Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1

На палубе, в отличии от трюма, было довольно тихо. Оранжевый диск солнца, расплывшись почти над всем небосводом, уже немало припекал доски и мачты, а самой Лилике уже было достаточно жарко. Матросы, драящие палубу, явно создающие тогда только вид работы не то для капитана, не то для кораблей Ордена, которые и вовсе были уже не далеко, не раз окунали голову в ведра с водой, будто стараясь немного себя остудить. Они уплыли еще не далеко от порта, находясь как раз между ним и кораблями флота Муссон. Лилика еще очень надеялась, что бывшая союзница Самума не почует удержавшуюся на ней внутреннюю силу Генерала или его кровь на ее руках. С другой стороны, Муссон как минимум, за это, была бы ей благодарна, ведь она сама его заклятый враг. И все равно, девочка немного боялась встречи с ней, заранее зная ее репутацию хотя бы как Информатор.

Пройдя все те же несколько шагов, но уже самостоятельно, до каюты капитана, она негромко окликнула его, получила положительный ответ, и только тогда обогнула угол, за которым стояла перед каютой, и прошла внутрь. Капитан, как ни странно, сидел за столом с перьевой ручкой в руке, удерживая другой рукой перед собой лист бумаги. Стоило Лилике чуть подойти к нему, как он положил лист и повернулся к ней, взялся правой рукой за кончик седой бороды, и принялся внимательно осматривать ее плечо.

–Угум-с. Покрывало, как всегда, хорошо поработал. – все еще щурясь, постепенно приблизившись к ней почти вплотную, кивнул старик.

–Соккон говорил, что он…часто пьет. Очень часто. Не думала, что он окажется таким прекрасным врачом. – уже не смущаясь от приближения старика, не забывая о его зрении, говорила она.

–Они мало были с нами знакомы. – вздохнул он. – Твои братья, имею ввиду. А Покрывало всегда много пьет перед операциями. Его с детства приучили пить не воду, а чистый спирт, потому что иначе он сухой, как селедка в песке. – отодвинулся обратно старик.

–Так, как раз перед пожаром в Кацере, у него была какая-то важная операция? – поняла она, сначала сама расценив свои слова как шутку, и только через секунду поняв, что в них вполне может быть смысл.

–Да…Операция на мое зрение. – грустно вздохнул старик.

Лилика, удивленная тому еще сильнее, чем факту поднятия профессиональных навыков Покрывала за счет спирта, переспросила капитана, желая знать, где капитан вообще растерял зрение.

–Я потерял часть зрения в недавних боях с брусийцами пару лет назад, когда какой-то октолим засветил мне в глаза белой вспышкой своего окто. Я просил Покрывало сделать что-то с этим. Если не получится, и хрен бы с ним, пусть хоть без глаз буду. Все равно капитаном корабля с таким зрением быть невозможно, и за меня всю работу делают наши боцманы, Вильцед и Трева. Какой смысл экипажу от капитана, который даже скалу в десяти метрах по курсу не заметит. – еще грустнее опустил голову он.

Теперь и Лилика чуть, обиженно на саму себя, опустила голову. Ведь именно она, все это время, думала, что капитан потерял зрение, перегорев от крепкого алкоголя. Назвала бедного дедушку, который пострадал в боях за ее родную страну, алкоголиком…

–Операция не удалась? Ничего, ведь, не случилось? – подумала она, почему с глазами капитана ничего не произошло.

–Случилось. Но не операция. Мы до нее просто не дошли.

Лилика не шевелилась. Почти подсознательно, она уже понимала, в чем было дело. Мысли о словах капитана, о поджигателях и ее братьях, только теперь приобретали понятный ей смысл. И от этого ей становилось только грустнее.

–Ослепительный луч ударил из Горы Геллара, потом город загорелся. Мы в панике поднимали якорь, поворачивали судно, а от порта еще далеко пришлось отходить задним ходом. Весь экипаж кричал, все были в ужасе, а я только и видел там какие-то разноцветные пятна. На мгновение мне показалось, что от такого яркого света у меня заслезились глаза. Показалось. Это был обычный страх, как и тогда, с тем октолимом… – вздохнул старик, снова держа ручку над листом бумаги.

–Вы отменили операцию?..

Старик молчал. Не было похоже, что он собирается отвечать, да и что он хотя бы услышал вопрос. Наверное, и она сама об этом подумала, еще когда услышала о том пожаре от братьев, также видевших его своими глазами.

–Может, так оно и лучше. Может, не все мне правда нужно видеть. – прикрыл уже влажные, мутно-серые глаза старик.

Теперь все и вправду вставало на свои места. Вот, почему он так переживал за нее, пусть и совсем еще ничего о ней не знал. Все потому, что он испугался того кошмара, и отказывался его признать. Боялся даже видеть его. Но она была другой. Она сразилась с поджигателями, как бы юна и невинна на вид она не была, и едва не лишилась руки в бою с ними, совсем их не испугавшись. Наверняка, как бы оно не было на самом деле, он думал именно об этом. Для самого себя он, наверняка, выглядел просто жалко, тем более на фоне по-настоящему смелой Лилики.

–Но вы сделали все, как должны были. В такой панике, вы развернули корабль, и увели от опасности свой экипаж. Вы не должны корить себя. Вы герой. – добро и тепло улыбнулась ему Лилика.

Старик молчал с секунду, отложил ручку, и, вытерев все-таки набежавшие на глаза слезы кистями рук, поблагодарил ее, все же стараясь не подавать виду, что он, как на самом деле, был тронут ее словами. Видимо, бесперебойные пьянства и вправду как-то добавили ему не самых лучших качеств, вроде замкнутости в себе. Если это не была лишь очередная душевная травма еще со времен недавней войны, тем более что Лилика даже не знала, почему на самом деле Синие Попугаи в ней участвовали.

–Тебе полагается хорошенькая каюта, я думаю. Есть одна в трюме, для гостей, она куда лучше всех прочих. У нас тут есть кухня внизу. Я могу попросить, чтобы Шура тебе сварил чего-нибудь, или пожарил. Он отменно готовит. – уже как ни в чем не бывало улыбался старик, так и продолжая держать ручку над листом бумаги.

–Например, макароны? – весело усмехнулась Лилика.

–А, да! Его любимое блюдо. У него они получаются лучше всего. – щёлкнул пальцами свободной руки старик.

–Я люблю макароны. Если они не очень твердые, конечно.

–А, вот как. Я думал, что ты…эм, как бы. Мысли читать умеешь? – почесал голову ручкой старик.

–Нет, просто кое-кто рассказывал мне про его любовь к макаронам. – немного еще неуверенно, усмехнулась она, вспоминаю все ту же историю Соккона о их с Френтосом и Тарготом "попойке" на корабле пиратов.

Так до конца и не поняв слова девочки, капитан оставил подпись на листе бумаги, завернул его в трубочку, и отправился с ним в сторону трюма, жестом зовя Лилику идти за ним. Как он объяснил ей еще по пути, пока они спускались вниз по лестнице, это было письмо, предназначенное самой Муссон на корабль, мимо которого они как раз должны будут вот-вот проплыть. С каждой секундой приближения к кораблям Ордена, Лилика как-то все больше их боялась, таких больших, через которые они должны проплыть как через грань между спокойным, и между грозным морем Орги. Он не объяснил, какое послание он оставил в том письме, которое теперь собирался отправить Муссон вместе с почтовой птицей (хотя она и не думала, что ей был настоящий попугай, и считала мысли об этом глупостью из сказок о «типичных» пиратах, которыми Синие Попугаи точно не являлись). Дойдя по трюму до самого дальнего конца корабля, к самому его носу, он остановился с ней около каюты, в которой и собирался ее, пока, оставить. Корабль Попугаев и вправду был весьма велик, пусть в нем и не было совсем ничего, как раньше думала о пиратах Лилика, вроде пушек, склада ядер и оружия, и многого прочего. Пожалуй, их представление как "морских торговцев" и вправду было наиболее подходящим, тем более учитывая, как активно они ходили по трюму вокруг, перенося ящики и прочее с места на место, будто стараясь расставить их максимально устойчиво, но и достаточно компактно.

Она еще раз поблагодарила старика, уже попросившего ее сообщать ей каждый раз, когда кто-то из пиратов, подальше от которых он специально ее и поселил, будут слишком шуметь, или если она просто чего-то пожелает. Как он сказал, в порт они доберутся, в лучшем случае, к шести-семи часам утра следующего дня, и до того времени она остается для них важным и званным гостем, и просто другом команды. Сама ее каюта была довольно просторной, чистой и ухоженной, явно куда лучше, чем грязная и почти с ног на голову перевернутая каюта капитана. Здесь был и небольшой столик, и нары выглядели мягкими, будто стоило ей только в них забраться, как она тут же в них уснет. Здесь было и не так жарко, а ноги и вовсе почти мерзли от соприкосновения с холодными от самого моря досками. К счастью, почти весь пол каюты был покрыт огромной белой и мягкой шкурой совсем уже неизвестного ей животного, и о холоде ей уж точно переживать не следовало. Она спокойно поставила рюкзак на столик, приделанный к самой корме корабля, открыла его, и, убедившись, что всю еду в нем и вправду будет лучше оставить на путь до Леса Кортя от Лафена, закрыла его, и убрала под нары. Там уже лежала и ее новая одежда, которую за несколько минут до этого принес ей Вильцед. Как говорил капитан еще перед самыми дверями каюты, она принадлежала дочери кого-то из членов экипажа, которая, еще давно, покинула сей бренный мир. Лилике было все еще страшновато принимать такие вещи, но обратное наверняка просто оскорбило бы их, так старавшихся ей помочь людей, и она просто не могла им отказать. Тем более, почти все ее платье было насквозь пропитано кровью, от потери которой ее, что она приняла раньше за укачивание, все еще кружилась голова. Да, настоящих октолимов никогда не укачивает, и их вестибулярный аппарат работает куда лучше, чем у обычных людей.

Начав переодеваться, заранее как можно крепче закрыв дверь каюты на две щеколды, она уже заметила, что все еще почти не чувствует плеча в месте ранения от еще не прекратившегося действия обезболивающего, не сошедшего только с самого очага, мест уколов. Также, правая рука двигалась немного медленнее, чем она ожидала, и тому, наверняка, мешала пробитая ключица. Как бы не старался Покрывало, полностью восстановить разрубленную кость, тем более настолько сложную, он бы просто не сумел, и потому плечо теперь вряд ли когда-нибудь вернет прежнюю гибкость. Но Лилика, осознав это, только ухмыльнулась. Ей было не важно, как это произойдет, но она была уверена, что еще сможет стать сильнее, повысить всю свою ловкость до того уровня, при котором и сломанное плечо будет двигаться лучше, чем когда-либо раньше. Единственное, что ее волновало теперь, это шрам, который может там остаться. Шрамы на теле всегда казались ей интересным украшением, но отнюдь не придавали привлекательности женскому телу. Хотя бы ради Соккона, для кого она и старалась быть самой красивой и прелестной девочкой на свете, чтобы он больше никогда не думал о других девушках, кроме нее, она всегда старалась максимально ухаживать за собой. Пусть ее и стеснял ее низкий рост, она, уже и вправду как ребенок, все еще думала, что молоко поможет ей вырасти, и правильное питание улучшит формы ее тела. Гены и темперамент для нее, выросшей в роду заведомо не выделявшихся своими формами женщин, всегда были пустым звуком, и она была уверена, что сможет получить что угодно лишь как следует захотев. Даже если это не позволяли гены.

Платье, которое она надела теперь, быстро почти сорвав с себя, хоть и с некоторой жалостью, свое старое, легко на нее не совсем так, как она планировала. Груди было тесно, а юбка казалась ей слишком длинной, что могло помешать ей двигаться быстро, как раньше. Она надеялась, что ей больше не придется сражаться хотя бы до самого Леса Кортя, но должна была заранее быть к этому готова. Посмотрев в зеркало у стены, также прибитое к стене, она, все же, поймала себя на улыбке, расценив свой наряд достаточно милым, максимально ей подходящим. В таком виде она может не бояться показаться людям, и, в то же время, не будет выглядеть вызывающе, привлекая нежелательное внимание мужчин помимо Соккона.

Я, ведь, уже рассказывал, чем была вызвана эта мания между братьями и сестрами в роду Кацер, из-за которой и Лилика с Сокконом были как будто одержимы друг другом? Конечно, это была не обычная привязанность, и у нее была свои, прямо скажем, очень глубокие корни, уходящие в самые времена начала Эпохи Грома. Можно сказать, что это был приказ на генетическом уровне «размножаться», сохраняя чистому своей крови имтердов для всего рода Кацер. Конечно, Лилика появилась на свет раньше, чем этот приказ захватил кровь Кацер, и сама она, фактически, не была Кацерой. Но о причинах и того, и другого, вы узнаете позже, и сейчас я лишь напомнил вам, что в Последнем из Первых Миров даже самые обычные взаимоотношения между живыми существами, как и любыми силами мира, имеют свою, совсем не обычную подоплеку.

Закончив все приготовления, так и оставив свою каюту открытой, она, весело осматриваясь вокруг, взглядом приветствуя то и дело весело кивающих ей пиратов. Чаще всего они занимались упаковкой грузов, доставляемых ими, как поняла Лилика, в Лафен для торговли. Совсем не чувствуя движения корабля под своими ногами, лишь слушая глухой звук бьющихся о борта снаружи волн, она прошла трюм почти до самой палаты Покрывала, повернула направо, и спокойно прошла в местную, не раз упомянутую капитаном, столовую. Импровизирована она была довольно умело, состояла из небольшой комнаты с четырьмя столами и четырьмя стульями у каждого, и самим обиталищем повара, тогда варившего, конечно, те же самые, упомянутые уже всеми подряд, макароны в огромной кастрюле. Потолок над ним был обит тонким слоем металла, а сам огонь повар брал из кристаллов, наполненных энергией наверняка какого-нибудь огненного арда. Это снова, как и в случае с горелкой Покрывала, почти поразило Лилику, думавшую тогда, что пираты, точнее морские торговцы, сами по себе люди не самые богатые, просто не могли потратить деньги на что-то столь дорогое, как "огненный камень" для столь не сильно важных, как она думала, вещей. Подобные диковинки было вовсе не удивительно увидеть где-нибудь рядом с Ренбиром, но не на пиратском корабле.

К слову, спросите вы, почему торговцы редко бывают богаты? Конкретно морские торговцы закупают товар по низкой цене в одном месте, чтобы переплыть море, и продать его подороже в другом месте. Почти всегда все их деньги находятся в обороте, и лежат, в виде самого товара, в трюме. Денег на руках для прочих покупок у них обычно недостает.

–Вот и мой работодатель! Ты на всю жизнь запомнишь эти макароны! – внезапно, перепугав Лилику, повернулся к ней толстяк-повар, махнув при этом половником с кипятком так, что тот едва не улетел ей в лоб. При этом он, правда, почти ничего не выплеснул.

–Ах, я…Люблю макароны. – решила, на всякий случай, повторить она.

–Правильный подход, девочка! Макароны – это тесто. Тесто очень полезно! Любой пекарь скажет тебе это. Потому – эти макароны будут лучшими макаронами, которые ты когда-либо ела! Десять минут, и все будет готово. – продолжал махать половником он, все-таки залив стены. Теперь вода была не только с той стороны кормы корабля, но и с внутренней.

–Б-буду очень рада их попробовать. – неуверенно, не меняя лица, проговорила она, не понимая, "почему именно эти макароны будут лучшими".

"А мне показалось, что он хочет сделать макароны настолько страшными, что я этого во век не забуду…" – думала она. "Я уже и так проголодалась. Надеюсь, он не шутит, и макароны будут что надо."

Как можно скромнее она устроилась за столом в ожидании "комплимента от шеф-повара", его уже именитых лучших на свете макарон. Теперь только осматриваясь вокруг, оценивая вид тарелок и столовых приборов, которыми уже явно пользовались недавние посетители импровизированной пиратской кухни, грязных, с уже задеревеневшими остатками макарон, лежащих на столе как раз рядом с ней. Так прошла первая минута, и так же, как она думала, пройдут и остальные, наверное, девять. Повар, как ей казалось, не особо спешил, да и торопиться при готовке просто незачем – макароны не сварятся от этого быстрее. Также, удивительным ей казалось то, насколько много он их варил, ведь она одна и десятой доли такого их объема не съест. Этот вопрос не давал ей покоя как раз кстати, ведь она уже знала ответ, и знала, что волнуется она не зря. Спустя уже три-четыре минуты почти полной тишины, в столовую, сопровождаясь немалым шумом, через очередную импровизацию на этот раз двери, почти ворвались несколько пиратов. Их было не больше шести-семи человек, и от одного их появления Лилика ужаснулась, решив сначала, что это может закончиться домогательствами (раньше она старалась не думать об этом, заранее присуждая Попугаям качества по крайней мере хороших людей), но потом испугалась уже того, как бы от их присутствия не провалился уже ходящий ходуном пол. Кажется, ели они все по сменам, делясь на тех, кто работает, а кто в это время отдыхает. Пусть она и не видела от них особой работы последние полчаса, прошедшие теперь мимо нее, садящиеся на стулья, по большей части, именно за ее столом, пираты выглядели скорее правда уставшими, нежели отлынивающими и отдыхающими. Те самые пираты, которых она бы назвала, учитывая их необычную реакцию почти на все происходящее вокруг них, не "Синими Попугаями", а, скорее, "Резкими Ребятами". Ей это название казалось забавным, и ни капли не глупым.

Куча неуместных вопросов, шум, балаган, как и думала Лилика, свалились на ее голову как самое настоящее проклятье. При ее голоде и оставшейся ослабленности от кровопотери она с самого начала очень рассчитывала на тишину и покой, и пусть компания пиратов не была так уж ей противна или надоедлива, у нее правда почти не было сил, чтобы хотя бы держать улыбку в разговоре. Помимо внезапных восхищений пиратами ее внешности, особенно учитывая, что те даже не подозревали о ее ни капли не юном возрасте, собеседники ее делились, в основном, на тех, кто хотел заинтересовать ее рассказами о их приключениях, и тех, кто просто был рад, что "маленький ангел" проводил время здесь именно с ними (хотя они сами навязали ей свое общество). Уже сгорая от смущения, получая, как и прежде, вовсе не то внимание, ради которого она так старалась выделяться, она еще раз попросила пиратов, так, чтобы на этот раз они ее точно услышали, не мучать ее разговорами ввиду ее плохого самочувствия. Услышав ее теперь, все собравшиеся уже за ее столом около десяти пиратов совсем обмякли, извинились, и как-то погрустнели в лицах. Она все еще не совсем понимала, почему такое внимание они уделяли именно ей, было ли это следствием ее внешности, ее синих, как и у них, волос, или же просто того, что на их судне никогда не бывало девушек, тем более возрастом годящихся им в дочери. Теперь, когда все они замолчали, ей и самой стало как-то не по себе, ведь как бы они ее не превозносили, что ее саму только пугало, ее компания правда радовала их, и с ней они были куда счастливее. Она постаралась успокоить их тем, что сможет поддерживать беседу только когда поест, и те снова, переглянувшись, начали о чем-то непринужденно болтать. Как раз по мере этого в помещение подтягивались и другие пираты.

Довольно неожиданно большая круглая тарелка с огромной горой макарон украсила стол Лилики. Попробовав с вилки всего пару из них, она отложила столовые приборы, встала из-за стола, подошла к умывальнику неподалеку, и помыла маленькие ручки, что совсем забыла сделать раньше от постоянного внимания достаточно плотно окруживших ее пиратов. С вдруг почти маниакальной улыбкой она вернулась к столу, а окружавшие ее пираты в недоумении отодвинулись подальше. Забыв уже хотя бы о каких-то манерах, голодная до предела, она голыми руками набивала рот макаронами, и, почти не прожевывая их, глотала. Первые секунды пираты были почти в шоке от такой картины, но через несколько секунд вдруг засмеялись, решив, что Лилика, просто-напросто, сама настолько хочет поскорее вернуться в форму, чтобы точно стать, как они думали, душой их компании, ведь она сама говорила, что не может много говорить от бессилия и голода. Силы возвращались к ней быстрее, чем когда-либо, и она чувствовала напор все время возрастающей внутренней силы, мгновенно восстанавливающей ее не по меркам роста сильное тело. Раненное плечо под платьем уже чуть хрустело, отдаваясь довольно приятным теплом, и уже к концу тарелки, казалось, полностью вернулось в норму. Возможно, ткани и зажили неправильно, и ей все равно не вернуть плечу былую гибкость, но оно уже не было повреждено, и она сама сможет теперь его изменить. Внезапно у нее в голове даже появился образ гончара, придающего форму глине. Ее оптимистичный настрой силами своего ума свернуть горы явно был наследием ее кровных родителей, какими они были еще давно.

Пока повар, стуча половником по новому казану с уже кипящей водой, в которой он собирался готовить новые макароны для новой компании бегал туда-сюда, разбрасывая старые макароны по другим тарелкам, сама компания Лилики уже заметно оживилась, еще больше забрасывая девочку комплиментами. Не все они звучали уместно, и почти все не имели друг с другом особой связи. Тем не менее, из всего окружающего шума, поднятого пиратами, Лилика вполне отчетливо разобрала причину ее превращения в их идола. На самом деле, она не задумывалась об этом раньше, но ведь они все много слышали о ее братьях, и хоть не так часто с ними общались, были о них очень высокого мнения. Естественно, что после истории Вильцеда о ней, которую тот рассказал совсем недавно, они в полной мере разглядели в ней настоящую Кацеру. Настоящую авантюристку, но при этом невероятно милую.

Конечно, у их отношения к Лилике как к новому идолу Синих Попугаев тоже были свои глубокие корни, и на них действовало достаточно много факторов, которые читатель узнает только чуть позже. Не буду рассказывать об этом сейчас – еще слишком рано вспоминать о грустном. Обычно для этого сначала нужно как следует выпить.

–Вот так вечеринка, господа! – вдруг пронесся по ее голове веселый и невероятно громкий басистый крик откуда-то со стороны входа.

Она повернулась в ту сторону, чтобы посмотреть, кто еще пришел на ужин к уже точно макаронному мастеру, и, главное, сколько этих гостей было. Гостями, как ни странно, были Вильцед и еще несколько пиратов, на руках несущие в ее сторону огромную деревянную бочку. Помимо мгновенного, разрывающего уши громового "ООООО" со стороны прочих пиратов, что-то только добавляло ей уверенности, что эта бочка была наполнена именно алкоголем. Скорее всего, пивом, элем, или чем-то похожим.

Как и ожидалось, пираты совсем бесцеремонно сдвинули все столы и стулья столовой к центру, взяли из "личного арсенала" повара необходимые сосуды, сняли крышку с одной стороны бочки, и принялись окунать туда, в золотистую пенную жидкость, большие пивные кружки, сопровождая это еще большим шумом. Лилика, уже чувствуя, что попала в самое что ни на есть "пекло", старалась тихо покинуть пиратов, но те слишком много внимания уделяли ей, и уйти незаметно она просто не могла. Они спрашивали ее о самых разных вещах, в итоге только постоянно с большим удивлением опустошая кружки, будто беседы были лишь сопровождением для по-настоящему интересных дел. По прошествии буквально нескольких минут, ее волнение как-то само собой улетучилось, и она даже начала немного веселиться. Ей все еще было по-своему приятно то, как ее присутствие влияло на пиратов, и снова старалась всем их радовать, не унывать, и не забывать, каким ее всегда хотел видеть ее брат, который, как всегда, занимал минимум половину ее внутреннего мира. Зная, как непросто будет им, Синим Попугаям, в Последней Войне, а также осознавая, что весь ее дальнейший путь будет как минимум сложен и опасен, она была уже совсем не против, может даже в последний раз, хотя бы немного повеселиться.

Настоящее веселье началось как раз по пришествию в столовую еще пяти новых пиратов, один из которых и предложил девочке, еще также не зная ее возраста, выпить с ними пива. Такое предложение на мгновение выбило из колеи почти всех, включая и Лилику, и кто-то даже дал пирату подзатыльник, говоря, что ей еще рано пить такие напитки. Вторая волна удивления, и даже восхищения, прошла по столовой почти сразу, как девочка, едва весело ухмыльнувшись, взяла кружку, которую ей заранее принес кто-то из окружающих, набрала в нее до самых краев пива, и, как следует набрав воздуха в легкие, опустошила ее до дна. Когда-то ей уже приходилось пить этот напиток еще на дне рождения Таргота, в результате чего ее либидо едва не "съело" Соккона, и так же ей предлагали выпить пива некоторые друзья из Ренбира, для которых подобное было совершенно обычным дружеским делом. Она считала почти недостойным себя напиваться, думая об этом, как о занятии только для самых потерянных людей, и потому не собиралась много пить теперь. Даже при всем этом, улыбка на ее покрытых пивной пенкой губах была столь лучезарна, что кто-то из пиратов громко крикнул "НАША БОГИНЯ!", что мгновенно подхватили и другие. Думая, не сделала ли она лишнего, так поддержав их компанию своими действиями, она, стараясь все так же, пусть уже совсем смущенно, улыбаться, чуть опустила голову.

Веселье продолжалось еще целых полчаса. Звенела посуда с макаронной закуской к пиву от, уже самого как следует напившегося, повара, и без устали, утопая в веселом гомоне, звенели кружки. Лилику совсем покинула сонливость, а после последних двух кружек она уже переставала саму себя понимать. Тело стало будто легче, но ей было теперь совсем тяжело его двигать. Ее уже немного пошатывало, а ее речь саму прежнюю Лилику наверняка бы теперь до смерти напугала. Она стала слишком открытой, очень много смеялась, шутила, хотя все так же смущалась от постоянных комплиментов теперь уже настоящих собутыльников. В один момент, после того, как кто-то из пиратов решил померяться с ней, сестрой Кацер, силами, вся столовая залилась смехом, когда в противоборстве на руках она в одно движение чуть не перевернула пирата за руку вместе со столом. Все они громко смеялись, и даже Лилика, удивленная силе своего миниатюрного тела, неловко улыбалась. Вильцед, явно выпивший меньше всех среди пиратов в столовой, на всякий случай напомнил девочке про необходимый отдых, на что та решила, как минимум, больше не пить, как бы не хотелось, и как бы не было сложно остановиться. Тем более учитывая, что она уже выпила не меньше десяти литров, что для октолима было эквивалентно примерно двум литрам у обычного человека, даже не учитывая насколько быстрее октолимы трезвели.

Снаружи становилось все темнее, и из окон, ведущих в трюм, внутрь уже почти не пробивался солнечный свет. Все еще веселая и совсем расслабленная от алкоголя Лилика медленно, стараясь не задевать плечами стены, пробиралась к своей каюте, уже не в состоянии даже вспомнить точно, сколько она выпила после того, как пообещала Вильцеду больше не пить. Она была только рада этому, ведь она была правда счастлива, и знала, что, если бы ее семья и друзья были рядом, они бы наверняка к ней присоединились. Дорогие ей люди всегда присматривали за ней, и никто даже не был против ее союза с братом, ее всегда поддерживали и любили, заботились о ее собственном счастье. Именно для этих людей она всегда старалась брать от жизни все, не думать о плохом и всегда быть максимально позитивной. Она верила, что поступает правильно, когда, даже зная о возможной судьбе брата, веселится так, как бы хотел он. Как бы она за него не переживала, он всегда делал все возможное ради нее, и как-то подсознательно чувствовала, что и с его исчезновением он будто отогнал от нее какую-то беду. Пускай пока и не понимала, какую именно, и что навеяло ей такие мысли.

Едва пару раз не споткнувшись о уже развалившихся кое-где по трюму от алкоголя пиратов, сползая по дверному косяку как недавно макароны со стен столовой, которыми пираты весьма активно друг в друга кидались, Лилика ввалилась в собственную каюту, изо всех сил теперь стараясь не упасть, не понимая качается ли это вокруг нее корабль, или у нее просто кружится голова. В таком состоянии она кое-как, не зацепив подволакивающимися ногами ковер из шкуры какого-то белого зверя, подошла к зеркалу, желая перед сном хотя бы очиститься от следов недавней попойки. Конечно, следов этих было слишком много, и разлитое несколько раз на ее платье пиво она никак не смогла бы убрать сама. В один момент, все еще от пьяного бессилия наполовину прикрывая глаза веками, она даже весело качнула руками в жесте «Ура, я это сделала!». Она уже давно и многим доказывала, что вовсе не ребенок, и это было почти клеше для многих ей подобных девочек. Теперь она выпила больше десяти литров пива в компании не менее чем тридцати пиратов на их же корабле. Кто после такого посмеет назвать ее ребенком?

К слову, напились на том корабле тогда абсолютно все пираты, и их смена, которая должна была работать на палубе, тоже почти сразу присоединились к товарищам по попойке. Единственным, кто так и не пришел на пиршество – занятый в то время одним очень важным делом капитан Картофель, настоящее имя которого было Картоль, что звучало не менее странно.

Сон уже застилал глаза девушки, а мысли ее, и без того хаотичные, просто разлетались в разные стороны, как макароны…кажется, я уже упоминал про это. Уже забросив попытки вернуть разум в привычное ей состояние, Лилика довольно громко кинула свое тело, как мешок с песком, на мягкие нары, и почти сразу в них укуталась. Глаза двигались куда-то в сторону сами, голова кружилась, а все тело было будто ватным. Она уже очень давно, с того самого дня рождения Таргота, не чувствовала подобного, хоть в тот раз выпила минимум в десяток раз больше. Даже пираты, как она думала, привыкшие к подобному, после пятого литра оставили ее единственным крепко стоявшим на ногах человеком во всей столовой. Она и сама над этим тогда посмеялась, шуточно думая "Я и вправду теперь взрослее их.", вряд ли подразумевая свой истинный возраст, ведь фактически активна она была всего 16 лет, а остальное время просто проспала.

В то же время по судну по своим каютам расходились и пираты, все еще весело подгоняя друг друга дружескими шутками и все такими же дружескими подзатыльниками и пинками. Для них все произошедшее имело немного иной вид, нежели для Лилики, так раньше и не слышавшей истории, стоявшей за платьем, которое та недавно надела по совету Вильцеда. Да, на их корабле уже был ребенок, дочка одного из самих пиратов, который тоже недавно покинул сей бренный мир. Девочка часто ходила на корабль к отцу, смотрела как он работает, и всячески своей детской невинностью поднимала боевой дух тогда еще настоящих мужчин, гордых пиратов на службе Ордена, единственных заключивших контракт с последними, оставаясь при этом вне их законов. Те, кого принято называть пиратами, морскими грабителями и разбойниками, они презирали, и всюду с ними сражались, забирая и продавая их имущества с потопленных кораблей. Но именно их боевые свершения вышли для них боком однажды, в той самой морской битве, где капитан Картофель частично потерял зрение, а пошедшие на абордаж брусийцы убили почти половину экипажа Попугаев. Никто не брал ту девочку с собой, и они нашли ее совершенно случайно в трюме, спрятавшуюся в одном из ящиков с ядрами, лишь сказав нашедшему ее отцу «Я хочу быть с тобой, папа! Я не боюсь!». Она не боялась и когда пушечные ядра разрывали корму их корабля, и помогала Попугаям быстро латать дыры, всюду следуя за отцом. Она последовала за отцом и в его последний путь, когда того, во время абордажа, безжалостно зарубили саблей. Конечно, никто не пожалел ребенка, и она умерла прямо на груди у отца, до самой смерти не поверив, что тот ее безвозвратно оставил. Для жителя Последнего из Первых Миров в этой истории не было ничего удивительного, а войны были и остаются самой сутью их существования, и все уже давно к ним привыкли. Наверное, в этом и состоит ирония нашей судьбы – мы стараемся ради себя и близких всю свою жизнь, проливаем пот и слезы чтобы проложить себе дорогу в счастливое будущее. Но однажды все это заканчивается, и нашим планам никогда не дано увидеть свет. Все мы однажды уйдем, и мы должны делать все, чтобы перед этим как следует насладиться жизнью, и помочь это сделать другим.

Как вы уже поняли, прежняя хозяйка нового платья Лилики была правда на нее похожа, и Синие Попугаи точно вспомнили былые времена, представляя на ее месте ту свою старую «дочь корабля», почти никогда не сходившую с него на сушу, и потому были к ней так добры. Теперь же сама Лилика, кое-как повернувшись на бок в самом настоящем коконе из нар, улыбнувшись забавному узору на доске стены перед собой, мирно закрыла глазки, медленно погружаясь в сон. Под убаюкивающую качку, пока судно, качаясь на спокойных волнах чаще всего грозного Моря Орги, приближалось к совершенно новой для Лилики земле, она уже чувствовала, как пересекает некую точку невозврата, но даже это чувство теперь терялось где-то слишком глубоко, и она совсем его не замечала. Возможно последние свои мирные часы она хотела использовать теперь, чтобы как следует отдохнуть, ведь теперь никто и вправду не знал, что ждет ее впереди. Окружающие звуки быстро пропали, заменившись звуками подсознания, которые она так редко встречала, и уже через пару минут ее совсем поглотил сон.

Лилика в самом деле редко видела сны, и еще реже их запоминала. Но в этот раз все было иначе. Вся развернувшаяся перед ней картина, освещаемый летающими вокруг светлячками темный зал со столом, окруженным тронами из различных драгоценных камней, были почти подсознательно знакомы Лилике, но она никак не могла их точно вспомнить. Все это, окружающее ее собственное дыхание в совершенно мертвой тишине, образ существа по ту сторону стола и взгляд его золотых глаз, и вправду были ей знакомы, и она все лучше вспоминала их теперь, пока продолжалась та немая сцена. Она стояла на месте, глядя на восседавшее на золотом троне существо, и оно, так же, смотрело на нее. Этот сон пропадал с каждой секундой все быстрее, так же, как и появился, а где-то на границе сна и яви она могла поклясться, что слышала его голос, но никак не могла понять, что он говорил. Ждал ли он ее теперь, как столетия назад, в том самом зале, или же наоборот угрожал, не желая ее видеть. Нет же. Он лишь показывал ей прошлое, которое принадлежало не ей. Он говорил не с ней, а с тем, чьими глазами она его видела. Не было никаких сомнений, что он сам навевал ей этот сон, как он делал это и раньше и не только с ней. Клинок Власти Золотого Пламени, также известный как Надзиратель Первых Миров. Именно к нему она и направлялась теперь.

И он совершенно точно ее ждал.

Глава 5. Надежды целого народа

Тихое поскрипывание уже точно стоявшего на месте судна и яркий солнечный свет, пробивавшийся в каюту через окно, заставляли ее, так резко поднявшуюся с нар Лилику, усомниться была ли хоть небольшая пауза между моментом ее засыпания и пробуждения. Она проснулась, совсем не чувствуя обыкновенной утренней слабости, и никакого, известного ей по рассказам друзей, похмелья, совершенно неудивительного для столь большого объема выпитого ей алкоголя. Если говорить совсем просто, она была "как огурчик", свежа и полна энергии, хорошо отдохнувшая и выспавшаяся. Судя по всему, ее тело сумело целиком и полностью переработать алкоголь и макароны во внутреннюю силу, и потому теперь она чувствовала себя даже лучше, чем до по посещения Храма Актониса. Мысли о увиденном ей во сне очень быстро растворились, и сама память о том сне в миг улетучилась. Сейчас, даже все еще немного в смятении от внезапного пробуждения, она больше была сосредоточена на текущих задачах и проблемах – она все еще не знала, как давно корабль вошел в порт, сколько сейчас было времени, и чем тогда занимался экипаж. Ее сон был настолько сладок и крепок, что она наверняка бы не заметила, если бы кто-то постучал к ней в дверь или окликнул ее, и она могла так пролежать уже очень долго. Все нары под ней, ее волосы и одежда точно подтверждали своим видом, то есть видом полного хаоса, это предположение. Собираться и покидать корабль следовало как можно скорее, тем более учитывая насколько активен был пробивающийся в корабль с порта гомон криков, шума телег, и шуршания волн по корме корабля.

Как ни странно, ее каюта была уже открыта, хоть и закрывалась она изнутри. Возможно, будучи в нетрезвом виде, она только мысленно представила, что закрыла дверь на щеколду, но на самом деле этого не делала. Так тогда подумала она. На самом же деле, она просто просыпалась однажды ночью, хоть и совсем этого не помнила, и зачем-то выходила из каюты. Для чего она это делала – даже для меня загадка. Могу лишь сказать, что ее вещи были уже собраны, и рюкзак ее уже, совсем для нее не заметно, давил на плечи. Она искала его взглядом по всей каюте почти минуту прежде чем поняла, что он уже был на ее спине. Она не задумывалась, как это произошло, списав это на проблемы собственной памяти после попойки. И дверь она не закрывала, и рюкзак надела сама, и макароны в столовой, по пути к которой она дважды упала на уже уснувших в трюме пиратов, тоже не доедала.

Теперь, выйдя из каюты, она совсем не заметила вокруг никакой особой активности, будто корабль пиратами был уже покинут. Груз, который они перевозили в Лафен, тоже целиком пропал, хотя пол был еще немного мокрым после, скорее всего, работ над этим самих пиратов, которые успели запачкать его ночью. Все это немало насторожило Лилику, ведь раз корабль стоял на якоре, а людей и груза там уже не было, значит она правда серьезно проспала время прибытия, и ей следовало спешить. Тем более, что о дальнейших планах экипажа она еще не знала, и они вполне могли бросить корабль, продав товар, и с деньгами бежать на запад, куда собирались многие простые люди, желая избежать Последней Войны.

В спешке пробежав по трюму в сторону лестницы, затем поднявшись по ней наверх на палубу, она также приметила довольно характерный храп со стороны "медицинской палаты Покрывала». Это ее немного успокоило, ведь пираты не могли окончательно покинуть корабль, бросив своего товарища там. Наверняка, они просто отправились заключать сделки с еще оставшимися в порту торговцами, и собирались после этого вернуться на корабль.

Встретило Лилику уже правда очень яркое, палящее золотое солнце. Оно было куда больше, и будто ближе к поднебесной, чем когда-либо раньше, как это ранее и предсказывал Серпион. Из-за появившейся тогда жары платье Лилики резко потеряло свою актуальность, и единственной ее надеждой на спасение от вечно неприятного соприкосновения пропотевших вещей на будущем холоде Леса Кортя с телом, стали еще не закрывшиеся в Лафене магазины одежды, в которые Лилике нужно было срочно заглянуть. Даже не учитывая проблем жары от ее платья, в таком виде в Лес Кортя, под завязку набитый ардами, она идти не могла.

Довольно сильный для моря Орги бриз разносил по палубе корабля свою прохладную влажность, особенно приятную на фоне окружающей жары. На самом корабле не было ни единой души, которые бы смогла от лестницы разглядеть Лилика, но она уже отчетливо слышала их речь со стороны порта, пусть та и весьма сильно перебивалась прочими шумами, доносящимися из порта. Девушка пробежала в ту сторону, к трапу, в надежде увидеть там всю компанию, чтобы потом не думать, куда они на самом деле делись. Оказалось, там стояло лишь четыре пирата, наверняка охранявших судно от возможных посетителей из порта. Все ящики с грузом были аккуратно расставлены вдоль края деревянного мостика, у которого и пришвартовались Попугаи. Больше пиратов, помимо упомянутой четверки, в порту видно не было. По крайней мере, их было бы слишком сложно разглядеть во всей творящейся там путанице.

Там, как и ожидалось, утренняя суета выглядела более чем энергичной – люди то и дело передвигались только бегом, работали на погрузке и разгрузке чрезвычайно активно, лицами демонстрируя нечеловеческие усилия, хотя и на деле редко переносили что-то достаточно тяжелое. Наверняка уже наслышанные о будущей войне, многие отправлялись в путь далеко на запад, надеясь переждать войну там. Те, кто были не в состоянии сражаться, думали теперь только о выживании, зная, что имтерды атакуют Запад, концентрируя наибольшие свои силы именно у самих Земель Марконнор. Никто не знал, что именно будет тогда происходить в мире, возможно ли будет хоть кому-либо это пережить. Но люди не переставали верить, и тут они то и дело, с так и обеспокоенными лицами, носились за покупками, грузили телеги, максимально снаряжаясь в скорый путь. На самом деле, не все жители решили бежать из города. Некоторые так и не решились покидать родных земель, либо особенно надеясь на помощь своих Богов в будущую войну, либо тоже подготовившись в путь. В последний путь.

Лилика стояла у начала трапа, еще на самом корабле, и едва не пропустила свиста снизу, наверняка, по звуку, направленному в ее сторону. Конечно, ее окликнули те же пираты, которые сторожили корабль у того же трапа, и которым вообще, судя по виду, было страшно скучно там стоять. Пираты сказали, что большинство людей из их команды отправились также, как и многие в порту сегодня, продавать товары. Лилика думала, что Попугаи еще не были в курсе подробностей о Последней Войне, и им казалось, что остальные торговцы нашли «золотую жилу», и им, уже много знающим морским торговцам, было просто необходимо узнать, что именно они задумали. Если бы пираты ушли в море, вполне возможно, что им бы удалось в нем затеряться, пусть даже с Земель Марконнор, с Севера, по Западу, через Море Орги, ударит Морской Владыка имтердов. Но их планы значительно отличались от тех, которые в своей голове уже нарисовала для них Лилика. Возможно, она бы узнала об этом побольше, если бы спросила прошлым днем капитана Картофеля, что за письмо он написал Ордену, и что они собираются делать дальше. Увы, почему пираты веселились всю ночь, как в последний раз в жизни, она тогда тоже не поняла, хотя на то и были вполне очевидные намеки.

–По любому куркуму грузят, черти! – вдруг перебил мысли Лилики один из пиратов громким криком на ухо товарищу.

–Ага, у нее теперь цена от срока годности зависит. Срок годности у куркумы, как тебе? – следил за движениями грузчиков на соседнем мостике его товарищ.

–Все закупаются, чтобы точно хватило переждать эту войну. Но все равно – бред же переплачивать за такое. – вздохнул первый пират.

Лилика, уже спускаясь по трапу вниз, удивленно наблюдала за изменениями лиц пиратов при упоминании Последней Войны. Конечно, вероятность того, что они, наблюдая вокруг скопления регулярной армии и воинов Ордена в Кацере так ничего и не узнали про эту войну, была крайне мала, но Лилика все еще на это надеялась.

–Надеюсь, наши там с покупками не застряли? – почесал синюю бороду третий пират.

–Что вы теперь закупаете? – решила поинтересоваться уже остановившаяся рядом пиратами Лилика.

–Оружие и боеприпасы. – уверенно кивнул первый пират.

–Так…значит, вы тоже примете участие в Последней Войне? – все же грустно вздохнула девушка.

–Картошкин уже обо всем договорился. Вчера он отправил Ордену письмо от нас всех. Когда-то нас, в их составе, уже разбили одни уроды. Мы копили злость все последние годы, и только ждали, на кого бы ее выплеснуть. – уверенно посмеялся четвертый пират, по виду наверняка самый боевой, и больше всех в старых битвах поиздержавший собственное здоровье.

–Так то письмо было адресовано Ордену? Вы возвращаетесь в его ряды? – удивилась Лилика.

–Хех. Одно дело воевать с наемниками, для которых нет ничего святое, а другое с древним врагом всей человеческой расы! Тем более, что люди их уже побеждали. Да мы этим супостатам глаза их нечеловеческие на их нечеловеческие жопы натянем! – смеялся то же пират.

–Слышь, пивная рожа, ты бы при ребенке получше за словами следил! – с глухим стуком дал подзатыльник товарищу первый пират.

–Какой ребенок? – испуганно начал оглядываться вокруг тот.

–Люди побеждали имтердов?

«Стойте, я же не сказала это вслух?» – подумала про себя Лилика. «Ах, да. Это грустно, но…лучше не ломать их надежду.»

–Я точно ничего вам не должна за эту поездку? – решила поинтересоваться Лилика, уже сама понимая, что деньги ей скоро совсем станут без надобности, и будет лучше отдать их в хорошие руки (даже если эти руки протянут их торговцу алкоголем).

–А, ты о чем? – не понял первый пират.

–Разве ты не останешься с нами? – удивился третий пират, тогда явно самый грустный и неразговорчивый.

–У меня есть важные дела в Лесу Кортя. Мне нужно…

–Где у тебя важные дела? – широко раскрыл глаза первый пират.

–Я же из числа Информаторов, если вы про таких слышали. У нас свои планы на Последнюю Войну, и мы должны по-своему ослабить войска имтердов.

–И что же? Ты полезешь в этот Лес? – продолжал удивляться первый пират.

–Не волнуйтесь. Покрывало хорошо поработал над моим плечом, и дважды я никому не дам его повредить. – весело била себя кулаком по левому плечу Лилика. – Буду глядеть в оба, и все будет хорошо.

–А, ты уже проснулась? – вдруг раздался быстро приближающийся хрипловатый голос кого-то со стороны порта.

Лилика сначала не подумала, что этот риторический вопрос был задан ей, но все равно повернулась в ту сторону. Оказывается, со стороны города к кораблю, постоянно материализуясь из толп так и ходивших туда-сюда по набережной людей, выходили груженые ящиками с тогда не ясно чем пираты. В изголовье их строя шел также груженый парой явно тяжелых ящиков капитан Картофель, теперь уже наполовину раздетый, повязавший форму на поясе, открывая виду девушки вполне, для его возраста, завидные мускулы. Скорее всего, попойка с Лиликой прошлой ночью поставила точку на процветающем алкоголизме всего экипажа (кроме Покрывала), и теперь все они вернулись к своему старому образу бывалых морских вояк. И капитан от них ни на шаг не отставал, как бы говоря «я все молодых еще фору дам!».

–О, вот и наш ангел снизошел на землю! – посмеялся кто-то из пиратов.

–Да, мне уже давно пора в путь, но я не могла не остановиться, чтобы поблагодарить вас за помощь. – хихикнула Лилика.

–Так, к слову, зачем ты с нами плыла? – вдруг спросил капитан, останавливаясь около ящиков, уже ранее принесенных его командой к кораблю, и охраняемых теми самыми четырьмя пиратами.

–Старик, ну это уже слишком. – помогал ему ставить ящики на места уже разгрузившийся Вильцед.

–Что слишком?

–Она же вчера говорила, что брат ее, Соккон, где-то потерялся, а она его ищет.

–Аааааа, точно! – с широко раскрытыми глазами ударил рука об руку старик. – Вроде же по бабам пошел!

–Ну…если и так, то по очень опасным. – тихо вздохнула Лилика.

–Как всегда. Я слышал, что он дочку Селивана охмурил даже! – поддакнул один из, пожалуй, самых крупных пиратов среди Попугаев.

–Оооо, да! Вот это стерва так стерва! – усмехнулся другой пират, на которого явно еще по пути, на жилетку, сбросили «мертвый груз» портовые чайки.