло большого труда мысленно восстановить все значимые события прошлого лета: «Глава поселка Подгорный попался на взятке, замглавы Загорненского района погорел на махинациях с землей, заведующий лесхозом осужден за мошенничество, директор агрокомплекса "Южная ягодка" скрылась с кредитами на десять миллионов рублей, судебные приставы арестовали счета стройбазы». Каждое из этих событий при грамотной подаче вполне тянуло на громкую новость, но сенсацией ни одно из них не стало бы – увы, люди давно привыкли к криминалу и чернухе.

Свернув лист вдвое, он опустил его в накладной карман своего клетчатого уэльского – укороченного – халата и решительным шагом направился к неприметной двери справа от бара. В тишине кабинета раздались едва слышные пощелкивания механизма потайного замка, клацанье выключателя, гудение люминесцентных ламп, и – густую тьму за бронированной дверью в один миг рассеял яркий белый свет. Узкое длинное помещение без окон, четыре на двенадцать метров, было заставлено вдоль стен двумя рядами высоких шкафов. Слева стояли открытые стеллажи, заполненные подшивками всевозможных журналов и газет, в том числе и «Горноморсквуд», а справа – застекленные офисные шкафы с папками-скоросшивателями на полках. Также здесь имелось два черных сейфа внушительных размеров. Один служил для хранения ценных бумаг и драгоценностей, другой – для коллекционного охотничьего оружия.

Абрам Саркисович был человеком аккуратным и педантичным, поэтому и имел это тайное место – архив с документами. Кроме этих ценных качеств, он еще был человеком терпеливым и настойчивым, если не сказать, упрямым. Подняв подшивку «Горноморсквуда» за июнь две тысячи восемнадцатого года, Русинов вернулся в кабинет, сел в кресло и начал бегло просматривать заголовки статей.

Ничего громкого, разоблачительного или сенсационного во всех четырех июньских выпусках не оказалось. Все крутилось вокруг курортного сезона. Складывалось впечатление, что город жил скучной провинциальной жизнью, и газета вяло отзывалась такими же унылыми новостями: «Горноморск приветствует туристов из Оймякона», «Отдых в стиле "Джаз". Конкурс юных музыкантов набирает темп», «Было бы корыто, а свиньи найдутся», «ФНС напоминает: заплати налоги – спи спокойно», «Миллион отдыхающих за месяц», «Свинья грязь всегда найдет»…

«Опять свинья! – мысленно возмутился Русинов, повторно просматривая газетные заголовки. – Почему свиньи из номера в номер? Вове что, некуда девать лишнее место моей газеты?! – Раздражение охватывало миллионера все больше и больше, как вдруг его буквально озарило: – Стоп! Свиньи!!! Так вот же оно – выходящее за рамки… из ряда вон!!!» – Абрам Саркисович стремглав бросился к столу с охапкой газет в руках, опрокинув с подлокотника кресла стакан с недопитым коктейлем… Вытекшая жидкость, впитываясь, медленно окрашивала приятным зеленоватым оттенком длинный ворс кремового ковра.

Прошло двадцать минут, и естественные красители полыни навечно въелись в персидский ковер несводимым пятном, но Абрама Саркисовича, похоже, это совсем не беспокоило. Да что там говорить, он даже не замечал этакого ничтожного пустячка. Он восседал за столом и, сравнивая между собой, уже в который раз внимательно перечитывал лежащие перед ним три газетные вырезки. Сердце Русинова по-прежнему учащенно билось, а душа ликовала: наконец-таки он нашел то самое, что так старательно искал и чего ему так давно не хватало.

«Невероятно, первый же репортаж какого-то Эс Киппена взвинтил продажи газеты в разы, – размышлял Абрам Саркисович, сверяя даты выхода публикаций с графиком. – Главный редактор публикует в каждом следующем номере еще два в высшей степени странных материала этого же самого Киппена, но утаивает все от меня… Бухгалтер отметила пик прибыли в отчете, но почему-то тоже промолчала… Любопытно, что же там у них произошло на самом деле?.. Кто такой этот Киппен?.. Почему перестал писать?.. "Свинья грязь всегда найдет" – это же гениально: из пустяка сделать бомбу, да еще без всякой криминальной чернухи. Только дурак Вова этого не понимает… или понимает, потому и дал очередь из трех материалов?.. Короче, мне нужен этот самый Киппен…» – Теперь Русинов уже возбужденно ходил по кабинету от камина до бара и обратно. Огонь давно погас от бесконечных пинков по поленьям, носок правого мокасина почернел и слегка дымился, графинчик – опустел…

Наконец Абрам Саркисович остановился посреди кабинета, состроил дикую гримасу и молча погрозил указательным пальцем кому-то невидимому в пустоту перед собой – похоже, он уже имел какой-то план, – а затем решительно подошел к столу, придвинул к себе ретро телефон, накрутил на нем знакомый номер, дождался ответа и быстро заговорил:

– Алло, Вова… Да мне плевать, сколько сейчас времени! Завтра жду тебя у себя в «Сити-тауэре» в восемь утра. Не опаздывай! – Дзынь, – он брякнул изящной трубкой о латунные рычажки.

Спать Абраму Саркисовичу совсем не хотелось – какой может быть сон, когда в крови бушует адреналин?! – но надо было заставить себя расслабиться и отдохнуть хоть пару часов, поскольку впереди предстояла большая работа. Миллионер прилег на викторианский диванчик из гарнитура «Виндзор» прямо в халате. На каминных часах было без четверти три ночи…

Глава 2

Каминные часы мелодичным звоном отсчитали шесть раз. Такая рань, что за окном еще темно. Другой повалялся бы лишний часок после бессонной ночи, но только не Абрам Саркисович Русинов – миллионер давно выработал для себя строгий режим и неукоснительно соблюдал его несмотря ни на какие непредвиденные обстоятельства.

Русинов опустил ноги с диванчика, принял вертикальное положение и, с кряхтением, распрямился во весь рост. Неприятное чувство вялости в теле немного раздражало его, но мысли о работе придавали бодрости его духу.

Как-то автоматически, не думая больше ни о чем другом, кроме предстоящей встрече с главным редактором своей газеты, Русинов принял бодрящий контрастный душ, совершил все необходимые гигиенические процедуры, позавтракал яичком, сваренным всмятку его собственным поваром, также скушал ломтик багета со сливочным маслом, собрал в черный кейс кое-какие документы со стола в кабинете и сел на заднее сиденье своего заграничного автомобиля. Личный водитель Русинова беззвучно захлопнул за миллионером дверцу, и черная блестящая иномарка представительского класса медленно покатила по подъездной аллее, похрустывая щебнем под колесами. Русинов, казалось, отрешенно смотрел в окно, но он был задумчив и предельно сосредоточен…

После долгого и тяжелого разговора на повышенных тонах с Владимиром Аркадьевичем Южным, или Шефом, как его звали все его подопечные, чья лысая голова и испитое лицо сегодня мало отличались по цвету от помидора, душевное напряжение наконец немного спало у Русинова. В его голосе даже не было больше нервозности, когда он давал распоряжение своей секретарше по телефону:

– Риммочка, пожалуйста, полное досье – Киппен Семён Давидович… Ну разумеется – как обычно. И не затягивай. Спасибо.

Опустив трубку на рычажки ретро телефона, Русинов откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и приготовился ждать, попутно обдумывая все, что узнал от Южного. Ждать, однако, пришлось недолго. Дисциплинированная Риммочка не зря получала ежемесячные премии в пухлом конвертике, и в этот раз она прекрасно поняла слова босса: «не затягивай» – значило «немедленно». Через пять минут с небольшим Русинов, как коршун, выхватил из рук секретарши листок с каким-то текстом и принялся жадно изучать информацию.

Еще через пять минут, потерев вспотевшие ладошки, Русинов облегченно выдохнул вслух:

– Философ, значит… Ну-ну…

Он энергично спрыгнул с кресла и направился к противоположной стене, сплошь уставленной открытыми книжными шкафами. Внимательно просматривая книжные корешки, он наконец выбрал то, что искал. Встав на носочки, Русинов дотянулся до самой верхней полки и снял с нее толстый томик «Философской энциклопедии»…

Около полудня у нас дома раздался телефонный звонок. Мама подняла трубку, недолго послушала и позвала меня:

– Сёма, это тебя… и не занимай долго телефон, я жду звонок от Гольдерманши, – заботливая мама нарочито громко проговорила последнюю фразу почти в самый микрофон.

Я неохотно вышел в прихожую, взял трубку и произнес в нее:

– Алло?

На том конце что-то шуршало, как будто говорили по ретро телефону, а потом раздался мужской голос:

– Семён, я очень рад вас приветствовать, – голос был мягкий и вкрадчивый. – Мы не знакомы, но вы, наверняка, слышали мое имя, меня зовут Абрам Саркисович Русинов, – представился обладатель бархатного голоса.

– Оч-чень приятно, – только и смог выдавить я, как в голове уже понесся неудержимый поток сознания: «Ну вот и все, сейчас владелец "Горноморсквуда" припомнит мне мое творчество… теперь точно каюк…»

Тем временем он продолжал говорить таким же мягким голосом:

– Уважаемый Семён, мне нужно с вами поговорить, но это лучше не по телефону. К тому же я хотел бы познакомиться с вами лично. Приходите к трем часам в «Сити-тауэр», вам удобно? – вежливо спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел на коду: – Вот и хорошо. Тринадцатый этаж. Не опаздывайте, пожалуйста.

– А офис? – опомнился я.

– Не имеет значения – весь этаж мой… как, впрочем, и весь «Сити-тауэр», – сообщил он и положил трубку.

– О боже… – выдохнул я и стек по стенке на пол.

– Сёма, кто тебе звонил? – встревожилась мама. – Никогда никто не звонит, а тут на тебе – позвонили.

– Ты не поверишь, мам, это был Абсис Русисович Саркимов, – от волнения я перепутал его имя – ничего удивительно, не каждый день мне звонит знаменитый миллионер, – тот самый владелец «Горноморсквуда»… и половины Горноморска впридачу.

– Ох, Сёма, Сёма… – не поверила мама… а жаль, могла бы вовремя уберечь сынулю от множества неприятностей, если бы рассказала, какой накануне ей приснился сон…

Часы на главпочтамте показывали без десяти три. Я спешил как только мог. Впереди уже белел «Бизнестаун», а за ним высился самый пафосный деловой центр Горноморска – «Сити-тауэр». Красоты здания, состоящего, казалось, сплошь из зеркальных стекол, в которых отражалось зеленое убранство Пушкинского сквера и синее небо, я не замечал.

Нервы были напряжены до предела, а в голову лезли одни только тревожные мысли: «Если тебе кто-то звонит, – рассуждал я, – значит, ему от тебя что-то надо – это золотое правило телефона. Так зачем же я понадобился Русинову? Отомстить за "свинский" репортаж? Непохоже, однако, чтобы он был зол на меня, да и столько времени уже прошло… А может быть, это вовсе и не он звонил… Тогда розыгрыш? В "Сити-тауэре"?! Ну нет…»

Взвинтив себя до предела, я ступил на мощеную известняковым травертином площадь перед входом в «Сити-тауэр» своими дырявыми туфлями с порванными шнурками, завязанными в нескольких местах узелочками. Я опаздывал всего на двадцать минут…

– Да, знаю, вы – владелец «Горноморсквуда», – ответил я, когда мой собеседник, кем бы он ни был на самом деле, спросил, осведомлен ли я о роде его деятельности.

Передо мной стоял невысокий, с покатыми плечиками и круглым животом, лысеющий, но старательно скрывающий это, человечек лет шестидесяти. Поверх белоснежной рубашки на его плечи был накинут тоненький свитерок темно-вишневого цвета. А на худеньких ногах болтались просторные черные брюки с безупречными стрелками, из-под отворотов которых выглядывали коричневые мокасины – один носок почему-то был черным и сморщенным, как будто его жгли паяльной лампой.

Со словами: «Пожалуйста, прошу вас, проходите», Абрам Саркисович – я решил, что это был все-таки он, – суетливо передвигаясь, завел меня в просторный зал для переговоров. Сразу было видно, что к интерьеру приложил руку какой-то жутко креативный дизайнер-минималист: посередине комнаты стоял длинный черный стол на металлических ножках и тринадцать абсолютно одинаковых черных стульев, расставленных вокруг стола на приличном расстоянии друг от друга. Вот и вся мебель. Похоже, хозяин этого офиса не страдал комплексом большого начальника и охотно садился на любое из них в зависимости от ситуации.

Три стены были выкрашены в нейтральный светло-бежевый оттенок без каких-либо отвлекающих внимание орнаментов или узоров. Я думаю, этот вид предназначался для рядовых или даже для провинившихся сотрудников. Зато другая «стена» представляла собой панорамное окно высотой от пола до потолка – и эта сторона, как я решил, конечно же, предоставлялась важным персонам, а так же служила для поощрения отличившихся подчиненных.

Я сел к столу на предложенное мне место, и перед взором открылся умиротворяющий вид голой стены, на которой были-таки нанесены едва заметные царапинки, видимо, каким-то специальным строительным инструментом. Как и предполагалось, ничто не отвлекало меня от собеседника, который сел напротив, хмыкнул и заговорил глубоким, приятным голосом:

– Хм… и не только. У меня самые разнообразные интересы в бизнесе… Итак, Семён… Ты же позволишь, чтобы я обращался к тебе на «ты»?

Я молча кивнул, и он продолжил:

– Вот и правильно, я все же немного постарше тебя… Впрочем, поговорим о тебе. Я в курсе всех твоих трудностей: ты – выпускник престижного университета, обладатель диплома с отличием, – получив элитарное образование, за последние три года сменил более десяти различных мест работы и сейчас страдаешь от безденежья, клянча пиво в долг в баре пивзавода…

Я даже не успел как-то отреагировать и только глазами изобразил недоумение.

– Не удивляйся, – угадал он мое состояние и улыбнулся, – у меня большие связи: я собрал о тебе подробную справку, и мне известно обо всех твоих злоключениях. Но ты легко можешь решить все свои проблемы, а заодно и проблемы моей газеты… с таким-то потенциалом, Семён… Дело вот в чем: я позвал тебя, чтобы предложить работу в «Горноморсквуде». Ну, что скажешь?

– Саркис Русинович, – у меня снова не получилось правильно выговорить его сложное имя, но Русинова это как будто не раздражало, лишь по левому глазу тенью побежала еле заметная судорога, – я ведь уже работал у вас в газете… курьером… один день…

– Это было недоразумение, – быстро ответил он. – Ты, даже работая курьером, написал блестящий репортаж. Понимаешь, что это значит? Это значит, что ты – настоящий журналист, прирожденный. Поверь, у меня в этом огромный опыт. Я же вижу, что ты недореализован… Это катастрофа – почему ты вдруг перестал писать?

– Русин Абрамович, – я снова все напутал, Русинов снова «ничего не заметил», а его левый глаз снова дернулся, – вы, похоже, не читали мои статьи?! К тому же Шеф сказал, чтобы я больше даже близко не подходил к компью…

Мигнув глазом, Русинов нетерпеливо перебил меня:

– Шеф… Вова ошибся. Я читал все твои статьи: вчера – три репортажа с выставки свинок, а сегодня днем – расследование правительственного антиалкогольного заговора. Блес-тя-ще! Кстати, я лично подписал этот материал в печать. Выйдет в ближайшем номере на передовице… Будешь работать у меня – все твои статьи будут только на первых полосах, – Абрам Саркисович выжидательно смотрел на меня. Казалось, его проницательные серые глаза улавливали каждую мысль, отраженную на моем лице. Я же молчал. От напряжения на его лбу проступили морщинки. – Гонорар за четыре публикации получишь завтра утром, когда выйдешь на работу в редакцию. – Морщинки еще глубже прорезали лоб Русинова, к ним добавилось несколько новых, и заблестели капельки пота…

– Абрас Саркимович, – я уже перестал стараться подобрать правильную комбинацию и говорил как придется, все равно он не обращал на это внимания, – но у меня же не журналистское образование, а я перфекционист…

Моя слабая попытка возразить была принята в штыки. После серии подмигиваний, Русинов с жаром заговорил, то повышая, то понижая голос:

– Да что ты говоришь?! Так, значит, у тебя курьерское образование?.. или, может, почтальонское?.. или поварское?.. а может быть, у тебя тунеядское образование?.. Думаешь, почему ты нигде не задерживаешься дольше месяца? Да потому что все это не твое. Ты ищешь себя, но не находишь. Как слепой котенок, ты упираешься лбом в углы, стены, натыкаешься на разные препятствия… но не видишь, где постелен мягкий коврик. Мне больно на это смотреть, Сёмочка, как ты пропадаешь без настоящего дела. Ты должен повзрослеть, найти себя, занять достойное место в обществе, чтобы тебя стали уважать, чтобы ты сам себя зауважал, в конце концов! – Я стыдливо молчал. – Пойми, наконец, ты – журналист от Бога, ведь журналистика – это не профессия, а призвание. Неужели ты сам ничего не чувствуешь? В тебе кипит могучая энергия! Это именно она открывает тебе глаза на истинную суть вещей, дает увидеть и понять то, чего не замечают и не могут понять все остальные, а потом заставляет писать об этом. Раньше она дремала, но вот проснулась в тебе, так не сдерживай, отпусти ее, пускай теперь она тебя поведет дальше. Ты станешь воином правды, джедаем пера, твоим оружием будет слово. Тысячелетиями эта великая сила выбирает себе лучших из лучших. Вспомни Теренция, Ювенала, Рабле, Вольтера, Свифта, Оруэлла… Шукшина, в конце концов! Теперь она выбрала тебя, а ты – в кусты?! Ты же пять лет изучал в ведущем вузе страны труды великих мыслителей. Или забыл уже практическую философию Канта? Ты не имеешь морального права закапывать в землю бесценный дар. У тебя есть долг – бесконечно развивать свой талант и возвращать его плоды обратно в мир, простым людям. И я предлагаю тебе… нет, я даю тебе возможность стать для них пастырем! – Абрам Саркисович все больше и больше распалялся, а его нервный тик все больше усиливался…

Так продолжалось еще полтора часа. Без четверти пять я, немного ошарашенный, вышел из «Сити-тауэра». Голова кружилась, под ногами все плыло, и учащенно билось сердце, а в воображении высился колоссальный воздушный замок моего героического будущего. Несомненно, Абрам Саркисович был самым настоящим сэнсэем. Даже если я ничего такого и не ощущал до нашей встречи, то теперь он точно пробудил во мне какую-то мощнейшую неведомую силу.

Глава 3

В понедельник десятого июня ровно в десять часов тридцать семь минут я стоял перед гостиницей «Континенталь», где на третьем этаже в четырехкомнатном номере размещалась редакция еженедельной информационно-аналитической газеты «Горноморсквуд» – частной собственности миллионера Абрама Русинова… Как я теперь знал, гостиница тоже полностью принадлежала ему… и еще много-много чего по всему городу. В третий раз судьба свела меня с этим местом и с этими людьми, а может быть, это был злой рок, я так и не понял… да и какая разница?! Одно было очевидно: от призвания не спрячешься в пивной пивзавода.

Я прошел через фойе, весело подмигнул девчушке за конторкой, сообщив по ходу, что направляюсь в издательство – по-моему, она меня и так узнала, потому что приветливо заулыбалась, как только увидела, как я двумя руками и не без помощи ноги открывал массивную дверь, удерживаемую тугой пружиной – и поднялся на лифте на третий этаж.

Центральная комната – журналистский цех – была полностью укомплектована народом. Все пятеро штатников, точнее, штатниц, потому что все журналисты были женского пола, сидели перед мониторами и старательно делали вид, что пишут что-то уровня Пулитцеровской премии. Представлять меня никому не требовалось, поэтому коллеги буднично поприветствовали меня как старого знакомого и продолжили свое мимодейство.

Только переступив порог, я сразу ощутил атмосферу, царящую в этой душной комнатенке: здесь меня ненавидели и одновременно завидовали мне – за былые «заслуги» и за то, что я пришел от самого Абрама Саркисовича, которого никто из них никогда даже в глаза не видел, кроме Шефа, разумеется. Шеф, то есть Владимир Аркадьевич Южный, наш главный редактор, тоже не проявил обычного гостеприимства. Видимо, он приберегал галантные манеры только для гостей.

Шеф жестом показал мне на свободный стол рядом со своей перегородкой и недовольно буркнул:

– Привет. Располагайся. Объяснять тебе ничего не надо.

Действительно, мне уже доходчиво все объяснил сам работодатель: «Сёма, перед тобой никто не ставит никаких конкретных задач и ни в чем не ограничивает, – говорил мне Русинов, напутствуя на ратный труд. – Ты волен сам выбирать направление и тематику репортажей и статей. Главное, чтобы это было остро и насущно. Вот как здесь, – он достал из кармана три потертые газетные вырезки, выбрал одну из них и начал читать. Оказалось, это был мой прошлогодний репортаж с закрытия выставки морских свинок. – "…Каждый горожанин и гость курорта, побывав на выставке и заплатив 200 рублей, смог увидеть не только свинок, но и свиней, организовавших этот балаган, поскольку человек никогда бы не осквернил хорошую идею и под видом любви к животным не маскировал бы жажду к наживе", – Сёма, мне нужна твоя экспрессия, нужно твое видение самой сути вещей. И еще одно, запомни золотое правило журналистики: никогда, как бы ни хотелось что-нибудь сгладить или умолчать о чем-то важном, но нелицеприятном, ты слышишь, никогда так не поступай – всегда будь предельно правдивым и откровенным, короче говоря, смело руби сплеча! Отчитываться будешь мне лично. На Вову не обращай внимания».

Я немного посидел на вращающемся кресле… Повращался на нем… Потом прошелся к окну, и как бы ненароком заглянул к Шефу за перегородку: там он предусмотрительно заготовил лекарство от любых невзгод – за его столом, у стены в углу, стояла коробка шотландского виски «Вандер Лайфсонс».

«Мало, – решил я и вздохнул. – С такой чувствительной нервной системой этого смешного количества надолго ему не хватит».

Налюбовавшись видом из окна, я вернулся на свое рабочее место, включил компьютер и запустил пасьяньчик «Косынка». В редакции царила бы гробовая тишина, если бы насупленные журналистки не молотили по своим клавиатурам как ошпаренные. Так прошел мой первый рабочий день в качестве штатного журналиста газеты «Горноморсквуд». К вечеру я понял две вещи: тупо сидеть в редакции я не смогу и с коллективом, судя по всему, не сработаюсь.

Тем не менее Русинов оказался прав: безотчетное доныне стремление к журналистике позволило мне как-то сразу, без раскачки, с головой погрузиться в работу. Уже на следующий день я легко и просто наладил контакт с информационным отделом – прозорливая менеджер редакции, рыжеволосая фурия по имени Геля, быстро смекнула, что неразумно портить отношения с протеже владельца газеты. Отныне я имел доступ к графику предстоящих мероприятий и, опережая нерасторопных коллег, оттяпывал себе самые «сочные».

Репортажи я писал в своем фирменном стиле, вытаскивая наружу всякую пакость человеческой натуры: лицемерие, лживость, алчность, глупость и тому подобную дрянь. Образно говоря, там, где все видели лишь красивые, ароматные фиалки да лютики-цветочки, я обнаруживал под ними горы зловонного навоза и вываливал все это месиво на страницы еженедельника для всеобщего обозрения…

За первые четыре недели моей журналистской деятельности газета преобразилась до неузнаваемости – стала жесткой, злой и… правдивой. Тираж с десяти тысяч экземпляров резко взлетел до тридцати. Ошарашенные читатели не понимали, что происходит – может, над ними проводят какой-то чудовищный эксперимент? – но все же с нетерпением ожидали новых публикаций загадочного журналиста и раскупали газету в первый же день после ее выхода. Репортажи становились все разухабистей из номера в номер, и людям, похоже, нравилось такое отношение к жизни нового корреспондента, ну а мне, черт побери, впервые в жизни нравилась моя работа! Мои статьи обсуждали даже бабушки на лавочках у подъездов. Но так было до поры до времени. Пройдя критическую отметку, количество моих поклонников неумолимо стало сокращаться по мере того, как все большее число горожан я отделывал под орех, задевая их ранимое самолюбие своим разоблачительным пером.

Постепенно первоначальное восхищение моей принципиальной позицией стало сменяться в обществе недовольным ропотом. Первой эту тенденцию, причем на себе самой, почувствовала секретарша Эллочка, о чем и сообщила на очередной еженедельной планерке… хорошо, что меня на ней не было. Горноморцы не стесняясь в выражениях высказывали ей по телефону свое недовольство, и она все это передавала дословно…

Тем не менее, несмотря на все недовольства, продажи не снижались, и типография стабильно каждую неделю увеличивала тираж «пылающей скрижали», в которую я превратил заурядный еженедельник. К середине июля тираж вырос до рекордных пятидесяти тысяч экземпляров. Считай, уже каждый третий горноморец был непосредственным свидетелем моего профессионального безумства.

Довольный учредитель подсчитывал прибыль и с удовольствием вычерчивал так полюбившиеся ему графики. Каждое деление на оси икс уже стоило сто тысяч рублей, и кривая стабильно зашкаливала за пятую отметку. Теперь, по сравнению с «пиком Мыс-тау», кривая напоминала Русинову кардиограмму гипертоника – очень богатого и очень счастливого гипертоника.

Кстати, процедура снятия электрокардиограммы действительно требовалась уже многим горноморцам благодаря моей журналистской деятельности. Число «пострадавших» множилось, армия недовольных росла и сплачивалась, а редакционный телефон уже не умолкал ни на минуту… Все шишки по-прежнему доставались сперва Эллочке, а затем – главному редактору. Шеф чашками глотал свое лекарство от всех невзгод, но против политики владельца газеты возражать не смел.

Сам же Абрам каждую неделю приглашал меня в свой офис на тринадцатом этаже «Сити-тауэра», усаживал лицом к панорамному окну, угощал вкусным полынным коктейлем и тщательнейшим образом разбирал каждую мою публикацию: хвалил за успехи и напутствовал на новые дерзновения.

«Сёма, – говорил он, читая очередной репортаж, – будь собой: естественным, ершистым – не надо себя причесывать. Ну зачем вот тут ты написал, что "…региональный оператор в последний раз напоминает: должники, накопившие крупные долги за вывоз мусора, обязаны погасить задолженность до конца года"? Говори прямо – "угрожает". Молодец, конечно, что ты затронул мусорщика, потому что он действительно обхамел дальше некуда, но почему ты так спокойно говоришь о "…принудительном заключении договора на обращение с ТБО в соответствии с Кодексом административных правонарушений" и о "…наложении штрафов"? Ты просто не разобрался в ситуации, здесь все глубже – надо было написать "…в соответствии с бесчеловечным Кодексом" или даже "…драконовским Кодексом". Отбрось условности и приличия, следуй за правдой, куда бы она тебя ни вела, и ничего не бойся – я с тобой», – и так далее.

Все это я слышал много раз, но так было до тех пор, пока однажды в конце июля Русинов не решил сам направить правду и не поручил мне провести самое настоящее журналистское расследование, прямо указав цель:

– Сёмочка, мне что-то в последнее время перестал нравиться универсам… – Абрам Саркисович на минуту затих, внимательно следя за моей реакцией. – Разберись там, дружочек, а? – закончил он мысль и отхлебнул из бокала, хитро поглядывая на меня краешком подергивающегося глаза.

Универсам мне и самому не нравился, точнее говоря, его сексуально необузданная директриса, и я обрадовался неожиданно представившейся возможности сполна поквитаться с ней за унизительное трехдневное пленение, которое она учинила мне два года тому назад. К сожалению, месть застила глаза, и я проглядел, что мой сэнсэй уже был на темной стороне силы: ходили слухи, что Русинов ведет переговоры с администрацией города по вопросу открытия крупнейшего в регионе продовольственного гипермаркета на восточной окраине Горноморска, и вот наконец он получил зеленый свет. Конечно же, дальновидный и расчетливый бизнесмен Абрам Саркисович Русинов просто хотел избавиться от такого сильного конкурента. Он подробно проинструктировал меня, как и что сделать, и я, не задумываясь, взялся за выполнение его задания.