Помоги проекту - поделись книгой:
В истории Анны мы видим, что в ее семье была контролирующая, тревожная мать и нарциссичный, пассивный, отстраненный отец. У родителей Анны не было душевной близости в отношениях. Мать контролировала и мужа, и дочь. Ее тревога была настолько сильна, что она выливала ее на девочку. Мать препятствовала естественному развитию дочери, гиперопека и контроль сделали Анну «тепличным растением». Не имея необходимого опыта общения со сверстниками и противоположным полом, Анна попала в группу риска. Именно такие «тихие», скромные девушки привлекают внимание маньяков. Не сумев противостоять нападкам насильника, она стала его жертвой. Изнасилование еще больше деформировало ее сексуальность. Она закрылась от общения с мужчинами. Вячеслав сам в некотором смысле выступал в роли «насильника», грубо нарушая границы Анны. Он не может или не хочет услышать ее тело, ее потребности. Анна, по понятным причинам, не готова рассказать мужу об изнасиловании. Каждый половой акт для нее сопряжен с болью. Это еще больше отдаляет супругов. Тело, пытаясь избежать дискомфортной ситуации, блокирует сексуальное влечение. У Анны не возникает возбуждения не только в сексе с мужем, но и во время мастурбации. У Вячеслава появляется любовница. Узнав об измене, Анна еще больше травмируется. Ситуация усугубляется.
В работе с Анной я столкнулась с ее глобальным недоверием к миру. Она долгое время проверяла меня. Это выражалось в том, что она выдерживала дистанцию, дозированно рассказывала о себе, на консультациях постоянно наблюдала за моей реакцией. Это происходило, потому что в детстве она не могла доверять своим родителям. Те всяческими способами показывали ей, что она является для них не ценностью, а скорее средством для осуществления их желаний и фантазий. Ее яркая индивидуальность была перемолота жерновами деструктивного родительского сценария. Чтобы отвоевать свободу, ей приходилось прятаться и притворяться.
Первые полгода терапии Анна не могла опереться на меня, не доверяла мне и часто чувствовала себя незащищенной. Она не использовала терапию как ресурс и бессознательно тем самым задерживала восстановление своей психики и сексуальности. Она прощупывала меня, определяя для себя, можно ли мне доверять. Не стану ли я обесценивать ее так же, как ее родители. Когда она почувствовала себя со мной в безопасности, она стала более откровенной и активной. Сама устанавливала правила, границы, брала инициативу в свои руки. Меня это радовало, это было показателем прогресса в терапии.
Моей задачей было стать для Анны «достаточной» матерью, на которую можно было бы положиться. «Достаточная мать» — это та, которая контейнирует, принимает все эмоции ребенка. Мне приходилось поощрять проявления всех ее эмоций, особенно злости. Начав мне доверять, Анна стала бояться потерять меня. Построив впервые доверительные отношения со мной, она почувствовала себя уязвимой. Я стала для нее значимой и ценной. А это пугает.
На смену страху пришла злость. Спустя полтора года нашей совместной работы началось самое интересное. Анна стала меня обесценивать. На одном из сеансов она стала предъявлять мне претензии, что мы работаем так долго, а ситуация в ее жизни не меняется. Хотя факты говорили обратное: мы проработали ее сексуальную травму, отношения с мужем сохранились и начали развиваться, детские травмы были отреагированы. В голосе Анны слышались нотки раздражения и агрессии в мою сторону, и это меня радовало. Это были признаки роста личности. Наконец-то «маленькая девочка» стала превращаться в зрелую женщину. Когда я обратила ее внимание, что она предъявляет мне претензии, я увидела в ее глазах страх. Она боялась меня потерять. Мы обсудили с Анной, что то, что происходит — совершенно естественно. Что это один из этапов терапии, через который она сейчас проходит. Недовольство как способ выстраивания со мной границ — хороший знак. Это значит, что она уже умеет прямо высказывать свои желания. Чего не было в ее браке с мужем, чего не было в ее родительской семье. Закрепив этот опыт со мной в терапии, она сможет реализовать его с Вячеславом. Уметь выстраивать границы с таким активным мужчиной, как Вячеслав, — жизненно необходимый навык.
Анна стала систематически критиковать меня. Поводом для выражения ее злости могли быть разные ситуации. На одном сеансе я отвернулась, чтобы положить еженедельник на стол. Она заметила это и обвинила меня в том, что я невнимательна к ней. Что я игнорирую ее потребности и она мне неинтересна. В другой раз она раскритиковала мой внешний вид. После визита к косметологу мне нельзя было неделю краситься. Анна заявила, что я не подготовилась к консультации, «ведь вы же сексолог, вы должны быть всегда на высоте». Подняв и проанализировав эту ситуацию, я узнала о том, что мать Анны игнорировала свою внешность: не брила ноги, носила короткие юбки летом, так что ее черные, длинные волосы обращали на себя внимание. Анна шла с ней рядом, замечала взгляды окружающих, ей было стыдно за мать. А один мужчина как-то сделал ее матери замечание. Мать Анны агрессивно ему ответила и как ни в чем не бывало пошла дальше. Косметикой мать Анны тоже не пользовалась. После этих фактов я окончательно поняла, что Анна выливает на меня злость, которая предназначалась ее асексуальной матери. Мы остановились на ее детском сценарии — отношениях с матерью. После его проработки мы перешли с агрессии на взращивание в ней природной сексуальности.
Анна стала исследовать свою сексуальность. Многое на этой неизведанной территории ее пугало. Вначале робко, со смущением, а потом все более вовлеченно она стала заново собирать свою сексуальность. С помощью психотерапии и сексологии я стала учить ее любоваться своим нагим телом, подолгу рассматривать его перед зеркалом. Любовно изучая каждый изгиб своей фигуры. Я давала ей соответствующие задания. На консультациях она, краснея, сообщала о своих успехах. Я стала прививать ей сексуальный вкус, умение быть соблазнительной, привлекательной прежде всего для себя. Она приносила на консультацию кружевное нижнее белье, и мы посвящали сеанс выбору наилучшего фасона, который мог бы подчеркнуть соблазнительность ее форм. Это очень важный этап — научиться быть избирательной в своей сексуальности. Мы не можем быть всеядны. У каждого из нас есть любимое блюдо. Так и с сексуальностью. Женщина вначале выбирает себе трусики, в которых она может чувствовать себя комфортно и соблазнительно, а затем мужчину, с которым будет сексуально раскрепощенной.
Чем агрессивнее, стервознее, сексуальнее становилась Анна, тем заметнее растворялась ее травма. У нее стало появляться сексуальное влечение. Вначале к трусикам, которые она с таким удовольствием примеряла. Затем к собственному телу. Однажды она рассказала, как во время любования своим телом в прозрачном боди она запустила руку между ног и стала себя ласкать. Глядя на себя в большое зеркало в ванной, она одновременно испытывала наслаждение и удивление тем, что она это может. И восхищение собственной смелостью. С помощью техник секстерапии она стала учиться мастурбировать, с любовью и нежностью относиться к своим половым органам, искать и находить эрогенные зоны. Анна была послушной ученицей. Она приходила и с гордостью сообщала о своих достижениях. О восхищенных взглядах, которые бросал на нее муж.
Мы возвратились к гипнозу и стали формировать образ мужчины, который подходит Анне. На этот раз сопротивления с ее стороны не было. Вначале она описала образ идеального мужчины, который ее волновал. Он, кстати, был очень похож на ее мужа. В гипнозе мы начали формировать и развивать контакт с этим мужчиной — чего бы она от него хотела. Каждый раз она уходила от меня в состоянии сильного возбуждения. Во время сеансов я буквально «накачивала» ее сексуальными эмоциями, передавая их через гипнотический текст. Клиентка хорошо работала с образами и ощущениями и могла живо представить то, что я ей говорила, ассоциировать это с собой. К концу сеанса ее щеки краснели, Анна сообщала мне, что ее трусики опять мокрые.
В качестве домашнего задания я предлагала ей описывать и проговаривать свои сексуальные желания мужу. Подробно, смакуя каждую деталь, одновременно показывая на себе, чего бы она хотела, чтобы он с ней сделал. Муж начал возбуждаться, и она наконец-то стала использовать его руки, язык и фаллос для своего удовольствия. Ей больше не требовались мои наставления, ее фантазию было не остановить. Какое-то время мы еще продолжали работу для закрепления результата. Анна окончательно переродилась. Ее сексуальность стала для нее ресурсом и источником бесконечного наслаждения. Она ставила мужа перед собой на колени и, обнажившись, дразнила его. А потом, вдоволь наигравшись, заставляла его делать ей куннилингус. Муж живо отзывался на инициативу Анны. У них начался настоящий конфетно-букетный период. Она больше не боялась повторения измены. Потому что для Вячеслава она стала самой роскошной любовницей.
Благодаря психотерапии у Анны появилась возможность сочинять сексуальные сказки и реализовывать их с мужем. Она буквально источала сексуальность, ею открыто восхищались мужчины.
Помогите лишиться девственности
Я ехала в такси и была уже на полпути к аэропорту, как услышала телефонный звонок. Номер был незнакомым, мужчина сбивчивым голосом уточнял, туда ли он попал. «Да, я Елена Малахова». Он попросил о консультации по скайпу, на что я сказала, что это будет возможно после моего возвращения через две недели. Собеседник разочарованно произнес: «Нам очень нужно, у нас критическая ситуация, просим помощи».
«Хорошо, я подумаю, пока не знаю, какой интернет будет в отеле. Напишу вам».
Я ехала не на отдых. В Турции я собиралась проводить семинар на международном конкурсе красоты. Так что одной консультацией больше, одной меньше…
На экране я увидела молодых людей лет 30, которые смущенно мялись и не знали, с чего начать разговор.
Первым заговорил мужчина.
— Мы нашли вас в интернете, искали именно сексолога. До этого мы уже пытались решать нашу проблему и обращались к психологу. Но особого результата это не принесло. Нас больше спрашивали о детстве и отношениях с родителями. Испытав разочарование, мы полгода выждали, но проблема не решалась сама.
Иван говорил медленно, тихим голосом, тщательно выбирая слова. Иногда он краснел и опускал глаза, иногда его голос дрожал. Чувствовалось, что он сильно волнуется. Когда нужно было назвать вещи своими именами — секс, член и прочее, он на какое-то время останавливался и после запинки продолжал.
— Расскажите о вашей проблеме.
— Мы в браке три года и никак не можем начать половую жизнь. Мы до сих пор девственники. Анфиса боится секса. А я не знаю, что с этим делать.
— Я правильно понимаю, что дефлорации не было?
— Да, Иван не смог войти в меня. Мое влагалище сильно сжимается и не пускает Ивана.
— Вы знаете, что с вами?
— Да, теперь уже знаем. Мы прочитали об этом в интернете. У Анфисы вагинизм.
— Рассказать подробнее о вагинизме?
— Да.
— Вагинизм — это непроизвольный спазм мышц влагалища, промежности, а в тяжелой степени и ануса. Это сексуальный невроз или психосоматика. Вагинизм может быть связан с травмирующими событиями, например с изнасилованием. Но поскольку Анфиса была девственницей, мы это можем исключить. Также бывает, что родительская семья негативно относится к сексу и всячески это отношение транслирует вовне. Могут приводиться в пример рассказы об изнасиловании, о том, почему секс — это плохо, что это больно и так далее.
— Когда мне было 15 лет, мама показала нам с сестрой фильм о групповом изнасиловании и сказала: «Вот что будет, если вы будете заниматься сексом». Меня этот фильм шокировал.
Анфиса смущалась, но пыталась это скрыть: говорила быстро, малоэмоционально, правильно формулируя предложения. Ей было трудно, неловко обсуждать такую щепетильную тему.
— Вот, мы уже и переходим к причинам вагинизма. Про маму мы поговорим на индивидуальной консультации с вами, Анфиса. У нас будет время для этого. Вагинизм, как любой невроз, влияет на поведение женщины. В данном случае на ее сексуальное поведение. Женщина боится секса и начинает его избегать. Есть такое?
— Да, всякий раз, когда Иван предпринимает попытку, я нахожу причину не делать этого. А все потому, что боюсь. Я не понимаю, как член может поместиться во влагалище. Он же такой большой!
— Член большой? А ребенок во время родов больше члена?
— Да, конечно. Но мне все равно страшно.
— Я вас понимаю. Будем вам помогать. Что сейчас представляет собой ваша сексуальная жизнь?
Иван:
— Ну, я мастурбирую…
Анфиса:
— У меня нет сексуальной жизни.
— Вообще? А мастурбация?
— Я отрицательно к этому отношусь. Мне мама говорила, что мастурбируют только шлюхи.
— Похоже, ваша мама оказала сильное влияние на ваше развитие…
— Да, сильное и негативное.
— А на приеме у гинеколога вы тоже боитесь?
— Да, но не так сильно.
— Хорошо, начнем с того, что определим частоту встреч. Иногда мы будем встречаться вместе. Иногда я буду приглашать одного из вас для индивидуальной консультации. Вагинизм лечится с помощью психотерапии и препаратов, снижающих страх. Сейчас я выпишу вам рецепт и распишу схему приема. Также на время лечения вам запрещены половые акты. Мастурбировать тоже нельзя. Иван, вы меня поняли?
— Да.
— Будете голыми лежать на кровати, смотреть телевизор, но никакого секса! Я дам вам парное задание по секс-терапии. Оно называется «чувственное фокусирование». Упражнение выполнять поочередно. Первые пять дней вы в течение 15 минут гладите друг друга, не касаясь половых органов и груди Анфисы. Хорошо?
— Да, мы поняли.
— Следующие пять дней вы сможете ласкать все тело, без введения пальцев во влагалище. Все свои ощущения надо будет фиксировать на бумаге. Мы их потом разберем. На сегодня все. На следующей неделе я жду вас, Анфиса, на консультацию.
— Как у вас дела?
— Мы выполнили ваши задания, хоть и не без труда. Я не сказала на первой консультации, что мне неприятно, когда Иван гладит грудь и живот. Поэтому мы избегали таких прикосновений. Страх все еще есть. Я стала принимать таблетки, но пока не заметила изменений. Ну, разве что спать стала лучше.
Голос Анфисы звучал напряженно.
— А сколько вы уже принимаете лекарство?
— Два дня.
— Это очень маленький срок, препараты будут накапливаться и оказывать свое действие. Продолжайте прием.
— Хорошо.
— В сексологии некоторые консультации проводятся раздельно, потому что секс — тема деликатная. Некоторые подробности прошлой жизни могут ранить партнера. Кроме того, так можно глубже проработать проблему.
— Да, я понимаю.
— Иван — ваш первый мужчина?
— И да, и нет. Я встречалась до Ивана с другим мужчиной, он был старше меня на девять лет и был моим школьным учителем. Секса как такового не было. Были разного рода поглаживания и куннилингус (с моего согласия). Все другие его попытки я пресекала. Опыт был негативным для меня, потому что человек мне не нравился, я не хотела секса с ним. К тому же он позволял себе пошлые высказывания, типа «дай, я тебя полапаю» и прочее.
Как, однако, отличаются люди друг от друга. Для кого-то пошлым может быть высказывание «полапаю тебя». А кто-то просит, чтобы его придушили во время секса, и уж точно не считает это пошлым.
— Что было дальше?
— Мы три года встречались с Иваном до свадьбы, у нас почти не было прикосновений и поцелуев. Видно было, как сильно он их боится и избегает. При первом разговоре на эту тему Иван признался, что просто не знает, как можно гладить или целовать девушку, потому что в его семье такого никогда не было. При моей стеснительности мне это было даже выгодно в какой-то мере: не надо было делать то, чего я боюсь. Я опасалась, что первая брачная ночь станет для меня настоящей проблемой. Когда мы поженились, я избегала близости, чем очень обидела Ивана, так как делала это грубо. Через девять месяцев я осознала, что это не брак, а непонятное сожительство, что так нельзя. Но к тому времени Иван сам от меня отдалился и не хотел ничего менять. Я очень сильно контролировала Ивана, указывая ему, что делать. У друзей сложилось мнение обо мне как о лидере в нашей паре. Тем не менее, надо отдать им должное, они никогда не лезли в наши отношения, уважали и любили нас обоих. Уговорить Ивана пойти к врачу мне удалось только на четвертом году брака. Вначале мы жили с его матерью, но она не смогла принять меня: ревновала Ивана ко мне, предъявляла кучу претензий. Жить вместе было невыносимо — постоянные скандалы. Мы переехали на съемную квартиру.
Рассказ молодой женщины подтвердил мое первое впечатление. Она играла в семье роль первой скрипки. Анфиса подавляла Ивана, она его «кастрировала», конечно же, не специально.
— Почему?
— Друзья Ивана думают, что я его третирую, манипулирую им.
— А что думаете вы?
— В чем-то они правы, но с ним по-другому сложно. Мать Ивана имеет над ним власть, но какую-то особенную. Она играет роль серой мышки, непонятой и обиженной женщины. Она говорит с сыном тихим странным голосом. Ее сложно назвать диктатором, просто она знает, на какие кнопки нажимать, и пользуется этим.
— А ваши отношения с вашей мамой?
— Это целая история.
— Я никуда не тороплюсь.
— Я очень боюсь свою мать. Все наше с сестрой детство она говорила нам, что мы с сестрой испортили ей всю жизнь, что лучше бы мы вообще не рождались. Моя мать была любовницей женатого мужчины и родила от него нас с сестрой. Он ушел от семьи, но не к ней. После этого она говорила о нем только плохое. Своего отца я не знаю. У меня есть его адрес, но я боюсь встречи с ним. Моей сестре повезло больше. Мать относилась к ней лучше, меньше ее била. Меня же мать избивала, ругала, называла тварью. Она держала нас в таком страхе, что мы боялись ей о чем-либо говорить. Помню, как однажды она наказала меня — поставила в угол на всю ночь на кухне, в полной темноте. Я должна была стоять так всю ночь. Мать контролировала меня, смотрела, чтобы я не ушла из кухни. Мне было всего 5 лет. Я и сейчас ее боюсь, мне кажется, что она может узнать, что я вам все это говорю. Я понимаю, что это не так, но страх сильнее.
— Что происходит сейчас в ваших отношениях?
— Мы живем в разных городах, но я по-прежнему чувствую сильную зависимость от нее. По ее приказу я сразу бегу на вокзал за билетами и еду к ней. А там… там начинается ад. Опять унижения, упреки, без всякой причины. Я безропотно молчу, но и это ей не нравится. Знаете, она как будто давит на меня все сильней и сильней, а когда я падаю на пол — добивает меня ногами.
— Кем вы чувствуете себя в этой ситуации?
— Жертва, конечно. Кто же еще?
— Я вижу, вам нелегко говорить на эту тему. Что вы чувствуете?
— Обиду, чувство несправедливости, злость и сильный страх. Когда-нибудь я наберусь смелости и выскажу ей все. Но сейчас мне даже думать об этом страшно. В детстве, когда нам с сестрой было по 10–12 лет, мы часто оставались дома одни. Дверь в нашей квартире держалась, что называется, на соплях, и сквозь щели мы слышали то, что происходило в коридоре. Жили мы в безопасном районе, но наши ближайшие соседи были маргиналами. К ним постоянно ходила милиция, и однажды ночью кто-то поджег огромную кучу хлама в коридоре (большую кровать, на которой были свалены книги, доски и прочее). В итоге наша дверь почти сгорела, от нее осталось одно название. Мама устроилась работать на почту. Приходя домой, она рассказывала, что у них там есть очень плохая женщина-воровка, которая ничуть этого не стесняется, еще и хвастается, у кого и что она украла. Я слышала несколько раз шаги в квартире, хотя мы были дома одни, видела плевки на зеркалах и замечала, что вещи то пропадают, то снова появляются. Мама явно чего-то боялась, но не подавала виду. Однажды мы нашли в вазе записку. Суть была такая: «Если со мной или с моими дочерьми что-то случится (возможно, она имела в виду смерть), в этом виновата такая-то (речь шла о той воровке)». Нам стало страшно, и мы рассказали обо всем маме. Она сначала посмеялась над нами и не хотела нам верить. Но не избила, потому что незадолго до этого она мне заявила, что я становлюсь девушкой и теперь она не может меня бить. Странные случаи продолжали происходить (появлялись жирные отпечатки толстых пальцев на мебели, нам постоянно кто-то звонил и молчал в трубку, и маме пришлось нам поверить. Но когда мы предлагали ей позвонить в милицию, поменять замки на двери или даже саму дверь, поставить камеры видеонаблюдения и еще довольно много разных вариантов, она злилась. На каждое предложение мама находила отговорку (денег нет, замок не поможет, в милиции не станут разбираться). Скандалы продолжались, и мы просто не понимали, чего она от нас хочет. Сейчас я понимаю, что, наверно, с мамой было что-то не так. Она вообще себя всегда вела странно. А с возрастом это стало заметнее. Например, она до сих пор считает, что ее кто-то преследует. А когда я была у нее последний раз, увидела в квартире много записок с непонятными надписями. Как только мы накопили деньги, без маминого ведома поставили новую дверь с надежными замками. И с тех пор все спокойно, но не для мамы. Она продолжает утверждать, что «к нам кто-то ходит», и закрывает дверь на ниточку (если посторонний войдет, нитка оборвется и будет ясно, что кто-то был). Поэтому мы никуда не переезжали, а просто поставили новую дверь. То есть суть в том, что сначала были действительно доказательства того, что кто-то в квартире периодически появляется (но красть было нечего, так что ничего и не брали), а вот после смены двери все прекратилось, но мама не смогла успокоиться, и сейчас ее заявления больше похожи на «не знаю, кто взял, не знаю, что».
— Эта ситуация продолжает влиять на вас сейчас?
— Да, мне страшно оставаться дома одной. По утрам я прислушиваюсь к шагам на лестничной клетке, боюсь встать с постели. И хотя у нас хорошая дверь, мой страх такой же сильный, как в детстве.
— Очевидно, эпизод из детства закрепился в вашей памяти, и похожая ситуация срабатывает как триггер — запускает страх из прошлого. Мы будем с этим работать, обещаю. Хорошо, на сегодня достаточно. Я попрошу вас к следующей встрече вспомнить и описать все самые негативные ситуации из вашего детства.
— Хорошо. Спасибо, до встречи.
— До свидания!
— Добрый день, Анфиса! Как вы?
— Здравствуйте! Чем больше я погружаюсь в тему отношений с мамой, тем мне хуже.
— Что происходит?
— Раньше я поддерживала в себе удобную иллюзию, что мама делала все ради нас, что она нас любила. Сейчас я понимаю, что это не так. Я осознала, что она должна была относиться к нам иначе. Мы же ее девочки!
— Мне очень жаль, что это происходит, Анфиса. Есть косвенные признаки, что у вашей мамы психическое расстройство.
— Да, я тоже так решила. Но это не извиняет ее. Мне трудно принять то, как она относилась ко мне в детстве. Тем более, когда видишь примеры другого отношения к детям. Меня многое задевает, но верх несправедливости для меня то, что когда родственники собираются вместе, она играет в счастливую семью и заставляет меня благодарить ее.
— Анфиса, я все больше убеждаюсь в том, что, не проработав ваши отношения с мамой, мы не решим вашей сексуальной проблемы. Здесь все очень переплетено. Что вы думаете об этом?
— Я согласна, хотя понимаю, будет трудно.
— Хорошо. Как вы продвигаетесь в сексуальной сфере с Иваном?
— Ну, мы делали упражнения, я использую расширители, начала с самого маленького. Пока еще трудно вводить глубоко.
— Очень хорошо, Анфиса. Вы молодец! Все получится. Как ваше эмоциональное состояние?
Поделиться книгой: