Хроники всего мира: Время расцвета

– Хорошо, Теодор. Вам бы обсохнуть чуток.

– Утром обсохнем, дружище. Надо «тройку» спасти.

Георг побежал в контору, а инженеры спустились к ангару.

К ночи волны доходили до трёх метров. Набирая скорость от швейцарского берега, они налетали на эллинг, с силой круша стены. Всех людей вывели в казармы час назад, потому что потерять корабль страшно, но погубить человека страшнее. Снег валил, не переставая и, если ангар начнёт рушится, важно, чтобы никто не попал под завалы. Они сделали, что должны, и кроме ожидания им ничего не оставалось. Эмма просидела на телеграфе почти до ужина и телефонировала в кабинет Цеппелина сильно затемно, хотя светло восьмого декабря так и не стало.

– Господин Кобер! Давление растёт, на завтра прогнозируют небольшое понижение температуры и сохранение ветра!

Чёрная трубка с никелированными вставками пищала сквозь помехи, и все в комнате обратились к большому настенному телефонному аппарату, висевшему над узкой консолью, сплошь заставленной книгами.

– Спасибо, Эмма! Если снег не перестанет, оставайтесь дома.

– Спасибо! – пропищала трубка и дала отбой.

Теодор обвёл взглядом присутствующих. В кабинете набилось человек пятнадцать, все ждали решения.

– Кто сможет, спать. Кто не сможет, ждите в кухне. Надо поесть и согреться. Распечатывайте наверху комнаты, больше мы ничего сделать не можем, – Кобер устало откинулся в цеппелиновом кресле. Такелажники, механики, бригадиры молча потянулись к выходу.

Снег шёл всю ночь и к утру намело сугробы по середину бедра. Ветер расколотил верхние окна эллинга и размотал «тройку» на подвесах так, что та обрушила хвост в воду и теперь висела беспомощно, словно сломанная марионетка. Внутри ангара громоздились снежные шапки и серый утренний свет окрашивал разорванную там и сям ткань дирижабля как свежие раны.

Пробраться к ангару было невозможно, мостки смыло волнами и выбравшиеся из казарм цеховые смотрели, как на пайолы ангара вымывает размотанные канаты и куски брезента. Что творилось внутри, людям было страшно представить. Кое-как пробрались к сараю с инструментами, достали лопаты и стали расчищать дороги ко всем постройкам. Работали молча и зло: только удалось выйти к какому-то заметному успеху и вот опять всю команду отбросило назад. Утром оборвало телефонные провода и аппарат омертвел. Но уже ночью из Штутгарта успел телефонировать Цеппелин и сообщить, что выехал в Манцель. Все, однако, понимали, что поездные пути замело и, вероятнее всего, графу придётся выжидать на промежуточном вокзале, пока откроют дороги.

К позднему обеду снег сравнялся с окнами столовой фрау Яблонски. Хозяйка и постоялица молча смотрели на белые вертикали и горизонтали за стеклом, когда-то бывшие приморским городком. Примерно в это же время уже добиравшиеся к ангару люди услышали страшный треск и увидели, как задние стропила эллинга подломились под тяжестью снега внутри, вся конструкция стала садиться на задние ноги, будто внезапно парализованная лошадь…

– Ну, теперь точно конец, – сказал тихо кто-то из цеховых и снял кепку, словно по покойнику.

***

– Распределение воздушных масс, а также их скорость и температура, во-первых, являют статус атмосферы. Во-вторых, критериями изменения статуса могут служить наличие и качество водяного пара, в скобках – конденсата, процент пылевых взвесей, а также состояние некоторых газов и наэлектризованность. Зафиксировать изменения можно путём постоянных замеров через краткие временные промежутки в разных точках местности и атмосферы. Например, внятную информацию об условиях воздушных потоков могут дать измерения высоты, направления и скорости облаков. Следовательно, перед каждым полётом необходимо определять ветровую обстановку с помощью воздушных змеев, шаров или аэростатов.

Цеппелин прохаживался по крохотной приёмной и диктовал Эмме очередной документ. К Рождеству после его приезда решили две вещи: нужно перебираться на твёрдую почву. Для этого граф подыщет свободный участок. И ещё – не пасовать перед трудностями, и после Нового года объявить об амбициозных планах: создать дирижабль, способный перевозить сто пассажиров сразу. От таких решений все сотрудники Цеппелина загорелись работой и словно забыли об усталости и бессонных ночах. Когда погода улеглась и разгребли снег, разбитый эллинг разобрали, «тройку» подняли и закрепили по новой в дощатом сарайчике на берегу. Переписали ущерб, и конструкторы взялись за восстановление помятых и разрушенных деталей, а рабочие – за ремонт ангара.

С верфи на Балтийском море пришло письмо: метеорологический пароход «Гна» прошёл первый тест-драйв в Свежей Лагуне и весьма успешно – скорость достигала восемнадцати узлов. Корабль доставили в Фридрихсхафен к середине января, и уже двадцатого числа провели второе испытание, отправив «Гну» на тот берег Боденского озера, в Констанц. Если в одну сторону пароход шёл на скорости около тридцати километров в час, то в обратную летел уже на сорока. Поездка в оба пункта заняла чуть больше часа, и Цеппелин был весьма доволен показателями. Теперь команда «Гны» возьмёт на себя сложную работу по метеорологическим прогнозам и сбору данных. На восточной прибрежной дороге начали строить небольшой зал для воздушных шаров и аэростатов, хранения баллонов с водородом, необходимых для их запуска, в общем всего, с чем будет работать исследовательская группа «Гны». Маленький домик между собой называли Драконовой станцией, как логово летающих змеев, прирученных человечеством.

Перед зимними праздниками, когда граф уже вернулся, Эмма отправила домой большое письмо для всей семьи, поздравила сразу несколько именинников: маму – у нее день рождения приходился на Рождество, и Франца и Фрица – близнецы появились на свет первого января. Рассказала о том, как дружно поживает с фрау Яблонски и как усердно работают все на верфи. В и без того толстое письмо Эмма вложила раскрашенную фотографию, на которой она стоит в лодке возле озера. Снимал её господин Хакер, чрезвычайно интересующийся всеми новинками, а накладывала цвет его жена, искусно владеющая акварелью. Рождественские праздники отметили с фрау Уллой тихо, по-семейному. Нарядили небольшую ель, пели гимны и пили горячее вино. Яблонски поминала в эти дни сына и ходила печальная, Эмма же старалась её всячески поддержать. За простыми хлопотами прошли праздники и началась работа.

Дальше шло одно к одному. Граф нашёл под Потсдамом в Пиршхайде большое имение в двадцать пять гектаров и начал переговоры с городским советом о выкупе. Туда можно было перевезти производство, расширить сухопутную верфь и даже сделать большой порт для дирижаблей.

К концу февраля «Гна» рассекала по мелкой серой ряби Боденского озера с первыми опытами. Даже в безветренную погоду аэростат, который тянул пароход, прижимало к воде потоком воздуха. Скорости ветра около пяти метров в секунду было много для шара, но мало для воздушного змея. «Гна» курсировала от германского берега к швейцарскому, аэролог фиксировал почти полное отсутствие движения воздуха в Констанце и довольно приличный ветер в Манцеле, потому что воздушные массы разгонялись поперёк озера, набирали скорость и били со всего размаху прямо в цеппелиновы строения. Чем быстрее всё производство переберётся на сушу, тем выше вероятность, что станет меньше неудачных запусков, да и хранение кораблей в межсезонье уже не будет столь опасным. В удачные дни на южном берегу профессору Хергезелю удавалось поднять аэростат до трёх километров, и все понимали, что это явно не предел.

Перед Пасхой Драконову станцию открыли при большом стечении официальных лиц, зевак и хроникёров. Всю весну Цеппелин с командой готовил к сдаче свой новый, четвёртый дирижабль.

***

– Да, поэтому я переработал конструктив «четвёрки». Видишь, – именинник провёл карандашом по чертежу, – за счет наращения длины удалось увеличить количество газовых ячеек до семнадцати. А это пятнадцать тысяч кубов. Здесь, – ткнул опять, – новая шахта доступа. Ещё уменьшил боковой и носовой рули. А тут и тут в проходе появились места для пассажиров, их можно переделать в каюты.

Эккенер, Дюрр и Хакер нависли над длинными козлами, на которых Людвиг развернул рулон веленевой бумаги с проекциями нового дирижабля. Сегодня ему исполнилось тридцать, но праздновать было некогда: заканчивали LZ 4 и нужно было готовиться к тестовому полёту со дня на день. Чтобы оправдать невиданные государственные субсидии, корабль должен был взять новую вершину воздухоплавания – 24-часовое путешествие на высоте более километра.

– А мощность какая? – Хуго недавно приехал из Гамбурга и первым делом посетил друзей, чтобы узнать все новости.

– Сто десять лошадиных сил каждый, – Дюрр любовно обвёл грифелем на чертеже новые двигатели.

– Уже натягивают обшивку на каркас. Пойдёмте? – Георг кивнул в сторону эллинга.

Эккенер решил запечатлеть исторические моменты и привёз на верфь новенький складной фотоаппарат.

Суеты на стапелях не было: каждый занимался своим делом – монтажники висели паучками на здоровенной сетке каркаса, клепальщики звонко долбили по стальным пластинам винтов, такелажники снимали шкивы лебёдки с грузов, которые только что притащил «Буххорн». Все были при работе, даже казавшийся снизу совсем крохотным скворец – сам весь как ночное небо – деловито ковырял в крыше какого-то древоеда, пытающегося подточить новый графский замысел.

Спустя две недели рано утром «четвёрку» заправили газом, а уже к рассвету субботы состоялся первый рейс. Он был совсем коротким, меньше двадцати минут, потому что едва оторвались от земли и набрали высоту около семидесяти метров, корабль начало крутить влево. И как бы Хакер не прикладывал усилия к рулю, повернуть машину вправо не получалось. Цеппелин выкинул красный флажок приземления, и «четвёрка» стала спускаться по большой спирали вниз, чтобы плавно сесть на воду. К ней уже спешили – с одной стороны с брызгами летел графский «Вюртемберг», с другой утюгом ползла баржа, чтобы утянуть корабль в эллинг.

Попробовали ещё дважды: двадцать третьего и двадцать девятого июня. За это время Людвиг установил на корме между двойным хвостовым оперением дополнительные рули направления, а носовое управление демонтировал вовсе – команда сочла его бесполезным. Наконец, всё было готово к первому длительному полёту, пока неофициальному. Поездку запланировали на первое июля – Эмма загодя отправила приглашения старым знакомым и друзьям Цеппелина: профессору Хергезелю, писателю Сандту, председателю Аугсбургской ассоциации авиации фон Парсевалю и многим другим. Макс фон Гемминген и Фердинанд фон Цеппелин-младший, племянники графа, приехали сами – этим и приглашение слать нет нужды: они вились на верфи словно пчёлы возле мёда. Колсман, Эккенер, Кобер и остальные партнёры столь плотно вросли в состав команды, что казалось бы странным их не увидеть в день старта. В общем, народу собралась уйма. В гондолах тоже было под завязку – двенадцать человек. В 8:26 «четвёрку» вывели из ангара, и корабль начал набирать высоту, одновременно ориентируясь на южный берег. Уже через двадцать минут дирижабль царственно проплыл над швейцарским Констанцем и направил нос к Рейну, на Шаффхаузен. Наблюдатели в восторге – LZ 4 шёл со скоростью около шестидесяти километров в час, пейзажи внизу сменяли один другой так скоро, что они не успевали делать отметки. Около двух часов вдали показался Люцерн, и вот уже видны Часовенный мост и старинная водонапорная башня. Цеппелин дал команду разворачиваться в обратный путь, и солнце медленно переползло за спины всех, кто находился в гондолах. С высоты около восьмисот метров люди кажутся маленькими букашками, целыми толпами бегущими за огромной серой птицей. Новость о полёте разносилась так моментально, что никто в кабинах уже не удивлялся ни обилию зевак на улицах, ни встречающих на подлёте к новому городу. Через Цюрих и Винтерхут «четвёрка» плыла домой, к самой восточной точке Боденского озера – городу-гавани Брегенцу. Вечерний Линдау встретил вспышками далёких фотографических треног, а за ним из призрачной дымки заката выплыла и малая родина: Фридрихсхафен. Пройдя триста восемьдесят четыре километра LZ 4 под громовые аплодисменты сбросил скорость и снизился в Манцеле. Впервые детище Цеппелина достигло такого фантастического успеха – и воистину это лучший подарок к грядущему юбилею графа!

Вся мировая пресса опубликовала статьи и заметки о небывалом рекорде «четвёрке», отдельно отмечая её выносливость и маневренность. Эмма подшивала в рабочую библиотеку сразу по две-три газеты за день, и всё равно те скапливались у неё на стойке стопками, грозящими вот-вот опрокинуться.

* * *

Некрасиво размазывая по лицу слёзы и сопли, Эмма ревела. Слёзы капали прямо на клавиши «ремингтона», на них оскальзывались пальцы, проваливались внутрь, больно одирая нежную кожу ногтевых полумесяцев. Но помощница Цеппелина не чувствовала ничего – боль была не в руках. Их чудесная птица сгорела до пепла. Прямо на самом важном испытании, когда нужно было доказать, что корабль надёжен и продержится в воздухе целые сутки. Ничего не осталось от мечты, и граф был разбит, и его сотрудники понуро не поднимали глаз. И секретарь заливалась над бортовым блокнотом с LZ 4, сохранившимся случайно. Цеппелин вошёл в приёмную грузно, с опущенными плечами. Все уже всё знали, но никакие слова поддержки до разбитого сердца воздухоплавателя не доходили.

– Эмма, будьте любезны, перепечатайте. Нужно сохранить записи для архива. Потом с холодной головой проанализируем.

И вышел.

И вот Эмма сохраняла, как могла – с перерывами на сморкание и утирание слёз. Рядом с машинкой лежали два насквозь мокрых платка: один собственный, второй атласный с вышитой монограммой Ф.ф.Ц. Шеф протянул перед уходом, но молча, никак не успокоив и не поддержав. Эмма Остерман впервые оплакивала что-то очень важное, дорогое. Училась горевать.

4 августа 1908 года

4:00 утра – Прибыли граф фон Цеппелин и капитан Георг Хакер. Начинаем спуск на воду.

5:30 – Корабль уложен на понтоны, осуществлён подвес за лонжероны.

6:00 – Стартуем из ангара. На борту двенадцать человек. Топлива на тридцать один час полёта.

6:22 – Поднялись над Боденским озером.

9:30 – Пролетели Базель. Пароходы на Рейне гудят и дают дымовые сигналы в нашу честь.

12:30 – Прошли Страсбург. Отключили один двигатель, так как исчерпано топливо и необходима дозаправка. Корабль идёт хорошо из-за расширения водорода солнечным теплом, удерживается на высоте 820 метров в положении «нос вниз». Спускаем газ из предохранительных клапанов.

13:58 – Дирижабль поднялся до 884 метров. Продолжаем спускать водород. Дозаправка пока невозможна. Корабль удерживается в воздухе за счёт динамического подъёма в положении «нос вверх». Скорость снизилась до 16 километров в час.

14:05 – Миновали Шпайер

16:30 – Прошли Дармштадт. Везде встречают большие толпы.

17:24 – Не дошли 23 километра до Майнца, совершили посадку на Нирштайне около Оппенгаймера близ Рейна. Трап раздавлен при приземлении. Пострадавших нет. Из толпы встречающих к гондоле подошёл молодой лейтенант, как мы думали, чтобы оказать помощь. Однако он отломил часть алюминиевого трапа и ушёл с этим сувениром в толпу. Чтобы облегчить вес, высаживаем пять человек и груз.

19:00 – Корабль посетили три сестры императора, прибывшие специально, чтобы поприветствовать нашу команду.

22:20 – Возобновили полёт, курс на Майнц.

22:50 – Достигли Майнца. Граф фон Цеппелин дал команду повернуть в обратный путь.

5 августа 1908 года

1:27 ночи – В переднем двигателе расплавился коленчатый подшипник. Снизили скорость до тридцати двух километров в час. Граф фон Цеппелин принял решение приземлиться, чтобы отремонтировать двигатель, вызвав инженера с завода Даймлера из Унтертюркхайма.

6:30 утра – Сразу после Штутгарта на высоте 1820 метров обнаружили сильную утечку водорода. Экстренно снижаемся.

7:15 – Приземление у деревни Эхтердинген прошло идеально. Отправили курьера в Каннштадт на завод Даймлера.

7:50 – Прибыли солдаты из Штутгарта для дополнительной охраны и удерживания корабля. На место стоянки пришло более пятидесяти тысяч жителей окрестных городков и деревень. LZ 4 привязан, инженеры сняли передний двигатель.

15:06 – На Эхтердинген налетел шквалистый ветер необыкновенной силы. Корабль выдернул из земли якоря, солдатам не удалось руками удержать швартовые канаты. Поднявшись на высоту около километра, он зацепился канатом за дерево, рухнул и загорелся. В гондолах находилось два члена экипажа. Один получил тяжёлые ранения, второй отделался ушибами и порезами. Погибших нет.

16:00 – Видимо, при падении корабль задел деревья, которые проткнули ветвями газовые баллоны. При разрыве прорезиненного хлопка газовых баллонов случился разряд статического электричества, вызвавший пожар. LZ 4 полностью уничтожен огнём. Сообщили о несчастье графу фон Цеппелину на постоялый двор «Хирш». Он раздавлен случившимся.

В коридоре что-то зашаркало и зашелестело юбками. В келью приёмной тихонько заглянула бабуся – божий одуванчик: на голове чепец, в руках корзинка.

– Деточка, здравствуй. Тут у графа Цеппелина кабинет?

Эмма повернула к входу покрасневшее и распухшее от слёз лицо.

– Да, бабушка. Вам помочь?

– Миленькая, да это я хочу помочь.

Божий одуванчик подошла к стойке, достала из корзины бутыль с содержимым ярко-рубинового цвета. Эмма шмыгнула и встала из-за машинки.

– Что это?

– У меня больше нет ничего. Это сок малиновый. Ты продай его, милая, а деньги графу отдай. На дирижабль. Пусть по пфеннигу, по капельке, а насобираем.

Старое кладбище Фридрихсхафена, где похоронен Отто Яблонски, часовня святого Иоанна (Яна) Непомуцкого

(жаль, что на документальном фото обрезан великолепный часовенный шпиль, поставлю ниже ссылку на её современный вид)

© kriegsopfer.org

https://de.m.wikipedia.org/wiki/Datei:Friedrichshafen,_Alter_Friedhof,_Friedhofkapelle_St._Johann_Nepomuk.jpg

Примерно такую фотографию вложила Эмма в письмо домой, Германия, 1907 год

© meshok.net

У норвежской богини Фригги была посланница Гна, которая могла поднимать человеческие души на небывалую высоту. Пароход «Гна» получил своё имя в её честь, символизируя воздушных змеев и аэростаты с теми самыми душами. Стоимость корабля составила почти семьдесят пять тысяч марок.

© seawarpeace.ru

Схема «Гны». Пароход внешне напоминал миноносец. По тем временам трёхцилиндровая паровая машина была дороже и надёжнее двигателя внутреннего сгорания. Максимальная мощность – около пятисот лошадиных сил. Кроме котельной и бункера для угля на пароходе располагались мощный прожектор, помещения для исследовательского оборудования, вентилятор для воздушных змеев, лебёдка с рояльной (что? да!) струной длиной до шести тысяч метров, мачта для запуска аэростатов, труба и якорь – куда без них. На корабле служили три матроса и метеорологическая группа, к которой иногда присоединялся Хуго Хергезель.

© wikimedia.org

«Гна» за работой

© econterms.net