Помоги проекту - поделись книгой:
Все эти птицы обитают в горных лесах, и их жизнь не связана с ручьями и ручейками, которые с шумом низвергаются по склонам гор к сухому и жаркому Великому африканскому грабену. Вода их не испаряется и не используется для мелиорации, а стекает в озера, расположенные на дне этого грабена, где фауна птиц совершенно иная. Часто между как будто бы взаимоисключающими и контрастными природными условиями имеется внутренняя связь, и поэтому мы продолжим вертикальный профиль гор Абердэр вниз, до озер Великого африканского грабена.
Путешествуя по Кении, можно изучать различные среды обитания в пределах ограниченной территории. Накуру и Найваша, находящиеся не слишком далеко от Найроби, представляют собой наглядные примеры двух типов озер Африки. Большее по размерам Найваша относится к немногим пресным озерам, тогда как Накуру является одним из примеров многочисленных более или менее соленых озер Великого африканского грабена, отличающихся повышенной концентрацией натрия.
Присутствие натрия связано с поступлением вулканического пепла в эти озера. Они бессточные, в них осаждается материал из водосборных бассейнов. Образующийся раствор весьма благоприятен для развития водорослей, которые составляют основу пищевого рациона малого фламинго. В этом отношении значение натриевых озер очень велико: из мировой восьмимиллионной популяции фламинго по крайней мере половина обитает в Восточной Африке.
Периодически большая часть восточноафриканской популяции фламинго слетается на озеро Накуру, которое в настоящее время является национальным парком. На дне темного ущелья озеро кажется нереально спокойным. Его обрамляет широкая розовая лента — это многие тысячи фламинго. Птицы отцеживают водоросли и микроорганизмы своими специально приспособленными для этого клювами. Далее, в полосе мелководья ловят рыбу флотилии пеликанов, применяя приемы, напоминающие траловый промысел 23. Большие бакланы и большие белые цапли заполоняют побережье около тех мест на озере, где в него впадает пресная вода и где меньше содержится натрия. Когда на Накуру слетаются фламинго и пеликаны, только орнитологи-фанатики способны искать другие места для наблюдений за этими птицами.
Накуру — одно из самых богатых птицами озер Африки. На самом озере и в полосе обрамляющих его лесов насчитывается свыше 400 видов птиц — почти непревзойденный рекорд для столь ограниченной территории.
Трудно сказать, насколько Накуру сможет сохранить эту славу в будущем. На его берегу находится быстро растущий город Накуру, который сбрасывает сточные воды в озеро. Кроме того, вокруг него расположен обширный сельскохозяйственный район, откуда в его воды поступает большое количество фосфатов. Оба этих фактора способствуют увеличению массы водорослей, что само по себе не должно нарушать жизнь фламинго. Тем не менее в 1978 и 1979 гг. в районе Накуру было крайне мало фламинго, многие стаи этих птиц переселились на озеро Богориа (прежнее название Хеннингтона), лежащее в более северной части Великого африканского грабена. Возможно, причиной были частые дожди 1977 и 1978 гг., вследствие чего повысился уровень воды в озере и теперь он располагается выше средней отметки. Под водой оказались глинистые и песчаные отмели, облюбованные многочисленными птицами. Затоплены также прибрежные тропы и заросли акаций у самой воды. Но так бывало и прежде. Уровень воды в озере подвержен резким колебаниям: в прошлом площадь его иногда была во много раз большей, чем теперь, а иногда оно почти целиком пересыхало. Оценивая эти изменения в небольшом временном диапазоне, человек начинает вопить: катастрофа! На самом деле озеру Накуру вряд ли угрожает опасность, и можно спокойно наблюдать за происходящими в нем переменами24.
Когда приходишь от изобилующего птицами, пахнущего гуано Накуру к Найваше, заметен резкий контраст. Пресная вода предопределила иной характер растительности. Здесь обширные заросли тростника и папируса, существенно отличается и мир птиц. Вместо пеликанов и фламинго необычайно широко представлены многие виды цапель, утиных и куликов. По богатству видового состава птиц Найваша вполне может соперничать с Накуру.
Поразительно, однако, что видовой состав птиц обоих озер очень сильно отличается, хотя расстояние между ними всего около 70 километров.
Наиболее заметный ориентир в районе Найваши — еще действующий вулкан Лонгонот, расположенный в центре сухого равнинного ландшафта со множеством пасущихся стад, принадлежащих масаям. Горы, возвышающиеся на этой равнине, кажутся нереальными и далекими. Они ограничивают кругозор и географический мир масаев. И сами масаи видят почти непреодолимый барьер между равнинными животными и таинственными существами, скрывающимися в горных лесах.
Саванна. Серенгети — Нгоронгоро
У меня две шкуры: на одной я лежу, другая расстилается надо мной. Что это? Земля и небо.
Это началось на равнинах. Наши самые глубокие корни уходят в леса, где возник отряд приматов. Однако полагают, что именно в африканских саваннах произошел крутой перелом в развитии и мы сделались гоминидами, а потом постепенно стали своего рода уникумами, шествуя дальше как единственные представители рода человеческого.
По-видимому, многое в истории нашего развития мы так никогда и не узнаем. Один из интересующих меня вопросов сводится к выяснению того момента, когда же, собственно, люди стали выделять себя среди прочих млекопитающих и считать себя уникальными существами, создав легенды о сотворении мира и о том, что человек является повелителем всего живого на Земле. Об этом убедительно свидетельствуют мифы и сказки, к примеру бушменов и других народов мира. Они повествуют о временах, когда все животные (включая и человека) были равны и понимали друг друга.
На заре творения успех, предстоящий человеку в развитии, не был отмечен на его лбу. Среди близких обезьянолюдей мы имели в общем равные возможности. Совсем не две ноги и большой череп ставили нас выше других, и не широкая улыбка была типично человеческим украшением — другие гоминиды также обладали этими качествами. Подобно всем другим животным мы тоже объекты эксперимента эволюции. Следовательно, результат, который мы видим в зеркале, не является ее конечным продуктом, поскольку эволюцию нельзя ограничить минувшим историческим периодом. Но если оглянуться назад, на путь, приведший к нынешней стадии развития, то нас можно рассматривать как своего рода конечный продукт уже пройденных этапов эволюции.
Около 20 миллионов лет назад ряд видов обезьян семейства дриопитековых населял Азию, Африку и Европу. Во многих отношениях они были более похожи на людей, чем современные обезьяны, потому что прежде всего не были специализированны и сочетали в себе черты, присущие и обезьянам, и людям. Теоретически считалось, что они положили начало и нынешним человекообразным обезьянам и людям.
Примерно 14 миллионов лет назад вычленились первые обезьянолюди, известные под названием рамапитеки, и эта группа включала ряд видов, среди которых по крайней мере один стал ходить отчасти выпрямившись и переселился в более открытые местности. На основании ископаемых, находок обнаруженных в Восточной Африке и Индии, он был признан предком человека, хотя и не исключено, что параллельно развивались и другие виды обезьянолюдей.
Прежде чем сенсационные археологические находки 60—70-х гг. внесли сумятицу в упорядоченную схему, была разработана действительно стройная последовательность перехода от дриопитека к человеку разумному — через рамапитека, австралопитека и питекантропа. Родословное древо выглядело опрятно, пока раскопки супругов Лики в Олдовайском ущелье не показали, что австралопитек жил в одно время с человеком умелым и, следовательно, австралопитек — это не предок, а боковая линия в эволюции человека, которая постепенно выпала из линии исторического развития.
В последующем изложении я не выхожу за пределы последних трех миллионов лет; периода, который археологи представляют себе довольно хорошо, а территориально ограничиваюсь Восточной Африкой, считающейся ныне прародиной человечества. Итак, мы на пути в саванну — среду, открыйшую много возможностей для развития прямоходящих гоминид.
В этой главе рассказывается о районе Серенгети — Нгоронгоро в северной Танзании, где расположено Ол-довайское ущелье, представляющее собой если не колы бель человечества, то, во всяком случае, место, где было получено больше всего фактов для современного понимания и познания истории первобытного человека. В этом ущелье супруги Луис и Мэри Лики в 50—60-х годах шаг за шагом и слой за слоем добрались до истоков древнейшей истории человечества, до материка из базальтовой лавы, уходящей в глубь веков почти на 2 миллиона лет.
Олдовайское ущелье стало краеугольным камнем, изменившим наши представления о предыстории чело-века благодаря находкам ископаемых костей гоминид. В новейшие времена образовалось глубокое ущелье 50 километров длиной и местами до 90 метров глубиной с четко выраженным напластованием пород, по которым, как на карте, можно выделить климатические периоды. Эрозия обнажила также ископаемые остатки более чем 150 различных видов млекопитающих (многие из них к настоящему времени вымерли), птиц, пресмыкающихся и рыб, а также кости скелетов человека. Четко ограниченные экологические серии отложений и находки вымерших животных, равно как и кости скелетов древних людей в тех же слоях привлекались для калийаргоновой датировки. Определение возраста с помощью этого более тонкого метода подтвердило первоначальные оценки.
Многие слои памятника, вскрытые на дне ущелья, представляют особенно большой интерес, поскольку в них обнаружены следы древнейших приматов, обитавших в этом районе. В 1959 г. Мэри Лики обнаружила зинджантропа. Из сотен обломков был реконструирован почти полный череп. В том же месте залегало множество каменных отщепов, грубых орудий и расколотых костей ископаемых животных. Возраст зинджантропа был определен примерно в полтора миллиона лет.
Уже в 1960 г. были найдены остатки другого существа с емкостью черепной коробки большей, чем у зинджантропа. Судя по объему черепа, этот гоминид был на шаг ближе к современному человеку, чем к зинджантропу, хотя находка была сделана на том же самом уровне и даже чуть ниже, чем череп зинджантропа. В 1964 г. появилось сообщение об этой находке. Она была названа презинджантроп, или человек умелый
Постепенно сложилось мнение, что человек умелый и зинджантроп жили в одно время и представляли параллельные линии развития. Зинджантропы понемногу вымерли, тогда как человек умелый продолжал развиваться и этот процесс в конечном итоге привел к становлению современного человека.
Из обнаруженных австралопитеков зинджантроп вовсе не был первым. Более ранние находки их, сделанные в каменоломнях Южной Африки, относятся к 20–30 гг., но лишь остатки зинджантропа удалось точно датировать. Оказалось, что австралопитеки были довольно широко распространены, и в этой области знаний возникла путаница, поскольку каждый исследователь был уверен, что нашел новый вид и считал необходимым продолжить латинский список гоминид. Все еще идет спор о том, можно ли рассматривать более изящного (грацильного) и массивного австралопитеков как два разных вида или только как подвиды. Имеющийся в распоряжении исследователей исходный материал весьма фрагментарен, и, возможно, вариации в пределах одного и того же вида могли быть значительными.
Много вопросов приходит в голову, пока бродишь по ущелью или рассматриваешь превосходный маленький полевой музей. Если следовать маршрутом от озера Ндуту на северо-запад по Олдовайскому ущелью, то легко представить себе, как выглядела местность во времена человека умелого и зинджантропа. Изучение соответствующих пород в ущелье показало, что на месте нынешнего крайне аридного ландшафта приблизительно два миллиона лет назад находилось озеро, которое питалось водами речек и ручьев, стекавших с вулканического нагорья на востоке.
По берегам озера обитали многочисленные виды животных, в том числе гоминиды. По крайней мере в начале своего пути они вряд ли могли вызвать тревогу среди животных большую, чем появление хищника в наши Дни. Когда этот предок человека охотился за добычей, животные спокойно паслись поблизости.
Впрочем, человек умелый был не только охотником. Немало времени он, вероятно, уделял собиранию съедобных растений. Не исключено, что он захватывал добычу у львов или гепардов, заранее изучив повадки этих животных.
Начав охотиться, гоминиды, что называется, вошли во вкус. На стоянках древних охотников встречается много костей очень крупных животных, которые, конечно, не были убиты наповал каменным топором. Надо полагать, первобытные люди сначала загоняли животных в топкие места, где те оказывались беспомощными, или подгоняли их к обрыву. Некрупного зверя охотник мог поймать, утомить долгим преследованием или загнать в ловушку.
Лук и копье появились позднее, и представляется, что орудия первобытных людей часто служили им и оружием, и наоборот. Добычу надо было разделать снять шкуру, отрезать куски мяса, а кости расколоть. В повседневной жизни требовались каменные орудия, например, камни, чтобы придать тяжесть палке, которую использовали для выкапывания корней. Существовали орудия из кости и, вероятно, дерева, хотя последние не сохранились в Африке, где термиты пожирают древесину. Известны и каменные орудия. Тогда население было немногочисленным. Преобладали бродячие группы, которые не переносили с собой тяжелые каменные орудия, а изготовляли их на месте новой стоянки.
Способность человека применять орудия общеизвестна. Однако другие животные тоже используют орудия. Разница состоит в том, что человек может изготовлять орудия для определенных целей. Но такая способность едва ли находится в зависимости от объема мозга (мозг достиг своего нынешнего объема не ранее, чем примерно 100 000 лет назад). В большей степени здесь сказалось влияние прямохождения, способствовавшее высвобождению передних конечностей для хватания. Эти свойства получили развитие в то время, когда мозг по объему существенно не отличался от мозга других обезьян.
Современные бушмены проходят большие расстояния во время своих кочевок, чем животные, располагающие постоянными территориями, и легко представить себе гоминид во время соответствующих передвижений вокруг Олдовайского озера. На их ментальных картах озеро, конечно, занимало центральное положение, и мы можем быть совершенно уверены в том, что они летально знали террасы и прилегающую территорию. Карта зарослей кустарников и равнины становилась все более схематичной и преимущественно состояла из ориентиров и направлений между ними, однако территория гоминидов все же была более обширной по сравнению с территорией павианов и других обезьян, обитавших в этих же местах.
Вероятно, интересно было бы присутствовать при встрече двух групп гоминидов. Теперь мы охотно представляем себе первобытных людей как кровожадных людоедов, которые точили свои боевые топоры, чтобы вонзить их в черепа других дикарей. Ясно, что были убийства и набеги так же, как они бывают теперь, но судя по разным Фактам, они происходили не систематически. Прежде всего потому, что само население было малочисленно и весьма рассредоточено. Разные группы населяли территории, которые они рассматривали как свои, но это вовсе не значит, что, когда две группы устанавливали между собой контакт, встреча их кончалась кровопролитием. Трудно провести слишком далеко иду-шие сравнения между современными бушменами и самыми древними людьми, но, поскольку они вели сходный образ жизни, некоторые особенности поведения бушменов можно использовать как сравнительный материал для выяснения специфики самых древних людей.
Бушмены передвигаются группами численностью в среднем по 25 человек (такие же размеры групп известны и у других групп охотников и собирателей). Группа живет не в изоляции — ее члены активно поддерживают различные контакты с другими группами. Как полагают, одна из причин такого поведения — потребность найти извне брачных партнеров для членов группы: в пределах популяции из 25 человек невелика статистическая вероятность, что каждый родившийся мальчик или девочка найдет себе подходящего партнера. Эти контакты, в свою очередь, приводят к тому, что культура приобретает некоторую однородность на обширной территории, где живут племена охотников и собирателей.
Ориентируясь на бушменов, я полагаю, что разные группы гоминидов в Олдовае поддерживали дружественные контакты между собой. Как и у современных бушменов, территориальные границы не являлись препятствием для прохода.
Подобно современным охотникам и собирателям древние люди в Олдовае вряд ли располагали большим числом стоянок. Им легче было разбить лагерь у какого-нибудь убитого крупного животного, чем тащить домой мясо. В сущности, многие стоянки раннего палеолита были местами разделки туш животных и носили случайный характер. Поскольку древние люди, возможно, имели представление о сезонных миграциях животных, у них существовали и другие, более длительные стоянки, прежде всего в сухие периоды, когда животные были вынуждены спускаться к источнику на водопой. Они наверняка устраивали стоянки немного выше, в зарослях кустарников, пока мужчины организовывали засаду на животных у самой воды.
Стоянки такого рода известны в Олловайском ущелье. На одной из них был обнаружен очень ранний тип жилища — уложенные в круг камни. Это «кольцо», вероятно, служило основанием ветрового заслона. Такие же сооружают сейчас и бушмены. Вокруг стоянки находят кости разных животных. — по-видимому, сезонная добыча была относительно доступна.
Геологические напластования в ущелье прежде всего свидетельствуют о тысячелетних климатических изменениях. Самые нижние слои, где обнаружены следы зинджантропа и человека умелого, складывались в более благоприятных условиях, когда произрастала пышная растительность, было много воды и животных. Затем наступил сухой период, отмеченный развитием полупустынь. На смену ему вновь пришла благоприятная эпоха с многочисленными признаками заселения, далее — очередной сухой период, время вулканических извержений и активных проявлений других геологических процессов.
Все упомянутые климатические колебания и смены обстановок происходили, конечно, миллионы лет. В наименее благоприятные времена испытывалась способность вида к выживанию. Вид, который мог мигрировать и приспособиться к новой обстановке, найти необходимые источники питания, конечно, имел большие шансы выжить, чем тот, который, не обладая способностью к адаптации, деградировал в изменившихся условиях.
Одна из причин успешного развития человека состоит, вероятно, в том, что у него как у вида отсутствует трофическая специализация. Вряд ли найдется такое место на земном шаре, где человек не мог бы приготовить или добыть себе пропитание. Именно в этом кроется ответ на вопрос, почему мы выжили в ходе эволюции, оставив сопутствующие виды на обочинах пройденного пути. По крайней мере, ту часть австралопитеков, которая была вегетарианцами и соответственно отстала, когда эти источники питания истощились. Таким образом, изменившиеся климатические условия могли быть одной из причин вымирания этих предков человека. Зато человек умелый, будучи всеядным, всегда доставал себе пропитание, вступая в новый этап эволюции.
Впрочем, не только человек пережил критические ситуации в ходе своего развития. Изменения климата нередко сопровождались вымиранием многих видов животных, потому что им в большей степени, чем людям, присуща трофическая специализация, и развиваясь, они заполняли определенные ниши в экосистеме. Когда они нарушались, для животных оставалось меньше выбора, чем для человека. Оледенения Северного полушария — показательные примеры изменений, которые сопровождались исчезновением целых видов, но даже Африка, где никогда не было никаких ледниковых покровов, испытала изменения климата, которые оказали большое Воздействие на видовой состав фауны. Не все виды животных смогли выжить.
Фауна во времена гоминидов, естественно, сильно отличалась от современной. Примитивные плиоценовые слоны
В конце эоплейстоцена, примерно миллион лет назад, эти животные вымерли, и с тех пор фауна приобрела почти современный облик. На ранней стадии человека нельзя обвинять в уничтожении всех упомянутых видов; надо полагать, что именно климатические изменения положили им конец. По мнению некоторых исследователей, одной из причин могла быть высокая трофическая специализация вымерших форм, занимавших узкие экологические ниши по сравнению с нынешними видами (Leakey, 1979).
Ученые все еще обсуждают, как можно сопоставить между собой оледенения Северного полушария и, плю-виалы Южного полушария. Эти продолжительные влажные и холодные периоды в Африке приходились, вероятно, на интервалы, приблизительно отвечавшие оледенениям. Например, как уже отмечалось, самый последний плювиал обусловил распространение обширного лесного пояса на большой части Африки, по времени совпадавшего с самым последним оледенением. Правда, и задолго до этого различные климатические периоды сменяли один другой, сухие и жаркие чередовались с прохладными и влажными. При этом одни виды приспосабливались к изменениям и получали шанс выжить (между прочим, полагают, что такие типичные лесные животные, как бонго и окапи, мигрировали на равнину), а другие — адаптировались не столь успешно и отошли в историю.
Как бы ни напоминал сегодняшний Серенгети зате-рянный во времени ландщафт, словно неизменявшийся с начала сотворения мира, необходимо иметь в виду, что пейзажи и животные, приковывающие наше внимание, вовсе не походят на те формы, на которых останавливался наблюдательный взор человека умелого. Район Ндуту в юго-восточном углу Серенгети имеет, как мне представляется, наибольшее сходство с ландшафтами первобытной эпохи, поэтому я и выбрала его в качестве базы, тем более что он занимает стратегически важное положение между северо-западными частями Серенгети и горами Нгоронгоро на востоке.
Озеро Ндуту (другое его название Лагая) и соседнее небольшое озеро Масак находятся в конце Олдовайского ущелья, в том месте, где оно утрачивает облик ущелья и представляет собой неширокую котловину. Озера лежат в нижней части котловины и отличаются водой с повышенным содержанием натрия. Вода настолько мягкая, что кажется маслянистой, а после купания ощущаешь, словно не смыл как следует мыло. Волосы приобретают более светлый и даже рыжеватый оттенок. По берегам озер отлагается белый налет соды. Впрочем, воду из озер пьют все животные и люди, хотя требуется время, чтобы желудок привык к ней.
Вокруг озер местность разнообразна по своему ландшафту. Густые заросли кустарников, в которых водятся весьма интересные некрупные животные, сменяются более разреженными колючими кустарниками, посещаемыми жирафами; голые склоны облюбовали разные антилопы; топкие низины, где очень удобно наблюдать за птицами и почти всегда можно увидеть льва и гепарда, переходят в небольшие лесные массивы у озера Масак, и, наконец, во все стороны расстилается обширная саванна, которую во многих отношениях рассматривают как наилучший пример естественной травянистой формации, сохранившейся в ненарушенном состоянии.
С вершины холма над озером Ндуту видно эту травянистую равнину, простирающуюся на многие километры к северу, востоку и западу. На юго-востоке открывается вид на вулканический массив Нгоронгоро, который находится на расстоянии 40 километров от озера. Он выглядит словно грозовая туча, стоящая над горизонтом; дождевое облако скрывает вершину массива большую часть года. Эта гора могла бы быть надежным ориентиром, если бы не была расположена так далеко. Когда едешь по саванне, вместе с тобой перемещается и Гора; кажется, что она всегда одинаково удалена и появляется на горизонте в разных пунктах.
Я плохо ориентируюсь на местности и сбиваюсь с пути, как только съезжаю с дороги. Обычно меня сопровождали Рашиди или Теодорси, которые имели врожденные навыки ориентирования, казавшиеся мне чистой магией, но однажды я отправилась по маршруту одна и заблудилась настолько, что могла лишь сказать себе: я нахожусь где-то в Африке. Пока, обливаясь холодным потом, я кружила вокруг в поисках колеи, мне стало казаться, что гора Нгоронгоро переместилась на 180 градусов, тогда как сама я оставалась на месте. Лагерь в Ндуту находился не более чем в 10 километрах, но, хотя гора была передо мной, я не могла, даже перед лицом смерти, определить, в какой он стороне.
Лишь благодаря счастливой случайности мои кости не остались в Серенгети: мне удалось отыскать еле заметные следы колеи, по которой я добралась в лагерь до наступления темноты. Я страшно устала и пришла в полное отчаяние при мысли, что по способности в ориентировании я, должно быть, нахожусь на расстоянии светового года от человека умелого. В самом деле, я совершенно безграмотна, когда дело касается поиска ориентиров на равнине, а он был полноправным хозяином положения. Я выросла в местах, где много ориентиров и мне никогда не требовалось определять положение стран света по солнцу, тогда как, без сомнений, наш предок, человек умелый, превосходно справлялся с этой задачей и, кроме того, вероятно, обладал врожденным инстинктом, подсказывавшим ему, где находится его стоянка.
Наверняка он знал и умел еще многое, о чем
У человека умелого, размышляла я, человеческие начала должны были проявляться весьма заметно, хотя, может быть, он еще не умел зазнаваться. Он был человеком в такой же степени, в какой газель была газелью и лев — львом, но это качество давало ему преимущества над другими животными, о чем сам он, вероятно, не задумывался. Те, кто изучал шимпанзе, говорят, например, что они очень расстраиваются, когда не могут унести с собой бананов больше, чем умещается в передних конечностях. Гоминиды же на ранней стадии развития могли Осознать свои преимущества, применив листья или шкуру для ношения в них предметов. Это открытие позволило им совершать все более дальние передвижения. Человек — единственное существо в природе, которое способно нести с собой запас воды. Вначале, вероятно, он носил ее в опорожненных страусовых яйцах, легких и вполне удобных вместилищах, используемых некоторыми народами и в наши дни.
Подобно тому, как человек умелый, по-видимому, выходил из Олдовайского ущелья на равнину Серенгети с наполненными водой страусовыми яйцами, я отправлялась туда, наполнив термос чаем, приготовленным на воде из озера Ндуту. Когда мы оставили позади озеро и защищающие его деревья, перед нами раскинулась почти такая же равнина, с той лишь разницей, что во времена первобытного человека ее фауна была значительно богаче. По сравнению с человеком умелым я знаю гораздо больше о саванне, но это не дает мне никакого повода для зазнайства. Он познавал саванну своими ногами и руками, разумом и инстинктом, с недоступными мне глубиной и широтой, тогда как я привязана к миру фактов, которые мне предоставляют моя эпоха и мой интеллект. Человек умелый вряд ли смог бы найти что-либо годное в пищу в описываемых мной дарах Серенгети, а его образ саванны, вероятно, произвел бы расплывчатое и отрывочное впечатление на меня, привыкшую оценивать условия на основе фактов и деталей. И все же я убеждена в том, что сложившиеся у нас образы природного окружения, видимо, имеют абсолютные точки соприкосновения в отношении других живых существ, с которыми мы разделяем природную среду.
При описании саванн я опираюсь прежде всего на работы Д. Ф. Веси-Фицджеральда (Vesey-Fitzgerald, 1973) и Лесли Брауна (Brown, 1972), крупных знатоков саванн и других типов растительности Африки.
Из общей площади Африки (30,3 миллиона квадратных километра) почти половина, а именно 13 миллионов, классифицируется как травянистая формация. Качество этих травянистых угодий сильно варьирует. Большей частью это результат видоизменения лесов в заросли кустарников, которые вследствие многократного выжигания превратились в бедные питательными веществами травянистые угодья с небольшим видовым набором растений. Крупные животные были истреблены или вытеснены, и обширные территории, испытывавшие нехватку влаги и вторжение мухи цеце, оказались непродуктивными в Африке — на материке, который периодически страдает от катастрофического дефицита растительных и животных белков 27.
Поскольку столь значительная часть травянистых угодий фактически представляет собой дегенерирован-ные леса, очень многие экологи полагают, что вся саванна возникла под влиянием деятельности человека, в результате его неосторожного и необдуманного обращения с огнем. Этому мнению противоречит хотя бы тот факт, что типичные животные саванн развились задолго до появления человека. К тому же заметим, что самый последний продолжительный влажный период был всего лишь фазой в длинной цепи климатических изменений. Действительно, в промежутке от 50 000 до 10 000 лет назад широкий лесной пояс пересекал всю Африку, но ведь даже в Европе наши представления не основываются на учете естественных и дегенерированных типов растительности, которые были распространены в ледниковую эпоху.
Имеется целый ряд фактов, подтверждающих, что саванна — это четко сложившийся влажный тип среды с искони присущей ей фауной. Восточноафриканская травянистая формация преимущественно располагается на вулканогенном субстрате, и уже этот факт указывает на возможность другого естественного объяснения. Выжигание трав происходило задолго до человека, и в местностях, расположенных на неустойчивых субстратах, где извержения вулканов могли вызывать громадные пожары, было особенно много возможностей для развития травянистых формаций. Лесли Браун приводит еще один убедительный аргумент: слой почвы, сформировавшийся на лаве, часто весьма маломощен, и в подобных случаях большие деревья не укореняются. По его мнению, маломощная почва в сочетании с тяжелой глиной, впитывающей влагу в сезон дождей, является причиной распространения большой части травянистых формаций Восточной Африки.
Веси-Фицджеральд четко выделяет различия между травянистыми формациями, возникшими на базе дегенерированных лесов и находящимися в состоянии равновесия. Первые характеризуются небольшим набором видов растений и распространением эрозии; вторым присущи сотни разных трав, образующих сомкнутый травостой, который препятствует развитию эрозии. Постоянное присутствие диких копытных животных поддерживает травостой: трава постоянно использовалась (но не эксплуатировалась до корней), и это ускоряло ее прирост.
Здесь следует указать на различия в пастьбе домашнего скота и диких животных. Домашний скот пасется плотными стадами и довольно долго задерживается на одном месте, что способствует развитию эрозии. Поскольку во многих районах Африки скот все еще рассматривают как деньги на банковском счете, большинство владельцев скота придерживается мнения, что чем больше животных, тем им легче прокормиться, а это в свою очередь ускоряет процесс оскудения окружающей среды. То, что не стравливается крупным рогатым скотом, объедают козы. Они сильно портят деревья, и в тех местах, где разводят коз, новые деревья и кустарники не растут. Там, где есть скот, есть и люди, которые имеют злополучную привычку выжигать кустарники в неподходящее время и тем самым обеднять и без того скудный растительный покров.
Зато дикие животные редко используют пастбища на полную мощность. Если численность их слишком возрастает, она затем естественным путем и сокращается. Они не привязаны к хлеву, а свободно бродят по обширным территориям, и растительность отдельных частей страны может периодически восстанавливаться. Интенсивность пастьбы проходит в соответствии с эволюцией видов, обеспечивающей каждому животному определенное место в экосистеме.
Последовательность выпаса диких животных схематически может быть охарактеризована следующим образом. Такие крупные животные, как зебра и буйвол, которые пропорционально размерам тела требуют не столь высококачественного корма, чем небольшие антилопы с присущим им быстрым расходом энергии, сначала осваивают участки с более высокой и жесткой травой, которую они вытаптывают и стравливают, до тех пор пока не откроется путь для более избирательно пасущихся животных, например гну. Последние, в свою очередь, уступают место газелям, которые теперь добираются до богатых питательными веществами побегов у самой земли. Ясно, что при данной системе травостой поддерживается в состоянии равновесия даже в самые засушливые годы.
Влияние человека на саванны путем выпаса домашнего скота и выжигания травы сказывается весьма ощутимо. Вопрос о том, следует ли выжигать траву, возбуждает почти такие же страсти, как проблема слонов, рассматриваемая в разделе о долине реки Луангвы. Здесь люди так же разделяются на две группы, и старые друзья грозят друг другу над дымящейся саванной, восклицая: «Именно так мы уничтожаем здесь наши последние травянистые угодья!» или: «Представьте себе, как бы это выглядело, если бы не проводилось выжигание!»
Сама я уклоняюсь от этих споров, но боюсь, что присоединюсь к группе «поджигателей». Поскольку я согласна с экспертами, констатирующими, что обширные пожары проносятся по саваннам, и разделяю также точку зрения Алистера Грэма (Graham, 1973) о том, что Серенгети не является нетронутой землей. Эта территория представляет собой результат многовекового, может быть, многотысячелетнего выпаса и контролируемого выжигания растительности разными племенами скотоводов-кочевников. Это подготовило почву для великолепной концентрации диких животных, которыми так славится Серенгети. Я также слышала от егерей, что им известны случаи, когда животные покидали заповедник, после того как там в интересах охраны природы прекращали сжигать сухую прошлогоднюю траву.
Конечно, трудно сравнивать климатические условия Северной Европы и Восточной Африки, но даже наш опыт показывает, что прошлогодняя трава, оставленная в ненарушенном состоянии, препятствует росту молодой и ни одно травоядное животное по своей воле не станет там пастись, если поблизости имеется какая-нибудь другая пища.
Известно также, что масаи, один из скотоводческих народов Восточной Африки, во многом учитывали последовательность использования пастбищ дикими животными, когда они пасли свой домашний скот, и проводившееся ими контролируемое выжигание травы шло на пользу диким животным, поскольку ускоряло рост свежей, богатой питательными веществами травы и уничтожало болезнетворные споры. Однако необходимо также подчеркнуть, что прежде у масаев не было так много скота, как теперь, и истощение пастбищ шло в меньших масштабах, поскольку люди не могли предотвращать болезни скота, В настоящее время в Восточной Африке великолепно поставлена ветеринарная служба, которая успешно борется с болезнями, и поголовье скота возросло, зато пастбища масаев за последние 20–30 лет впервые обнаруживают признаки эрозии, обусловленной чрезмерным выпасом.
Я почти убедилась в пользе выжигания, так что для восстановления равновесия надо взглянуть и на обратную сторону медали. Она отражает неконтролируемое выжигание и является следствием возросших размеров стад и хронического чрезмерного выпаса. Контролируемое выжигание, практикуемое скотоводческими племенами на протяжении тысячелетий, обычно проводится как раз вскоре по окончании сезона дождей, когда почва еще слишком влажная и огонь быстро и легко распространяется понизу, охватывая прошлогоднюю траву и не повреждая кустарники и деревья.
Неконтролируемое выжигание теперь начинается уже во время сухого сезона. Оно иногда осуществляется безответственными сборщиками дикого меда, разводящими огонь под деревом, чтобы выкурить пчел, но еще чаще старую траву выжигают люди, которые видят, что их скот голодает, и знают, что после сухого сезона пробивается свежая, богатая питательными веществами трава. Разница лишь в том, что почва теперь сильно высохла, а кустарники и деревья стали сбрасывать листву в ожидании сезона дождей. В это время при выжигании кустарники нередко охватывает адское пламя, трава сжигается до корней, и огонь набрасывается на деревья. Продолжительное выжигание причиняет растительности серьезный ущерб, и, поскольку почва сухая и трава фактически не прорастает, пока не начнутся дожди, появляются идеальные предпосылки для широкого развития эрозии. Как упоминалось выше, почва саванн часто маломощна, и производит сильное впечатление, когда видишь, как огромные массы ее вздымаются в воздух.
Можно стоять там с разъедаемыми дымом глазами и вопить, что пришел конец света, но это приносит слабое утешение. Впрочем, травянистая формация имеет врожденные защитные механизмы, которые, по крайней мере частично, могут противостоять разрушительным силам. Корни деревьев и кустарников, а также некоторых многолетних травянистых растений могут быть укрыты от огня в почве, и, как только огонь пронесется мимо, они способны выбросить великолепный стебель. Если очередное выжигание будет слабое или частичное, у растений появляется реальная возможность выжить, и, если подряд пройдут несколько благоприятных сезонов, кустарники и деревья достигнут такой высоты, что приобретут шанс выжить и в следующем адском пламени.
Эта последняя хрупкая защитная реакция — приспособление к естественному выжиганию после сезона дождей. Надо, впрочем, подчеркнуть, что лучшая охрана саванны и всех других травянистых угодий происходит при пастьбе. Итак, деградацию среды вызывает вовсе не сам по себе домашний скот, а его чрезмерная многочисленность и то, что он больше не перегоняется с места на место в столь высокой степени, как следовало бы. Поэтому домашние животные уступают функцию защитников природы диким животным саванн, приспособившимся к окружающей среде за миллионы лет.
Серенгети — самое подходящее место для изучения этого механизма адаптации и одно из последних мест на Земле, где все еще довольно свободно происходят естественные миграции животных. Здесь можно выяснить направленность процессов, которые происходили в природе без мощного антропогенного воздействия, изменявшего облик нашей планеты.
Прежде чем подробно остановиться на крупных миграциях в Серенгети, уместно сначала кратко охарактеризовать природно-климатические особенности этого района.
Национальный парк Серенгети, в котором происходит значительная часть сезонных передвижений животных, занимает площадь около 15 000 квадратных километров и относится к числу крупнейших парков мира (но это не самый большой из них). На территории Кении его непосредственное продолжение — национальный резерват Масаи-Мара площадью 1800 квадратных километров. Серенгети расположен на высоте от 900 до 1900 метров над уровнем моря. Среднегодовое количество осадков составляет 750—1000 миллиметров, этого достаточно для произрастания преобладающей естественной травянистой формации. Если годовая сумма осадков не достигает 750 миллиметров, появляется полупустынная растительность или заросли ксерофильных кустарников. Количество осадков из года в год сильно колеблется, бывали годы (в последний раз в 1978–1979 гг.), когда в горах Серенгети выпадало необычно много осадков, но на самой равнине — очень мало.
В Восточной Африке в году выделяют два влажных сезона с двумя промежуточными сухими сезонами. В ноябре — декабре выпадают так называемые короткие дожди, освежающие ливни разной силы, чередующиеся с безоблачными прекрасными часами или днями. Затем несколько месяцев стоит сухая погода, пока в марте не начнется затяжной сезон дождей, который продолжается в апреле и иной раз в мае. В эти месяцы дожди идут чаще и сильнее, но с перерывами и не каждый день.
Туристы все еще часто посещают Серенгети; проблема осложнена лишь состоянием дороги из Аруши через Нгоронгоро: во время обильных дождей она становится непроходимой. Уже с середины мая в Серенгети устанавливается прекрасная сухая погода, хотя требуется время (до начала июня), пока дороги не будут приведены в порядок. Сухой сезон продолжается до ноября.
Вся территория парка характеризуется как травянистая равнина, или саванна, но с учетом разных типов растительности схематически можно выделить низкотравную и высокотравную равнины.
Низкотравные равнины находятся на востоке и юге. Местности вокруг озера Ндуту и оттуда до Нааби-Хилл — замечательный пример плоских равнин, поросших низкими травами, представителями родов
Далее к северо-западу местность постепенно меняет свой облик. Вокруг рассеяны останцовые гранитные горы, которые в Африке называют «копьес», и в целом ландшафт становится более пересеченным. Во все стороны еще расстилаются обширные равнины, но даже на непосвященного наблюдателя они производят несколько иное впечатление, чем низкотравные равнины, потому что здесь доминируют другие виды трав, например, представители родов
Следовательно, на севере Серенгети и в Масаи-Мара ландшафт более холмистый и поросший деревьями и на периферии, особенно в Масаи-Мара, приобретает сходство с волнистым парковым ландшафтом.
Восточноафриканская саванна может прокормить самое большое в мире число диких животных в расчете на квадратный километр. По скромным оценкам, в Серенгети крупные травоядные животные составляют биомассу порядка 7000–8000 килограммов на квадратный километр, что соответствует более 80 крупных млекопитающих на квадратный километр, не говоря о мелких животных и огромной массе почвенных микроорганизмов, которая в совокупности может весить 6 килограммов на гектар.
В сухой сезон мы не видим крупных животных, равномерно рассредоточенных по местности (некоторые районы временами кажутся почти пустынными), поскольку значительная часть их мигрировала. Длительные сезонные кочевки проявляются прежде всего у гну, зебр и газелей Томсона. По оценкам, эти животные в течение годового цикла передвигаются на 1500 километров.
В декабре в Ндуту ждут дождя. Запах первого ливня ощущается еще до его начала. И вот он проливается на растрескавшуюся от зноя равнину, разрушает травяную крышу и прорывает брезент в нашем лагере, отбивает дробь на зеркальной поверхности озера и с сильным порывистым ветром уносится дальше. Он исчезает с бешеной скоростью, и равнина некоторое время выпускает пар, а затем вновь погружается в томительное ожидание того времени, когда вырастут травы и придут копытные животные.
Для появления зелени одного ливня недостаточно, может пройти еще одна, другая и третья неделя. Только когда более мощные и продолжительные ливни часто проследуют один за другим, трава пробуждается к жизни. За неделю равнины приобретут чистейший и нежнейший зеленый покров. Небольшие белые цветы заблестят, словно звезды в зелени, и скроют белеющие прошлогодние кости гну, рассеянные по равнине, как на аллегорической картине викторианской эпохи28. Каковы местные ливни, можно судить по тому, что некоторые участки равнин еще лежат бурые и выжженные, тогда как другие, расположенные поблизости, зеленеют.
Теперь в любое время можно ожидать появления гну. Они движутся крупными стадами по нескольку сотен, иногда даже тысяч, особей в каждом, и их приход резко меняет облик ландшафта. Грозовая туча разворачивается вдоль горизонта, и темно-синий фон разрывается роскошными молниями, в то время как над равниной еще светит солнце. Когда приближаются первые колонны гну, часто в сопровождении больших или малых стад зебр, становится понятно, почему звуковые эффекты в фильмах о природе столь неправдоподобны. Эффекты преувеличены: появление гну могло бы быть положено на музыку Вагнером и отснято кинокомпанией «Метро-Голдвин-Майер».
Что-то предопределенное самой судьбой заключено в миграциях гну, которые носят отпечаток невероятного постоянства. Эти животные идут не спокойной рысью, а движутся подстегивающим галопом, с развевающимися хвостами, жадно втягивая в себя воздух. В своем порыве они устремлены только вперед, и стада, как правило, следуют прямо к озеру Ндуту, чтобы перебраться на другую сторону. В годы с высоким уровнем воды случается, что отдельные особи, а бывает и несколько сотен их, тонут или их затаптывает другое стадо, которое рвется вперед, не желая уступить путь или переждать.
Однажды мне довелось быть в топкой приозерной низине, когда группа из нескольких сотен гну и, возможно, сотни зебр появилась, как облако пыли, у горизонта и затем двинулась во весь опор вниз по склону, пока животные не заполнили зеленеющую котловину. Это зрелище должно было захватить дух и дать стимул для возвышенного описания одной из последних великих драм дикой природы, но мне пришли в голову воспоминания, навеянные прочитанными в детстве книгами об индейцах. Казалось, что это команчи летели в атаку.
В местностях вокруг болота давно не было дождей, и, вероятно, гну и зебры не нашли того, что искали. Они спустились вниз, к краю болота, и стали пить; не притронувшись к жесткой осоке, начали беспокойно вертеться одна возле другой, обходя своих более усталых спутников, которые улеглись на земле отдыхать. Примерно час спустя в движениях животных появилась какая-то целеустремленность, выделились отдельные группы и сформировались колонны. Одна за другой они выбирались из котловины, пока все гну и зебры не оказались снова в пути.
В том же, 1978 г., дожди больше выпадали как раз за пределами парка, поблизости от Макау, и именно туда направились колонны гну. Еще несколькими днями раньше мы встретили там первые стада гну, смешанные с зебрами и газелями Томсона. В тех краях росла зеленая трава, на вид столь прозрачная и тонкая, что трудно было представить, как она сможет устоять перед тысячами изголодавшихся гну, но на самом деле трава была весьма стойкой и росла быстрее, когда ее стравливали.
Издаваемый гну звук трудно описать. В индивидуальном исполнении он слишком короткий, чтобы воспроизвести его как «му», и напоминает прерывистые хрипы. Звук, издающийся сотнями гну, воспринимается как ночное кваканье африканских мычащих лягушек в пруду.
Мы видели шакалов на рекогносцировочной прогулке среди стад гну и заметили двух притаившихся поодаль настороженных гепардов. Затем встретили нескольких львиц, одиночного льва и совершавших обход гиен. Для хищных животных в этой части Серенгети наступили хорошие времена. Гну не проявляли чрезмерного беспокойства. Если бы каждая из них могла рассуждать, то ход ее мыслей, видимо, был бы таков: «Хорошо, что нас так много, для меня вероятность оказаться жертвой хищника крайне мала».
Гну сопровождают не только своры хищников, но и тучи птиц, охотящихся на насекомых, которых гну переносят на себе или спугивают при выпасе. Мы насчитали тридцать дроф кори, несколько птиц-секретарей и стаю недавно прилетевших европейских аистов. Кроме того, равнина была наводнена менее заметными пернатыми: жаворонками, коньками, чеканами, зуйками и бегунками. Многочисленные страусы, которые производят необычное впечатление, напоминая млекопитающих, несмотря на свои две ноги, бродили среди гну, а небо было испещрено хищными пернатыми, которые зорко наблюдали за тем, что происходит на земле.
Сразу после нового года почти все травоядные жи-вотные в Серенгети собираются на низкотравных равнинах. У гну происходит отел, и почти все телята рождаются в течение трех недель, в январе — феврале. Пик отела падает на то время, когда стада находятся на открытых равнинах с хорошей видимостью. Само по себе это не обеспечивает защиты от хищных животных, нападающих иногда и на беременных гну. Но из многочисленных телят, родившихся в один день, лишь определенный процент может стать добычей хищников, а остальные выживают. Если бы отел растягивался на весь год, хищники круглый год хватали бы беременных самок и телят. Эта угроза для гну, впрочем, не устраняется даже при чересчур быстром отеле, хотя новорожденный теленок, которому всего полчаса от роду, может поспевать за передвижением стада.
Гну остаются пастись на низкотравных равнинах до конца долгого сезона дождей. Здесь хватает корма до начала мая, когда прирост высококалорийной травы замедляется. Уже в конце апреля в стадах возникает беспокойство. Начинается период течки, одновременно формируются колонны, и гну постепенно передвигаются к северу. В эту пору у самцов начинаются поединки. Гну имеют так называемые подвижные территории, и поэтому миграционные движения приобретают заметно хаотический характер: на каждой остановке в пути для отдыха и пастьбы организуются территории, в пределах которых самцы приманивают самок и спариваются с ними.
Когда стада гну покинут район озера Ндуту, можно впервые за долгое время спокойно уснуть, не боясь, что тебя потревожит настойчивый рев этих животных; низкотравные равнины получают временную передышку. Через две недели стада гну достигнут района реки Серонеры в центре Серенгети и разбредутся по высокотравным равнинам. Продолжительность их пребывания там зависит от погоды в данном году, но обычно в августе стада переходят через границу в Масаи-Мара или устремляются в коридор к озеру Виктория. Затем постепенно волна снова устремляется на юг, и в декабре передовые группы этих животных достигают Ндуту.
Больше всего сезонные миграции гну сходны с миграциями американского бизона, которые, к сожалению, отошли в прошлое. Поэтому гну — последний пример мигрантов, четко выдерживающих определенную сезонную последовательность в своем образе жизни. Гну и саванна ставят нас, впрочем, перед одной и той же классической дилеммой о яйце и курице: что было раньше? Стада гну, поддерживавшие саванну как травянистую формацию с незапамятных времен, или саванна? Однако ведь сами гну не могли развиваться ни в одном другом месте, кроме саванны.
Хотя эти животные наиболее заметны, они вовсе не единственные мигранты в саваннах. Сезонные передвижения совершают газели Томсона, конгони, топи, зебры. Массивную антилопу канну также можно увидеть иногда стадами по паре сотен особей, быстро и решительно устремляющимися к какой-либо дальней цели, но эти миграции не носят столь регулярный характер, как у гну.
Всего в Серенгети обитает восемь видов травоядных животных, но не все они совершают миграции. Например, газель Гранта, внешне очень похожая на газель Томсона, мало зависит от воды и поэтому остается на сухих равнинах, тогда как газель Томсона направляется к северу, вслед за гну. Буйвол тоже не участвует в миграциях, но по иным причинам. Он настолько зависит от воды, что почти не отходит от постоянных источников влаги и редко встречается на низкотравных равнинах. Передвижения буйволов носят местный характер и происходят поблизости от рек и озер, около которых они чувствуют себя как дома.
По разным причинам в миграции вовлекаются не все гну. Отдельных особей можно встретить, например, в районах Ндуту и Серонеры круглый год. Но чаще всего там их видят в количестве до нескольких сотен голов, и поэтому местное население не наделяет гну индивидуальными чертами. Это на редкость хорошо приспособленные животные, и недаром масаи детально наблюдали за их поведением, чтобы наилучшим образом увязать выпас домашнего скота с сезонными изменениями климата и растительности. Подобно домашнему скоту в благоприятных условиях гну очень быстро размножаются. За последние годы численность популяции гну в Серенгети постоянно увеличивалась на 10–15 процентов в год и ныне достигла рекордного уровня — свыше 2 миллионов особей (по некоторым оценкам, до 4 миллионов). Однако в мире животных взрывы численности популяций неизбежно сменяются их сокращением, от этого стада домашнего скота масаев были в последние годы избавлены, что нанесло ущерб окружающей среде.
Гну часто описывают как гротескное животное, как бы состоящее из двух разных частей. Массивные голова и передняя часть туловища сильно выделяются по сравнению со значительно меньшей задней частью. Иногда их подпрыгивающий галоп сбивает с толку, производя впечатление неуклюжего бега, тогда как на самом деле гну очень быстро движется и может развить скорость до 55 километров в час. Из животных соответствующего размера только антилопы конгони и топи могут перегнать гну, поскольку их предельная скорость достигает 60 километров в час. У антилоп меньших размеров, таких как газели, наибольшая скорость — примерно 64 километра в час, а при коротких бросках — даже 70.
Появление гну в окрестностях Ндуту и ее уход можно предсказать с предельной точностью до нескольких недель, но там есть и постоянно обитающие антилопы. Одна из них — антилопа дикдик, похожая на суни, которую мы встречали в горах Абердэр. По своим привычкам и внешнему виду они очень сходны. Обе маленькие коричнево-сероватые, с тонкими ножками, огромными глазами и большими настороженными ушами. Они живут парами и крайне привязаны к своей маленькой территории, которую знают вдоль и поперек. Разница лишь в том, что суни — лесная антилопа, а дикдик обитает среди колючих кустарников и на каменистых склонах.
В моих ежедневных маршрутах по району Ндуту я довольно быстро разобралась, под каким кустарником и в какое время дня я могу обнаружить дикдиков и иногда натыкалась на их аккуратные навозные кучки. Дикдики оставляют твердые хорошо переваренные фекалии в одних и тех же местах. У некоторых африканских народов есть об этом очаровательная легенда. Давным-давно король дикдиков находился в отлучке и, во время прогулки наткнувшись на навоз слона, упал. Тогда он созвал всех дикдиков и велел им впредь оставлять свой навоз в одном и том же месте, пока не соберется достаточно большая куча, чтобы о нее споткнулся слон.
Еще одна обитающая здесь круглый год антилопа — стенбок. Они тоже живут парами или поодиночке среди колючих кустарников. С ней мы позже снова встретимся в Калахари.
Поделиться книгой: