Помоги проекту - поделись книгой:
К солонцу у гостиницы «Ковчег» приходили разные бонго. В основном это были одиночные самцы, но иногда появлялись и целые стада. Однажды к солонцу одновременно подошло 27 особей. Стада появлялись, как правило, на рассвете, когда еще темно и большинство людей крепко спит. Проснувшись, они, естественно, не верят, что к солонцу у гостиницы недавно наведывались бонго. Стадо редко останавливается надолго, никогда не подходит достаточно близко и проявляет исключительную осторожность. Поскольку в стаде несколько животных, какое-нибудь из них всегда при малейшем подозрении бьет тревогу. Во время бегства бонго сохраняют свою необычную способность передвигаться совершенно бесшумно, и даже когда все животные стремятся попасть на ограниченную территорию, между ними никогда не бывает столкновений. И скрываются они так же бесшумно, соблюдая определенный порядок.
Наблюдатель, который остановился в гостинице на короткое время, легко может представить себе, что одно и то же стадо или одни и те же одиночные самцы часто посещают солонец. Если задержаться подольше и фиксировать посетителей солонца, то видно, как к нему устремляется по крайней мере три-четыре стада и около двадцати одиночных самцов.
Нам слишком мало известно о территориях и путях передвижения стад бонго, чтобы судить о том, какая часть всей предполагаемой популяции этих антилоп в горах Абердэр (возможно, около 1500 особей) спускается к гостинице «Ковчег» или как часто одни и те же особи наносят эти визиты.
Мы также слишком мало знаем, как организованы етада, насколько постоянен их состав и как складываются отношения между разными группами. Возможно, трудности, возникающие с опознаванием стад, посещающих солонец, связаны с тем, что на пути к солонцу случайно могут соединиться два стада. Изучение других видов животных показало, что их территории не всегда включают водопои и солонцы. Не исключена такая возможность и для бонго, даже при отсутствии контактов между отдельными стадами. Днем в лесу я никогда не видела столь больших стад, какие иногда встречались ночью у гостиницы «Ковчег». Если допустить, что днем я наблюдала лишь часть стада, это еще не значит, что стадо, побывавшее у солонца, однородно по составу. Такие крупные группы, которые часто встречаются на равнинах, редко или вовсе не наблюдаются в лесах5. Тем не менее стада близкого сородича бонго — антилопы канны довольно велики. На равнинах в них можно насчитать более ста особей (тогда возникает вопрос о миграционных движениях), но и в довольно густых кустарниковых зарослях в долине Луангвы я наблюдала «обычные» стада по 40 и более особей.
Все авторы работ о бонго довольно осторожно определяют размеры стад и обычно ограничиваются указаниями вроде «относительно большой». Те, кто отмечает широкий диапазон изменчивости — от одного-двух одиночных самцов до стад в 30 особей, наиболее близки к истине. Кроме того, авторы указывают, что обычно в стаде имеется один самец. О том, насколько это справедливо, свидетельствуют и мои наблюдения, хотя среди спускавшихся к «Ковчегу» больших стад я иногда замечала двух самцов. Наверное, к солонцу одновременно подходили два стада. Многие исследователи сходятся в том, что идущий со своим стадом самец довольно молодой. Некоторые авторы утверждают даже, что старые самцы никогда не присоединяются к стаду. Однако, наблюдая, с одной стороны, действительно молодых и некрупных самцов, а с другой стороны, великолепных, зрелых, держащихся особняком, я позволю выразить свое мнение: самцы редко далеко отходят от стада и всегда знают, где оно находится. Возможно, когда у самки начинается течка, взрослый самец присоединяется к стаду, прогоняет молодого самца и становится вожаком, а затем, спустя некоторое время, снова держится особняком. В этом можно было бы легко убедиться, следуя за стадом в течение нескольких месяцев.
Излюбленная пища бонго — побеги бамбука, питаются они также листьями деревьев и кустарников, которые достают, сбивая рогами ветки. По-видимому, бонго едят крапиву и другие травянистые растения. Установлено пристрастие этих антилоп к обугленной древесине (она встречается чаще, чем можно себе представить, ибо в лесах бывают пожары), а также к гнилой и прелой. Все это дает организму животного необходимые соли и микроэлементы. С этой же целью бонго лижет землю, обогащенную некоторыми минералами. По сообщению Стидженда, они грызут корни некоторых деревьев, выкапывая их рогами, и кору.
В горах Абердэр бонго, как уже говорилось, зачастую день проводит в бамбуковых зарослях на высотах более 2400 метров. Туда почти невозможно добраться, да и видимость нулевая. Когда наступаешь на сухие побеги бамбука, раздается резкий треск, подобный ружейным выстрелам, а опавшие листья на земле шелестят, как рассыпанный корнфлекс. Бонго все это вполне устраивает: враг не может подкрасться бесшумно. Когда в горах льют дожди, почва в бамбуковом поясе остается сухой, так как бамбук обладает очень высокой влагоудерживающей способностью. Жизнь бонго в гораздо большей степени зависит от его обостренного слуха, чем от зрения. Пробираясь сквозь бамбуковые заросли, представляешь, что вокруг лежат и чутко прислушиваются к каждому звуку сотни бонго, причем оглушительный хруст под собственными ногами мешает заметить, когда животные срываются с места и исчезают.
Бонго — типичная лесная антилопа, которая приспособлена для прохождения через густые заросли. Мощные лировидные рога они держат вдоль мускулистой спины, голова несколько опущена, но обращена вперед и походит на клин, легко раздвигающий зелень, которая потом вновь смыкается, будто животное и не проходило.
В противоположность своему сородичу — антилопе канне, ловко прыгающей в высоту и в длину, бонго старается не прыгать, а скорее проползать под препятствием. Об этом сообщает Стидженд, наблюдавший, как бонго проползал под деревом, находящимся на расстоянии 75 сантиметров от земли. Вероятно, это происходит оттого, что эти животные редко видят пространство у себя над головой, но зато привыкли лежать распластавшись. Однако бонго могут и прыгать: на поляне у гостиницы «Ковчег» я видела их изящные прыжки.
Как-то вечером мне удалось наблюдать проявление воинственности в поведении бонго. Обычно они игнорируют гиен, но все же поглядывают на них, поскольку гиены, улучив момент, могут схватить детеныша. В тот вечер на поляне у гостиницы собралось необычно много гиен, очевидно на охоту, и одна из них намеревалась вцепиться в бок молодого самца бонго, наклонившегося к воде напиться. Гиена несколько раз пыталась хватать его, но он быстро, словно молния, повернулся, опустил голову к земле и помчался прямо на гиену, нацеливаясь остриями полированных, подобных штыкам рогов. В тот раз я также увидела, насколько быстра реакция у гиены: она вовремя увернулась и чудом избежала расправы.
Совершенно ясно, что таким же весьма эффективным способом бонго отваживали от себя собак доробо. Этот способ наверняка совершенствовался в борьбе с гиенами, леопардами и немногочисленными львами, обитающими в горных лесах. Редко случается, чтобы стая гиен или леопард схватили здорового взрослого бонго. Почуяв близость леопарда, бонго проявляют сильное беспокойство, обычно поднимаются, принюхиваются, прислушиваются и убегают при малейшем шевелении кустов. Но еще больше, чем леопарда, они боятся льва. Как правило, львы не водятся в густых горных лесах, их места обитания либо внизу, на равнине, либо выше, среди вересковых зарослей. В лесу же встречаются преимущественно проходящие особи, направляющиеся в какие-то другие места.
Однажды вечером, когда в долине ниже гостиницы «Ковчег» зарычал лев, бонго мгновенно покинули солонец и целую неделю не осмеливались подходить к нему. Таким образом, в борьбе со своими более сильными врагами бонго выживают благодаря исключительной бдительности и способности, если нужно, дать отпор. Но некоторые из них все же погибают, и в этом выражается закон природы, в которой существует баланс между хищниками и их жертвами. Он нарушается только человеком как из-за охоты, так и косвенно — за счет воздействия на окружающую среду и ее преобразования6.
Пока людей было не больше, чем сильных хищников, охота не выходила за рамки законов природы; при этом само собой подразумевалось, что хищник убивает свои жертвы, чтобы прокормить себя и своих сородичей. Более подробно я рассматриваю современную охоту в разделе о долине реки Луангвы, здесь лишь скажу, что, на мой взгляд, охота дискредитировала себя из-за применения современных методов и не оправдывается никакими доводами морального плана. Ограниченный отстрел не причиняет ущерба, и ни один охотник, руководствуясь здравым смыслом, не желает прекращения охоты в будущем из-за чрезмерно большого отстрела в настоящем. Лишь охота, которая грозит уничтожением или искоренением вида, вызывает осуждение. Однако наибольшую опасность для животного мира представляет собой не охота, а резкие изменения природной среды.
Бонго являлся объектом охоты доробо, и она не нарушала равновесия в природе, хотя, конечно, и способствовала изменению повадок и привычек животных: они перешли к ночному образу жизни и стали забираться все выше в горные леса, вплоть до вересковых зарослей, куда обычно эти антилопы не проникают. Страшные последствия для бонго имела чума крупного рогатого скота, которая в конце прошлого века пришла с севера в Восточную Африку. Высказывалось мнение, что чума привела к почти полному исчезновению бонго в горах Абердэр. К счастью, бонго, подобно многим другим животным, обладают замечательной способностью к восстановлению популяции, численность ее может увеличиться, даже в, казалось бы, безвыходном положении, в которое порой попадали эти животные.
После чумы в горах Абердэр шло восстановление популяции естественным путем. Человек тогда, возможно, еще не вмешивался в процесс развития животного мира. Немногочисленные уцелевшие животные должны были бы пасть жертвами изголодавшихся хищников, рыскавших в поисках пищи среди белеющих костей. Напротив, природа позаботилась о том, чтобы и популяция хищников соответственно уменьшилась, а затем восстановились популяции как хищников, так и травоядных. Позаботилась она и о дальнейшем равновесии между ними.
Наконец, приведем пример, показывающий, насколько жизнь такого пугливого и «незаметного» животного, как бонго, зависит от прихоти человека. В Судане сохранилась крупная популяция оонго, поскольку там распространено поверье, будто мясо полосатых зверей вызывает проказу. Спокойному существованию бонго положили конец англичане, опровергшие вышеупомянутое поверье. Впрочем, многие африканские народы, потребляющие мясо, с большой охотой тоже отвергли нелепое табу на полосатых животных и за полвека почти полностью истребили бонго. В 50-х годах в Судане произошла революция, направленная против колониализма, и бонго были снова объявлены источником проказы. И ныне популяция этого животного там восстановилась.
Наряду с бонго в лесах Абердэр водится еще одно заслуживающее внимания животное, весьма исключительное, хотя и не столь очаровательное. Это большая лесная свинья
Мейнерцхаген, британский офицер, выходец из аристократических кругов, прибыл в Кению в начале нынешнего века и участвовал в жестоком подавлении восстания нанди и кикуйю. Поскольку он был также естествоиспытателем, в его дневнике наряду с описаниями военных действий излагаются наблюдения. Им дано описание первой встречи с бонго и большой лесной свиньей в горах Абердэр 5 сентября 1902 г. Он писал, что, бродя по лесу в сумерках, заметил двух зверей, которых прежде никогда не встречал. К сожалению, он видел их не слишком отчетливо и притом в беге. Самым крупным из этих животных была своеобразная красная антилопа с белыми полосами. Другой зверь — черная свинья гигантских размеров, вероятно лесная форма бородавочника.
11 марта 1904 г. один из его спутников убил большую лесную свинью на склонах горы Кения, но не смог взять тушу с собой. Мейнерцхаген понял только, что убитое животное не походило на других известных свиней, и потому стал уделять много времени охоте, желая добыть еще одну особь, которую можно было бы отправить в Музей естественной истории. Это удалось ему 16 июня в лесу на землях народа нанди.
Большая лесная свинья в представлении некоторых современных поборников красоты — страшный черный зверь. На самом деле она весьма привлекательна, целеустремленна и даже красива, с благородными, изящными пропорциями и с отважным сердцем. Когда лесная свинья бьет своими короткими крепкими ногами по земле и тем самым дает понять, что готова к схватке, от нее убегают и гиена, и леопард.
По своей природе эти свиньи миролюбивы и сами ни на кого не нападают. Между собой они ссорятся и дерутся гораздо реже, чем бородавочники, и проявляют трогательную заботу о потомстве. Поросята всегда находятся под чутким присмотром родителей. Последние весьма уверены в своей мощи. Мне приходилось видеть больших лесных свиней, которые паслись в опасной близости от пускавших слюнки гиен. В подобных ситуациях хотя бы один из родителей внимательно наблюдает за гиенами, и, когда вся семья снимается с места, он (или она) выступает впереди, за ним в ряд, словно привязанные к веревке, движутся поросята, а в арьергарде следует другой родитель.
Подобно всем свиньям, большая лесная свинья очень любит наслаждаться жизнью. Забавно видеть, как она греется на солнышке после холодной ночи, млея от удовольствия, катается в грязи, похрюкивая в предвкушении корма в зарослях кустарников и травах, или просто нежится, закрыв глаза.
Хотя большая лесная свинья была впервые описана так поздно, ее нельзя считать редким животным. Она обитает в густых лесах Восточной и Западной Африки и в Заире. Однако в силу особенностей природного окружения и образа жизни это животное чаще всего встречается в горах Абердэр и Кения. При выборе кормовых угодий большая лесная свинья, подобно бонго, отдает предпочтение именно горным лесам — подальше от все расширяющейся хозяйственной деятельности человека. Здесь эти животные чаще всего образуют семейные группы из трех-девяти, а иногда и более особей. Глубоко в чаще лесов, среди густых зарослей, находятся их удобные лежки, что иногда дает повод говорить о «жилищах», которые они используют довольно длительное время, а, следовательно, имеют постоянные места обитания, подобные земляным ямам или логовищам у других видов свиней.
В отличие от других свиней большая лесная свинья меньше роет землю и питается преимущественно частями растений, находящимися над поверхностью почвы, — травами, листьями, упавшими плодами и ягодами. Конечно, она добывает и некоторые легкодоступные корни, копается в земле, восполняя недостаток солей. Некоторые неверно полагают, что лесная свинья ведет в основном ночной образ жизни. На самом же деле она пасется в любое время суток и греется на солнце на полянах. В лесах Абердэр она довольно регулярно выходит на поиски пищи в сумерки и на рассвете. Увидеть лесных свиней, валяющихся в грязи на поляне перед гостиницей «Ковчег», можно было в любой час ночи. В призрачном лунном свете эти животные казались лиловатыми. У более взрослых особей разреженный волосяной покров и местами просвечивает кожа. Цвет при этом становится примерно таким же, как у гиппопотама во время ночной прогулки, поэтому заключение, первоначально сделанное европейцами на основании рассказов коренных жителей о том, что здесь водятся гиппопотамы, имеет под собой основания. Хотя на самом деле в быстрых холодных реках гор Абердэр гиппопотамы не могут обитать.
Зато в этих местах, как нигде больше, в один день можно встретить свиней всех трех видов, распространенных в Африке к югу от Сахары. Кроме большой лесной свиньи в лесах Абэрдер водятся бородавочник и кистеухая свинья7.
Бородавочник, обитающий во всех крупных национальных парках, где устраивают сафари, хорошо известен. Кистеухую свинью туристам редко удается увидеть, но в соответствующей природной среде их больше, чем бородавочников. Она мало попадается на глаза, потому что вынуждена скрываться, так как крестьяне применяют все средства борьбы против этого грабителя огородов и садов. По ночам кистеухие свиньи неутомимо совершают набеги, и притом столь успешно, что заслужили всеобщую ненависть в пределах всего своего ареала. В овощеводческом районе небольшая группа этих животных может почти полностью уничтожить урожай; и вполне обычна ситуация, когда живущие по соседству с лесами земледельцы часто за несколько ночей теряют весь годовой доход.
Кистеухая свинья — яркий пример животного, приспособившегося к ландшафтам, преобразованным человеком. До того как люди приступили к обработке земель, она вела такой же образ жизни, как лесная свинья и бородавочник, но с созданием земледельческих хозяйств в лесном краю и по берегам рек пути упомянутых видов разошлись. Ни лесная свинья, ни бородавочник не совершают набеги на огороды и сады: риск слишком велик. Лесная свинья направилась вверх, в горные леса, а бородавочник — в заросли кустарников или на равнины. Кистеухая же свинья не удержалась от соблазна и не отступилась. Между тем человек успел стать опытным земледельцем и выращивать привлекательные для нее лакомства. Это животное приобрело невероятную изворотливость и легко обходит изгороди, силки, ловушки, отравленные приманки, увертывается от собак и даже пуль. Естественно, многим из них пришлось поплатиться жизнью, но темпы воспроизводства этой свиньи слишком велики, и в итоге животное выходит победителем в прямом конфликте с человеком. Подобных примеров в животном мире можно отыскать немного.
Конечно, есть еще кистеухие свиньи, которые за всю свою жизнь ни разу не нападали на возделываемые земли. В долине реки Луангвы, например, я видела, как эти животные утром выходили из леса и рыли землю, удаленную на несколько миль от ближайшего возделываемого участка, вовсе не подозревая об опыте своих более хитрых сородичей, выбирающих для набегов предрассветные часы. Большинство кистеухих свиней в настоящее время все же вступает в контакт с человеком.
Представления о кистеухих свиньях, полученные мной в лесах Абердэр, сводятся к следующему: это красивое животное красноватого цвета с белой гривой, бегущее, словно яркая молния, в ту часть леса, которая находится в подозрительной близости от широкого рва, отделяющего лес от плантаций кикуйю. Однажды я заметила, как две кистеухие свиньи промчались на луг у опушки леса, где, несмотря на проливной дождь, паслись буйволы и бородавочники. Возможно, кистеухим свиньям казалось, что их никто не видит, и они вели себя так, словно ничем не отличались от бородавочников.
Здесь же на опушке, рядом с лугом, находилось несколько больших свиней, и мне представилась возможность сравнить свиней трех видов и легко выявить их внешние различия. Большая лесная свинья — самая крупная, самая темная и более пропорционально сложенная, чем свиньи двух других видов. Хвост у нее свешивается, голова удлиненной формы, массивная, со сплющенным рылом и широкими хрящевыми наростами под глазами. Клыки у самцов — весьма внушительных размеров, но не столь велики и не так обращают на себя внимание, как у бородавочника.
Кистеухая свинья вдвое меньше лесной и по внешнему виду напоминает домашнюю свинью, с той лишь разницей, что у нее красноватая щетина, белая грива, белые кисти на ушах и белые пятна вокруг глаз, а также удлиненное, узкое, похожее на хобот рыло и заостренные книзу копыта.
Бородавочник также относится к семейству свиней, но образует вполне самостоятельный род. На равнинах он скрашивает поездку многочисленным туристам, которые, не видя особо интересных объектов, начинают высказывать недовольство. И тут появляется бородавочник с поднятой головой и гордой осанкой, которую придают ему сильные плечи, четкий изгиб спины и стройное туловище. Обращает на себя внимание и его крупная голова. Почти лишенная волосяного покрова, она имеет чуть ли не такие же размеры, как и туловище. Морда животного широкая и плоская, с широким вытянутым рылом и двумя парами наростов, похожих на бородавки. У самцов есть клыки, направленные вверх, с изгибом, похожие на сабли. Они кажутся чересчур большими для животного, которое, если смотреть на него сзади, не слишком крупное. Людям, ничего не смыслящим в красоте, он представляется смешным и даже уродливым.
Все, что делает бородавочник, отличается основательностью: идет ли речь о земляных работах (тогда животное, чтобы облегчить труд, встает на колени), о «купании» днем в грязи, о безмятежном сне (я однажды натолкнулась на бородавочника, громко храпевшего на поляне) или о пререканиях с родней. Если он бежит, значит, спасает свою жизнь: хвост с черной кисточкой поднят вертикально, как сигнальный флаг, и мчится он так, что земля дрожит. За ним бежит его семья — все также с поднятыми хвостами — предупреждение для следующих позади сородичей и забава для туристов.
Меню у всех свиней весьма разнообразное. Бородавочник в отличие от лесной свиньи больше занимается откапыванием корней и корнеплодов, но он также питается травами, листьями и ягодами. Естественно, пищевой рацион меняется в зависимости от места. На равнинах травы и корни потребляются в большей мере, чем в чаще леса.
То, что мы встречаем бородавочника на полянах в парке Абердэр на высотах более 2100 метров, служит яркой иллюстрацией широкой приспособляемости данного вида и подтверждает тот факт, что горы Абердэр в экологическом отношении представляют собой остров. Известно, что бородавочники — прежде всего обитатели равнин, но в стране кикуйю равнины с давних пор распаханы, и эти животные были постепенно оттеснены в горные леса, и в настоящее время они прочно там обосновались. Поэтому многие полагают, что бородавочники шире распространены в нижнем поясе лесов Абердэр, чем на соседних равнинах. Однако это мнение не совсем верно, поскольку бородавочник предпочитает открытые поляны, которых в лесу много. Создается превратное представление о плотности этих животных в данном районе. И все же то, что бородавочник в горах Абердэр чувствует себя исключительно хорошо и прекрасно приспособился к этой среде, — бесспорный факт.
Горы Абердэр, как уже упоминалось, в настоящее время являются экологическим островом, что подтверждается не только сохранением там реликтов животного мира, но и присутствием таких животных, как бородавочник, буйвол, носорог и слон, широко распространенных в Африке. Буйвол для гор Абердэр — наиболее типичный пример — с него и начнем наше описание.
Раньше различали равнинных и лесных буйволов. Последние встречались преимущественно в Западной Африке и отличались меньшими размерами и красным цветом по сравнению с массивными черными равнинными буйволами. Тех, что обитают в горах Абердэр, можно было бы отнести к лесным, но они так же массивны и столь же черны, как и равнинные.
В настоящее время считают, что все буйволы должны рассматриваться как один вид. Различные эпидемии вызывают массовый падеж этих животных в Африке, некоторые районы оказываются полностью опустошенными, но потом постепенно заселяются буйволами популяции, мигрировавшей из другого района. Кроме того, надо иметь в виду деятельность человека, оказывавшую большое влияние на передвижения буйволов, как и на ряд других животных.
Если буйволы, населяющие ныне горы Абердэр, сходны с равнинными, то, возможно, оттого, что они большей частью произошли от животных, вытесненных в горные леса во время, когда происходило сельскохозяйственное освоение окружающих равнин. Прежде в горных лесах наверняка существовала коренная популяция буйволов, хотя вряд ли столь значительная, как нынешняя. Судя по тому что в работах ранних путешественников, побывавших в горах Абердэр, редко упоминаются буйволы, можно заключить, что коренная популяция могла полностью вымереть во время массового падежа скота на рубеже XIX–XX веков.
Теперь нельзя провести и дня в горах Абердэр, не заметив несколько сотен буйволов. При отсутствии конкуренции они стали там наиболее часто встречающимися животными. Буйволы освоили не только опушки лесов с лугами и прогалинами, но и внутренние участки, а также бамбуковый пояс, и периодически проникают еще выше. Это свидетельствует о том, что буйвол успешно приспосабливается к весьма изменчивым условиям среды. На данном примере мы еще раз убеждаемся в том, что горы Абердэр являются экологическим островом. Его со всех сторон окружают обширные пространства, природа которых сильно изменена хозяйственной деятельностью человека. Это порождает специфические проблемы.
Существование буйволов в горах Абердэр представляется чересчур благополучным. Разница между экологическим островом и ненарушенной средой, где все популяции сбалансированы со своим окружением, такова, что названная среда допускает поступление особей извне и расходование избытка. В природе существуют механизмы, регулирующие численность животных. Возникают ситуации, когда некоторые популяции становятся многочисленными и животные мигрируют на свободные (или с меньшей численностью) участки, а затем оказываются там в изоляции: ни одно животное не может проникнуть на эту территорию или покинуть ее. Этот район превращается в экологический остров с присущим ему набором растений, насекомых, птиц и зверей, которые словно плывут на корабле. Многие современные национальные парки (а возможно, большинство из них) становятся такими же экологическими островами 8.
Поэтому такие парки должны иметь очень большие размеры, причем оптимальная величина их зависит от природных особенностей, которые, разумеется, сильно меняются от парка к парку. Во многих современных национальных парках проблема островного эффекта конкретно проявляется в перенаселении какого-нибудь вида животных с последующим нарушением равновесия. О ней более подробно рассказывается в разделе о долине реки Луангвы, здесь же она затрагивается лишь применительно к горам Абердэр.
Среди районов, рассматриваемых в настоящей книге, горы Абердэр — самый маленький экологический остров. В одном отношении им очень повезло: вследствие достаточной влажности зелени там в изобилии, а это означает, что все обеспечены пищей, даже если численность буйволов и слонов станет выше, чем бывает в нормальных условиях.
Однако вернемся к буйволам. Выше отмечалось, что животные в лесах редко образуют крупные группы. Это положение применимо также и к буйволам, которые, по данным Сэма Уэллера, еще 30 лет назад редко объединялись в группы более чем из 20 особей. Стадо из 40 особей считалось крупным, а из 10–15 — обычным. Такие цифры характерны и сейчас для бамбукового и самого низкого поясов гор, но и там встречаются отдельные небольшие группы, которые бродят вокруг крупных стад. Зато луга и прогалины на средних высотах обычно осваиваются все более крупными стадами численностью до 200 особей в каждом. Такие скопления обычны для саванн и разреженных зарослей кустарников, но не для горных лесов.
Популяция буйволов в горах Абердэр без особого преувеличения оценивается в 7500 особей. Когда наблюдаешь этих животных в течение одного дня, кажется, что вся популяция предстала перед твоим взором. О — том, как мало развито браконьерство, можно судить по спокойному поведению животных. Буйволы — весьма мирно лежат, жуют жвачку, крайне неохотно поднимаются наверх, в горы, и лениво отходят в сторону, уступая место идущим по тропинкам. Сходство их с домашним скотом весьма разительно, ведь буйволы, пасущиеся в лесу Абердэр, принадлежат к тому же самому виду, что и равнинные. Они с шумом проносятся, поднимая за собой облака пыли, убегая от преследующих их людей.
На меня буйволы в горах Абердэр сначала не произвели необычного впечатления. Казалось, что они находятся в добром здравии и не портят пастбища. Однако люди, наблюдавшие здесь их последние 20 лет, считают, что крупные стада этих животных в парке нежелательны и связанные с ними пагубные последствия, вероятно, будут осознаны слишком поздно. Старые охотники с неприязнью смотрят на буйволов и отмечают, что их популяция резко ухудшается: исчезают рекордно крупные особи и остается только масса жалких бедолаг, которые в нормальных условиях никогда не получили бы возможность продолжать род. Стада слишком велики, элитных быков мало, и поэтому второстепенные производители передают потомству свои невысокие качества. «Надо отстреливать этих бедняг! — говорят охотники. — Иначе у нас разведутся самые плохие буйволы во всей Африке».
У меня не было возможности судить о том, насколько они правы или до какой степени заблуждаются, тем не менее факт, что буйволы в горах Абердэр на самом деле находятся отнюдь не в лучшем состоянии, хотя у них здесь в избытке травы и воды, да и охота не ведется. Прошло много лет со времени последнего массового падежа. Теперь популяция буйволов страдает лишь от избыточной влажности, которая в сочетании с обильным зеленым кормом способствует устойчивому расстройству желудка. Кроме того, животным досаждают пиявки. Из-за их укусов буйволы выглядят так, словно истекают кровью. И тем не менее поголовье увеличивается в размерах, наводняя леса.
О буйволе нельзя сказать, что он ведет здесь естественный образ жизни, поскольку в горах Абердэр у него фактически нет врагов. Охота, даже в небольших масштабах, подобная той, которую в прошлом вели доробо, пошла бы на пользу популяции буйволов, особенно после резкого сокращения популяций хищников. Отдельные львы, проходящие через эти леса, за год уничтожают незначительное число буйволов, а леопарды предпочитают другую добычу. Гиены часто хватали телят и даже взрослых особей, когда стада были меньше, теперь же, когда они стали гораздо крупнее, гиены тоже переключились на другую добычу.
В отношении дальнейшей судьбы буйволов сказать что-либо трудно. Возможно, очередная эпидемия сокра-тит их численность или администрация парка разрешит частичный отстрел, либо обнаружится, что горы Абердэр без особых последствий будут поглощать избыток популяции, пока прирост не достигнет предельного уровня и стада перестанут увеличиваться в том же темпе, что и раньше. Однако эти надежды слишком слабы. Популяции, отличающиеся столь быстрым приростом, как буйволы, вряд ли прекратят размножаться в такой ситуации, когда естественные механизмы регуляции сильно ослаблены.
Носорог также прекрасно приспособился к довольночуждой ему лесной среде. Мы привыкли представлять себе носорогов в сухой жаркой обстановке среди зарослей колючих кустарников, но вместо этого мы находим, что-самая крупная популяция носорогов в Кении теперь находится в горах Абердэр. Трудно сосчитать их в лесах и зарослях бамбука. Весьма приблизительно их численность оценивается в 800—1000 особей. Это хороший показатель и для Восточной Африки, и для Африки в целом, где носорог отнесен к видам, находящимся под угрозой истребления 9.
В этой связи, может быть, целесообразно сказать несколько слов о слишком эмоциональном понятии «виды, которым угрожает истребление». Мне представляется, что друзья животных оказали медвежью услугу охране природы, преувеличив опасность угрозы для разных видов, руководствуясь, разумеется, благими намерениями. Обычно указывают, что численность вида сократилась до нескольких сотен особей (когда на самом деле речь идет о нескольких тысячах), что принимают за достаточно критический показатель. Вызывает недоумение то, что среди рассматриваемых видов сравниваются такие, не поддающиеся сравнению животные, как, например, леопард, который успешно преодолевает опасности, и носорог, гораздо слабее защищенный. В итоге наши понятия обесцениваются и у циников возникает желание сделать вывод, будто носорогам ничто не угрожает и они уходят от опасности, видимо, столь же успешно, как леопарды.
Где-то я слышала забавную «теорию», что носороги, нормально развиваясь, выпадают из естественной истории. В эволюционно-историческом отношении это на самом деле древний вид, с трудом приспособляющийся к меняющимся условиям среды. Уже одно то, что он без изменения сохранил свои особые привычки, — признак его плохой приспособляемости в мире, где требуется быстрая реакция при необходимости уйти от преследования. Слабое зрение носорога и особенности его поведения во время брачного периода также указывают на его малую приспособляемость. В критические времена геологической истории бесчисленные виды не выдержали конкуренции и вымерли еще задолго до появления человека. Природа постоянно экспериментирует, и эксперимент с носорогом продолжается до сих пор.
С этими рассуждениями я отчасти готова согласиться, но их не следует понимать так, что человек должен оказать природе помощь в завершении этого эксперимента. Напротив, надо помочь носорогу прожить еще две тысячи лет — не слишком большой период в его развитии.
Конечно, носорог нуждается в помощи человека. Это великолепный крупный зверь с рогом из того же материала, что волосы и ногти10. Этот рог и послужил причиной истребления носорогов. Тысячелетиями властители в странах Востока, озабоченные проблемой потенции, готовы были платить баснословные суммы за афродисиаку — препарат, изготовленный из рога носорога; и сейчас не ослабел интерес к этому средству. Кроме того, среди состоятельных людей пользуются популярностью изделия из рога этого животного.
Однако вовсе не спрос на афродисиаку и на изделия из рога подталкивает носорога к трагической развязке. Подлинным бичом божьим было нашествие белых охотников, «открывших» для себя Африку с ее крупными дикими животными примерно на рубеже двух последних столетий. Они буквально опустошили целые районы.
Носорог давал горы мяса, а также кожу, из которой изготовлялись отличные хлысты и ремни. Многие охотники отстреливали носорогов просто ради удовольствия. Один «доблестный» охотник с восторгом рассказывал, как он усадил пять туш вокруг стола, накрытого к завтраку перед его палаткой!
Поскольку Южная Африка была рано колонизована, первым подогнали к краю пропасти белого носорога, а затем удалось добить и почти всех черных. Естествоиспытатель и охотник Ф. Силус (Selous, 1881) сетовал над тушей убитого им энного носорога, что этот вид может быть полностью истреблен, но никакого выхода из создавшегося положения не предлагал. В Восточной Африке отстрел черных носорогов осуществлялся в столь же огромных масштабах. При этом много говорят о способности данного вида к выживанию, дескать, несмотря ни на что, ему все же удается сохранить жизнеспособные популяции.
Позже в Южной Африке были приняты меры по спасению белого носорога и настолько успешные, что круги любителей животных чуть не оказались в несколько затруднительном положении. Дело в том, что в полуневоле этот вид размножился настолько, что через 20 лет, по окончаний спасательной кампании, он распространился по всей территории своего прежнего ареала и избыток носорогов даже пришлось переправить в национальные парки, где их не было.
Черный носорог также хорошо прореагировал на защитные мероприятия. Однако в Восточной Африке сильно развилось браконьерство, особенно после запрета охоты на животных в Кении (а вскоре и в Танзании). Оказалось, что там, где охота осуществляется под контролем, браконьерства больше. Служба охраны диких животных не располагает достаточными ресурсами, чтобы осуществлять контроль на всей территории парков и резерватов. Никому не хочется, чтобы служащие превращались в полувоенизированную охрану. А ведь ни один браконьер не действует, не обеспечив себя сильным нелегальным прикрытием.
Несмотря на конфискуемые трофеи, в том числе и оружие, на штрафы и тюремные приговоры, а иногда и гибель отдельных браконьеров, их профессия не вымирает, она сулит столь большие прибыли, что не ощущается недостатка в услужливых охотниках, в посредниках и в обеспеченных состоятельных и весьма почтенных деловых людях, организующих браконьерство и поставляющих товар на внеафриканские рынки. За одну лишь вылазку браконьер может получить столько денег, сколько земледелец или разнорабочий зарабатывает за целый год. Синдикаты браконьеров оплачивают посредников и подкупают таможенных начальников. И тем не менее им достаются такие барыши, которые компенсируют и риск, и расходы.
Одна из причин широкого распространения браконьерства состоит в том, что еще не удалось разработать систему, при которой местное население получало бы прямую выгоду от национальных парков, хотя эпизодические усилия в целях устранения очевидных недостатков предпринимались. Не делается никакого различия между отстрелом животных для нужд населения и крупномасштабным браконьерством. В такой ситуации охотники из коренных жителей, которые первоначально довольствовались отстрелом тех или иных диких животных, чтобы прокормить себя и своих близких, теперь могут быть завербованы синдикатом и получить отличный заработок, тем более что риск в обоих случаях одинаковый.
Носорогов никто теперь не убивает ради мяса, на повестке дня стоит только охота из-за рога. Наверняка в любом резервате можно заметить носорогов с особенно большими рогами. Замечено, что в горах Абердэр сохранилась более крупная по сравнению с другими районами Кении популяция носорогов и что носороги на равнинах и в разреженных зарослях кустарников, скажем, в Масаи-Мара и Самбуру, выглядят хуже, чем в горных лесах.
В горах Абердэр браконьерство было развито не в таких крупных масштабах, как в других местах. И в этом не последняя заслуга Билла Вудли, который в 50-х годах вел борьбу с браконьерами в Цаво, а затем в течение 20 лет руководил национальным парком Абердэр и добился того, что парк стал четко функционировать. По отношению к браконьерам он применял самые строгие меры, заимствовав их из практики в Цаво, и уже на ранней стадии ему удалось доказать, что браконьерство себя не оправдывает. Те носороги, которые ныне наслаждаются жизнью в горах Абердэр, могли бы вполне носить медальоны с надписью: «Спасен Биллом Вудли». К чести Вудли надо сказать, что, когда в начале 1978 г. этот администратор вновь перешел на работу в Цаво, многие нашли, что буквально спустя несколько месяцев популяция носорогов в парке Абердэр резко сократилась! При этом не говорилось прямо, что браконьерство здесь не представляет опасность, просто отсутствовали признаки увеличения масштабов данного промысла.
Достоверных сведений о численности этих животных по всему парку нет, но наблюдения у гостиницы «Ковчег» показывают, что в 1978–1979 гг. носорогов было намного меньше, чем в 1976—1977-м. Отмечено, что в настоящее время эту местность ежегодно посещают 40–50 носорогов; еще 20–30 особей появляются на склонах у опушки-леса. При этом в районе «Ковчега» зафиксировано уменьшение на четыре-пять особей. Возможно, некоторые из них погибают и независимо от деятельности человека.
Посторонний наблюдатель не заметит никаких негативных изменений, если в течение часовой прогулки увидит в лесу десять носорогов или будет наблюдать каждую ночь посещение четырьмя-пятью носорогами солонца. Но заслуживающие доверия и весьма опытные наблюдатели могут сказать, например, что в горах Абердэр в тех местах, где раньше было 20 носорогов, сейчас — лишь 10. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре, по их мнению, от популяции носорогов здесь ничего не останется. Я же с огромным трудом представляю себе подобную тенденцию развития, видя многочисленных носорогов, мирно пасущихся на лесных полянах. Носороги, которым браконьеры наносят действительно большой урон (в частности, во многих национальных парках Танзании), ведут себя совершенно иначе. Они и быстры, как ветер, и агрессивны, стремительно нападают на браконьера, который в ужасе вынужден спасаться бегством.
Возможно, носорог движется по пути к вымиранию, но тот факт, что это животное, сохранив свои привычки, все же адаптировалось в среде сухих зарослей колючих кустарников, столь сильно отличающейся от условий прохладных влажных горных лесов, свидетельствует о том, что, несмотря ни на что, оно все же не совсем беспомощно в этом сложном мире.
Так же как и в случае с буйволом, можно быть уверенным в том, что в горах Абердэр еще до появления там человека существовала своя популяция носорогов, но ясно и то, что за последние века этих животных стало слишком много и, кроме того, под влиянием деятельности человека они вынуждены были постепенно отступить выше в горы.
Пришельцы смешивались с коренной популяцией, их потомство выросло в лесу и знало только эту среду. В настоящее время горный лес оказался в изоляции и носороги живут и размножаются на экологическом острове.
Говорить о размножении носорогов — значит использовать чересчур банальные слова для обозначения невероятно сложного процесса. Только лица, никогда не наблюдавшие за животными, считают, что взаимоотношения между партнерами у них необычайно просты. В период течки половое влечение у животных обостряется. Со стороны кажется, что дело сводится лишь к тому, чтобы самка нашла самца и произошло спаривание, но в действительности все не так просто. У многих животных слишком затягиваются брачные игры, во время которых иногда самка, хотя она и инстинктивно тянется к самцу, оттягивает момент спаривания, а самец, пытаясь завоевать ее и все более возбуждаясь, проявляет неуверенность. Подобное поведение особенно характерно для носорогов. В настоящее время известность носорога связана не только с его рогом, стимулирующим сильное возбуждение, но и с длительностью периода спаривания.
Носорог ведет довольно уединенный образ жизни. Самка бродит одна с детенышем, самцы тоже ходят поодиночке, но как будто поддерживают какие-то формы контактов с другими пасущимися поблизости самцами. Самки при встрече чаще всего дружелюбно приветствуют одна другую, а затем расходятся в разные стороны. Между самцом и самкой часто происходят раздоры, и случается, что кто-нибудь из них убегает с разодранной шкурой. Носороги, которые собираются у облюбованных водопоев или солонцов, держатся на некотором расстоянии. Тем не менее можно сказать, что носороги, живущие в определенной местности, знают друг друга. Во время своих обходов они часто опознают по запаху Других носорогов, с которыми ранее в разных ситуациях эпизодически поддерживали контакты.
Такой уединенный образ жизни означает, что перед течкой самка чаще всего одинока или разделяет общество своего подросшего детеныша. Прежде чем она сама осознает, что с ней происходит, она дает знать об этом находящимся поблизости самцам своим запахом, а возможно, и другими средствами. В любом случае проходит время, пока какой-нибудь самец не «пронюхает» о случившемся, а между тем самка ведет себя так, словно у нее по телу ползают муравьи.
Однажды ночью я наблюдала, как беспокойно вела себя самка. Около десяти часов вечера на поляне находилась только одна самка со своим почти взрослым детенышем. Вскоре к ним подошла другая самка, у которой явно была течка. Первая терпимо отнеслась к ней, а детеныш (это была самочка) проявил очевидный интерес. Они немного пободались, а потом самка пыталась прыгнуть на молодую самочку. В то же время она не раз наскакивала на все, что двигалось: дикими выпадами разгоняла подходивших к солонцу буйволов и бушбоков, прогнала прочь бонго. Я никогда не видела, чтобы носорог двигался так легко. Эта самка совершала невероятные прыжки с места, словно желая выскочить, из своей шкуры, причем каждый рывок сопровождался быстрыми движениями туловища и головы — казалось, перед нами чистокровная арабская лошадь.
Так продолжалось несколько часов. Между тем молодая самка улеглась отдыхать, по-видимому, устав от возни, а самка, у которой была течка, стала бодаться с другой, взрослой, самкой. Потом я устала наблюдать за ними и около полуночи отправилась спать.
Часа в три ночи я проснулась и увидела, что вдоль всей поляны из кустов выглядывали бонго. Это был редкий визит крупного стада. Каждый раз, когда какое-нибудь, надо полагать, самое смелое животное пыталось подойти к солонцу, оно вынуждено было отступать назад под напором возбужденной самки носорога. Я взглянула на нее с неприязнью: ее вальсирующие движения по поляне мешали мне вести наблюдения за бонго и определить их численность (в то время я особенно интересовалась этими антилопами).
Самка носорога с детенышем наконец удалились, а на смену им появился молодой самец. Он и оставшаяся на поляне самка сразу же обратили друг на друга внимание. Она агрессивно стала наскакивать на него, всякий раз, когда он отступал назад, оставляя на его шкуре глубокие раны. Если он подходил к ней, она кидалась на него и их головы смыкались так, что слышался звон. Эти брачные игры были жестокими: у обоих из ран у основания рогов и в других местах выступила кровь. Самка пыталась проткнуть рогом брюхо и пах самца. Бывает, что самкам это удается и партнер погибает, именно поэтому носорожьи игры при спаривании называют смертельными.
Самец пытался приблизиться к самке сзади, но она предпочитала встречать его рогом к рогу. Каждый раз, когда ему удавалось зайти к ней сзади, он опускал голову ей на спину, выражая то ли просьбу, то ли глубокую преданность. Иногда самка на миг останавливалась, возможно, чтобы ощутить прикосновение, но как только самец пытался взобраться на нее, она взбрыкивала, как цирковая лошадь, и бодала его. У самца появились признаки изнеможения, и после особенно агрессивного нападения самки, казалось, он собрался ретироваться, но та в отчаянии бросилась следом.
Так проходил час за часом, борьба двух животных прерывалась лишь короткими паузами, когда самец спускался к воде напиться, а самка бросалась на землю передохнуть. Затем все начиналось опять: самка переходила в нападение, самец парировал и пытался подойти к ней сзади, она отбивала, наверное, его пятидесятую попытку. Перед самым рассветом они совсем обессилели. Оба тихо стояли с поникшими головами, и вот самка, не оборачиваясь, удалилась в кусты. Самец постоял мгновение, собрался с силами и устало пошел за ней, поводя ноздрями вслед запаху. Я так и не узнала, произошло ли у них спаривание или же эта страшная ночь, поглотившая столько энергии, ничем не завершилась.
Местность у гостиницы «Ковчег», где я вела свои наблюдения, со стороны может показаться искусственной средой. Однако именно там удалось получить наиболее точные сведения. Днем, когда появляется человек с сопутствующими ему шумами, все в природе замирает. Чаще всего сам человек побуждает животных к бегству, а если они и остаются, то внимательно следят за ним. Когда я вела наблюдение, сидя на дереве или в кустах у водопоя, случалось, что птицы предупреждали зверей о моем присутствии и те убегали. Часто я пугала их, меняя позу, когда у меня затекали ноги, — это сопровождалось шумом.
Из гостиницы «Ковчег» удобно изучать повадки животных в ночные часы, чего нельзя сделать в естественной, природной обстановке без специального снаряжения и разрешения местных властей. Здесь, у гостиницы, я рассматривала отдельные особи достаточно долго и пришла к выводу, что у каждого животного, даже одного вида, имеется свой характер, отличный от других особей. Чрезвычайно интересно изучать взаимоотношения между особями одного вида и между особями разных видов. Получены интересные данные о типах поведения и реакциях животных, которые понемногу становятся более понятными. Появляется соблазн исходить при этом из норм человеческого поведения и констатировать, что достигнуто «понимание» поведения рассматриваемого вида животных. Однако, к сожалению, согласиться с подобными рассуждениями невозможно: новые наблюдения и факты доказывают, что у животного есть много такого, чего человеку трудно понять.
Животные в малой степени следуют одинаковым нормам поведения. Только изучив их внешние и внутренние факторы, можно понять, как будет вести себя животное в той или иной ситуации. То же относится и к прогнозированию поведения людей. Иногда мы оказываемся более терпимы, иногда легко возбудимы и агрессивны, иногда терпеливы и мягки.
Для носорогов характерна такая же шкала изменчивости поведения. Мы уже встречали самку, которая бешено набрасывалась на все, что двигалось, и у гостиницы «Ковчег» наблюдали носорогов обоего пола, проявляющих агрессивность. Имеются также противоположные примеры. Я была свидетельницей трогательной сцены, когда только что родившийся, еще не ведавший мирского зла буйволенок, робко подошел к самке носорога и стал принюхиваться к ее носу. По всем правилам буйволенка следовало бы забодать до смерти, но самка стояла и позволяла себя обнюхивать, будто понимала, что буйволенок еще мал и совершенно беспомощен.
Несколько ранее та же самка была вовлечена в небольшую психологическую стычку со слоненком, который первым подошел к солонцу. Она казалась не более свиньи средних размеров по сравнению с рослым слоненком. Известно, что слоны, особенно молодые самцы, легко выходят из равновесия. Впрочем, если стоять на своем, слоны иногда ретируются. Эта самка начала наступать на слоненка, пока они не приникли морда к морде, пытаясь переглядеть друг друга. Слоненок выиграл, и самка носорога отступила в кусты, не углубляясь в дебри. Потом остановилась, потопталась на месте и вновь понеслась на слоненка. И вот они опять стоят друг против друга и смотрят в глаза. Еще миг — и расходятся в разные стороны.
«Мал золотник, да дорог», — гласит поговорка о людях невысокого роста. То же можно сказать и о животных. Однажды вечером группа из двадцати слонов находилась у солонца в то время, когда туда подошли пять носорогов. Животным было тесно, и многие из них, включая двух крупных носорогов, вынуждены были держаться чуть в стороне, куда их отталкивали слоны. Одна небольшая самка носорога с очень маленьким детенышем упрямо лезла в самую сутолоку. Она, очевидно, хорошо знала слонов и не желала уступать места даже гигантскому слону, у которого бивни были длиной с ее туловище. Поскольку запугать ее не удалось, слоны оказались сначала в самой гуще, а затем стали пятиться назад до тех пор, пока самка носорога и ее детеныш не завладели всем солонцом.
Самый трудолюбивый и целеустремленный носорог, которого мне довелось видеть, тоже был небольшим. Однажды дождливым, мглистым вечером я видела, как такой самец-носорог стал рыть землю, что вызвало любопытство не только у меня, но и у многих пришедших к солонцу животных. Казалось, носорог намеревался — «работать» всю ночь и проникнуть в самые недра земли. Рыл он передними ногами, как собака, и вдобавок использовал рог в качестве кирки. Глина, вязкая от проливного дождя, налипала на рог, отчего тот приобрел прямо-таки фантастические очертания. Если бы кто-нибудь впервые встретил носорога с таким сапогообразным наростом и захотел бы описать его, то это описание привело бы всех в полное заблуждение относительно вида животного.
Носорог вовсе не собирался уходить от вырытой ямы и не подпускал к ней любопытных, включая 13 слонов, которым очень хотелось поскорее узнать, что за сокровище там раскапывают. Они стояли, тесно сомкнувшись и изредка подаваясь вперед, но, как только носорог переставал рыть и поднимал голову, они отступали. И что удивительно: ночью, когда молодая беременная самка носорога подошла к солонцу, он сразу подпустил ее к яме и позволил лизать там землю.
Взаимоотношения между слонами и носорогами — особенно притягательная тема, поскольку традиционно этих животных считали врагами. Около 100 лет назад пигмеи сообщали Стэнли (Stanley, 1890), что носороги и слоны терпеть не могут друг друга. Андерссон (Andersson, 1856) описывал поединок между носорогом и словом, завершившийся гибелью обоих. Действительно, эти животные, как правило, не пасутся вместе, при встрече более сметливые отступают, однако, наблюдая каждый вечер их довольно мирное сосуществование у гостиницы «Ковчег», я начинала склоняться к тому, что упомянутые представления не совсем отвечают действительности.
Конечно, иногда слоны приходят в состояние возбуждения, что имеет плачевные последствия для носорогов, не успевших вовремя удрать, но ведь подобная участь: может постигнуть и других животных.
Впрочем, иногда я и сама видела такое, после чего: могу поверить, что старые истории действительно основываются на фактах.
В ночь с 6 на 7 мая 1979 г. слон убил носорога. К вечеру стадо слонов подошло к солонцу у гостиницы. Слоны были возбуждены, и особенно слониха — их вожак. Возможно, случайно или в результате нападения какого-нибудь животного она потеряла детеныша. Пока слоны беспокойно носились по поляне, к солонцу подошла самка носорога со своим детенышем, который начал играть со слоненком. И вдруг слониха-вожак в неистовой ярости бросилась к малышу-носорогу и, опустившись на колени, хотела было пронзить его бивнями, но оба свалились на землю. Когда началась эта возня, мать детеныша подпрыгнула и свирепо бросилась прямо на слониху, которая отступила на шаг только для того, чтобы позволить матери забрать своего детеныша. Оба носорога спаслись бегством, причем детеныш был явно вне себя, хотя он и благополучно отделался.
Слоны продолжали возбужденно топтаться на поляне. Не иначе, их предводительница пришла в неистовство: когда молодой, ничего не подозревавший носорог забрел на злополучную поляну, она накинулась на него и подбросила высоко вверх, явно замышляя убийство. У нее, по-видимому, даже созрел план, как это сделать. Когда носорог упал, она налегла на него всем телом, придавив к земле, и уверенно вонзила бивень ему под ребро, прямо в легкое, нанеся смертельную рану.
Смерть пришла к носорогу не сразу. Подобно многим умирающим животным, он потащился вниз, к воде, и там стоял или полулежал, издавая пронзительные, душераздирающие крики, тем сильнее вселявшие в меня ужас, так как я никогда не слышала, чтобы носороги издавали какие-либо звуки, кроме фырканья и очень тихого посвиста.
Когда носорог совсем ослаб, слониха снова напала на него и подбросила вверх. Вероятно, при падении у носорога были отбиты внутренности. Не удовлетворившись содеянным, слониха еще раз вонзила бивень, теперь уже в шею бедного животного. Затем она столкнула его в воду и хоботом нажала на голову, чтобы она ушла под воду, — явно понимая, что топит носорога, потом поднялась на берег, но вскоре вернулась и слегка пнула мертвого носорога, будто желая убедиться в его смерти. На мгновение слониха застыла в неподвижности, переживая свой полный триумф, а потом медленно пошла к другим слонам, которые тихо стояли поодаль и наблюдали. Когда она проходила мимо окон гостиницы «Ковчег», было видно, как дрожали сухожилия на ее задней ноге.
Слоны топтались на поляне большую часть ночи. Это была вторая ненастная, туманная ночь. Из-за тумана было не разглядеть, вернулась ли предводительница слонов. Так или иначе, она выпала из моего поля зрения и причина ее агрессивного поведения осталась нераскрытой.
Слон — умное, чувствительное и пластичное животное. Мы склонны объяснять его побуждения и многие повадки с антропоморфных позиций в большей степени, чем в отношении других животных. При благоприятных обстоятельствах слон — точная копия человека. Жизнелюбивый, со стадной организацией, позволяющей заботиться о детях и даже о больных и немощных сородичах, с рыцарским отношением к слабому полу, что порой может вызвать чувство зависти, со способностью к адаптациям, которые довольно близки к нашим. Подобно человеку слон имеет и разрушительные привычки: неуравновешенность характера с сопутствующей непредсказуемостью поступков.
Более подробно я рассматриваю слонов в разделе о долине Луангвы; здесь же затрагиваются только те аспекты, которые относятся к горам Абердэр.
Часто обитающих в этих горах слонов называют «лесными», однако, вероятно, в разные времена этот старый термин употреблялся в разных смыслах. Настоящий лесной слон — подвид африканского слона, а вовсе не самостоятельный вид, распространен в обширных тропических лесах Западной и Центральной Африки, где получили развитие особи небольших размеров с ушами округлой формы и тонкими, направленными книзу бивнями.
Можно с уверенностью сказать, что слоны гор Абердэр не являются эталоном лесных слонов, поскольку в этой части Африки они традиционно предпринимали продолжительные кочевки. Эти сезонные перемещения охватывали весьма разнообразные типы природных условий — от колючих кустарников и саванн до крупных массивов горных лесов. По пути происходил генетический обмен с местными популяциями, и в итоге ни одна группа слонов в Восточной Африке не развивалась обособленно. Как мы видели, возраст изоляции не очень давний и сама она связана с превращением участков дикой природы в экологические острова.
Поделиться книгой: