Помоги проекту - поделись книгой:
— Хлеба в столице — на полдня!
Злая ирония заключалась в том, что комиссарами демократического Временного правительства по продразвёрстке и конфискации хлеба были те же царские чиновники, занимавшиеся продразвёрсткой до победы революции при царе. Они не бойкотировали своё дело и при Ленине…
В Москве ещё при царе с августа 1916 год начали распределять по карточкам сахар — но лишь с момента отречения царя в марте начались выдачи хлеба по карточной системе. Через три месяца после ареста царя Керенский ввёл карточки уже на крупы, потом на мясо, ещё через месяц на коровье масло, в сентябре — на яйца, в октябре на растительные масла, кондитерские изделия и чай. Социализм капиталистов затрагивал продукты питания прямо пропорционально ослаблению железнодорожного снабжения. В России во время голода 1917 года хлеб не кончился как таковой, в хлебородных районах заготовленный хлеб гнил в сараях, на станциях и в вагонах, а перевезти его в нужном объёме в города не хватало транспорта. Царская разруха поглотила паровозы, вагоны, мосты, пути, квалифицированный персонал. Засуха аномально жаркого лета 1917 года сделала для хлебных и топливных барж непроходимыми многие реки. Спекулянты и мародёры открыли дорогу для хищения хлеба эшелонами. Торговцы принимали на реализацию конфискованный хлеб в огромных объёмах и везли его при нехватке в городах за рубеж. Спекуляцией хлебом, казалось, занялась вся стране от мала до велика. Наибольшую выгоду получали, конечно, люди, имеющие изначально капиталы для их вложения в пшеницу — тот же Вышнеградский, Путилова, Каменска, Нобель, Рябушинский, Гучков и другие. Деньги делали деньги каждый день, и каждый день у власти этим мародёрам был дорог. Население крупных промышленных городов оказалось без поставок продовольствия и топлива на будущую осень и зиму…
Из больших городов началось бегство — из двухмиллионной Москвы к осени 1917 года уехало полмиллиона человек. В Питере в начале правления Временного правительства капиталистов весной 1917 было 2 миллиона 400 тысяч человек, а к последнему дню деятельности Керенского и его закулисных хозяев в конце октября 1917 года осталось 1 миллион 400 тысяч человек! Население столицы проголосовало за свободу капиталистической демократии самым практическим образом — ногами…
К последнему дню правления Керенского 24 октября 1917 года в Рязани хлебные пайки были сокращены до 200 граммов хлеба, будто бы Рязань была осаждённым монголами городом. По сентябрьскому наряду мука в городе получена не была, горожане получили взамен муки швейку — плохие хлебные отруби, обычно идущие для корма скота. В некоторых уездах хлебной Рязанской губернии начался полный голод. Рязанские предприниматели делали хлеба из суррогатов, в городе начались заболевания на почве недоедания — цинга и голодный тиф, самоубийства. Управа Рязани заключила договора с местными мануфактурными фабрикантами об обмене на хлеб ситца, полотна и сукна в урожайных местах губернии. Деньги потеряли ценность, на базаре на деньги ничего получить было нельзя — чай, керосин, спички обменивались на хлеб, масло молоко…
В Астраханской губернии наряды от министерства продовольствия правителя Керенского не выполнялись. Запасы хлеба в области были истощены, карточки отоварить было невозможно, государственные склады оказались разгромлены вооружённым народом. Люди избивали, убивали и захватывали в заложники продовольственных комиссаров Временного правительства. Никаких военных сил для борьбы с восстанием астраханцев не было. Весь губернский продовольственный комитет от страха подал в отставку. Крупные спекулянты и перекупщики по всей стране начали отказываться продавать хлеб частным магазинам и лавкам из-за фиксированных низких государственных цен в условиях гиперинфляции. Удвоение фиксированной цены при ажиотажном спросе положение не спасло. Крупные игроки на хлебном рынке из жадности ждали нового повышения цен на зерно.
В Оренбургской губернии началось открытое сопротивление проведению продразвёрстки. В Оренбурге и Орске ощущался недостаток хлеба.
В Калужской губернии для борьбы с голодом продовольственный комитет решил организовать помощь железной дороге автомобильным и гужевым транспортом для перевозки продуктов и принять принудительные меры к изъятию хлеба при противодействии добровольной сдаче его Временному правительству. Однако автомобильного транспорта область не имела вовсе, а лошади в основном были реквизированы для армии. Врачи Калуги в связи с голодом предлагали населению разработанные ими научно варианты суточных пищевых пайков с минимальным допустимым наукой калорическим эквивалентом и сообщали рецепты в целях сохранения муки и суррогатов, имеющих пищевое значение.
На Кубани съезд собственников земли постановил упразднить государственные продовольственные комитеты и комиссаров Временного правительств, а и все вопросы хлеба решать торговлей и самими станицами, волостями, сёлами, хуторами и аулами. Повышение твёрдых государственных цен на хлеб в два раза после недавнего заявления Временного правительства об их неизменности вызвало панику и полную уверенность в их дальнейшем повышении.
На Северном Кавказе традиционно царили всеобщие волнения и полный беспорядок. Разгром магазинов, продовольственных и товарных складов, грабежи, разбой, похищения людей, заложники, убийства и поджоги. В Грозном, Тифлисе, Баку шла агитация за отделение от России. Повсеместно спекулянты скупали хлеб без ведома продовольственных организаций по взвинченным ценам и тут же перепродавали с ещё большей наценкой, полностью срывая продразвёрстку. Поспешное увеличение государственных твёрдых цен вдвое не усилило подвоз коммерсантами зерна для частных магазинов во Владикавказе и в других городах Северного Кавказа. Крупные торговцы ожидали к зиме последующего увеличения цен, и хлеб придерживали, невзирая на полное разрушение из-за этого госвласти на местах и возникающий из-за их жадности хаос.
В Ростове-на-Дону и Азове продолжились массовые беспорядки из-за двукратного повышения цен на муку, состоялся разгром казаками и иногородними продовольственных управ и канцелярий уполномоченных по закупке хлеба для армии. Развернулась широкая контрабанда и вывоз хлеба и скота с Дона в северные губернии для самостоятельной продажи по спекулятивным ценам. На юге страны сотни пудов хлеба и кишмиша ежедневно перегонялись в спирт. Борьба была безрезультатна — в Таганроге казаки-самогонщики пригрозили городской управе самосудом за попытки милиции мешать их делам. Все подобные действия в стране в прессе называли действием «тёмных сил»…
В Саратовской губернии был избит и скончался член продовольственной управы, а кулаки и крестьяне отказывались везти хлеба, после чего представители районных и городских продовольственных комитетов заявляли о сложении с себя полномочий.
В Царицыне продовольственный комитет заявил, что без серьёзной вооружённой силы изъятие зерна невозможно. Некоторые царицинские купцы-спекулянты за продажу по цене пшеничной муки выше государственной цены были приговорены окружным судом заочно к тюремному заключению, но решение исполнять было некому. С повышением цен на зерно повысились цены на муку и печёный хлеб.
В Ставропольской губернии подвоз хлеба несколько улучшился…
В Крыму и всей Таврической губернии не утихали волнения «тёмных сил», в сельской местности шёл погром лавок, грабежи казённых складов продовольствия. Из Севастополя был вызван крейсер и миноносец для устрашения крестьян. Городские управы из-за отсутствия денег от сбора налогов прекратили закупки и ввоз хлеба для распределения, что сразу вызвало разгром продовольственных лавок. Симферополь ввиду отсутствия в кассе денег решил выдавать городские векселя, которые оплачивались бы по истечении срока Государственным банком. В Херсонской губернии оказалась раскрыта организованная банда погромщиков, вооружённая пулемётами, винтовками, ручными гранатами, ножами и ломами. К массовым погромам там призывали безработные и дезертиры с фронта. Водка погромщиками раздавалась бесплатно…
В Полтавской губернии производился насильственный вывоз хлеба из сёл, однако украинцы устраивали беспорядки и насилие над продовольственными комитетами — для продолжения изъятия хлеба властям требовались дополнительные военные отряды. Большинство государственных продовольственных комиссаров за последний месяц там разбежались, опасаясь за жизнь. В Ромнах продкомитет сложил полномочия ещё раньше. Служащие продовольственного комитета Одессы заявили о сложении полномочий…
Задерживалась поставка хлеба в Харьков, там были задержаны 50 погромщиков — все профессиональные воры, часть «тёмных сил, но ситуация не улучшилась. Зато в Киевской губернии удвоение твёрдых цен благоприятно подействовало на ход снабжения города хлебом, хотя в губернии самостоятельно закрылись больше 2000 сельских комитетов.
Поступление хлеба в Казань задерживалось, но в самой Казанской губернии скупщики хлеба из других губерний, получив за взятки и по знакомству удостоверения волостных и других продовольственных организаций, спешно покупали у кулаков хлеб по бешеным ценам и перепродавали его крупным перекупщиками, сводя на нет заготовку хлеба для потребителей в городах.
Зато в Казань был вывезен золотой запас страны с мизерной охраной и ждал экспроприации нужными председателю госбанка Шипову людьми.
В Уфе после погрома магазинов «тёмными силами» почти все торговые фирмы самоликвидировались, было прекращено кредитование и торговые сделки…
В Бессарабии, в Кишинёве молдаване разгромили магазины, склады, провели самочинные обыски хранилищ, вагонов, расхищая чай, сахар, мыло, хлеб, табак и муку. Повсюду буйство толп пьяных дезертиров и демобилизованных, не имеющие возможности вернуться домой по железной дороге. Только энергичные меры Совета солдатских и рабочих депутатов охладили погромщиков. Массовые репрессии представителей народа против представителей власти в ответ на попытку организовать массовые репрессии против народа привели за девять месяцев к потере управляемости в стране…
В Курской губернии спекулянты из Калуги вывозили на свои склады огромное количество хлеба, срывая продразвёрстку. Комиссара губернской управы при попытке навести порядок, коммерсанты убили камнем по голове.
Избиения, взятие в заложники сотрудниками продовольственных комиссаров Временного правительства произошли в Саратовской губернии, где комиссары стали отказываться от должностей, опасаясь за жизнь.
В Томской губернии приезжие киргизы принялись скупать по высоким ценам местный хлеб у кулаков и землевладельцев, и вывозить через Туркестан в Турцию, а самогонщики в Каинском уезде губернии действовали при покровительстве думской милиции.
В Калужской губернии недостаток годового сбора по продразвёрстке хлеба составил миллион пудов, а хлеба в соседние губернии кулаками на конной тяге и по железной дороге ежедневно отправлялся до 10 тысяч пудов по очень высоким ценам без всякого учёта и в обход закона о государственной хлебной монополии. Военными отрядами солдат-ударников и казаков вывоз по железным дорогам был перекрыт, но перекрыть грунтовые дороги «тёмным силам» не получалось из-за недостатка сил. На ссыпные пункты калужские крестьяне почти не доставляли зерно из-за отсутствия обещанной в качестве оплаты ткани и мануфактуры. Зерно они предпочитали прятать и перегонять в самогон.
В Минской губернии завоза хлеба прекратился, хлебные пайки сократились до 200 граммов в день. Закупленный и конфискованный хлеб силой не выпускался из сёл крестьянами. Паёк в Минске оказался сокращён до трех фунтов на человека в две недели, но карточки отоварить было всё равно невозможно. В южные хлебородные губернии были посланы из Минска представители фронтовых, армейских и корпусных комиссий, чтобы с оружием в руках поведать пахарям о своих нуждах. На Волыни крестьяне разогнали продовольственные комитеты. В Витебске хлебные запасы исчерпаны. Повальное самогоноварение при плохом урожае ржи отягощало ситуацию со снабжением…
В Могилёвской губернии наступило критическое положение — заболевания на почве недоедания, погромы магазинов, избиения чиновников на почве отсутствия хлеба, продовольственные комиссары отказались работать. Гомельский продкомитет сложил с себя полномочия по снабжению населения. В Екатеринославской губернии разгромлены винные склады, вызвана паника населения в Бахмуте, повсеместные погромы, грабежи, обыски складов и магазинов. Власти губернии и милиция деморализованы и дезорганизованы страхом, для пресечения беспорядка сил нет. Спекуляция хлебом «тёмными силами» происходит свободно. Присланные для охраны винных складов войска перепились…
В отсутствии теперь в России промышленного производства из-за военной разрухи, вернувшей её во времена феодализма, при остановке выполнения военный заказов по причине разрухи, спекулятивная торговля хлебом для всех богатейших русских капиталистов стала основным родом деятельности. Вышнеградский, Путилов, Каменка, Шипов, Гучков, Нобель, Рябушинский и другие мародёры ради своих мегаяхт, элитной недвижимости на тёплых берегах Европы и США, ради дорогостоящих проституток и роскошных застолий отбирали весь хлеб даже у самых последних нищих, у сирот и вдов, стариков и калек, чтобы продать его тем, кто заплатит больше, а тем, кто умрёт от голода, они глумливо советовали сменить страну или род деятельности. Такие люди правили теперь бал, такую людоедскую дрянь выпестовала страна, таких жадных вурдалаков выдвинула Россия в свои правители. Таков русский капитализм в действии. Царь окружил себя такими людьми…
Сам же царь Николай II сидел сейчас под арестом и всё ещё лелеял надежду уехать за границу жить в золоте и бриллиантах. Наивный, он поверил обещаниям предателей своих! Марионетка капиталистов Керенский отвёз бывшего царя не на запад, поближе к границе, а, наоборот, на восток, в Тобольск, в глушь, чтобы не дай бог бывший царь, обладатель несметных сокровищ границы не уехал. Что-нибудь типа тайно сжечь, а пепел развеять по ветру стоило с ним сделать, чтобы невозможно было наследникам установить факт смерти, чтобы все его несметные банковские вклады достались банкирам… А ещё бывший царь Николай II так много знал про их деньги, так много знал про их предательства и коррупцию, что жить ему с такой информацией не следовало на свете вовсе. Царь отлично знал, что из 7700 тонн золота долга страны минимум 1000 тонн золота осели на счетах его министров, как взятки от западных и американских банкиров. Когда старый Вышнеградский брал взятку, эквивалентную 500 килограммам золота у Ротшильда за невыгодный заём Россией огромных средств, и его раскрыли, высокопоставленный взяточник рассказал сказку Александру III про то, что это была взятка на благотворительные цели, и он остался высшим вором страны и дальше в Минфине, а потом передал ремесло воровства Вышнеградскому-младшему. Взятка на благотворительные цели…
Нет, такой свидетель, как Николай II, русским ворам был не нужен, и было выгодно, чтобы он исчез, унося с собой их тайны. Кроме того, для иностранных покровители русских иуд и прочим «тёмным силам» было крайне выгодно, чтобы все царские сокровища, его недвижимость, приготовленные им для безбедной жизни за рубежом, остались бы в распоряжении банков и их основных владельцев — барона Ротшильда, лорда Ротшильда, Рокфеллера и Моргана. Они, а не наследники семьи Романовых должны были распоряжаться его сокровищами, тем более, что он был их крупный должник, и, поэтому он должен был не просто умереть, а так умереть, чтобы факт его смерти доказать было тяжело, и наследники не имели бы из-за этого прав на его многомиллиардные вклады…
Тем временем в Амурской области спекуляция дошла до биржевой покупки в течении одного дня несколько раз одного и того же объёма хлеба всё время увеличивая цену, при полной невозможности продкомитета этому препятствовать. Железнодорожный транспорт там почти не работал.
В Симбирской губернии изъятие хлеба шло только с помощью военных отрядов, однако губернский комиссар не разрешал вывоз хлеба из губернии по распоряжению министра продовольствия, выйдя из подчинения. В Новгородской губернии ощущалось приближение голода, везде самовольно шла вырубкам леса на топливо, грабежи, убийства, власти волостных земств и милиция оказались бессильны…
В Вятской губернии отмечалось повсеместное противодействие учёту хлеба регистраторами, что сорвало реквизиции в соответствии с хлебной монополией. В Вятскую и Якгаинскую волость были вызваны отряды казаков и ударников, произошли вооруженные стычки. На станциях без погрузки под открытым небом тем временем портилось заготовленное зерно.
В Тамбовской губернии вскрылись хищения продовольствия городской управой Тамбова на миллион рублей для продажи по спекулятивным ценам и для самогоноварения, после чего Тамбовское чрезвычайное губернское дворянское собрание решило возглавить продовольственные комитеты. Продовольственные комиссары Костромы тоже стали отказываться от должностей, опасаясь за жизнь…
Во Владимир и Ярославль подвоз продовольствия прекратился вовсе. Железнодорожное грузовое сообщение почти остановилась. Там и в Рыбинске начались продовольственные обыски и изъятия, взлом замков, избиения людей, в основном самых неимущих, даже последние крохи у них отбирали «тёмные силы». В Спасске, как и во многих городах региона, препятствием для погрузки и отправки хлеба явилось отсутствие налоговых сборов и денег в местном казначействе. В Акмолинской области на причалах скопились запасы хлеба, но вывоз задержался мелководьем Камы.
В Нижегородскую губернию подвоз хлеба сократился, в Нижнем Новгороде хлеба осталось на сутки, карточки отоварить нельзя. Власти города пытались организовать работу железной дороги и начать бартерных обмен обуви и других товаров на продовольствие. В Костроме началось изготовление хлеба из суррогатов, в Смоленск поступление хлеба ничтожно, продовольственная организация беспрерывно меняет свой состав. В Тульской губернии волнения, продовольственной милицией арестованы мошенники с поддельными хлебными карточками, и так далее, и так далее…
Это что, такое возмездие за жадность накрыло страну?
В столичном Петрограде хлеба на полдня…
В Московскую губернию поступление хлеба от перекупщиков и продовольственных комиссаров даже увеличилось после двукратного увеличения цен, но некоторые хлебовладельцы воздержались от продаж, ожидая к зиме дальнейшего повышения цен. Количество хлебных карточек в Москве, выданных за сентябрь мошенническим образом вдвое превысило число жильцов — до сих пор карточки выдавались по реестрам, составлявшимся дворниками и швейцарами, теперь этим заняты домовые комитеты. Москва…
25 июля 1917 года Временное правительство в Москве созвало совещание под охраной юнкеров 4-я школы прапорщиков из числа фронтовиков и георгиевских кавалеров полковника Шашковского, недавно осуществившего карательную акцию в Тамбовской губернии по усмирению стрельбой, штыками и нагайками восставшего полка в Козлове. В Москве же со времени 1905 года ещё пока не было расстрелов из пулемётов демонстрантов и «тёмных сил», как это было 4 июля в Питере. Бить — били, убивать — убивали. Но группы черносотенцев и отряды демонстрации профсоюзов из пулемётов пока не расстреливали.
Кроме бравурных рассуждений о ценности демократии и необходимости защиты её твёрдой рукой диктатуры, призванной провести Учредительное собрание, темой Госсовещания была разруха на транспорте, в сельском хозяйстве и в топливно-энергетическом секторе экономики. Только одной Москве ежедневно требовалось 150 вагонов угля, или 450 вагонов дров! Ещё при царе в Питер и Москву прекратилась поставка угля из-за границы, домбровского угля из российской Польши, захваченной Германией. Железнодорожные линии через российскую Финляндию, из Владивостока или Архангельска в центр оказались не приспособлены для интенсивного движения военной поры. В России не стало вдруг германских паровозов и вагонов — три четверти всех паровозов в царской России и демократической России были немецкими или американскими, не стало вдруг германских станков и запчастей, не стало немецкого и польского качественного угля для промышленности, угля для работы импортных котлов отопления, широко распространённых в крупных городах. Попытка поднять в первый год войны добычу антрацитового угля в Донецке дало кратковременный эффект, но усилия были сведены на нет коллапсом на железной дороге. Всё пытки доставить в Питер и Москву этот уголь из Донецка в условиях использования железных дорог для перевозки военных грузов, для стратегической, а часто и тактической переброски войск, не увенчались успехом. Вагоны застревали порожними на конечных станциях без паровозов, паровозы не узловых станциях простаивали без вагонов, частные владельцы части железных дорог и акционеры различных компаний задирали цены на перевозки, ломали координацию движения, в погоне за прибылью не занимались своевременным ремонтом подвижного состава и путей. Существование многочисленных жадных собственников железных дорог в России помимо государственных железных дорог, обескровило транспортную систему своими спекулятивными тарифами, правилами и своими стыковочно-пересадочными узлами. Прибыли ушли на счета собственников за границу, их ненасытным семьям, а Российское государство умерло из-за этой жадности, зависти и злобы, убивая при разрушении своём множество своих граждан, и виноватых в этом, и невиновных. После отречения царя весной в Донбассе на частных шахтах и вовсе начали работать в основном подростки, женщины и военнопленные, и выработка в Донецке упала вдвое ниже довоенной, а поезда к зиме 1916/1917 года и так почти перестали ходить регулярно в Питер и Москву. Российские железные дороги и паровозы остались без антрацитового угля, промышленные предприятия тоже остались без качественного угля, чугунные импортные котлы отопления российских городов остались без качественного топлива. Изношенность оборудования, жадность владельцев, ухудшение питания и забастовки «тёмных сил» вообще остановили производство угля в Донбассе в первое лето демократической России.
Манёвр наличными ресурсами в интересах всей страны был для капитализма царского образца практически невозможен. Чрезвычайно низкий уровень всеобщего российского образования, технической грамотности населения, низкие зарплаты и незаинтересованность людей в своём труде быстро сказалась на ухудшении обслуживания паровозов и вагонов — они быстро начали выбывать из строя. Оставшийся парк паровозов и вагонов эксплуатировался без ремонта на износ, на дороги выпускались часто неисправные паровозы и вагоны, потому что их просто нечем было заменить — восполнения для выбывших из строя почти не было.
За второй год войны выбыли из строя каждый пятый паровоз и вагон, за 1916 год ещё двадцать процентов паровозов стали непригодны для эксплуатации и тридцать процентов вагонов тоже. К моменту отречения царя, несмотря на закупки паровозов и вагонов за рубежом, количество паровозов в империи уменьшилось вдвое по отношению к довоенному количеству, то же самое произошло с вагонами. С пассажирскими вагонами дело было ещё хуже — осталась только треть от довоенного количества. Армия воевала без сапог из-за того, что совершала передислокации пешим порядком, уничтожая этим миллионы пар сапог за недельный марш, вместо того чтобы ездить на поездах, а новые сапоги нельзя было сшить из-за отсутствия кожи, хотя в Сибири на станциях гнили горы сапожной кожи, не вывезенной на фабрики из-за отсутствия вагонов. Царские чиновники по продразверстке изымали у кулаков урожай хлеба, а в столице вводили карточки, и огромные очереди за хлебом их не могли отоварить из-за невозможности хлеб доставить в столицу. Нужно было доставить из Архангельска на фронт купленные в Англии бронемашины, но не было железнодорожных платформ. Тогда очередь женщин, отойдя после суточного ожидания от захлопнувшейся у неё перед носом хлебной лавки, становилась разгневанной антиправительственной демонстрацией…
Пассажирские перевозки представляли собой хаос. Посадка даже в столице была похожа на штурм, с драками, поножовщиной и стрельбой. Пассажиры ездили по России толпами в до отказа забитых вагонах, войти и выйти было зачастую невозможно, вылезали через окна, через разобранный пол. Часть пассажиров ехала на крыше даже зимой. В большинстве случаев вопрос о билетах даже не стоял — проверить их было физически невозможно. Люди зачастую справляли нужду прямо из окна. Не редкими были случаи захвата поездов дезертирами или бандитами, и тогда машинисты и начальники станций были вынуждены подчиняться им из страха смерти и вести их состав в нужном направлении. Солдаты-дезертиры и бандиты часто вели себя одинаково, просто выталкивали обычных лишних людей из вагонов, силой заставляли грузить уголь, дрова в паровозы, заливать воду…
С началом войны резко сократилась не только добыча и закупка угля, но и на треть сократилась заготовка другого важного вида топлива — дров — рабочие руки были забраны царём на фронт, а реквизиция и изъятие на второй год войны лесных участков и дров царскими чиновниками встретили яростное сопротивление торговцев дровами, владельцев дач и лесных участков. После отречения царя по стране последовал повсеместный самозахват кулаками помещичьей, церковной и царской земли, самозахват лесов, и заготавливать дрова для обогрева Москвы стало весьма затруднительно.
Если к моменту отречения царя Россия за три года утратила транспортную возможность вести полноценную войну, бесперебойно снабжать промышленность материалами, а население продовольствием, потеряв половину паровозов и вагонов, то за полгода своего правления демократическое Временное правительство утратили ещё половину паровозов и вагонов от оставшейся половины. Москва была в числе пострадавших. Подвоз нефти по Москве-реке в танкерах тоже остановиться по причине мелководья из-за аномальной жары лета 1917 года, забастовки судовых команд, забитости реки плотами поставщиков древесины. Нефть шведского промышленника Нобеля, составляющую треть потребляемого в Москве топлива повсеместно принялись менять на подмосковный уголь-богхед, что давало неплохой результат, но меньшая теплоотдача богхеда приводила к лишним затратам на транспортировку, не говоря уже о стоимости погрузки-разгрузки и технических сложностей при переоборудовании импортных котлов, что в условиях блокады было само по себе делом непростым. При норме тепла в московских квартирах 17 градусов Цельсия, половина кубатуры отапливалось именно чугунными котлами. Богхед годился безусловно только для железных котлов, а отсутствие опытных истопников и ремонтников для переделок чугунных котлов с качественного угля и нефти на богхед и дрова всё портило. Половина довоенного топлива для Москвы — это донецкий уголь, треть от всего московского довоенного топлива — нефть Нобеля, Рокфеллера и Ротшильда из Баку и Грозного. Если начать заменять нефть дровами, это получается, как человека кормить только молоком — умереть он не умрёт, но и сыт не будет, и делом не позанимается, а будет только беспрерывно пить и мочиться, пить и мочиться, пить и мочиться…
Газовый московский завод и электростанция, трамвай с их бельгийским и американским оборудованием вообще невозможно было переделать на дрова. Москва могла погрузиться во тьму, а транспорт мог остановиться вообще. Во время Госсовещания несколько раз а Большом театре гас свет, и пафосные обсуждения судеб Родины велись при свечах и керосиновых лампах…
В первое лето жизни без царя в Москву поступило в 12 раз меньше топлива по железной дороге, чем требовалось, а это было уже была настоящей топливная катастрофа для капиталистической промышленности. Крупные московские заводы остановились, остановились стройки, десятки тысяч иногородних рабочих в один миг остались без работы и средств пропитания. У многих даже не осталось денег для того, чтобы уехать в свои города и деревни. А ведь на Москву надвигалась зима!
Дрова для частных домов, оборудованных дровяными печами, то есть без канализации и без водопровода были доступны для заготовки в зоне действия конных повозок — 25 вёрст. И в случае порожнего движения товарных вагонов, что случалось уже редко, и из 200 верстовой зоны лесозаготовок. Осенью заготовку на местах ожидаемо могла оставить распутица. Вместимость станций Москвы — 2800 вагонов, максимальный срок вывоза дров с московских станций — 3 дня. То есть Москва могла принять максимально 700 вагонов в день. 700 вагонов дров в день — равно необходимому количеству топлива в дровяном эквиваленте при отказе от угля и нефти. 400 вагонов дров в день — потребность Москвы, если не учитывать нужда промышленных предприятий. Капиталисты, управляющие экономикой России после царя, напрягли все силы, чтобы справится с топливной и транспортной разрухой и удержаться у власти, но ими же созданная разруха экономики страны во время войны ради личного обогащения не давала им шансов.
В этих условия капиталисты начали массовые репрессии, террор, ужесточение порядков в России, начав их с июльского расстрела в Питере рабочих и солдат, и назначения генерала Корнилова Верховным главнокомандующим.
Центральная продовольственная управа столичного Питера заявила, что кроме проблемы нехватки продовольствия даже по карточкам, глава градуправления Питера не может подтвердить наличие к началу отопительного сезона даже половины необходимого на зиму топлива — одни будут жить в тепле, а другие в холоде. Часть многоэтажных домов придут в аварийное состояние из-за того, что от мороза полопается водопровод, отопление и канализация. Делать потом ремонт некем и нечем, ни материалов, ни специалистов нет, строительный бум последних лет на бешеных прибылях от военных заказов не вызвал бума подготовки квалифицированной эксплуатационной армии сантехников, электриков и тепловиков. Городским служащим город опять задерживает зарплату. В кассе города осталось всего 300 тысяч рублей — даже на содержание электростанций не хватает. Норму по карточному распределению сахара в 0,4 килограмм в месяц на человека обеспечить не удаётся, карточки остаются неотоваренными. После 15 августа по карточкам столичный житель будет получать в день 200 граммов хлеба — вдвое меньше, чем весной. Бесчисленное количество фальшивых карточек на хлеб и другие продукты наводнили страну. В магазинах и кооперативах, отпускающих по карточкам продукты, треть карточек фальшивые.
Обе столицы представляли теперь собой огромные голодные чудовища, с бесконечным количеством очередей. Длинные очереди за хлебом стали неотъемлемой частью городского пейзажа сначала царской, а потом и демократической России. За обувью по карточкам очереди у магазинов столицы стояли и по 48 часов. Наживаться коррупцией, мошенничеством и воровством в отсутствии царской полиции и жандармов стало совсем легко и безопасно, и никогда ещё сладкая жизнь не выплескивалась так явно на улицы Москвы. Однако ценность рубля по отношению к иностранной валюте по-прежнему снижался — рубль теперь стоил как 3–4 довоенных копейки. Возник сильный спрос на иностранную валюту. Состоятельные люди как сразу после отречения царя начали переводить свои капиталы за границу и сами уезжать из России, так и продолжали это делать. Такая же паническая картина наблюдалась на рынке продовольствия. Скупали в запас всё, что только доставали и на рынке, и по карточкам, и цены росли неимоверно быстро. В то же время начинали закрываться заводы и фабрики из-за недостатка топлива и остановки транспорта, всё более разрушалась хозяйственная жизнь вообще.
После отречения царя Госбанк, оставшийся под управлением бывшего царского министра Шипова продолжил линию царского Минфина и сбежавшего в Париж министра финансов Барка по финансированию войны путём бумажно-денежной эмиссии и внутренних займов. Масштабы этих операций резко возросли в связи с дезорганизацией экономики. За четыре месяца с момента отречения царя до начала Госсовещания глава Госбанка денег напечатал столько же, сколько при царе за два года войны! Осколок Российской империи наводнился бумажными деньгами нового образца — 250 и 1000 рублей с изображением Таврического дворца, где заседала Госдума и керенками в 20 и 40 рублей упрощённого образца, на плохой бумаге цельными, неразрезанными листами. Инфляции раскручивалась день ото дня. Денежный станок «Экспедиции заготовления государственных бумаг» работал и днём, и ночью. Безумное печатанье денег привело, как ни парадоксально, к острому дефициту денежных знаков. Началось периодическое закрытие отделений Госбанка, не имеющих возможности выдавать наличные. Причина — опережающий рост цен на товары: за четыре месяца без царя денежная масса увеличилась второе, а общая цена всех товаров вдвое превысила сумму всех денег. Зарплаты рабочих и служащих остались на месте, мгновенно сделав их нищими. Налоги и пошлины никто не платил, большая часть денег оставалась на руках населения. Богатые прятали деньги в крупных купюрах. Крестьяне, напуганные изъятием правительством по продразвёрстке хлеба, а на остальной объём введением закупочных твёрдых цен при росте цен на промтовары, придерживали хлеб, перегоняя зерно в самогон. Продовольственный налог — продразвёрстку крестьяне и тем более кулаки не выполняли, комиссаров Временного правительства били, хлеб прятали в ожидании лучшей рыночной цены и исчезновении ценовых ножниц…
Глава 5
Жаркое лето 1917 года
Летом 1917 года начальник Генштаба армии Российской республики Каледин заявил о необходимости отделения Дона, как наследника казачества до Петра I, то есть без насаждённой царями украинщины, о необходимости скорейшего отделения Дона в самостоятельное государство. Казаки, не ставшие защищать своего благодетеля царя, не рвались в бой и за свою благодетельницу Россию. Будучи атаманом Войска Донского, Каледин призвал фронтовиков-казаков возвратиться на Дон для его защиты, а других казаков послужить генералу Корнилову в деле борьбы с рабочими. Украинская центральная рада в то же время объявила автономию Украины от России и отозвала с фронта украинцев. А с фронта приходили телеграммы об угрожающем армии голоде. На Самаро-Златоустовской железной дороге застряло 1200 вагонов с зерном продразвёрстки — продовольственным налогом из Самарской, Оренбургской и Уфимской губернии — грузом продовольствия для армии, столицы Питера и первопрестольной Москвы.
— Везут ли хлеб? — был главный вопрос в Москве во второй половине лета 1917 года, главный вопрос, который задавали тогда другу другу москвичи независимо от своей состоятельности.
В том числе задавались они этот вопрос и Василию Виванову, молодому, роскошно одетому молодому человеку, приехавшему из бурлящего событиями Петрограда с финансовым поручением от Завойко и Гучкова по передаче денег «Общества экономического возрождения России» различным эмиссарам, осуществляющим вербовку офицеров, юнкеров и иных добровольцев в частные военные отряды для предстоящего неизбежного столкновения с вооружёнными силами рабочих — Красной Гвардией и полковыми комитетами ненадёжных частей московского гарнизона и московской губернии.
Опасность голода, как и в момент свержения царя, по общему мнению, нужно было ждать в Москве осенью. О чём важно всем сообщал Василий, повторяя, впрочем, то, что слышал краем уха на совещаниях своего шефа у Путилова, Рябушинского, Вышнеораоского, часто происходивших в трёхэтажном ресторане «Малый Ярославец» на Большой Морской улице в Питере. Хлеб, вроде бы, начал в Москву прибывать. Но какой-либо порядок в городе отсутствовал. Освобождённые из тюрем по амнистии уголовники и хлынувшие на легкую поживу проезжие из Подмосковья, дезертиры с фронта и просто психически ненормальные люди принялись за грабежи складов, магазинов и квартир. Даже с отделившегося Кавказа приезжали угрюмого вида странные люди-горцы поправить свои дела за счёт грабежей в Москве.
Милиция Мосгордумой работала исключительно плохо, кое-как обеспечивая защитой только центр города. Комиссар Временного правительства вообще никакой силой и властью не располагал. Либерализм победил полностью. В окраинных районах за Садовым кольцом при органе самоуправления рабочих, солдат гарнизона, мелких служащих и лавочников — Московском совете, была образована своя вооружённая милиция. В отдельных многоквартирных домах организовалась отряды самообороны из жильцов, дворников, швейцаров с револьверами, охотничьими ружьями и холодным оружием. Возникли и этнические боевые группы. Юнкерские училища, воинские части, мастерские, склады, школы прапорщиков охраняли себя сами, имея боевое оружие. Суды фактически бездействовали, процветал самосуд. Толпа избивала, к примеру, пойманного вора или насильника и определяла голосованием: какой смертью казнить: утопить или застрелить? Если кто-то попытался бы защитить репрессированного — его тоже убили бы. Но линчевание всё равно никого не устрашало, и уличные грабежи и воровство становились всё нахальнее и кровавее.
По России шли массовые погромы, передел собственности, паника, реквизиции имущества. Особенно страшные погромы произошли в Самаре, в Минске, Ростове-на-Дону, Юрьеве. Повсюду царили дикие выходки русских и нерусских солдат на станциях железных дорог, кулаков, бандитов, всеобщая распущенность, обалдение, хамство. Погромы царских времён, евреев и неевреев, включая погром немцев в Москве, были ещё более зверскими и кровавыми, и оттуда тянулась это средневековщина. При погромах в Кишиневе, Одессе, Киеве, Белостоке, Баку, Тифлисе и десятках мелких городков произошло бесчисленное количество отвратительных убийств, изнасилований и глумлений над милосердием.
Москва бурлила: ночи напролёт шли митинги, люди слонялись от бессонницы по улицам, спорили в скверах, на панели, в пивных. Незнакомые люди, встречаясь на митингах, в одно мгновение становились милыми друзьями или страшными врагами. Прошло уже четыре месяца с начала революции, но всеобщее возбуждение только нарастало. Царизм был разрушен, но все понимали, что это ещё не завершение революции. В отличие от всё хапающих капиталистов, интеллигенция растерялась. Теперь, вместо того чтобы снова сеять разумное, доброе, вечное, надо было немедленно и своими руками создать новые формы жизни, умело управлять вконец запущенной и необъятной страной в состоянии войны. Простой народ при этом требовал ясности цели, точного приложения своей жизни, мыслей и труда. Оказалось, что справедливость и свобода требует тяжёлой и гигантской ежедневной чёрной работы и даже жестокости, требует воли и репрессий. Оказалось, что эти вещи не рождаются сами под звон колоколов и восхищенные крики. Таковы были уроки революции и горькая чаша. Сильные духом выпили её до дна и остались со своим народом, а слабые выродились и погибли.
Созданная как противовес черносотенцам, охранным отрядам хозяев заводов и наёмным офицерско-юнкерским отрядам банкиров, Красная Гвардия рабочих накапливала оружие. На складах Сибирского банка в Москве было похищено эвакуированное оружие варшавской полиции. Много оружия было захвачено при разоружении в Москве полиции, городовых. Покупали вскладчину револьверы, винтовки и даже пулемёты у солдат гарнизона и разного рода спекулянтов, и дельцов чёрного рынка. Только на Курской железной дороге охрана из числа рабочих получила 150 винтовок разных систем, записавшись самоохрану железной дороги. В Орехово-Зуеве, пригласив офицеров 21-го полка на спектакль и угостив их хорошенько водкой, рабочие вывезли из полка на грузовиках 300 винтовок и 60000 патронов. По ордерам полковых солдатских комитетов 55-го, 193-го и других полков гарнизона рабочие получали оружие из полковых цейхгаузов. Готовился захват оружия с оружейных заводов Тульского. Владимирского, Кунцевского, Мызо-Раевского, Симоновского. На заводе Второва скрытно производили гранаты и бомбы. Там же похищался тротил, динамит, пироксилин. В случае вооружённого противостояния с капиталистами, рабочим нужно было совершать подрывы на железных дорогах и мостах, чтобы не допустить в город враждебные войска.
Москва полнилась слухами о подготовке рабочих к вооружённому выступлению. Терпение их иссякало. Моссовет выражающий их чаяния существовал как легитимный орган власти с момента отречения царя вместе с Мосгордумой. В Моссовете было 700 депутатов от всех районов и большинства крупных общественных организаций города и области — 230 большевиков, 221 меньшевиков, 132 эсера, 54 беспартийных, 63 депутата из прочих партий. Газеты Москвы запросто публиковали список городов, наиболее подверженных опасности восстания рабочих, и введения и рабочего контроля на заводах — Петроград, Москва, Киев, Нижний Новгород, Харьков, Одесса, Екатеринослав, Самара, Саратов, Казань, Ростов-на-Дону, Владимир, Ревель, Псков, Минск, Красноярск, Подольск, Орехово-Зуево, Серпухов, Царицын, Уфа и Стерлитамак.
Василий в бурлящей Москве увидел ужасную картину всеобщего развала и деградации, пира во время российской чумы. Город тонул в безумии увеселения и роскоши. Везде афишами электро-кинотеатров, театров миниатюр, фарсов. Главные театры Москвы блещут — аншлаг за аншлагом, примадонны в ударе. Знаменитые артисты нарасхват. Один за другим следуют спектакли, концерты, дивертисменты, балы и выступления цирка, розыгрыши лотереи-аллегри, гастроли, любительские показы, уроки танцев и пластики, курсы иностранных языков. Процветают фотосалоны, музыкальные магазины, ломбарды, скупки, магазины часов, золота, серебра, портные и брадобреи, салоны пикантных услуг. Однако в пир во время чумы закрадывались признаки близкой гуманитарной катастрофы и кроме карточек на хлеб и керосин. В бесконечных московских парикмахерских, например, не было больше ни одеколона, ни шведской воды, ни бриолина. После бритья лицо освежали простой водой. Например, возникли странные очереди у депозитария московского городского суда. Это квартиранты спешили внести в срок квартирную плату уклоняющимся от приёма денег домовладельцам! Домовладельцы-арендодатели прятались от квартирантов-арендаторов, а не наоборот! Расчёт домовладельцев был прост — выселить прежних жильцов якобы за неуплату, а затем сдавать квартиры другим по уже гораздо более высоким ценам.
Одни из первых ощутили наступление пира во время чумы в Москве проститутки — и трёх недель не прошло после расстрела рабочих в Питере, как губернские горизонталки и содержанки спешно покинули свои города и прибыли в Москву, где концентрировались теперь деньги и клиенты. Богема последовала их примеру…
В московских ресторанах шли нарасхват вина и водка, платили за бутылку иногда в десятки раз дороже, столько сколько рабочий за полмесяца получал! Со времени царского сухого закона Москва привыкла пить суррогаты, политуру в чистом виде или ханжу. Распространяли суррогатный алкоголь все от мала до велика. Продавали алкоголь даже дети, которые, впрочем, продавали иногда и себя для разврата. Можно было приобретать спирт в бесчисленных московских аптеках. За месяц с 25 сентября по 25 октября 1917 года аптеки продали 8 000 литров спирта! Наркотики прочно вошли в повседневность Москвы — опиум, морфий и другие… Врачи, аптекари, больничные служащие были впереди по впрыскиванию себе морфия; через них этот наркотик широко распространился среди офицеров, чиновников, инженеров, студентов. Кабаки и армянские кофейни, где торговали морфием были всем известны, но муниципальная милиция, получая взятки, ничего не предпринимала. Если до войны кокаин употребляли представители богемы, как автор и исполнитель романсов Вертинский, написавший песню «Кокаинеточка», то с началом войны кокаин попал в армию и на флот. В Москве скопилось множество госпиталей и лазаретов, тысячи раненых и выздоравливающих. Лазарет был организован даже в здании Консерватории на Никитской. Морфий и кокаин у раненых был нарасхват. Китайцы торговали на бульварах шариками кокаина по 5 рублей за штуку. Дорого, но когда уже привык…
Слушая со своими любовницами Софочкой и Верочкой в роскошном купольном ресторане «Метрополя» шансон Вертинского под пьяные выкрики юнкером и офицеров, стрельбу в стены кавказцев и рубку пробок на бутылках шампанского шашками, под дикий хохот звезды-трагика Мамонта Дальского, Василий никак не мог отделаться от смешной мысли, что белая маска на лице паяца сделана не тальком, а чистым кокаином:
Цветущие молодостью и бесконечно хорошенькие Софочка и Верочка тогда переглядывалось и доставали свои изящные серебряные табакерки, чтобы тоже припудрить свои восхитительные носики…
Баронесса Софочка де Боде была поистине неистовой, как бывают неистовыми нищие обладатели пышнвх тотулов. Она окончила Смольный институт благородных девиц, была некоторое время на содержании харьковской знаменитости — эсера Савинкова, среди многих его юных и малолетних девиц, потом оказалась им брошена, когда Савинков сделался военным министром у Керенского и увлёкся несовершеннолетней женой своего друга-эсера. Тогда баронесса вступила в партию кадетов и записалась в женский ударный батальон смерти. На площади у Исаакиевского Собора она стояла левофланговый на торжественной церемонии вручения под звук оркестра, игравшего «Марсельезу» и под песнопения попов, белого знамени с надписью: «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкарёвой». Война капиталистов до победного конца требовала нового пушечного мяса, новых смертников — на этот раз уже женского мяса, хотя кто стал бы и в этом случае отдавать потом развалившейся России репарации с Германии? Мёртвым империям не подают милостыни! Потом баронесса покинула мужеподобную Бочкарёву и уехала во 2-й Московский женский батальон смерти, где женщин благородного происхождения было больше, а порядки были не такими суровыми, как у Бочкарёвой, будто в многодетной крестьянской семье, с зуботычинами и подзатыльниками вместо обеда.
Из столицы Сафочка де Боде самостоятельно отправилась на четырёхмесячные офицерские курсы в московское Александровское училище, и назло дядькам-юнкерам, проходящим полный и трудный многолетний курс, а также в пику ветеранам фронта — юнкерам ускоренных курсов, она была досрочно произведена в чин прапорщика. Баронесса обладала такой чудесной кукольной внешностью, круглым личиком и огромными круглыми голубыми глазами, что в первый раз Василию даже было неловко соединятся с ней. Кроме всего, она была почти мальчиком. Её безгрудая фигура и сзади была похожа на мальчика — плечи были чуть шире, чем надо, а бёдра чуть уже, короткая причёска. И запах от неё был не совсем женский. Благо, что она не курила. На улице баронесса в своей не по форме гусарской тужурке с меховой отделкой и кубанке с красным верхом чуть набекрень, в игрушечных лакированных сапожках со шпорами и сверкающими погонами, производила неизменный фурор. Вместо штатного револьвера бельгийца Нагана в пехотной кобуре с большим клапаном-лопухом, она носила изящный, но чрезвычайно мощный, пробивающий на расстоянии 250 шагов две еловых доски, толщиной 25 миллиметров каждая, семизарядный пистолет бельгийца Браунинга в фирменной кобуре от торгового дома Зимина и Никифорова. Из всего множества личного зарубежного оружия, наводнившего бандитствующую Москву, этот пистолет был лучшим. Офицеры отдавали Софочке честь за десять шагов, барышни хлопали в ладоши, солидные господа кланялись и улыбались.
— Ах, какая красавица! — неизменно неслось ей вслед.
— Да здравствует свобода! — неизменно отвечала она.
Бандиты и налётчики её не трогали, нищие не домогались, а король преступного мира Ночной Король Хивы с Хитровки даже подвёз её на своём роскошном авто. Даже нахлынувшие из Питера для пополнения карманов за счёт грабежей и налётов делегаты Всероссийского съезда народов Кавказа, разъезжающие по ночам на машинах со стрельбой, были с баронессой галантны и учтивы, предлагая себя в покровители…
Врагом рабочих стали и «мародёры» — спекулянты. «Мародёрами», по ассоциации с солдатами, обыскивающими трупы на поле боя, называли тех, кто обогащался во время кровавой войны законным или незаконным способом, тех, кто совершал вызывающие поступки или вёл неприемлемую для большинства жизнь. «Мародёры» — это ещё жадные и безжалостные изготовители некачественного хлеба, колбасы, берущие втридорога извозчики, торговцы политурой, респектабельные коммерсанты, мошеннически выполняющие гособоронзаказ. Состояния, сколоченные во время войны, считались сделанными на крови, их владельцев все презирали. Новые русские богачи вели себя развязно, напоказ швырялись деньгами. Москву захлестнула эпидемия роскоши. Правительство, Мосгордума и Моссовета даже пытались противодействовать вызывающему образу жизни спекулянтов всех уровней. Никогда ещё молодежь не наряжалась так. До войны и отречения царя считалось, что бриллианты не подобает носить незамужним девушкам, а теперь, когда все стало в десять раз дороже, их носили и шестнадцатилетние. В игорных клубах Москвы полно было молодёжи, почти детей, и они швыряли на карту и рулетку такие деньги, о которых прежде понятия не имели и крупные игроки. Эта человеческая поросль безрассудно тянуло от отцов-спекулянтов и мародёров России неправедные, наворованные деньги и в них, в деньгах, видело высший закон и оправдание всего. Было немало спекулянтов и взяточников и среди самой молодёжи, которая интересовалась гешефтами не хуже закалённых в коррупционных битвах отцов. Даже продажная церковь иногда отлучала таких, даже лживая пресса капиталистов не могла это игнорировать…
Постепенное падение уровня жизни рабочих и деревенской бедноты было бы не так заметно, но наступил резкий обвал с началом войны, и он повторился после отречения царя. Продовольственный, энергетический и транспортный кризис достигли пика. В Москве и крупных городах уже год действовала карточная система, куда включались всё новые и новые виды продовольствия и товары, вплоть до спичек и галош. Мясо почти исчезло из продажи, даже на рынках по нескольку дней иногда не бывало мяса, а бывало — так вонючее. Хлеб, не то, что по карточкам, а и на свободном рынке сильно потерял в качестве — в московских пекарнях в хлеб начали примешивать труху. Картошку привозил мёрзлую, сахар с грязью, и к тому же всё дорожало день ото дня. Лавочники, рестораторы, богачи и спекулянты, платили по пятьдесят рублей за коробку конфет, по сотне рублей за бутылку шампанского — практически половина месячного заработка рабочего, или месячная пенсия инвалида, но и слышать они не хотели о мире с немцами.
1917 год был аномальным — весенние заморозки повредили озимым, а летняя жара яровым посевам, урожай ждали плохой, а большая часть молодых крестьян и крестьянских лошадей оказалась в армии, в государственном ополчении, в могилах или в лазаретах. В Москву было множество беженцев и эвакуированных из Прибалтики, Польши, с Украины. Были среди них румыны, военнопленные немцы, чехи, венгры, словаки. С фронта прибыли дезертиры с оружием. Беженцы принесли с собой преступность, тиф, сифилис и ненависть к русским.
Василий невольно участвовал в московском Госсовещании 1917 года и видел всё собственными глазами…. Поячти за месяц до этого помпезного собрания богачей в московском Большом театре, 1 августа Временное правительство Керенского национализировало и монополизировало торговлю углём, торговлю хлебом, хлопком, шерстью. Кроме уже действующих со времени царя карточек на хлеб, сахар и другие продовольственные товары, в России были введены карточки на товары повседневного спроса — керосин, мыло, спички, калоши. Ближайшие к правительству капиталисты и банкиры получили в своё распоряжение всё ресурсы страны и весь госзаказ — всё то, ради чего они свергали царя. За энергетическим кризисом, транспортным коллапсам, военной катастрофой перед простым народом во весь рост встал призрак голода. Всеобщая подлость и бездарность всех слоёв российского населения, жажда наживы во что бы то стало, воровство, коррупция, техническая отсталость, безграмотность, бездорожье и расстояния, неблагоприятный климат, исконная рабовладельческая психология сделали своё дело — страна Россия осталась, а Российской государственности не стало — разруха…
Частично национализировав энергетику, Временное правительство создало государственную монопольную компанию «Осотоп». Центральный комитет Временного правительства по заготовке дров для железных дорог получил название «Центролес». Топливом от имени правительства стали заниматься Центральный военно-промышленный комитет, Совет съездов представителей лесной промышленности и торговли, государственная организация поставок не военных материалов и продовольствия для армии — «Земгор», но результат был по-прежнему неудовлетворительным — паровозы были лишены необходимого количества высококачественного твёрдого топлива и запчастей, кулаки сопротивлялось лесозаготовкам, речная навигация танкеров была сорвана. Близилась осень, и на фоне ужасных воспоминаний о зиме 1916/1917 года, когда железнодорожное сообщение между городами почти прекратилось, ко всеобщему ужасу государственные организации «Москвотоп» и «Топливосоюз», хотя имели полностью заготовленный на лесосеках объём дров, не справились с транспортировкой топлива на зиму из-за нового резкого сокращения железнодорожного сообщения. В уже в демократической России к наступившей военной разрухе на транспорте, после ценового произвола царских чиновников и капиталистов, воцарился произвол демократических чиновников и капиталистов. За мзду руководители топливных госучреждений передавали свои государственные квоты на перевозку по железной дороге частным железным дорогам, организациям спекулянтов и перекупщиков, вступали с ними в ценовой и тарифный сговор, железнодорожные чиновники и владельцы частных железных дорог от них не отставали. Архаическое управление движением сбоило — скопление вагонов всё время оказывалось в одном месте, а свободные паровозы совершенно в другом. И без того сокращённое железнодорожное движение в связи с тем, что-то осталась только четверть от довоенного числа паровозов и вагонов, уменьшилось ещё из-за отсутствия должного количества топлива. Военное же ведомство на радость капиталистам не переставало заказывать вместо товарных вагонов передвижные железнодорожные бани, вагоны-прачечные, поезда-столовые, санитарные поезда, передвижные склады, ремонтные мастерские и гауптвахты, лишь бы получать взятки…
Главные топливные потребности Москвы теперь можно было обеспечить только на шестьдесят процентов, и к началу осени крупные заводы Москвы ожидаемо полностью остановились — десятки тысяч рабочих остались вдруг совершенно безработными. Ярости уволенных рабочих и служащих не было предела. Сокращалось движение трамваев, выработка электроэнергии, перекачка воды и стоков, прекратился вывоз мусора, ремонт дорог, мостов, остановилось строительство и ремонт. Затихла крупная московская торговля, закрылись даже огромные оптово-розничные фирмы товарищества Чичкина и Бландова, закрылся «Скороход», повесили на двери замки меховые фирмы Михайлова и Сорокоумовского, универсальные магазины Мур и Мерлиз…
Тогда же Василий стал свидетелем исторической встречи Путилова и Вышнеградского с Корниловым в трёхэтажном ресторане «Малый Ярославец» на Большой Морской улице в Питере. Решался вопрос окончательной победы капиталистов над революционным народом — решался вопрос окончательного силового разгона столичного Совета и его военизированных формирований с помощью снятого с фронта тридцатитысячного кавалерийского кавказско-казачьего корпуса генерала Крымова, включающую в себя и «Дикую» дивизию кровавых чеченских, ингушских, черкесских головорезов и давнишних палачей простого русского народа. Время для капиталистов было критическое — на Урале рабочие установили контроль за частью Ревдинских заводов, там уже сил охраны не хватило, нужны были частные военные команды из профессионалов, армия нормальная, а не разваленная, диктатура военных, поскольку требования рабочих о повышении зарплаты были чрезмерны при упадке производительности, а требуемый рабочими переход от сдельной зарплаты на почасовую вообще был губителен для российских капиталистов.
Присутствовал на совещании Каменка — глава Азовско-Донского банка — всё скот, зерно, нефть южного региона, главнокомандующий армией Российской республики Корнилов, военный промышленник Путилов — львиная доля военные заказы, министр-председатель правительства Керенский, директор-распорядитель и крупнейший акционер самого крупного в России банка — Петроградского коммерческого банка Вышнеградский — финансирование трёхлетней кровавой войны. Корнилов выторговал себе за услугу по организации будущих кровавых репрессий против простого народа в Питере пять миллионов рублей.
Василия, сидевшего за столом с пачками денег напротив двери кабинета, за которой происходил этот разговор, масон Кутлер, член ЦК кадетов, которому Василия как исполнителя рекомендовал Завойко, в этот момент инструктировал по передаче денег московским военизированным организациям Корнилова и Алексеева для широкой вербовки офицеров, юнкеров, прапорщиков и других добровольцев, нужной мотивации командующего Московского военным округом полковника Рябцева для содействия будущей военной диктатуре и репрессий против рабочих и сельской бедноты.
Везти в кипящую Москву несколько миллионов рублей, являя собой мишень для анархистов, большевиков и части эсеров, противников офицерско-юнкерских и черносотенных формирований, являясь мишенью для ограбления и убийства теми же офицерами, московскими бандитами, даже собственной охраной, желающий среди лощёных господ — организаторов будущей диктатуры «Общества экономического возрождения России» и «Республиканского центра», не нашлось. Василий Виванов, находящиеся в бездне отчаяния после гибели родителей, потери Родины и места под Солнцем, был лучшим решением. Он был также предупредён, что за нецелевое расходование средств, недостачу, тем более попытку скрыться с деньгами, его найдут и убьют. Наличие среди организаторов «Общества экономического возрождения России» и «Республиканского центра» безжалостных убийц, вроде Савинкова, Трескина и их террористических офицерских групп.
Василий пообещал Кутлеру быть осторожным, хотя ему казалось странным, что при всём многообразии внешних и внутренних процессов текущего момента, главным для соратников Гучкова, выразителя желаний крупных промышленников, была ось рабочий — наниматель…
После питерского расстрела 4 июня и проведения репрессий, после усмирённой мощной стачки московских рабочих в августе, кадетское Госсовещание было съездом победителей — социалистов, наконец силой заставивших молчать недовольных — бастующих рабочих и восставших солдат. Они расстреляны из пулемётов наёмных отрядов, порублены шашками казаков, их рабочая партия — социал-демократы большевики, разгромлена и почти запрещена. Вождь рабочих Ленин в розыске. Отчаявшаяся оппозиция подавлена силой демократической диктатуры. Красные флаги теперь были выброшены, теперь они стали символом маргиналов и аутсайдеров жизни. Если весной красные банты и флаги носили решительно всё: дворяне, промышленники, банкиры, купечество, кулачество, крестьяне, солдаты, жандармы, проститутки, уголовники, цыгане, даже член Императорского дома Великий князь Кирилл Владимирович явился присягать заговорщикам против царя с красным бантом и бриллиантовой заколкой на кителе, то теперь красный бант был символом ненавистным — красное теперь означало рабочих их партию социал-демократов большевиков, и ещё левых эсеров с частью анархистов. Все остальные встали под цвета триколора.
Собравшимися на Госсовещании в конце аномально жаркого августа в Москве нужно было одно — продолжить получать военные сверхприбыли, сохранить поместья и капиталы, собирать налоги с простонародья, а самими налоги не платить, и эти налоги разворовывать, продолжать спекулировать, построить небоскребы, как в Америке, заиметь стометровые яхты и гаремы во всех столицах мира. А рабочие? Батраки? Они себе выбрали не ту профессию, не ту страну… Каждый день пребывания у власти наполнял карманы господ деньгами за счёт грабежа населения и разграбления налогов — именно так устроена любая буржуазная конституционная демократия. Каждый день у власти был богачам в радость, и пусть бы каждый день в стране сгорал целиком один город вместе с людьми, но это положение дел нужно было удержать любой ценой. Однако из-за деятельности Советов их сладкая жизнь была в опасности!
Ширма Госсовещания для организации диктаторского способа поддержания существующей власти сработала вполне. Новоиспечённый Главнокомандующий армией Корнилов, получивший от правительства демократов право предавать военных смертной казни, а у капиталистов гигантскую взятку, потребовал немедленного введения военной диктатуры для обеспечения условий проведения Учредительного собрания. Странным образом демократический процесс оказывался встроен внутри диктатуры! Это был нонсенс. Рабочая партия социал-демократов большевиков покинула зал, эсеры и социал-демократы меньшевики остались. Корнилову была устроена бурная овация двухтысячного сборища контрреволюционеров. Теперь никто не сомневался, что Учредительное собрание по формированию нового легитимного правительства и выбор окончательной формы правления в стране будет произведён под диктовку промышленников, банкиров и землевладельцев под охраной военного диктатора. Такое Учредительное собрание простому народу было уже не нужно.
Будучи уже в Москве с деньгами для частных военных формирований Василий, сидевший тогда на галёрке, заскучавший от жары, духоты и бурной ночи в объятиях своей новой пассии, ушам своим не поверил — история с Наполеоном, переворотом 18 брюмера — Coup d» Etat du 18 brumaire — захватом власти военными у Директории повторялась на его глазах в России в виде страшного фарса.
Рабочие-саботажники отключили свет, и дальнейшее заседание элиты России проходило в темноте при свечах, что Василий нашёл весьма символичным.
Как раз в это самое время Главнокомандующий Корнилов показал себя на фронте во всей красе — оставил без артиллерии, командования, резервов и снабжения XII-ю армию, защищавшую Ригу от немецкого наступления. Костяк этой армии — 9 полков латышских красных стрелков были умышленно поставлены на направлении подготовленного немцами мощного наступления. XII-я армия была разгромлена — 25 тысяч убитыми, ранеными и пленными, потеряны 500 орудий, бомбомётов и миномётов, 200 станковых пулемётов, почти всё имущество…
Выступая с трибуны с речами о деяниях на пользу Родины, не забыв упомянуть о сотрудничестве с немцами Ленина, главнокомандующий Корнилов только что сдал немцам Ригу и Усть-Двинск, создав непосредственную военную угрозу столичному Петрограду. Через несколько дней после Госсовещания он снял с направления прорыва немцев казачьи части Крымова и чеченцев с ингушами, и двинул их на Петроград — наводить порядок, какой считал нужным. Действия Путилова, Вышнеградского, Корнилова ясно показали тогда, что для России справедливо всё то, что и для других стран — жадные и безжалостные капиталисты и их слуги предадут Родину пойдут на сговор с врагами, пойдут на все преступления, лишь бы отстоять свою власть над простым народом и прибыли…
Действуя летом 1917 года в Москве как финансовый агент и представитель «Общества экономического возрождения России» и посредник в их делах с «Союзом офицеров» и «Союзом Георгиевских кавалеров» генерал-лейтенанта Алексеева, после Госсовещании и провала наступления Корнилова на Петроград, после очередного раздрая в правительстве из-за доступа к возможности распоряжаться убывающими бюджетными средствами, Василий Виванов стал свидетелем произошедших в Москве зловещих предзнаменований грядущей народной беды. Страшная пустота и одиночество после потери близких ему людей, сменилась страхом мести рабочих-эсеров или анархистов за его связи с наёмниками богачей, страхом расправы со стороны своих же военных заговорщиков за какой-нибудь финансовый промах, страхом просто ограбления и возможности подцепить «французскую» болезнь от своих многочисленных любовниц на одну ночь, заразиться тифом или испанским гриппом в чайных, кабаках и ресторанах, где обычно проходили встречи с командирами офицерско-юнкерских групп города и губернии. К этому страху, добавилось сильнейшее любопытство и пристальное внимание за происходящим вокруг, чему немалым образом посодействовали его амурные похождения в обществе весьма доступных московских барышень, падких на молодых людей при деньгах, при авто и в заграничных нарядах. А обстановка с безопасностью в Москве была тем временем как на Диком Западе…
В марте месяце демократическая Россия после отречения царя всему уголовному миру объявила всеобщую амнистию. Тысячи уголовников заполонили разорённую и распавшуюся страну от края и до края. Москва стала бандитской столицей. За год до этого, по весне 1916 года в Москве было совершено 3000 преступлений, а после свержения царя весной 1917 свыше 20 000 — скачок преступности в семь раз! По кражам скачок в пять раз, по убийствам в десять раз! Раскрываемость убийств равнялась нулю. Кровавая бойня на фронте дала урок безнаказанных убийств, грабежей и изнасилований миллионам, и Москва застенала, заплакала под бандитскими ножами и обрезами, призывая спасителей от уголовных каст «иванов», «храпов», «шпанки». Самая крупная Московская банда Сабана за полгода награбила денег и ценностей на сумму эквивалентную 5 тоннам золота. На Дмитровском шоссе банда ограбила семью фабриканта Иванова и хладнокровно убила после этого всех, включая женщин и малолетних детей. Бандиты для устрашения убивали милиционеров-рабочих — подзывали к машине и стреляли в упор, зародив слухи о «чёрных мстителях». В Банном переулке бандиты вывели жертв ограбления в сарай и зарубили всех топором — 10 человек. На платформе «Соколовская» Ярославской железной дороги бандиты ограбили аптеку, изнасиловали жену аптекаря, погнались за свидетелями преступления, поднявшими шум, и хладнокровно убили 7 человек, служащих железной дороги. Банда Яшки Кошелькова, имевшего при царе 10 судимостей тоже отличалась страстью к убийствам. Единственным реальным способом борьбы с бандитским беспределом в Москве был бы расстрел уличённых и захваченных на месте преступления, виновных в грабежах и насилиях. Однако Дума предпочитала использовать московских гангстеров на манер Моргана и Рокфеллера — для борьбы с рабочими и профсоюзами, протестующими против карточной системы, безработицы, войны и повальной коррупции.
Василию Виванову, встречаясь и передавая значительные суммы денег командирам и вербовщикам офицерско-юнкерских отрядов, пришлось вникать в криминальную ситуацию в Москве лета 1917 года перед предстоящим неминуемо военным столкновением с вооружёнными рабочими и активистами солдатских комитетов московского гарнизона. Во-первых, уголовников тоже нужно было привлечь на свою сторону. Во-вторых, был риск ограбления, поскольку слух о появлении в Москве некого агента «Общества экономического возрождения России» с большой суммой денег наличными пополз среди уголовного мира. В-третьих, многие командиры офицерско-юнкерских отрядов так или иначе были связаны с уголовниками, поскольку выполняли при капиталистах и их имуществе роль личных охранных отрядов, совместно действовали против рабочих, торговали оружием, наркотиками, спиртом, конфликтовали из-за защищаемой территории с проститутками, китайскими наркопритонами, армянскими чайными.
Бандитским чревом в Москве был Хитров рынок со своим королём по кличке Ночной Король Хивы. Только он мог поддерживать мир между основными бандами Гусека из Петровского парка и с Бутырской заставы, Графчика из Екатерининского парка и Пименовской улицы, Краснощёкова, Хрящика и Матроса с Дмитровского шоссе, Бутырской заставы, бандитов из сёл Останкино и Свиблово, Бондаря из Марьиной рощи, бандита Соло из центра города. Банда Швабе, сына бывшего начальника московской сыскной полиции занималась исключительно грабежами банков. Ночному Королю Хивы по поручению Завойко, Василий передал через доверенное лицо вазу в виде обнажённой женщины со вставками их слоновьей кости и жемчужными бусинами, с эмалью и драгоценными камнями знаменитого ювелира Рене Лалике.
В ответ был получено устное согласие не поддерживать Советы во время столкновения.
Разгул бандитов, усиленных оружием с фронта, набирал обороты — нападения на банки, квартиры, склады, убийства конвоиров, милиционеров, обывателей, похищение миллионов рублей, товаров, драгоценностей ширился. Многие бандиты, кроме всего прочего разъезжали по улицам Москвы на автомобилях и извозчиках, выбирали красивых женщин, хватали, увозили за город, где, угрожая оружием, насиловали. Бандиты очень быстро сошлись с богачами-мародёрами и торговцами-спекулянтами, образовав преступные синдикаты, на манер гангстерских семей в Америке, действующих под общим управлением Моргана и Рокфеллера. Таких случаев совместной работы было множество. Всё отягощалось тем, что в городе скопилось 170 тысяч беженцев и эвакуированных из западных районов бывшей империи, оккупированной австрийской и германскими армиями, в том числе 30 тысяч евреев, бежавших с отделившейся Украины и из Польши. Тысячи военнопленных немцев, румын, австрийцев, венгров, чехов также были тут. Репрессии против бандитов глава города эсер Руднев проводить даже и не собирался — не до подавления — он был занят распределением городского заказа, продажей земельных участков, выдачей всевозможных разрешений, получением от промышленников и торговцев мзды и всем тем, чем занимались московские градоначальники при всех царя…
В рабочих районах Пресни или Замоскворечья любовница Виванова баронесса де Боде не появлялась, но нетрудно было понять, что бы ей вслед сказали там жёны и матери безработных. Зная, чем занят Василий и откуда у него такие огромные деньги, роскошный номер в «Метрополе» с горячей водой, завтраком в постель, хрустящими накрахмаленными белоснежными простынями, откуда личное авто «Ford — Т», охрана из переодетых морских офицеров, телефон в номере, баронесса страстно желала включиться в его дело. Хотя большие деньги доверить Василий ей не мог, она по своему почину постоянно посещала чайные, особенно у Манежа, на Моховой и Охотном ряду, на Арбате, дешёвые и дорогие рестораны «Националь», «Метрополь», «Савой», «Ампир», «Англия», «Люкс-Отель», «Прага», «Эрмитаж», где часто собирались офицеры и прапорщики, юнкера из состоятельных семей, студенты и купчики. Там она вербовала их в боевые отряды «Союза офицеров армии и флота», «Республиканский центра» или «Общество экономического возрождения России».
Её мечтой было командовать своим офицерско-юнкерским отрядом, дать бой большевикам, анархистам и левыми эсерам. Осторожность с деньгами Василий поставил во главу угла своей работы, после того, как при передаче очередной суммы из Питера, Завойко, будучи одним из доверенных лиц Корнилова, намекнул, что Корнилов теперь должник Путилова — неудачный военный переворот позволил Путилову требовать назад свои пять миллионов рублей. За Корнилова поручился Каменка, сказав, что найдёт ему дело у себя на юге в Таганроге или Ростове-на-Дону. Но если Корнилов не вернёт или не отработает долг, люди из охраны Путилова его обязательно убьют, несмотря на всех его хвалёных чеченских нукеров-охранников и текинцев. Если Виванов мог сомневаться в честности чеченцев, то про туркмен он был другого мнения. Сформированный из туркмен конный Текинский полк, сохранял беспрекословное подчинение Корнилову, не плохо говорящему по-туркменски и по-ирански. Он у текинцев был в огромном авторитете. И что с того? Другая часть личной гвардии генерала, отлично кормящаяся за счёт всей страны — «отряд ударников смерти» капитана Неженцева численностью в полк, с особыми чёрно-красными погонами, а на стальных касках ударников, на фуражках и рукавах в качестве эмблем был изображён череп над скрещенными костями или мечами. Среди армии, забывшей о дисциплине, и в такой же стране, где не было больше закона, именно такая личная гвардия убийц по призванию души только и могла обеспечить политику авторитет, верша казни и насилие по приказу предводителя. Вариант древнего князя и его иноземной дружины. Вот только не доверяли Корнилову теперь ультракапиталисты после провала его путча, делали теперь ставку на собственные наёмные отряды. В любом случае, Василий не хотел остаться должным Путилову и Нобелю.
Поделиться книгой: