Помоги проекту - поделись книгой:
В ответ Покровский привел данные, приведенные в атласе, изданном типографией командующего Восточным фронтом, то есть собственно германские: «Сокольский уезд – 89,8 % белорусов, Гродненская губерния – 65,8 %, Лидский уезд Виленской губернии – 73,2 %, Волковышский уезд, также входящий в эту область, – 82,5 %, Лужанский уезд Гродненской губернии – 75,5 %, Ольшанский – 80,1 %, и наконец, Виленский уезд, целиком входящий в данную область, – 42 % белорусов. В Виленском уезде, насколько я понимаю, – белорусы составляют относительное большинство. Как видно из этих данных, вопреки объяснениям генерала Гофмана, белорусы составляют во всех этих уездах подавляющее большинство, за исключением Виленского уезда».
Обсуждение вопроса завершилось довольно резкой пикировкой. Заявив, что без проведения новой переписи, которая учла бы и беженцев, решение об автономии для белорусов принять невозможно, представители Четверного союза вообще предложили закончить дискуссию о территориальном размежевании на германской стороне границы. Покровский согласился с этим предложением, обратив при этом внимание присутствующих «на тот знаменательный факт, что переговоры оборвались на вопросе, непосредственно затрагивающем право на самоопределение именно Русского народа»197.
Таким образом, видно, что немецкая администрация не строила планов создания независимого Белорусского государства, хотя это и помогло бы им оторвать эти области от России. Однако они не считали возможным пробуждение национального самосознания этого народа в той степени, чтобы это могло как-то повлиять на политическую ситуацию в крае. Поэтому можно было ожидать включения белорусских губерний в состав других национальных образований, например Литвы. На роль самостоятельного союзника белорусские националисты, с точки зрения германского руководства, не годились. Советское же руководство, явно не имея определенной точки зрения по вопросу национальной самобытности белорусов (хотя, как видно из хода дискуссии, и склонялось к общепринятой до революции концепции триединого русского народа), сходилось в том, что край должен оставаться в составе России и на его территории не должно быть иной власти, кроме большевистской. Сам факт, что на переговоры в Бресте не были допущены белорусские представители198, свидетельствовал о том, что руководство РСФСР не собиралось отказываться от прав на Белоруссию. Западный фронт и лидеры его большевизированных Советов сыграли решающую роль в установлении советской власти в Белоруссии. Эта область в силу своей близости к Петрограду была слишком важна, чтобы можно было безболезненно позволить одержать там верх иным, кроме большевиков, политическим силам.
Суммируя итоги 1917 г. с точки зрения решения белорусского вопроса, понимаемого в свете права наций на самоопределение и создание собственного государства, следует констатировать, что не только не было достигнуто каких-либо конкретных результатов, но и не удалось обеспечить признание этого права в его абсолютном выражении всеми белорусскими политическими силами. А это открывало простор для разнонаправленной деятельности отдельных партий и авторитетных политиков, в том числе и с целью привлечения к решению белорусского вопроса внешних сил.
Германия, как видно из высказываний Э. Людендорфа, опасалась чрезмерного усиления польских позиций в оккупированных областях и потому, в частности, сделала ставку на поддержку национальных и территориальных стремлений литовцев.
Провозглашение 11 декабря 1917 г. Литовским советом (Тарибой) независимости Литовского государства было принято польскими социалистами, сторонниками Пилсудского, с большим беспокойством. Причиной тому была оглашенная литовскими политиками территориальная программа, согласно которой в состав новой республики должны были войти и исторически литовские земли, к началу XX в. уже давно в большинстве своем утратившие литовский характер, – Виленская и Гродненская губернии199. В статье «Литовский вопрос и проблема Литвы», написанной в начале 1918 г., Л. Василевский отмечал, что следует разделять понятия Литвы этнической и исторической, что первая составляет едва шестую часть второй и потому неправомерно желание литовских лидеров решать судьбу всего края, не считаясь с мнением большинства его жителей, прежде всего поляков, наиболее развитого культурно из всех народов края, и белорусов, составляющих большинство его населения. Он требовал, чтобы вопрос о государственном будущем исторической Литвы решался с учетом интересов всех его жителей, и протестовал против попыток литовцев ассимилировать прочие народы. И в этой, и в предыдущей статье Василевский считал белорусов, главным образом католиков, потенциальными союзниками польского населения в борьбе против литовских амбиций и предполагал, судя по всему, их скорую ассимиляцию с польским, более влиятельным, населением200.
Подобные же взгляды он высказал и в статье «Границы Польского государства на востоке», опубликованной в шестом номере «Культуры Польши» (
Необходимым условием для установления справедливой границы он полагал «разграничение на основе обоюдной выгоды всех договаривающихся сторон при отсутствии какого-либо не только давления, но даже и влияния извне»* Польша же должна стремиться к тому, чтобы ее восточные границы совпадали с границами экономического и политического влияния польского населения. Исходя из этого постулата Василевский делал очень примечательный вывод, которого не делали сторонники федеративной концепции еще год назад: «Польское государство не должно включать в себя слишком большого количества непольского населения»203. Он объяснял это быстрым ростом национального самосознания у народов исторической Литвы, что могло бы помешать нормальному развитию молодой Польши. Таким образом, к 1918 г. аргументация ППС практически совпала с мнением эндеков. Установление границ Василевский связывал с тем, как конкретно сложатся отношения Польши с теми государствами, которые образуются на ее восточной границе. Так, если бы Литва согласилась на унию с Польшей, то ей можно было уступить Вильну, в случае же неблагоприятного развития событий Вильну и Виленскую губернию следовало включить в Польское государство. Что касается границ с Белоруссией, то, если бы она не вошла в союз с Польшей, надлежало добиваться присоединения к Польше тех белорусских территорий, жители которых тяготели к польской культуре и при переписи населения записывались поляками, отдавали детей в польские школы. Таким образом, линией разграничения должна была стать граница между католическим и православным населением – «от Польских Инфлянт до Пинска». Конкретную линию границы, согласно планам Василевского, следовало устанавливать «только по взаимной договоренности Польши с полномочным представителем каждого из народов»204.
Лидер национальных демократов Р. Дмовский считал, что между Германией и Россией не может существовать слабый народ, поэтому поляки должны стремиться создать сильное государство. Он предлагал включить в состав Польши только такую часть восточных территорий Речи Посполитой, которая не приведет к преобладанию в Польше национальных меньшинств. Так называемая линия Дмовского в целом совпадала с границей второго раздела, с некоторыми коррективами в пользу Польши205.
По условиям Брестского мира206, этническая белорусская территория была поделена между несколькими государствами. Белорусская часть Виленщины и Гродненщины с Бельским и Белостокским уездами была присоединена к Литовскому государству, провозглашенному литовской Тарибой 11 декабря 1917 г. при поддержке Германии. Земли на юг от Полесской железной дороги по договоренности с украинской Радой передавались Украинской народной республике (УНР). Немцы заняли большую часть Белоруссии с Минском. Не были оккупированы лишь 14 уездов Витебской и Могилевской губерний. Белоруссия не получала никакой компенсации за разрушения в результате военных действий, так как, согласно п. 9 Брестского договора, Германия и Россия взаимно отказались от компенсации потерь, понесенных их населением.
После Брестского мира московские белорусские организации (БНГ и др.) полностью потеряли влияние на минские дела, а влияние «незалежнической» Виленской белорусской рады, напротив, усилилось. По мнению В. Ладысева207, именно условия Брестского мира, принятого без всякого учета интересов Белоруссии, способствовали окончательному вызреванию в белорусских политических кругах идеи суверенного Белорусского государства, усилению «незалежнических» тенденций в деятельности совета съезда и созданных им органов. Полностью разочаровавшись в большевиках, белорусские националисты стали ориентироваться на немцев, признавших еще в 1915 г. право белорусов на независимость (в рамках коалиции с литовцами). На оккупированной немцами территории Белоруссии была создана сеть белорусских начальных школ, учреждены две учительские семинарии. Терпимо относились немцы и к публикациям белорусских журналов, пропагандирующих идею независимости Белоруссии208.
9 марта 1918 г. Совет съезда выпустил II Уставную грамоту «К народам Белоруссии»209. Главное ее положение было сформулировано в ст. 1: «Белоруссия в границах расселения и численного преобладания белорусского народа объявляется Народной Республикой». Далее шло подтверждение на территории Белорусской народной республики социалистических принципов, провозглашенных Всебелорусским конгрессом:
1) отмена частной собственности на землю, социализация земли (передача ее без выкупа тем, кто на ней работает);
2) переход лесов, води недр в собственность государства;
3) установление права национально-персональной автономии;
4) введение восьмичасового рабочего дня.
Во II Уставной грамоте в очередной раз было обещано созвать в наикратчайшие сроки учредительное собрание Белоруссии, которое должно принять основной закон республики и определить ее государственный статус. До тех пор исполнительная и административная власть должна была принадлежать Совету съезда и Народному секретариату как его исполнительному органу.
Таким образом, II Уставная грамота Совета съезда провозгласила БНР, но еще не определила ее государственный статус и связь (или ее отсутствие) с Россией или каким-либо иным государством. Издание этой грамоты было обусловлено именно «неопределенными» отношениями с немецкими властями и реальной угрозой единству белорусских территорий, а также имела целью заявить о существовании политической воли и собственных органов власти у края, население которого характеризовалось соседними народами как «темная этнографическая масса, полностью лишенная национального самосознания»210. Второй задачей документа было оповещение народа о том, что Совет съезда не прекратил своего существования, а также призыв к объединению всех национальных сил вокруг Совета и повышению политической активности, чтобы заставить оккупационные власти считаться с собой211.
19 марта на торжественном заседании Совета съезда, пополненного представителями городов, земств и национальных меньшинств (что свидетельствует о том, что грамота возымела некоторое действие), был избран президиум Совета и утвержден статут представительства в Совете. На том же заседании Совет съезда был переименован в Раду ВНР. Рада ВНР, по замыслу белорусских лидеров, должна была представлять собой своеобразный предпарламент – высший законодательный и контролирующий орган республики до созыва учредительного собрания.
Председателем президиума Рады стал И. Середа, его заместителем – И. Воронко, секретарями – К. Езовитов и Т. Гриб212.
Все члены Рады придерживались социалистического мировоззрения: это были представители национальных социалистических партий, эсеры – правые и центр, а также меньшевики. Заметим, однако, что левых социалистических партий (левой БСГ, левых эсеров) в Раде после 19 марта уже не было. В состав Рады ВНР были кооптированы пять членов Виленской рады: братья Луцкевич, Д. Семашко, А. Станкевич и О. Туркевич, которые приехали в Минск, чтобы усилить «незалежническое» течение в Раде213.
Во II Уставной грамоте ничего не было сказано о суверенитете ВНР и ее отношениях с соседними государствами. Это вызывало недовольство части громадовцев – И. Лесина, редактора «Вольной Беларуси», А. Прушинского, А. Смолича и других влиятельных деятелей БСГ. Именно они, вместе с членами Виленской группы, были самыми радикальными националистами (интересно, что Смолич в 1920-х гг. окажется в БССР в числе активных белорусизаторов края. –
24 марта 1918 г. Рада БНР большинством всего в несколько голосов приняла III Уставную грамоту216, в которой объявила БНР независимым государством. Члены Рады БНР объясняли это решение тем, что не видели иной возможности защитить интересы своей страны перед войсками Советской России, Германии и частями 1-го польского корпуса Ю. Довбор-Мусницкого, занявшими значительные территории даже восточной части Белоруссии – Витебской и Могилевской губерний217.
Белорусские деятели восточной ориентации, оставшиеся в Москве и Петрограде, назвали этот акт предательским218. По мнению современных исследователей219, инициаторы процесса отделения Белоруссии от России, во-первых, отошли от решений Всебелорусского съезда (которые требовали федерации с Россией), тем самым лишив себя легитимности, а во-вторых, совершили стратегическую ошибку, дорого стоившую затем белорусскому национально-освободительному движению. Разорвав связь с Советской Россией, руководство Рады БНР, как позднее констатировал А. Луцкевич, все свои надежды возложило на немецкую оккупационную администрацию, стремясь заключить «союз с ней в той или иной форме»220.
В апреле 1918 г. в составе и политической деятельности Рады произошел ряд важных изменений. 3 апреля состоялись переговоры о вхождении в Раду ВНР представителей Польской рады в Минске – то есть польских помещиков, ранее политических противников самой идеи белорусского самоопределения. Тогда же было принято решение включить в состав Рады ВНР вместо ушедших эсеров 10 депутатов от Минского белорусского представительства221 – убежденных незалежников, связанных с Виленской белорусской радой, возглавляемой А. Луцкевичем. По замыслу последнего, Минское представительство должно было повернуть Раду в сторону немецкой ориентации (прежний Народный секретариат, в основном состоявший из социалистов, отвергал какие-либо «ориентации», кроме федерации с Россией), к сотрудничеству с немецкими оккупационными властями. Необходимость этого маневра Луцкевич мотивировал следующим образом: «Дело в том, что оккупационные власти относятся к идее независимости Белоруссии, в общем, благосклонно. Сейчас речь идет о том, как будет решен вопрос с Лифляндией и Эстляндией. Если эти последние будут связаны с Германией, то, конечно, и белорусский вопрос будет решен в нужном нам направлении… Идет речь только о том, чтобы найти элементы, которые бы твердо стояли на позиции белорусской государственности. Немцы не совсем уверены, что такие элементы в белорусском обществе есть… В этом направлении и следует двигаться. Вы, как понимающие в политических вопросах больше, чем кто-либо еще, можете внести новый дух в Раду Республики – дух европейской дипломатии»222.
Платой за стремление Рады БНР и Народного секретариата заручиться поддержкой немецкой оккупационной администрации и проведение ими антипольской и антироссийской политики223 стала их чрезвычайно низкая котировка в общественном мнении самих белорусов. В сознании белорусского крестьянства, именно в этот период пробуждавшегося к политической активности, они ассоциировались с немецкими оккупационными войсками, с чужой властью224. И это при том, что немцы относились к белорусским институциям весьма сдержанно. Нередкими были конфликты, например, аресты членов кабинета, занятие помещений Народного секретариата оккупационными властями225 и т. п.
Поэтому часть радикально настроенных белорусских деятелей решила вообще отмежеваться от каких-либо «ориентаций». Эта группа во главе с Т. Грибом и П. Бодуновой в мае 1918 г. заявила о создании Белорусской партии социалистов-революционеров (БПСР, белорусские эсеры). Ее руководящее ядро составили также выходцы из БСГ: И. Мамонько, С. Некрашевич, А. Карач, Н. Шило, М. Пашкевич, Ф. Шантыр, В. Русак, М. Маркевич, Е. Ладнов, Л. Заяц, Е. Трофимов, Я. Черепук и др. Позже к ним присоединились В. Ластовский и А. Ццикевич – видные деятели и идеологи белорусского национального движения226. Но пронемецкий курс Рады БНР белорусские эсеры изменить не смогли, так как были в меньшинстве.
***
Сторонников идеи национальной самобытности Белоруссии было немного, и им приходилось противостоять значительно более сильному влиянию русской и польской культур. Первоначально белорусское движение было представлено главным образом культурно-просветительским течением, которое формировали выходцы из среды местной интеллигенции. Довольно долго оно оставалось делом одиночек, чьи призывы не становились слышны широким массам белорусского населения. Организационно-политическое оформление белорусского национального движения, как и сколько-нибудь заметная агитация, датируется только началом XX в.
Первая мировая война способствовала всплеску сепаратистских настроений на западных окраинах Российской империи. Белорусский вопрос, так же как и украинский и литовский, был вынесен, стараниями ряда белорусских политиков, на международную арену. Однако в силу слабости и запоздалости национального возрождения вопрос образования национального государства превратился в конце концов в спор более сильных соседей за право обладать белорусскими землями.
Планы ряда польских политиков, жителей Литвы, по воссозданию литовско-белорусского государства, где доминировала бы польская культура, но уважались бы и права белорусского и литовского населения, были фактически похоронены немецко-польским противостоянием. Российская Февральская революция способствовала росту влияния автономистских идей, однако одновременно усилила и про-российское направление, так как вселяла надежды на демократическое решение национального вопроса. Попытки создания всебелорусского представительства, как отклик на идею Всероссийского учредительного собрания, которое должно было определить как будущее внутреннего устройства, так и внешнеполитические отношения края, однако, удалось реализовать только после Октябрьской революции. Созыв Всебелорусского съезда уже не мог стать решающим для судьбы края, поскольку к тому времени существовала реальная, поддерживаемая вооруженными силами на территории края советская власть, которая своих завоеваний не пожелала бы уступить явно недружественным себе силам. Поэтому, несмотря на договоренности, достигнутые Сталиным с одним из организаторов съезда, его реальное направление было слишком близко идее учредительного собрания и явно не шло в русле решений РКП(б). Разогнать это совещание удалось столь же просто, как и спустя месяц Российское учредительное собрание.
Немецкое командование использовало это событие, чтобы обвинить российскую делегацию на переговорах в Бресте в неискренности лозунга о самоопределении народов. Однако Германия также не была заинтересована в создании какого-либо белорусского государственного образования. В договоре Белоруссия вовсе не была упомянута, а ее территория, хотя и практически полностью оказалась занята немецкой армией, в отличие от Литвы и Украины, не только не была объединена в единое целое и наделена даже условной автономией, но подверглись разделу между этими квазисамостоятельными государствами. Убежденность немецких властей в полном отсутствии у белорусского населения национального самосознания заставляла их видеть в белорусском движении скорее польскую интригу, которая, однако, в силу отсутствия каких-либо признаков ее поддержки со стороны местного населения (чему доказательством, в частности, могла служить неспособность белорусских политиков найти финансы для своей деятельности и организовать хотя бы небольшие вооруженные отряды) не стоила даже борьбы с ней. Поэтому белорусов попросту игнорировали.
Белорусское движение в 1918 г. не было в состоянии оказать влияние на ситуацию в крае, чего не изменило даже провозглашение независимости Белорусской народной республики. Попытки привлечь на свою сторону русских и поляков из числа жителей края имели очень непродолжительный успех из-за того, что, шарахаясь из стороны в сторону, оно принимало решения, непопулярные у обеих групп, тем самым ослабляя себя еще больше. Советская Россия после вполне успешного установления своей власти в Минске в ноябре 1917 г. доброжелательно поначалу отнеслась к левым белорусским группировкам, но затем жестко пресекла их попытки выйти из-под контроля.
Польские политики – сторонники Ю. Пилсудского, формируя свои программы по вопросу о восточной границе, сначала ориентировались на возобновление исторического союза с Литвой, подразумевая под ней и белорусские территории, во всяком случае, западную их часть. Национальные демократы во главе с Р. Дмовским рассматривали главным образом экономические выгоды от присоединения Белоруссии и возможности ассимиляции католического населения. Оба эти проекта подразумевали фактический раздел белорусских земель и игнорировали возможность самостоятельного выступления белорусов как субъекта международных отношений, зато делали практически неизбежным столкновение будущей Польши с Советской Россией.
Глава 2
Советский буферизм против польского федерализма в 1919 г
Возрождение Польского государства как фактор советской внешней политики
«Запаздывание» мировой революции, начавшаяся в 1918 г. гражданская война, сопровождавшаяся активным иностранным вмешательством, в ходе которой и белые и красные активно использовали для дискредитации противника обвинения в торговле широко понимаемыми русскими территориями, и другие факторы убедили большевистское руководство в необходимости фактического отказа от дооктябрьского лозунга о праве наций России на самоопределение вплоть до отделения. Сохраняя его в своем пропагандистском арсенале для заграницы, они взяли курс на фактическое обеспечение целостности России. Для Великороссии инструментом сохранения ее целостности стала административно-территориальная перестройка на основе национальной автономии. Автономия, будучи одной из форм государственности, позволяла, по мнению большевистского руководства, совмещать интересы России как целого и ее национальных областей. Этот же принцип пытались применить и по отношению к окраинным районам бывшей Российской империи, в которых идеи независимости и отделения от России пустили достаточно глубокие корни.
Выступая на III Всероссийском съезде Советов 15 (28) января 1918 г., И.В. Сталин достаточно четко определил позицию советского руководства по этой проблеме: «Один из вопросов… который особенно волнует в настоящее время Россию, – это вопрос национальный… только Советская власть открыто провозгласила право всех народностей на самоопределение вплоть до полного отделения от России. Новая власть оказалась более радикальной в этом отношении, чем даже национальные группы внутри некоторых народностей.
И тем не менее возник целый ряд конфликтов между Советом Народных Комиссаров и окраинами. Корень всех конфликтов, возникших между окраинами и центральной советской властью, лежит в вопросе о власти. И если буржуазные круги тех или иных областей стараются придать национальную окраску этим конфликтам, то только потому, что им это выгодно, что удобно за национальным костюмом скрыть борьбу с властью трудовых масс в пределах своей области…
Все это указывает на необходимость ограничения принципа самоопределения правом на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс. Принцип самоопределения должен быть средством борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма…»227.
Помимо внутриполитических, были также экономические причины борьбы за целостность России. Большевики не могли отказаться от национальных окраин, на которых были сосредоточены большая часть разведанных на тот момент природных ресурсов и промышленности довоенной Российской империи. Об этом достаточно откровенно писал И.В. Сталин в 1920 г., суммируя уже имеющийся опыт советского «самоопределения»: «Может показаться странным, что статья (о национальном вопросе. –
Национальные движения рассматривались как враждебные Советам, поэтому задача созданного большевиками Народного комиссариата по делам национальностей заключалась в том, чтобы перехватить у националистов влияние на массы. Отдельные же национальные комиссариаты (их было создано, помимо белорусского, еще три – польский, литовский и еврейский) задумывались прежде всего как информационные отделы при Наркомнаце, а не как самостоятельные учреждения по работе с нациями и национальным вопросом.
Решение центральной власти о создании специального органа по белорусским делам при Наркомнаце было вынесено 31 января, а соответствующий декрет СНК был опубликован 2 (15) февраля 1918 г. С этого момента начинается существование и деятельность Белорусского национального комиссариата (Белнацкома). Это было первое центральное большевистское учреждение с характеристикой «Белорусский» в своем названии. Его главной задачей было осуществление информационной связи правительства Советской России с Белоруссией в ее национальном аспекте, причем посредниками в этой связи стали белорусские большевики и их союзники – БСГ и левые эсеры из Белорусского областного комитета при Всероссийском Совете крестьянских депутатов. Группа Белнацкома представляла себе государственное устройство Белоруссии в форме Белорусской Советской Республики в федерации с Советской Россией, или Белорусской коммуны229.
В эмигрантской белорусской историографии существует мнение, что акт образования Белнацкома имел первостепенное значение для белорусского движения, так как означал признание советским правительством не только значимости белорусского национального вопроса, но и факта существования самой белорусской нации, которое до той поры ставилось под сомнение и правыми, и большевиками230. К тому же это был шаг к признанию Белоруссии отдельным национальным регионом и образованию белорусского краевого управления.
В течение всего 1918 г. Белнацком вел активную агитационную и пропагандистскую деятельность. Первым шагом в этой деятельности явился Второй съезд Советов Западной области, созванный ее руководителями сразу после того, как из-за немецкого наступления им пришлось покинуть Минск. Съезд состоялся в Смоленске 14 апреля 1918 г. и принял резолюцию, направленную против «контрреволюционной деятельности Белорусской Рады»231. Однако, несмотря на то что деятельность Белнацкома была санкционирована СНК РСФСР и в целом не выходила за рамки линии партии, местные власти в Белоруссии в лице Облискомзапа и СНК Западной области видели в ней проявление буржуазного национализма и сепаратизма, что провоцировало конфликты между ними.
Поражение Центральных держав в мировой войне не облегчило радикальным образом проведения советским правительством политики на белорусском направлении. Вместо Германии, отводившей Белоруссии определенную роль в реализации проекта возведения барьера против России (Mitteleuropa), в ноябре 1918 г. появился новый конкурент – Польша. И Временное правительство, и СНК РСФСР признавали право польского народа на независимость232, однако вопрос о границе с возрожденной Польшей считали возможным решать лишь с учетом интересов России.
Вне всякого сомнения, в Москве были известны польские территориальные претензии, как рефрен повторявшиеся политиками разных направлений с момента разделов Речи Посполитой. Эти требования стали приобретать характер практических постулатов с рубежа 1916–1917 гг., когда польский вопрос вошел в стадию трансформации в открытую международную проблему. К 1917 г. все великие державы, включая США, согласились на возрождение Польского государства, и никто уже не сомневался, что после войны в том или ином виде это произойдет. Чего нельзя сказать об их позиции относительно границ этого государства в целом, и восточной в частности. Как Россия и Антанта, так и Четверной союз достаточно определенно высказались относительно того, как должна проходить линия разграничения между Польшей и ее восточными соседями, и все они этой линией считали административную границу Царства Польского с некоторыми корректировками. Возрождение Речи Посполитой в границах 1772 г. ни в чьи планы по разным причинам не входило.
Это было невыгодно Германии, имевшей свои планы относительно будущей судьбы Северо-Западного края Российской империи, и польские претензии этот план не учитывал. Это было не слишком выгодно Англии, тоже собиравшейся оказывать непосредственное, а не через поляков, влияние на литовские дела. Франция, основную ставку делавшая на Россию, как своего основного союзника на востоке Европы, не могла поддержать отторжение от нее территорий, которые она традиционно считала не просто ей принадлежавшими, а по праву возвращенными, так как они были населены русскими, пусть и говорящими на диалектах русского языка. Таким образом, теоретически поляки могли надеяться на реализацию своих территориальных проектов только путем создания под их эгидой федерации некогда входивших в Речь Посполитую народов, при условии что они добьются независимости от России. Ко всему прочему, такое решение могло быть приемлемым и для мирового общественного мнения, серьезно воспринимавшего широко распропагандированный американскими СМИ лозунг права наций на самоопределение233.
В конце войны, когда Россия оказалась вне группы держав-победительниц и на положении изгоя в мировой политике, у Польши появилась возможность разнообразить набор сценариев решения вопроса восточной границы. Один из них подготовили национальные демократы, создавшие в 1917 г. Польский национальный комитет. Этот орган пользовался благожелательной поддержкой французского правительства. Его членом Станиславом Грабским были сформулированы польские территориальные требования, предназначенные для предстоящей мирной конференции.
Восточная граница на белорусском отрезке была начертана практически так, как она была определена согласно Рижскому договору 1921 г. К Польше предлагалось присоединить территории с преобладанием населения, исповедовавшего католицизм. В районах Полесья и на Волыни Грабский проводил границу значительно западнее, так как опасался создания православных анклавов на восточных окраинах. После обсуждения проекта в ПНК Грабскому пришлось согласиться с предложенными Дмовским значительно более выдвинутыми на восток границами: они должны были включать в Белоруссии Полоцк, на Волыни Заслав. Эту карту польские представители использовали в 1919 г. на Парижской мирной конференции234.
Однако на такие границы могли согласиться только правительства, искавшие в Польше сильного союзника в противовес немецкому империализму, то есть Франция. Поскольку одним из условий французской гегемонии была бы сильная союзная с ней Польша, благодаря которой Франция не так нуждалась бы в английской поддержке против Германии, то польские планы, способствовавшие этому усилению, не находили поддержки в британском Форин офис. Д. Ллойд Джордж противился этому проекту, чтобы не дать Франции чрезмерно усилиться на континенте235.
Ллойд Джордж не поддержал предложение французов признать ПНК фактическим правительством Польши. В результате комитет лишь смог подать правительствам Антанты меморандум с требованием обеспечить очищение от немецких войск территорий, которые принадлежали Польше до 1772 г., с тем чтобы их могли занять польские войска. Это требование поддержало французское правительство. Маршал Фош на заседании Высшего военного совета Антанты предложил обязать немецкие войска «эвакуировать все территории, входившие в состав Польши до 1772 г.». Но министр иностранных дел Великобритании А. Бальфур отверг такую формулировку. Высший военный совет Антанты постановил обязать немецкие войска очистить «территории, которые перед войной входили в состав России».
13 ноября 1918 г. ВЦИК аннулировал Брестский договор с государствами Четверного союза и изложил свое видение судьбы оказавшихся в оккупации народов бывшей Российской империи236: очищение территории их проживания от захватчиков и реализация права на самоопределение, при революционной солидарности трудящихся и поддержке Российской советской республикой рабочих и крестьян «в их борьбе за установление на их землях социалистической власти». Таким образом, Кремль не собирался добровольно отказываться от западных окраин бывшей империи. Заметим, что тогда даже многие противники большевиков не сомневались в том, что подобная программа не только выражала цели кремлевских политиков, но и отвечала пожеланиям самих народов237.
В момент конституирования Второй Польской республики, в которой Пилсудский имел достаточно сильные позиции, наибольшие шансы стать основой восточной политики получила близкая ему по духу федеративная концепция. Правда, при ее реализации следовало действовать с оглядкой на страны Антанты, учитывать хотя бы на словах их интересы238. Дело в том, что только они могли предоставить Польше все необходимое для создания мощной армии как инструмента реализации федеративного проекта, предполагавшего установление польского контроля над территориями, выходившими даже за пределы границ 1772 г. В числе этих территорий были и белорусские земли.
Учитывая, что большевики широко оповестили мировое сообщество о намерении сохранить этот регион под своим контролем, столкновение с Польшей становилось практически неизбежной и весьма близкой перспективой. В то же время следует подчеркнуть, что Москва конфликта серьезно опасалась, поскольку основные силы Красной армии были сосредоточены на борьбе с белыми армиями. Это хорошо видно по тому, как Красная армия занимала оставляемые немцами территории. Так, 25 ноября начальник Полевого штаба Верховного главнокомандования Ф.В. Костяев распорядился занимать населенные пункты исключительно по договоренности с германским командованием239. Силу Западной армии, защищавшей Москву на фронте от Пскова до Рогачева, командование исчисляло всего в 8 тысяч человек. В освобождаемых областях была масса желающих вступить в Красную армию – десятки тысяч человек, но не хватало обмундирования и снаряжения. И не было шансов на скорое изменение к лучшему. Поэтому большевистское руководство решило использовать войска на западном направлении лишь для восстановления влияния в близлежащих оставляемых немецкой армией областях бывшей Российской империи. Ленин писал заместителю председателя Реввоенсовета Э.М. Склянскому 15 декабря: «паки и паки: ничего на запад, немного на восток, всё (почти) на юг»240. В этих условиях задачей советской стороны становилось оттянуть сколь возможно долго столкновение с Польшей.
Советские опасения, что поляки стремятся к конфликту, получили подтверждение очень скоро. Варшава под надуманными предлогами отказалась от предложений Москвы обменяться дипломатическими представителями, сделанными 28 ноября, 12 и 15 декабря 1918 г.241, назвав одной из причин своего решения то, что на территории Белоруссии и Литвы находились части Красной армии242. В Москве это заявление расценили как лишенную всяких оснований попытку предъявить права на не принадлежащие Варшаве территории. В ответ Польше было указано на полную несостоятельность этого довода, так как ни один солдат Красной армии не ступил на территорию, которую можно было бы рассматривать как принадлежащую Польше243.
В отношении же этнической Польши кремлевские политики фактически взяли курс, объявленный еще Временным правительством: «Признание независимого польского государства из всех земель, населенных в большинстве польским народом». Об этом свидетельствовало и уже упоминавшееся распоряжение Ленина Главному командованию от 29 ноября о военной поддержке советских правительств в Прибалтике и на Украине. В нем не было и намека на подобное содействие сторонникам революции в Польше.
Иной настрой сохранили польские коммунисты в России, осуществлявшие политическое руководство Западной дивизией, созданной в период, когда в Москве еще верили в скорую пролетарскую революцию в Европе. Они разработали детальный план по перегруппировке и стягиванию со всех фронтов на западное направление больших и малых польских частей, чтобы с их помощью революционизировать Польшу244. Однако советское командование с согласия Троцкого в декабре пресекло попытку комиссара Западной дивизии С. Бобинского реализовать этот план с помощью направления на Южный фронт агитаторов, чтобы добиться передислокации на запад польских, белорусских и литовских национальных частей245. А 10 января 1919 г. РВСР вывел Бобинского из Реввоенсовета Западной армии.
Не дали результата попытки С. Бобинского, И.С. Уншлихта (председатель Центральной коллегии по делам военнопленных и беженцев), Ю. Мархлевского и др. заручиться поддержкой своего плана у Ленина, Сталина и Троцкого246. В условиях непрерывно ухудшавшегося положения на главных фронтах гражданской войны большевистское руководство не было готово допустить возникновения новых военных очагов на внешней границе, тем более что ситуация в Польше не обещала легкой победы революционных сил. Поэтому кремлевские политики предпочитали принять новое государство на своей западной границе как геополитическую данность и выстраивать с ним мирные отношения.
В контексте проводимой в тот момент политики «буферизма»247 (так ее называл Г.В. Чичерин) оптимальным средством предотвращения российско-польской войны могло стать только создание формально независимого от Москвы белорусского советского государства. Его образование лишало бы Варшаву таких важных аргументов в пользу права на переход под ее власть белорусских земель, как: 1) ссылка на необходимость исправления исторической несправедливости, допущенной при разделах Речи Посполитой в XVIII в., и 2) что большевики отказывают белорусам в праве на национальное самоопределение.
Только так можно трактовать следующую директиву Ленина, отданную от имени СНК РСФСР командованию Красной армии в конце ноября 1918 г., когда Германия стала выводить свои войска с территорий Обер-Оста:
«С продвижением наших войск на запад и на Украину создаются областные временные советские правительства, призванные укрепить Советы на местах. Это обстоятельство имеет ту хорошую сторону, что отнимает возможность шовинистам Украины, Литвы, Эстляндии рассматривать движение наших частей для оккупации и создает благоприятную атмосферу для дальнейшего продвижения наших войск. Без этого обстоятельства в оккупированных областях войска стали бы в невозможное положение, и население не встречало бы их как освободителей.
Ввиду этого просим указания о том, чтобы наши войска всячески поддерживали временные советские правительства Латвии, Эстляндии, Украины, Литвы, но, разумеется, только Советские правительства»248.
Первый проект Советской Белоруссии
С июня 1917 г. не оккупированная Центральными державами территория Белоруссии входила в состав Западной области с центром в Минске. После Октябрьской революции она включала в свой состав Виленскую, Витебскую, Могилевскую и Минскую губернии. В связи с расширением зоны оккупации в Белоруссии немецкими войсками в феврале 1918 г. центр области был перенесен в Смоленск. В апреле в состав Западной области включили Смоленскую губернию, а в сентябре область переименовали в Западную коммуну с центром в Смоленске.
Вопрос о создании Белорусской советской республики решался в России и стал результатом договоренности руководителей Белорусского комиссариата при Наркомате по делам национальностей и белорусских секций РКЦ(б), с одной стороны, и ЦК РКП(б) – с другой. Для руководителей Облискозапа это решение стало неприятным сюрпризом249.
В условиях фактической, а затем и юридически закрепленной Брестским миром оккупации Белоруссии немецкой армией происходило быстрое расхождение правого (условно, так как это тоже социалисты – пока), находящегося в зоне немецкой оккупации, и левого, российского, течений белорусского возрождения. Левая (петроградская) БСГ сблизилась с БСДРП(б), а вскоре перестала существовать, влившись в ряды партии большевиков. Левые резко осудили акт провозглашения независимости БНР, сочтя его грубым нарушением воли I Всебелорусского конгресса и всего населения Белоруссии. Кроме того, в марте 1918 г. левая (петроградская) БСГ приняла резолюцию, в которой объявляла «беспощадную войну самозваным белорусским радам»250.
После слияния петроградской БСГ с БСДРП(б) последняя пополнила свой преимущественно рабочий состав некоторым количеством белорусской интеллигенции, в том числе старыми деятелями национального движения – Д.Ф. Жилуновичем, В. Фальским, И.Л. Дыло. В это же время произошла и реорганизация (а фактически роспуск) самой БСДРП(б), ставшей в конце марта 1918 г. Белорусской секцией РКП(б) в Петрограде. В результате снижения статуса БСДРП(б) Белнацком стал главным центром деятельности белорусских национал-большевиков.
Комиссаром Белнацкома до мая 1918 г. являлся А.Г. Червяков. Белнацком имел филиалы в Петрограде, Витебске, Саратове и Смоленске. Вместе с белорусскими секциями РКП(б) он вел политическую (агитационную) и культурно-просветительскую работу среди белорусов, проживавших на территории Советской России, и беженцев, открывал белорусские школы и клубы, издавал литературу на русском и белорусском языках251.
Созванный по инициативе Белнацкома Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии, проходивший в Москве 15–21 июля 1918 г., высказался за «свободную единую рабоче-крестьянскую Белоруссию в тесном братском единстве с Российской Советской республикой». Через месяц, 23–24 августа, в Петрограде по инициативе Петроградского отделения Белнацкома была организована I конференция белорусских советских организаций и партий, в которой приняли участие представители всех местных отделов Белнацкома, моряков Балтфлота, рабочих Петрограда и Кронштадта, Петроградской белорусской секции РКП(б), социал-демократов – интернационалистов и эсеров. Конференция приняла единодушное решение, что «Белоруссия должна быть широкоавтономной государственной единицей и… войти в великий федеративный Российский союз равноправным членом»252. Стремления к образованию Белорусской республики – хотя бы и на автономных началах в составе России или в федеративном союзе с ней – полностью отвергались руководством Северо-Западного комитета РКП(б) и Облискомзапа на протяжении всего 1918 г. Исходя из концепции областничества, их руководители, в отличие от Белнацкома, не считали нужным создание советской белорусской государственности в противовес БНР. Облискомзап не признавал даже и начальную форму национальной государственности Белоруссии – областную автономию, предложенную Белнацкомом253. Эти стремления Ландер и Мясников рассматривали как проявления сепаратизма и буржуазного национализма.
Однако сам ход событий в ближайшие месяцы привел к существенному расширению функций Белнацкома и росту его значения. Во-первых, это были события на Западном фронте: мирные переговоры Троцкого с немцами в Бресте и последовавшее за ними стремительное наступление германской армии. На первый план вышли вопросы безопасности «социалистической родины», 21–23 декабря 1918 г. в Москве прошла конференция белорусских секций РКП(б). Она признала необходимость создания Временного рабоче-крестьянского правительства Белоруссии и избрала Центральное бюро белорусских секций РКП(б) из пяти человек: председатель Д.Ф. Жилунович, члены – Ф. Балбека, И. Ненецкий, М. Драка-Дракон, А.Г. Червяков и кандидат – И.Л. Дыло. Центральному бюро было поручено после VI Северо-западной областной конференции РКП(б) (назначенной на 27 декабря) созвать Всебелорусский съезд коммунистов и образовать национальный партийный центр, который взял бы под свой контроль не только секции, но и местные городские организации, в том числе те, которые действовали на территории оккупированной Белоруссии в подполье.
24 декабря вопрос о белорусской советской государственности рассматривался на заседании ЦК РКП(б), а на следующий день состоялась беседа Сталина с членами руководства Белнацкома. Стороны пришли к решению, «по причине современных международных отношений и в целях укрепления и расширения завоеваний социалистической революции во всемирном масштабе», провозгласить «Белоруссию, как самостоятельную во всех отношениях нацию, независимой Советской Социалистической Республикой»254 (выделено в тексте. –
27 декабря Сталин провел в Москве совещание с Мясниковым и Калмановичем, представителями Исполнительного комитета Западной области и фронта. На нем были приняты так называемые «шесть условий об образовании БССР»:
1. Правительство Белорусской республики состоит из председателя и 15 членов правительства.
2. Для очередных дел существует президиум из 3 лиц: председателя правительства и 2 членов из его состава.
3. В состав Республики входят губернии: Гродненская, Минская, Могилевская, Витебская, Смоленская (последняя спорно: по усмотрению местных товарищей).
4. Обком партии Северо-Западной области превращается в ЦБ КП(б) Белоруссии.
5. Председатель ЦБ партии должен быть представителем ЦК партии и правительства.
6. Права ЦБ партии и отделов правительства остаются такими же, как бывшего обкома партии и Облискомзапа255.
Таким образом, условия определяли территорию республики, состав правительства и его полномочия, передавали Виленскую и Ковенскую губернии Литовской Советской республике, Смоленск фактически – РСФСР. Отношения БССР с Россией четко оговаривались последним пунктом: ЦБ КП(б)Б и правительство БССР исполняли те же функции, что и СНК Западной области и Облискомзап, и тем самым должны был подчиняться центральной власти. Так что независимость БССР должна была иметь чисто формальный характер.
30 декабря 1918 г. в Смоленске начала свою работу VI Северо-Западная конференция РКП(б). В ней приняли участие 187 делегатов. Поскольку на конференции были представлены все коммунистические организации, действующие на территории Белоруссии, ее постановили провозгласить I съездом Коммунистической партии Белоруссии. Согласно директиве ЦК РКП(б), в доклад А. Мясникова по вопросу «Текущий момент» был включен пункт «Белорусская Советская республика». В нем содержалось предложение объявить Западную область «самостоятельной Советской Социалистической республикой Белоруссия» (ССРБ). В качестве аргумента в пользу такого шага назывался международный фактор – необходимость «замкнуть цепь советски самоопределившихся образований». Делегаты приняли резолюцию о провозглашении ССРБ без обсуждения.
В тот же день 30 декабря отдельное постановление было принято по вопросу о территории ССРБ: в ее состав были включены Минская, Смоленская, Могилевская, Витебская и Гродненская губернии с прилегающими к ним местностями соседних губерний, населенных преимущественно белорусами.
Постановления I съезда КП(б)Б не устранили противоречий между ЦБ КП(б)Б, где большинство составили сторонники А. Мясникова и В. Кнорина, считавшие провозглашение ССРБ временным явлением, и белорусскими секциями РКП(б).
В состав избранного I съездом Центрального бюро КП(б)Б от белорусских секций вошли Д. Жилунович и И. Лагун. На первом заседании ЦБ КП(б)Б 31 декабря 1918 г. Д. Жилунович предложил объединить на паритетных правах Центральное бюро белорусских коммунистических секций, избранное на Московской конференции 21–23 декабря, с Центральным бюро, избранным съездом в Смоленске. Предложение было отклонено.
ЦБ КП(б)Б приняло постановление о ликвидации Центрального бюро белорусских секций РКП(б), а белорусским секциям, действующим за пределами республики, было дано право работать под руководством ЦБ КП(б)Б. Д. Жилунович отверг такой вариант, вместе с И. Лагуном заявил о выходе из ЦБ КП(б)Б и потребовал сделать перерыв для переговоров с центром. Ему в этом отказали, указав при этом на нарушение им партийной дисциплины.
Чтобы не допустить дальнейшего углубления конфликта, в него на стороне Мясникова вмешался Сталин. Он объяснил, что «белорусское правительство получает директивы непосредственно от ЦК партии через Мясникова как представителя последнего», потребовал срочного выезда временного белорусского правительства в Минск и опубликования манифеста. По словам В.А. Круталевича, предпочтение, отданное Сталиным группе Мясникова, объясняется лучшим пониманием последним общей политической ситуации вокруг образования ССРБ и зацикленностью Жилуновича и его сторонников на национальном вопросе, игравшем в тот период второстепенную роль при принятии соответствующих решений центром256.
Временное рабоче-крестьянское правительство ССРБ было сформировано из двух групп: из членов ЦБ белорусских секций РКП(б) и из ответственных деятелей и партработников Западной области. Большинство постов, включая и ключевые (НКВД, национальных дел, земледелия, путей сообщения и финансов), заняли представители руководства Западной области – фактически противники создания белорусской национальной государственности. Белнацкому оставили представительские функции и чисто декоративные в условиях войны и разрухи должности, например наркомат иностранных дел (Фальский). Даже должность председателя правительства (Жилунович) в таких условиях не обеспечивала преобладающих позиций – ведь полномочным представителем центра был А. Мясников, занимавший в белорусском правительстве пост наркома по военным делам.
Манифест об образовании ССРБ был подписан 1 января 1919 г. Д.Ф. Жилуновичем, А.Ф. Мясниковым, А.Г. Червяковым и И.И. Рейнгольдом и опубликован в ночь с 1 на 2 января. Он стал важным политическим документом конституционного значения. Манифест объявлял власть Белорусской рады257 свергнутой и несуществующей, а Белоруссию торжественно провозглашал «свободной, независимой Социалистической Советской республикой», власть в которой принадлежит рабочим, крестьянским, батрацким и красноармейским депутатам, живущим в Белоруссии. Земля, недра, леса и воды, железные дороги и пути сообщения, почтовые, телеграфные и телефонные сети, фабрики, заводы и банки становились достоянием рабочих и бедного крестьянства Белоруссии, повсеместно вводился восьмичасовой рабочий день. Упразднялось всякое сословное и национальное неравенство, правительство обещало навести «революционный порядок», под которым понималась и «беспощадная кара» всех контрреволюционных выступлений258.
Название республики в первое время было неустоявшимся: в манифесте она именовалась Белорусской советской республикой и Белорусской социалистической советской трудовой республикой. Название Советская Социалистическая республика Белоруссия было закреплено лишь 4 февраля в принятой на I съезде Советов Белоруссии Конституции259.
В связи с провозглашением ССРБ Облискомзап 3 января принял постановление о самороспуске и о переходе всей власти к Временному революционному рабоче-крестьянскому правительству Белоруссии. Это постановление было утверждено Президиумом ВЦИК 11 января. 5 же января правительство ССРБ переехало из Смоленска в Минск260.
Таким образом, на переломе 1918–1919 гг. Кремль, столкнувшись с реальной опасностью польской территориальной экспансии в Белоруссии, принял и провел в жизнь решение о создании ССРБ. Это решение не было подготовлено предшествующим развитием белорусского национального движения, не стало результатом широкого массового движения. Поэтому его вполне можно считать тактическим, а не стратегическим шагом, продиктованным складывавшимися международными обстоятельствами. Вместе с тем нельзя не указать на то, что принятое во многом ad hoc решение вело к ряду побочных последствий. Позитивным для власти можно считать затруднение им деятельности лагеря Белорусской народной республики, в создании которой, как отмечалось выше, внешний фактор также сыграл далеко не последнюю роль. А вот расширение социальной базы советской власти в Белоруссии за счет тех групп населения, которых не удовлетворяли одни только проведенные и обещанные большевиками социальные преобразования, таило в себе как позитивные, так и негативные моменты, особенно с точки зрения ортодоксальных марксистов, последовательных противников всего, что было связано с национальными моментами.
Нет ничего удивительного в неоднозначности первой реакции белорусского общества на провозглашение ССРБ. Эта акция не обсуждалась предварительно ни на страницах печати, ни в местных Советах. Советскими работниками государственная самостоятельность отождествлялась с политической и экономической изоляцией, ослаблением хозяйственных связей с Россией, заигрыванием с националистами. Местными Советами принимались резолюции о нежелании создавать белорусские государственные органы, организовывать самостоятельное государство. Об этом, в частности, сообщали Чичерину в начале января 1919 г. представители НКИД в Белоруссии Машицкий и Литве Д.Ю. Гопнер. Если первый сделал акцент на продемонстрированное делегатами минского съезда, провозгласившего создание ССРБ, опасение перед ростом национализма261, то Гопнер отметил такой очень важный момент, что причиной согласия участников совещания ответственных партийных работников в Витебске проводить в жизнь решение Москвы по Белоруссии помимо партийной дисциплины, стало доверие «центру в вопросах международной ориентации»262. Создание самостоятельной ССРБ привело также к разногласиям среди белорусских коммунистов. Некоторые из них оспаривали решение ЦБ КП(б)Б о ликвидации национальных белорусских секций и даже пытались создать Белорусскую компартию. ЦБ КПБ(б) обвинил сторонников этой позиции в ведении националистической пропаганды, в том, что они «поставили целью дезорганизовать коммунистическую и советскую работу на местах и ведут национальную агитацию»263.
Инструментальный, тактический характер решения о создании ССРБ, его обусловленность внешнеполитическими соображениями, нашли подтверждение в принятии 16 января 1919 г. ЦК РКП(б) решения об отделении от ССРБ Витебской, Могилевской и Смоленской губерний и передаче их РСФСР264. На первый взгляд это было алогичное решение: ведь прошло всего лишь две недели с момента создания ССРБ с вполне определенными границами, и вдруг центр их сужает так существенно, что ни о какой корректировке говорить не приходится. В связи с этим закономерен вопрос, чем же было продиктовано это решение. Прямого ответа на него в известных нам документах нет, но, судя по последующему развитию событий, помимо противодействия партийных и советских органов этих губерний их включению в состав ССРБ, определенную роль сыграли соображения внешнеполитического характера.
17 января Гопнер телеграфировал Чичерину, что вопрос о границах Белоруссии не будет, вероятнее всего, представлять особых трудностей. Планировавшуюся центром для согласования границ новых республик конференцию представителей советских Белоруссии, Украины, Литвы и Латвии он даже не считал нужным проводить в Москве, достаточно было бы собрать их в Минске или Двинске и решить этот вопрос там при посредничестве самого Гопнера. Для этого он просил сообщить мнение ЦК РКП(б) об окончательном варианте границы, приемлемом для Москвы265.
Неожиданно для Москвы решение ЦК РКП(б) вызвало противодействие руководителей ССРБ. Д.Ф. Жилунович и другие белорусские лидеры (Ф.Г. Шантыр, И.Л. Дыло, А.Г. Червяков, И.П. Пузырев, А.А. Кваченок) направили протест в Москву, утверждая, что отделение от ССРБ трех губерний нарушает провозглашенные принципы и пагубно отразится на жизненных интересах белорусского пролетариата и крестьянства. Недовольный их реакцией центр направил в Минск А.А. Иоффе, известного советского специалиста по вопросам внешней политики, наделив его широкими полномочиями. Он должен был убедить белорусских коммунистических лидеров, что решение ЦК РКП(б) пересмотру не подлежит.
22 января вопрос территориальных изменений обсуждался на заседании ЦБ КП(б)Б с участием Иоффе. Он напомнил, что решение о создании ССРБ мотивировалось исключительно внешнеполитическими причинами. Отметив необходимость «поставить барьер, который выдержит первый натиск империалистов», Иоффе заметил, что создание самостоятельных национальных республик имеет и свою «опасную сторону – дает возможность развиваться мелкобуржуазному национализму». Чтобы избежать этого, ЦК РКП(б) предложил ССРБ начать переговоры с Советской Россией об объединении. Причем была особо подчеркнута необходимость длительных переговоров, так как «скорое включение Белорусской республики в Советскую Россию уничтожит все выгоды существования буферов»* В заключение Иоффе сообщил об окончательном характере решения ЦК РКП(б) ограничить территорию ССРБ Минской и Гродненской губерниями266. Аргументация центра по этому вопросу была следующей: республика буферная и нужна постольку, поскольку граничит с другими странами. Смоленская, Витебская и Могилевская губернии не граничат с другими странами, поэтому их можно исключить267.
В докладе из Минска Свердлову, Ленину, Троцкому и Чичерину от 24 января 1919 г. Иоффе настаивал на необходимости проявить твердость и не менять принятого решения268. Считая, что и после утверждения решения о разделе Белоруссии ЦБ будет его саботировать, Иоффе предлагал оставить в Минске только часть областников, а остальных убрать и заменить московскими представителями и частично местными работниками, сохранить Западный округ и Западный фронт в неизменном виде, а Реввоенсовет Белорусской республики упразднить, ибо его существование только на руку сепаратистам и националистам. Но поддерживал «возражение всех местных людей», особенно польских коммунистов, что Белоруссию должны защищать местные, а не присланные из центральных русских губерний войска. В пользу тезиса о том, что в советском руководстве считались с большой вероятностью войны с Польшей, служит приведенный Иоффе аргумент, что для разложения белых польских войск как нельзя лучше приспособлены именно польские части РККА. Русские же части лишь будут способствовать росту шовинизма в Польше и в Литве269.
Решение центра об уменьшении территории ССРБ вызвало негативную реакцию не только национал-коммунистов, но и сторонников областной концепции. Те и другие считали, что отделение трех губерний, фактически половины республики, приведет к усилению позиций буржуазных националистов и расколу в КП(б)Б. Решено было послать в Москву на переговоры с Лениным двух представителей Центрального бюро Коммунистической партии Белоруссии – И.И. Рейнгольда и Р.В. Пикеля. Изменить решения центра они, естественно, не сумели. Но зато на этих переговорах они узнали о новом решении ЦК РКП(б) – объединить Белорусскую и Литовскую советские республики.
Конфликт белорусских коммунистов с фактически правившим в Белоруссии командованием Западного фронта, безусловно имевшим в условиях постоянной военной угрозы больший вес для Москвы, а также подозрения руководителей ССРБ в национализме подтолкнули центр к корректировке своей позиции относительно того, как должны выглядеть буферные республики на бывшей территории Великого княжества Литовского. К тому же Иоффе сигнализировал из Минска, что границы Белоруссии в пределах Минской и Гродненской губерний, полностью совпадают с волей населения Белоруссии, поэтому никаких территориальных споров между ССРБ и РСФСР нет270, зато важную проблему представляли собой спорные между Белоруссией и Польшей Бельский и Белостокский уезды Гродненской губернии. При этом он ссылался на опасения польских коммунистов, что продвижение частей Красной армии на польскую территорию или на территорию, на которую претендует польское правительство, может создать casus belli271.
Другой непростой проблемой, с которой столкнулась Москва после создания ССРБ, стало национальное размежевание в Гродненской губернии между Белорусской и Литовской советскими республиками. В декабре 1918 г. части Красной армии, двигаясь вслед за уходившими в Германию немецкими войсками, заняли Гродненскую и Виленскую губернии. Повсеместно стали создаваться советские органы власти. Нелегальное временное революционное правительство Литвы, созданное в Вильно еще 8 декабря 1918 г., 16 декабря издало манифест о провозглашении советской власти в Литве и Западной Белоруссии.
Поделиться книгой: