Древняя трасса кочевок слонов проходит от равнин между горами Килиманджаро и Кения к горам Абердэр и далее на северо-восток к болотам Лориан, на северо-запад в Марсабит и на юг, снова в горы Абердэр. Общая протяженность этого кольца около 650 километров. Считают, что миграция обычно занимает приблизительно три года — все зависит от состояния кормовых ресурсов, охотничьего промысла и т. д. Конечно, не все слоны находятся в пути одновременно и охраняемые области, как, например, горы Абердэр и Марсабит, имеют собственные относительно постоянные популяции. Описываемые в литературе мощные миграционные волны — результат соединения многих стад, устремлявшихся к единой цели. Они, как правило, — реакция на экстремальные условия, скажем, резкую продолжительную засуху. Более типичными были миграции небольших групп, происходившие спокойно, с определенной скоростью передвижения, по традициям, сложившимся за тысячи лет. Такие миграции способствовали перемешиванию генетического материала и не оказывали слишком сильного воздействия на окружающую среду.
Пустынные горные кряжи, леса и полупустыни вокруг Марсабита и болот Лориан все еще редко заселены. Основное занятие местных жителей — отгонное животноводство. Здесь слоны еще могут совершать сезонные кочевки, тщательно обходя поселения и обрабатываемые участки. Они быстро и бесшумно преодолевают огромные расстояния по ночам. Словно молнии слоны проносятся мимо городов и деревень, оставаясь совершенно незамеченными.
В более южных районах ситуация иная. Приближаясь к горе Кения с севера, замечаешь, что она так же, как расположенные к юго-западу от нее горы Абердэр, окружена кольцом деревень и ферм. Через эту местность проходит железная дорога в Наньюки, пересекающая экватор. Кроме этого, имеется густая сеть других дорог. В 60-х — начале 70-х годов считалось, что миграции слонов в этом районе прекратились: те немногие животные, которых издалека замечали на старом пути кочевок и часто убивали за разорение какой-либо фермы, составляли исключение.
Однако к концу 70-х годов произошло нечто такое, чего защитники природы не могли предвидеть. Еще лет пять до этого во всей Кении отмечалась засуха, и национальный парк Самбуру, расположенный как раз на старом пути кочевок слонов между горами Абердэр и болотами Лориан, жестоко пострадал. Популяция слонов в парке была тогда большей, чем, может быть, когда-либо раньше, поскольку слоны быстро соображают, где их будут охранять, и стекаются в национальные парки и резерваты с обширных соседних территорий. В Самбуру засуха совпала с усилением браконьерства. Слоны из этого района известны своими большими красивыми бивнями, и в условиях открытого ландшафта к этим животным легко подобраться. «Давление» на слонов возросло настолько, что однажды в 1977–1978 гг., когда хлынули дожди, все эти животные внезапно собрались и отправились в путь по направлению к горам Абердэр, к которым по проселочной дороге от Самбуру всего около 200 километров, и этот путь короче, чем до горы Кения (куда добралась часть популяции). Однако им пришлось преодолеть гораздо большее расстояние, поскольку, само собой разумеется, слоны выбирают отнюдь не короткую, а наиболее легкодоступную дорогу и, кроме того, вынуждены обходить поселения и добывать себе пищу. Известно, что по крайней мере от 800 до 1000 слонов менее чем за год вырвались из Самбуру и, словно лавина, устремились к северной части гор Абердэр.
Когда было обнаружено это массовое перемещение, жизнь вышла из обычной колеи. Вероятно, слоны пытались двигаться не привлекая к себе внимания, однако-чем передвижение становилось интенсивнее, тем меньше они заботились о тактичности своего поведения, устремляясь напрямик, через фермы и деревни, иногда задерживаясь на несколько дней в садах и огородах, лакомясь вкусными плодами, чтобы подкрепиться перед дальнейшей дорогой. Предпринимались активные попытки отогнать слонов назад, в Самбуру: самолеты и вертолеты пытались с воздуха направлять движение животных; в них стреляли холостыми патронами и петардами. Местные жители дни и ночи напролет били в барабаны, чтобы уберечь свои посадки.
А слоны все двигались вперед. Создаваемые на их пути преграды лишь ненамного изменяли их маршрут. Ничто не могло заставить слонов свернуть с выбранного направления, идти туда, куда они не хотели. Управление охотничьего хозяйства вынуждено было признать свое бессилие и сделать все возможное, чтобы как можно скорее отогнать слонов к горам Абердэр, стремясь помешать им разорять угодья, где многие животные не прочь были бы задержаться, ведь они привыкли к открытым местностям и не желали углубляться в лесную чащу. Однако, когда слоны все же очутились там, пришлось срочно расширять и углублять рвы, отделявшие леса Абердэр от земель кикуйю, чтобы воспрепятствовать передвижению слонов в обратном направлении.
Прошло не менее 30 лет со времени последней массовой миграции слонов. Однако они прекрасно помнят об этом пути, хотя с тех пор его пересекла не одна дорога и стерла поля. Культурный ландшафт резко вторгся в мир слонов, а нам остается лишь восхищаться их удивительной остротой восприятия.
Неизвестно, какие ориентиры использовали старые предводительницы слонов, возглавлявшие их движение из Самбуру, но очевидно, что у них были хорошая память и достаточно опыта в этом деле. Не менее замечательно и то, что свои способности слоны могут передавать из поколения в поколение. Словом, очень многие черты у слонов вызывают восхищение.
В 1978–1979 гг. исследования слонов в горах Абердэр предоставили дополнительные количественные данные, благодаря которым удалось отличить пришельцев из Самбуру от местной популяции. Пришельцы, в свою очередь, подразделялись на более дробные группы. В целом же, они отличались более повышенной нервозностью и возбудимостью по сравнению со слонами из Абердэр. Заметна была и внешняя разница: у пришельцев мощные бивни и сами они крупнее, особенно самцы. Все это было отчетливо видно при наблюдении за обеими группами животных у солонца.
Небезынтересно отметить при этом, что слоны разных групп мирно сосуществуют. Они либо не обращают друг на друга внимания, либо тепло приветствуют пришедших, и слонята играют вместе. Отдельные самцы, направляясь мимо, проверяют самок из обеих групп, чтобы выяснить, у какой из них течка, а затем спокойно идут выкапывать соленосную почву, в то время как находящиеся поблизости слонята не проявляют признаков беспокойства, не боятся гигантов размерами с дом и сильных, как локомотивы.
Если вспомнить, какие тяжелые испытания выдержали слоны по дороге в Абердэр, поражаешься тому, как быстро они адаптировались к тихой размеренной жизни в этих горных лесах. Вероятно, хорошим примером в этом отношении им послужили местные слоны. Различия в поведении постепенно настолько сглаживаются, что становится трудно определить (если, конечно, не учитывать внешние признаки), к какой группе относятся отдельные особи или небольшие группы. Слоны из Самбу-ру уже произвели потомство в лесах Абердэр, а их слонята вырастут в настоящих лесных условиях, и сторонний наблюдатель найдет, что подобный процесс происходил без особых осложнений.
Все это само по себе наглядно демонстрирует не только высокую приспособляемость слонов, но и их четко функционирующую стадную организацию, благодаря чему они могут спокойно существовать как в условиях жаркого и сухого Самбуру, так и в густых горных лесах, и притом без изменений сохранять структуру своей популяции.
Если мне когда-нибудь вновь доведется изучать бонго в горах Абердэр, то я непременно проведу наблюдения и за леопардами, которые меня интересуют не меньше, чем бонго. Леопарды — умные и удачливые звери, возможно поэтому они редко попадаются человеку на глаза. Слухи об их скором вымирании, к счастью, значительно преувеличены. Их сородичи гепарды, которых туристы во время сафари на равнинах видят гораздо чаще, и потому делают заключение, что с этим животным дела обстоят благополучно, на самом деле находятся в большей опасности. Короче говоря, гепард становится редким зверем, поскольку часто встречается людям, а леопард скрывается от них и потому пребывает в полном здравии.
Когда день за днем я прочесывала леса, не встретив ни одного леопарда, я тешила себя мыслью, что многие из них замечали меня. Часто мне попадались свежие следы этих зверей; казалось, всего минуту назад перебежал дорогу леопард и скрылся среди зелени. Знающие люди говорят, что леопард бывает только там, где нет людей.
У доробо есть предание о том, что пятна на шкуре леопарда — это следы всех животных мира. Они дают образное описание и шкуры, и самого зверя, отличавшегося независимым характером и собиравшего следы которые попадались ему во время путешествий. Он обошел всю Африку и большую часть Азии, где и теперь широко распространен. Следы леопарда можно встретить от берегов океана до увенчанных ледниками гор и в разных природных условиях — от речных долин с их значительными водными ресурсами до полупустынь, зарослей колючих кустарников у верхней границы леса в холодных горах. Оказалось, что леопард вполне приспособлен также жить поблизости от густонаселенных районов. Это, вероятно, от того, что это животное тесно привязано к своей территории. Часто в предместьях Найроби исчезают собаки, и выясняется, что это поохотился леопард, спустившийся с гор Нгонг.
Единственное требование, предъявляемое леопардом к среде обитания, — это достаточно густые заросли кустарников, где он мог бы, оставаясь незамеченным, выследить добычу. Охотиться же на равнинах он великодушно предоставляет гепарду.
В горах Абердэр такая масса деревьев и кустарников, что леопард чувствует себя среди них как рыба в воде, и человек считает себя удачливым, если этот зверь попадается на глаза. Случается, он промелькнет на поляне или кружит по дороге, не оставаясь подолгу в поле зрения, будто разделяя мнение Марианны Мур, что superior people never make long visits (воспитанные люди никогда не задерживаются подолгу в гостях).
Леопард вполне обеспечивает себя пищей и ведет уединенный образ жизни. Детеныши леопарда остаются с матерью до тех пор, пока совсем не подрастут. Бывает, что особи одного пола из одного выводка, став самостоятельными, некоторое время держатся вместе, однако в целом леопард принадлежит к тем кошачьим, для которых свойствен обособленный образ жизни. Самец дружелюбно относится к самке только в период течки, и иногда они вместе проводят несколько суток. Но и в такие периоды я могла глядеть на леопардов не больше, чем полсекунды.
Леопард, имевший участок поблизости от гостиницы «Ковчег», был самым крупным из всех, каких я когда-либо видела. Роскошный самец с широкими плечами и большой головой. Его пушистая, богато разукрашенная шкура была в прекрасном состоянии. Этот зверь был таким холеным, что, казалось, уподобляясь Нарциссу, он должен подолгу созерцать свое отражение в потаенных источниках, откуда пил воду.
Самка, с которой леопард временами общался, была гораздо ниже ростом и не столь массивна. Иногда оба появлялись на краю опустевшей поляны у гостиницы «Ковчег» и вместе подкарауливали какое-нибудь животное. Возможно, тогда они настолько были увлечены друг другом, что сидеть вместе в засаде представлялось им продолжением любовной игры. В обычное время каждый из них охотился порознь.
Существует мнение, будто леопард ведет преимущественно ночной образ жизни. Вероятно, в других местах это и так, но не в горах Абердэр, поскольку здесь он чувствует себя в безопасности, и его можно увидеть в любое время суток, но чаще всего утром и ближе к вечеру, а на охоту он выходит по ночам. В лесах Абердэр для него много пищи, в его распоряжении имеются антилопы разных видов, иногда буйволенок, свиньи трех видов, павианы (по-видимому, представляющие собой особое лакомство) и масса мелких животных, вплоть до крыс и полевок. Леопарды не пренебрегают и птицами. В горах Абердэр ему предоставляются такие прекрасные лакомства, как лесной франколин и франколин Джексона11. Леопардов пытались подразделять на лесных и равнинных. Отмечалось, в частности, что первый из них ниже ростом, но это не подтверждается на примере описанной мной прекрасной особи 12, обитающей близ гостиницы «Ковчег».
Часто шкуры лесных леопардов отличаются темным цветом и густо расположенными пятнами. Согласно данным по другим районам Африки, горным леопардам, обитающим на высотах свыше 2900 метров, в той или иной степени присущ меланизм. В горах Абердэр меланизм обычно наблюдался у генет и сервалов13, но, как ни странно, ни разу у леопардов. Никто не встречал там «черную пантеру»14. Даже на горе Кения нет таких леопардов, тем не менее знаток этого района Раймонд Хук, оперируя сведениями по другим горам Кении, рассчитал, что по крайней мере один из восьмидесяти леопардов, встречающихся в высокогорных районах, в том числе в горах Кения и Абердэр, должен быть черным.
Вопрос о меланизме, полном или частичном, подводит нас к другой загадке гор Абердэр — к обитающей там небольшой популяции львов. Это действительно тайна, особенно если учесть, что значительные высоты, холодный климат и густая растительность обычно никогда не привлекали этих животных, к тому же прежде, особенно в 20—30-е годы нынешнего столетия, ходил слух, что в горах Абердэр, вероятно, обитает особый подвид (некоторые говорили даже о виде) — горный лев, отличавшийся меньшими размерами по сравнению с львом саванн и тем, что у взрослых особей на шкуре были темные пятна. Две шкуры с темными пятнами, снятые с убитых в горах Абердэр львов в начале нашего века, бесспорно принадлежали низкорослым, но вполне взрослым особям с развитыми гривами. «Пятнистый лев» послужил стимулом для полета фантазии. Англичанин Кеннет Гендер Дауэр потратил немало времени и средств, чтобы раздобыть такое животное. Единственным итогом этих усилий стала занимательная книга, которая так и называется «Пятнистый лев» (Dower, 1957).
Как известно, на шкуре львят имеются красивые, похожие на розетки пятна, у взрослых молодых львов их можно различить на брюхе и бедрах. Однако, как правило, они впоследствии исчезают. Было бы действительно весьма интересно отыскать популяцию львов, на шкуре которых пятна сохраняются всю жизнь и у которых, возможно, есть и другие отличительные признаки. Это был бы прекрасный сюжет для книги.
Доробо пошли навстречу Дауэру и сообщили ему, что знают одного такого льва. Они называли его «марози». Затем выяснилось, что и другим горным народам известны подобные звери, вероятно, мифические. Например, упоминали о звере, представлявшем собой нечто среднее между львом и леопардом, а в долине реки Убанги есть аналогичное животное, именуемое «баканга». В окрестностях вулканов Муфумбиро водится хищный зверь, именуемый «икимизи» — также полулев, полулеопард.
Все это чрезвычайно заинтересовало Дауэра, и он с энтузиазмом взялся за дело. Ему пришлось немало помокнуть под холодными ливнями в горах, пока он не обнаружил следы, которые с натяжкой можно было бы приписать взрослому, хотя и меньших размеров, чем обычный, льву. На какое-то потрясающе короткое мгновение удалось перехватить взгляд промелькнувшего в зарослях низкорослого льва, казавшегося темнее обычного и, возможно, даже пятнистым.
После того как все попытки Дауэра поймать хотя бы одного такого зверя оказались неудачными, он был вынужден отбросить свою затею и прийти к выводу, что если в горах некогда и существовала популяция пятнистых львов, то со временем она настолько смешалась с массой обычных (которые в свою очередь были оттеснены в горные леса и на верещатники из предгорий, где расширились площади полей и поселений), что теперь уже нет надежды отыскать хотя бы одну такую особь. Обнаруженные впоследствии животные по цвету и размерам были совсем нехарактерными. Возможно, упомянутые шкуры львов, на которые опирается приведенная выше версия о частичном меланизме, говорят о каком-то исключении, поскольку меланизм среди львов вообще не известен.
После того как поиск пятнистых львов изжил себя, распространилось представление о существовании обычных львов в зарослях вересковых. Там, наверху, в холодной среде у них якобы развивается такой волосяной покров, который делает их похожими на шотландских пони. Мне было трудно поверить, что львы вообще могут жить в столь неблагоприятной для них среде, пока я не увидела их там своими глазами.
На вездеходе я проехала через лес, пересекла бамбуковый пояс и выбралась на верещатники. Высоко в небе одно за другим проплывали дождевые облака, а в ручьях, рассыпаясь, звенели льдинки. На мне были свитер и плотная куртка, на голове платок и тем не менее я сильно замерзла. Мы находились на высоте более 3000 метров. Я озиралась вокруг в поисках темных сервалов, которых видела здесь прежде, а также приглядывалась к интересовавшим меня цветам и птицам. Внезапно мой проводник Кимати остановился. Мы оба молча уставились на заросли гигантских верескоцветных, уходящих вниз от нашей тропы. (Позже Кимати сказал мне, что за 25 лет работы в национальном парке он никогда не видел львов.)
Они лежали там — две львицы, наполовину скрытые в высоких зарослях. Как только мы остановились, они совершенно скрылись в зарослях, однако можно было разглядеть морду одной из львиц, следившей за нами из своего убежища. Мы долго ждали, но ничего не изменилось и наконец уехали, а вернувшись туда через пару часов, не обнаружили никаких признаков пребывания львов на верещатниках. Можно было бы побродить среди вересковых зарослей в тех местах, где были видны просветы, но ни у меня, ни у Кимати не возникло желания совершить такую прогулку.
Зверь, которого мы наблюдали одно мгновение, был довольно низкорослым, но не очень маленьким, оливкового цвета (так выглядят намокшие под дождем львы), однако я не заметила никакого сходства с шотландским пони. Сначала мне показалось, что львам было холодно и неуютно. Судя по их манере передвигаться и крайней настороженности, ясно, что по крайней мере у одной из львиц имелись детеныши.
Бедняги, подумала я, ведь им действительно не повезло: животные, приспособленные к существованию в саванне, вынуждены обитать в этой холодной глуши. Впрочем, никаких других лишений, кроме холода, они не испытывали: недалеко от них паслась группа водяных козлов 15, кроме того, для верещатников характерны постоянные популяции горных тростниковых козлов 16 и антилоп-дукеров, туда иногда забредает стадо буйволов. Львы предпочитают хорошо просматриваемые на большие расстояния верещатники лесам, где эти звери встречаются лишь эпизодически, да и то преимущественно во время миграций.
Однажды мне довелось услышать предположение, что все львы в горах Абердэр ведут кочевой образ жизни, но, поскольку я почти уверена, что у одной из увиденных мной львиц были детеныши, я склонна думать о наличии в этих горах постоянной популяции львов с определенным распределением участков.
Больше я никогда не встречала здесь львов. Вверху, на верещатниках, эти животные настолько скрыты от глаз наблюдателя, что там можно, ничем не рискуя, ходить пешком и располагаться лагерем. Однако львы в горах Абердэр водятся и составляют неотъемлемую, хотя и невидимую частицу природы, намного увеличивая ее притягательную силу.
В горных лесах, возможно, скрывается еще одно редкое животное из семейства кошачьих. Однажды там была обнаружена шкура предположительно золотой кошки (западноафриканского лесного кота). Она действительно имела золотисто-коричневый цвет и была несколько больше домашней кошки. Известное до сих пор крайнее восточное место обитания рассматриваемого животного — плато Мау расположено недалеко от гор Абердэр (а сама кошка ведет довольно скрытый образ жизни), так что вполне можно предположить, что она обитает также и в этих краях.
Выслеживая сервалов, я одновременно с большой надеждой искала и золотых кошек. На верещатниках, по-видимому, преобладают темноокрашенные особи, и, когда видишь там черных, как уголь, длинноногих кошек, с большими ушами, крупнее, чем домашние, кажется, что это совершенно другой вид, а не великолепная желтая кошка с изящными черными пятнами и резкими попереч-ними полосами на хвосте, которую, если очень повезет, можно встретить в нижних поясах гор.
Меланизм наблюдается также у генеты, которая стоит близко к мангустам. По внешнему виду и повадкам она похожа на кошку: ловко лазает по деревьям, с аппетитом пожирает птиц и их птенцов, охотно пьет молоко. В горах Абердэр обитает пятнистая генета, обнаруживающая довольно большую изменчивость окраски. В лесах основной фон ее шкуры светло-желтый или бежевый с крупными темно-коричневыми пятнами, которые расположены так, что образуют широкие полосы. В выводке бывает один или два совершенно черных детеныша. Считают, что по крайней мере 10, а возможно, и больше процентов от всей популяции генет в лесах Абердэр составляют темноокрашенные особи.
Генета — это наглядный пример животного, ведущего исключительно ночной образ жизни, поэтому ее днем в лесу не заметишь. Но их нетрудно застать на поляне у гостиницы «Ковчег». Это относится также к белохвостому и, реже, к водяному мангусту. Третий вид мангуст, пушистохвостый, встречается даже днем.
Среди других небольших животных, которые обитают в горах Абердэр, отметим африканского зайца и дикобраза. Оба ведут ночной образ жизни. Днем можно увидеть самую красивую в мире мышь, полосатую травяную, а также лазающую мышь, которую мне не удалось определить до вида (я наблюдала, как она лазила по кустарникам высотой более четырех метров) 17. В последнее время здесь распространилось чужеродное животное — южноамериканская нутрия, которую в 30-х гг. завезли на зверофермы ради получения меха. Во всем повторился эксперимент с разведением ондатры в Финляндии: результат не оправдал надежд, а сбежавшие особи быстро расселись по водоемам. Правда, в горах Абердэр нутрия еще не распространилась слишком широко.
Самый распространенный хищник в лесах Абердэр — гиена. О том, насколько эффективно она охотится, я могла составить представление, сидя однажды вечером у окна гостиницы «Ковчег».
Почти всякий раз у солонца разыгрываются драмы, особенно в ненастную погоду. Вот и тогда то и дело принимался лить дождь, клубился туман. На поляне было тихо. Три буйвола топтались в грязи, и неподалеку стояла молодая буйволица.
Обитавшая вокруг гостиницы стая гиен состояла примерно из 12 особей, но обычно только две из них каждый вечер выходили выслеживать чутких бушбоков.
В половине десятого гиен стало больше. Внезапно две из них напали на буйволицу, укусив ее сзади. Они повисли на ней, продолжая вгрызаться. Буйволица закружилась на месте и стала бить копытами. Вскоре ей удалось стряхнуть с себя гиен и зайти по колени в воду. Обе гиены убежали, но две другие направились вброд к буйволице и вцепились зубами в то место, где была кровоточащая рана. Буйволица замычала и затрясла головой, а к ней одна за другой уже спешила вся стая, и каждый зверь отрывал кусок мяса от ее бедра. Буйволица не предпринимала никаких попыток защищаться рогами, не двигалась, стоя на месте с потухшими невидящими глазами, будто находилась в состоянии глубокого шока, и в конце концов, когда почти все ее бедра были обглоданы, упала головой в воду.
С начала нападения и до этого момента прошло примерно 25 минут. Еще до того как она упала, гиены через анальное отверстие вырвали ее внутренности. Казалось, они знали, что их жертва не станет защищаться и поэтому не пытались броситься ей на шею, как это часто делают.
Вся стая собралась вокруг туши, более чем наполовину погруженной в воду, и гиены принялись грызть голову. Под кожей у буйволицы просматривался тонкий слой жира, что указывало на хорошее здоровье. Затем гиены под дикий вой, огрызаясь и царапаясь, принялись за остальные части и в считанные секунды добела обглодали ребра. Насытившиеся, покачиваясь, они выбрались на берег, тогда как остальные еще дожирали видневшуюся из воды тушу.
Пока все это происходило, прочие звери, находившиеся на поляне, вели себя, мягко говоря, поразительно. Все бушбоки исчезли, но три буйвола оставались на своих местах и мрачно пялили глаза на то, как заживо пожирали их соплеменницу. Группа слонов, обычно легко возбудимых, продолжала заниматься каждый своим делом, словно ничего не случилось. Носорог, появившийся в самый разгар драмы, спустился к водоему и стал пить прямо напротив убитой буйволицы, не обращая на нее внимания, хотя над водой наверняка витал запах крови. Он лишь оттолкнул в сторону подошедшую к нему слишком близко гиену и продолжал утолять жажду.
Наутро видны были лишь торчащие из воды дочиста обглоданные ребра и позвоночник. Просто не верилось, что всего восемь часов назад здесь, на поляне, стояла здоровая, полная жизни молодая буйволица. Когда совсем рассвело, гиены убрались в лес и вернулись лишь после полудня.
Голодные, они бегали вдоль берега, но только с наступлением темноты одна из гиен, а за ней еще две с явным неудовольствием направились вброд к лежащей под водой части туши. Чтобы добраться до остатков мяса, гиенам приходилось окунать голову. Эта малоприятная процедура прерывалась громкоголосой перебранкой, всплесками воды и отвратительным воем.
Наблюдая за тем, как пять гиен в воде грызут тушу, а остальные, помахивая хвостами, носятся по берегу, некоторые туристы, остановившиеся в гостинице «Ковчег», высказывали удивление, почему гиены не сообразили общими усилиями вытащить тушу на берег на радость всей стае, что удалось бы им без труда. На этот счет я могла лишь заметить, что нам, людям, наверное, везет: если бы гиены умели принимать какие-либо решения, вряд ли мы находились бы здесь. Если бы такие сильные и выносливые хищники, которые к тому же охотятся стаями, обладали способностью делать логические заключения, то человеку не поздоровилось бы, отойди он от своих плантаций и поднимись на открытые участки гор. Многие звери гораздо сильнее человека, однако, обладая быстрой сообразительностью и способностью оценивать ситуацию, он вышел победителем в состязании с животными.
Пищей для хищников в горах Абердэр служит целый ряд растительноядных животных. Кроме бонго здесь обитает еще шесть видов антилоп. (Я ограничиваюсь только территорией национального парка и не учитываю западный склоц гор, куда иногда заходят животные равнин.) Среди крупных млекопитающих наиболее распространена антилопа бушбок, по численности занимающая второе место (после буйвола).
Бушбок имеет обширный ареал к югу от Сахары и характеризуется большой региональной изменчивостью по внешнему облику и поведению. В разных ситуациях было описано до 40 подвидов этого животного! Все они предпочитают заросли кустарников. Мой опыт также говорит о том, что бушбока легче всего увидеть среди густой лесной растительности и труднее — в разреженных кустарниках, где он проносится, словно молния. Значит, это настоящая лесная антилопа, которая чувствует себя в наибольшей безопасности там, где вокруг густая зелень.
Я встречала бушбоков во многих местах Восточной Африки, в Замбии и в дельте Окаванго, но животных, которые мне там попадались, всегда что-нибудь пугало, и они с бешеной скоростью проносились мимо и исчезали из поля зрения. Поэтому здесь, в парке Абердэр, мне было нелегко привыкнуть к созерцанию бушбоков, спокойно расхаживавших на полянах и в лесах среди буйволов, бородавочников и носорогов. Кроме того, чисто внешне они отличались от бушбоков Южной Африки, которце ниже ростом, с более короткими ногами, с отчетливыми белыми пятнами на красной шкуре. В горах Абердэр эти антилопы длинноноги, стройны, у них более или менее отчетливо выражены полосы и меньше белых пятнышек. Взрослые самцы приобретают темную, почти черную окраску, чего я никогда не наблюдала в Южной Африке.
В то время как в Южной Африке бушбоки почти всегда встречаются парами или поодиночке, в лесах Абердэр, как мне показалось, они держатся небольшими стадами. Можно подчас увидеть 10–15 особей на одной поляне. При более внимательном наблюдении видно, что животные пасутся, соблюдая определенную дистанцию, и чаще всего держатся парами.
Ко всему окружающему бушбоки относятся с предельной чуткостью, которая наряду с быстротой реакции и бега только и может спасти их от гиен, леопардов и других хищников. Рога есть только у самцов, у самок же, если и бывают, то недоразвитые или деформированные.
В лесах и на горных верещатниках Абердэр обитает антилопа водяной козел, представляющий собой особую группу антилоп. Он встречается также в других частях Африки, но в условиях более теплого климата производит странное впечатление из-за длинного густого меха. Зато в прохладной среде гор Абердэр водяной козел чувствует себя превосходно. Здесь для него условия идеальные, тем не менее он встречается отнюдь не так часто, как можно было бы ожидать, особенно по сравнению с нижележащими долинами рек, таких, как Луангва и Руфиджи.
Горы Абердэр — один из немногих районов, где представляется счастливый случай увидеть суни18 — одну из-самых маленьких, размером с зайца, африканских антилоп. Она вовсе не редко встречается в пределах своего довольно ограниченного ареала в Восточной и Юго-Восточной Африке, но благодаря небольшим размерам и защитной коричневато-серой окраске его легко проглядеть, тем более что он предпочитает густые леса и заросли кустарников. Суни выглядит очень беззащитным на своих ножках-карандашах, кажется чудом, что он дожил до нашего времени. Однако на самом деле он не так уж и беспомощен. Животное, сохранившееся в ходе эволюций, несомненно, обладает жизнеспособностью и вполне приспособлено к существованию в своей особой экологической нише. Сила суни заключается в его мастерской способности становиться невидимым, кроме того, вся жизнь этих антилоп протекает на ограниченном участке, где им известен каждый миллиметр.
Над верхней границей леса, на горных верещатниках обитают два вида антилоп, которые иногда встречаются вместе с небольшими группами водяных козлов. Это горная редунка, довольно мало известная, с ограниченными ареалами в горах южной Эфиопии, Судана и Кении, и обыкновенный дукер, который, напротив, встречается к югу от Сахары повсеместно, кроме густых лесов. Эта антилопа приспособлена к самым разным природным условиям и является одной из немногих, сосуществующих с человеком, поскольку она обитает, скрываясь, по краям полей и по ночам совершает вылазки на эти поля, в чем сходна с кистеухой свиньей. Дукеры осваивают и другие места обитания — от пустыни Калахари до холодных скал на высотах свыше 3000 метров.
Обыкновенный дукер, впрочем, — единственный представитель антилоп-дукеров, который приспособлен к довольно открытым типам ландшафта. Все другие виды этого подсемейства (а их не менее 14) — четко выраженные лесные антилопы. В горах Абердэр водится красный дукер. Полагают, что и осторожный западноафриканский желтоспинный дукер также встречается там. Ведь известно, что он обитает (или, вернее, совсем недавно-расселился) в горах Мау, к западу от Абердэр. Пока горы Абердэр ревниво хранят свою тайну, и тем более заманчивы прогулки по лесам, есть о чем помечтать.
Правда, чтобы увидеть красного дукера, не требуется особого везения. С блестящей медно-красной шкуркой и слегка выгнутой спиной, с черной полоской, идущей от лба к носу, и небольшими острыми, темными, направленными назад рогами, этот дукер — чрезвычайно пугливое животное. Он никогда не подходит близко к лесной гостинице, но его видишь мчащегося к какой-нибудь поляне или, в редких случаях, пересекающего вам дорогу.
Насколько обособлены отдельные лесные массивы, можно судить по тому факту, что на близлежащих горах Кения и Элгон водится другой дукер — чернолобый, которого нет в Абердэр. Красный дукер редко встречается на высотах более 2500 метров, тогда как чернолобый обитает выше указанной отметки.
Дж. Вильямс (Williams, 1967) считает, что, возможно, в Восточной Африке будут обнаружены и другие, пока не известные дукеры. Я сама мельком видела в бамбуковом поясе дукера, которого не удалось определить. Это еще один небольшой комментарий к описанию тех возможностей и тайн, которые делают горы Абердэр столь привлекательными и порождают столько иллюзий 19.
Мы спускались вниз от верещатников и только что вошли в бамбуковый пояс на высоте около 1750 метров. Кимати и я одновременно увидели дукера, который застыл на мгновение, а затем нырнул в зеленую чащу и исчез.
Он был не столь интенсивной окраски, как красный дукер, и не имел черной полосы на морде. Возможно, это был красный дукер необычной окраски, случайно забредший на такие непривычные для него высоты. Кимати, видевший прежде много дукеров, уверен, что такого он никогда не встречал; это заключение было тем более удивительным, что обычно он вежливо соглашался со мной. Вероятно, я так никогда и не узнаю, какой из дукеров попался нам на глаза, хотя для себя решила, что, если мне когда-нибудь еще приведется выслеживать бонго в бамбуковом поясе, я продолжу наблюдения и за дукерами.
Прошло очень много времени с тех пор, как люди покинули леса, и теперь трудно завязать настоящее знакомство с обезьянами, которых мы обогнали в развитии и оставили жить в лесах. Ныне там обитают три вида: павиан, изящный черно-белый колобус и мартышка Сайкса, подвид коронованной, или голубой, мартышки. Окружающая среда вполне подходит и для горных горилл: здесь есть, например, все растения, которыми они питаются, но, насколько известно, сами животные никогда тут не встречались. Крайнее восточное местонахождение их давно установлено: на западе Уганды (сохранились ли они там до сих пор, не выяснено) и в районе вулканов Вирунга в Руанде и Заире.
Среди приматов горилла и шимпанзе считаются наиболее близкими к человеку, но развитие этих обезьян несколько миллионов лет назад пошло самостоятельным путем. Человек произошел не от современных обезьян, основные формы которых имеют не более древний возраст, чем люди, а от более архаичных и менее специализированных приматов. Эта тема затрагивается в разделе о Серенгети, а здесь я упоминаю гориллу только в связи с теорией, которая основывается на том, что горилла и шимпанзе в ходе эволюции частично регрессировали, остались в лесах, площадь которых сократилась, тогда как древние человекообразные обезьяны при резких климатических изменениях на заре истории человека рискнули выйти на открытые плато.
В этой теории есть свой смысл. Лес играет защитную роль, но вместе с тем и изолирует. Там в избытке имеются травы, плоды, ягоды и съедобные коренья во все времена года, и, пройдя днем несколько километров, обычная обезьяна без особых усилий может обеспечить себя пищей. Наибольшая опасность исходит от леопардов, но в лесу много высоких деревьев и укромных убежищ. Густая и теплая шерсть защищает от холода. Во влажных лесах равнин и в окутанных облаками горных лесах сквозь деревья пробиваются солнечные лучи, согревающие обезьян.
Без чувства созидательной неудовлетворенности обезьяна вряд ли бы нашла повод покинуть леса. В те времена, когда далекие предки людей расселялись по открытым плато, а площадь лесов подвергалась значительным изменениям, гориллы отступали все дальше в глубь лесов и их развитие там приостановилось. В этом плане не исключено, что горилла может вымереть естественным путем. Ведь в процессе эволюции человек опередил многих своих сородичей из мира обезьян, и прежде всего других близких гоминидов, которые были обречены на вымирание. На заре антропогенеза существовало немало форм гоминидов, но выжил только один человек.
Хотя в генетическом отношении горилла стоит ближе всего к человеку, многие исследователи полагают, что человек унаследовал больше от павиана, если учесть в какой-то мере материалы по ранней истории антропогенеза. Подобно людям, павианы успешно освоили самые разные типы природной среды, и их образ жизни приспособлен к этим типам. Павиан также сходен с человеком по своей всеядности: исследователи установили, что он потребляет не только любую вегетарианскую пищу, но столь же охотно и мясо, если ему удается его раздобыть. Более того, некоторые павианы активно отлавливают детенышей антилоп и пожирают их. Такое поведение представляется явно приобретенным, поскольку установлено, что одни группы павианов едят мяса больше, чем другие. На основании имеющихся фактов исследователи предполагают, что потребление мяса становится все более обычным для павианов в естественных условиях.
Иногда выдвигались гипотезы, что мало специализированный привычный пищевой рацион дает людям еще одно преимущество перед остальными приматами и другими строго вегетарианствующими гоминидами. Любителю мясной пищи легче освоить чуждые природные обстановки, где флора неизвестна, и выжить. Соответственно павианы, обитающие на краю саванны, должны потреблять больше мяса, чем павианы, живущие в глубине леса, и поэтому возникло предположение, что лесные павианы — исключительно вегетарианцы. Но однажды я наглядно убедилась в том, что это не абсолютное правило.
Вместе с Кимати мы совершали обход леса. Мы спускались с горки на вездеходе с отключенным мотором. Из леса до нас донеслись возбужденные гортанные звуки. В них чувствовалась какая-то таинственность и тревога, так что в первый момент мы решили было, что это браконьеры, Кимати напряг слух, чтобы расслышать, о чем они говорят, и усмехнулся. «Это павианы!» — воскликнул он.
Мы осторожно миновали поворот и увидели примерно 15 павианов, собравшихся вокруг животного, которого мы вначале не узнали. Павианы еще сильнее закричали, увидев, что мы приближаемся, и спрятались в зарослях кустарников, откуда стали глядеть на дорогу. Поблизости на деревьях сидело еще 20–30 павианов. Следовательно, всего их было около 40 в группе, что обычно характерно для гор Абердэр. Еще немного павианы оживленно «переговаривались», а затем сразу замолкли, и стало так тихо, что слышно было дыхание стоявшего на дороге животного.
Это был буйволенок, родившийся не более получаса назад, с кровоточащей пуповиной. Слизь, заполнявшая ноздри, пузырилась и мешала ему дышать, поэтому он фыркал, стараясь освободиться от нее. Буйволенок пошатывался на широко расставленных ножках, падал, пытаясь шагнуть вперед. Потом поднимался, с каждой минутой координация его движений становилась надежнее, скоро он смог сделать несколько шагов не падая.
Это был отважный буйволенок, который имел шансы выжить, если бы его не бросили на произвол судьбы. О том, что случилось с его матерью, можно было лишь строить догадки. Поблизости мы не обнаружили ни одного стада буйволов, и трудно было представить себе, чтобы какой-нибудь хищник убил беременную буйволицу и не польстился на новорожденного. Буйволицы крайне редко погибают при родах. Даже если бы она, вопреки всем предположениям, погибла и теперь лежала мертвая где-нибудь поблизости, буйволенок обязательно оставался бы возле нее. А он был совершенно один. Возможно, буйволица рожала впервые и не поняла, что с ней происходит, поэтому бросилась вдогонку за уходившим стадом (что испугало животных, нам неизвестно), и плод выпал из нее.
Буйволенок подошел к нашему вездеходу и прижался к нему, инстинктивно готовый следовать за первым крупным предметом. Он тщательно обследовал колеса и доверчиво прижался мордой к капоту. Когда мы тронулись в путь, он побежал за нами, и мы снова остановились. Однако ничего нельзя было поделать: ведь сама идея национальных парков такова, что люди (и особенно случайные посетители) не имеют права вмешиваться в их природу. Мое женское сердце сжалось, когда машина прибавила скорость и двинулась от буйволенка, скакавшего на своих маленьких желтых копытцах, — мужественного в своем отчаянии и такого одинокого в этом мире.
За поворотом еще было видно, что павианы-самцы вновь сели на дорогу, выжидая, когда мы скроемся. Оки, конечно, намеревались схватить буйволенка, но мы помешали им, и теперь готовы были опять взяться за дело, как только мы удалимся. Подобное поведение было несвойственно павианам. Мне никогда раньше не приходилось слышать, чтобы эти животные общались, издавая звуки, да еще столь неприятные. Похоже, они что-то обсуждали, возбужденные голоса указывали на их намерение совершить нечто для них необычное, но привлекательное.
Боюсь, смерть буйволенка была ужасной, так как павианы неопытные убийцы. Вероятно, они вообще предприняли нападение лишь потому, что видели абсолютную беспомощность своей жертвы. Некоторые павианы в этой стае наверняка пробовали мясо впервые, и было бы интересно узнать, понравилось ли оно им?
Павианы никогда полностью не переходят на мясную пищу; у них сильная потребность в овощах и зерне. Когда Джейн Гудолл изучала мясоедство у шимпанзе, она наблюдала, например, что они впихивали в рот листья с кусочками мяса, — совсем как люди накладывают овощи и салат на тарелку.
Самая красивая в лесу обезьяна — черно-белый ко-лобус
Красота колобуса обернулась для него бедой. В горах у кикуйю часто холодно и спрос на меха был большой. Из шкуры колобуса изготовляли головные уборы и плащи.
Мартышка Сайкса, может быть, не столь известна, как колобус, но это во всех отношениях привлекательное существо: у нее могучий рост по сравнению с другими мартышками, красиво обрамленная морда, каштановая спина и светлое брюхо. В горах Абердэр эти мартышки встречаются от верхней границы леса до бамбукового пояса на высоте 3000 метров. Их видишь сидящи-ми на стеблях бамбука и сосредоточенно очищающими побеги, которые они затем съедают.
Изучение птиц приводит к мысли, что когда-то горные леса Восточной Африки представляли собой единый лесной пояс. В этих горных лесах встречаются всевозможные виды и подвиды птиц, которых нет в других местностях Восточной Африки, но которые представлены в обширных лесах Западной и Центральной Африки.
Десятки тысяч лет назад существовал единый лесной пояс, о чем свидетельствуют успевшие сформироваться в горных лесах разновидности, подвиды и даже самостоятельные виды птиц21. У некоторых видов (например, у представителей родов дроздов и белоглазок) есть четко выраженные подвиды в горных ущельях, удаленных на 30–40 километров одно от другого.
Занимаясь птицами, а также флорой гор Абердэр, можно прийти к выводу, что и эти, и другие горы Восточной Африки следует рассматривать как экологические острова, имея в виду не только деятельность человека в окружающих районах, но и различные природные особенности, благодаря которым они изолированы от окружающей территории и существование их флоры и фауны тесно зависит от специфических лесных условий.
Конечно, встречаются птицы, вполне приспособившиеся к различным типам среды, но здесь я ограничусь рассмотрением прежде всего типичных лесных видов.
Среди представителей семейства утиных встречается абиссинская черная утка с отливающими жемчугом белыми пятнами, которая стремительно, словно баклан, ныряет в бурные воды горных ручьев. Горные леса укрывают также редкого и загадочного зеленого ибиса. У водоемов обитают различные кулики, среди них — африканский бекас и чернокрылый чибис.
Над нами парит множество хищных птиц. Наиболее обычный — рыжий канюк, который здесь выглядит красивее, чем в любом другом месте, — со снежно-белым брюхом, ржаво-красной гузкой, темными крыльями и спиной. Встречаются также совершенно черные, меланистические особи. Выше над горными лесами и верещатниками кружит мохноногий курганник. На меньших высотах можно иногда заметить в лесу обыкновенного канюка. Встречаются ястребы, красные коршуны, а также два вида орлов: хохлатый на меньших высотах и крупный, независимо держащийся над горными лесами, венценосный орел — самая большая хищная птица в горах Абердэр. Но размерам и силе ее превосходит только воинственный орел в саваннах и разреженных кустарниках. Венценосный орел известен тем, что убивает таких крупных животных, как бушбоки, и, по некоторым сведениям, питает особое пристрастие к обезьянам. Весьма разнообразные мелкие травоядные, разумеется, тоже числятся в его пищевом рационе. Он устраивает себе гнезда на деревьях. Взобравшись на дерево, можно наблюдать за единственным совершенно белым орленком, который лежит плашмя в гнезде, считая себя поэтому незаметным.
Горы Абердэр — это подлинный рай для голубей. Их там насчитывается одиннадцать видов. Голоса голубей создают акустический фон горных лесов, к которому подключаются крики турако Хартлауба. Увидев впервые в лесу турако, можно обомлеть — так он красив! Его ярко-зеленая и сине-лиловая расцветка неожиданно меняется, когда птица поднимается в воздух и перепархивает, раскрывая алые крылья. Такие же яркие красные крылья есть не только у турако Хартлауба, но и у многих других видов турако.
Турако — дальние сородичи попугаев22. Среди последних в лесах Абердэр обитает только один вид — красноголовый попугай. Он ярко-зеленого цвета, с красным опереньем на лбу. Его можно заметить утром и во второй половине дня, когда небольшая стая в стремительном полете проносится мимо, издавая резкие, похожие на действующую электродрель звуки.
Из множества красивых африканских щурок в этих горах на больших высотах встречается только один вид — коричногрудая щурка. Зато можно увидеть два вида птиц-носорогов: крупного черно-белого хохлатого трубача-носорога (иной раз я ошибочно принимала его за колобуса) и меньших размеров более темного венценосного токо, сварливый голос которого заглушает общий птичий гомон.
Отряд сов здесь представлен капской сипухой, крупными африканским и капским филинами (последний — подлинно редкий вид, встречающийся лишь на самых высоких горах Кении).
Порой на одном и том же дереве или кусте удается разглядеть множество птиц, например бородатку, оливкового дрозда, обыкновенного бюльбюля, полосатую птицу-мышь, три-четыре вида мухоловок, краснолицего тка-чина и два вида чижей. У водопоев встречаются два вида трясогузок часто вместе с другими мелкими птичками.
Редкие виды можно обнаружить в лесах, особенно среди мелких птиц. Для парка Абердэр характерны: исключительно красивый и голосистый кустарниковый сорокопут Догэрти, пестрый абиссинский ткачик, коричная славка, славка-портниха Хантера и черный ткачик. Многих мелких птичек трудно заметить, и поэтому можно считать, что тебе сильно повезло, если увидишь маленькую пеструю золотобрюхую бородатку, белобровую славку или какую-либо из славок-аиалисов.
На верещатниках и вершинах гор птиц немного: несколько хищников осматривают верещатники, франколин Джексона и бесстрашная горная каменка бегают вокруг водопада, а высоко над ним летают скальные ласточки. У водопада, если повезет, можно также увидеть подлинную редкость — каштановокрылого скворца — бархатно-темную птицу с блестящими ржаво-красными крыльями, длинным хвостом и тонким изогнутым клювом, которая гнездится за водопадом и встречается весьма ограниченно в горных местностях Восточной Африки.
Особая гордость и достопримечательность парка Абердэр — блестящие яркие нектарницы, которые отчетливо выделяются в разреженном чистом воздухе горных лесов. Здесь насчитывается одиннадцать видов этих птиц, но гуляя обычным маршрутом по лесу, наверняка увидишь только золотокрылую и восточную воротничковую нектарницу. Последняя отличается наименьшими размерами и самой пестрой расцветкой среди всех нектарниц Абердэр.