Помоги проекту - поделись книгой:
Литовцы, не добившись от немцев немедленного удовлетворения своих политических требований, неохотно шли на сотрудничество, хотя и не отказывались от него. Поляки заняли недоброжелательную позицию, видя, что немцы, не желая усиления их влияния в крае, ориентируются скорее на взаимодействие с литовцами119. Евреи остались нейтральны, но не создавали оккупационным властям каких-либо проблем.
Что же касается белорусов, то, по свидетельству все того же Людендорфа, с ними «считаться не приходилось, так как поляки их национально обезличили, ничего не дав им взамен. Осенью 1915 г. я захотел получить представление о белорусах. Сначала их буквально нигде нельзя было найти. Лишь позднее обнаружилось, что это весьма распространенное, но крайне ополяченное племя, стоящее на столь низкой ступени культуры, что помочь им можно было лишь продолжительным воздействием»120.
Тем не менее установление немецкого оккупационного режима сыграло немаловажную роль в политизации белорусского национального движения: не видя в белорусах сколько-нибудь реальной силы, немцы не чинили никаких препятствий деятельности белорусских организаций, особенно культурно-просветительских.
«При благосклонном внимании» оккупантов начала развиваться сеть белорусских начальных школ, открылся ряд издательств, выпускалась на белорусском языке газета «Гоман». В Вильне работали Белорусский комитет помощи пострадавшим от войны, приобретший в итоге значение национального представительства белорусов перед оккупационной властью, Белорусский клуб, Научное товарищество
Реакция российской прессы, как и официальных кругов, на эту деятельность белорусских политиков была резко негативной. В нейтралитет Германии в оккупированных областях в национальном вопросе, особенно белорусском, поверить было трудно, поскольку именно белорусский сепаратизм подрывал один из основополагающих принципов русской идеи – единство великорусской, малорусской и белорусской ветвей русского народа. Так, газета «Новое время» писала: «В занятых немецкими войсками западно-русских областях германцы… стараются всеми силами привить русскому населению стремление к культурно-национальному сепаратизму. Они… не признают русского народа, как единого национального организма, и стремятся к тому, чтобы Россия из государства национального, русского, превратилась в государство национальностей, чтобы она, одним словом, сделалась тем, что называется „лоскутной империей“. Это стремление является краеугольным камнем австро-германской политики в занятых русских областях… Заняв часть коренной русской территории, населенной малорусскими и белорусскими племенами, они начинают заводить там особые „белорусские“ школы и всеми средствами поддерживают сепаратистические стремления кучки чужеродных интеллигентов, приверженцев белорусского сепаратизма», Автор статьи, писавший под псевдонимом Б-къ, призывал российскую либеральную интеллигенцию понять, что «всякое маниловское благодушие и всякая поддержка „белорусских“ и „украинских“ сепаратизмов является только работой в пользу нашего врага, работой pour les rois de Prusse et de rAutriche»122. Деятельность издателей «Гомана», как и ранее «Нашей нивы», объяснялась желанием навредить русскому делу и объявлялась инспирированной германским командованием123.
Практически сразу после вступления оккупационных войск в Вильну белорусские политические и общественные организации образовали координационный орган – Белорусский народный комитет (БНК). В него входили представители Виленского комитета Белорусской социалистической громады, Белорусского товарищества помощи пострадавшим от войны, редакции католического еженедельника «Беларус» и др. Возглавил БНК А. Луцкевич.
Деятели Белорусского комитета, осознавая недостаточность собственного политического веса, в 1915 г. совместно с польскими, литовскими и еврейскими демократическими организациями, действовавшими на оккупированной территории, выступили с постулатом «полной государственной независимости Белорусско-Литовского края». Они предлагали создать Литовско-Белорусское государство (Великое княжество Литовское) с сеймом в Вильне, избранным на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования124. Восстановление ВКЛ предполагалось в пределах оккупированных немцами земель, таким образом, восточная часть Белоруссии оставалась бы за пределами этого государства. По словам А. Луцкевича, в то время отсутствовала фактическая возможность «для малой части сознательных белорусов в пределах оккупации думать о своей особой государственной работе для Белоруссии и со всей Белоруссией»125.
Концепция возрождения белорусской государственности в форме конфедерации Великого княжества Литовского имела и своих оппонентов. А. Бурбис, возглавлявший московскую организацию БСГ, считал, что условия оккупации не дают никаких надежд на национальное освобождение края. В то же время он более всего опасался победы в войне царской России, что «поставило бы крест на освобождении Белоруссии».
В годы Первой мировой войны белорусский вопрос впервые был доведен до сведения международной общественности. Белорусский народный комитет в мае 1916 г. представлял Белоруссию, в том числе Восточную, на конференции народов России в Стокгольме, на которой заявил о желании белорусов выйти из состава России и создать собственное государство со столицей в Вильне126.
Белорусская делегация участвовала также в работе III конференции народов России, проходившей 27—9 июня 1916 г. в Лозанне. Текст реферата, с которым делегация выступила на конференции, был подготовлен А. Луцкевичем и 11 июня 1916 г. одобрен БНК, отражая, таким образом, господствующую позицию в национальном движении виленских белорусов. Основным его содержанием было обоснование идеи «Соединенных штатов от Балтики до Черного моря», которая предполагала создание после войны федеративного союзного государства в составе Белорусски, Литвы, Латвии и Украины. Такая федерация, по мнению А. Луцкевича, была бы очень выгодной для Белоруссии с точки зрения политического, экономического и культурного развития. В то же время осуществление этой идеи представлялось возможным только «при полном развале российской государственной системы»127. Эта концепция очень напоминала польские федералистские концепции, с тем, однако, отличием, что она не предполагала опоры на какое-либо из соседних государств, для которого эта федерация служила бы буфером и защитой от России. Федерация представлялась авторам самостоятельной ценностью, позволявшей создать достаточно сильное объединение, обеспечивающее национальное развитие всех стран-участниц. Тем не менее осуществление этой идеи после «полного развала российской политической системы», судя по всему, предполагало поддержку Германии.
Российские революции и белорусский национальный проект
Февральская революция создала в России ситуацию двоевластия. Временное правительство в своей первой декларации от 3 марта 1917 г. обещало уравнять всех граждан России в правах независимо от их религиозной, национальной, сословной принадлежности. Разрешено было использование национальных языков в школах и частных организациях, сохраняя при этом за русским языком статус государственного. Вопрос же об изменении государственного статуса нерусских народностей остался открытым, за исключением Польши и Финляндии128.
14 марта 1917 г. с воззванием к польскому народу обратился Петросовет. Он заявил, что Польша имеет право «на полную независимость в государственно-международном отношении»129. 16 марта последовало обращение Временного правительства по польскому вопросу. В нем говорилось о готовности признать независимость Польши при условии, что границы будут установлены с согласия российского Учредительного собрания, а Польша вступит с Россией в «свободный военный союз». Кроме того, оно выразило надежду, что судьба народов, входивших некогда в состав Речи Посполитой, будет решена с учетом их интересов130.
Польский регентский совет, созданный немецкой администрацией оккупированного Царства Польского, отверг эти условия и заявил, что судьба территорий, лежащих между этнически польскими и великорусскими землями, должна быть решена «с учетом государственных интересов независимой Польши и вниманием к воле народов, населяющих эту территорию»131. Таким образом, уже в начале 1917 г. было посеяно зерно территориального конфликта между Россией и Польшей. Лагерь сторонников Пилсудского по-своему стремился решить проблему восточной границы. В мае ряд польских партий (ППС, ПСЛ, Партия национальной независимости, Объединение демократических партий, Народная партия и Национальная партия) подписали совместную декларацию об отношениях будущей независимой Польши с Литвой. Они высказались за возобновление их прежнего союза. В августе Л. Василевский, сторонник Пилсудского и его тогдашней ориентации на Германию, в издании «Культура Польши» (
Виленские белорусы в этот период, возможно под немецким влиянием, резко негативно высказывались в адрес этих планов польских политиков. Так, петроградская газета «Новое время» цитировала статью из «Гомана» под названием «Руки прочь»: «Наш край, наша родина никогда Польше не принадлежали и никогда собственностью Польши не были; много веков назад она объединилась с Польшей в одно общее государство по доброй воле и на равных правах. Если в настоящее время весь мир признал право Польши на независимое существование, то такими же правами располагает и наш край…Мы открыто и громко заявляем, что не желаем быть батраками поляков, не желаем быть государственными крепостными в шляхетской Польше»133.
Уже тогда, в середине 1917 г., была обозначена суть конфликта: Польша намеревалась решить вопрос принадлежности белорусских земель путем соглашения с Российской республикой, против чего белорусские политики решительно протестовали. Такая постановка вопроса заведомо лишала их права голоса, чего, как они надеялись, не допустят «ни русская республика, ни международная мирная конференция», которые «не согласятся на подобное стремление захватить чужую землю и полякам, обладающим непомерно широкими аппетитами, ответят открыто и веско «руки прочь»134. Характерно здесь не только благосклонное на сей раз отношение российской газеты, еще недавно подозревавшей тех же белорусов в шпионаже против России, но и апелляция белорусских политиков в споре о принадлежности Белоруссии не к мнению белорусского народа, а к доброй воле России и Антанты.
Василевский считал белорусов, главным образом католиков, потенциальными союзниками польского населения в борьбе против литовских амбиций и предполагал, судя по всему, их скорую ассимиляцию с польским, более влиятельным, населением135. Антипольская в большинстве позиция белорусских политиков не имела для польских лидеров какого-либо значения, поскольку, видимо, их непопулярность в белорусском обществе была достаточно очевидной.
На территории, оставшейся под контролем России, условия не благоприятствовали белорусской национально-политической деятельности. Белорусские активисты работали в основном в беженских комитетах и обществах помощи населению, перемещавшемуся в глубь России перед наступлением немецкой армии136.
Вопрос о самоопределении Белоруссии в период от Февраля до Октября не ставился в плоскости национального самоопределения и отделения от России. Речь шла исключительно об автономии. Большинство активистов национального движения как на территории Белоруссии, так и среди работников белорусских беженских комитетов в Центральной России были в этом вопросе солидарны. Белорусские исследователи объясняют этот факт верой в демократический потенциал русской революции, в то, что она сможет создать условия для национального развития Белоруссии137. В это время активно создавались белорусские национальные организации в армии.
Несмотря на умеренность программы автономии, она не была принята центральной властью. В апреле 1917 г. делегация Белорусского национального комитета138 во главе с Р. Скирмунтом прибыла в Петроград для переговоров с Временным правительством об изменении статуса белорусских губерний. Кадеты, которые в тот момент составляли большинство в российском руководстве, удостоверившись, что реальной экономической или военной силы за комитетом нет, свернули всякие переговоры на эту тему. Они в принципе были противниками создания национально-территориальных образований в пределах России, поэтому Скирмунт не получил ответа на свой запрос. Было решено только поддерживать с БНК постоянную связь139.
В условиях нарастания общенационального кризиса в стране, роста революционной борьбы лидеры белорусского движения стремились выработать единую платформу действий всех национальных партий и организаций. С этой целью в Москве 24–26 сентября был созван I Всероссийский съезд беженцев-белорусов. Главным вопросом съезда снова стало политическое устройство края. Делегаты либерально-демократических партий высказались вообще против автономии, аргументируя свою позицию тем, что «крестьянство не хочет полной автономии». В итоге все же была принята автономистская резолюция, с требованием широкого самоуправления края140. Съезд выявил разные политические тенденции в национальном движении Белоруссии. Проблема консолидации сил белорусских партий и организаций не была решена.
В период 15–25 октября 1917 г. была проведена реорганизация руководящего центра белорусского движения, создан новый краевой орган – Великая белорусская рада (ВБР).
После проведения целого ряда фронтовых съездов в Минске в октябре141 была создана Центральная белорусская войсковая рада во главе с С. Рак-Михайловским со своим печатным органом «Белорусская рада». Она приняла затем активное участие в создании Великой белорусской рады. Основной задачей Войсковой рады стало собирание «живой силы», в основном интеллигенции и солдат, вокруг идеи белорусской автономии142, создание военных формирований «для обороны родной белорусской земли и Российской федеративной демократической республики»143. Членом ЦВБР К. Кондратовичем был разработан и представлен Верховному главнокомандующему на утверждение план формирования белорусских частей. Однако это ходатайство совпало по времени с Октябрьской революцией. И. о. главкома генерал-лейтенант Н.Н. Духонин отказался утвердить этот проект, ссылаясь на то, что «вопрос выходит за пределы военных дел, а потому не подлежит его компетенции». Новый главнокомандующий, большевик
Н.В. Крыленко, сначала дал согласие на формирование «1-го Белорусского полка и Белорусского корпуса по штатам польского». Главком Западного фронта А.Ф. Мясников подписал приказ об образовании белорусских частей, но категорически против организации каких-либо национальных вооруженных сил выступил Временный революционный комитет Западного фронта (из чисто политических соображений и вопреки военной необходимости, по мнению В. Ладысева144).
На протяжении 1917 г. национальная программа РСДРП(б) существенно менялась, в первую очередь в вопросе о национально-государственном устройстве России. Примерно до июня среди большевиков господствовало отрицательное отношение к принципу федерализма. Известно, что VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б) отклонила лозунг культурно-национальной автономии, заявив, что он направлен на искусственное размежевание рабочих, их разделение по национальному признаку. Однако конференция не поддержала и позицию Г.Л. Пятакова, который считал лозунг самоопределения наций вплоть до отделения реакционным, а национальное государство – пройденным этапом. В принятой резолюции подтверждалось требование программы партии о праве наций на самоопределение вплоть до отделения и создания независимых государств. При этом, однако, подчеркивалось, что «вопрос о праве наций на свободное отделение нельзя смешивать с вопросом о целесообразности отделения той или иной нации в тот или иной момент. Этот последний вопрос партия пролетариата должна решать самостоятельно, с точки зрения интересов классовой борьбы пролетариата за социализм»145.
Впервые положение о том, что многонациональная Россия может стать союзом добровольно объединившихся республик, было высказано В.И. Лениным в речи на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов 9 июня 1917 г. Он отметил, что «не нужно бояться отдельных республик. С точки зрения интересов рабочих и крестьян это не страшно. Пусть Россия будет союзом свободных республик». Это заявление имело принципиальное значение.
Оно исходило из анализа развития национально-освободительного движения в Финляндии и на Украине. До этого РСДРП(б) считала наиболее целесообразным дать национальным окраинам автономию. Она опасалась, что федерация ослабит существующие политические, экономические и культурные связи между народами России. Многие теоретики большевизма, например Сталин, после Февральской революции считали, что «неразумно требовать для России федерации, самой жизнью осужденной на исчезновение. Половинчато-переходная форма – федерация – не удовлетворяет и не может удовлетворить интересов демократии». Вместо федерации предлагалось предоставить: «1) право на отделение тем нациям, которые населяют определенные области (компактно) и не хотят оставаться в рамках целого; 2) политическую автономию в рамках единого (унитарного) государства с едиными нормами Конституции для областей, отличающихся определенным национальным составом и которые остаются в рамках целого»146.
На практике этого принципа РСДРП(б) стала придерживаться только после Октябрьской революции, что нашло свое отражение в «Декларации прав народов России» от 2 (15) ноября 1917 г., подготовленной В.И. Лениным и И.В. Сталиным на основании решения съездов Советов о праве народов России на самоопределение. Следует сказать, что, как и охарактеризованная выше национальная программа РСДРП(б), декларация была документом двойного назначения. В ее констатирующей части провозглашалось, что в основу деятельности СНК РСФСР по вопросу о национальностях России будут положены следующие начала:
1. Равенство и суверенность народов России.
2. Право народов России на свободное самоуправление, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.
3. Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений.
4. Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России.
Но в преамбуле документа, несмотря на заявленное в его констатирующей части право на отделение, главной целью партии в национальном вопросе был объявлен «честный и прочный союз народов России»147. Это означало, что, как отмечает Г.Ф. Матвеев, «подписанты декларации В.И. Ленин и И.В. Сталин применительно к России не ставили задачи ее расчленения по национальным швам… Тем самым он объявляли себя сторонниками сохранения России как многонационального государства в будущем»148.
В составе первого советского правительства был создан Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац), который возглавил известный в партии как специалист по национальному вопросу Сталин. Созданный в ноябре 1917 г. во ВЦИК отдел по национальным вопросам, руководителем которого был назначен М.С. Урицкий, просуществовал до конца декабря и был слит с Наркомнацем.
Наркомнац, состоявший из ряда комиссариатов (польского, литовского, мусульманского, еврейского, армянского, белорусского и др.), и отделов (киргизского, марийского, украинского и др.) способствовал организации национальных республик и областей, проводил работу с национальными кадрами, подготавливал программные документы по национальным отношениям, участвовал в формировании национальных частей Красной армии149.
Сразу же после революции Советом народных комиссаров РСФСР было принято решение о признании независимости Польши и Финляндии. Что же касается остальных территорий страны, то там создавались советские республики на основании как национального (Украинская, Молдавская и др.), так и территориального (Одесская, Донецко-Криворожская и др.) принципов. Таким образом, большевики без промедления приступили к реализации одного из принципов своей партийной программы в области национальной политики.
Большевики в Белоруссии опирались на местный пролетариат (весьма немногочисленный), революционно настроенных солдат Западного фронта (около 1 млн человек) и беднейшую часть крестьянства (значительно увеличившуюся в результате военных действий и вызванной ими разрухи). После Февральской революции и до осени 1917 г. большевики сотрудничали с меньшевиками и бундовцами в объединенных социал-демократических организациях150. Самыми известными из местных лидеров РСДРП(б) были М.В. Фрунзе (Михайлов), А.Ф. Мясников, В.Г. Кнорин, К.И. Ландер, И.Я. Алибегов. В национальном вопросе они исходили из общих установок партии и в первую очередь – из интересов «классовой борьбы за социализм». Большевики стремились поддержать левое течение в белорусском движении, чтобы направить его в русло революционной борьбы. Учитывая, что БСГ объединяла различные слои белорусского общества, они считали целесообразным сотрудничать с ней на социальной основе. Как вспоминал позднее Кнорин, «Минский Совет и его большевистское большинство на протяжении всего лета относился очень положительно к работе белорусской Громады, хотя у нее и не было представительства в Совете. На массовых собраниях предоставлялось слово А. Смоличу, П. Бодуновой и другим лидерам Громады… Ухудшение отношений между Советом и белорусскими организациями началось с того времени, когда в белорусском движении стали главную роль играть правые элементы и белорусское движение приобрело характер буржуазного сепаратизма»151.
Октябрьская революция радикально изменила ситуацию в крае. Минский Совет рабочих и солдатских депутатов стоял, в отличие от других белорусских губернских центров, на большевистских позициях и уже 25 октября 1917 г. издал приказ о переходе власти в Минске и окрестностях к Совету. Значение Минска в общероссийской борьбе большевиков за власть усиливалось тем, что именно там находилось управление армиями Западного фронта. Сторонники Временного правительства создали, в противовес Совету, Комитет спасения революции, который попытался установить собственную власть в крае, однако войска Западного фронта практически полностью оказались на стороне Совета. В начале ноября победа большевиков в Белоруссии стала очевидной152.
5 ноября было объявлено об образовании Военно-революционного комитета Западного фронта, который взял в свои руки военную и политическую власть. Председателем стал К.И. Ландер, в состав вошли А.Ф. Мясников, Н.И. Кривошеин, М.И. Калманович и др153.
В конце ноября состоялись съезды рабочих и солдатских депутатов Западной области, комитетов Западного фронта и крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. Объединенные исполкомы этих трех съездов образовали Исполнительный комитет Западной области и фронта (принятое сокращение в литературе – Облискомзап). Его возглавил Мясников, затем Калманович. Облискомзап по образцу центрального Совнаркома образовал СНК Западной области во главе с Ландером154.
Провозглашенный большевиками лозунг права народов на самоопределение155 поставил перед белорусским национальным движением проблему дальнейшего развития края. Политические партии Белоруссии в своем большинстве не поддержали Октябрьскую революцию. В «Грамоте к белорусскому народу», опубликованной 27 октября 1917 г. от имени Великой белорусской рады, Центральной белорусской военной рады, Белорусского исполкома Западного фронта, БСГ, свержение Временного правительства и переход власти в руки Совета народных комиссаров характеризовались как «величайшее бедствие», «вихрь безвластия», который может погубить «святое дело защиты свобод и прав Белорусского народа» и даже угрожает самому существованию белорусов156. Резкое неприятие большинством партий края большевистской власти привело к тому, что идея автономии начала вытесняться, особенно в кругах ВБР, идеей «незалежнасьці» – полной государственной независимости Белоруссии, ее выхода из состава России. Сторонники ее – небольшая группа молодой социалистической интеллигенции, солдаты и старые белорусские деятели – выходцы из полонизированной шляхты (Р. Скирмунт). Эта идея нашла поддержку и среди деятелей городского самоуправления.
Однако среди белорусов, в первую очередь беженцев в России, были и сторонники союза Белоруссии с новой, большевистской Россией. В ноябре 1917 г. в Петрограде был организован Белорусский областной комитет (БОК) при Всероссийском Совете крестьянских депутатов. БОК являлся левоэсеровской организацией. Возглавляли ее Е.С. Канчер (председатель), Ф.М. Короткевич, А.Я. Куссе-Тюз и В.С. Селиванов. Канчер к тому моменту зарекомендовал себя как теоретик белорусского национального возрождения. Своей задачей БОК объявил сплочение трудового крестьянства и солдат Белоруссии вокруг идеи автономной Белоруссии, как части Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. БОК внес в белорусское движение новое начало – определенно восточную ориентацию157.
Таким образом, на первый план вместо создания общенационального представительства белорусские лидеры, оставшиеся по восточную сторону фронта, выдвинули вопрос, какой из претендовавших на власть в России политических центров следует признать легитимным. Этот вопрос способствовал радикализации всех политических сил в Белоруссии, хотя большинство из них по-прежнему склонялись к автономии. Учитывая слишком короткое время, которое эпоха отвела на организацию белорусских политических сил, трудно было ожидать, что они сумеют встать над между- и внутрипартийными склоками, достигнут соглашения и создадут единый национальный (или хотя бы региональный) центр. Это наглядно продемонстрировала работа Всебелорусского съезда.
Мысль о созыве такого общенационального форума появилась, судя по всему, одновременно у Великой белорусской рады, Центральной белорусской войсковой рады и Белорусского областного комитета. Однако уже в ходе подготовки к нему ярко проявилось соперничество группировок. ВБР вместе с Центральной белорусской войсковой радой и Белорусским исполкомом Западного фронта назначили созыв съезда на 5 декабря в Минске. Белорусский областной комитет, недовольный политикой Великой белорусской рады и ее стараниями возглавить все движение (хотя она и создавалась, в том числе и с согласия БОК) как его руководящий центр, назначил созыв съезда на 15 декабря в Рогачеве. Выбор места, по версии Ф.Ф. Турука158, объяснялся опасным положением Минска, расположенным близко от линии фронта.
В совместном обращении исполкомов Великой белорусской рады, Белорусской войсковой рады и Белорусского исполкома Западного фронта «Ко всему белорусскому народу» подчеркивалось, что Белоруссия «должна стать демократической республикой, спаянной с Великороссией и другими соседними республиками на основе федерации. Вся власть в Белоруссии должна принадлежать Краевой раде, которая выбирается по принципу равного, всеобщего, тайного и пропорционального голосования». Главной задачей Краевой рады определялось скорейшее заключение мира. Всю землю предлагалось передать трудящимся под контролем всенародно избранных земельных комитетов. Местная власть должна была принять неотложные меры по охране оставшихся богатств края. Таким образом, «наблюдалась тесная связь в решении политических, социальных и национальных проблем»159.
2 декабря 1917 г. в связи с предстоящим Всебелорусским съездом белорусский вопрос рассматривался на заседании СНК РСФСР. Сталин, народный комиссар по делам национальностей, обсудил на этом и на следующем заседании, с участием белорусских представителей на Всероссийском съезде крестьянских депутатов, вопрос образования и укрепления пророссийского крыла на ожидавшемся форуме. Сталин высказался в поддержку «областников»160. На проведение съезда Совнарком выделил Белорусскому областному комитету 50 тысяч рублей161. Приглашенная на съезд Белорусская социал-демократическая рабочая партия (большевиков) – БСДРП(б), образовавшаяся осенью 1917 г. в Петрограде на базе ячеек БСГ, написала во ВЦИК РСФСР о том, что исторические обстоятельства классовой борьбы в Белоруссии, которая носит здесь национальный характер, требуют объединить на съезде рабочих и крестьян. Партия просила оказать ей финансовую поддержку для командирования на съезд «достаточного» количества делегатов, чтобы повести его за собой. ВЦИК удовлетворил просьбу и ассигновал средства. На Всебелорусский съезд отправились десять делегатов от БСДРП (б). Но они прибыли в Минск только 17 декабря, то есть в день разгона съезда.
Белорусский историк И.М. Игнатенко в книге «Октябрьская революция и самоопределение Белоруссии» выдвинул гипотезу, что БОК был выбран Наркомнацем из-за того, что был представителем крестьянства – самого многочисленного класса населения Белоруссии162. Но, как отмечает В. Ладысев163, почти треть комитета составляли представители армии и флота. В то же время в армии (на Западном фронте в частности) было много сторонников Великой белорусской рады, в основном эсеры. Таким образом, это был компромисс центральной власти с одной из самых влиятельных и в то же время лояльно настроенной по отношению к Советам белорусской организацией, выступающей против дробления революционной России на национальные государства164.
Между БОК и СНК была достигнута договоренность на следующих условиях:
1. Белорусский областной комитет должен действовать в контакте с Минским Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
2. Краевая власть принадлежит краевому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, избранному на Всебелорусском конгрессе.
3. Краевой конгресс Белоруссии созывается от имени Белорусского областного комитета и Совета депутатов совместно.
4. Все помещичьи земли без промедления передаются без выкупа в распоряжение земельных комитетов, реорганизованных на демократических основах.
5. Белорусский народ имеет безусловное и полное право на самоопределение.
6. На местах власть принадлежит Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
7. При Наркомнаце организуется белорусский отдел165.
Тем самым была достигнута договоренность о самоопределении Белоруссии в форме советской государственности на основе широкой автономии в составе Российской федеративной республики. При прямой поддержке Петрограда Белорусский областной комитет претендовал на роль лидера в национальном движении. В связи с этим он попытался заставить Великую белорусскую раду отказаться от созыва съезда. Однако пока Белорусский областной комитет вел переговоры с СНК, Великая белорусская рада начала предвыборную кампанию.
Проведение I Всебелорусского съезда было в итоге назначено на 5 декабря 1917 г. в Минске. По данным Ф.Ф. Турука, на конгрессе присутствовало 1872 делегата, из них 1167 с правом решающего голоса166. Преобладали представители демократических организаций и госучреждений. Несколько иные данные приводит Е.С. Канчер: 1915 человек, в том числе 1175 с правом решающего голоса. Делегатами с решающим голосом являлись: представители губернских и уездных земств, губернских, уездных и волостных самоуправлений, губернских и уездных земских комитетов, губернских организаций почтово-телеграфных служащих, дорожных комитетов, губернских и уездных учительских организаций, союза земских служащих, белорусских беженских организаций, белорусских национальных организаций (по одному от губернии), воинов армии, флота и тыла (по одному от 5000 человек), Советов рабочих и солдатских депутатов (по одному на уезд), члены БОК, ВБР, Центральной войсковой рады, члены исполнительного бюро Белорусского съезда в Москве. Совещательный голос был у представителей партий, в том числе национальных – еврейских, польских и литовских167. Полнее всего были представлены воинские организации белорусов и волостные земства. В политическом отношении выявились следующие группировки:
1) беспартийные землячества – могилевское, минское, витебское, смоленское, виленское и гродненское;
2) фракции социалистических партий: эсеры центристы, правые и левые, меньшевики и социал-демократы-интернационалисты, большевики, БСГ, БПНС, христианские демократы и др.
Каждая из групп (партий и организаций) направила своего представителя в президиум конгресса. Председателем конгресса был избран И. Середа (беспартийный), товарищами председателя А. Вазилло и А. Прушинский (Алесь Гарун), секретарями Л. Колядко и Гуща, их помощниками стали Т. Гриб и Шевчук. По сословному признаку съезд был в основном крестьянским168. Был утвержден и состав совета съезда. В него вошли 57 человек, в том числе И. Воронко (председатель), К. Алексеевский, А. Бурбис, И. Дыло, Е. Карский, Е. Канчер, А. Смолич, С. Рак-Михайловский, А. Ццикевич169.
Основная борьба развернулась по вопросу о форме самоопределения Белоруссии и ее взаимоотношениях с Россией170. По этому вопросу оформились две почти равные по количеству делегатов с решающим голосом группировки, условно названные исследователями радовцами (или незалежниками) и областниками171.
Левая фракция, созданная 8 декабря Т. Грибом, В. Фальским, Ковшило и др., объединила затем самую радикальную часть левого крыла съезда (118 человек с правом решающего голоса) – от левых эсеров и анархистов до большевиков и сочувствующих, в том числе и делегатов от БСДРП(б). Уже на первом заседании фракция постановила «признать в Белоруссии только Советскую власть»* О силе влияния левой фракции на решения съезда говорит тот факт, что на пленарном заседании конгресса был принят вариант резолюции, разработанный левыми172.
Трехдневная дискуссия на съезде обнажила существенные расхождения радовцев и областников по вопросам государственного строительства Белоруссии, системы органов власти, отношения к России. Как отмечал позднее А. Цвикевич, идея независимости (отстаиваемая радовцами во главе с И. Воронко) не имела успеха на конгрессе. Сопротивление депутатов, особенно сельских, находившихся под влиянием российских эсеров, вызывало даже предложение объявить Белоруссию республикой в составе РСФСР173. Они видели в новой российской власти гаранта решения земельного вопроса в их пользу.
Когда съезд подошел к вопросу о краевой национальной власти и начались горячие прения между сторонниками ВБР – незалежниками и областниками-федералистами, СНК Западной области и фронта принял все возможные меры, чтобы расколоть съезд и повести его за собой, а также доказать буржуазность Великой белорусской рады174.
Вечером 17 декабря было решено провести совещание совета конгресса с лидерами фракций и землячеств для принятия общей резолюции. После долгих дискуссий был выработан единый текст постановления о самоопределении Белоруссии и о временной краевой власти. Он был зачитан делегатам съезда в ночь на 18 декабря. В первом пункте постановления подчеркивалось, что, «закрепляя свое право на самоопределение, объявленное российской революцией, и устанавливая республиканский демократический строй в границах белорусской земли, для спасения родного края и
В следующих пунктах резолюции провозглашалась концентрация всех функций ответственного руководства краем в руках Совета. Ему надлежало принять меры для скорейшего созыва белорусского учредительного собрания, которое и должно решить судьбу белорусского народа176.
Таким образом, резолюция носила компромиссный характер. В ней нет даже определения Белоруссии как автономной республики. Речь идет о Российской Федерации, связи с центральной властью и руководстве краем. Именно этот вопрос (управление краем) и послужил причиной последовавших событий.
После того как конгресс единогласно принял этот первый пункт резолюции (остальные пункты не успели поставить на голосование), он был в ночь на 18 декабря разогнан солдатами, введенными начальником минского гарнизона Кривошеиным в здание, где заседал конгресс. Президиум и некоторые члены съезда были арестованы.
В постановлении Облискомзапа и СНК Западной области о «роспуске Всебелорусского съезда» это решение объяснялось «буржуазным характером конгресса и контрреволюционностью принятых им резолюций». По решению конгресса власть в Белоруссии должна была перейти от СНК Западной области к Всебелорусскому Совету депутатов. Это означало, во-первых, что большевистские лидеры Западной области потеряли бы влияние на события в крае, а во-вторых, избрание во Всебелорусский Совет большевиков было совсем не гарантировано. Не говоря уже о том, что идея Учредительного собрания (что Всероссийского, что Всебелорусского) была для лидеров РСДРП(б) болевой точкой. В отправленной Ландером несколько позднее телеграмме в СНК РСФСР, Наркомнац, ЦИК РСФСР и редакцию «Правды» разгон съезда объяснялся уже несколько иначе: «Съезд 15 декабря созван с нарушением соглашения с тов. Сталиным. Высказавшись в принципе за признание Советской власти, поскольку она существует в России и за контакт с Центральным Правительством Народных Комиссаров, Съезд отверг установленную Советами власть для местного края с передачей ее избранному на Съезде организаций органу. В ответ на это СНК Западной области и фронта объявил Съезд распущенным, предложил президиуму покинуть пределы фронта и края и «приступить к ликвидации кадетских организаций, нашедших приют под флагом белорусского национального движения»177.
Интересно отметить реакцию БСДРП(б) на разгон Всебелорусского съезда. Она подала в ЦК РСДРП(б) заявление, в котором отмечала, что разгон съезда является в лучшем случае недоразумением, и требовала назначить комиссию из представителей БСДРП(б), ЦК РСДРП(б) и Наркомнаца для выяснения обстоятельств дела. Однако, как представляется, СНК РСФСР эти вопросы беспокоили только с точки зрения безопасности фронта, и потому позиция центра по белорусскому вопросу менялась в зависимости от международной обстановки. Никакого ответа на свое заявление БСДРП(б) не получила.
Исследователи по-разному оценивают значение съезда. Советская историография следовала за телеграммами Облискомзапа, называя конгресс буржуазным, контрреволюционным, антинародным. Е. Канчер и Ф. Турук, как и другие участники съезда, считали его единственным законным всенародным представительством, высоко оценивали его решения, а последующие действия как советской, так и национал-демократической группировок характеризовали с точки зрения их соответствия резолюциям конгресса. Многие современные исследователи считают съезд закономерным результатом предыдущего развития белорусского национально-освободительного движения, активной деятельности его политических партий и организаций.
Разгон Всебелорусского съезда имел для белорусского движения печальные последствия. Почти все партии и организации, в том числе и президиум съезда, объявивший себя на закрытом заседании 18 декабря 1917 г. советом съезда, уполномоченным проводить в жизнь его решения, оказались на нелегальном положении178. Совет съезда 18 декабря постановил: считать конгресс насильственно разогнанным; совет съезда признать исполнительным органом съезда, обязанностью которого является проведение в жизнь всех решений и постановлений съезда; дополнить совет съезда делегатами от землячеств и других групп, которые направили своих представителей в совет, и дать ему право отвода, отзыва и кооптации179.
Следует отметить различное отношение к разгону съезда и действиям совета съезда незалежников – А. Луцкевича и др., и областников – Ф. Турука и Е. Канчера. Они сходятся в осуждении роспуска съезда, как единственного бесспорного народного представительства Белоруссии. Но если Канчер воспринимал разгон конгресса и последовавшие затем события как национальную катастрофу, лишившую белорусский народ возможности создать законное представительство и правительство, то А. Луцкевич и его сторонники считали совет съезда, исполком совета съезда и созданные ими Раду и правительство республики (Народный секретариат) законными органами власти, исполнявшими волю съезда.
Тем же постановлением закрытого заседания президиума съезда была прекращена деятельность координирующих органов белорусского движения (БОК, Московская исполнительная комиссия, ВБР), с тем чтобы все их функции передать совету съезда. Центральная белорусская войсковая рада характеризовалась как подчиненный ему орган180.
В дальнейшем совет съезда, ввиду невозможности постоянного присутствия всех его членов в Минске, образовал исполнительный комитет, которому делегировал свои полномочия. В результате был утерян контакт с провинциальными белорусскими организациями, а исполком совета конгресса стал скорее минской, чем всебелорусской организацией181. Различные течения белорусского движения оказались практически изолированы друг от друга.
Разгон конгресса имел также серьезные международные последствия. В силу того, что не удалось создать единого легитимного национального представительства, которое могло бы выступать от имени белорусского народа, отдельные течения национального движения теперь должны были искать международного признания с позиции слабого и зависимого партнера. Общественные настроения в крае в дальнейшем практически перестали влиять на его судьбу, сделав его объектом в военных и дипломатических комбинациях более сильных соседей, в том числе и только что обретших независимость.
Брестский мир и провозглашение Белорусской народной республики
Эта трансформация белорусского вопроса дала о себе знать очень скоро, уже на мирной конференции РСФСР и стран Четверного союза в Брест-Литовске, открывшейся 9 (22) декабря 1917 г. Начавшись с комплиментов немецких дипломатов в адрес демократических лидеров новой России, переговоры вскоре приняли жесткий характер. Одной из главных причин этого стал территориальный вопрос. Точка зрения советского правительства в отношении западной границы была изложена в газете «Известия», официальном органе ВЦИК РСФСР, 10 (23) декабря. Касаясь того, что советской делегации на мирных переговорах в Бресте предстоит отстаивать независимость Польши, газета подчеркивала, что только советское правительство, свободное от «всяких захватных вожделений, способно на это». Газета выступала за восстановление независимого польского государства с воссоединением в его границах всех территорий, где преобладало польское население182.
Об отторжении белорусских территорий, таким образом, речь не шла.
Однако 14 (27) декабря руководство Всебелорусского съезда направило председателю российской мирной делегации Л.Д. Троцкому следующий запрос за подписями заместителя председателя Савича и секретаря Вербицкого: «Ввиду появившихся в печати сведений о том, что в Бресте на мирных переговорах одной из сторон предложено включить Белоруссию в состав Польши, Всебелорусский съезд в Минске просит срочно телеграфировать: 1) насколько достоверны эти сведения; 2) как смотрит на этот вопрос Правительство Народных Комиссаров; 3) какова позиция, занятая Правительством Народных Комиссаров по отношению к этому вопросу»183.
Троцкий ответил, что, хотя «этот вопрос не был еще предметом рассмотрения в Брест-Литовске, Советское Правительство, в полном согласии со своей программой, считает, что никто, кроме белорусов, не имеет права решать, какова должна быть судьба Белоруссии. Эту позицию наша делегация будет отстаивать в дальнейших переговорах»184. Советское руководство не ожидало в тот момент никаких проблем с позицией белорусского представительства, рассчитывая на его лояльность как идее советской власти, так и идее единства Белоруссии с Россией. Слухи о передаче края Польше, таким образом, в тот момент были необоснованными, однако ход переговоров оказался совершенно неблагоприятным для противников отделения от России.
На пленарном заседании мирной конференции 30 декабря 1917 г. (12 января 1918 г.) завязался спор о самоопределении наций и целесообразности приглашения на конференцию представителей тех народов, чья судьба должна была стать предметом переговоров. Дискуссия началась вокруг вопроса, в какой именно момент следует считать, что новое государство образовано и может участвовать в решении собственной судьбы, в частности на текущей конференции. Р. Кюльман, глава германской делегации на этом этапе переговоров, заявил, «народы, живущие на прежней западной границе Российского государства, уже выразили в убедительной для нас (то есть германской делегации. –
Л.Б. Каменев, член советской делегации, заявил, что советские представители не могут «считать выражением воли населения оккупированных областей… заявлений, сделанных теми или другими общественными группами и учреждениями, поскольку эти заявления последовали при режиме чужеземной оккупации и исходили от органов, не только не получивших своих прав при народном избрании, но и вообще прозябающих в пределах, в которых это не противоречит планам оккупационных военных властей»186.
Он констатировал, что за время оккупации нигде – ни в Польше, ни в Литве, ни в Курляндии – не было создано и не могло быть создано какого-либо демократически избранного органа, который с наималейшим правом мог бы претендовать на роль выразителя воли широких кругов населения. Он огласил декларацию, в которой советская сторона заявила об отсутствии у нее всяких претензий на территории, принадлежавшие ранее Российской империи, если эти территории не желали более находиться в составе России. «Только тогда, – говорилось в декларации, – Российская республика будет чувствовать себя гарантированной от попыток втянуть ее вновь в какие-либо территориальные споры и конфликты, когда она будет уверена, что граница, отделяющая ее от соседних областей, определена свободной волей самих народов, живущих на этих границах, а не односторонним насилием, способным лишь временно подавить эту волю»187.
Таким образом, желание народа отделиться должно было, по мнению советского руководства, подтверждаться действительно свободным волеизъявлением188. Важным пунктом было и уточнение, что право на самоопределение принадлежит «народам, а не частям их, находящимся в оккупированной зоне»189. Большевики предлагали включить в мирный договор положения, подробно описывающие процедуру самоопределения. Она предполагала предварительное соглашение Германии и Австро-Венгрии, с одной стороны, и России – с другой, по четырем важнейшим пунктам:
I. Относительно объема территорий, население которых будет призвано воспользоваться правом на самоопределение.
II. Относительно общих политических предпосылок, при которых должно произойти решение вопроса о государственной судьбе соответствующих территорий и наций.
III. Относительно того временного переходного режима, который должен быть установлен вплоть до окончательного государственного конструирования этих областей.
IV. Относительно тех способов и форм, в которых население этих областей будет призвано выразить свою волю190.
В первую очередь следовало обеспечить свободу от политического давления какой-либо из сторон конфликта на местное население. Для этого предлагалось вывести немецкие и австро-венгерские войска из оккупированных ими областей, а также обеспечить возвращение туда беженцев и переселенцев. Советское правительство со своей стороны, согласно этой декларации, «по собственной инициативе предоставляет возможность одновременно воспользоваться правом на самоопределение и тем частям указанных наций, которые оказались вне оккупированной зоны.
Россия обязуется не принуждать эти области, ни прямо, ни косвенно, к принятию той или иной формы государственного устройства, не стеснять их самостоятельности какими бы то ни было таможенными или военными конвенциями, заключенными до окончательного конструирования этих областей на основе политического самоопределения населяющих их народностей»191. Германии и Австро-Венгрии также предлагалось подтвердить отсутствие у них притязаний на присоединение оккупированных областей.
С момента подписания мира и вплоть до окончательного государственного конструирования данных областей внутреннее управление в их пределах, заведывание их делами, финансами и проч. должно было, согласно советскому предложению, перейти в руки временного органа, «составленного путем соглашения политических партий, обнаруживших свою жизнеспособность в среде данного народа, как до, так и после войны»192. Основной задачей этих временных представительных органов народа, наряду с поддержанием общественной и хозяйственной жизни, должна была стать организация последующего опроса населения. Окончательное решение о государственном положении упомянутых областей и о форме их внутреннего государственного устройства могло быть принято лишь путем всенародного референдума193.
Немецкая делегация расценила этот проект исключительно как пропаганду, да она и не ожидала от представителей проигравшей войну России выдвижения каких-либо условий. Генерал М. Гофман, представлявший германскую армию, заявил, что протестует против тона декларации, а также заметил, что «Русская делегация заговорила так, как будто бы она представляет собой победителя, вошедшего в нашу страну. Я хотел бы указать на то, что факты как раз противоречат этому: победоносные германские войска находятся на русской территории. Я хотел бы дальше указать, что Русская делегация требует признания права на самоопределение в такой форме и в таком объеме, в каковых ее Правительство не признает этого права в собственной стране»194. Роспуск Всебелорусского съезда послужил Гофману иллюстрацией этого утверждения: «В ночь с 30-го на 31-е декабря, первый Белорусский конгресс в Минске, который хотел настоять на праве самоопределения Белоруссии, был разогнан большевиками посредством штыков и пулеметов.
Когда Украинцы потребовали себе права на самоопределение, – Петроградское Правительство поставило ультиматум и попробовало настоять на своем посредством вооруженной силы».
На этом основании германское Верховное командование решительно отклонило «вмешательство в дела оккупированных областей»195.
На заседании 1(14) января 1918 г. Троцкий, отвечая на обвинения в насильственном разгоне Всебелорусского съезда, заявил, что приведенные генералом Гофманом примеры «ни в каком смысле не характеризуют нашей политики в области национальных вопросов. Мы навели справки о Белорусском Конгрессе. Этот Белорусский Конгресс состоял из представителей Белорусских аграриев. Он сделал попытку присвоить себе те права, которые составляют исключительную собственность Белорусского народа. И, если он встретил отпор, то этот отпор исходил от солдат, среди которых были одинаково великороссы, малороссы и белорусы»196. Троцкий, таким образом, спустя всего две недели после официального открытия и признания Всебелорусского съезда теперь отрицал его легитимность, следуя за версией Облискомзапа.
Напряжение на переговорах возрастало, и становилось очевидным, что никакого компромисса достичь не удастся. Позиция силы, с которой немецкая делегация выступала на переговорах, столкнулась с попытками пропаганды коммунистической идеологии прямо на заседаниях, чего немецкие представители не могли вытерпеть. Они в открытую заявили о своих целях на востоке, о том, что не собираются больше играть в демократию и оставляют оккупированные области за собой. Более того, 28 января (10 февраля) 1918 г. они представили новые территориальные претензии.
Согласно новому германскому проекту, оккупации подлежала западная часть Белоруссии – Виленский, Тройский и Лидский уезды Виленской губернии и почти половина Гродненской губернии.
Советские представители, несмотря на всю безнадежность своего положения, все же попытались оспорить немецкий ультиматум. Они выразили недоумение, почему, если в украинской части был скрупулезно соблюден этнический принцип, этот же принцип в Белоруссии и Прибалтике был проигнорирован. Австрийский представитель доктор Г. Грац объяснил это чисто стратегическими соображениями, а именно тем, что в части Украины граница с Россией не потребует таких оборонительных мер, как к северу от нее. Советская сторона расценила это заявление как признание того, что Украинская республика рассматривается Четверным союзом как свой сателлит.
Разбирая немецкий проект, советский эксперт М.Н. Покровский спросил, подданными какого государства окажутся белорусы из указанных уездов, и выразил удивление, почему не предусмотрено создания самостоятельного Белорусского государства. Гофман и Грац отвечали уклончиво, что состав населения указанных белорусских уездов смешанный и проведение там точной границы по этническому принципу затруднительно.
Поделиться книгой: