Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты откуда?! — И тотчас сплюнул в сердцах: — Тьфу! Привиделось…
Со двора, куда выходило зарешеченное двустворчатое окошко, донеслось фырканье мулов, бряцание уздечек. Поэт подкрался к окошку, осторожно глянул во двор. Уезжали Риаш, Барра и мальчики. Позднее он увидел две закутанные в абу женские фигуры с легкими тюрбанами на головах. Худощавый конюший вывел мулов, поддержал стремя и помог одной женщине сесть верхом. Вторая села сама.
«Слава аллаху! — подумал поэт, взглядом провожая всадницу. — Уехали. Вроде я напрасно волнуюсь! Как это сказала Атба: „Принеси воды!“? Ха, ха, ха! Решила, что я раб! Да узнала ли она меня вообще?»
И, сразу успокоившись, — ну к чему долго мучить себя страхами? — Абуль Атахия растянулся на постели и принялся обдумывать предстоящую сделку с Фанхасом. Несмотря на новую интригу, он не собирался упускать выгодное дельце с продажен белых рабынь.
Глава X
НОВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Абуль Атахия безмятежно спал, когда на аллее, что вела к дому Фанхаса, показалась кавалькада всадников. Заржали молодые сытые лошади, раздалось бряцание оружия, зацокали копыта.
Утро уже вступило в свои права. Взошедшее солнце сияло над Багдадом.
Поэт проснулся, разбуженный шумом, и подскочил к окошку.
Кавалькада приблизилась к Дар ар-Ракику. На парчовых накидках, свешивавшихся с холеных крупов чистокровных арабских скакунов, виднелись гербы Мухаммеда аль-Амина. Возглавлял всадников лихо гарцевавший мужчина, в котором без труда можно было узнать аль-Фадля ибн ар-Рабиа. Как и полагается, фаворита престолонаследника сопровождала свита, составленная из надежных слуг.
— Похоже, иудей еще дрыхнет! — воскликнул Фадль, приближаясь к воротам.
— Мы живо его разбудим! — откликнулся всадник, скакавший чуть поодаль. — Работорговцу только бы учуять барыш, тотчас продерет глаза.
Грянул дружный хохот.
— Как бы спросонок он не принял нас за грабителей с большой дороги! — пошутил Фадль.
— Ну, к чему нам грабить и убивать? — в топ ответил телохранитель. — Над нами эмир правоверных. Левой рукой он платит купцам, а правой собирает налоги. Ограбить и убить Фанхаса было бы преступлением. Халифату нужны рабы, а старик знает свое дело.
Дюжий слуга подъехал к воротам и, не слезая с лошади, сильно застучал.
— Эй, кто там, открывай!
Первым, как и положено, спешился Фадль. Это был высокий худощавый мужчина с густой, темной, местами порыжевшей бородкой. Он едва перешагнул черту молодости, но умел сдерживать бушующие в груди страсти; обладая сильной, закаленной в нескончаемых интригах, взлетах и падениях волей, он научился подавлять свои подлинные чувства. Он уничтожал вставшего ему поперек дороги и при этом испытывал захватывающую радость, хотя внешне оставался спокойным. Глаза его блестели, как обычно; губы не трогала саркастическая улыбка.
— О, аллах! Я же могу упустить верный барыш! — спохватился Абуль Атахия и отскочил от окошка. — Престолонаследник жаждет новых рабынь! Фадль торопится. Это для меня ясно. Ишь, явился в какую рань! Надо опередить его и первому увидеть Фапхаса.
На галерее метались встревоженные полуодетые слуги. Легкой рысцой бежал заспанный Хайян, спеша отворить ворота новым посетителям. Поэт прошмыгнул мимо — негр был так озадачен прибытием кавалькады, что даже не заметил его, — и свернул в коридор, откуда было близко до хозяйских покоев. Дверь оказалась запертой. Он постучал и крикнул:
— Надеюсь, ты проснулся, господин Фанхас? Это я, Абуль Атахия! Можно к тебе?
Послышались поспешные шаги, и дверь распахнулась.
— Что? Что такое? Отчего весь этот шум?
Работорговец, видно, только вскочил с постели. На нем были шальвары и кафтан, наброшенный поверх расстегнутой рубахи. В вырезе рубахи виднелась волосатая грудь с курчавыми, неопределенного цвета завитушками. Раздвоенная бородка топорщилась, пейсы были взъерошены, седые волосы на голове торчали клочьями. Ну точь-в-точь неожиданно разбуженный, старый, бездомный бродяга! Глаза его гноились, на массивном носу выступала уродливая горбинка; казалось, нос не мог больше расти в длину и поэтому выгнулся дугой.
— А, друг мой! С чем пожаловал? — воскликнул работорговец, протирая ладонями глаза. — Какие делишки прячутся за твоей спиной?
Поэт вошел в спальню, плотно закрыл дверь и скороговоркой пояснил:
— Я приехал вчера вечером. Постеснялся тебя беспокоить, ты уже спал. Решил подождать до утра. Сейчас просто вынужден…
— Ну какое там беспокойство! Пустяки! — Фанхас пригладил бороду, застегнул ворот рубахи и подкрутил жиденькие усы. — Главное — дело! Говори, что у тебя за новости?
— Важные новости, почтеннейший. Есть выгодная торговля. Я уговорил первого престолонаследника купить рабынь. Не таких, как обычно, а белых. Причем именно у тебя. Ты же знаешь, какое я имею влияние на Мухаммеда аль-Амина. И вот я поспешил к тебе, чтобы сообщить, в надежде… Ты понимаешь…
— Сколько ты хочешь за услугу? Мы оба не должны остаться внакладе. Ты всегда заботишься о нашей общей выгоде. Благословение аллаху, когда буду торговать рабынь, я добавлю твое вознаграждение к их цене. А может быть, тебя тоже привлекает белокурая красавица?
— Нет, нет, этого добра мне не надо, — отмахнулся Абуль Атахия. — Деньги, только деньги!
Работорговец схватился за карман рубахи.
— Ну хорошо, друг мой, хорошо! — проговорил он, смягчая неуместность своего жеста. — Я понял. Сделаем как всегда: ты получишь половину надбавки сразу после продажи.
— О почтеннейший, продажа состоится сейчас же! Мухаммед аль-Амин послал к тебе с этой целью аль-Фадля ибн ар-Рабиа. Фадль со свитой уже прибыл. Это из-за них подняли такой шум. Они, наверно, вошли в Дар ар-Ракик. Я боюсь, как бы не разузнали о пашем разговоре…
— Аллах не оставит своего раба в беде, — ответил Фанхас, прикрывая рукой рот поэта. — Надеюсь, ты у него на хорошем счету?
Он затянул кушак на кафтане, накинул на плечи халат, еще раз пригладил бороду и отворил дверь.
По коридору бежал Хайян, он торопился доложить о прибытии высокого гостя. Увидев хозяина и Абуль Атахию, выходивших вместе из господских покоев, привратник остолбенел. Но распоряжение Атбы, переданное от имени эмира правоверных, крепко сидело в его голове. Опомнившись от неожиданности, он раскрыл было рот, как вдруг услышал обращенные к нему слова хозяина:
— Где паши гости, черномазый? Я иду к ним. Где же они сейчас? Ну, что молчишь? Ах ты, фальшивый дирхем!
Тут уж Хайяну было не до передачи распоряжения. Да и говорить о задержании поэта в его присутствии могло быть опасным. Лучше было подождать.
— При… прибыл аль-Фадль ибн… ибн ар-Рабиа, — пробубнил он, заикаясь. — Они вместе со свитой прошли в Дар ар-Ракик. Они ждут тебя, хозяин.
Абуль Атахия улыбнулся привратнику и, даже не представляя, какой избежал неприятности, прошел в уединенную комнату, которую ему указал работорговец.
Глава XI
ДАР АР-РАКИК
Запахнув полы халата, Фанхас свернул из коридора влево, к главному входу, где, собственно, и начинался Дар ар-Ракик.
Четырехугольное пространство внутреннего дворика было заполнено свитой Фадля. Придворные прогуливались по уложенному плитками полу и в ожидании предстоящего зрелища с вожделением поглядывали на двери более чем тридцати комнат, выходивших на террасу, которая окружала дворик.
Сам Фадль вместе с несколькими приближенными находился в комнате, называвшейся приемной. Это был небольшой зал, специально отведенный для осмотра рабынь и мальчиков. Вдоль покрытых искусной резьбой стен полукругом лежали подушки. Середина зала, устланная мягкими коврами, оставалась пустой.
— О достойнейший из достойнейших, приветствую тебя! — воскликнул Фанхас, завидев высокого гостя, который, скрестив ноги и упираясь локтями в колени, восседал на пышной шелковой подушке у противоположной от входа стены. Прежде чем Фадль успел приподняться, работорговец подбежал к нему и покрыл руку поцелуями.
Польщенный оказанным приемом, придворный горделиво улыбнулся и, указывая на свободную подушку, лежавшую рядом, напыщенно произнес:
— Садись, любезный!
— Благодарствую, мой повелитель! — воскликнул Фанхас, продолжая стоять.
— Садись, любезный, — повторил Фадль. — Я поклялся, что ты сядешь! Мы не очень обеспокоили тебя своим посещением?
— О, что ты! — работорговец опустился на подушку и вскинул руки к небу. — Твой визит для меня большая честь и огромная радость. Я весь к твоим услугам.
— Наш высокочтимый покровитель Мухаммед аль-Амин — да будет милостив к нему аллах! — соблаговолил направить нас к тебе, чтобы выбрать и купить несколько красивых рабынь, — неторопливо проговорил фаворит престолонаследника. — Эти рабыни, кроме приличествующих им обязательных достоинств, должны услаждать изысканный слух нашего покровителя исполнением песен и чтением стихов. Мы, конечно, могли бы послать к тебе верного человека, но памятуя о трудностях выбора и важности соблюдения интересов первого престолонаследника, предпочли явиться самолично, прихватив лишь скромную свиту. К тому же взглянуть на Дар ар-Ракик и его обитательниц — большое наслаждение. Так вот, любезный Фанхас, нам известно, что ты можешь кой-чем порадовать покупателя.
— О мой повелитель! — воскликнул работорговец, довольный тем, что его похвалили. — Твой приезд в Дар ар-Ракик — настоящий праздник для меня, а тебе-то вот беспокойство. Стоило лишь дать знак — и я бы тотчас пригнал всех рабов пред ясные очи светлейшего первого престолонаследника, да ниспошлет аллах на него свои милости! Но поскольку судьба ко мне благосклонна и я вижу тебя, достойнейший из достойнейших, в моем доме, то уж будь уверен — я выставлю товар, как на лучшем рынке, и такого изобилия ты не найдешь ни у одного моего соперника по торговле. Признаюсь тебе откровенно, раздобыл я прекрасные образцы человеческой породы: это мальчики и девочки, мужчины и женщины, любой толщины, роста, всех пародов и наций, смуглые, белые, желтые, черные. Один аллах знает, во что мне все это обошлось! Из Турции, Византии, Табаристана, Армении, Хорасана, Индии, с Запада и Востока, из ближних и дальних стран.
— А есть ли у тебя, любезный, хорошие певицы? — спросил Фадль, уловив паузу в обильных словоизлияниях работорговца.
— Есть ли у меня хорошие певицы? — повторил Фанхас с легким оттенком удивления. — А почему бы им не быть, мой повелитель? Я ведь поставщик двора эмира правоверных! У меня есть красавицы на любой вкус, даже самый притязательный. Мои рабыни знают наизусть великолепные стихи, превосходно играют на лютне, цимбалах, танцуют, поют и сами себе аккомпанируют на бубнах и тамбуринах.
— Уж не перепутал ли ты, любезный, и не перечисляешь ли достоинства рабынь Харуна ар-Рашида? — усмехнулся Фадль. — Столь совершенные женщины встречаются лишь при халифском дворе. Но вот в чем дело: все они с Востока — желтолицые или чернокожие. А мой высокочтимый покровитель для разнообразия хочет позабавиться с белыми рабынями. Есть у тебя такие?
— А как же, достойнейший из достойнейших! Коль того пожелает светлейший Мухаммед аль-Амин, непременно найдутся!
— Не торопись, любезный! Насколько мне известно, белых рабынь не обучают пению. Багдадцы редко используют их для развлечений. Говорят, белокурым женщинам очень трудно поставить голос, в нашей манере, конечно. Это мог бы сделать разве что сам придворный певец эмира правоверных, высокоталантливый Ибрагим аль-Мосули.
— Кажется, я сказал моему повелителю, что он найдет у меня все, что ему нужно, — ответил с достоинством Фанхас.
Глава XII
РАБЫНИ ИЗ ТЕХ, ЧТО ПОДЕШЕВЛЕ
Фадль еще только сделал первое движение, намереваясь подняться с подушки, как работорговец уже вскочил на ноги. Он забежал вперед и, почтительно пятясь перед высоким гостем и его приближенными, вывел их во внутренний дворик, свернул направо, указывая, куда идти. Перед ним, освобождая проход, разбегались слуги.
— Если будет на то твое соизволение, начнем осмотр отсюда, мой повелитель! — предложил он, останавливаясь на галерее, и, получив согласие, распахнул приоткрытую дверь.
Небольшая узкая комната была отведена для белокожих девочек, почти дикарок, по очень привлекательных. Старшей едва ли минуло девять лет. Увидев входящих незнакомцев, девочки заметались, словно газели, на которых напали охотники, и, прячась друг за друга, отбежали в дальний угол, где что-то быстро-быстро залепетали на незнакомом языке. Они были почти обнажены. Детские щечки, загоревшие от солнца пустыни, заливал румянец. Раздались громкие всхлипывания, которые грозили перерасти в общий рев. На незваных посетителей смотрели расширенные от страха глаза — голубые, серые, карпе…
Фадль в недоумении повел бровями.
— О мой повелитель! — заторопился работорговец. — Не удивляйся! Прелестные наложницы, развлекающие и тебя и самого эмира правоверных, поначалу выглядели такими же неотесанными, как бедные крошки, которых ты сейчас видишь. Я привел тебя сюда только для того, чтобы ты воочию убедился, в каком плачевном виде поступает к нам товар, чтобы представил, сколько нам приходится потрудиться, пока сделаешь из этого товара тех красавиц, за которых платят по десять, а то и по двадцать тысяч динаров за каждую.
— Воистину нелегкая работа! — согласился Фадль. — Неужели прелестная Фарида, несравненная Манна и даже Умм аль-Хан или Дайнара были когда-то столь же невежественными?!
— Поверь мне, мой повелитель, были. Почти все были.
— Откуда же поступают к тебе эти дикарки, любезный?
— Отовсюду, мой повелитель, со всего света. Нередко с большим риском для перекупщиков. Эти вот доставлены из далеких славянских стран, что на севере.
— Как же их там раздобыли? — поинтересовался Фадль.
— Это уж забота купцов. Иногда они похищают девочек, иногда покупают их у родителей. За бесценок. Но мне-то их продают втридорога.
— Постой, иудей, по закону, насколько я знаю, нельзя отрывать детей от родителей и увозить на чужбину, а ведь эти совсем маленькие.
Фанхас не мог сдержать иронической улыбки, по тотчас взял себя в руки.
— О, что ты, мой повелитель! — воскликнул он. — Рабство для бедных девочек — великое счастье, о котором онп и мечтать-то не смели. Представь себе: от неустроенной, дикой, полуголодной жизни — да у нас и верблюды живут лучше! — они попадают в арабские города, полные благоденствия и красоты. Потом, кто знает, может быть, кому-то из них и повезет: разве тебе неизвестно, что иные наложницы обладают такими драгоценностями, каких нет у дочерей халифов?
— Будь настолько добр, любезный! — с видимым облегчением проговорил Фадль, которому порядком надоели малолетние девочки.
В следующей комнате, дверь которой услужливо распахнул Фанхас, находились молодые негритянки из глубинных районов Африки — иссиня-черные курчавые девственницы с приплюснутыми носами. Они являли собой редкое сочетание грациозности, необычайной дикости — только что виденные славянские девочки намного уступали им в этом — и отталкивающего уродства. Судя по запаху, доносившемуся из комнаты, им давно не давали умываться.
Работорговец не стал приглашать Фадля осматривать негритянок: с него было довольно произведенного впечатления.
— Это негритянки из Судана. Их взяли в плен и отправили сюда. Я купил их по дешевке. Они пригодны только для самой черной работы. Будут служанками у белых наложниц.
Почтительно отступая перед высоким посетителем и его свитой, Фанхас повел гостей вдоль по галерее. Двери комнат он уже не открывал, ограничиваясь пояснениями.
— Здесь живут дочери берберов. Недавно привезены из великой африканской пустыни. Обычно родители сами их отдают в счет погашения налогов. Так их и доставляют в Багдад. Моему повелителю это должно быть известно. Вот здесь, — он указал на следующую дверь, — находятся девушки из Синда; кожа у них неповторимого красноватого оттенка. За ними — бледнолицые византийки. Дальше — комнаты, где живут рабыни, обученные разным ремеслам: банщицы, кухарки, булочницы, кормилицы. На той стороне — помещения для мужчин. Рабы черные и белые: негры, хазары, тюрки, китайцы, русы, булгары.
Глава XIII
РАБЫНИ ИЗ ТЕХ, ЧТО ПОДОРОЖЕ
Посещение Дар ар-Ракика затягивалось, и Фадль проговорил, обращаясь к Фанхасу:
— Покажи-ка, иудей, что там у тебя припрятано поинтересней. Нам время дорого, всех твоих подопечных осматривать не к чему.
— Желает ли мой повелитель лицезреть прелестных мальчиков — беленьких евнухов? — Лицо работорговца расплылось в слащавой улыбке. — Есть отличные экземпляры!
— Ценю твои услуги, любезный. — Фадль был строг и суховат, как и подобает фавориту престолонаследника. — Сегодня, о чем я уже говорил, нас интересуют только наложницы.
— Как же, как же, помню! — затараторил Фанхас, почувствовав, что пора переходить от слов к делу.
Он предложил знатному посетителю прогуляться по внутреннему дворику, услужливо провел мимо запертых дверей и, остановившись перед крайней, приказал чернокожему евнуху отворить ее.
— Прошу, о достойнейший пз достойнейших! Ручаюсь головой, финики здесь сладкие.
В помещении, порог которого важно перешагнул Фадль, содержались белокожие девушки, отобранные для продажи в гаремы. Младшей было лет пятнадцать, старшая вряд ли достигла двадцати. Одеты они были в легкие дешевые гиляли, вокруг шеи — самодельные бусы из разноцветных, со вкусом подобранных камешков. Но что значат одежда и украшения! Девушки были щедро наделены прелестями, которыми аллах одаряет женский пол. Лица — глаз не оторвать! То классически правильные, то необычные, со своеобразными, неповторимыми чертами; нежная светлая кожа, какой отличаются европейки, легкий румянец, фигуры стройные и гибкие, словно тростник, пышные волосы либо заплетены в косы, либо волнами свободно ниспадают на спины. Подлинные красавицы! И все же среди них выделялась одна — высокая, белокурая, с застенчивым, чистым взглядом больших глаз и плавными, грациозными движениями, которые свидетельствовали об изяществе и природной стыдливости.
Заприметив девушку, Фадль обратился к ней по-арабски. Она, видимо, не поняла, но, догадавшись, что слова относятся к ней, спряталась за подругу и прикрыла ладонями вспыхнувшее от смущения лицо.
— Где Абуль Атахия?! — воскликнул фаворит престолонаследника, с которого слетела вся его важность.
— Абуль Ата…
Фанхас едва не приказал позвать спрятавшегося поэта, но вовремя опомнился.
— О, бледнолицая гурия! — восхищался Фадль, приближаясь к испуганной девушке. — Она так и напрашивается, чтобы ее воспели в стихах! Не Абуль Атахия, так пусть Абу Нувас!
— Вот именно! — неопределенно поддакнул работорговец и торопливо добавил, направляя разговор в нужное ему русло: — У моего повелителя есть все основания отличить, как он изволил сказать, гурию. Она прекрасна! Я получил ее из Табаристана вместе с большой партией рабынь, предназначенных для услады знатных особ. Она, бесспорно, выделяется из всех. Впрочем, до изысканных наложниц, как понимает достойнейший из достойнейших, ей все-таки далеко. Нет той школы, которая необходима!
Фанхас перевел дыхание и продолжал:
— Если мой повелитель не станет возражать, я отниму у него еще несколько мгновений драгоценного времени и, прежде чем он соизволит сделать выбор, покажу рабынь, обученных искусству любви. Они из Басры и Куфы. Что за лица, что за походка! Какие глаза! А грудь, а талия! — Работорговец закатил глаза и причмокнул губами. — О! Чтобы оценить это по достоинству, надо посмотреть самолично. И никакой искусственности! Ни, ни! Брови и ресницы такие черные, что кажется, будто подведены сурьмой. Но вылей на голову целый кувшин воды — нм хоть бы что! Все от природы, только от природы. А какие тела! О, аллах! Коричневые, смуглые, черные, худощавые, пышные! Одна рабыня, совсем молоденькая, но так толста, что напоминает Айшу, о которой рассказывали, будто поднять ее могли лишь двое здоровенных мужчин.
Фадль рассмеялся и, отвернувшись от девушки, воскликнул:
Поделиться книгой: