Вилла «Жасмин»

— А вы, Машенька, умеете заваривать чай! По-восточному…

— «По-восточному» — это означает следующее: заварка выливается в пиалу, а оттуда снова в чайник. И так несколько раз кряду. Правда, за неимением пиал, в ход идут чашки. Завершив ритуал, мы возвращаемся в гостиную и устраиваемся за журнальным столиком. Лео, он же Леонид, заметно приободряется и берёт на себя обязанность разлить чай. Чайник над чашкой он держит высоко. Тоже на восточный манер.

— Вы живёте один? — За совместным чаепитием рамки интимности расширяются, и подобное любопытство вполне оправдано.

— Моя супруга — журналистка, а потому частенько отсутствует. Может, знаете? Инга Шах.

«Ещё бы! Её типично рязанское личико вкупе с экзотической фамилией периодически мелькает в ящике. Получается, девушка живёт на два дома — московский и каргыджакский».

— Инга полна амбиций, — продолжает Леонид — Лео. — А я не препятствую. Тем более что у меня хорошие соседи.

Здесь я готова поспорить, но воздерживаюсь.

— Это была инициатива Инги — нанять Мусу. Хотя лично мне было неудобно выходить к Окуевым с подобным предложением. Но Инге не занимать решимости.

Кто бы спорил? Я тоже успела убедиться в этом, коротая вечера за просмотром российских телеканалов. Безапелляционный тон его благоверной в моей голове внезапно заглушает интеллигентная интонация хозяйского голоса:

— По крайней мере до сегодняшнего дня всё было хорошо.

Я оглядываю стены гостиной:

— У вас большая библиотека. Можно посмотреть?

— Пожалуйста! — Хозяин рывком поднимается с диванчика. Это страсть библиофила придаёт ему сил или… та розовая таблеточка, которую он проглотил?

Мы вместе подходим к стеллажам. Основу собрания составляют книги по всемирной истории. Есть биография Ататюрка — на русском. Несколько Библий в разных переводах, Бхагават — Гита и Коран.

— Сколько всяких правил придумано, а человек так и застыл на уровне выбора рептилии: «Беги или нападай!» — грустно замечает господин Лео.

— Можно? — Я протягиваю руку к зелёной обложке.

— Конечно.

Я беру томик.

— Вам действительно интересно, Мария?

— Жить в стране и не знать основы морали, по крайней мере, опрометчиво, — говорю я и открываю томик.

— С этим не поспоришь.

— Сура «Аль-Кахф», — вслух зачитываю я.

— «Они продолжили путь, пока не встретили мальчика, и он убил его. Он сказал: „Неужели ты убил невинного человека, который никого не убивал? Ты совершил предосудительный поступок!“».

Я прерываюсь: стоит ли продолжать эту щекотливую тему?

— Читайте дальше.

— «Мы опасались, что он будет притеснять их по причине своего беззакония и безверия».

Я захлопываю книгу. — Простите, я допустила бестактность. — Моё оправдание повисает в воздухе.

Я кладу книгу на место, и, чтобы преодолеть неловкость, интересуюсь:

— А кто у вас любимый автор, Леонид Эдуардович?

— Непростой вопрос.

— Почему?

— Это зависит от сезона, места проживания, самочувствия.

— А на данный момент?

Он тянется к полке справа. Похоже, что состояние его рук тоже крайне переменчиво.

— Коль мы перешли к цитированию, не откажите и мне в удовольствии…

— Пожалуйста, Леонид Эдуардович.

Он дотягивается до тоненькой книжицы. «Ошо» Это название или имя автора?

— Ошо помог мне в трудные времена, — отвечает на мой безмолвный вопрос хозяин. — Здесь есть одна притча. Вот послушайте. — Он откашливается и начинает читать:

«У дзенского мастера Ринзая была абсурдная, но красивая привычка. Каждое утро он просыпался и, прежде чем открыть глаза, говорил:

— Ринзай, ты всё ещё здесь?

Ученики спрашивали, что это за ерунда?

Он говорил:

— Я жду мгновения, когда получу ответ: „Бытие есть. А Ринзая нет“. Это величайшая вершина, которую может достичь человек. И пока он не достиг её, будет бродить в потёмках. Невежественный и несчастный».

Он возвращает книгу на место, мягко берёт меня под руку, и мы возвращаемся на диванчик. Усадив меня на прежнее место, он меняет дислокацию, устроившись напротив.

— Мария, вы полагаете, что к этому причастен Муса?

— Не знаю, Леонид Эдуардович. Но согласитесь, его исчезновение выглядит подозрительно.

— Расскажите о себе, Машенька.

— Да рассказывать особенно не о чем. У меня самая заурядная биография.

— А кто вы по профессии?

— И профессии как таковой у меня нет. Основательного образования получить не удалось.

— Тем не менее у вас хороший лексический запас. Плюс знание языков.

— Просто жила в Средней Азии.

— Где именно? — Он смотрит прямо в глаза, и в его зрачках я вижу своё отражение.

— Узбекистан, Алмалык.

— Понятно, что узбекский похож на турецкий… Так что освоить наречие великих османов вам трудности не составило. А как обстояли дела с английским?

— Его я выучила… с перепугу.

— Поведайте, как это бывает. Может, и я позаимствую вашу методику.

— Всё просто. Одной состоятельной семье требовалась няня со знанием английского. А у меня за плечами только школьная программа и одна разговорная фраза.

— Ландэн — кэпитэл оф грейт бритн? — усмехается мой визави.

— В точку попали.

— И как же новоиспечённая няня вышла из положения? — Его лицо совсем близко, и в этом нежном будуарном освещении кажется моложе.

— Соврала. Родители и сами не сильны были в инглише — проверить не могли. Девочке было три года, а потому особых познаний не требовалось. Ну а потом пошло — поехало.

Меньше всего мне хочется возвращаться в прошлое. Мужчина это чувствует и, глянув на мои туфли, говорит:

— Вы, наверное, устали, а я вам даже тапочки не предложил.

Он прав: если туфли — лодочки на каблучках не мешали мне гарцевать по отелю, то сейчас они превратились в вериги.

А хозяин продолжает:

— Российская традиция — предлагать гостям тапочки. А как в Турции?

— Узнать про это возможности не представилось. За год работы я не обзавелась друзьями. По крайней мере, домой никто не приглашал. Да скорее всего подобное предложение не было бы принято.

— Почему?

— Одинокая, но разумная женщина в чужой стране сочтёт за благо сидеть после работы дома.

Он поднялся со своего места и сделал знак следовать за собой. Я подчинилась. Мы прошли в холл, где выстроился ряд шкафов. Леонид — Лео отворил дверцу, и оттуда вынырнули абсолютно новые тапочки.

— Переобувайтесь!

— А ваша супруга? Не будет в претензии?

— Она будет благодарна, что в столь трудную минуту вы поддержали старика.

— Какой же вы старик! Вы в полном расцвете сил.

— Ну в общем и целом согласен. Пока очки не требуются, чтобы разглядеть девушек, приходящих ко мне во сне.

Пока я переодевалась, он пялился на мои ноги. Затем взял туфли и сунул на нижнюю полку шкафа. Наличествовала ли там другая обувь — углядеть не удалось.

Словно под гипнозом я двинулась за хозяином, по дороге отметив его широкие лопатки, обтянутые футболкой. Когда он успел переодеться? Как я заметила, низ остался прежним — брюки. Да, именно брюки, чьи стрелки по остроте соперничали с краем манжеты рубашки.

И ещё. С каждым часом Леонид — Лео словно обретал дополнительный объём. Этот зрительный эффект я поспешила списать на своё переутомление.

Мы снова присели на диван, и он налил свежего чаю, придвинул коробку конфет. Прежде она отсутствовала.

— Московские? — спросила я из вежливости.

— Инга привезла. Рекомендую.

Я взяла одну.

— Простите, мою бестактность, Мария Игоревна, но могу я задать вам один вопрос?

— Пожалуйста, — сказала я и положила шоколадный кубик себе на блюдечко.

— Дверь в номер была не заперта, верно?

— Вам это лучше известно. Вы лично открывали её.

— Надеюсь, что смерть ребёнка была безболезненной. Его ведь задушили?

— Скорее всего.

— А та ужасная удавка… Тот кожаный галстук… — Глаза мужчины полыхнули огнём. Словно из опасения, что от этого внутреннего сполоха вспыхнет и окружающий мир, он уставился в свою чашку.

Наступившая тишина давит на барабанные перепонки, как будто воздух сгустился до плотности воды где-нибудь на глубине. Поэтому его краткое «Пойдёмте!» воспринимаю с облегчением. И только по дороге в соседнее помещение до меня доходит: он величает меня по имени-отчеству.

Это спальня. Сомневаться в назначении просторной комнаты не приходится. Выражаясь по-старинному, здесь всё дышит негой. А в придачу устроено так, чтобы исправно выполнять супружеский долг. Во-первых, просторное ложе, а на стенах изображения томных дев с минимумом одежд и в завлекательных позах. Во — вторых, зеркальный потолок. Всё говорит в пользу того, что у этого больного и немолодого мужчины по крайней один орган функционирует исправно.

Леонид-Лео целенаправленно шагает к компактному платяному шкафу.

«Куда подевалось прежнее стариковское шарканье?»

По-хозяйски резко он распахивает дверцу. Взгляд успевает ухватить различные вещицы, предназначение которых не оставляет сомнений: они доставлены сюда прямиком из секс-шопа. А вот другая часть пространства отводится под предметы иного назначения. Кожаные галстуки разных расцветок. Над моим ухом звучит голос гида:

— Галстук в переводе с немецкого — … — Здесь мне становится не по себе, так что я так и не узнала, что значит перевод. Дальнейшие слова пробиваются, как сквозь вату: — Пик популярности приходится на 60-ые годы прошлого века.

«Приблизительно время твоего рождения, господин Лео!»

— Кожаные галстуки нельзя складывать, скручивать. А вот мой любимец! — Он протягивает мне узкую полоску кожи. Меня бросает в дрожь, как от соприкосновения со змеёй. — Галстук на подкладке из тонкой свиной кожи, с оплёткой по периметру, с именной литерой «Л» в кружке диаметром два сантиметра. Полностью ручная работа. — Нудит голос над ухом.

— Что-нибудь пропало? — выдавливаю я из себя, возвращая «рептилию». Ему требуется от силы с десяток секунд, чтобы сделать заявление:

— Отсутствует стёганый, из натуральной овечьей кожи.

— Это тот самый? — шепчу я, хотя и без того всё понятно.

Мы возвращаемся в гостиную и располагаемся на прежних местах.

— Галстуки можно освежить при помощи крема для обуви, — продолжает бормотать коллекционер, словно заведённый.

«Мужик сбрендил окончательно!»