Помоги проекту - поделись книгой:
Д.А. Короткова
Белорусские земли в советско-польских отношениях. Разменная карта в противостоянии двух держав. 1918–1921 гг
Серия «Новейшие исследования по истории России» основана в 2016 г.
Рукопись утверждена к публикации Ученым советом Института славяноведения Российской академии наук
Исследование осуществлено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, проект № 18-09-00465
Рецензенты: д.и. н. А.В. Ганин; к. и.н. Ю.А. Борисенок
Введение
Национальный вопрос уже в конце XIX в. стал превращаться в один из ключевых в политической жизни Российской империи, а в годы Первой мировой войны, когда межэтнические противоречия активно использовались воюющими сторонами для ослабления противника изнутри, он оказался в центре внимания всех политических сил России, особенно на ее национальных окраинах. К концу войны серьезность ситуации стало усугублять еще и то, что вопрос о судьбе ряда народов переставал быть только внутренним делом России и стал приобретать международный характер. Теперь у национальных движений появилась возможность апеллировать к другим государствам, а не только к метрополии, добиваться обсуждения своих интересов на международных форумах. В числе этих движений было и белорусское.
Территория проживания белорусского этноса в разное время входила в состав различных государственных образований – Киевской Руси, Великого княжества Литовского, затем, после подписания Люблинской унии 1569 г., и Польского государства. С 1795 по 1917 г. белорусские земли полностью принадлежали Российской империи и вместе с областями современной Литвы образовывали Северо-Западный край России. В административном отношении они были разделены на несколько губерний. В начале XX в. Белоруссия1 была аграрной областью, практически лишенной каких-либо крупных промышленных центров.
53 % земельной собственности находилось в руках 2,8 % населения края – помещиков, абсолютное большинство которых принадлежало к полякам.
Следствием положения на пограничье была этническая неоднородность населения и его расслоение по множеству признаков. Согласно переписи 1897 г., в этих пяти (Минская, Гродненская, Виленская, Витебская и Могилевская2) губерниях проживало 8 518 247 человек. Из них 5 408 420 человек, или 63,5 % населения, относили себя к белорусам, 1 202 129 (14,1 %) – евреям, 492 921 (5,8 %) – русским, 424 236 (5,0 %) – полякам, 377 487 (4,4 %) – украинцам, 288 921 (3,4 %) – литовцам. Около 480 тысяч жителей соседних губерний, в основном Черниговской и Смоленской, также отнесли себя к белорусам3.
Большинство населения – этнические белорусы – были крестьянами, по вероисповеданию в основном православными (81 %, по переписи 1897 г.), говорившими на диалектах белорусского языка, который считался простонародным наречием – в представлениях поляков «хлопской мовой». Часть белорусов, исповедовавшая католицизм (18,5 %), как правило, тяготела к польской культуре и языку. Экономически и культурно доминировали поляки, а также ополячившиеся белорусы и литовцы, как правило шляхта, землевладельцы, в том числе крупные, исповедовавшие в основном католицизм. Они составляли местную элиту. Свои интересы они связывали с Польшей и ее судьбой. Значительной группой жителей белорусских земель, влиятельной экономически, но не политически, были евреи. Они составляли большинство городских жителей. Немногочисленные русские были представлены в основном чиновниками и также проживали в городах. Политика русификации белорусского крестьянства проводилась непоследовательно и значительных плодов не принесла. Однако оно не обладало и выраженным национальным самосознанием, также считая свой язык «простым», а себя часто называя не по национальности, а «местными» – «тутейшими».
Что касается немногочисленной интеллигенции белорусского происхождения, то идеи создания или возрождения национальной государственности, уже достаточно широко распространенные среди народов Восточной Европы, к началу XX в. еще только начали проникать в ее среду, в основном она оставалась под сильным влиянием русской культуры. Это обстоятельство, а также слабость и немногочисленность других этнически белорусских привилегированных слоев – мещанства и помещиков, наличие которых обычно является одним из важнейших условий развития национальной культуры и идеологии, предопределяли второстепенное место белорусских интересов на фоне прежде всего соперничавших между собой и доминировавших русских и польских интересов. «Плебейский» характер белорусской этнической общности обусловил преобладание в ее сознании социальных, а не национальных проблем4. Первыми белорусскоязычными писателями в XIX в. стали представители местной полонизированной шляхты, которые проявляли чисто фольклорный, этнографический интерес к обычаям и языку белорусского крестьянства. Понимая, что в этническом отношении они отличаются от поляков, эти первые белорусы тем не менее считали и себя, и их в полной мере принадлежащими польскому культурному миру. «Белоруссия» и «белорус» (а чаще, как было привычнее, «Литва» и «литвин») были для них все же не национальным, а региональным обозначением.
Только в начале XX в. формируется первая белорусская партия – Белорусская рабочая (потом социалистическая) громада, причем характерно, что ее программа в национальном отношении была довольно неопределенной, основной упор делался на социальной составляющей.
Существенное ускорение процесса развития белорусского национального движения произошло в годы Первой мировой и советско-польской (1919–1920 гг.) войн. Именно тогда был предпринят ряд попыток создания суверенного белорусского государства на основе принципа национального самоопределения. Специфической чертой этих проектов была их полная зависимость от внешнеполитических планов соседних держав. В хронологической последовательности в числе этих стран были: для периода Великой войны – Германия, после Октябрьской революции в России – РСФСР, а с конца 1918 г. – и Польская республика. Помимо них, в 1918–1921 гг., когда определялась новая политическая карта Центральной и Восточной Европы, к судьбе белорусских земель оказались причастными также Литва и державы Антанты, прежде всего Англия.
Исходным рубежом исследования был определен Всебелорусский съезд в декабре 1917 г., когда предпринятая двумя течениями белорусского движения за автономию попытка создания общекраевого национального центра, с одной стороны, выявила наличие фактически непримиримых противоречий между ними, исключавших возможность компромисса, а с другой стороны, породила враждебное отношение советского руководства к самой идее белорусской национальной автономии. Рижский мир между Советской Россией и Польшей в марте 1921 г. стал завершающим этапом, означая для Белоруссии, с одной стороны, раздел этнически белорусских территорий, а с другой – международное признание БССР в качестве единственного очага национальной белорусской государственности.
Степень изученности проблемы. Работы, посвященные различным аспектам данной темы, выходили, за редкими исключениями, в Советском Союзе и Польше, зарубежные публикации были единичными. Одной из первых публикаций на тему белорусского Возрождения стал сборник научно-публицистических статей Е. Канчера5. Автор, активный участник общественно-политического движения в Белоруссии в период революций 1917 г., доказывал необходимость создания белорусской автономии в составе Российской Федеративной Республики, при этом резко критиковал политику советского руководства в 1917–1918 гг., которая привела к разделу и германской оккупации белорусских территорий.
В 1930-х гг. начинается кампания борьбы с так называемым «национал-демократизмом». Официальная идеология стала клеймить белорусское национальное движение как контрреволюционное, а ее носителей – белорусских «незалежников» – приравнивать к фашистам10. Подобные идеи проводятся и в 1940—1950-х гг.11
В 1931 г. вышел очерк истории белорусского движения Ст. Эльского13. Он видел в деятельности белорусских левых политиков исключительно влияние советской пропаганды, а антипольские настроения объявил лишенными всяких оснований.
Вопросы советско-польских отношений в период 1918–1921 гг. рассматривал П.Н. Ольшанский в монографии «Рижский мир. Из истории борьбы Советского правительства за установление мирных отношений с Польшей (конец 1918 – март 1921 г.)», вышедшей в свет в 1969 г. Белоруссия в ней предстает объектом во взаимоотношениях РСФСР и Польши, в качестве самостоятельного участника исторического процесса им не рассматривается. Одним из первых серьезных исследований, посвященных собственно белорусской национальной проблеме, можно считать опубликованную в 1975–1979 гг. двухтомную монографию В.А. Круталевича14. Исследователь выделил два течения в белорусском движении – буржуазно-националистическое и революционно-демократическое, реабилитируя левое крыло политических сил, выступавших за национально-государственное самоопределение белорусов.
В изданном в 1978 г. к 60-летию возрождения Польши труде Ю. Осицы18 акцент сделан на исторические традиции польской государственной мысли. Автор считает, что, с одной стороны, обращение к «ягеллонской» традиции (считавшей необходимым польское присутствие на восточных «кресах») было естественным для прерванной польской государственной мысли, мечтавшей не только о национальном возрождении, но и о имперском реванше. С другой стороны, такой выбор надорвал силы польского народа. Примерно такой же точки зрения придерживается Я. Фарысь, исследовавший концепции польской внешней политики в межвоенное двадцатилетие19.
Ряд исследований польских историков в 1970— 1980-х гг. был посвящен позиции польских политических партий в отношении восточных «кресов», в том числе и Белоруссии20. Отдельно следует отметить обобщающую работу М. Космана21, которая вышла в 1979 г. Она охватывает историю края от древних времен до современности и явилась фактически первым такого рода изданием в Польше, посвященным только белорусским сюжетам.
Также выходят работы, посвященные более подробному изучению отдельных аспектов темы23. Продолжается изучение концепций восточной политики различных политических сил: этой тематике посвящена, в частности, книга Б. Сточевской24 и сборник статей о Романе Дмовском25. Интересный, хотя и тенденциозный анализ программ польских политических сил, их реализации на практике содержится в монографиях А. Новака26. К вопросам польской внешней политики на восточном направлении продолжал обращаться в 1990—2000-х гг. П. Лоссовский27. Деятельность польских организаций в Белоруссии освещена в работах Д. Тарасюка, М. Мондзика и М. Коженевского28.
Не иссякает интерес польских историков к событиям польско-советской войны 1919–1920 гг29. Белорусскому движению и его связям с польской восточной политикой посвящена объемная монография торуньской исследовательницы Д. Михалюк30. Также следует отметить вышедшую в 2017 г. основанную на архивных материалах монографию Т. Блашчака31.
Несколько особняком стоят исследования белостокской школы – группы польских историков белорусского происхождения, которые занимаются изучением различных аспектов истории белорусского движения32. Они достаточно жестко полемизируют с официальной белорусской наукой, не считая ни Советскую Белоруссию, ни современную Республику Беларусь действительно национальными белорусскими государствами.
Общепринятым в польской исторической науке сейчас является взгляд, согласно которому польский экспансионизм на востоке был неизбежным этапом развития нации, который в свое время сыграл значительную положительную роль. Тем не менее «не подлежит сомнению, что независимость Украины, Белоруссии и Литвы сегодня лежит в сфере польских государственных интересов»33.
В начале XXI в. белорусские ученые обратились к исследованию международной деятельности белорусских националистов. Среди наиболее значимых работ на эту тему следует упомянуть монографии гомельского историка Г.Г. Лазько и его коллег35, а также минчанина А.В. Тихомирова36, опубликованные практически одновременно. Авторы скрупулезно исследуют контакты белорусских политиков с европейскими и советскими дипломатами.
Монография В. Ладысева и П. Бригадина «На переломе эпох: становление белорусской государственности»37 также напрямую касается интересующих нас сюжетов, рассматривая ход событий в 1917–1921 гг. по обе стороны фронта.
Ее авторы считают ВНР «государством в стадии формирования»38, а БССР – ее логическим продолжением в условиях победы коммунистов на территории Восточной Белоруссии. Следующая их монография опубликована в 2003 г.39 В ней исследователи поставили перед собой задачу изучить проблему белорусской государственности в контексте геополитических интересов Советской России и Польши.
В.А. Круталевич, один из первых исследователей темы белорусской государственности, продолжал ее разработку на протяжении всей своей жизни. Своеобразным ее итогом стала книга «Становление национальной державности»40. Он и в этой своей работе доказывал благотворность влияния советской национальной политики на развитие белорусской культуры и национального самосознания белорусского народа.
Судьба белорусского народа как самостоятельной этносоциальной общности, место Белоруссии среди других государств и народов – в центре внимания современных белорусских авторов общих публикаций по национальной истории41, а также специального энциклопедического издания42. По их мнению, националистическое течение в тот период изначально было обречено на провал, поскольку не учитывало остроту социальных проблем края.
Образовательная политика и пропаганда германских властей в применении к белорусскому движению рассматриваются в монографии В. Ляховского43. В том же 2010 г. была издана объемная монография белорусского историка А.П. Грицкевича «Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию», в которой подробно рассматриваются как военные прежде всего, так и политические аспекты советско-польской войны44.
В 2011 г. Академией наук РБ издана «История белорусской государственности в конце XVIII – начале XXI ст.» в двух книгах под редакцией А.А. Ковалени45. В ней обстоятельно анализируются условия и процесс формирования белорусского национального самосознания, возникновение идеи государственности и становление белорусского политического движения, а также история образования БССР.
Тогда же вышла в свет монография С.Н. Хомича46, в которой отражены как позиции лидеров белорусского национального движения по вопросу границ, так и взгляды белорусских коммунистов, детально описан процесс формирования территории БССР в 1918–1920 гг. и дальнейшие изменения границ. В 2013 г. А. Трофимчик выпустил книгу под названием «Ленин и Сталин думают о Беларуси»47, в которой анализирует с позиций белорусского возрождения политику советской власти в отношении белорусов, начиная с ее первых шагов и заканчивая 1939 г.
В связи со столетними юбилеями революций 1917 г., окончания Первой мировой войны48 и возрождения национальных государств издаются довольно многочисленные сборники статей и монографии49. Стоит упомянуть работу О.Н. Боровской, опубликованную в 2017 г., а затем в 2018 г. в переводе на русский50. Выходили также монографии, посвященные биографиям выдающихся деятелей белорусского движения51. Кроме того, в 2017 г. А.Ф. Смоленчук выпустил новый сборник статей, написанных в 1994–2016 гг. и посвященных различным аспектам краевой идеологии в 1864—1930-х гг., а также личностям политиков, развивавших эти идеи52.
Вообще, тема советско-польской войны по-прежнему вызывает острые споры. Это видно, в частности, на примере полемической работы И.С. Яжборовской и В.С. Парсадановой «Россия и Польша. Синдром войны 1920 г.»54. В книге же «Белые пятна – черные пятна. Сложные вопросы в российско-польских отношениях»55, написанной совместно российскими и польскими учеными в рамках работы российско-польской группы по сложным вопросам, представлена точка зрения современной исторической науки на наиболее спорные моменты во взаимоотношениях стран в XX в., в частности, в статьях Г.Ф. Матвеева и Т. и Д. Наленч – политика польских и советских властей на территории Литвы и Белоруссии. Собственно же белорусские сюжеты российской исторической наукой в 1990— 2000-х гг. практически не затрагивались. Исследования на тему польско-советской войны56, а также обобщающая работа по польской истории в XX в.57 касаются белорусских сюжетов вскользь. Редким исключением являются статьи И.В. Михутиной, посвященные отдельным аспектам советской политики в отношении Белоруссии58, и монография «На крутых поворотах белорусской истории: Общество и государство между Польшей и Россией в первой половине XX века» известного российского историка Ю.А. Борисенка59.
В 1990—2000-х гг. велась интенсивная работа по исследованию национального вопроса. Издавалось большое количество сборников, статей, монографий, посвященным различным его аспектам60. Вопросы же формирования белорусской советской государственности так или иначе обозначены в немногочисленных работах, касающихся истории формирования СССР61.
В последние годы белорусские сюжеты достаточно часто затрагиваются в сборниках материалов конференций, посвященных юбилеям революций62, а также активно разрабатываются созданным в 2016 г. в Смоленске научно-образовательным центром «Россия и Беларусь»63.
Книга Н. Дэвиса «Белый орел, красная звезда»67, выдержавшая не одно издание в Польше, посвящена советско-польской войне 1919–1920 гг. В ней вскользь затрагиваются и сюжеты, относящиеся к борьбе за белорусские земли, характеризуется в общих чертах отношение Пилсудского к белорусскому национальному движению. В 2005 г. опубликован перевод на белорусский язык работы немецкого исследователя Р. Линднера68. В 2008 г. в Канаде вышла монография Я. Боженцкого69, посвященная истории польско-советской войны и дипломатических отношений Польши и РСФСР в 1918–1921 гг. Белорусские сюжеты излагаются автором в русле польской традиции. В 2011 г. на русском языке опубликованы монографии немецкого историка В. Деннингхауса70 и Т. Мартина, профессора Гарвардского университета, посвященные национальной политике СССР в межвоенный период71. Белорусским сюжетам в этих работах уделяется традиционно небольшое внимание.
Источники исследования можно условно разделить на несколько групп.
В первую очередь это материалы российских, польских и белорусских архивов, позволяющие выявить многие мотивы действий сторон, а также неизвестные исследователям события и решения. Ценные данные, имеющие ключевое значение для восстановления причин принимаемых советским руководством решений по Белоруссии, содержат документы Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), в частности фонд секретариата наркома иностранных дел Г.В. Чичерина, фонды референтур по Польше и Литве, материалы советско-германской, советско-литовской и советско-польской мирных конференций, а также фонды членов Коллегии НКИД М.М. Литвинова, A. А. Иоффе и Я.С. Ганецкого.
Для советского внешнеполитического ведомства белорусский вопрос был изначально не слишком понятен. Он возникал периодически в связи с более крупными конфликтами или переговорами и требовал отдельного изучения. Поэтому существует достаточно крупный массив дел, посвященных Белоруссии. Он состоит из внушительного количества научных выкладок, докладов об этнографической ситуации в регионе, диалектах и ареале их распространения, сравнительных таблиц по переписям населения, анализа взглядов различных ученых и политических группировок на проблему границ расселения белорусов. Такие доклады составлялись наспех в 1917 г. к Брестской конференции и куда более основательно в 1920 г. для советско-литовской конференции. Этими же материалами оперировали и на советско-польских переговорах. Кроме того, в данных фондах содержатся и дипломатическая переписка с представителями РСФСР в Литве и Белоруссии, инструкции НКИД советской делегации, переписка с другими заинтересованными ведомствами, в том числе и с белорусским советским руководством. Часть из них, например записки экспертов по национальному вопросу, белорусские материалы мирной советско-литовской конференции и др., вводится в научный оборот впервые.
Из материалов Российского архива социально-политической истории (РГАСПИ) наиболее важные документы содержатся в фондах секретариата Председателя СНК
B. И. Ленина и народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина, содержащих переписку с органами власти в Белоруссии, сводки и доклады ЧК и ГПУ о политической ситуации в крае, инструкции и решения по отдельным вопросам дипломатических отношений. Также представляют интерес собранные в 1930-х гг. И.И. Товстухой речи, статьи и письма И.В. Сталина (большая их часть, но не все, вошли в собрание сочинений Сталина, вышедшее в 1940-х гг.), позволяющие проследить эволюцию его взглядов на национальные проблемы и его решения, относящиеся к данному периоду.
Фонды РГВА (Российского государственного военного архива) содержат трофейные польские материалы межвоенного периода, из которых в данной работе использовались фонды II отдела польского Генштаба, в частности сводки и доклады местных военных властей о ситуации в крае во время польской оккупации, отчеты разведки, декларации, воззвания и брошюры, которые в обилии выпускались белорусскими национальными организациями как полонофильского, так и антипольского толка. Эти материалы позволяют оценить, каким массивом данных оперировали польские власти при принятии решений, касающихся края, и при оценке аналогичных действий советской стороны, что в дальнейшем отражалось в дипломатических документах.
Достаточно много материалов, касающихся Белоруссии и Литвы, находится в Архиве новых актов (
В Национальном архиве Республики Беларусь основной интерес представляют два фонда – Коммунистической партии Белоруссии и фонд правительства и Рады Белорусской народной республики, то есть «незалежнического» течения в белорусском движении. Материалы этих фондов, в частности, освещают такие вопросы, как образование Литовско-Белорусской советской республики, советско-литовские переговоры и участие в них литовского министра по белорусским делам, антисоветское движение в Белоруссии в период советско-польских переговоров.
Другую группу источников, не менее важную, составляют сборники документов. Во-первых, это дипломатические документы общего характера, такие как изданные в 1950— 1960-х гг. «Документы внешней политики СССР» или «Документы и материалы по советско-польским отношениям», а также двухтомное издание под редакцией И.И. Костюшко «Польско-советская война 1919–1920 г. Ранее не опубликованные документы». Их дополняют публикации последних лет, такие как четырехтомный сборник архивных материалов МИД РФ «Советско-польские отношения в 1918–1945 гг.», и изданный в 2018 г. Институтом политических исследований Польской Академии наук сборник документов по польско-белорусским отношениям73. Во-вторых, это издания, посвященные непосредственно белорусским вопросам74.
Важные документы из белорусского фонда Государственного архива Литовской Республики опубликованы в сборнике «Архивы БИР»75. Это архив правительства и Рады БИР, вывезенный в свое время из Белоруссии в Прагу, а потом переданный архивам БССР и ЛитССР (сейчас это фонд № 582 Государственного архива Литвы и фонд № 325 Национального архива Республики Беларусь). Документы, находящиеся в НАРБ, до сих пор не опубликованы. Это достаточно хаотичное собрание материалов, представляющих собой разрозненные фрагменты личных архивов лидеров белорусского движения и архивов правительства и Рады БИР. Можно выделить следующие группы документов: протоколы заседаний I Всебелорусского конгресса за 5—12 декабря 1917 г., различные материалы работы правительства БИР в 1918–1925 гг., частично архивы белорусских зарубежных миссий (Берлин, Рига, Париж), частично личные архивы лидеров белорусского национального движения В. Ластовского, И. Воронко, А. Луцкевича.
В 1928 г. появился интересный с точки зрения современного историка труд под названием «Краткий очерк истории белорусского вопроса». Это была, по сути, компиляция из отчетов II отдела польского Генерального штаба, военных и гражданских польских организаций о ситуации в Белоруссии за период до 1927 г., с кратким изложением дореволюционной истории края. Написавшие ее, по-видимому офицеры разведки, стремились к созданию справочного издания для служебного пользования по проблемам национального и политического развития Белоруссии. Несмотря на ряд фактических ошибок, особенно в «исторической» части, этот труд ценен нелицеприятными оценками деятельности польских властей в крае и анализом событий с точки зрения реальной позиции польского руководства, без пропаганды и ложных обвинений оппонентов. На данный момент известны всего пять экземпляров этого труда, два из них в библиотеке Варшавского университета, и ни одного на территории собственно Белоруссии. Опубликованный в 2009 г. перевод «Краткого очерка…» на белорусский язык76 был выполнен с ксерокопии оригинала, принадлежавшей польскому историку профессору Ш. Рудницкому. Если для польских историков он в свое время, в начале 1990-х гг., сыграл роль важного источника о фактической стороне дела, то для белорусских и российских ученых, получивших доступ к огромному числу новых документов в рассекреченных архивных фондах, этот труд в свое время прошел стороной. Сейчас он может служить скорее восполнению пробела в опубликованных данных, не добавляя значительной фактической информации.
Материалы об отношении польских оккупационных властей к белорусским националистам можно почерпнуть в подготовленных Ш. Рудницким к печати материалах сеймового суда 1927 г. над лидером Независимой крестьянской партии (
Следующую группу источников составляют статьи и брошюры различных политических деятелей эпохи, которые высказывались по затронутой теме. В частности, важным источником о польских планах относительно литовско-белорусских земель являются изданные в 1919 г. в Париже для Парижской мирной конференции на разных языках брошюры о территориальном вопросе78, разъясняющие позицию польского правительства, желавшего эти территории присоединить.
Представители белорусского национального движения, в 1919 г. также пытавшиеся стать участниками Парижской конференции, готовили аналогичные материалы в защиту своей позиции: это брошюры А. Цвикевича и Е. Ладнова79. Кроме того, белорусские деятели издавали многочисленные пропагандистские материалы, направленные как против польской оккупации, так и против большевистского режима в Белоруссии80.
Советские политики, в частности Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, А.А. Иоффе, разумеется, В.И Ленин, писали статьи в целях пропаганды, разъяснения и оправдания своей позиции и своих действий. Они касались многих вопросов – истории мирных переговоров с Германией, национального вопроса, общих принципов внешней политики. Эти материалы многое объясняют в мотивах их действий по отношению к Белоруссии, конкретные решения по которой далеко не всегда удостаивались каких-либо подробных разъяснений, кроме явно пропагандистских.
Отдельную группу источников составили воспоминания участников событий: деятелей компартии Белоруссии81 – как из «местных», белорусских лидеров, так и руководства Западной армии, польских политических лидеров, деятелей белорусского национального движения. К этим документам следует подходить с осторожностью, так как изложение фактов зачастую грешит пристрастностью, тем не менее для понимания позиции отдельных деятелей и их оценок ситуации это ценнейший материал. В некоторых же случаях такие мемуары являются одним из главных источников информации, как, например, в случае с воспоминаниями Я. Домбского82, который описывает ход Рижской конференции и закулисные переговоры. Польских стенограмм и вообще материалов МИД по этим переговорам не сохранилось, и решения польского руководства можно восстановить только по воспоминаниям. Домбский, располагавший стенограммами, часто прямо цитирует их. Конечно, и это он оговаривает в предисловии, он не мог раскрыть всех обстоятельств. Дополняют его воспоминания небольшие интервью, которые давали в конце 1930-х гг А. Ладось83, секретарь польской делегации в Риге, и Ст. Грабский84, депутат сейма, который оказал решающее влияние на территориальные решения польской делегации. Их оценки во многом зависят от их политических симпатий и собственного положения в момент написания этих интервью. Особенно это заметно в беседе с Грабским. Интересны также воспоминания М. Обезерского, присутствовавшего на Рижской мирной конференции в качестве представителя Национальных польских рад белорусских земель и Инфлянт85, и польского премьер-министра в 1920–1921 гг. В. Витоса86.
Ценную информацию о мотивах и целях польского руководства содержат записки, дневники и статьи аналитического характера Ст. Грабского, Р. Дмовского и Л. Василевского87, оказывавших в изучаемый период значительное влияние на внешнюю политику Польши.
В публикациях исторического, публицистического, мемуарного характера, принадлежащих перу деятелей так называемого «белорусского возрождения» А. Луцкевича, И. Воронко, А. Цвикевича88 и др., внимание уделяется прежде всего истории национального движения. Многочисленные фактические данные и документальные материалы, имеющиеся в них, освещают преимущественно динамику внутренних процессов, деятельность белорусских партий, организаций и отдельных лидеров, однако они не всегда дают представление о реальном размахе, значении и результатах этой деятельности, действительном месте белорусского движения среди других общественно-политических сил. В большинстве своем эти воспоминания создавались вскоре после описываемых в них событий, посему сохраняют полемичность и – в некоторых случаях – использовались в пропагандистских целях. Тем не менее отраженный в них фактический материал бывает ценен своей уникальностью, раскрывает внутренние противоречия и показывает подводные камни политики этих деятелей и их оппонентов.
Как мы видим, работ, в центре внимания которых стояла бы проблема зависимости созревания белорусского национального самосознания и попыток создания национального государства от состояния международных отношений в регионе, волею судеб ставшего пограничьем двух антагонистических социально-экономических и политических систем, все еще недостаточно. При этом именно внешнеполитический фактор подавляющим большинством историков признается решающим для истории Белоруссии интересующего нас времени. Наиболее пристальное внимание будет уделяться взглядам советских властей на белорусский вопрос в контексте польского направления международных отношений, поскольку именно эти сюжеты зачастую рассматриваются вне связи друг с другом.
Глава 1
Как белорусский вопрос стал международной проблемой (1914–1918)
Истоки конфликта: идеологическая и политическая борьба в крае в 1800–1914 гг
В первые десятилетия XIX в. польское культурное влияние в белорусских землях, несмотря на присоединение их к Российской империи, только усилилось. Благодаря политике Александра I в сфере образования, деятельности Виленского университета, шла полонизация не только местной шляхты, но и городских слоев. Ликвидация Брестской церковной унии в 1839 г. должна была, стирая юридические и конфессиональные границы между русскими и белорусами, привести к обрусению края, однако отсутствие русских школ для крестьянства препятствовало этому. Формировалась, по словам белорусского исследователя В. Носевича, «двухуровневая национальная идентичность». Католическая шляхетская среда продолжала формировать польских патриотов, на региональном уровне считавших себя литвинами. Они с симпатией отзывались о белорусских крестьянах, не отождествляя себя с ними. В этой линии можно особо выделить В. Дунина-Марцинкевича (1808–1884), Я. Борщевского (1790–1851), В. Сырокомлю (1823–1862) и В.К. Калиновского (1838–1864). Для интеллигенции из числа православных идентичность на региональном уровне была, как правило, белорусской, а на национальном – великорусской. Таковы были, например, взгляды этнографа-любителя, выходца из семьи священника П. Шпилевского (1823–1861)89, предложившего кириллический вариант белорусского алфавита (латиница ведет свое начало от католического иерарха Ст. Богуша-Сестренцевича и его племянника, уже упомянутого литератора В. Дунина-Марцинкевича)90.
Две эти традиции, объективно существовавшие в местном обществе, а также борьба России с польским влиянием на белорусских землях породили соперничавшие течения в идейно-политической мысли XIX и начала XX в.: краевость и западнорусизм. Оба они обращались к исторической традиции, восходящей к государственности Речи Посполитой (краевость) либо Киевской Руси (западнорусизм). Идеология краевости пользовалась поддержкой среди местной польскоязычной шляхты, акцентируя внимание не на языке и происхождении, а на общем прошлом Польши и Литвы и принадлежности к польской «политической нации» (варианты gente Lithuanus (или Ruthenus), natione Polonus). Название «Литва» употреблялось в историческом смысле, обозначая все литовские и белорусские земли. К коренным народам края краевцы относили белорусов, литовцев и поляков, иногда евреев. Русские рассматривались как чуждый элемент, завоеватели91. Появление названия «Литва» было обусловлено пестротой национального состава белорусско-литовских губерний, с одной стороны, и экономической и политической их однородностью – с другой. Краевцы считали, что объединение нерусских народностей в борьбе с российским империализмом и автономия края обеспечат интересы всех его обитателей, независимо от национальности.
Несмотря на то что большинство местных поляков со временем все более склонялись к идее возрождения Польши уже в форме унитарного государства, краевая идеология с ее подчеркнутым регионализмом и апелляцией к Великому княжеству Литовскому была достаточно влиятельна еще и в начале XX в. Такие представители виленского культурного общества, как Михал Ромер, Роман Скирмунт и другие, полагали, что следует не защищать узкие интересы каждой из этнических групп региона, а стремиться к объединению их в одну политическую нацию, что позволит отстаивать перед российским правительством общие для всех интересы края.
Западнорусизм подчеркивал единство происхождения великороссов, белорусов и малороссов (украинцев), общность веры и языковую близость, из чего выводил необходимость и государственного единства. Это было вполне в духе официальной доктрины, тем не менее наиболее известный и авторитетный представитель западнорусизма М.О. Коялович призывал уважать местные особенности и не пытаться, по выражению И.С. Аксакова, из белорусского крестьянина «вылепить великорусского мужика»92. Исследователи прослеживают и связи идеологии западнорусизма со славянофильством, чьи идеи (о единстве славянских народов, преимуществе православия перед католичеством и представление о России как о лидере славянских стран и барьере перед революцией) легли в основу западнорусизма93. Практическим итогом деятельности его приверженцев, по мнению российского историка Ю.А. Борисенка, стали «объективные и информативные исследования народной культуры», послужившие основой для создания впоследствии этнографических карт. Идея двуязычной школы для белорусских детей, в которой начальные знания давались бы на понятном им наречии, а более сложные – по-русски, стала и основой школьной политики уже в советское время; но эти же идеи белорусского регионализма, его особенности по отношению к родственному русскому народу и оборона от польского ассимилирующего влияния послужили и базой для политического белорусского движения в начале XX в.94
Идея самостоятельной белорусской государственности впервые прозвучала из уст народников. В 1881 г. студенты – выходцы из белорусских губерний в Петербургском университете организовали землячество. На его основе была создана народническая группа «Гомон». В 1884 г. ее участники выпустила два номера нелегального журнала под тем же названием. В нем гомоновцы, среди лидеров которых были А. Марченко (1860 – после 1889), едва ли не первый белорусский крестьянин, сумевший поступить в университет, X. Ратнер, М. Овчинников и др., излагали свою программу. Они считали необходимым объединить все народовольческие кружки в Белоруссии в одну Белорусскую социально-революционную партию, которая стала бы составной частью всероссийской «Народной воли» и возглавила бы борьбу белорусского народа за социальное и национальное освобождение от гнета царизма. Добиться его они собирались в союзе с трудовым народом всей России, путем свержения самодержавия и ликвидации остатков крепостного права95. В 1884 г. на страницах журнала «Гомон» они заявили: «Мы – белорусы и должны бороться за местные интересы белорусского народа и федеративную автономию страны»96.
Легальными средствами пыталась пробудить национальное самосознание группа либеральной интеллигенции (М. Довнар-Запольский, В. Завитневич, А. Слупский, Я. Неслуховский и др.), сложившаяся в 1880-х гг. вокруг газеты «Минский листок». М. Довнар-Запольский (1867–1934), выходец из мелкой шляхты, сын провинциального жандармского чиновника, стал основоположником национальной белорусской историографии и горячим сторонником создания белорусского государства. Уже в первых его очерках «Белорусское прошлое», опубликованных в 1888 г. в «Минском листке», исторический опыт полонизации и русификации белорусов оценивается равно негативно97.
Для формирования белорусской национальной идеи важное значение имела книга Ф. Богушевича (под псевдонимом М. Бурачок) «Дудка беларуская», изданная в 1891 г. в Кракове на белорусском языке. В предисловии автор призвал беречь и развивать белорусский язык, «наша мова для нас святая, бо яна нам Богам даная»98. В. Носевич отмечает, что эта книга, даже вопреки изначальным намерениям самого автора, оказала значительно большее влияние на национальное самосознание белорусов, чем революционные призывы «Гомона», который остался широким кругам в свое время практически неизвестен99. Все, что относится к исполняемой им социальной роли, в целом укладывается в схему двухуровневой литвинско-польской идентичности: шляхтич-католик по происхождению, участник восстания 1863 г., польскоязычный литератор и активный корреспондент журнала «Край», активист сбора средств на памятник А. Мицкевичу в Вильне и организации нелегальных польских школ, воспитавший собственных детей убежденными поляками. Позднее сын Богушевича отказался передать отцовский архив деятелям белорусского национального движения именно по идейным соображениям – будучи, по оценке А. Цвикевича, «зоологическим польским шовинистом»100.
Огромное значение для развития белорусского движения имел фундаментальный труд Е.Ф. Карского, работа над которым продолжалась почти двадцать лет101, и составленная им «Этнографическая карта белорусского племени». Как пишет Ю.А. Борисенок, «белорусскую нацию и язык в самом начале XX в. спасли 500 рублей, выделенные князем Петром Дмитриевичем Святополк-Мирским, будущим министром внутренних дел, а в ту пору виленским, ковенским и гродненским генерал-губернатором. Именно на эти деньги известный филолог и этнограф, 42-летний профессор Варшавского университета Евфимий Федорович Карский объехал в 1903-м белорусские земли, поставив себе крайне сложную задачу: «Определение этнографической границы белорусской народности и языка с соседними великорусскими и малоросскими племенами и наречиями, а также с народностями польской, литовской и латышской»102. Его «Этнографическая карта…» стала серьезным аргументом против многочисленных скептиков, отрицавших само существование белорусов и их языка. К ней апеллировали в дальнейшем белорусские политики для обоснования своих территориальных претензий. Интересно, что при этом сам Карский скорее склонялся к идеологии западнорусизма.
С начала XX в. начался процесс политического оформления белорусского движения и национальной агитации, хотя его идеи по-прежнему оставались достоянием узкого круга интеллигенции и не охватывали сколько-нибудь широкого круга сторонников. В 1902 г. в Петербурге Б. Эпимах-Шипило создал «Кружок белорусского народного просвещения и культуры», в 1906 г. выходят газеты «Наша доля» и «Наша нива». В 1902 г. в Вильно по инициативе Вацлава Ивановского возникла Белорусская революционная партия. Название ее было скорее данью моде: никакого переворота партия не планировала, а пропагандировала так называемый органический труд, просвещение белорусов на родном языке, расширение знаний о прошлом Белоруссии. В 1903 г. братья Антон и Иван Луцкевичи, соучредители Белорусской рабочей партии (БРП), создают собственную организацию – Белорусскую рабочую громаду (БРГ), а Вацлав Ивановский организовал кружки белорусского народного просвещения
I съезд БРГ состоялся в Вильно в январе 1903 г. На нем была принята программа партии, близкая программе партии социалистов-революционеров. Национальная программа Белорусской рабочей громады была невнятной – свобода для всех народов России без уточнения ее форм. Не было даже требования автономии Белоруссии в составе России.
Под влиянием растущей популярности социалистов в России БРГ в конце 1904 г. сменила название на Белорусская социалистическая громада (БСГ). В период революции 1905–1907 гг. партия вела пропаганду в основном в деревнях. В городах доминировали российские, еврейские и польские социалистические партии и организации. В
1905 г. БСГ выдвинула идею автономии Белоруссии в составе демократической Российской Федерации. Каждый народ в составе федерации, по мысли лидеров БСГ, должен был иметь свой сейм, право избирать местных чиновников, говорить и писать на родном языке103. В январе
1906 г. II съезд БСГ поручил руководство партией Вацлаву Ивановскому, Александру (Алесю) Бурбису и братьям Луцкевичам. Новая программа партии провозглашала борьбу за превращение России в демократическую федеративную республику и автономию Белоруссии с сеймом в Вильно.
Выборы в Государственную думу в 1907 г. ярко продемонстрировали степень популярности политических группировок, действовавших на территории Белоруссии. 80,5 % голосов получили общероссийские партии и про-российские (западнорусские) организации, которые апеллировали к единству всех православных подданных Российской империи. Блок же социалистических партий, состоявший из БСГ, ППС, Бунда и РСДРП, не завоевал здесь ни одного мандата.
Поражение на выборах заставило лидеров БСГ прекратить политическую деятельность и сосредоточиться на «органической» работе. О. Латышонок считает, что руководители партии, происходившие из шляхетской и чиновничьей среды, не сумели найти подход к своему потенциальному избирателю – крестьянству. Оно оставалось под влиянием официальной пропаганды, которая действовала через многие институции – школу, армию, административные органы власти и западнорусские общественные организации, а также православную церковь. Белорусский историк А.Ф. Смоленчук объясняет их провал жестким давлением со стороны российских властей, которые были обеспокоены растущим польским влиянием на местное население и считали белорусское движение «польской интригой», призванной лишить белорусское крестьянство его истинного – русского самосознания. Поэтому на выборах белорусское население было отнесено к русской курии, а белорусские кандидаты вычеркивались из списков. Победы русских правых партий на выборах в Белоруссии были обусловлены именно «административным ресурсом» властей, а не действительными симпатиями населения, которое было скорее просто равнодушно к политике, поскольку понимало, что не может оказать на нее реального влияния104.
Активность немногочисленной белорусской интеллигенции была тем не менее достаточно заметной, чтобы вызвать протест со стороны российских националистических группировок. Издававшиеся в Минске и Вильне русские газеты «Белорусский вестник», «Минское слово», западнорусская «Белорусская жизнь» (с 1911 г. «Северо-Западная жизнь») вели постоянную идеологическую борьбу с «Нашей нивой» – основным органом белорусской интеллигенции. Издатели «Северо-Западной жизни», правда, не ставили под сомнение существования белорусского народа, но считали его литературным языком русский. Печатание книг и журналов на белорусском языке они называли польско-католической интригой105.
Не получала БСГ и однозначной поддержки со стороны своих союзников по блоку на выборах. Социал-демократические группировки, то примыкавшие, то выходившие из состава РСДРП, придерживались порой противоречивых взглядов на национальный вопрос в России вообще и положение Белоруссии и права белорусов в частности. Бунд, наиболее многочисленная и влиятельная среди рабочих партий края организация, к началу Первой мировой войны пришел к принципу национально-культурной автономии вне областных рамок и равного развития всех наций России, прежде всего имея в виду интересы еврейского рабочего класса. Меньшевики в принципе поддерживали эту позицию. Возможность краевой автономии для Белоруссии и Литвы ими не рассматривалась106. Большевистская фракция решительно возражала против деления партии по национальному признаку, видя в нем опасность раскола. Отрицая федерацию как принцип государственного устройства, она в то же время провозглашала право наций на самоопределение вплоть до отделения, имея в виду прежде всего Польшу и Финляндию. Белорусские национальные идеи не казались большевикам достаточно актуальными, чтобы отдельно заниматься этим вопросом. Характерно, что, когда большевистские ячейки в Белоруссии стали достаточно многочисленны, чтобы образовать районное объединение (весной 1904 г.), оно было названо в соответствии с полуофициальным административным наименованием края – Северо-западный комитет107.
Не была благосклонной и позиция польской интеллигенции. Kurier Wileński, Przegląd Wileński и другие польские издания неоднократно утверждали, что «Наша нива» и книги на белорусском языке издаются за государственный счет, а главной целью всей этой деятельности является русификация народа, симпатизирующего польской культуре. В польскоязычной виленской прессе белорусский язык зачастую оценивали как грубую, простонародную речь, а его распространение – как способ оттолкнуть массы простого народа от польского влияния. Католиков-белорусов польские публицисты, как правило, причисляли к полякам. Одновременно они выражали опасение, что развитие белорусского движения может создать угрозу для польского землевладения в Белоруссии108. Большинство лидеров Виленских поляков даже и краевую идеологию считали всего лишь средством распространения польского влияния и ассимиляции непольского населения. Особенно сильно эти стремления проявлялись в отношении католиков – литовцев и белорусов. Характерным было нежелание польских католических священников вводить в богослужение белорусский язык, что было дозволено властями и Ватиканом. Объяснялось это тем, что сами прихожане были враждебно настроены к белорусскому языку и восприняли бы такую мессу как попытку русификации109.
Политику российских властей в период с 1905 г. до начала Первой мировой войны современные белорусские историки характеризуют как непоследовательную и часто бессистемную. Сделать выбор между польской шляхтой и белорусским крестьянством российское самодержавие так и не смогло до самого краха империи. Попытки модернизации страны и создания державы, основанной на национальном единстве, противоречили самой сути имперской власти, опиравшейся в первую очередь на полиэтничную дворянскую элиту110.
Белорусские земли в Первой мировой войне (август 1914 – февраль 1917 г.)
Мировая война коренным образом изменила ситуацию в крае. На повестку дня вышел польский вопрос. В начале Первой мировой войны как для российского, так и для германского командования Польша стала важной оперативной базой для ведения боевых действий. Для создания трудностей российскому военному командованию и привлечения на свою сторону симпатий населения Царства Польского 9 августа 1914 г. командование германской и австро-венгерской армий на Востоке обратились с воззванием к полякам Царства Польского. В нем они обещали освободить их от азиатской власти России – но не касались судьбы других частей Польши. Обращение было выдержано в духе концепции Ю. Пилсудского, рассчитывавшего на национально-освободительное восстание в Царстве Польском в случае военного конфликта разделивших Польшу держав.
1 (14) августа 1914 г. появилось воззвание русского главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Он обещал объединить под властью российского императора все части разделенной Польши, дав ей самоуправление, свободу вероисповедания и языка. Границы этой автономной Польши не оговаривались, однако слова «одного ждет от вас Россия: такого же уважения к правам тех национальностей, с которыми связала вас история» – могли, по мнению российских исследователей, означать, что украинские и белорусские земли не должны были войти в ее состав111.
Официальная Россия не торопилась конкретизировать свою позицию по польскому вопросу, поскольку ситуация в Царстве Польском была для империи вполне благоприятна, пропаганда Пилсудского не находила живого отклика у его населения, а уже в августе – сентябре 1915 г. российские войска были вынуждены отступить из Польши. Ситуация с польским вопросом потребовала реакции России лишь в 1916 г.: 5 ноября генерал-губернаторы германской и австро-венгерской оккупационных зон огласили совместный манифест о создании на территории Царства Польского королевства в форме наследственной конституционной монархии, связанной с Центральными державами.
Россия, хотя и осудила этот шаг, была вынуждена выступить с ответным заявлением. 12 (25) декабря 1916 г. Николай II, возложивший к тому времени обязанности главнокомандующего российской армией на себя, издал приказ по армии и флоту, в котором сформулировал цели войны для России. Полякам в нем он обещал объединение всех их этнических земель под властью Романовых, широкую автономию, аналогичную дарованной Александром I в 1815 г., то есть собственный сейм, местное самоуправление, даже армию. Позиция России была одобрена державами Антанты и США112.
Таким образом, российская позиция по польскому вопросу в первый период войны предусматривала объединение всех этнически польских территорий в одном государстве, связанном с Россией военным союзом. Земли с непольским населением, некогда бывшие частью Речи Посполитой, предполагалось оставить в составе России. Что касается Белоруссии, то даже весьма умеренные в то время автономистские планы белорусских политиков российское руководство было склонно считать польской интригой.
Осенью 1915 г., в результате масштабного отступления русской армии, территория Белоруссии была разделена линией фронта на две части. Гродненскую, большую часть Виленской (вместе с Вильной) и небольшую часть Минской губернии оккупировали немецкие войска. Восточная же часть нынешней Белоруссии стала базой для полуторамиллионной группировки российских войск. Оккупационные власти, по свидетельству начальника штаба Восточного фронта генерала Э. Людендорфа, столкнулись с непростой ситуацией. В результате политики «выжженной земли», примененной российским военным командованием при отступлении, и масштабной эвакуации населения литовско-белорусские земли были разорены. Местные жители, в основном православные, частью добровольно ушли с отступавшей русской армией, а частью были эвакуированы принудительно. Местами люди прятались в лесах и постепенно возвращались домой113. Русские правительственные чиновники и судьи, все представители администрации и интеллигенции покинули край, и лишь оставшееся на месте духовенство, главным образом католическое, обладало авторитетом.
Немецкая политика в занятом регионе была нацелена, во-первых, на поддержку антироссийских группировок, а во-вторых, на усиление там роли германского элемента. Поскольку Берлин проводил на оккупированных территориях Северо-Западного края политику нещадной эксплуатации местных экономических ресурсов и первоначально не собирался брать на себя каких-либо политических обязательств в отношении какой-то национальной группы населения, то местная администрация формировалась главным образом из русских немцев, выходцев из Курляндии114. Кроме того, немецкие власти сформулировали своего рода культурную программу «поворота на Запад», в рамках которой планировалось, изолируя белорусские, украинские, литовские и латвийские земли от российского влияния, пропагандировать немецкий образ жизни и любовь к Германии. Чтобы остановить русификацию местного населения, еще в 1915 г. немецкие власти запретили преподавание в школах на русском языке. Как отмечает белорусский историк В. Ляховский, данная мера была явно дискриминационной и шла вразрез с декларируемой политикой равенства всех национальностей, поскольку в оккупированной зоне небольшое число русских все же осталось115.
На рубеже 1915–1916 гг. оккупированная область была разделена на следующие административные округа: Курляндия, Литва, Сувалки, Вильно, Ковно, Белосток. В дальнейшем были произведены некоторые изменения. В начале 1916 г. Вильно и Сувалки были объединены в один административный Виленский округ, затем появился единый генеральный округ Белосток-Гродно. В июле последовало объединение округов Вильны и Литвы в Литовский административный округ116. Осенью 1917 г. Гродненский округ был слит с Литвой.
Немецкие власти в начале 1916 г. объявили равноправными на оккупированных территориях четыре языка – белорусский, литовский, польский и еврейский. Этот акт фельдмаршала Гинденбурга пробудил у белорусских национальных деятелей надежды на возможность национального самоопределения и культурного (прежде всего) развития при поддержке немцев.
Очень скоро немецкие власти, первоначально объявившие Вильну «жемчужиной польской короны» и собиравшиеся разыграть польскую карту в противовес России117, начали воспринимать поляков в качестве конкурентов своему влиянию. Э. Людендорф писал в своих воспоминаниях, что, переехав в Ковно, «типично русский город», он «решил вновь приступить к той культурной работе в занятой области, которую германцы вели в течение многих столетий. Многонациональное население не могло бы создать своей культуры и, будучи предоставлено самому себе, ополячилось бы»118.
Поделиться книгой: