— Со счастливым возвращением, возлюбленное дитя мое — а точнее, Божие.
И, присев, рассказал мне загадочным образом обо всем, что случилось со мной. Я, рыдая, трепетал, ибо не упустил он ничего из того, что произошло.
Смерть Феодоры, прислуживавшей преподобному, и ее отшествие на небеса
В это время умерла приснопамятная блаженная Феодора, которая много послужила святому отцу нашему, старица преклонных лет. Все скорбели о ее преставлении, потому что она встречала и провожала каждого, кто приходил к святому. Более того, как добрая христианка, она с любовью беседовала со всеми и напутствовала на благие дела. Она всегда была тихой женщиной, душевной, незлобивой, с добрым нравом и охотно прислуживала с большим смирением.
И вот, когда она умерла, меня стали донимать думы о ней; я размышлял, в какое место попала она, в хорошее или в плохое? Спаслась она или мучается? И какое воздаяние получила за свое служение святому? Думая об этом, я пришел к преподобному и стал горячо просить его, чтобы он сказал мне, что случилось с ней. Он сперва делал вид, что не понимает, и ничего не отвечал мне про нее. Но поскольку я не унимался и приставал к нему с этим вопросом, однажды он сказал мне, улыбаясь:
— Ты правда хочешь увидеть Феодору?
Я говорю ему:
— Как же мне не хотеть, святый отче, если она покинула бренное и отошла к вечному?
А он говорит мне:
— Сегодня ночью увидишь ее, как ты много раз просил, чтобы узнал ты, что желаешь, и чтобы прекратились думы, сильно донимающие тебя по этому поводу.
Я удивился и стал размышлять: как и когда я увижу ее? Потому что я много раз пытался и стремился увидеть ее, но у меня ничего не получалось. В ту ночь я лег спать в кровать, как обычно, и уснул. Вдруг вижу какого-то юношу, который говорит мне: «Вставай и поторопись, если хочешь увидеть Феодору: преподобный Василий, учитель твой, говорит, что сегодня пойдет к ней». Услышав это, я сразу же встал и пошел в дом святого, но не нашел его и узнал от бывших там, что он уже ушел навестить свою бывшую служанку Феодору. Я стоял, расстроившись, что не застал его, чтобы пойти с ним вместе. Тогда кто-то из его домашних указал мне дорогу, по которой я мог попасть в то место. Я побежал по улице, которая вела к храму Пресвятой Богородицы во Влахернах, и вдруг оказался в каком-то узком и тесном тупике. Меня охватили сильный страх и усталость, и я подошел к большой, крепко закрытой двери. Заглянув внутрь через маленькое окошко, надеясь, что кто-нибудь мне откроет, я увидел двух знатных женщин, которые сидели и беседовали на лестнице. Тогда я позвал одну из них и спросил, чей это дом. Та сказала мне, что это дом преподобного отца нашего Василия и что он недавно пришел навестить своих чад.
Услышав это, я обрадовался и говорю ей:
— Откройте мне, моя госпожа, потому что и я, недостойный, чадо его, и не раз приходил сюда с ним.
Она говорит мне:
— В прошлый раз тебя не было здесь, и я не знаю тебя, как я тебе открою? Ступай, займись своим делом, потому что без прошения и разрешения госпожи Феодоры сюда никто не входит.
Услышав имя Феодоры, я осмелел и стал сильно стучать в дверь и громко кричать. Феодора услышала, что происходит, и подошла к двери посмотреть, кто это стучит и кричит. Увидев меня, она меня узнала и закричала женщинам:
— Скорее откройте, потому что это господин Григорий, любимый сын отца нашего.
Когда дверь открылась, я тотчас же вошел внутрь, а она подошла и поздоровалась со мной, говоря:
— Господин мой Григорий, что привело тебя сюда? Может быть, ты умер и освободился от этого призрачного мира и пришел в сие блаженное место и жизнь вечную?
Я удивился этим словам и вполне понял, что она говорила, потому что был уверен, что вижу все это не в забытьи и не во сне, а наяву и по- настоящему. Я ответил ей:
— Госпожа и мать моя, я еще не умер, но нахожусь в бренной жизни. Однако по молитве и с помощью доброго отца нашего я пришел сюда, чтобы увидеть почтенное твое лицо и узнать, в каком месте и юдоли ты находишься. Скажи же мне по правде, моя госпожа, как ты теперь? Как ты переносила гнет смерти? Как ты миновала злых бесов в воздухе? Как избежала их злокозненного вреда? Ибо я знаю, что и мне предстоит испытать это, когда и сам я в скором времени должен буду закончить жизнь мою.
И она сказал мне в ответ:
— О Григорий, возлюбленное дитя мое, как могу я тебе ответить на такое? Душа моя омрачается, лишь только я вспоминаю это, и страшно рыдает, хотя мертва и безгласна, когда я начинаю думать об этом. Впрочем, тому, кто однажды умер и отправился в эту страну спасенных, все равно боятся больше нечего. Поэтому я расскажу тебе все, что могу.
Страшно и невыносимо пришлось мне, Григорий, по делам моим, но с помощью, споспешествованием и молитвами богопросветленного преподобного отца нашего тяготы стали легки и трудности просты. Одним словом, он подал мне руку свою в том, что пришлось мне испытать, и все закончилось благополучно.
Но как рассказать тебе, дитя, про тот час, когда покинула душа моя тело мое? В какой опасности находится душа, сколько испытывает тягот и невзгод от изнурения и жестокого угнетения, пока не отделится от тела, какие страшные трудности сковывают ее, когда душа хочет выйти вон; как будто бы ты оголяешь все тело и попадаешь в раскаленные угли, и все части тела обжигает жар этих углей, и ты бьешься и трясешься от боли, и тебе тяжко. И в таких муках выходит душа твоя. Так что, дитя мое, горько мне описывать смерть, тем более таких грешников, как я, и Господь свидетель, что говорю тебе правду. Впрочем, о праведниках я не знаю, что сказать, ибо я, несчастная, была кузницей прегрешений.
И вот, когда билась душа моя, я ясно увидела множество черных людей, обступивших постель мою; суетясь и шумя, они осыпали меня многими обвинениями в нечестии и беззаконии, рыча, как волки и дикие псы, клокоча, как море штормящее, неистовствуя и пугая своими черными, мрачными, грязными, мерзкими лицами; один лишь вид их был невыносимым, так что лучше уж было бы сразу попасть в геенну огненную, чем слышать и видеть это. И вот, терзаемая, я была охвачена не только невыносимой болью и изнурением смерти, но вдобавок еще и такой горечью и досадой, что меня стало охватывать отчаяние.
Поворачивая туда-сюда жуткими рожами, они и очи души моей направляли в разные стороны (ибо я была не в силах смотреть и слушать их грязные речи); и вот, неожиданно я вижу двух блистательных юношей с золотыми власами и белоснежными лицами: вид их, одетых в сверкающие одеяния, был очень благостен: они радостно подошли ко мне и встали поблизости, справа от ложа, на котором я лежала, и стали тихо переговариваться. И один из них припугнул чернорожих, сказав им:
— Беззаконники помраченные, проклятые и анафематствованные, зачем вы, бесстыжие, сбегаетесь в смертный час людей, беспокоите их и докучаете им, одичало ругаясь и вопя? Не слишком-то радуйтесь, злые и зверолицые. Ибо здесь вам не на что надеяться. Нет вам здесь места, напрасно вы пришли сюда, убирайтесь с пустыми руками, пока не поздно!
Это и подобное говорил им сей ясноликий и благообразнейший юноша решительным голосом. Тогда они стали обсуждать все, что я совершила с детства в мыслях и делах. И так они многословно и самозабвенно стали оглашать все мои провинности, перечисляя их все и еще добавляя прегрешения помышлением или делом. И пока они наперебой горланили и неистовствовали, я трепетала и готовилась к смертному концу.
И тут он пришел59. Лик его был как у льва рычащего и у грубого молодого варвара; он нес множество наточенных орудий — ножи, серпы, секиры, пилы, мечи, топоры и всякие прочие страшные инструменты. Душа моя, увидев этого жуткого тирана, содрогнулась. Тогда эти юноши говорят ему: «Рассекай узы телесные, но не причиняй ей боли, ибо нет на ней многих и тяжких грехов». И вот подошел он с небольшим топориком и отсек узы ног и рук моих и всех прочих суставов тела моего, а затем вырвал мои двадцать ногтей. И тогда тут же омертвели все члены мои, и не стала я ощущать, о дитя мое, ни рук, ни ног, и более не могла пошевелить никаким членом, и охватила меня сильная боль. Позднее мне казалось, что он перерубил мне тесаком шею, и я больше не могла шевелить головой. Мне казалось, что она уже не была моей, потому что душа в это время находится в сердце, и только ум человеческий созерцает и понимает все это. Потом он наполнил бокал чем-то, мне неведомым, и дал мне выпить, и я выпила. И ведает Господь: так это было горько и отвратительно, что душа моя со страшной силой вырвалась и покинула тело, где была она связана, и Ангелы приняли ее в руки свои.
И когда сии благословенные приняли меня, я увидела свое тело, которое лежало бездыханным и мертвым, обездвиженным и обессиленным, и удивилась душа моя, видя это: словно кто-то, раздевшись, скинул одежду свою и смотрит на нее. Мне тогда все это показалось изумительным, и я сказала:
— О великое чудо! Если бы знала я, что такие вещи происходят с горемычным человеком.
И поскольку меня держали Ангелы, я увидела, как их окружили мрачные и беспощадные бесы, говоря громогласно: «Она совершила много прегрешений, все они у нас записаны, и вы должны дать на них ответ». И Ангелы в свою очередь выставили все то доброе, что сделала я в жизни моей. Случалось ли мне дать иной раз нищему кусок хлеба или жаждавшему глоток воды или вина, или навестить больного или заключенного, или приютить у себя в доме странника, или провести в церкви всенощную в молитве, или наполнить маслом лампадку в честь святых икон, или привести ссорящихся к примирению, или пролить слезы в молении, или смирять гордыню и терпеть, или смиренно омывать ноги братьев моих ради священной любви к ближнему, или укрепить немощного в устремлении к добру, или ободрить малодушного упованием на Бога, или предостеречь кого-нибудь от греха, или сокрушаться о чужих бедах и искушениях, или скорбеть и рыдать о чужом несчастье, как о собственном, или не мешать творить дела достохвальные и душеполезные, или поклоняться Владыке моему Богу с земными поклонами, или спать на голой земле, или изнурять себя для смирения страстей и мыслей моих, или поститься весь год в святую Четыредесятницу, по средам и пятницам, соблюдая и не нарушая постные дни, или удержать глаза свои, чтобы не видеть ложную красоту и радости мира, или затворить уста свои, чтобы не говорить дурных слов, нелепостей, брани, осуждения, клеветы, ложных клятв, или сделать что-то хорошее в этом бренном мире — все это сравнивалось и соизмерялось с грехами моими, и умеряло и исправляло их. И это очень расстраивало бесов, и они в бешенстве поднимались на меня и сражались с Ангелами Божиими, рассчитывая вырвать меня из объятий их и утащить в мрачный ад.
И когда все это происходило, я обернулась и вижу: идет духовный отец мой, Божий святой Василий, по данной ему от Бога благодати, и говорит Ангелам: «Господа мои, эта душа много мне послужила и успокоила меня в старости моей; за это я просил о ней Бога, и милость Его даровала ее мне. Отведите ее в место достойное». Видя это, чернолицые замолкли и онемели, словно от изумления, более не ухищряясь совершать свои злодейства. И вот, долгое время находясь в замешательстве, они отчаялись в своих надеждах и, несказанно вопя и рыдая, оставили нас.
Мытарства60
И вот Ангелы, поднявшись на своих молниевидных ногах ввысь, словно облака, подхваченные ветром, неся меня, устремились на восток. Вдруг мы встретили мытарство за сплетни или осуждение. Была там толпа чернолицых, и главный из них важно восседал с великой наглостью. Тотчас мы остановились, и, Бог свидетель, дитя мое Григорий, всех, кого я осудила за всю свою жизнь в бренном мире, а равно и слова, которые я говорила — все это они стали оглашать мне, проклятые, называя и лица, и время, неведомо как узнав, и стали обвинять меня, говоря в своем бесстыдстве много клеветы. Даже те слова, которые я говорила с другой целью, или из почтенной любви, или с целью исправления падших, они выставляли как сказанное по злобе и требовали от Ангелов дать ответ на все. Они же отвечали им в соответствии с истиной, развеивая измышления, как паутину, и так мы немедленно избавились от них.
Двигаясь далее, мы встретили мытарство за гордыню, но миновали его безопасно по молитвам отца нашего. Поднимаясь, Ангелы беседовали между собой, говоря: «Поистине, большую пользу и великое благо обрела эта душа от возлюбленного раба Божия Василия; ведь на этом мытарстве обычно приходится трудно».
Говоря так, они достигли мытарства зависти.
И поскольку, по милости Христовой, клеветники, хотя и точили на меня зубы, не имели здесь в чем упрекнуть меня, мы миновали его благополучно: потому что никогда я никому не завидовала.
Тем временем мы поднялись еще выше и достигли мытарства за ложь. Здесь собралось много черномазых, лица которых были очень свирепы. Главный из них был дерзок и надменен. Едва увидев нас, они подняли большой шум и открыли всю неправду, которую я когда-либо говорила, со всякими доказательствами, и называли имена тех, с кем я не раз болтала о всяких небылицах. Провожатые мои смогли дать на все это должный ответ, и мы освободились от них.
Двигаясь далее вверх, мы попали на мытарство за гнев и ярость. Здесь также была толпа черных бесов, главный их которых восседал на троне, словно свирепый истукан, и все они яростно лаяли, словно псы. Глядя на нас своим чумазыми рожами с великой злобой, они стали допрашивать нас и выставлять на вид не только те случаи, когда я и вправду в гневе перечила и спорила с кем-нибудь на словах, жестами или недобрым взглядом, но и то, что я говорила по любви для наставления детей своих, и не раз порола, наказывала и ругала их. Все это одно за другим они оглашали мне, как и то, когда я говорила с кем-нибудь сердито, с враждебностью или затаив зло, и уходила обиженная, или дерзила, или раздражалась; говорили они мне об этом, подражая моим поступкам, и ярились, как бушующее море, и бегали вокруг нас, называя имена людей и точное время и приводя те самые слова, которые говорила я в гневе своем, словно и они были там в то время. Но поскольку сии сиятельные юноши ответили им, чтобы защитить меня, как и в предыдущих случаях, мы ушли от них.
Мы отправились далее ввысь по воздуху и там встретили мытарство за высокомерие.
Но здесь, по милости Христовой, не нашли ничего, в чем можно было бы обвинить меня, так как была я бедной служанкой, и чем было мне превозноситься? Так что мы преодолели и их без ущерба.
И, двинувшись в путь, мы встретили другое мытарство, за болтовню и пустословие, а также за сквернословие. Мерзкие бесы заставляли нас отвечать на все их обвинения. Для этого они предъявили все мои глупые речи, которые вела я с детства, и громко огласили, человеконенавистники, все песенки, какие я пела, а также все дерзости и бранные слова, которые я болтала. Все их представляли на рассмотрение злые демоны, подтверждая со всей точностью, как это было, так что я дрожала, слушая это, и не могла понять, откуда они узнали про это и как запомнили: ведь и сама я по давности лет забыла все это и совсем не помнила. И вот, отдав и здесь то, что было положено за мои прегрешения, мы покинули их.
И вот, следуя по этой неведомой, страшной и мрачной дороге, мы достигли мытарства за обман и процент, где дают отчет те, кто давали деньги в рост и кто обманывал других, чтобы завладеть их имуществом. Заседающий здесь синедрион не нашел, что предъявить мне. Обвинили меня только в обмане, когда я якобы кого-то провела, взяв чужое; но поскольку не могли доказать этого, то скрежетали зубами, запугивая меня.
И мы удалились оттуда, двинувшись по этой длинной дороге, протяженность которой поистине неизмерима для ума человеческого. Тогда мы встретили мытарство за лень и тщеславие. И поскольку я, по благодати Божией, ничего такого не совершала, мы миновали его быстро и беспрепятственно.
Опять двинувшись в путь, достигли мы мытарства за сребролюбие. Здесь была особенно мрачная мгла, хуже прежнего. И там нас, как обычно, подвергли испытанию и, не найдя во мне ничего, что искали, — чтобы я хотела бы найти сокровище, любила бы деньги или испытывала алчность, скупость и жадность, — то мы и оттуда ушли сразу же.
И попали мы на мытарство за пьянство.
Служившие здесь уже издалека смотрели на нас, как хищные волки, только и ждущие, чтобы проглотить того, кто им попадется. И поскольку эти начальники тьмы имели от Бога власть испытывать все души, которые восходят по небесной дороге, охранявшие меня Ангелы подошли к ним. Они собрались вместе и подсчитали, сколько чарок вина выпила я за всю свою жизнь, говоря мне: «Разве не выпила ты в такой-то праздник, когда с тобой были те- то и те-то люди, столько-то чарок вина? Разве не опьянела ты и разве не рвало тебя из-за того, что ты выпила без нужды столько-то и столько- то чарок? Разве ты не пила, когда была в гостях у такого-то и его жены, еще столько-то, в присутствии таких-то людей?» И предъявляли мне все это и еще подобное и рассчитывали, что вырвут меня у Ангелов, мечтая проглотить меня, как дикие звери. И все, что они говорили мне, было правдой, и я сознавала, что делала это в бренной жизни много раз: много раз приходили ко мне какие-нибудь друзья или знакомые, и я выпивала лишнее и, наверное, пьянела, и со мной происходило такое. И тут мои добрые провожатые отдали и этим бесам часть того, что дал им для меня господин мой Василий, заплатив сполна и выкупив меня.
И когда мы, уйдя оттуда, снова двинулись в путь, святые Ангелы сказали мне:
— Видишь, какой великой опасности подвергается душа, проходя через эти жестокие, мрачные и проклятые бесовские начальства и власти, которые поставлены здесь в воздухе для испытания?
И я сказала им:
— Да, господа мои, в очень трудном и опасном положении находится всякий, кто пытается пройти через это беспрепятственно и спокойно. И я думаю, господа мои, почему никто из живущих не знает того, что происходит здесь и что ожидает душу после того, как отделится она от тела?
Они говорят мне:
— И мы думаем, как же упоение и соблазн бренной и призрачной жизни отвлекает их от того, чтобы посмотреть в Писание, которое ясно оповещает всех об этом и говорит, чтобы они воздерживались от худых дел и совершали добрые, особенно же — творили милостыню: потому что она больше всего пригождается здесь ради блага человека. Если бы они думали об этом днем и ночью, то могли бы избежать этих бед и вечного воздаяния. Если бы обращали внимание на Писание и совершали бы предписанные там добрые дела — как делают некоторые благочестивые люди, минующие эти места целыми и невредимыми, хотя таких и совсем немного, один на десятки тысяч, — то могли бы иметь эти блага и, попав сюда, расплатились бы за свои прегрешения. Однако поскольку живут они бездумно и беззаботно, как будто бессмертные, и в большинстве своем рабствуют у чрева и соблазна, смерть настигает и поглощает их внезапно, и таким образом они претерпевают все эти беды. И горе тому, кто не имеет за собой множества добрых дел и смирения для спасения своего. Ибо когда душе его придется попасть сюда, как ты видела, ее схватят эти начальники и бесы и, бичуя и избивая, потащат ее в мрачное, зловонное и отвратительное место ада, чтобы держать там связанной вплоть до Страшного Суда Господа нашего и Бога Иисуса Христа, Искупителя мира, Который есть Судия живых и мертвых. Это испытала бы и ты, если бы не милость Божия и сострадание раба Его Василия, который даровал тебе такую великую благодать.
В таких разговорах мы поднимались и достигли мытарства за злопамятство, где испытывают тех, кто хранит зло, а не прощает сразу же врагов своих, по заповеди Божией. Как только мы приблизились к этому проклятому месту, нас сейчас же окружили бесы, словно свирепые разбойники, и стали выискивать в своей диа- вольской книге, не найдут ли какую-нибудь запись о грехе злопамятства, чтобы по данной им власти задержать меня. Но поскольку, по благодати Христовой и по молитвам доброго моего отца и господина Василия, не могли они ничего найти, они были пристыжены и завопили от досады, из-за того что я ускользнула из рук их. Потому что я, хотя и запятнала себя другими грехами в бренном мире, но ты, возлюбленное чадо мое кир Григорий, и сам хорошо знаешь, что я проявляла духовную и бесхитростную любовь к малым и великим, и никогда не была злопамятна и ничем не мстила своим обидчикам. И мы радостно ушли от них.
И, вступив на свой путь, я набралась смелости снова обратиться к провожатым моим, святым Ангелам, и спросила их о том, чего не знала:
— Господа мои, прошу вас, разъясните мне еще один вопрос, который не могу я понять. Как эти бесстыжие расследователи беззакония, находясь так далеко, узнают все прегрешения каждого отдельного человека, живущего на земле?
Тогда один из них говорит мне:
— Разве ты не знаешь, что каждый христианин при Святом Крещении получает от Бога доброго Ангела, который всегда находится рядом с ним и охраняет его, невидимый человеком, чтобы направлять его на всякое благое дело и постоянно записывать все его благие дела, которые совершает он за всю свою жизнь? Точно так же следует за ним и один из злых бесов, который записывает каждый грех, который совершает он в жизни своей. О грешащем человеке сразу же сообщается на каждое мытарство, ведущее соответствующее расследование, чтобы эти проклятые его записали и могли во время восхождения души на небо — от которого сами они отпали — воспрепятствовать ей и спустить в бездну, чтобы она находилась там, где они обитают, до того, как придет Страшный день Суда. Таким способом они могут захватить душу, если только она не имеет добрых и святых дел, превышающих ее прегрешения, чтобы их предъявил Ангел, который охраняет ее. Вот так они и узнают проступки человека, которые он совершает в мире.
Но это происходит только с православными христианами, которые в чистоте следуют вере во Святую Троицу и соблюдают божественные законы и предписания Православной Церкви: для них предназначен тот путь, по которому они восходят на небо61. А обо всех других — неверующих, самовольных христианах62 и еретиках — бесы ничуть не беспокоятся и не ведут о них точных записей, поскольку те и так принадлежат им по причине своего неверия или неправоверия и ереси: они презирают их, вовсе не считают и не берут в расчет. Поэтому они настроены к ним миролюбиво и не подстрекают их плотские страсти, как обычно делают с нами, православными, но наоборот, приглушают их дурные стремления и не докучают им.
Пока Ангел говорил это, а я изумлялась, мы встретили мытарство для волхвов, чародеев, колдунов, ведьм, знахарей, для тех, кто накладывает и снимает заклятья, наводит порчу и травит людей зельем. Бесы, которые находились на этом мытарстве, были похожи на змей, драконов, гадюк и рогатых быков, безобразных на вид, полных зла и тьмы, один вид которых повергал в ужас и дрожь. По благодати Христовой, им было не в чем нас обвинить, и они не сказали ни слова, так что мы сразу же ушли и вновь пустились в долгий и бесконечный путь.
И снова я стала спрашивать своих провожатых:
— Умоляю вас, господа мои, скажите мне: за каждый грех, который совершает человек в том мире, он, когда умирает, держит здесь ответ безо всякого оправдания и уходит отсюда? Разве не может он при жизни получить за него прощение и загладить его, раз все они записаны в каждом мытарстве, как вы сказали мне? Потому что я смотрела, как дотошно они изобличали меня, и изумлялась.
Они же сказали мне:
— Не все они предъявляют на следствии: ибо все грехи, которые исповеданы и на которые наложено каноническое исправление от духовника, если они не повторяются и вновь не совершаются, бесследно исчезают из этих коварных и жестоких мытарств. И ты бы легко избавилась от них, если бы пожелала исповедаться перед своим духовным отцом во всем, что содеяла, и приняла бы за это от него наказание и исполнила бы его, и более бы не грешила — получила бы прощение и от Бога. Но поскольку ты не исповедала их, бесы предъявили тебе грехи твои, согласно записям в своих учетных книгах. А если бы они были исповеданы, они исчезли бы из их книг и не помешали бы тебе. Ни один собственнолично исповеданный грех уже не находится там. Потому что когда кто-то исповедуется и получает наказание от своего духовника, Святой Дух истребляет бесследно этот грех из записей лукавых бесов; и зная, что с исповедью грехи пропадают из книг их, бесы горюют и сокрушаются об этой утрате. И стараются, чтобы человек, который исповедал и изгладил грехи свои, снова был ввергнут в них, чтобы могли они обратно записать их. И таким образом искушают они его еще сильнее.
И вот поистине, нет дела более доброго и полезного, чем спасение человека, то есть чистое исповедание, без сокрушения и лукавства, которое происходит не с корыстными замыслами, предлогами и обманами, как делают купцы, когда ищут способ провести друг друга. Такое исповедание быстро освобождает и избавляет человека от многих опасностей, и таким образом душа проходит свободной от наказания через все мытарства и достигает своего Владыки, неся с собой свои чистые добрые дела. Однако если кто-то и старается совершать покаяние и прекращает совершать худые дела, но не исповедует их в точности духовному отцу, так как кажется ему, что достаточно воздерживаться от злых дел и при этом совершать добрые, трудясь многие годы, ему не помогут ничем эти добрые дела, покуда за ними не последует подобающая исповедь, как мы сказали тебе. Но здесь, как ты теперь видишь, одно без другого теряет силу при тщательном расследовании. Это же касается и тех, кто исповедуются при жизни своего духовного отца другому духовнику, оставляют одного и идут к другому, говорят одному одно, а другому — другое, без необходимости или желания своего первого духовника, те, кто открывают свои прегрешения не для того, чтобы их узнали многие духовники и они получили бы исправление, но скорее оттого, что стыдятся и боятся исповедать все одному духовнику, чтобы он не ругал их не налагал тяжелого наказания. Поэтому они распределяют их между многими, и им кажется, что они будут прощены помимо власти и ведения своего духовника. Но они ошибаются, потому что здесь с них будет спрошено за все, и они будут наказаны как прелюбодеи за то, что тайком ходили к другому и исповедовались. И не будет их путь чист и легок.
В таких беседах мы достигли мытарства за чревоугодие, то есть объедение. Здешние служители, которые были раздувшимися, толстыми и очень свирепыми, бегали вокруг меня и орали, выставляя передо мной все тайноядения, которые совершала я с утра до вечера. И когда я ела в святую Четыредесятницу с первого часа, не совершив молитву, и днем с большим аппетитом, насыщаясь прежде обеда и ужина, набивая живот едой по горло. Все эти и подобные обвинения оглашали мне и, стремясь проглотить меня, говорили: «Разве ты не прошла чин Святого Крещения Бога твоего и не говорила, что отрекаешься от сатаны и подчинения его, и всех дел его, и служения ему, и всех его радостей? Но когда ты совершала такие ужасные соглашательства, почему же ты делала это без всякого страха?» Но когда Ангелы представили мои пощения и иные воздержания, мы были отпущены свободно.
И вскоре мы попали на другое мытарство, за идолопоклонство и всякого рода ересь.
И тут нам ничего не сказали и нас не задержали, так что мы тотчас ушли, с помощью силы Христовой — ибо нечего им было сказать мне в этом отношении.