Помоги проекту - поделись книгой:
Его едва не стошнило от собственной примитивности. Хренов хозяин хреновой Вселенной. Домой хочу, на диван.
И чтоб сухо.
И чтоб ящик работал.
И чтоб проснуться…
Скрытая за слепящим светом морда «туарега» с рычанием надвинулась на него.
13
На этот раз Алиса заявила, что она, мол, не «гребаный таксист» и что он может валить подальше со своими маниями. Он, конечно, не понял, о каких маниях речь, но поостерегся уточнять. И вообще, теперь он упорно молчал. Немного согрелся, сверху не льет — и на том спасибо. Он постарается больше ни о чем не спрашивать. Тихо уселся, тихо выслушал девушкины декларации, тихо отдался движению. По радио — совсем другое дело! — тихо гундосил Боб Дилан:
Никогда прежде музыка не казалась NN столь проникновенной. Горечь пробирала до печенки, и становилось ясно, что добрые старые «диванные» денечки уже никогда не вернутся. Дальше будет только хуже.
Дальше был мотель.
14
Мотель назывался «У мертвого полицейского». Если бы не вывеска на фасаде, NN вряд ли догадался бы, что это такое. В течение минуты-другой цепочка возникших впереди огней превратилась в ряд фонарных столбов, за которыми тянулась стена с одинаковыми прямоугольниками дверей. Фонари были слишком тусклыми, чтобы осветить стену полностью, и предполагаемая крыша заведения совершенно терялась из виду. То же касалось краев стены и, соответственно, углов, за которые можно было бы заглянуть или свернуть.
Как следствие, мотель выглядел будто конечная остановка, архипелаг света на краю пустоты, но с тем же успехом мог быть и декорацией, скрывающей обрыв в неведомое, и тупиком, о который разбиваются желания. Отсутствие окон в стене и множество дверей также наводило на мысль о некоем лабиринте. NN успел передумать многое, пока стена приближалась. Наконец он прочел название на обведенной траурной рамкой вывеске и ухмыльнулся. Что-то это ему напоминало…
Алиса остановила «туарег» под фонарем и заглушила двигатель. Ее личико ничего не выражало. NN осмелился нарушить обет молчания.
— Была здесь?
— Первый раз вижу. — Сказала, точно выплюнула.
«Деточка, не я тебя сюда затащил».
(«
Перед тем как вылезти, он передвинул пушку на хребет, спрятал ключ в нагрудный карман куртки и поднял воротник. Снаружи стало еще противнее, и хотелось, чтобы мотель не обманул ожиданий. Жалкая сумма денег, которую NN имел при себе, внушала определенные опасения; с другой стороны, он все еще разделял распространенное заблуждение, что нет ничего хуже неизвестности.
Алиса осталась в машине, предоставляя ему самому разбираться со Страной Чудес. Ее силуэт то исчезал, стираемый очередным взмахом щеток, то возникал снова. NN понаблюдал за этими повторяющимися проникновениями в реальность и направился к двери, на которой черным маркером было криво, большими буквами, в три ряда и через «э» выведено слово «Мэн-э-джэр». Бронзовая ручка изображала прыгающую кошку. При ближайшем рассмотрении дверь оказалась металлической, с выпуклостями, образующими подобие созвездия Ориона, как будто кто-то палил в нее изнутри.
NN осторожно постучал. Что-то загудело, щелкнуло, и дверь слегка качнулась на петлях. Он потянул было за ручку, но внезапно прикрыл дверь и вернулся к машине. То, что не давало ему покоя — пустячок, связанный с девушкой, — приобрело более или менее определенные очертания.
Не усаживаясь в «туарег» и прекрасно осознавая, что может опять лишиться извозчика, он сказал:
— Извини за нескромный вопрос, у тебя есть татуировка?
— Где?
— Э-э, а их несколько?
— Ну а если?
— Как насчет дракона пониже спины?
— Тебе что, задницу показать?
— Не обязательно. Поясница меня бы устроила.
— Дядя, кончай грузить.
«Приставить бы тебе ствол ко лбу и расспросить поподробнее». Он на мгновение задумался, что ему действительно мешает сделать это — трусость или «цивилизованность», за которой скрывается отвращение к насилию. Но, раз задумался, значит, момент упущен. Какой там счет в ее пользу? Во всяком случае, он пока не взял ни одного очка.
15
NN ничего не оставалось, как попытаться познакомиться со здешним «мэнэджэром». Через дверь он попал в помещение размером с небольшой тренажерный зал. Правда, никаких признаков активной физической деятельности не наблюдалось. Торшер освещал статичную картину. В состоянии полнейшей расслабухи, в кресле-качалке, профилем к NN, сидел здоровяк, подозрительно похожий на Зебу, и смотрел бокс по переносному черно-белому телевизору, водруженному на несгораемый шкаф. Кроме шкафа и кресла, из мебели тут были нары, металлический стол и привинченный к полу табурет. Единственным украшением комнаты служили висевшие на стене ржавые наручники.
Помещение вовсе не показалось NN мрачным. Напротив, в нем чувствовалась завершенность, претендующая на современный вариант аскетизма, пропитавшегося экзистенциальными проповедями, — то, чего он безуспешно стремился достичь в своей перегруженной символами и замысловато спланированной квартире. Даже кресло-качалка не нарушала общего впечатления — это был, так сказать, тренажер наоборот. Ну а наручники постоянно напоминали о том, что свобода, так же, как и несвобода, — ни в коем случае не дар свыше.
Звук был отключен, и боксеры на экране сосредоточенно месили друг друга в первозданной тишине, что придавало действу мифологический оттенок. Зеба следил за схваткой титанов с внешним спокойствием, не подергивая ни единым мускулом. NN понял, что явился не совсем вовремя и лучше дождаться окончания раунда. На его взгляд, темные трусы имели некоторое преимущество, хотя, возможно, светлые просто выматывали противника. После очередного клинча здоровяки разбрелись по углам и по рингу продефилировала полуголая блондинка, показавшая шестерку четырем сторонам света.
Зеба повернул голову и уставился на NN. Тот готовился встретить удивление, но наткнулся лишь на вялое ожидание следующего раунда в обрамлении скуки. И стало как-то неудобно задавать вопросы, да и сами вопросы уже казались ненужными, утомительными и бесполезными. Особенно когда на черепе Зебы обнаружились смятие и дыра, что называется, несовместимые с жизнью. И уж во всяком случае несовместимые со здоровьем. Очень возможно, что и мозг его сделался полегче на пару сотен граммов.
16
— Привет, — сказал NN, словно они встретились в будний день на беговой дорожке и главной его проблемой на ближайшие сутки по-прежнему было преодоление скуки медленного времяубийства.
— Тебя-то чего сюда, к хренам, занесло? — осведомился Зеба в присущей ему грубовато-иронической манере. Подобным образом он разговаривал со всеми, включая женщин пожилого возраста и собственных детей. Как ни странно, это никого не задевало и не раздражало. Во всех своих проявлениях Зеба был на редкость органичен.
Тем временем начался очередной раунд, и он снова уставился на сходящихся лоб в лоб панчеров. Ответ его, видимо, не слишком интересовал. А вот NN все еще интересовал. И его не покидало подозрение, что в этом и заключается слабость позиции: пока тебе не безразлично, что с тобой, ты уязвим для любого плевка судьбы.
— Хотел спросить у тебя то же самое.
— Я, приятель, тут вроде как в отпуске. Или в командировке. Или срок мотаю. Сам еще не понял. Но вообще-то я в коме.
— Не понял.
— Что непонятного? Говорил этому мудаку Хану: не пей, сука, хватит — или давай я за руль сяду. А он мне: не бзди, на автопилоте доедем. Уперся рогом, и ни в какую. И, главное, он прав оказался — доехали без приключений, ни одну падлу не зацепили. А уже в городе на повороте в нас другой пьяный мудак влетел. В бочину справа. Я как раз впереди справа сидел…
История была так себе. Иногда Зеба выдавал и получше, причем с абсолютно серьезным видом. Или даже с угрожающим, типа: «ты что, козел, мне не веришь?». Сейчас у него была вполне безмятежная рожа — обычно это и вводило в заблуждение тех, кто его плохо знал. NN знал его неплохо, но явно недостаточно. Поэтому он спросил:
— А с Ханом что?
— Я ж тебе говорю: я справа сидел. А он слева. Пьяного бог бережет. Наверное.
— Давно это случилось?
— Когда найдешь тут хоть одни исправные часы, не забудь мне сказать.
— А по ощущениям?
— Ты свои ощущения проверь.
NN внял совету и попытался хотя бы приблизительно определить, сколько времени прошло с тех пор, как сам оказался здесь. Это было все равно что взвешивать воздух. Минута и час ничем не отличались. Даже если он начинал считать вдохи, числа растворялись в накапливающихся нулях, длинной вереницей уходили в дырку зеро. В ничто.
— И где это «тут» находится?
— Да хрен его знает, спроси что-нибудь полегче. Это, вроде, и не совсем место. Хотя и место тоже.
Зеба помолчал и едко произнес:
— Другая форма существования.
«Сам придумал?» — хотел спросить NN, но благоразумно воздержался. Зеба снизошел до продолжения:
— Был тут один до тебя, недавно съехал. Говорил, что разменял четвертую сотню и что ему перекантоваться надо, пока он себе новое тело подыскивает. Смешной мудила, ей-богу.
— Так это он тебе про форму существования наплел?
— Ну. Еще говорил, что каждый так сможет, да не каждый захочет. Пока не растратит до конца.
— Что растратит?
— Свой тарантас.
— Может, танатос?
— Может, и танатос. Мне, знаешь, как-то по хрену.
— Да, вдохновляет…
Зеба был не настолько тонок, чтобы уловить сарказм.
— Вот и ему нравилось. Спокойный такой папаша. У него пословица была: кто все знает, тот не дергается.
Они помолчали. Зеба был не на шутку увлечен происходящим на ринге. Дело шло к победе темных сил. Когда светлые трусы оказались в нокдауне, NN поинтересовался:
— Так что там с этим… папашей?
— Съехал. Стало быть, дождался.
— Значит, и мы подождем?
— Я бы на твоем месте на это не рассчитывал. Отсюда только он один своим ходом ушел.
— А были и другие?
— Другие тоже убегали, но очень скоро возвращались.
— Ты не пробовал?
— Мне и здесь неплохо.
— Так нас тут целая компания?
— Не-а. Никого не осталось.
— Куда ж все подевались?
— Слиняли по одному. За ними девка приезжала. На черном кроссовере.
NN подавил в себе порыв тут же предъявить Зебе Алису. Так сказать, для опознания и прояснения обстоятельств.
— И много их было?
— Кого?
— Других.
— С десяток.
— Никого из знакомых?
— Ты первый.
— И что, по-твоему, все это означает?
— Не задавай дурацких вопросов. Тебе проще, мне спокойнее. Отдыхай и не дергайся. Кстати, бухло здесь не переводится, сам проверял… — Зеба с хрустом потянулся. — Так что, берешь номер или сначала желаешь попутешествовать?
— Путешествий с меня пока достаточно, — сказал NN после паузы. — Кстати, я не один.
— Да ну? — Зеба, впрочем, не оторвал взгляда от мелькавших на экране перчаток. — Значит, номер на двоих?
— Вряд ли она захочет.
— Кто?
— Девка на кроссовере.
Зеба поскреб рыжую щетину, что, видимо, было свидетельством напряженного мыслительного процесса. Наконец он выдал:
— Это твои проблемы.
— Кто бы спорил. Сколько я тебе должен?
— Тут бабло не катит. Все на халяву. Я ж тебе говорю: расслабься и лови кайф. Пока тарантас не растратил.
17
Когда NN вышел от «мэн-э-джэра», стоянка перед мотелем была пуста. Он испытал некоторое облегчение, поскольку не знал, как вести себя с Алисой дальше. Следовало признать, что теперь мысль о «девке на черном кроссовере» причиняла определенные неудобства. Но «туарег» бесследно растворился в непроглядной ночи, и можно было поразмышлять об этом потом, на досуге. Как и о том, почему Зеба даже не поинтересовался причиной, по которой он оказался здесь.
Поделиться книгой: