— Мне нравится эта идея. Я не так представляла себе работу со специалистом.
— А какие представления были у вас?
— Что я должна сразу обо всем рассказать. Ох, уже от этой мысли страшно…
— Расскажите о своем страхе, все, что приходит в голову.
— Мне не безопасно, я буду видимой для другого. Мне смогут навредить, и я не смогу защититься.
— Анна, ваши страхи понятны, но не имеют ничего общего с процессом лечения. Во-первых, вы ничего здесь не должны. Во-вторых, в этом кабинете создается безопасное, дружелюбное пространство, где вы можете выражать только то, что хотите. Только то, что готовы обсудить. Если вы к чему-то не готовы, вы можете об этом не говорить. Если вы не хотите обсуждать какую-то тему, я уважаю ваше решение, мы ее не обсуждаем пока. Я понимаю, что вы, может быть, еще не привыкли ко мне, недостаточно меня узнали. Но постепенно скованность пройдет, вы почувствуете себя увереннее и комфортнее. Безусловно, чем более вы будете открыты со мной, тем эффективнее будет протекать процесс. Я готова двигаться в вашем темпе.
— Это неожиданно для меня. Я представляла процесс совсем иначе.
— Специалист представлялся вам садистом или насильником, цель которого — поиздеваться над вами. Получить информацию, а потом использовать ее против вас. Я права?
Глаза Анны наполнились слезами. Она замолчала. В пространстве между нами было много тревоги и напряжения. Ее тревоги и моего напряжения, потому что я пока не понимала, что происходит.
— Что сейчас происходит?
Снова молчание и слезы.
— Я вас чем-то обидела?
Анна отрицательно кивает головой.
— Вы не все знаете о моей жизни.
Ее голос срывается от плача, она давится слезами.
— Мне жаль, что мои слова так расстроили вас.
— Дело не в вас.
— Вы хотите это обсудить сейчас?
— Нет.
— Чем я могу вам помочь?
— Я не знаю. Расскажите мне что-нибудь, как в тот раз.
— Устраивайтесь поудобнее. Сегодня мы с вами отправимся в одно увлекательное путешествие. В мир, где фантазия автора встречается с фантазиями других. А отправимся мы туда на облаке, молочном пушистом облаке, на которое так приятно опереться, так приятно облокотиться. Облако цвета вашей любимой подушки или одеяла. Такое же мягкое и комфортное. И вы можете наблюдать за этим облаком со стороны. А можете просто позволить ему плавно перемещать себя в пространстве. И какое же это удовольствие — плавное скольжение в потоке молочной белизны…
Анна быстро погрузилась в гипноз. Вторая гипнотическая сессия показала, что Анна может погружаться глубоко и получать от процесса удовольствие. Все-таки она доверяла мне, если позволяла сопровождать ее в гипнозе. После ее ухода я задумалась. Есть что-то в ее истории, что пока мне не известно. Это ее сильно тревожит, а значит, нуждается в переработке. Просто не нужно спешить, она сама расскажет, когда будет готова.
Проходит пять консультаций, прежде чем Анна решается на полную откровенность. Все это время мы работаем с ее переживаниями, связанными с изменой мужа. Она больше вовлекается в терапевтический процесс, становится активнее, начинает все больше использовать меня и терапию как ресурс. Эмоциональное состояние клиентки становится стабильным. Она еще не знает, хочет ли остаться с мужем. Они продолжают жить вместе, вести общее хозяйство и воспитывать ребенка.
— Спасибо за ваше терпение. Сегодня я готова рассказать. Я всегда была хорошей, домашней, правильной девочкой — так меня воспитала мама. «Учеба превыше всего — это твоя главная обязанность!» — говорила она мне. Я, конечно, хотела быть хорошей дочерью и с мамой не спорила. К тому же это было и невозможно. Папа в семье не имел права голоса. У них с мамой были странные отношения. Это я поняла уже позже, когда выросла и уехала поступать в институт. Они никогда не кричали друг на друга, не ссорились, все было «в рамках приличия», но было ощущение, что каждый жил своей собственной жизнью. Однажды я подумала — а занимались ли они вообще сексом после моего появления? В общем, их отношения для меня остаются загадкой. Мама — она очень любила меня и все делала, чтобы оградить меня от воображаемой опасности. Мои сверстники уже сами возвращались домой из школы, а меня каждый вечер встречал отец. Было даже неловко перед ребятами. Помню, как однажды уроки закончились раньше и все разошлись по домам. Папа должен был меня забрать только через час. Мне было страшно ждать в опустевшем здании школы. Позвонить ему я не могла, тогда еще не было сотовых телефонов. И я решила пойти домой сама. В семь лет я знала правила светофора, школа была недалеко от дома. Я шла с ощущением, что вот сейчас меня похвалят — я же молодец, справилась. Но когда пришла домой, мать стала кричать на меня: «Как ты могла? Ты что, хочешь, чтобы у меня стало плохо с сердцем? Сейчас я накажу тебя, чтобы впредь слушалась!» Я испугалась и спряталась в своей комнате за шторами. Думала, может, она передумает. Но она не передумала. Принесла ремень и приказала мне протянуть руки. А потом била по ним и приговаривала: «Чтобы больше такого не было, чтобы больше такого никогда не было, плохая девочка». Когда все закончилось, она ушла. Отец сидел в соседней комнате и читал газету.
— Что вы чувствуете сейчас?
— Гнев и обиду. В тот момент я поняла, что нельзя доверять родителям, что мне надо стать невидимой. А когда будет возможность — уйти из дома. А пока придется терпеть.
— Что происходило дальше?
— Я играла роль незаметного, удобного ребенка. Хорошо училась, в школе вела себя тихо, друзей в гости не приводила, сама тоже ни к кому не ходила. Маму это устраивало, а папе было все равно. Он казался мне равнодушным. Когда мама что-то ему говорила сделать — он выполнял, когда не говорила — сидел и читал газету. Его постоянно надо было стимулировать. По вечерам мы проводили время вместе, но я все больше молчала. Моя инициатива не получала одобрения, отец меня не слышал, мать затыкала рот словами: «Тебе рано еще рассуждать на такие темы». В эти моменты я испытывала тихое бешенство, но сдерживалась. В 17 лет я сделала последнюю попытку отвоевать свободу. За мной ухаживал молодой человек, мы встречались уже больше года. Родители знали об этом: папе было все равно, а мама принимала со скрипом. Ей нечего было ему предъявить. Он казался идеальным. Познакомился с моими родителями, выдержал мамин допрос с пристрастием, провожал меня домой. Нам хотелось узнать друг друга поближе. И я решилась на авантюру — уйти к нему на ночь. Это было рискованным предприятием — родители могли заметить мое отсутствие. И тогда я нашла в холодильнике мамино снотворное, прочитала инструкцию и подсыпала им в чай. Папа выпил и уснул. А мама ушла с чашкой в спальню. Я подумала, что она тоже приняла свою «дозу», но… В общем, что было…
Анна рассказывала со смешанным чувством обиды, страха и злорадства. Эмоции сменялись на ее лице. Руки сжимались в кулаки.
— На следующий день меня снова наказали. Мать орала на всю квартиру: «Дочь растет проституткой! Хотела отравить родителей ради квартиры!» Отец читал газету. Затем она крикнула ему: «Ну, сделай же что-нибудь!»
Анна всхлипнула, глаза наполнились слезами.
— Он подошел, медленно и молча стал душить меня своими огромными руками. Я с ненавистью кричала, что он мне больше не отец, что я его презираю, что он ничтожество, он сдавливал мне горло все больше и больше, пока я не стала терять сознание. А в конце несколько раз ударил меня головой об шкаф… Знаете, даже тогда они не сломили меня. Я собрала вещи, чтобы уйти из дома. Но мать подкараулила меня. Пришлось ждать еще пять лет, чтобы стать свободной.
— Анна, мне жаль, что с вами так обращались родители.
Анна быстро дышала, прижимала бумажный платок к мокрым глазам.
— Мне тоже жаль.
— Вырваться из этого ада — ваша победа. Вы смогли это сделать!
— Точно, это был ад. С молодым человеком мы расстались. Уже по моей инициативе — чувства прошли. Но я еще кое-что вам не рассказала.
Анна смотрит на меня, видно, что она на что-то решается.
— У нас же еще есть время?
— Да.
— Самый неприятный эпизод в моей жизни. И мне трудно начать.
— Анна, как считаете, может быть, вам будет легче рассказать об этом на следующей консультации? Я чувствую, у вас сейчас много чувств. Как думаете?
— Нет, я хочу сейчас. Мне уже сейчас страшно, ждать еще неделю я не смогу.
— Я готова вас поддержать, что бы вы ни рассказали.
Анна смотрит на меня, задумывается, потом продолжает.
— Жить с родителями было невозможно — они не слышали меня. Чем старше я становилась, тем яснее понимала, что их мнение — это всего лишь одна из возможных позиций. Есть другие люди, которые думают иначе, есть другая, свободная жизнь. Все это мне было нельзя. Ситуация становилась абсурдной настолько, что в 19 лет мне нужно было возвращаться домой в 22.00. Пойти на дискотеку или в гости к подружке — только с позволения мамы. И то ее надо было уговаривать неделю. Сначала она всегда не разрешала. Что бы я ни предлагала, она говорила: «Нет, это не надо, нет, это не подойдет тебе. А зачем это нужно?» Шанс уехать из дома подвернулся случайно. Для отличников была возможность перевода в Москву. Тогда я поняла — вот он, мой счастливый случай. Родители узнали об этом, когда уже были куплены билеты. Мать пыталась устроить скандал, но ей не удалось. Отец впервые с интересом посмотрел на меня. Как думаете, он мог мне завидовать? Это было бы забавно. Впрочем, мне было все равно. Через неделю я уехала, и началась свободная жизнь, о которой я так мечтала. Реальность меня разочаровала. Оказалось, я ничего толком не умела. Не умела о себе позаботиться, не умела общаться с людьми, не умела говорить «нет» людям, которые притесняли меня. Всему приходилось учиться.
— У вас получалось?
— Не всегда. Но это была настоящая жизнь, с ее прелестями и сложностями. Большой город пугал меня так, что дух захватывало. Я свободна, вне «зоны доступа» родителей. Мама первое время звонила каждый день. Ее тревоги, контроль — меня это больше не волновало. Все было хорошо какое-то время, пока… Пока к нам в группу не перевели студента. Он сразу мне не понравился. Было в нем что-то пугающее и отталкивающее. Ребят сторонился, на лекциях сидел отдельно. Так же молча выходил курить, тоже один. Однажды он подошел ко мне и предложил встречаться. Сказал, что наблюдал за мной и я ему понравилась. Я отказалась. Он был очень неприятный: гнилые зубы, лысеющий. Он раскладывал свои редкие волосы на пробор, поплевав на руки, — омерзительное зрелище. Добавьте к тому рябое лицо, большие уши и черную грязь под ногтями. Когда я ему отказала, его лицо скривилось в омерзительную улыбку. Он дотронулся своими грязными, липкими руками до моего лица и поинтересовался причиной отказа. Мой ответ его не убедил, он самодовольно заявил: «Когда узнаешь меня лучше, изменишь свое мнение».
Анна снова остановилась.
— Сейчас, нужно собраться с мыслями. Скоро уже конец.
— Я вас не тороплю.
— С этого дня он не давал мне прохода. Ходил за мной, как тень. Приносил какие-то нелепые цветы или плюшевых игрушек, писал открытки с ошибками. Все подарки я ему возвращала. Но он будто не понимал, что он мне не нравится. В группе надо мной посмеивались. Девчонки говорили, что я нашла себе уродца и из нас получится прекрасная пара. Но мне было не смешно. Время шло, он продолжал приставать ко мне.
Однажды мои соседки по комнате уехали. Я осталась одна. Точно помню, что заперла дверь и ушла в душ. Когда я вернулась, он уже был в комнате. Я до сих пор не понимаю, как так вышло. Видимо, он это давно задумал. Набросился на меня… Помню его липкие, грязные руки и гнилые зубы. Я закрывала глаза, когда… Потом он ушел. Сказал, что если я кому-нибудь расскажу, он выложит в Сеть видео. Не знаю, снимал ли он происходящее, но я была так напугана, что поверила ему. Самое неприятное, что он все время, что мы учились вместе, тихо посмеивался надо мной. Смотрел на меня во время лекций и делал неприличные жесты. Присылал смс-ки. Мог дотронуться до меня в толпе, когда никто не видел.
— Анна, мне очень жаль. Я сопереживаю вам.
— Да, спасибо. Думаю, надо что-то сделать. Я не обращалась за помощью. Никто не знал об этом. Когда стало совсем плохо, я сходила к психиатру, он выписал таблетки. Я не хотела встречаться с мужчинами. Если бы не настойчивость моего будущего мужа, я бы была одна. После того случая мне больно заниматься сексом, муж не знает об этом и не понимает, что происходит. Я не хочу ему об этом говорить. Мне приходилось заниматься с ним сексом. Каждый акт — как насилие. Сейчас я уже не хочу секса. Влечения нет вообще. Даже мастурбировать не хочу.
— Анна, спасибо за откровенность. Эту тему мы не можем пропустить. С ней необходимо работать.
— Я готова.
— Мы можем начать прямо сейчас.
— Нет, да и к тому же время закончилось.
Анна смотрит на часы.
— Да, я знаю. У меня есть свободный час. Если хотите, мы можем им воспользоваться.
— Спасибо, но нет. Мне нужно морально подготовиться. Давайте не будем торопиться.
— Да, конечно.
Мы договорились о следующей консультации. В назначенное время Анна не пришла. Я звонила ей, но она не брала трубку. Бывает, что в работе со сложными травмами человек начинает прятаться и регрессировать. Он уже дошел до какого-то уровня, а идти дальше страшно или не хватает сил. Через три недели Анна позвонила и записалась на консультацию. Когда она пришла, я не стала ее упрекать, потому что прекрасно понимала, что происходит. К тому же мне было ее искренне жаль.
Выдержки из гипнотической сессии.
— Когда ко мне приходят воспоминания об этом, мне становится плохо.
— И как вы знаете, что вам становится плохо, когда вам становится плохо?
— Не могу дышать, вот здесь, — Анна показывает на грудь, — будто что-то тяжелое наваливается.
— И когда будто что-то тяжелое наваливается, что происходит дальше?
— Сердце стучит, хочет выпрыгнуть из груди.
— И когда сердце стучит, хочет выпрыгнуть из груди — хочет выпрыгнуть из груди, как что?
Молчание, Анна задумывается.
— Как кровь из сосуда, который лопается.
— И что еще об этом?
— Это не кровь, это черный гной. Он медленно выдавливается через стенки сосуда и заполняет все внутри меня.
— И когда черный гной выдавливается и заполняет все внутри меня, что дальше?
— Он стекает вниз, к животу.
— Что еще об этом?
— Гной заполняет живот и ниже, он густой, как деготь.
— Что происходит дальше?
— Он заполняет, медленно стекая внутрь, капля за каплей, но не вытекает наружу.
Голос Анны становится прерывистым, дыхание учащается.
— Что происходит дальше?
— Его все больше, я чувствую боль внутри живота. Это как яд, он отравляет меня… Я больше не могу.
Анна сжимает руками подлокотники кресла, ее пальцы белеют. Она открывает глаза, смотрит на меня испуганно и тревожно.
— Я больше не могу, хватит. Не могу это переносить.
— Да, конечно. Мы останавливаемся. Можете рассказать, что происходило?
— Я увидела его лицо близко-близко перед своим, все происходило как будто сейчас. Я помню все, каждую мелочь.
— Анна, я понимаю ваши чувства. Но поверьте, имеет большой смысл сейчас этот травматичный опыт переработать. Вам станет легче.
Анна в нетерпении отмахивается и морщит лицо.
— Нет, не надо, пожалуйста. Я не могу это выносить. Мне плохо.
— Я могу предложить вам другой метод по работе с травмой?
— Нет, хватит методов. Мы можем просто поговорить про это?
— Да, конечно.
Тут я поняла, что продолжать работу в гипнозе с ее травмой невозможно из-за ее сильного сопротивления. Так бывает, что клиент отвергает методы, которые специалист рекомендует в работе с его проблемой. Хотя мы, специалисты, знаем, что именно этот метод мог бы замечательно помочь. Но клиент не дает согласия. Безусловно, это необходимо учитывать, идти навстречу и искать альтернативные способы решения проблемы. Нужно понимать, что в данной ситуации человек не капризничает, ему действительно сложно воспользоваться предложенным методом.
Я стала работать с ее чувствами по отношению к травме насилия. Постепенно произошли выход и переработка травматического материала. На это потребовалось двадцать консультаций. Первые десять сопровождались кошмарными сновидениями, которые Анна приносила на терапию. Ей снился насильник, снилось, что он преследует ее. Сны были настолько реалистичные, что ночью она просыпалась с криками и пугала мужа.