Помоги проекту - поделись книгой:
– Взаимоотношения с пехотой?
– Можно сформулировать так: лучше не было бы никаких. Взаимодействия с пехотой для отряда оказывались неудачными и были для нас всегда сопряжены с большими трудностями и проблемами. Как и работа с СОРовской разведкой на Крестовом…
– С вашей точки зрения, не стоило бы увеличить количество таких отрядов, как ваш?
– Тогда я об этом рассуждать не мог и не должен. А как военный человек, прошедший 40 лет на флоте, думаю – нет.
На Севере не было такой партизанской войны, как на других фронтах, и не могло быть. Прятаться негде. Еще два-три таких отряда, и немцы бы совсем другую войну вели. Они бы вырезали все население, и отряд бы вообще ничего сделать не смог. И отряд был единственным в своем роде. В то время, при той технике и при подготовке, похожих не было. Мы решали такие задачи, которые сейчас решают несколько ведомств.
– Были ли в отряде женщины?
– Была Оля Параева, фельдшер и переводчица с финского. Я пришел – она уже уходила.
– Ваш отряд в обслуживании конвоев PQ и подобных участвовал?
– Мы наблюдали за выходом немецких кораблей из баз и за вылетами самолетов:
– Вылетели самолеты с Луостари, курсом 10, азимут 10. Высота такая то. 12 «юнкерсов», 4 «фоккера».
– С Банака, вторая группа, с курсом 180, летит туда. Высота такая-то, столько-то бомбардировщиков.
– Вышел «Тирпиц» и 10 вымпелов…
– Вернулись. Вошли два крейсера, Алта-фьорд.
Наградной лист П.Г. Колосова на орден Красного Знамени
– Но это не только для конвоя, а для всего флота?
– И именно для конвоя. Когда формируется конвой, они четко должны представлять, с чем они встретятся. Почему погиб караван PQ-17. 30 кораблей немцы потопили. Почему? Потому что английское руководство посчитало нецелесообразным борьбу с «Тирпицем» и тяжелыми крейсерами, которые скопились на Севере. И когда они узнали, что «Тирпиц» вышел, они дали команду всему охранению уйти на юг. Охранение ушло, бросили конвой, «Тирпиц» вернулся, а корабли, которые должны были охранять конвой от самолетов и подводных лодок, оказались совсем в другом месте. Английские самолеты не могли долететь, а немецкие торпедоносцы с норвежских аэродромов долетали до конвоя и его раздолбали.
– Лунин действительно всадил торпеду в «Тирпиц» или только обнаружил?
– Всадил. Нет никаких сомнений, потому что «Тирпиц» после этого отстаивался полгода. Ремонтировался, потом еще утащили южнее. Его отремонтировали только к концу войны.
Лунин потом был командиром ЭПРОНа, а затем начальником управления в первом институте, я с ним разговаривал.
Он стоял в подводном положении на позиции перед Алта-фьордом. Ночью уходил подзарядиться. Однажды, всплывая под перископ, оказался внутри эскадры, он выстрелил четыре торпеды в «Тирпиц», двумя попал, поднырнул и ушел. Он доложил, что ликвидировал «Тирпиц». Но «Тирпиц» вернулся. Это же не эсминец, живучесть большая. Но повреждения были огромные, он стоял до конца войны. В бою больше не принимал участия. Но англичане отозвали охранение.
А наша группа погибла из-за того, что несколько раз передокладывала о том, что «Тирпиц» вернулся. Разбор был, Лунина чуть не выгнали с флота, оказывается, он носовые торпеды не использовал. Но главком за него вступился. В той ситуации, он пока бы разворачивался, а маневр лодки «К» большой, его бы потопили. Он вернулся домой с неиспользованными носовыми торпедами. Он был уверен, что «Тирпиц» потоплен. А то, что он попал, это точно. Акустик орден Ленина получил, а Лунина наградили Героем.
– Как вы оцениваете книгу В. Н. Леонова «Лицом к лицу», 2005?
– Первые 150 страниц – это истина в последней инстанции. Тогда еще все живые были. Книжку писали для того, чтобы родственники и друзья вспомнили погибших. Под каждой буквой могу подписаться. А дальше Леонов был мобилизован в общество «Знание», и это уже был художественный свист. И сегодня, когда прошло 70 лет, и вылезают новые герои, и нам, кто остался в живых, становится не то что стыдно, как-то неудобно. Выглядит неправдоподобно. В художественной литературе сразу видно дилетанта, который никогда не был на море, который начинает писать о морских делах. Вот я читаю Конецкого, и чувствуется, что человек ходил по морям. Он рассказывает простым языком, это не Лев Толстой, не Тургенев, конечно.
– Когда Советский Союз кончился, как только его приговорили, в 90-е годы появилось большое количество литературы – авторы: немцы, румыны, итальянцы, финны. Зайдите в любой магазин. Они воевали, а «Иваны были бараны грязные и тупые, ничего не соображали, бежали толпой за комиссаром, а он всех бросил, спасая себя». Часть наших историков начали им вторить – «завалили трупами». Дошло до того, что цифра репрессированных, невинно убиенных превысила численность населения страны, еще Солженицын о 100 миллионах репрессированных говорил. Поэтому и нужны рассказы людей, которые воевали, видели то время воочию. Через 15–20 лет спрашивать некого будет. И судить будут по воспоминаниям, по книгам, которые издаются сейчас.
– Я вот думаю, как мне полгода дотянуть до 90 лет. Дальше, по-честному, я уже не смотрю. Сейчас выходит литература, которая ничего общего не имеет с войной. О войне честно написано, например, Некрасовым в книге «В окопах Сталинграда». Еще Симонов, есть еще кое-кто…
– Книжка на бумаге живет 25 лет. И книги 30-летней давности становятся раритетом. Никто их не переиздает.
– В 2008 году ребята, два командира подводных лодок, отставники, с Северного флота приехали, привезли приглашение от мэра Полярного. Городу вручали знак воинской доблести, был указ президента.
Я, конечно, сказал, что никуда я не поеду, никаких друзей у меня там нет. Но эти ребята уговорили, и мы поехали. И я позвонил в Москву, и ребятам прислали чуть ли не 500 экземпляров книжки Леонова. В Полярном ее расхватали, хотя там население 15 тысяч человек. В глубинке еще остались традиции. Дети военных живут там очень скромно – работы нет. Даже роддом вывезли из Полярного в Мурманск, теперь мотаются туда. Короче говоря, тяжело живут. Тем не менее там патриотический дух живой. Все книжки расхватали.
– Сегодня книга как бумажный носитель теряет свое значение. И все переходят на электронные носители информации, Интернет. Мы публикуем наши беседы, люди читают, оставляют свои отзывы. Пример: мы в прошлом году взяли интервью у одного ветерана. Он был штурманом полка у Сафонова. Жил в Лахте. И его внучка написала в Интернете: «Ребята, большое спасибо, прочитала интервью, вспомнила деда, как живого».
– С этого полка я знал Коваленко, Кухаренко, потом еще Владимир Павлович Покровский. Мы не были близко знакомы, но когда летали на парашютную подготовку на Соловки, там болтались в казарме полдня – не было погоды. Он был авиационный разведчик. У них тоже работа рискованная.
На переходе.
– Что вы, рядовой боец, знали о предстоящем задании?
– Ни в одной разведке никто, никогда, ничего не знает заранее, кроме командира. В 60-м году в газете Балтийского флота опубликован рассказ как бы от моего имени. «Мы сели на Крестовый…». А мы тогда и не знали, что идем на Крестовый.
Только когда отряд выходит в море, командиры взводов получают команду и мы узнаем, куда и зачем идем. Даже на Дальнем Востоке так было. Мало ли что бывает? Человек случайно отстал, или на переходе что-то случится, корабль утонет, кто-то попадет в плен и расскажет, куда шли, зачем шли. Поэтому до выхода на операцию никто ничего не знал. Иногда нас провожал даже член военного совета:
– Вы идете на ответственное задание, надеемся, вы оправдаете возложенные на вас надежды.
Но лишь общие фразы.
– Если вы получили задачу, например, идете на Крестовый. Вы обсуждаете, кто что делает?
– Выходим на Крестовый, высаживаемся в темноте прямо за линией фронта. Буквально в трех километрах хребет Муста-Тунтури. Это единственное место, где немцы не перешли границу. Наверху скала, висят немцы, а внизу наши окопы. Там много наших штрафников прошло школу. Туда штрафник обед два раза отнес, если живым остался – снимают судимость.
– Это между Средним и Рыбачьим?
– Да. Там были штрафники не только Северного флота, но и из армии. Это, по-видимому, единственное место на Севере, где немцы не смогли продвинуться. Там и пограничный столб остался.
– Почему единственное место, где немцам не удалось заметно продвинуться, – это Север? На Юге понятно – там равнина, там танки пошли и вперед.
– Я не знаю, как вам объяснить. Когда бежали дивизии, они бежали не только на Юге, на Севере поначалу тоже. В этот период активно подключился флот, который совместно с армией проводил операции. И именно на флоте было организовано несколько разведывательных отрядов, дырки затыкать. В том числе был организован 4-й отдельный добровольческий отряд, который потом превратился в 181-й особый разведывательный отряд при штабе флота.
– И стал отрядом Леонова называться.
– Потом после войны стало модно так называть. Фактически Леонов стал командиром отряда в завершающей стадии. В конце 43-го его назначили командиром отряда. Ну, конечно, при нем отряд добился больших успехов, результатов, появилось и мастерство, и искусство. А сначала существовал 4-й отряд, потом он преобразовался, командовали Добротин, Лебедев, Инзарцев, Люден, Фролов. Леонов на завершающем этапе. Нельзя сказать, что он снимал сливки. Он командовал отрядом по-настоящему. Но на завершающем этапе, ему повезло: ребята обстрелянные оказались, и он сам прошел школу, и все это вместе взятое позволило добиваться хороших результатов, и отряд стал после войны называться «леоновским».
Отряд Леонова, конец 1943 года.
– А как вы обычно были экипированы?
– Ходили довольно свободно, по той простой причине, что много было лыжных операций, ходили в лыжных ботинках. Ходили в спортивных брюках. В ватнике и в шапках обыкновенных. И только в 1943 году или в 44-м уже нам выдали канадские куртки, все одинаковые, непромокаемые такие – внутри меховые, с капюшоном. Все носили – от командующего флотом до рядовых. А меховые брюки никто не носил, потому что в брюках очень жарко. Катерники получили и мы. В конце 43-44-го. А до этого ходили кто в чем. Сознательно, возможно, это было. Ходили без погон, без документов, все оставляли. Чтобы непонятно было, что это русские там болтались.
Наградной лист П.Г. Колосова на орден Красного Знамени.
– А если у человека имелась татуировка на русском языке? Было же такое, что моряки себе якоря набивали, русалок.
– Тогда не было жесткого контроля. Скажу по-честному, тело не осматривали, до такого не доходило.
– Разница между боевыми действиями на Севере и на Дальнем Востоке?
– Земля и небо. На Севере была настоящая война, четыре года, каждый поход – настоящее испытание. На Дальнем Востоке, если бы не бои в Сейсине и очень психологически сложные вопросы в Гензане, то там войны практически не было. Была бы прогулка. Страшные бои с японцами, равные боям на Севере, были только в Сейсине. Чхонджин он теперь называется. Вопрос стоял, нам быть или не быть. Нас чуть не сбросили. Сначала было задание взорвать дороги, разведать и уматываться. А фактически мы сделали прорыв, выполнили свою задачу. Нам приказано было снова вернуться в город, снова занять порт и обеспечить высадку основного десанта. А десант не сразу подошел. И опять почти без боезапаса держались ночь на причале. Вот была настоящая такая схватка.
Во время первоначальной высадки, когда мы ворвались в порт, мы просто оглушили япошек, залили их свинцом и гранатами, они нас просто не ожидали. Прорвались. Выполнили свою задачу. Потом они уже остановились на дорогах. Закрыли выход отступающим армиям на юг. Потом они выгнали нас на сопку, мы продержались ночь, а утречком к нам еще подошли из разбитой роты морской пехоты Яроцкого несколько пулеметчиков. Рядом с нами они высаживались и понесли страшные потери. Лишь несколько человек к нам присоединились, и мы вместе вернулись.
– Во время операций вы пользовались рациями?
– Это же был прошлый век, между взводами никаких раций не было. Только для связи групп со штабом.
У нас в отряде человек 8 радистов было. Одни выходят на разовые операции, другие на базе, третьи идут со всем отрядом на ударную большую операцию. 6–8 человек радистов всегда было.
– А остальных бойцов учили радиоделу?
– Нет. Мне один раз пришлось выбрасываться, такое было в 43-м году. Я только потом понял, ради чего меня взяли дублером Мишки Калаганского – я хотя бы минимум знал. Если центр запросил бы, я должен был сказать – Калаганского нет и…
Всех подряд в отряде радиоделу не учили. А я морзянку помнил долго – лет 15 после войны.
– А с шифрами как было?
– Мишкин код – «выходить в квадрат такой-то». Мишка знал, сколько вправо или влево, в какие дни.
– Даже если расшифруют, то не получат информацию?
– Да. Радистов готовили специально, в Горячих Ручьях. Там после войны корабли науки базировались, вот «Келдыш», например, с большими шарами.
Поделиться книгой: