Читающий мозг в цифровом мире

Недавно я посетила группу замечательных детей в отдаленной части Эфиопии, где не было ни школ, ни электричества, ни водопровода, ни полов. В рамках нашей работы по глобальной грамотности я показала детям изображение осьминога. Они рассмеялись. Они никогда не видели и не слышали о таком существе, и никакие попытки переводчика объяснить что его дом – океан, никогда не помогут. Наш оригинальный план использовать приложения с историями о русалках и других морских существах вылетел из несуществующего окна. Океан не имел никакого смысла для детей, которым ежедневно приходилось два часа ходить пешком, чтобы принести воду, и они не будут проплывать по небу на воздушном шаре.

Проведение аналогий является великой концептуальной связью между тем, что известно, и тем, что еще не известно, но это сложная данность в развитии детей, которая находится под влиянием того, что окружающая среда предоставляет или не предоставляет детям. Для многих детей в западной культуре эта среда провиденциально богата тем, что она дает, но, как это ни парадоксально, сегодня она может дать слишком много и попросить слишком мало.

Мэгги Джексон сделала наводящий на размышления вывод, что, когда информационная перегрузка слишком велика, создание базовых знаний становится все труднее. Как и я в моих рассуждениях об оперативной памяти ребенка, она утверждает, что из-за того, что мы получаем так много информации, мы больше не тратим необходимое время на повторение, проведение аналогий и хранение поступающей информации таким же образом, что влияет на то, что мы знаем и как мы делаем выводы. Время, необходимое для обработки того, что мы воспринимаем и читаем, очень важно, будь то для построения памяти, для хранения базовых знаний или в любом другом процессе осмысленного чтения.

Литературный критик Кэтрин Хейлз заостряет этот чрезвычайно важный момент. Она подчеркивает, что, хотя у нас есть обширные свидетельства, что цифровые медиа увеличивают объем и темп визуальных стимулов, мы не можем учитывать тот факт, что увеличение темпа означает, что есть время, на которое зритель должен ответить, соответственно. Если мы свяжем это понимание со схемой осмысленного чтения, то меньше времени на обработку и восприятие означает меньшее время для связи поступающей информации с базовыми знаниями и, следовательно, меньшую вероятность того, что остальные процессы осмысленного чтения будут развернуты.

О развитии

Как писала Ева Хоффман о взрослых, наше компьютерное чувство времени «приучает нас к все более быстрым и коротким единицам мышления и восприятия». У детей конвергенция большего количества информации и меньшего количества времени на ее обработку вполне может представлять наибольшую угрозу для их развития внимания и памяти с серьезными последствиями для развития и использования более сложного чтения и мышления. Все в глубокой цепи взаимосвязано. Если дети накапливают меньше знаний, то это потому, что они учатся все в большей степени полагаться на внешние источники знаний, такие как Google и Facebook. Произойдут значительные и непредсказуемые изменения в их способности проводить аналогии между тем, что они уже знают, и тем, что они читают впервые, и делать точные выводы. Они будут только думать, что знают что-то. Это может показаться вам знакомым. Конечно, это должен был сделать Сократ, который объяснял, что если его ученики будут полагаться на «папирус, который не может говорить», у них будет только иллюзия, а не реальность личного знания. Вариации на эту тему отмечались в течение последних 150 лет, когда писатели и кинематографисты ставили под сомнение нашу растущую зависимость от различных форм технологии.

И Том Хэнкс, играющий астронавта в «Аполлоне-13», и Мэтт Деймон, играющий ботаника в «Марсианине», теряют способность полагаться на технологии и могут выжить только потому, что у них есть способность полагаться на собственные знания.

В первой четверти XXI века наши дети должны получать образование, подобное тому, которое получают вымышленные ученые от детского сада до средней школы, чтобы развивать как технологическую смекалку, так и глубокие запасы усвоенных знаний. Таким образом, моя вариация беспокойства Сократа в XXI веке включает в себя несколько взаимосвязанных вопросов: изменит ли или ослабит внимание и память маленьких детей непрерывный поток информации и отвлечения внимания? Будет ли тот факт, что большинство «ответов» сразу же доступны в интернете, заставлять старших детей прилагать меньше усилий, чтобы узнать что-то для себя? Если хоть одно из этих утверждений верно, будет ли наша молодежь развивать такую пассивную реакцию на знание, что в конечном счете запас того, что они знают, и их способность связывать это через аналогию и умозаключение будут исчерпаны? Если любой из этих сценариев станет реальностью, изменят ли такие изменения другие процессы осмысленного чтения, в частности эмпатию, восприятие перспективы, критический анализ и более вербальные формы творческой мысли в следующем поколении? Могут ли более наглядные формы знания компенсировать такие потери и даже предоставить альтернативные средства для развития этих критических навыков?

Мы вмешиваемся в интеллектуальное развитие нашей молодежи, когда учим ее слишком настойчиво с ранних лет полагаться на внешние источники знаний. Мы также препятствуем их прогрессу в цифровой культуре, когда учим их не менее рьяно полагаться только на традиционные формы того, что они и мы уже знаем. Интеллектуальное развитие наших детей зависит от нахождения развивающегося, продуманного баланса между этими двумя принципами. «Питающий отвращение к технологиям» Сократ не единственный мой спутник в таких мыслях. Во время интервью с Чарли Роузом генеральный директор Google Эрик Шмидт предостерег: «Я беспокоюсь, что уровень прерывания, своего рода подавляющая скорость информации на самом деле изменяет познание. Это влияет на более глубокое мышление». Я надеюсь, что мистер Шмидт не пожалеет о том дне, когда он сказал это, но я благодарна ему за его честные слова, которые проникают в самую суть моих тревог.

Сможет ли измененное знание изменить осмысленное чтение и более глубокое мышление?

Кэтрин Штайнер-Адэр назвала свою книгу «Большой разрыв», чтобы подчеркнуть надежду, что родители могут помочь своим детям отключиться от чрезмерного использования цифровых технологий. Я уверена, что она согласится с тем, что столь же чувствительное к времени «разъединение» касается столкнувшись с тонким отходом от строительства детьми своих собственных кирпичиков знаний и полагаясь на свой собственный интеллект, они обнаруживают легкость своего доступа к внешним источникам знаний. Психолог Сьюзан Гринфилд в своем мысленном эксперименте довела эту позицию до крайней точки: «…представьте себе, что в будущем люди настолько привыкнут к открытому доступу любой форме ссылок, что не усвоят никаких фактов вообще, не говоря уже о том, чтобы поместить их в контекст, чтобы оценить их значение и понять их». Все эти вопросы и опасения могут показаться противоречащими интеллектуальной, провидческой работе о будущем интеллекта, как ее концептуализировали футуристы, такие как Рэй Курцвейл. Благодаря своей работе и выдающимся открытиям Курцвейл предвидит будущее, в котором человеческий интеллект станет непрерывным с искусственным интеллектом (принцип сингулярности), позволяя нам развивать экспоненциально расширенные интеллектуальные способности. Независимо от этических и личностно-социальных проблем, связанных с такими представлениями о будущем, наша ответственность сейчас заключается в том, будут ли грядущие поколения развивать в высшей степени сложные аналогические, эмпатические, критически аналитические и творческие способности или нет. Ни один уважающий себя внутренний наблюдательный совет в любом университете не позволил бы исследователю сделать то, что наша культура уже сделала, без каких-либо судебных решений или предыдущих доказательств: ввести полный, вызывающий привыкание, набор гаджетов, не зная возможных побочных эффектов и последствий для субъектов (наших детей).

Тристан Харрис – эксперт по технологиям Силиконовой долины, чьи знания о принципах «дизайна убеждения» в различных приложениях и гаджетах привели его к тому, что он стал откровенным критиком того, как функции, основанные на этих принципах, намеренно выбраны для зависимых пользователей. Джош Элман, другой эксперт Силиконовой долины, который аплодирует усилиям Харриса, сравнивает использование аддиктивных функций различных гаджетов с употреблением табачной промышленностью аддиктивного никотина до того, как была обнаружена связь с раком. Основатель правозащитной организации Time Well Spent, Харрис недавно заявил в интервью телеканалам PBS и The Atlantic: «Никогда еще в истории не было решений горстки разработчиков (в основном мужчин, белых, живущих в Сан-Франциско, в возрасте 25–35 лет), работающих в трех компаниях – Google, Apple и Facebook, – так сильно повлиявших на то, как миллионы людей по всему миру тратят свое внимание. Мы должны чувствовать огромную ответственность за то, чтобы сделать это правильно».

Большинство из нас, включая и руководителей высокого уровня и работающих в этих трех компаниях, согласились бы с этой ответственностью и действительно приняли бы ее. Ответственность начинается с признания того, что очень многие из миллиарда пользователей мобильных телефонов – дети. Эти самые молодые представители нашего вида по своей природе более других восприимчивы к принципам убеждения, независимо от того, связаны ли эти принципы с потребностями детей в социальном одобрении или же они включают в себя весьма успешную технику непостоянного усиления, чтобы повлиять на более широкое использование детей.

Голуби психолога Б. Ф. Скиннера и наши дети следуют одинаковым схемам подкрепления, чтобы получить поощрение. Дизайнеры это знают; казино знают это. Мы все должны это знать. Далее необходимо поддерживать и проводить беспристрастные, продолжительные исследования для понимания положительного и отрицательного влияния, в том числе аддиктивности, различных средств массовой информации и носителей на развитие внимания, памяти, устной и письменной речи у разных детей. Нам необходимо соединить различные, иногда противоречивые куски существующих знаний о печатных и экранных средствах массовой информации и работать над тем, чтобы понять, какую роль каждое средство массовой информации будет играть в идеальном направлении для творчески разных детей в разном возрасте, в разных социально-экономических средах. Время почти прошло.

Мы с вами можем удерживать две, казалось бы, противоречивые мысли и не поддаваться когнитивному диссонансу. Мы достигли точки, когда интеллектуальное развитие наших детей не может быть понято в рамках бинарной коммуникативной дилеммы, в которой один носитель информации по своей сути лучше другого. До этого момента я предупреждала о потенциальных негативных последствиях доступности цифровых носителей. Тем не менее я убеждена, что с большей мудростью, чем мы это делали до сих пор, мы можем объединить науку с технологией таким образом, чтобы помочь определить, что лучше и когда, для каждого отдельного ребенка от рождения до подросткового возраста, со всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, гаджетами и цифровыми инструментами, используемыми оптимально. Ставки слишком высоки, чтобы держаться за ту или иную сторону. Реальность такова, что мы не можем и не должны возвращаться назад, но мы также не должны бездумно двигаться вперед. В этом контексте я глубоко воодушевлена работой, проводимой такими исследовательскими центрами, как Европейская сеть E-EAD, New America, центр Джоан Ганц Куни и программой Фонда Макартура, за их пристальный взгляд на сильные и слабые стороны наших цифровых медиа и их влияние на жизнь детей. Как и они, я считаю, что смысл всей нашей работы заключается в том, чтобы помочь «построить привычки ума и навыки критического исследования, которые стимулируют обучение независимо от того, откуда приходит текст, независимо от того, является ли изображение на бумаге или экране».

Учитывая противоречивый, нерешенный характер исследований по многим вопросам, связанным с развитием читающего мозга, меня часто спрашивают: но что же нам теперь делать? Следующие три письма представляют собой систематическую попытку использовать эти сложные проблемы как основу для того, чтобы представить себе, какой я хотела бы видеть идеальную читательскую жизнь для детей – от младенчества до десяти лет, учитывая наши нынешние знания. И тогда я перескочу к будущему читающему мозгу, который может удивить многих!

Искренне ваша,

автор

Письмо шестое

От младенчества до ноутбуков в первые пять лет

Не двигайся слишком быстро

Является ли реальным препятствием то, что книги не могут конкурировать с захватывающими мультимедийными продуктами за наше внимание? Давайте посмотрим правде в глаза: экранные медиа – это слон в комнате. Истинное понимание детской грамотности в XXI веке невозможно без того, чтобы не повернуться лицом к этому существу и не окинуть его внимательным взглядом.

Лиза Гернси и Майкл Левин

Книги и экраны теперь связаны друг с другом, нравится нам это или нет. Только терпеливо работая над этой связью, мы сможем понять, как новые технологии изменят или не изменят то, как мы читаем.

Эндрю Пайпер

Дорогой читатель,

детская – «комната, где это происходит». Первые мгновения моей идеальной читательской жизни начинаются с младенца на коленях любимого человека, под «сгибом руки», где общее прикосновение, взгляд и опыт чтения обеспечивают лучший вход в эту новую, нежнейшую область. Прежде чем ребенок сможет произнести свое первое слово, это никогда не устареваемое физическое измерение самого раннего опыта ребенка с чтением соединяет тактильные и эмоциональные ощущения с вниманием, памятью, восприятием и языковыми областями в самых юных мозгах. Возможно, и не случайно, раннее развитие мозга придает большое значение сетям, лежащим в основе чувства, еще до познания. Меня всегда поражал факт, что миндалевидная железа ребенка (которая участвует в эмоциональных аспектах памяти) закладывает свои нейронные сети еще до того, как они формируются у его ближайшего соседа, гипоталамуса, более известного места хранения памяти. Это довольно милый физиологический кивок Зигмунду Фрейду, Джону Боулби, Мэри Эйнсворт и всем тем ранним фигурам в истории психологии, которые подчеркивали глубокое значение ранних эмоций и привязанности в жизни ребенка. Но только потому, что младенцы не могут четко сформулировать свои мысли, это не значит, что они не обрабатывают язык, причем с самого рождения. В увлекательном научном исследовании Станисласа Деана и его жены, нейропедиатра Жизлен Деан-Ламберц, проводились наблюдения за активацией мозга двухмесячных младенцев, слушая, как говорят их матери. Используя очень удобную адаптацию функциональной магнитно-резонансной томографии, они обнаружили, что у этих детей была активирована та же языковая сеть, которую мы используем для прослушивания речи. Их языковая сеть просто активировалась гораздо медленнее в первые месяцы развития, из-за отсутствия изолирующей миелинизации (процесс обложения миелином нервного волокна в период развития организма. – Прим. перев.), которая достаточно быстро увеличила бы скорость передачи между нейронами в различных сетях.

Таким образом, прежде чем большинство из нас поймут, что дети могут нас слушать, младенцы создают удивительные связи между слушанием человеческих голосов и развитием своей языковой системы. Подумайте, сколько еще может произойти в тех местах, где родители медленно, сознательно читают своим детям, только им, с взаимным вниманием. Этот обезоруживающе простой факт вносит огромный вклад: он обеспечивает не только самые ощутимые ассоциации с чтением, но и время, когда родитель и ребенок находятся вместе во вневременном взаимодействии, которое включает совместное внимание; изучение слов, предложений и концепций; и даже изучение того, что такое книга. Одним из наиболее заметных влияний на внимание маленьких детей является общий взгляд, который возникает и развивается, когда родители читают им.

С небольшим осознанием дети учатся фокусировать свое зрительное внимание на том, на что смотрит их родитель или опекун, не теряя ни грамма своего собственного любопытства и исследовательского поведения. Как отмечает философ Чарльз Тейлор, «важнейшим условием изучения человеческого языка является совместное внимание», которое он и другие, занимающиеся изучением онтогенеза языка, считают одной из важнейших особенностей эволюции человека.

Теперь мы можем буквально увидеть, что происходит с развитием языка, когда родитель или опекун читает ребенку. Новое исследование визуализации мозга, проведенное детскими неврологами Джоном Хаттоном, Скоттом Холландом и их коллегами из Медицинского центра детской больницы Цинциннати, дает невиданный ранее взгляд на обширную активацию языковых сетей у маленьких детей, которым читают вслух, в данном случае их матери. Группа Хаттона показала, насколько активен мозг маленького ребенка, когда он слушает истории и взаимодействует с матерью по поводу всего, что происходит с большими рыжими собаками, беглыми кроликами и обезьянами. Значительные изменения происходят не только в областях мозга, лежащих в основе рецептивных аспектов языка, которые способствуют усвоению значений слов, но и в областях, лежащих в основе экспрессивных аспектов изучения языка, которые позволяют детям артикулировать новые слова и мысли.

Разрыв в круге: первые два года

Как с познавательной, так и с социально-эмоциональной точки зрения я хочу, чтобы первые два года читательской жизни были детским эквивалентом прекрасного увещевания английской духовной писательницы Джулианы из Норвича: «Все будет хорошо, и все будет хорошо, и все будет в порядке вещей». Видите ли, все что-то значит, когда вы читаете своему ребенку. Почти нет конца хорошему в том, что вы вносите в различные компоненты схемы «чтения – мозга». Каждая составная часть должна быть разработана индивидуально в течение пяти лет, прежде чем ребенок научится читать. Просто учтите, что каждая отдельная детская книга о бесстрашных поездах и нахальных свиньях, не говоря уже о мышке, которая прячет что-то новое на каждой странице «Спокойной ночи, Луна», помогает донести еще один кусочек информации о многих основных концепциях, окружающих маленьких обитателей детства. Все это приведет к тому, что самые маленькие узнают, как устроены жизнь и слова. Нет лучшего способа для детей узнать, как работают слова. Большая часть моих исследований касается того, что я описала во втором письме как «представления» информации, которые являются основными элементами в компонентах схемы «чтения – мозга». Когда вы читаете своим детям, вы подвергаете их многократному представлению звуков или фонем в устных словах, визуальных форм букв и буквенных узоров в письменных словах, значений устных и письменных слов и т. д.

Молодой мозг устанавливает представления, об этом ребенок узнает каждый раз, когда слышит, видит, трогает, нюхает книги. Когда ваш малыш умоляет вас снова и снова почитать «Теремок», или «Ёжик и Медвежонок», или, в конце концов, о приключениях Винни-Пуха, он добавляет одну экспозицию за другой к этой информации, что укрепляет и консолидирует все эти представления. Это материал для концептуального и лингвистического развития (даже если вы можете подумать, что это совсем о другом, после того как в сотый раз перечитаете). Просто помните, что ваше чтение маленькому ребенку одновременно вносит вклад в понятия и слова, которые ваш малыш уже знает, и закладывает основу для того, что будет дальше. Аналогическое мышление строится на этих потрепанных страницах, и развитие языка процветает. Когда вы говорите со своими детьми, вы подвергаете их воздействию слов, которые окружают их со всех сторон. Замечательная вещь. Когда вы читаете своим детям, вы подвергаете их воздействию слов, которые они никогда не слышали в других местах, и к предложениям, которые никто вокруг не использует. Это не просто словарь книг, это грамматика историй и книг, ритм и аллитерация рифм, лимериков и текстов, которые нигде больше не встречаются с таким восторгом. Все эти самые ранние переживания обеспечивают идеальное начало читательской жизни: во-первых, человеческое взаимодействие и его ассоциации с осязанием и чувствами; во-вторых, развитие общего внимания через общий взгляд и мягкие указания; и в-третьих, ежедневное знакомство с новыми словами и новыми понятиями, поскольку они появляются каждый день, как по волшебству, в одном и том же месте на одной и той же странице.

И все же почему…

Некоторые из вас, должно быть, сейчас задаются вопросом, не может ли ребенок выучить столько же, если не больше, из гораздо более легких повторений слов и понятий, которые гаджеты могут без особых усилий предоставить, не говоря уже о бесконечном множестве других электронных книг и историй, доступных там? Вот он «слон» в яслях и первое из нескольких понятий, о которых вам следует задуматься в моих представлениях, о первых шагах в читательской жизни. Одна из характеристик, которая закрепляет самый ранний опыт чтения, – это материальность; другая – повторяемость: легко ли вернуться назад и повторить то, что сделала эта озорная обезьянка? А у экранов для маленьких детей нет ни того, ни другого. Как написал Эндрю Пайпер в книге «Был там», читая в электронной «Таймс»: «Цифровая страница – фальшивка, и на самом деле ее там нет».

Физические страницы – это недооцененные чашки Петри раннего детства. Страницы дают физическое содержание когнитивным и лингвистическим повторениям и повторяемости, которые обеспечивают многократное необходимое воздействие на образы и понятия на этих страницах, которые являются самыми ранними записями в формировании базовых знаний ребенка. Я хочу, чтобы дети ощутили физическую и временную реальность книг,

прежде чем они столкнутся с всегда слегка удаленным, слегка эрзац-экраном. Многие очень юные зрители слишком быстро буквально и когнитивно оказываются предоставленными самим себе, чтобы постоянно развлекаться очень плоской вещью, которая не обладает ни коленями, ни голосом их самых любимых людей, читающих и говорящих только с ними. Как утверждают Эндрю Пайпер и Наоми Барон, чтение – это не только о мозге наших маленьких детей. Оно включает в себя все ощущения их организмов; они видят, обоняют, слышат и чувствуют книги. А со всезнающим снисходительным родителем они их даже пробуют на вкус. Совсем не так обстоит дело с бесцветным экраном. Положить айпад в рот – это совсем не то же самое. Зрение, слух, речь и прикосновение к книгам помогают детям установить наилучшие мультисенсорные и лингвистические связи в то время, которое швейцарский ученый Пиаже метко окрестил сенсомоторной стадией когнитивного развития детей. Во-вторых, исследования, проведенные психологами в области развития за последние несколько лет, показывают, что дети, которые воспитываются без так называемых наворотов различных приспособлений, отличаются в раннем развитии языка около двухлетнего возраста. Дети, которые получают большую часть своих базовых, лингвистических вложений от людей, лучше справляются с языковыми показателями. Такой вывод интуитивно понятен.

Входные данные, поступающие из нечеловеческих источников, удалены на один шаг и не сфокусированы на одном особом ребенке. Кроме того, какими бы привлекательными ни были внешние источники, они редко фокусируют взгляд или слух малыша именно на том, что говорится или изучается. В мире самых маленьких детей люди важнее. Жаль, что нам нужно это доказывать. Точнее, нам нужно доказать, что полезно, а что нет в использовании цифровых медиа в раннем детстве.

Например, в недавнем опросе, проведенном Common Sense Media, есть тревожные свидетельства того, что за последние десять лет родители стали меньше читать своим детям. Есть разные причины, некоторые старые, некоторые новые. Всегда будет новый урожай молодых родителей, которые выражают большое удивление тому, что они считают абсурдным чтение книги непонимающему ребенку; они просто не знают, что ребенок многому учится, когда ему читают. Другие родители могут читать меньше, потому что они сознательно или неосознанно отдают предпочтение «лучшему чтению» на экране, особенно если родители говорят на языке, отличном от английского. Последние могут никогда не понять, насколько важно чтение на их родном языке для их двуязычного или многоязычного ребенка. И теперь, когда планшет стал самой новой и самой эффективной соской для детей, некоторые родители могут на самом деле меньше читать своим детям, потому что эта новейшая нетребовательная няня просто делает это за них в завершение их напряженных, трудовых будней.

Каковы бы ни были причины, этот провал в чтении родителей и детей был обнаружен, несмотря на все накопленные исследования о его важности для дальнейшего развития чтения. На протяжении более чем четырех десятилетий одним из наиболее важных показателей более поздних достижений в чтении было то, сколько родители читают детям. К настоящему времени во всем мире существует множество замечательных инициатив, призывающих родителей сделать это, таких как очень успешная кампания педиатров США «Протяни руку и читай», начатая педиатрами Барри Цукерманом и Перри Классом; итальянский проект «Рожденный читать»; а Джуди Кох успешно осуществила свою программу «Принеси мне книгу» в Калифорнии и Китае. Подход «Протяни руку и читай» подкрепляется обширными исследованиями, показывающими, как простые инструкции педиатра о совместном чтении и раздаче нескольких подходящих книг при каждом «хорошем посещении» могут изменить всю схему чтения родителями своим детям. Книги, а не приложения. Как отмечают Барри Цукерман, Дженни Радески и их коллеги в руководстве для педиатров и родителей, физические книги, а не приложения или электронные книги, являются лучшей основой для развития диалогического чтения, в котором родители и ребенок образуют своего рода интерактивную коммуникационную петлю, которая строит язык и взаимодействие.

Данные томографии головного мозга Хаттона демонстрируют значительное влияние этой формы чтения на развитие языковых областей в раннем детстве. Все это говорит о том, что до того, как ребенку исполнится два года в моем видении идеального мира чтения, можно допустить лишь ограниченный контакт с гаджетами. Устройства могут быть представлены так, как присутствуют чучела животных, и не могут быть объявлены вне закона и никогда не использоваться в качестве награды. Несколько лет назад, когда телевидение больше всего занимало детей, моя семья «запретила» телевидение, когда мы поняли, что двухлетний Дэвид смотрит его чрезмерно. Он не был виноват, виноватой была я, пытаясь сбалансировать свою семейную и профессиональную жизнь, я неосознанно использовала телевизор в качестве заменителя соски, когда приходила домой, так же, как многие родители сегодня делают с устройствами с сенсорным экраном. Я исправила это: с тех пор как Дэвид был малышом и до десяти лет, в доме больше не было телевизора. К десяти годам, как и следовало ожидать, он стал интересоваться телевидением гораздо больше, чем любой другой ребенок в округе, включая своего старшего брата Бена, который смотрел телевизор до пяти лет.

Я не хочу преувеличивать уроки, описанные здесь. У наших детей есть много индивидуальных различий, но все мы – потомки Адама и Евы. Как молодые, так и старые люди склонны становиться одержимыми запретным плодом, иногда до такой степени, что мистифицируют его и делают объектом желания. Нам не нужно больше запутанности с маленькими детьми и цифровым миром, чем то, что уже было до нас.

Я хотела бы думать, что существует баланс здравого смысла, возможный для дошкольников, который делает гаджеты просто еще одной игрушкой, еще одним плюшевым мишкой среди многих на полках детских магазинов, но не самыми любимыми. До двухлетнего возраста взаимодействие маленького человечка и физическое взаимодействие с печатными книгами, считаю, лучшим входом в мир устной и письменной речи и впитываемых знаний и строительными блоками конструкции, более позднего цикла чтения.

От двух до пяти лет: когда язык и мышление летают вместе

Бог создал человека, потому что Он любит истории.

Эли Визель

В течение скоротечного времени от двух до пяти лет дети, в моем мире чтения, будут окружены историями, маленькими книгами, большими книгами, маленькими словами, любыми словами, буквами, цифрами, цветами, мелками, музыкой (много музыки!) и всевозможными вещами, которые вызывают их творческие и коммуникативные способности, а также естественные исследования как внутри, так и снаружи. Как музыкальная подготовка, так и различные формы физической практики, такие как спорт и игры, помогают детям усвоить как дисциплину, так и получить награду за концентрацию внимания. Конечно, не все наши начинающие читатели могут стать музыкантами или спортсменами, но я надеюсь, что они станут маленькими творческими картографами, для которых каждая экскурсия в новый уголок их мира предоставляет свежий материал для накопления базовых знаний и растущего опыта работы со словами.

Я бы хотела, чтобы дети имели максимально безопасное пространство для своих познаний мира, но для многих родителей это не так просто, как кажется. Исследования Джо Фроста показывают, что пространство детской активности с 1970 года сократилось на 90 %. Есть много причин, почему это так, но дети строят свои внутренние базовые знания с каждым успешным или неудачным исследованием, а также с каждой услышанной книгой, каждой спетой песней, каждой сыгранной игрой и каждой рифмой и шуткой, повторяемой снова и снова. Существует много способов увеличить сферу жизни детей. Например, как и в первые два года жизни ребенка, я бы попросила родителей и опекунов читать своим подопечным каждый день и ритуализировать чтение историй каждый вечер. Таким образом, дети не только путешествуют в своем воображении в места, очень далекие от того, где они живут, но и знакомятся с важными когнитивными схемами историй и сказок, которые будут появляться снова и снова позже, когда они пойдут в школу. Эти истории, которые готовят их к познанию культур и преподают им жизненные уроки, что значит быть героем, злодеем или храброй принцессой, что значит быть добрым к другим; каково это, когда кто-то несправедлив и нечестен.

Универсальные моральные законы, которыми обладает каждая культура, начинаются со сказок. Да и мы, люди, являемся в своего рода сказочниками. В своей увлекательной книге «Повествование животного: Как истории делают нас людьми» Джонатан Готтшалль с литературной точки зрения выдвигает гипотезу, что сказки помогают нашим детям и вообще всем нам «практиковать реакцию на вызовы, которые появляются, и всегда были очень важны для нашего успеха как вида». Ученый-когнитивист Стивен Пинкер также рассуждал, что истории, подобно запомнившимся ходам в бридж или шахматы, помогают нам сталкиваясь с подобными трудностями в жизни, вооружиться возможными стратегиями их решения. Именно так. Подобно тому, как романы открывают новые возможности для сопереживания и восприятия окружающего мира взрослым читающим мозгом, рассказы о детстве, сказки, как ничто другое, закладывают фундамент для изучения взглядов других людей и конечно же очень милых животных в местах, которые находятся на расстоянии многих миль, континентов или столетий.

Сопереживание поощряется каждый раз, когда Марта утешает Джорджа; каждый раз, когда милый Слон Хортон пытается помочь вылупиться тому, что явно является чьим-то яйцом; каждый раз, когда молодые девочки, мальчики или Снитчи обижаются или отвергаются, потому что они не такие, как все, независимо от того, как сильно они стараются. Сопереживание, полученное в подобных историях, расширяет мир детства и учит важнейшим человеческим ценностям: родственным связям и симпатии к другим, не таким, как они. Здесь, под поверхностью, происходит гораздо больше. В отличие от исследований нейробиологов, которые показывают возбуждение как чувств, так и познания, когда мы пытаемся понять, что чувствуют и думают другие, эмпатия – это платформа ребенка для сострадательного знания, или то, что Марта Нуссбаум назвала «сострадательным воображением». Бессмертное наследие детских историй может начинаться с простой магии, сотканной ими, но понимание «других», переданное ими, будет распространяться на всю жизнь и, если нам всем очень повезет, влиять на то, как следующее поколение будет относиться к своим собратьям на нашей общей планете. Здесь начинается нравственная лаборатория человеческого развития, которую описывает Фрэнк Хакемюльдер.

Грибы-поганки и изучение тайного языка истории

Так же как здесь начинается постижение нравственного фундамента, здесь начинается и строительство фундамента для изучения слов, которые дети никогда бы не услышали по-другому. Часто, когда родители читают сказки своему ребенку, они бессознательно заставляют новые слова практически оживать на страницах. Они рефлекторно начинают растягивать одни слова и одушевлять другие:

«Давным-давно в темном, заколдованном лесу, куда не могли проникнуть ни свет, ни одно живое существо. Именно в этом далеком предалеком лесу жила-была очень маленькая, очень робкая жаба под огромным и необыкновенным грибом-поганкой. Каждую ночь Поганка нашептывала жабе свои тайны, и каждое утро жаба рассказывала все тайны грустной принцессе, которую она напрасно любила». Ни один родитель, как правило, не произносит столько предложений, с таким количеством описательных прилагательных, предложных фраз и словосочетаний, а тем более таких слов, как «зачарованный», «давно проклятый» и «напрасный». Это тайный язык истории, который нигде больше не встречается, который начинает заклинание с этого захватывающего, длинного волшебного словосочетания «однажды в стране чудес» и продолжает развивать множество аспектов устного и письменного языка, таких как семантическое значение (где еще гриб называется поганкой?), синтаксис и даже фонологию, причем мало кто знает то, что знает каждый детский лингвист, – никто не произносит фонемы в словах так отчетливо, как когда он или она разговаривают с ребенком. Термин «материнский язык» давно используется одной из самых ярких и влиятельных детских лингвистов последних пяти десятилетий Джин Берко Глисон, которая использует его для характеристики того, как мы все преувеличиваем произношение, удлиняем слова и даже используем более высокий тон, когда говорим с маленьким ребенком. «Мы все», включая младших братьев и сестер.

Я никогда не забуду, как мой пятилетний сын Бен знакомил своего двухлетнего брата Дэвида с радостью повторять слова «какашка» и «писать» снова и снова. Они сидели вместе в маленькой нише под треугольным окном, где они думали, что их никто не видит. Однако можно было слышать, как они общаются друг с другом неожиданными способами, которыми они могли связать слова «какать» и «писать» вместе, чтобы произносить одно бессмысленное высказывание за другим. Это был момент восхитительной радости для них, повторять слова, которые они считали табу, и они, казалось, рифмовались со всем, что они могли придумать. Бен и Дэвид никогда не знали, что я записала на пленку весь эпизод, и при этом Бен не понимал, что его экскрементные рифмы давали его младшему брату очень хороший урок в понимании фонем.

Хорошо известно исследование взаимосвязи между молчаливым знанием наших детей о фонемах и их последующими достижениями в чтении; так же как и между словарным запасом и последующим чтением. Менее известны более ранние исследования британских специалистов о том, что рифмы Матушки Гусыни являются одним из лучших средств сосредоточения внимания ребенка на фонемах слов. Независимо от того, «Маленькая мисс Маффет» или «Хикори, Дикори, Док» обращают внимание ребенка на аллитерированные первые звуки или рифмованные последние звуки, то, что исследователи называют осознанием фонемы, незаметно развивается в каждом ребенке, так же как оно развивалось в тайном убежище Бена и Дэвида, которое они назвали с совершенной аллитерацией «Пу-Пу-Пи-Пи местечко».

И такое же развитие мы обнаружили в музыке. Исследование Кэти Мориц, нейробиолога музыки Анируддх Патель, Олы Озернов-Палчик и других членов нашей исследовательской группы Тафтс, показывает, что музыкальный ритм имеет особое отношение к развитию звуков языка, самих фонем, которые так важны в дальнейшем развитии чтения. Ритм музыки и рифмы языка вносят свой вклад помимо фонем. Задумайтесь, что происходит, когда вы читаете трех-или четырехлетнему ребенку, вы автоматически начинаете говорить более ясно и более целенаправленно. При этом просодический или мелодичный тембр вашего голоса помогает передать ребенку смысл слов. Вы меняете регистр вашего повседневного голоса и становитесь немного кем-то другим. Даже не задумываясь, вы, читая маленьким детям, без усилий ускоряете развитие многих из самых важных частей схемы чтения: мельчайшие звуки слов, какие более крупные части морфемы, такие как – e– и – л-, значения слов, способы, с помощью которых слова могут быть использованы по-разному в предложении. Все эти источники знаний учат ребенка, как слова функционируют в речи и рассказах. Важно отметить, однако, что устойчиво развиваются только составные части, а не связанное в целое схемы чтения. Если только дети не являются не по годам развитыми, такими как реальный Жан Поль Сартр или вымышленный скаут в «Убить пересмешника», они не будут и не должны учиться соединять эти части, чтобы читать намного позже. Также в моей идеальной последовательности они не будут подталкиваться физиологически или психологически к этому! (Если вам интересна эта тема, почитайте более подробно об этом в моем опусе «Пруст и Кальмар»).

Защита утраченного детства

Что должны делать родители в отношении отдыха детей в домашних условиях и в дошкольных учреждениях, где они окружены гаджетами и где их время «вынужденного бездействия» все больше заполняется постоянно стимулирующими развлечениями, которые от них ничего не требуют? Хотелось, чтобы было движение для защиты потерянного времени, и тогда детям понадобилось бы совсем немного, кроме их воображения, чтобы сделать дверь шкафа порталом, а игровую площадку дошкольника – астероидом или изломанной поверхностью луны. Чтобы создать пространство и время в детстве, чтобы сделать именно так, ввод цифровых устройств должен быть постепенным и более намеренным, чем сейчас. Нужно помочь детям осмыслить такие медиа как одну из небольших частей среды их обитания, например телевидение и музыкальные системы, но ничего из цифровой техники не нужно использовать в очень коротенький момент их жизни между двумя и пятью годами. Это легче сказать, чем сделать. Мы все существа одержимые, дети просто больше.

Они станут одержимы тем, что привлекает их внимание, а есть несколько более эффективных получателей внимания, чем экраны, которые двигаются, гудят и купаются в гормонах, обычно предназначенных для боя или бегства. Мой основной страх в этот период развития заключается в том, что если мы не будем как родители и как цивилизованные люди относиться к тому, чем заняты дни и ночи этих ранних лет детства, привычки, пристрастия, наклонности наших детей будут устанавливаться гаджетами.

Подключать или не подключать? Вопрос в том, что и когда?

Первые проблемы, с которыми должен столкнуться родитель, касаются того, что представляет собой соответствующий развитию цифровой контент и как долго ребенок должен находиться на любом цифровом устройстве. Чрезвычайно трудно определить, какие приложения, действия и устройства лучше всего вводить и когда для отдельного ребенка. Первое знакомство нового родителя с «Диким Западом приложений» – это совсем непросто. Больше миллиона приложений доступны только для айфонов, и многие тысячи из них называются «развивающими» или «образовательными». Как показывают всесторонние исследования Лизы Гернси и Майкла Левина, большинство этих самоназванных образовательных приложений вообще не являются образовательными и среди тех, чья заявленная цель заключается в продвижении начал грамотности для возрастной группы от двух до пяти лет, очень немногие из них имеют эксперта по грамотности, участвовавшего на любом этапе проектирования. В своей недавней книге Гернси и Левин сделали мудрое наставление о том, что родители всегда думают о трех «С» (Child, Content, Context) – ребёнок, содержание, контекст, – прежде чем купить приложение и обратиться к сайтам, специально созданным для того, чтобы помочь родителям оценить постоянно растущие предложения. Я хотела бы добавить, что безболезненный и замечательный способ начать этот процесс для родителей – просто поиграть со своими детьми в первые минуты после появления нового приложения. Дети быстро учатся играть самостоятельно, а родитель также быстро узнает, является ли конкретное приложение интересным и стоит ли оно того, чтобы тратить время ребенка. Я не предлагаю другое измерение феномену «родительвертолет» (Фостер Клайн и Джим Фэй придумали термин «родительвертолет» в 1990 году. Термин приобрел широкую популярность, когда администраторы американских колледжей начали использовать его в начале 2000-х годов, когда старейшие миллениалы начали достигать возраста колледжа. Их родители, родившиеся во время демографического взрыва, заработали известность за такие практики, как каждое утро звонить своим детям, чтобы разбудить их на уроке, и жаловаться своим профессорам на оценки, которые получили дети. Должностные лица летнего лагеря также сообщили о похожем поведении этих родителей. – Прим. перев.). Я также не рекомендую, чтобы все приложения для детей от двух до пяти лет были «образовательными». Скорее, важно, чтобы родители вместе со своими детьми узнали, что привлекает воображение каждого отдельного ребенка, Что развивает уникальные характеристики этого ребенка в разном возрасте, а что – просто бессмыслица.

Что касается того, сколько времени и когда, то я надеюсь, что родители будут внедрять цифровые «игрушки», как нечто, что нужно исследовать в сравнительно короткие промежутки времени, которые постепенно увеличиваются в раннем детстве. Об этом более подробно Кэтрин Штайнер-Адэр говорит в своих работах: «двух-трехлетний ребенок может находится в цифровой среде от нескольких минут в день до получаса, в то время как ребенок немного постарше получает больше времени, хотя редко больше двух часов в день».

Реальность такова, что многие дети посещают различные внешкольные учебные заведения, где они часто имеют доступ к различным гаджетам в течение дня. Самые новые статистические данные показывают, что маленькие дети в этом возрасте уже смотрят на экраны в среднем четыре часа или больше в день. У меня нет волшебной формулы для осуществления моего значительно более короткого, двухчасового максимального рекомендованного разрешения дома, ведь у детей так много индивидуальных различий. То, что я ищу, – это день, который сохранял бы время для детских игр на коленях своих родителей, и вечер, в котором доминируют ритуалы рассказывания историй и бумажные книги.

Четыре или более часа в день для ребенка, который зависает в гаджетах, не позволяют ему и родителям, которые бесконечно заняты своими делами и проблемами, вместе читать сказки, особенно на бумажных книгах. По последнему вопросу появляются все новые и новые исследования. Все большее число ученых в области развития отмечают, что, когда родители читают истории на электронных книгах со своими детьми, их взаимодействие часто сосредотачивается на более механических и более игровых аспектах электронных книг, а не на содержании, словах и идеях в историях. Большинство родителей просто лучше воспитывают язык и помогают прояснить понятия, когда они читают физические книги своим детям дошкольного возраста. Как предупреждают некоторые исследователи, сам формат электронной книги может «изменить общее чтение книги, даже до начала чтения», что может негативно сказаться на понимании детьми и других вещах.

Адриана Бас на протяжении многих лет проводит исследования по чтению. Ее недавние работы демонстрируют относительно негативное влияние интерактивных цифровых книг на словарный запас детей и на их способность понимать содержание прочитанного. Но она также делает и важное замечание: когда родители активно поддерживают словарный запас своих детей в интерактивных цифровых форматах, это может оказать более позитивное влияние. Многообещающее направление для этих более позитивных влияний включает цифровой жанр, который находится где-то между экраном и печатным текстом и который специально предназначен для тесного взаимодействия между родителем и ребенком. TinkRBook — это, платформа, исследовательский инструмент, созданный моей коллегой Синтией Бризил и ее аспиранткой Анджелой Чанг из группы персональных роботов в медиа-лаборатории Массачусетского технологического института (MIT Media Lab).

В основе этого инструмента лежит принцип, называемый «подстраивание под текст», который позволяет ребенку хорошо поработать с текстом. Например, ребенок может дотронуться до слова на экране и услышать его (это аудио записанный голос) или увидеть визуальное изображение (например, утку) и повлиять на его действия (например, вылупление из яйца) или внешний вид (например, изменить цвет ее крыльев). В процессе взаимодействия с текстом ребенок может изменить весь сюжет рассказа. Эти исследователи обнаружили, что родители могут использовать интерактивный характер TinkeRBots в качестве основы для разработки концепций и развития словарного запаса, что является очень важным моментом против критики, направленной на многие доступные электронные книги для детей. Такая критика основана отчасти на том, что это происходит недостаточно, когда родители читают электронные книги вместе со своими детьми, и отчасти на то, что электронные книги становятся причиной, что родители перестают читать. Например, одной из привлекательных особенностей многих современных интерактивных сборников рассказов является опция «прочитать мне». Хотя эта особенность часто имеет очень положительные аспекты, она, по-видимому, отпугивает некоторых родителей от чтения своему ребенку именно в тот момент развития, когда они больше всего нужны. Родители либо считают, что они меньше нуждаются в чтении либо что этот вариант – самая лучшая няня в городе. Тревожным следствием этого является то, что у маленького ребенка может развиться гораздо менее активное когнитивное понимание того, что такое чтение.

Если ребенок рассматривает чтение как еще одну форму развлечения, то очень внимательные и рефлексивные процессы в чтении, которые мы надеемся продвигать, могут быть ослаблены пассивностью, явным примером принципа «используй его или потеряй». Такой непреднамеренный результат будет прямо противоположен тому, что задумал любой креативный дизайнер электронных книг или приложений, или тому, что хочет родитель. Тем не менее важно отметить всех детей, которых мы видим дома, в помещении, вне его с книгами и планшетами и которым интересно с обоими средствами массовой информации. За них меньше оснований для беспокойства, высказанного здесь; они нашли желаемое равновесие. Действительно, именно формирование активного, любознательного детского ума должно быть в центре равновесия, к которому сегодня стремятся родители дошкольников, а также большинство цифровых дизайнеров и исследователей. Мы все находимся на пути перехода к полномасштабной цифровой культуре со многими неизвестными… Такова природа таких масштабных, цивилизационных переходов. Очень важно, чтобы мы не рвались вперед, не слишком бы ссылались, что знаем, и не отступали назад. Имея это в виду, мы с Синтией Бризил теперь сотрудничаем с разных точек зрения в нескольких проектах, таких как TinkRBook и очень общительные социальные роботы, чтобы увидеть, можем ли мы разработать цифровые действия, которые, как диалогическое чтение, могут способствовать изучению языка и некоторым другим начальным способам подготовки к чтению, особенно для детей, которые растут в очень разных средах и которые никогда не будут иметь книги, учителя или школы.

Подготовка всех наших детей к будущему

Детская комната – не «комната, где это случается» для каждого ребенка. Есть много детей, которые не живут в лингвистических сильных семьях и для которых отсутствует доступ к гаджетам. Первоначально финансируемые усилиями Николаса Негропонте в медиа-лаборатории Массачусетсского технологического университета, Синтия Бризил и я помогли создать глобальную инициативу по борьбе с неграмотностью, которая в конечном итоге стала «Любознательным обучением» с нашими коллегами Тинсли Галианом, Стефани Готвальд и Робином Моррисом. Вместе мы изучаем эффективность цифровых планшетов с тщательно разработанными приложениями как для изучения устного языка, так и в качестве пособий по обучению чтению для детей в местах, где нет школ или доступ к учителям ограничен, как, например, в наших южноафриканских местах, где в классе на одного учителя приходится от шестидесяти до ста детей.

Наша работа началась в деревнях Эфиопии и распространилась на другие пилотные проекты в Африке, Индии, Австралии и Латинской Америке. Совсем недавно мы начали работать ближе к дому с детьми дошкольного возраста в сельских районах нашего Юга. Предупреждения, содержащиеся в последних письмах об обучении с помощью цифровых устройств, информируют об этой глобальной и локальной работе по закреплению грамотности и наоборот. То, что вовлекает детей и помогает им читать практически самостоятельно, расширяет наше понимание раннего развития грамотности для всех детей. В нашей будущей работе мы стремимся объединить исследования когнитивного воздействия цифровых медиа с исследованиями таких ученых, как Марти Херст из Беркли, с ролью, которую могут играть различные устройства человеческих технологий в оказании помощи детям в обучении чтению, особенно детям, которые учатся по-разному или живут в неблагоприятных условиях. Растущее число детей-иммигрантов в нашей стране может извлечь большую пользу из того, как мультимедийные сюжеты могут передать важные аспекты нашей культуры, а также овладеть новым языком, который они должны выучить. Мы только начали подключать все соответствующие исследования, но наша коллективная задача состоит в том, чтобы внести свой вклад в одну из программ ООН – «Цели устойчивого развития», которую называют одним из основных прав человека для всех детей мира: стать грамотными гражданами, чей коллективный потенциал изменит лицо бедности и охватит миллионы детей в будущем.

Есть ли идеальная жизнь для чтения?

Мне хотелось бы думать, что принципы и предостережения, описанные здесь для периода между младенчеством и пятилетним возрастом, будут полезны для многих детей мира. Но существуют глубокие различия в жизни детей, которые зависят от конкретной среды, а некоторые – от индивидуальных особенностей. Например, выяснить, как адаптировать то, что мы знаем, к неграмотным детям нашего мира, будет одной из самых больших проблем в этом столетии. Понимание того, как использовать привлекательные аспекты цифровых устройств, чтобы помочь очень разным учащимся, – важное направление в образовательных исследованиях. Но есть и менее драматичные проблемы, которые существуют прямо у нас под носом.

Я хочу закончить это письмо наполовину печальной, наполовину грустной и совершенно унизительной историей. Не так давно одна любящая, нервная и высокообразованная родительница пришла в мой исследовательский центр, чтобы проверить своего старшего ребенка. Когда она сидела в приемной со своим вторым ребенком, маленькой, пяти– или шестимесячной девочкой, мать сказала мне, что прочитала все, что я когда-либо писала о важности чтения для своего ребенка. Я с интересом взглянула на очень большую сумку книг на полу возле нее. Едва взглянув на меня, мать быстро посадила ребенка к себе на колени и начала читать пронзительным голосом на высокой скорости одну из многочисленных книг доктора Сьюза из своей сумки, она, казалось, намеревалась прочитать все тридцать страниц книги, с намерением понятным всем, включая ее ребенка. Не прошло и двух минут, как малышка начала извиваться, а еще через три хныкать, выкидывая вперед руки, тщетно протестуя. Через четыре минуты ей стало плохо прямо у нас на глазах. Ничто не помешало бы этой благонамеренной, матери-миллениалке из чувства долга читать своему ребенку как можно чаще и как можно больше. Я создала читающего Хищника. Как можно осторожнее я обсудила, как нам не нужно читать целую книгу или целый рассказ каждый раз, когда мы читаем ребенку; что хорошо читать столько, сколько нужно ребенку; и что простые книжки с картинками, дополненные несколькими ее словами, могут быть столь же полезны для ее младенца, как и книга доктора Сьюза для ребенка чуть постарше.

То, что я хотела бы сказать, – это то, что теперь говорю и вам: доверьтесь своей внутренней матери или отцу, бабушке или дедушке. Что и как бы они прочитали этому новому, маленькому человечку? Общее внимание, как писал Чарльз Тейлор, является началом великого танца языка, который соединяет одно поколение с другим, а не вынужденное внимание. Знание исследований о развитии грамотности – это очень хорошая вещь; знание того, чему надо уделять внимание своего собственного ребенка, перевешивает все, что я когда-либо могла бы сказать или написать о любом средстве или любом подходе. Есть так много вещей, которым мы все должны научиться. Особенно это касается детей, которые вот-вот перейдут через порог детского сада. Предупреждение: это будет не то, чего вы ожидаете.

С уважением,

автор

Письмо седьмое

Наука и поэзия в обучении (и преподавании) чтения

Нет ничего такого, чему не могла бы помочь даже малая часть науки. Родители и педагоги должны лучше понимать, что чтение меняет в мозгу ребенка. Я убежден, что повышенное знание этих схем значительно упростит задачу учителя.

Станислас Деан

И чему мы учимся у Сьюза (американский детский писатель и мультипликатор. – Прим. перев.)? Радости от слов и картинок в игре и конечно же лучшим и самым гуманным ценностям, которыми любой из нас хочет обладать: мужеством, решительностью, терпимостью, почтением к земле, настороженности к воинственности, фундаментальной ценностью воображения. Вот почему важно раннее чтение.

Майкл Дирда

Дорогой читатель,

в возрасте от пяти до десяти лет дети во всем мире начинают учиться читать и попадают в самые захватывающие приключения в своей жизни. В метком описании Уильяма Джеймса «дети, которые учатся читать… улетают в совершенно новые миры так же легко, как молодые птицы», их первом полете на пути в Динотопию, Нарнию и Хогвартс. На своем пути они будут сражаться с самыми разными монстрами, от драконов до хулиганов; они обнаружат всевозможных «других»; они будут замирать над героями или клясться, что никогда не упадут в обморок. Но лучше всего то, что они покинут свой стол, стул или кровать, чтобы попытаться узнать, кем они могут стать. Как писал Билли Коллинз в своей замечательной поэме «На десять лет», в четыре года он был арабским волшебником, в семь – отважным солдатом, а в девять – принцем. Однако для слишком многих детей все это неправда. Для них прогулка через дверь детского сада – это начало повторяющегося кошмара, который невидим почти для всех. В зависимости от того, какой сценарий они переживают, либо у детей будет свой шанс на неуловимую американскую мечту, либо нет, с далеко идущими последствиями для всех членов общества. Каждый национальный и международный индекс успеваемости американских детей по чтению показывает, что, несмотря на все богатства страны, они не успевают и значительно отстают от детей как в западных, так и в восточных странах.

Мы не можем игнорировать, что это предвещает для наших детей или для нашей страны. Есть факты, которые необходимо знать, есть ли у нас самих дети или нет, и самое главное – то, что все мы можем сделать со всем этим, чтобы вернуть потенциал детей нашей страны. В частности, недавний Национальный табель успеваемости (Национальная оценка прогресса в области образования) свидетельствует, что целых две трети американских детей в четвертом классе не читают на «необходимом» уровне, то есть бегло и с достаточным пониманием. Выражаясь более трезво, только треть американских детей XXI века сейчас читают с достаточным пониманием и скоростью именно в том возрасте, когда от этого зависит их будущее обучение. Четвертый класс представляет «линию Мажино» между обучением чтению и обучением использованию чтения, чтобы думать и учиться. Еще более тревожит факт, что почти половина наших детей, которые являются афроамериканцами или латиноамериканцами, не читают в четвертом классе даже на «базовом» уровне чтения, а тем более на профессиональном. Это означает, что они недостаточно хорошо расшифровывают, чтобы понять, что они читают, что повлияет практически на все, чему они должны будут научиться с этого момента, включая математику и другие предметы. Я называю этот период «исчезающей дырой в американском образовании», потому что, если дети не научатся бегло читать до того, как это время закончится, для всех образовательных целей они исчезают. Действительно, на пути многие из этих детей бросают учебу, почти не надеясь достичь какой-либо мечты, когда вырастут. Бюро тюрем в штатах по всей Америке хорошо знают об этом; многие из них прогнозируют количество тюремных коек, которые им понадобятся в будущем, на основе статистики чтения в третьем или четвертом классе. Как писала бывший СЕО и филантроп Синтия Коллетти, связь между уровнем нашего чтения в классе и отсевом из школы – это горькое и чрезвычайно важное открытие. Она утверждает, что если такое количество детей серьезно отстает в учебе, то наша страна не сможет сохранить лидирующие экономические позиции в мире. Подкрепляя выводы Колетти, Совет по международным отношениям опубликовал доклад, в котором без всякой двусмысленности заявил: «… большие малообразованные слои населения наносят ущерб способности Соединенных Штатов физически защищать себя, защищать свою надежную информацию, вести дипломатию и развивать свою экономику». Только профессиональный уровень чтения гарантирует, что человек может продолжать развивать и применять сложные навыки чтения, которые будут поддерживать интеллектуальный, социальный уровень, физическое и экономическое здоровье нашей страны. Две трети или более будущих граждан США даже близко не находятся к этому.

С чего нам начать?

Для этих детей первые пять лет перед тем, как они пойдут в какую-либо школу, не имеют никакого сходства с идеальной жизнью, которую я описала в последнем письме. Я устала цитировать старые и новые исследования, которые документируют более 30 миллионов примеров слов, которые дети в бедных семьях не слышат в своем окружении и количество книг и писем, которые они не видят, а тем более не слышат их, пока им не исполнилось четыре и пять лет. Все упирается в деньги, которые буквально говорят в раннем языковом и когнитивном развитии наших детей, как это было продемонстрировано в обширном анализе экономиста из Чикагского университета Джеймса Хекмана и его коллег. Проще говоря, сумма денег, которую мы вкладываем в первые годы жизни ребенка, приносит большую отдачу за каждый потраченный доллар, чем в любой другой период жизни. Невозможно лучше понять последствия всех видов исследований для развивающегося ребенка. Общество должно инвестировать в более комплексные программы раннего развития с высококвалифицированными специалистами до того, как первые большие пробелы в языке и обучении прочно закрепятся в жизни миллионов детей. Предостережение: Нони Лесо, ученый-лингвист из Гарвардской высшей школы образования, отвергает термин «пробел», поскольку предполагает, что все, что нам нужно сделать, – это заполнить его, и наша работа будет выполнена. Она совершенно права. Большинство детей, которые в течение первых пяти лет жизни были недостаточно обеспечены, недостаточно преуспеют в получении образования в течение следующих пяти и последующих лет и останутся в итоге таковыми до конца своих дней. Если мы не изменим все целиком, нам нужно переосмыслить время от нуля до пяти лет, первые две тысячи дней жизни, и как уже обсуждалось, именно тогда, когда закладываются составные части схемы чтения. За это время эстафетная палочка официально переходит к школам, где необходимы три инвестиции для того, чтобы все наши дети реализовали свой потенциал в качестве вносящих свой вклад членов нашего общества; всеобъемлющая постоянная оценка с самого начала, отличные, хорошо сформулированные методы обучения и скоординированные усилия всех учителей по развитию навыков чтения и владения языком во всех классах. Каждый из них требует различных форм инвестирования.

Постоянные инвестиции с раннего развития учащихся

Когда дети открывают двери детского сада, они приходят с разными способностями, языками, диалектами и культурами. Первая задача детского образовательного учреждения – выяснить, кто готов учиться, а кто нет и что с этим делать. С самого первого дня школы педагоги должны уметь оценить, что нужно тем детям, которые не получили качественного дошкольного опыта и могут отставать в развитии языка и других предвестников чтения. Далее учителям необходимо узнать сильные и слабые стороны детей, получивших качественное дошкольное образование, которые потребуют особого внимания, прежде чем они будут более формально обучены чтению. Все, кто вовлечен в то, что происходит дальше, должны знать о некоторых важных новых исследованиях, а также о некоторых хорошо зарекомендовавших себя опробированных методиках, ни одна из которых не является достаточно известной или не реализуется во многих школах. Захватывающее новое исследование может изменить привычный ход вещей в первые дни пребывания ребенка в школе. Мои нынешние и бывшие аспиранты Ола Озернов-Палчик и Элизабет Нортон, а также Джон Габриэли и его коллеги из Института исследований мозга Макговерна в Массачусетском технологическом институте и Надин Гааб в Бостонской детской больнице только что закончили одно из самых масштабных исследований по прогнозированию чтения, когда-либо проведенных. Это те исследования, которые помогают нам предсказать, кто будет преуспевать в таких важнейших дисциплинах, как чтение и математика, и почему и к кому нужно будет проявить тщательное внимание. Наша группа хорошо изучила более тысячи детей из детских садов с разными экономических условиями по всей Новой Англии. Каждому ребенку было предложено большое количество самых разнообразных комплексов воспитательных и образовательных мероприятий. Полученные результаты высветили два факта, один из которых не вызывает удивления, а другой имеет потенциал к преобразованию.

Во-первых, американские дети приносят с собой глубокие когнитивные и лингвистические различия в первый день формального школьного обучения, что неудивительно. Во-вторых, эти различия делятся на довольно дискретные группы, которые прогнозируют, как дети будут учиться читать позже в школе. Это может изменить траектории развития многих детей. В частности, появились шесть профилей развития, которые могут помочь учителям и родителям понять, что нужно каждой группе и как каждую группу научить читать лучше, с самого начала. Два из этих профилей включают детей, уровень развития которых либо средний, либо намного выше среднего, и эти дети будут нуждаться в помощи только хорошей инструкции, чтобы преуспеть. Другая группа имеет трудности с буквами и звуками и, вполне возможно, происходит из среды, где мало знакомы с алфавитом или английским языком. Мы можем решить эти проблемы довольно просто.

Однако, некоторые дети в этой группе могут иметь редкие затруднения со зрением, которые требуют дальнейшего проведения исследований. Три профиля включают детей, у которых, как мы знаем, будут диагностированы в той или иной форме нарушения чтения, или дислексия. Структура мозга детей с дислексией будет иметь значительные преимущества позже в их жизни в таких областях, как искусство и архитектура, распознавании образов в радиологии и финансах, а также в предпринимательстве, что ставит их в невыгодное положение в первые годы обучения. Для тех из нас, кто изучает дислексию, мало найдется более важных открытий, чем возможность предсказать ее до того, как ребенку придется терпеть позорные, ежедневные публичные неудачи перед сверстниками, родителями и учителями. Действительно, нет ничего более разрушительного для шестилетнего ребенка, чем внезапно подумать, что он или она глупы, потому что все могут читать, кроме него или нее, независимо от того, является ли причина биологической или экзогенной а в некоторых случаях и то и другое.

Оценивая на ранней стадии сложности юных читателей, мы можем предотвратить некоторые эмоциональные трудности, которые часто характеризуют их переживания при чтении. В этом процессе мы можем сэкономить обществу большие деньги, предотвратив необходимость в некотором количестве тюремных коек и сохранив души и настрой детей с дислексией, которые позже могут стать одними из наших самых креативных членов и успешных предпринимателей. Критический момент здесь заключается в том, что мы сейчас находимся на пороге возможности предсказать весьма специфические траектории чтения маленьких детей еще до того, как они начнут читать. Другие исследователи из Медицинской школы UCSF, возглавляемые Фумико Хофт и Марией Луизой Горно Темпини, работают над усовершенствованием наших досье и профилей, и такая информация в руках подготовленных учителей уже может предотвратить некоторые проблемы с чтением, улучшить другие и обеспечить полноценное раннее вмешательство в обучение детей, наиболее подверженных риску развития дислексии. Ничто в приобретении навыков чтения не является более важным, чем начало систематического, целенаправленного вмешательства как можно раньше. Это исследование помогает всем детям, а не только тем, у кого есть очевидные проблемы с обучением.

Линия прогнозирования также продемонстрировала огромную вариабельность развития в этом возрасте среди самой большой группы наиболее типично развивающихся детей. Некоторые дети, особенно мальчики, не проявляют явных слабостей в своей возрастной группе, но просто еще не готовы к этому. Понимание этой группы требует более глубокой оценки (чтобы убедиться, что нет никаких скрытых недостатков), а также более разумных ожиданий в отношении наших детей, чем это иногда бывает. В большинстве школ руководство ориентировано на показатели хорошей успеваемости в старших классах и успешную сдачу государственных тестов. Поэтому на работников дошкольных учреждений оказывается прямое давление – начинать обучение чтению как можно раньше.

Детский невролог медицинской школы университета Джонса Хопкинса Марта Денкла убедительно доказывает, как мы сами создаем массу препятствий для чтения, подталкивая каждого ребенка к чтению до того, как он покинет детский сад. Британский исследователь чтения Уша Госвами подтвердила этот вывод, в исследовании практики чтения в Европе, чтобы установить, когда обучение чтению должно начинаться в идеале. Она обнаружила, что в странах, которые позже ввели чтение, оно развивалось с меньшими проблемами для детей. Другими словами, европейские дети, которые начали обучение в том, что мы бы назвали первым классом, научились читать легче, чем те, кто начал на год ранее. Эти результаты, безусловно, противоречат друг другу, потому что в языках стран, которые вводят чтение на год позже, появляется больше орфографической закономерности, чем у нас. Тем не менее существуют серьезные физиологические и поведенческие причины, по которым некоторые дети просто не готовы к детскому саду с точки зрения развития.

Вообще-то, результаты тестов в третьем классе в США никогда не должны диктовать решения о том, когда все группы детского сада освоят уроки чтения. Некоторых детей заставляют читать слишком усердно и слишком рано, еще до того, как они будут готовы к развитию. Некоторые дети хорошо читают до окончания детского сада или даже только придя в него. Другие отправляются в первый класс, чтобы переживать ежедневную драму в своей школе, которая не соответствует их конкретным профилям обучения. Проницательные, хорошо подготовленные учителя, отличные инструменты прогнозирования и более целенаправленные, научно обоснованные методы являются нашей лучшей защитой от любых распространенных ошибок, которые мешают развитию детей.

Все дело в наших учителях

За последние полвека наше общество постепенно передало учителям, возможно, его наиболее идеалистическим членам, все беды, которые само общество не могло «исправить», особенно пагубные последствия бедности и стрессовых условий для развития детей в раннем возрасте. Каждое школьное сообщество должно посмотреть документальный фильм «Возвышение Америки» режиссера Кристины Гербес-Соммерс, для честного, терпкого объяснения того, как эти последствия отражаются в жизни. Большинство учителей, однако, не получают ни достаточной подготовки в своих вузах, ни последующего профессионального развития, чтобы справиться с растущим числом проблем, с которыми они сталкиваются в сегодняшних классах, от рассеянного внимания при обучении и необходимости особых условий для тех, кто может учится на нескольких языках с использованием современных технологий. Знание того, как ввести всех детей с их многочисленными различиями в жизнь чтения сегодня, – это такой же сложный набор баз знаний, как и для любого инженера, ученого, создающего ракеты, или святого.

Сегодняшние учителя должны быть подготовлены к новыми знаниям, особенно о читающем мозге и его влиянии на то, как мы учим учителей и детей. Как подчеркивал Станислас Деан, то, что мы знаем о схеме «чтение – мозг», может обогатить развитие понимания учителей, особенно в отношении достоинств различных форм обучения чтению. Это может в конечном итоге преодолеть одну из самых непримиримых дискуссий о методах обучения, так называемые Войны чтения.

Споры, которых никогда не должно было быть

В целом педагоги ХХ века обучались чтению в рамках двух поразительно разных подходов.

В подходе, называемом фонетикой, обучение чтению начинается с понимания основных элементов, лежащих в основе алфавитного принципа: что слова состоят из звуков, или фонем, и что эти звуки соответствуют буквам алфавита с правилами, которые должны быть выучены как вступление к чтению. Преподавание носит прямой характер, а акцент перемещается от основы в английских фонемах и буквах к систематическим правилам о соединении букв со звуками и расшифровке различных типов слов.