Помоги проекту - поделись книгой:
– А какие лыжи у вас были?
– Самые обыкновенные. Как мне рассказывали, поначалу перепробовали разные. Я пришел в отряд в начале 43-го. Все снаряжение уже устоялось. Ходили на обыкновенных солдатских лыжах. Крепление жесткое – «ротефелла», вот такие замки. Кто ходил на лыжах – знает. Это немецкое изобретение. У всех были лыжные ботинки. Но чисто лыжных операций зимой, к счастью, оказалось немного. На лыжах когда ходили под Луостари, проходили линию фронта.
– Весь груз на плечах.
– Да, 30–40 килограммов. Занятие, я хочу сказать, не из приятных…
– А вы лыжи смазывали?
– А как же! Это важная вещь, мы всегда брали норвежскую мазь – у них была смазка на все случаи жизни. И наш отряд всегда имел первое место на всех соревнованиях по лыжам…
– Охотники оббивают концы лыж мехом…
– Да-да, некоторые пробовали. Это чтобы лыжи назад не скользили, когда по горам ходишь. И чтобы отдачи не было. Были товарищи, которые по-настоящему были мастерами спорта. После войны Володька Олешев в 52-м году получил заслуженного мастера спорта. Абрамов погиб; правда, Саратовский тоже мастер спорта был, и они участвовали в чемпионатах Советского Союза Вооруженных сил, тогда не было биатлона, а была «гонка патрулей». Володя получил заслуженного мастера спорта. Потом он был заведующим кафедрой физподготовки в ракетной академии им. Дзержинского.
– Север отличался от остальных фронтов тем, что там было большое количество импортного добра, транспорта приходили и там разгружались. Вы упомянули автоматы Томпсона, упомянули одежду – канадки. Что-то еще было?
– Продукты. Чтобы не везти из глубины страны, необходимое оставляли. Это, наверное, было разумно.
У нас была тушенка, шоколад, сушки, сухари… В запаянных банках. Рис, который так надоел, что на него смотреть было невозможно.
И первые самолеты по ленд-лизу, которые пришли, осели на Севере. Англичане были заинтересованы в том, чтобы вместе Север прикрывать. Первые зарубежные катера торпедные «Воспера», «Хиггинсы» тоже появились на Севере. И кроме всего прочего, когда я еще был в зенитном дивизионе, появились их радиолокационные станции. Меня хотели отправить на учебу, чтобы я на радиолокацию перешел. Но я отказался, решил не оставаться в зенитном дивизионе.
– В Мурманске было много иностранцев, вы с ними общались?
– В Полярном никого никогда не было. Во время войны в Мурманске моряков торговых судов действительно было много. Когда англичане приходили в Мурманск, были сильные бомбежки. Оказывается, англичане, как только их корабль тыкался в пирс, считали, что защищать корабль – это уже не их дело, и по тревоге все бежали в бомбоубежище. Они говорили:
– У нашего короля много кораблей. Мы вам привезли, а вы как хотите, так и разбирайтесь.
Появился приказ из дивизиона выделить взвод. Мне, старшине второй статьи, дали два расчета. Мы пошли к ним на корабль. И наши ребята под моим командованием отбивали атаки. Открывали огонь с зенитных пушек, которые стояли на кораблях. Два случая таких было.
– Вы упомянули РЛС. То есть на Севере была английская радиолокационная станция, личный состав которой был английский?
– У них был свой командный пункт в Полярном. Была английская военно-морская миссия, которая ведала проводкой караванов. Обслуживающий персонал наш был. Мы с дивизиона своего, с одной стороны бухты Екатерининской, смотрели в бинокль на противоположную сторону. И смеялись: англичане досочку возьмут, тащат на свой КП – надрываются, вдвоем несут с передышками снизу наверх, два раза останавливаются, кофейку попьют и идут дальше. Мы смеялись.
– Участвовал ли ваш отряд в обеспечении союзнических авиационных операций, когда их бомбардировщики «ланкастеры» перебазировались на аэродром Ягодник и, например, «Тирпиц» бомбили?
– Нет. Бойцы нашего отряда, которые сидели в Алта-фьорде, докладывали о передвижении караванов и о передвижении «Тирпица». О выходе «Тирпица» из Алта-фьорда доложили первыми наши разведчики. Они же доложили о том, что «Тирпиц» вернулся через три часа с повреждениями. И тогда «затюкали» ребят – Лунин ведь доложил, что он потопил «Тирпиц».
– Когда мы от англичан получили линкор, в его защите, охране отряд какое-либо участие принимал?
– Это вы про «Архангельск»? Англичане подсунули нам старую калошу в счет тоннажа, который они обязаны были выделить при дележе итальянского флота. Это старый линкор, который нам был не нужен. Он действительно пришел на Север, но ни в одной операции не участвовал. Потом его использовали на Новой Земле, когда там термоядерную бомбу испытывали.
На переходе.
Корабли, которые получили как трофеи: «Гай Юлий Цезарь» – итальянский линкор, который потом стал «Новороссийск». Крейсер «Нюрнберг» – «Москва». Еще итальянский какой-то был крейсер, «Керчь» назвали.
– Вы обещали более подробно о Крестовом рассказать.
– В 81-м году я работал в плановой комиссии горисполкома, и вдруг меня вызывает срочно в кабинет Зайков. Оказывается, из Москвы позвонили и сказали, что в Москве будет совещание, посвященное съезду партии. И, как водится, будет встреча ветеранов. И я поехал. И мне сказали: будешь выступать вместе с Леоновым. Приехал Леонов, и мы с ним договорились на следующий день. Но Леонов не приехал, и я выступал один, ребята с телевидения записали мое выступление. В эфир – три минуты. Я сконцентрировался, и все, что сказал, попало в эфир.
– Расположение мыса Крестового четко видно на карте – четко видно, что прямо напротив Лиинахамари находится. И он достаточно высокий, на карте плохо видно высоту, но тем не менее. Я читал книгу Бабикова, толстая такая, не так давно выпущена. У меня есть вопросы по этой операции, нападение хорошо описано, а дальше идет рассказ о том, наблюдали, что идут катера с десантом… Вопрос: если вы получили доступ к орудиям, сами производили стрельбу по Лиинахамари? Почему вы не стреляли по катерам с десантом? Или их не видно было?
– Во-первых, они же внизу, во-вторых, в этой ситуации уже не до пушек, потому что в отряде уже половина не способна обороняться.
– В книге Леонова описано, что ранен Колосов и еще кто-то, погибли пять человек, но вроде все остальные живы-здоровы.
– Памятник стоит, фотографию потом покажу. Через 22 года после войны была встреча разведчиков в Североморске. Принимал Военный совет. Потом нас доставили на Крестовый. Там было 11 подписей, 10 наших убитых. В госпитале в Полярном, когда я лежал, нас было 17. В отряд входило человек 80.
Наша задача была эти пушки ликвидировать. Взвод Баринова слева, его две пушки. Леонов со своей группой идет в центре. У него был примерно взвод. Потихоньку ползем, расползаемся бесшумно. И тут вдруг светло как днем, свист, звонки как в театре. Сигнализация сработала. Укрепрайон был окружен проволокой, бетонные капониры, метров двадцать на метр высотой, в которых стоят пушки. Ворочается передняя пушка, и начинается стрельба. Бросились на пушки… Что такое проволочное заграждение на Севере? Из рельса треноги, навешана проволока, а по проволоке электрический ток – сигнализация. Врываемся, взяли пушку, подбегает комиссар, замполит Гузненков:
– Колосов, давай разворачивай.
Раз я из зенитного дивизиона пришел, значит, артиллерист. Ну, стрелять куда? Свет уже погас, и торчат напротив в Лиинахамари бензиновые баки, белой красной покрашены. Подбегает Никандров:
– Мать-перемать, что вы тут не делом занимаетесь. Задача еще не выполнена. Надо еще казарму взять.
Я бегу туда, но попадаю под какую-то гранату, падаю – меня ранило по ногам. Такая боль… Дальше уже могу рассказывать, как мне рассказывали. Меня вынесли, и я уже лежал на берегу, когда немцы очухались и на шлюпках, такие 12-весельные три-четыре шлюпки, высаживают на берег егерей. Мы сбросили их, частично, не всех. Часть немцев закрепились напротив батареи. И тут немцы начинают шквальный обстрел из артиллерии с того берега. Причем снаряды навесными падали, тяжелая артиллерия. Леонову удалось испортить пушки, и организованно отошли, вытащив всех раненых. И после этого вызвали самолеты. Вот было классическое взаимодействие. За все время первый раз мы получили поддержку. «Илы» приходили, сбрасывали питание. Мы сказали «питание», они поняли это в прямом смысле этого слова и стали сбрасывать еду. А нам надо было не питание, нам надо было патроны, снаряжение. Короче говоря, кое-что попадало немцам, кое-что нам. Я помню только в этом состоянии, Ващенко рядом стоит, из нашего отделения, было оставлено два-три человека охранять. Остальные отбивали атаки. А немцы в эту гору лезут, мы как раз на горе. Бросил гранату я свою и потом уже ничего не помню. И страшная мысль – попаду в плен в бессознательном состоянии. Весь в напряжении, чтобы только не потерять сознание. Раненые лежали, Воронин без ноги, Миша Калаганский, пуля попала в яйцо, вылетела сзади, разрывная. Правда, после такого ранения он еще двух ребят сделал. Мы лежим, отряд дерется, и в это время прорывался еще один взвод бригады морской пехоты к нам.
И в это время смотрим, действительно по заливу идут катера, одна, вторая группа. Сразу на 12 катерах высадились. Морская пехота, мы действительно обезвредили батарею. И пришел командующий… Командующий в 64-м году издал книгу, где говорит о том, что с ранеными Колосовым и Калаганским беседует. Это настоящий был командующий, в разгар боя командующий флотом Головко пришел и сказал:
– Давай в Лиинахамари.
Отряд пошел дальше, в Лиинахамари.
Когда очистили территорию батареи, нашли несколько наших убитых бойцов с вырезанными на лбу звездами, а еще несколько были обезображены.
– Когда вы пришли на Дальний Восток, группа подготовленных бойцов, которые прошли серьезную войну, достаточно самоуверенные, народ жесткий. Как вас вообще удавалось удержать в рамках приличия? Как вы в раздрай не пошли?
– Когда Леонова направили на Дальний Восток, он долго торговался, чтобы ему дали отряд. Нас приехало человек тридцать. Леонов писал, что 50, но это он приврал – нам выделили вагон, и часть вагона была загружена всяким барахлишком.
И ему сказали, ну ладно, возьми там добровольцев. И получилось так, что кто хотел, тот поехал. Кто не хотел, тот мог не ехать. Хотя всех старшевозрастных оставляли, но тем не менее уже отслужившие все сроки Дороган, Чекмачев, Никандров поехали… И остальные – относительно молодые ребята. На Дальнем Востоке уже 100 с лишним человек в отряде было. Всех, кто с Севера приехал, назначили командирами отделения или помкомвзвода. Мне дали помкомвзвода, командир группы, я у Никандрова ведал двумя отделениями. И буквально через пару дней нас послали на учебу – на изучение местности, мы ходили около Владивостока, потом нас отправили в тайгу. Про начало войны нам сообщили по радио. И нас срочно на Русский. Мы даже не высаживались, нам подгрузили дополнительного боезапаса, и мы полетели на торпедных катерах в Юкки. Теперь название по-новому – Унгу.
Что нас поразило – мы на Севере никогда за все время днем не высаживались. А тут днем – в полдень, даже раньше, а мы высаживаемся в Юкки. Там боев никаких не было, город был чистенький, мы туда проскочили, япошки бежали. И в это время, когда подошла армия, мы отдали им город.
И сразу же полетели высаживаться в Расин.
– Вопрос по Расину. В первые дни войны с Японией этот город подвергался атакам нашей бомбардировочной и торпедоносной авиации. Там были и потери, но и успехи были определенные. В каком состоянии город был на момент, когда вы туда вошли?
– Страшно вонючий, весь горел – в полном смысле этого слова. Причалы все забиты лежащими на боку транспортами. Вонючка, трупная вонь, жарко очень было.
Мы ворвались первые, там, кроме самолетов, никого до нас не было.
Авиация действительно поработала по-настоящему. Мы насмотрелись всего, что можно видеть самого неприятного… Прошли через весь город, япошки только отстреливались.
Мы вышли за город и подождали, когда армия подошла. Те первые отряды, которые прорвали границу, завалили свинцом и огнем все укрепрайоны Квантунской армии. Когда первые армейские отряды подошли, мы отдали город армии. Нас посадили на корабли, и мы вышли.
Выходя из Расина, подорвались на мине. Наш катер залило… Катеров было три – один болтался, рейд охранял. А на двух разведчики были. На корме головного взорвалась акустическая мина, он проскочил, и огромная волна рухнула на следующий наш катер. Наверно, это была ошибка катерников, они дистанцию не соблюдали. Смыло у нас троих, погиб мой друг, Витя Карпов, внутри сидел в ахтерпике, и у него от удара выстрелил автомат. Пуля прошла через него. И Федя Мозолев погиб, короче говоря, в отряде в этой операции из северян погибло три человека. Еще погибло несколько человек. Но мы их слабо знали… Короче говоря, мы пришли на Русский остров, Виктора вынесли, собрались похоронить. Была ночь, и мертвецки заснули. А утром, не успели очухаться, нам подали катера, кучу оружия подвезли. Дополнительный боезапас дали. Посадили нас на катера, и мы Витю не успели похоронить. Остались там пара человек. Мы поспали часа три-четыре, и утром нас отправили в Сейсин, где были настоящие бои.
– С чем связано, что в Юкки, в Расине никто не оказывал никакого сопротивления? А в Сейсине вдруг оказалось сильное сопротивление?
– Нам сказали, что в Сейсине были жандармское управление и комендантская рота, а там оказалась японская дивизия. Кроме всего прочего, туда стекались отступающие войска Квантунской армии. Сейсин – промышленный город, там текстильные заводы, металлургический комбинат, шелковый завод для производства искусственного шелка. Куча баков с горючим. Это порт, откуда можно было по-настоящему воевать. Это далеко от границы. Туда уже самолеты наши не долетали, никакой авиационной поддержки в Сейсине не было.
– Была ли поддержка от местных?
– От корейцев? Какая поддержка, они с красными флагами стали вылезать из подвалов, только когда япошки уже убежали. Там народ, когда война началась, в горы убежал или по подвалам отсиживался. С точки зрения вооруженной борьбы, там никакой помощи не было.
– А были проводники из местных?
– В отряде были проводники. Макар описывает, что кореец Мунг им помогал, но у нас во взводе никого не было из корейцев.
– А флот какую-то поддержку оказывал?
– Катера нас высаживали.
– А боевые корабли, ну, типа эсминцев?
– На Дальнем Востоке наши вели военные действия так, как будто войну только сейчас начинали. Как мы в первые дни войны. Мы решили поставленную нам задачу и считали, что мы все сделали, а за нами должны были высаживать сразу морскую пехоту. Но нас заставили снова вернуться, забрать причалы и обеспечить высадку десанта. И мы вернулись, взяли причал, и действительно флот высадил десант на десантных кораблях. Но через сутки!
– А на Севере такого не было? Взаимодействие лучше было?
– На Севере на последнем этапе войны было блестящее взаимодействие.
Бойцы 140-го разведотряда Тихоокеанского флота ведут бой в корейском городе.
– Сейсинская операция. И ваш отряд, 100 с лишним человек…
– По численности было 140 человек.
– Ну и плюс рота пулеметчиков. Получается, человек 200?
– Пулеметчики отдельно от нас высаживались, мы в Угольной гавани, они в Лесной.
Бойцы 140-го разведотряда Тихоокеанского флота с корейскими жителями.
– И тем не менее против вас целая дивизия, и вы ее мало того, что из города отпихнули, так еще и два раза это сделали?
– Неизвестно, дивизия ли оказалась на этом месте или нет. Мне пришлось в 1976 году, когда я еще служил, на конференции выступать перед командирами бригад, начальниками разведки всех флотов об сейсинской операции. Было задано два вопроса. На каком расстоянии от вас высаживалась рота Яроцкого, а второй вопрос – чем вы объясните, что от роты Яроцкого почти никого не осталось, а у вас три человека убитых было. Я говорю, рота действительно высаживалась в пятистах метрах. Объяснение только одно: у нас за плечами было 4 года войны на Севере. Они пока высадились, пока построились, пока раздали задания, их япошка стал косить. А мы – выскакиваешь так, что последний еще не вышел, а первый уже бросает гранаты налево и направо и поливает свинцом. Мы каждый знали, кто что делает.
У нас была еще и дополнительная неоправданная нагрузка – с нами в группе Леонова шел начальник разведотдела тихоокеанского флота полковник Денисин. Зачем он полез? Его же надо охранять. Он не вмешивался особенно. Бабиков в своей книге объясняет, что ему надо было встретиться с кем-то, но это уже «тень на плетень».
Поделиться книгой: