Помоги проекту - поделись книгой:
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1987
Borgа: Alba, 1981
Редакционная коллегия
Сокращенный перевод со шведского
Ответственный редактор, автор примечаний и послесловия
© Ulla-Lena Lundberg, 1981.
© Перевод, примечания и послесловие: Главная редакция, восточной литературы издательства «Наука», 1987.
Для холодного рассудка, воспринимающего природу без восторга, почти весь окружающий мир не существует.
Введение
Я никогда не жила вдали от моря, всегда чувствовала запах морской воды. Страны, о которых мне приходилось слышать в детстве, располагались по берегам океанов, куда заплывали суда аландцев во время дальних рейсов. Из рассказов у меня сложилось представление, что все страны мира находятся на побережьях и становились известны благодаря портовым городам. Когда я сообщила, Что еду в Замбию, то первый вопрос, который задали мне аландцы, был: «А какой там порт?» Тогда я поняла, что изменю сложившееся у них представление о мире, отправившись в страну, не имеющую выхода к морю, — на материк, где огромные водопады и коварные песчаные отмели препятствуют судоходству по рекам, даже на небольшом удалении от устьев.
Я уехала в Африку без особых замыслов, хотелось просто побывать на этой земле. Но жизнь обернулась другой стороной. Едва я сошла с трапа самолета в Замбии, как поняла, что для меня она такой же близкий край, как моя родина — Аландские острова. Несведущий чужестранец, который попадает в дебри Африки, испытывает какое-то беззаботное состояние и чувство дома. Это состояние, хорошо известное многим путешественникам по Африке, возможно, объясняется той притягательной силой, которую она оказывает на человека, ступившего на ее землю.
Впервые я побывала в Африке в качестве туриста, и меня глубоко заинтересовала природа этого материка. Здесь я вернулась к блаженному состоянию детства, когда охотно усваиваешь новое, заучиваешь незнакомые названия и понятия. Я почувствовала себя человеком, попавшим в неведомый мир.
Позднее, в 1976 г., я вернулась в Африку с возросшим интересом и более определенными планами. За четыре месяца поездок по африканским странам мне стала ясна основная канва будущей книги. Я с легкостью рассталась с прибрежными районами этого материка и сконцентрировала внимание на его внутренней части, которая привлекла меня своей богатой и разнообразной природой.
Решив написать об этом книгу, я исходила из того, что целесообразнее всего сначала изучить отдельные районы, и выбрала четыре из них. Каждый характеризует определенный тип среды Внутренней Африки: горы Абердэр в Кении, район Серенгети-Нгоронгоро в Танзании, долина реки Луангвы в Замбии и пустыня Калахари в Ботсване. О них и пойдет речь в четырех разделах.
Я стремилась создать цельную картину районов, показать их природу, которая влияет на условия жизни населения. Надеюсь, что приведенные характеристики дают представление о типах среды в каждом из районов. Желая придать изложению более доступный характер, я решила больше писать о млекопитающих, меньше — о птицах и почти не касаться насекомых, а также многочисленных почвенных микроорганизмов.
Книга содержит и краткие сведения по истории развития человека в Африке, которая, как известно, началась в лесах и продолжалась в саванне. В разделе о долине реки Луангвы описываются бантуязычные народы, в настоящее время доминирующие к югу от Сахары. Книга завершается характеристикой бушменов в Калахари — одного из последних народов охотников и собирателей.
Полевые работы я проводила с апреля 1978 по ноябрь 1979 г. Мною были совершены три продолжительные поездки в каждый из районов с целью описать их в разные времена года. В периоды между поездками я работала в библиотеках и музеях Найроби, Лусаки и Габороне.
Одна из моих любимых историй об африканских путешественниках рассказана Соней Коул (Cole, 1975). В ней речь идет о геологе и археологе Э. Вейленде, который в начале нынешнего века путешествовал пешком по всей Уганде. В 1919 г. один издатель попросил его написать книгу о своих приключениях, на что Вейленд ответил: «У меня не было никаких приключений, только несведущие люди ищут здесь приключений». Сама же я могу сказать, что неожиданности подстерегали меня довольно редко и дикая природа в Африке казалась мне менее опасной, чем где-либо еще.
Лес горы Абердэр
Я проснулась утром на возвышенности и подумала: теперь я там, где должна быть.
Взглянув на карту, можно представить себе, что по линии птичьего полета горы Абердэр находятся не так уж далеко от побережья Кении. Однако, чтобы преодолеть это расстояние, неафриканским путешественникам в прошлом требовалось немало времени.
Благодаря близости Аравийского полуострова и стран Ближнего Востока народы Восточной Африки рано, установили связь с внешним миром. Пассаты облегчали сообщение с Индией и даже с островами Индонезии.
Торговые центры, выраставшие на берегах Восточной Африки, поддерживали связи с разными странами и приобретали многоликий облик.
В XV веке на арене появились португальцы, которые разоряли города восточноафриканского побережья. Они больше интересовались богатствами Африки, чем ее географией, да и были чересчур малочисленны, чтобы осуществлять контроль над этим материком, за исключением прибрежных земель. Внутренняя часть Африки все еще оставалась неизведанной и представлялась населенной мифическими людьми и животными. Ресурсы этого края казались неиссякаемыми. Караваны невольников направлялись на рынок в Занзибар, после того как рабов использовали в длительных переходах к побережью в качестве носильщиков слоновой кости, считавшейся после рабов самым ценным товаром, вывозившимся из внутренней части Африки.
Один из крупнейших таких путей проходил через нынешнюю Танзанию с ответвлениями до Буньоро и Буганды в современной Уганде. Другой важный путь вел от Килвы к озеру Ньяса в современном Малави. Менее значительный северный путь следовал от Танги мимо Килиманджаро к озеру Виктория. Но там была северная граница работорговли. Могущественные масаи способствовали тому, что территория нынешней Кении была относительно защищена от набегов за рабами. Из-за масаев внутренние районы в Кении были «открыты» позднее, чем в Танзании и в Уганде.
В 1847 г. миссионер Ребманн сообщил, что на горе Килиманджаро лежит снег. При этом он поставил перед ученым миром явно парадоксальную загадку: снег под — самым экватором! Такое же удивление испытал его друг и коллега Крапф, увидевший блистающую вершину горы Кения в 1849 г. Он был настолько не подготовлен к восприятию подобного зрелища, что до конца дней своих полагал, будто это был мираж.
О горах Абердэр ничего не было известно вплоть до 1883 г., когда английскому путешественнику Джозефу Томсону удалось проникнуть в страну кикуйю. Он вывел небольшую группу к горе Кения и впоследствии писал, что в миле от экватора он грел ноги у костра и кутался, в пальто. Во время этого путешествия Томсон обнаружил еще одну гору или, вернее, целый хребет. Обычно он искал слова для обозначений вновь открытых местностей в языке коренного населения. И на этот раз Томсон пытался выяснить, имеют ли горы какое-нибудь общее название, но оказалось, что такового нет, хотя у отдельных вершин и местных ориентиров, разумеется, были свои наименования на языках кикуйю и масаев. Томсон счел возможным дать этим горам имя лорда Абердэра, президента Географического общества в Лондоне, снарядившего его экспедицию.
Так они назывались до недавних пор, когда их переименовали в Ньяндаруа. Однако я использую прежнее название, так как оно еще применяется в Кении. Здесь можно провести аналогию с другими новыми африканскими названиями — например, озеро Туркана пока более известно как озеро Рудольф.
Джозефа Томсона и последующих путешественников. — поражал первозданный облик лесов и вересковых зарослей в горах Абердэр. Эти горы в густонаселенной (стране кикуйю — подлинный уголок дикой природы. Bо времена Томсона горные леса здесь служили местному населению защитой от враждебных сил извне. Именно благодаря этому буферу кикуйю могли дольше сохранять свою независимость, тогда как другие племена вынуждены были уступить силе. Эпидемии оспы, падеж скота и внутренние распри очень ослабили кикуйю в начале нашего столетия, однако они еще долго верили в то, что горные леса могут укрыть их от внешних посягательств.
На примере Абердэр можно показать, что горы вообще играют защитную роль — не только в жизни человека, но и в мире животных. В настоящее время в горах Абердэр находится национальный парк площадью около 590 квадратных километров, удаленный всего на 60 километров от Найроби, столицы Кении. Этот парк — подлинное чудо. Удивительно, что такая жемчужина могла сохраниться в густонаселенной провинции Кении, тогда как в других частях страны сходные лесные массивы были целиком вырублены и распаханные земли там поднимаются все выше по склонам гор.
В Кении постоянно проявляются противоречия между интересами охраны природы и законными потребностями жителей в пахотных и пастбищных угодьях. По официальным данным, прирост населения в этой стране составляет около 3 процентов, но в действительности он выше — один из самых высоких в Африке, что дает повод для различных дискуссий, возникающих на почве столкновений поборников охраны природы и расширения жизненного пространства для населения.
Легче всего поддержать в этом споре одну из сторон и пренебречь интересами другой.
Участки дикой природы уже сейчас сократились до минимума, но человечество нуждается в землях, которые важны не только для рекреационных целей, но и как ценный генофонд растений и животных. Ведь не исключено, что те виды, которым сейчас угрожает истребление, впоследствии могут оказаться необходимыми для человека. Мы знаем, например, что лишь часть лекарственных растений и все культурные растения восходят к своим диким предкам. Поэтому необходимо сохранить весь фонд растений для будущего.
Леса — один из самых важных природных ресурсов. По данным Нормана Майера (Myers, Swara, 1979, vol. 2, № 1), тропические леса все еще покрывают почти одну двенадцатую часть земной поверхности, и на их долю приходится четыре пятых всей массы растительности нашей планеты. Однако на земле ежегодно уничтожаются леса на площади 150 тысяч квадратных километров. При этом особенно сильно страдают африканские леса1.
Проблема сохранности лесов сталкивается с другой, не менее важной проблемой — расширения пахотных земель, чтобы прокормить быстро растущее население. В Кении ощущается явная нехватка пахотопригодных земель. Лишь треть территории этой страны получает достаточное количество осадков для возделывания сельскохозяйственных культур, а остальная часть годится только под пастбища, да и то они не везде хорошего качества. Разумеется, в подобных условиях потребность в земле для сельского хозяйства возрастает. Заметим, что кикуйю, крупнейший по численности народ в Кении, по традиции сильно привязаны к земле. Они прочно удерживают за собой земельные участки, даже переселившись в города.
В настоящее время леса занимают менее 3 процентов общей площади Кении, и наибольшая часть их принадлежит государству. 75 процентов всех лесов расположено на склонах гор. Возделывание земель в горных районах не может служить непреодолимым препятствием для народа, издавна научившегося террасировать склоны. В этих районах осадков вполне достаточно для рационального земледелия, в то время как предгорные равнины сильно страдают от засухи. Лесные почвы, как выяснилось, не столь плодородны, а сплошная вырубка лесов на склонах гор приводит к эрозии. Однако это не может остановить трудолюбивого крестьянина, который не всегда предвидит последствия своей деятельности.
Кикуйю бросают жадные взоры на лесистые склоны гор Абердэр. Национальный парк окружен рвом настолько глубоким и широким, что его не могут преодолеть ни слоны, ни буйволы, ни антилопы. По одну сторону его — земельные наделы кикуйю — пашни и пастбища; по другую, на территории национального парка, раскинулось море яркой, радующей глаз зелени. Человек здесь не вмешивается в жизнь растений и животных.
Сотни лет назад, когда предки кикуйю начали осваивать земли юго-западнее горы Кения, их возделанные поля выглядели как островки в обширном зеленом море. Теперь, наоборот, горы Абердэр и Кения выделяются как два зеленых острова среди пестрого моря обрабатываемых земель, поселений и интенсивно используемых пастбищ. Народ, умело возделывающий землю и обеспечивающий себя пищей, заслуживает уважения. Проезжая из Найроби в Ньери, я любовалась посадками кофе, ананасов и овощей, которыми изобилует этот благодатный край, где выпадает достаточно осадков, а солнечного тепла как раз в меру и нет губительной жары.
Кикуйю — искусные земледельцы, очень предприимчивы и трудолюбивы. Однако земли, которую они умеют так тщательно обрабатывать, не хватает.
Города в Кении не могут обеспечить работой всех переселенцев из сельской местности. Уже теперь Найроби сильно перенаселен, и там не хватает жилья, а его окраины, застроенные жалкими хибарами, являются рассадниками болезней и преступности.
Если взглянуть на последние леса в Кении с позиций охраны природы, то не остается никакого сомнения в том, что их необходимо охранять. Все биологические и экологические факторы подтверждают, что если поддержать стремление кикуйю свести на нет последние массивы, то в перспективе их среда обитания будет катастрофически обеднена.
Наверняка защитники природы правы, ратуя за природные резерваты, считая их экологическими стабилизаторами. Но при этом нельзя забывать о тех миллионах голодающих, которые живут рядом с нами. Разве плохо, что люди хоть как-то смогут обеспечить себя пищей, а иногда и продать излишки на внешнем рынке? Против этого тоже не возразишь. Тем не менее правительство Кении всерьез занимается проблемами охраны природы, стремясь сочетать их с интересами местного населения. Я с удовольствием гляжу на цветущие поля кикуйю и искренне радуюсь, попадая в чащи лесов в горах Абер-дэр. Вслед за Джозефом Томсоном я могу назвать эти леса воистину чарующими.
Во времена путешествия Томсона по стране кикуйю горы Абердэр так сильно не выделялись среди своего окружения, как сейчас. Кажется, будто попадаешь на остров, изолированный в географическом и экологическом отношениях.
Горный хребет венчается рядом платообразных поверхностей, что, по выражению Томсона, «придает ландшафту впечатляющее величие» (Thomson, 1885). После того как он пробрался сквозь чащу леса, достиг бамбукового пояса и вышел к вересковым зарослям на холодных высоких плато, вершины гор Абердэр показались ему изолированными друг от друга. Конечно, можно согласиться с Томсоном в том, что плато впечатляют, но, по-моему, лес захватывает воображение целиком, манит к себе, обостряет восприятие окружающего мира.
И Томсон, и я были загипнотизированы пустынным, нетронутым величием природы, но это впечатление, как оказалось, обманчиво. Здесь до нас побывало немало людей и произошла масса всевозможных изменений.
В каменном веке, когда климат был теплее современного, люди жили на склонах гор Абердэр и Кения на высотах до 2000–2500 метров, тогда как теперь там нет постоянных поселений. Такое проникновение людей в горы обычно объясняют тем, что в жаркие и сухие периоды, сменявшие влажные и холодные (соответствовавшие оледенениям Северного полушария), озера на африканских равнинах полностью или частично пересыхали и люди заселяли горные местности, где выпадало больше осадков и сохранялись постоянные водотоки.
Согласно сведениям самих кикуйю, вероятно, в конце каменного и в начале железного века в горах Кении существовали поселения людей, известных под названием «гумба». Жили они в крытых землянках или в пещерах, отличались низким ростом и отталкивающими чертами лица. По мнению Сони Коул (Cole, 1954), это могла быть группа первобытных охотников, оттесненных в торные леса и на верещатники кикуйю, захватившими окружающие территории примерно 800 лет назад.
Любопытно отметить, что в устных традициях кикуйю до сих пор сохранилась легенда об этих низкорослых охотниках, которых нельзя смешивать с доробо, живущими в пещерах Кении и Танзании. Кроме того, имеются описания бегущих маленьких людей с примитивными луками и стрелами. Подобные орудия не изготовлялись никаким другим племенем, обитавшим в данной области, кроме гумба. Возникают самые смелые догадки, что эти низкорослые люди могли быть самой восточной группой пигмеев.
Джон Бойес, англичанин, появившийся в северной части страны кикуйю в конце XIX века, где до него еще не было контроля англичан, и установивший связи с вождями, впоследствии выпустил книгу (Boyes, 1911), в которой пишет, что кикуйю рассказывали ему о низкорослых охотниках, населявших леса и называвшихся масвач-ванья. Существует легенда о том, что они ушли под землю и живут там как гномы и что женщина из племени масаев, с которой плохо обращался муж, убежала к ним и стала там жить. От нее пошли нынешние кикуйю, но уже не маленького, а обычного роста. Кикуйю как будто верили, что горные леса принадлежали этим людям или их духам (возможно, со временем они слились в воображении в своеобразных гномов), и старались не причинять им никакого вреда.
Кикуйю не были особенно искусными охотниками, поскольку они употребляли большей частью растительную пищу, что весьма удивило Джона Бойеса и других-англичан — любителей мяса, которые, даже изголодавшись на родине, не могли полностью истребить всех диких животных, водившихся в этой части Африки.
Перед приходом англичан небольшая группа кочевников доробо, остатки ранее значительного племени, охотников и собирателей, покинула леса. Это племя, подобно лиангулу в Восточной Кении, озадачивает науку. Полагают, что оно не относится к бантуязычным народам и в настоящее время смешалось с соседними племенами, заимствовав их языки. Некоторые исследователи считают их даже носителями древней бушменской культуры, следы которой мало сохранились. Рассматриваемая группа рискует утратить свою индивидуальность, поскольку очень энергичное Управление охотничьего хозяйства лишает ее законных прав на традиционные охотничьи угодья.
Со времени движения May-May2 на склонах гор остались следы: воронки от бомб, либо прикрытые яркой зеленью, либо заполненные водой, куда на водопой приходят звери и где купаются птицы; искривленные и покореженные при бомбежках деревья. Но этот ущерб незначителен по сравнению с тем, который могли бы нанести стихийные бедствия. Природа — как занавес на сцене жизни: там, где возможно, она прячет изъяны под травостоем и заслоняет их зеленым пологом деревьев, ветер заметает, а дождь смывает следы. Гиены уносят гниющие останки; на зеленом мху не видно костей, пробуждающих воспоминания о прошлом, в частности о бурных событиях тридцатилетней давности.
Движение и восстание May-May вспыхнуло из-за прав на землю в стране кикуйю — народа, ставшего символом национального самосознания и достоинства.
Когда англичане пришли в Кению (в 80-х годах прошлого столетия) и когда поток переселенцев в текущем столетии увеличился, страна кикуйю из-за эпидемий, болезней скота и голода была очень слабо населена и пришельцы, осевшие на этой земле, стали говорить, что она «никогда» не использовалась местным населением. Они не хотели признавать, что кикуйю на протяжении многих лет выработали свою систему землевладения, которая во многом напоминала европейскую. Во время войн земля мало обрабатывалась, но это вовсе не означало, что она никому не принадлежала. Они должны были исходить из того, что земля в Африке находится в собственности какого-либо племени, а не руководствоваться своими понятиями о праве владения.
Когда в Кении завершилось установление колониального господства, администрация стала претендовать на так называемые свободные земли, поступавшие в продажу или дешево сдававшиеся в аренду лицам, которых поощряли селиться на них и которые вскоре поняли, насколько плодородны осваиваемые ими земли. Белые поселенцы осваивали высокие плато, создавая крупные хозяйства с образцовым растениеводством и животноводством. Англичане всячески рекламировали жизнь в этих хозяйствах, созданных на отнятых у местного населения землях. Истины ради надо добавить, что британский колониализм нигде не угнетал местное население так сильно, как в Кении. Европейцы широко расселились по стране, и многие, лишенные земель кикуйю были вынуждены наниматься в сельскохозяйственные рабочие. Из них за короткое время сформировался недовольный своим положением сельский пролетариат.
После второй мировой войны в Кении усилился земельный голод и кикуйю предъявили свои права на земли, принадлежавшие их отцам. Естественно, англичане не могли с этим согласиться, полагая, что земли они приобрели законным путем. Этот конфликт стал одной из причин восстания кикуйю, которое продолжалось целых десять лет.
В жизни гор превратности человеческих судеб и даже целых народов имеют преходящее значение. Геологическая история гор уводит в дебри прошлого, хотя надо заметить, что по сравнению со многими другими горными массивами горы Абердэр не особенно древние. Грандиозные геологические процессы, происходившие в Восточной Африке в течение последних нескольких миллионов лет, придали ей нынешний облик.
Если бы можно было запечатлеть события геологической истории на кинопленку, мы смогли бы увидеть, как осушалось морское дно и поднимались горы вдоль гигантской зоны разломов, которая простирается от долины реки Иордан до устья Замбези и, вероятно, имеет связь с разломами на дне Индийского и Атлантического океанов. Эта система, заложенная на месте тектонических трещин, называется Великой африканской зоной разломов. По очертаниям она отнюдь не похожа на прямолинейный грабен и, кроме того, местами раздваивается. В экваториальных районах Восточной Африки восточная ветвь грабена проходит через возвышенности Кении до озера Рудольф (Туркана), тогда как западную ветвь можно проследить от верховьев Нила и озера Эдуард через озера Танганьика и Ньяса (Малави) и далее к югу до реки Луангвы. Отдельные части Великой африканской зоны разломов имеют довольно древний возраст, например, территория, где находятся котловины озер Танганьика и Ньяса, образовалась в неогене, тогда как другие части возникли гораздо позже.
По всей зоне разломов интенсивно проявляется вулканическая деятельность. Наиболее заметные результаты ее наблюдаются в горах Килиманджаро и Кения, самых высоких в Африке, достигающих соответственно 5895 и 5198 метров. Предполагают, что в отдаленном прошлом эти горы были намного выше и почти достигали уровня Эвереста, но при последующих вулканических извержениях были немного разрушены. Особенно захватывает дух зрелище горы Килиманджаро, пики которой проступают из облаков, поднимаясь на пять километров среди окружающих плоских равнин.
По сравнению со своей соседней горой Кения горы Абердэр имеют скромные размеры — их самая высокая точка не превышает 4000 метров над уровнем моря. Причина того, что я выбрала именно эти горы, а не Кению или Килиманджаро, заключается в том, что их площадь значительно обширнее и поэтому они более интересны для изучения. Здесь много лесов, представлено огромное разнообразие птиц и зверей, вместе с тем благодаря значительной высоте хорошо выражены климатические и растительные пояса.
В ясные дни с гор Абердэр видна покрытая снегом вершина Кении. Горы Абердэр не только несколько ниже, но и доступнее, чем Кения и Килиманджаро. Я не очень хорошо ориентируюсь в лесах и именно поэтому с самого начала отказалась от работ в обширных влажных лесах Центральной Африки, убедив себя в том, что эти работы были бы сильно затруднены из-за языковых, организационных и экономических факторов. Тем не менее надо признать, что равнинные леса более характерны для внутренней Африки, чем остатки восточноафриканских горных лесов. И я интуитивно остановилась на лесах Абердэр, изучение которых дало бы возможность ответить на вопрос, почему участки дикой природы все больше превращаются в экологические острова. Одновременно исследование природы гор Абердэр способствовало бы решению чисто биологических проблем, связанных, с одной стороны, с изолированными популяциями животных в горных лесах — остатками единой лесной фауны, сохранившимися с тех времен, когда леса покрывали большую часть Африки, а с другой стороны, с тем, насколько разные виды животных приспосабливаются к определенным условиям среды.
Средняя высота гор Абердэр около 2700 метров, протяженность их примерно 65 километров. На востоке они граничат с землями кикуйю, на западе подходят к зоне Великих африканских разломов. Западные склоны гор крутые; восточные — более пологие. Там хорошо выражен пояс древовидных вересковых и обширный лесной пояс, ниже 2000 метров начинаются сельскохозяйственные угодья кикуйю. На восточных склонах выпадает большее количество осадков, чем на западных, и леса пересекаются реками и ручьями. На высоте более 2700 метров часто бывают заморозки.
Обзорный маршрут, пересекающий разные высотные пояса в национальном парке Абердэр, начинается у любого входа в парк на высотах около 2000 метров. Здесь мы вступаем в разреженный лиственный лес с естественными лугами и широкими прогалинами, рощами, более густыми зарослями и быстрыми ручьями. Среди пологохолмистого ландшафта изредка и неожиданно открываются виды на горные вершины. Здесь значительно больше видов деревьев, чем в лесах умеренного пояса Северной Европы. Встречаются, например, разные виды фикусов
Выше древостой в лесах становится все гуще, а склоны круче, что заметно по изменению уклонов русел ручьев. На высотах порядка 2500 метров появляются лишайники, известные под названием «испанский мох». Серыми бородами они свисают с ветвей деревьев. В наземном ярусе растительность более обильная. Заросли порой настолько высоки, что в них целиком укрываются крупные животные — антилопы, буйволы и другие. Дороги идут вдоль склонов, и взору наблюдателя постоянно открываются широкие панорамы лесов и гор. В ясную погоду гора. Кения выглядит словно блестящее облако над пологом леса.
Поднявшись выше, мы достигаем бамбукового пояса. Бамбук — это травянистое растение с одеревеневшим стеблем высотой до 20 метров. Он образует почти непроходимые заросли, которые также являются надежным укрытием для многих видов животных. Бамбуковый пояс поднимается до высот порядка 2800 метров, где проходит и верхняя граница лесов.
Выше начинается пояс вересковых — длинные полосы, поросшие большей частью жесткой соломовидной травой, где попадаются и гигантские верески. Над ними простираются альпийские луга, где встречаются виды, характерные для всех достаточно высоких гор Африки: гигантская лобелия и высотой с дерево крестовник, который выглядит гротескно среди пустынного ландшафта. Из прочих растений попадаются сородичи североевропейских манжеток и бессмертников, шпажников, фиалок, орхидей и ряда других, которых я не могла определить до вида. Ботаники найдут тут много интересного.
Наконец мы выходим к трем крупным водопадам — Чаниа, Гура и Каруру (высота двух последних 240 и 270 метров, каждый из них состоит из трех ступеней). Расположены водопады в такой величественной и пустынной местности, что трудно поверить в близость большого столичного города — Найроби. Здесь нет дорог и растительность местами абсолютно непроходима — можно с уверенностью сказать, что на обширных пространствах тут не ступала нога человека. Повсюду журчат ручьи и помимо трех больших водопадов здесь имеется множество более мелких.
Далее мы поднимаемся на Саттиму — вершину Абер-дэр; теперь над нами простирается только небосвод.
Горы Абердэр находятся чуть южнее экватора. Здесь нет ярко выраженных сезонных различий. Климатические условия, и особенно температуры, изменяются в зависимости от высоты, а не от времени года. С подъемом в горы становится холоднее; в лесах и в бамбуковом поясе осадки обильнее, чем в поясе вересковых. Смена времен года зависит прежде всего от муссонов, проникающих сюда с Индийского океана. В горах Абердэр, так же как и в центральных районах Кении, выделяется первый сезон дождей (с середины марта до конца мая) и второй, менее выраженный, влажный сезон (с середины октября до декабря). Солнечная сухая погода устанавливается в середине декабря и длится до начала марта. С июня по август прохладно и пасмурно и в обычные годы выпадает довольно мало осадков, но в это время в горных лесах часты густые туманы (гатано).
Здесь приведены средние данные о климате и погоде, но они из года в год колеблются, причем в горных местностях колебания температур и осадков гораздо значительнее, чем на окружающих равнинах. Если о многих районах Африки можно точно сказать, какой месяц самый сухой и какой наиболее влажный, то о горах Абердэр этого сказать нельзя. Суммы осадков там в разные годы сильно колеблются. Так, 1978 и 1979 годы были избыточно влажными, и только в мае 1979 г. выпала среднегодовая норма осадков. Кроме того, количество осадков сильно меняется от места к месту: на западе, как правило, меньше, чем на востоке, на больших высотах больше, чем на малых, и в целом уменьшается выше верхней границы леса. Например, на высоте 2150 метров, там, где находится гостиница «Ковчег», в сухой 1976 год выпало 670,8 миллиметра, а во влажный 1978-й — 1139,1 миллиметра. На ближайшей станции Вандэр на высоте 2500 метров соответствующие показатели составляли 1044,7 миллиметра в 1976 и 1470,3 — в 1978 г.
Даже без анализа многолетних данных о количестве осадков совершенно ясно, что горы Абердэр достаточно обеспечены влагой. Зелень производит ошеломляющее впечатление, особенно когда поднимаешься с севера со стороны полупустынь или с запада от зоны Великих африканских разломов. Когда человек, усталый, покрытый пылью, приходит в лес, то, погружаясь в зеленую прохладу, всем своим существом ощущает лес как источник жизни на Земле.
Хочется сказать несколько слов о восприятии человеком здешней природы. Поляны, чередующиеся с горными вершинами, открывают перспективу, дают возможность определять расстояния, обостряют чувство прекрасного. Живописные пейзажи неожиданно сменяют один другой, пробуждая любопытство: хочется скорее 16 узнать, что скрывается за очередным массивом деревьев. Появляется острое желание оценить виденное, поразмыслить — возможно, эта тяга к творческому полету фантазии лежит в основе приспособляемости человека к природной среде. Изменения в жизни зверей и птиц также вызывают потребность к систематическим наблюдениям, что должно сделать человека не столько умнее, сколько внимательнее и принести ему большую пользу. Когда я впервые появилась в горах Абердэр в 1976 г., я даже не представляла себе, что их леса так обогатят мою жизнь. Лес окружал меня, молчаливый, сырой, и, хотя бил озноб, не покидало чувство благополучия и спокойствия, чего я здесь менее всего ожидала.
Теперь пора открыть истинную причину моего особого интереса к горам Абердэр, переросшего в страстное увлечение. Дело в том, что именно здесь представляется наиболее благоприятная возможность близко наблюдать редкую и крайне боязливую антилопу бонго.
Однажды поздно вечером я сидела в лесной гостинице «Ковчег» и смотрела на залитую светом поляну. В поле зрения было несколько больших лесных свиней и два бушбока. Животные подняли головы, и, проследив за их взглядом, я впервые в жизни увидела бонго. Он выскользнул из кустарника, словно единорог, сошедший с гобелена, волшебный и таинственный, но безусловно живой. Это был крупный самец, ростом с лося, красного цвета с четкими белыми полосами, с великолепными лировидными рогами, концы которых были добела отполированы. Вечно ускользающая, боязливая, ведущая ночной образ жизни, антилопа бонго стала известна европейцам только в 1901 г. и была описана в научной литературе.
Бонго стоял неподвижно лишь один миг, затаив дыхание и прислушиваясь к доносившимся из гостиницы приглушенным звукам человеческих голосов, и, так же весь обращенный в слух, подошел к солонцу, чуть переждал, уперся рогами в глину и стал ее лизать. Иногда он поднимал голову и снова чутко вслушивался, продолжая осторожно лизать. Постояв так несколько минут, он обернулся и внезапно исчез, как сквозь землю провалился. Ни один листок не шелохнулся, когда бонго скрылся. Я застыла на месте, думая о том, как необычно это крупное и сильное животное и какое странное впечатление оно производит.
Однажды некий студент на семинаре по литературе, анализируя стихотворение Рунеберга 3 «Мгновение», утверждал, что животное, о котором там говорится, — лось. Возможно, так оно и было, но мне кажется, эти стихотворные строки можно отнести и к бонго. Они перекликаются с множеством преданий и легенд, вызывают ощущение непредсказуемого внезапного соприкосновения со сказочным миром. Впрочем, для тех, кто никогда не мечтал увидеть живого единорога, подобные ощущения невозможно передать словами.
В тот раз я полагала, что такое мгновение будет единственным. И когда я вновь попала в горы Абердэр в 1978 г., уже на более длительный срок, я была готова к тому, что никогда больше не увижу бонго. Но мне необычайно повезло. Есть люди, которые неделями бродят по лесам Абердэр и ни разу не встретили бонго, что же касается меня, то не было дня, чтобы я не увидала одного или нескольких этих замечательных животных. Находясь в состоянии эйфории, я даже внушила себе, что у меня с бонго возникло взаимное притяжение.
Теперь я не имею возможности систематически изучать его. Ни один университет не командирует меня в Африку, и я не могу просить разрешения у местных властей совершать пешие прогулки по лесам, тем более ночью, а днем выслеживать бонго в непроходимых бамбуковых зарослях. Не могу я также нанять какого-нибудь сотрудника резервата в качестве проводника и помощника. Однако, находясь дома, я вновь и вновь вспоминаю свои поездки по тропическим лесам.
Там я довольствовалась тем, что изучала бонго из гостиницы «Ковчег» и во время эпизодических прогулок в окружающие гостиницу леса. Мне удалось узнать о бонго ровно столько, сколько необходимо, чтобы понять, как много нам еще о нем неизвестно и почему такое крупное и такое восхитительное животное столь мало изучено. Считают, что никакая из всех антилоп так нетерпима к человеку, как бонго, хотя детеныш бонго становится на редкость ручным и может сильно привязываться к людям.
Стадо бонго не подпускает к себе человека, за ним невозможно следовать даже на расстоянии. Бонго передвигаются по ночам и на большие расстояния, что вызывает огромные трудности для наблюдателей.
Я посвятила несколько лет изучению бонго, подстерегая их в холодных влажных лесах и в сумрачных бамбуковых зарослях. Конечно, я не надеялась, что бонго сделают для меня исключение и будут великодушно подпускать к себе, и все же была уверена: при любых обстоятельствах смогу сделать ряд важных наблюдений.
Во время моих посещений гор Абердэр в 1978 и 1979 гг. я научилась различать отдельные особи и собрала новые материалы для регулярного изучения бонго. Затем я дополнила свои наблюдения сведениями из литературы. В этой работе мне во многом помог Ян Харди, который составил картотеку разнообразных данных об этой западноафриканской антилопе, еще сохранившейся в горных лесах Восточной Африки, остатках первобытных лесов, которые произрастали в более влажные и прохладные периоды, называемые плювиалами. В последнем плювиале, продолжавшемся примерно от 50 до 10 тысяч лет назад, температуры были примерно на 5 градусов ниже современных. Снеговая линия в восточноафриканских горах располагалась на 900 метров ниже, чем теперь. В горах Абердэр тогда были ледники.
В настоящее время различают два подвида бонго: западный
Бонго — представитель подсемейства винторогих антилоп
Айзек, по имени которого был назван восточный подвид бонго, был английским офицером, служившим в районе расселения народа нанди. В 1901 г. ему удалось первому из европейцев убить бонго, который позднее в Музее естественной истории в Лондоне был определен как самостоятельный вид. Бонго считался чрезвычайно редким животным, которого охотникам во время сафари удавалось увидеть далеко не всегда.
Доробо — исключительно тонкие наблюдатели, и именно от них исходят многие сведения, которыми мы располагаем о бонго. По словам Ионидеса, они с явным уважением относились к бонго, которые сами нападают на человека, даже когда тот им ничем не угрожает. Однако такое поведение, как правило, не характерно для антилоп. Правда, однажды (в 60-х годах) бонго без всякого повода бросился на посетителя зоопарка в США. Но этот случай еще ничего не доказывает, поскольку животные в неволе ведут себя неестественно. В конце 1979 г. была еще одна информация, на этот раз из Судана, о том, что бонго разорил хижину и убил двух человек. Здесь нападение произошло случайно, из-за щепотки соли, но все же и эти случаи показывают, что доробо правильно оценивали поведение бонго.
Очевидно одно: в необычной ситуации при контакте с людьми бонго может проявлять агрессивность, видимо потому, что он более, чем какое-либо другое животное, боится человека. Племя покот, живущее в горах Черангани, называет бонго «сирубей», что в переводе примерно означает «летающий дух». Это образное название подходит именно для животных, которые, избегая человека, перешли на ночной образ жизни, а в дневные часы лежат в бамбуковых зарослях и внимательно прислушиваются к звукам.
Именно поэтому бонго считают ночным животным, что не совсем верно. Правда, они, подобно многим другим антилопам, которых не включают в разряд типичных ночных животных, по ночам совершают большие переходы, пасутся и лижут соль, однако это вовсе не означает, что они не активны днем. Четко разделяют сутки на день и ночь в животном мире только обезьяны, которые, подобно людям, плохо видят в темноте. Многие животные, за исключением типично ночных, таких, как некоторые летучие мыши, мелкие кошачьи, грызуны и другие, проявляют активность как днем, так и ночью, и максимум ее падает на вечерние часы, раннее утро и время после полудня. Применительно к бонго следует констатировать, что их ночной образ жизни — это реакция на активность человека, которая ограничена дневным временем.
Я встречала немало бонго в лесах, расположенных значительно ниже бамбукового пояса, в дневные часы и видела достаточно много свежих следов проходящих и пасущихся бонго, чтобы усомниться в том, что эти животные передвигаются только по ночам.
Стидженд, опубликовавший первое значительное и правильное описание бонго (Stigand, 1909), сообщил, что они, в противоположность другим животным, не проявляют интереса к солончакам, вполне довольствуясь любой красной соленосной почвой. Тонкий наблюдатель Ионидес (lonides, 1946) и последующие исследователи, напротив, утверждали, что бонго регулярно пользуются солонцами и никогда не отходят слишком далеко от них.
В правильности точки зрения Ионидеса меня убедили собственные наблюдения у лесной гостиницы «Ковчег». Она была построена у естественного солонца, к которому, судя по следам, приходило множество животных, в том числе и бонго. В природную почву, содержащую ряд минеральных компонентов, теперь два раза в неделю добавляется соль, и это привлекает такое число зверей, о каком создатели гостиницы и не мечтали. С момента ее открытия в 1971 г. численность бонго, пользующихся солонцом, постоянно увеличивается. В 1971 г. ночные визиты бонго отмечались 86 раз, а в 1973 г. — 132 раза, в 1976 г. эта цифра возросла до 190 и в 1979 г. — до 252. Иными словами, посетителю гостиницы, который остановился на две ночи, можно было почти наверняка гарантировать возможность увидеть бонго.
Прежде всего их привлекает соль. Хотя в лесах во многих местах имеются выходы природных минералов, в почве соль нигде не встречается в таких концентрациях, как возле гостиницы «Ковчег». К этому месту приходило больше бонго, чем можно было предполагать (Ян Харди отмечает 1500 особей, что, вероятно, близко к истине), и они готовы совершать самые опасные переходы в поисках соли. Я часами наблюдала голову одного бонго, торчавшую у солонца. Это доказывает, вероятно, что соль им необходима.
Эти антилопы, очевидно, знают, что в гостинице живут люди, но опыт подсказывает им: если люди внутри дома, то они не причинят вреда, особенно ночью. Это не означает, что бонго привыкли к людям. Замечено, что чуткость у отдельных особей или групп в разное время сильно меняется. Звука от передвигаемого стула может быть достаточно, чтобы обратить бонго в бегство, хотя иной раз он не среагирует и на более сильный шум. Как правило, один или несколько факторов определяют реакцию животного, тогда как общая внешняя и внутренняя обстановка предопределяет часто непонятные и нелогичные модели поведения животного.
Поделиться книгой: