Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка

– Служу, конечно – приободрился старик.

– А он что же, и в церковь с вами ходит?

– Ходит – вздохнул старик – Забьется в угол на паперти и плачет всю службу. А ему деньги кидают, сироте казанской. Так он наплачет, бывало, на тысячу рублей, да и сбежит куда-нибудь. А возвращается пьяный и весь избитый. Он же совсем еще дурной, ничего не умеет.

Ивану послышалась в голосе старика едва уловимая нотка нежности.

– А у кого мне учиться-то?! – заскандалил мальчишка – Сам же небось всех чертей вокруг разогнал!

– Да я же тебе книжки читаю – строго сказал старик – вот от них ума и набирайся.

– Глупые твои книжки, неинтересные – надулся мальчишка.

– Врешь – погрозил ему пальцем старик – вот ведь врешь же, баранья голова – и к Ивану – Я этому хулигану «Вечера на хуторе» аж два раза прочел, пока он отстал.

Старик вздохнул.

– Но что плохо, так это то, что приворовывает, поросячья морда. Никак его не отучу.

– Да я ж тебе, старому дураку, помочь хочу! – взъерепенился мальчишка – А то подохнешь от своего поста, а мне куда деваться тогда?

Старик усмехнулся:

– Вот загоню тебя в какую-нибудь кошку, будешь по подворотням крыс гонять, пока собаки не задерут.

Мальчишка исподлобья зло посмотрел на старика, но промолчал.

– Ладно – сказал старик и поднялся – правило пора читать, пошли.

– Правило, правило… Чешусь я весь от твоего правила, понял?

– А я вот сейчас хвост тебе накручу, будешь знать.

– Да нету у меня никакого хвоста! – обиделся мальчишка.

– Ну, помогай Бог – кивнул старик Ивану и пошел прочь.

– Скуфейку свою забыл! – крикнул мальчишка и, подхватив со скамьи забытую стариком фиолетовую скуфью, бросился следом.

Проводив их взглядом, Иван пошел домой, силясь вспомнить, не читал ли он что-нибудь похожее в житийной литературе. Но там с бесами обходились совсем по-другому, предлагая им совсем другие «угощения». А тут конфеты… Он святой что ли, этот старик? Ну и ну, подумал Иван, вот так идешь себе вечерком с работы, а на лавочке сидит святой и бесенка наставляет, да еще и жалеет маленького грубияна.

20.

В тот день всю бригаду заводских такелажников отправили на пригородный полигон для того, чтобы они выстроили трибуну для почетных гостей, приглашенных посмотреть на танковое шоу. Фишка была в том, что в этом представлении с одной стороны выступали танки с экипажами, а с другой – с дистанционным радиоуправлением. Полигон располагался на дне огромного карьера, что позволяло зрителям видеть с высоты все, что происходит на поле показательного боя. В этот раз приглашенных поглазеть на необычное зрелище оказалось больше, чем могли вместить уже существующие трибуны, для чего и потребовалось выстроить дополнительные. Всего в действе принимало участие восемь танков, по четыре с каждой стороны. Радиопультами быстренько завладели три полковника и один генерал, готовясь хорошенько наиграться.

– Как мальчишки – презрительно процедила Зинаида Константиновна, которую директор завода всегда брал с собой на встречи с разнообразным начальством.

Моторы на танках были заводские, а электронику установили смежники. Бой удался на славу. Танки весело носились по карьеру, оглашая окрестности гулкой стрельбой из пушек, заряженных пластиковыми снарядами с разноцветной краской. Генерал и полковники азартно жали на кнопки и рычажки пультов, сопровождая свои успехи и неудачи энергичными комментариями. Через три часа снаряды у всех закончились и восемь машин выстроились в ряд напротив трибун.

– Шикарно поиграли! – радостно подытожил раскрасневшийся генерал и хлопнул рукой по столу перед собой.

Была у него такая бесполезная привычка – лупить по столу, но в этот раз генеральская пятерня угодила точнехонько по пульту управления, которым он только что забавлялся.

– Эх ты… – начал было генерал, собираясь, видимо, извиниться за свою неловкость, но в этот момент стоявший точно напротив трибуны танк дрогнул и завелся, устремившись вперед и набирая скорость. Генерал схватился за пульт, но тут же убедился, что он сломан. Подбежавшему инженеру-электронщику тоже не удалось привести в порядок устройство, отведавшее генеральской затрещины, а танк, между тем, уже на полном ходу несся к трибунам. Склон карьера, на который он начал взбираться, был довольно крутым, градусов шестьдесят, примерно, а то и круче и была вероятность, что сорокапятитонная махина с ним не справится. Но у зрителей вид несущегося на них танка вызвал приступ настоящей паники и они, толкаясь и падая, посыпались врассыпную. Иванушка, скучавший в тени грузовика, на котором были привезены конструкции для трибун, и любовавшийся аккуратными домиками полигонных служб, встал, чтобы посмотреть из-за чего вдруг люди так странно закричали. Вместе с другими рабочими он подошел к краю карьера и с удивлением смотрел на взбирающийся по склону танк. Во прет, подивился Иванушка. Потом он сообразил, что если этот железный дурень заберется наверх, то все здесь переломает, а то и покалечит кого-нибудь и это будет нехорошо. Но что нужно делать он не знал и потому только растерянно оглядывался. В этот момент какой-то парень забрался в кабину грузовика и тронул машину к карьеру. Вот это правильно, обрадовался Иванушка, щас он ему вдарит по лбу, да и скинет вниз. Но вышло по-другому. Парень за рулем в последний момент немного сдрейфил и на лобовую атаку не решился, а только поставил грузовик боком на самом, правда, краю обрыва, так что тот даже слегка накренился и начал тихонько ползти вниз. Получилось что-то вроде бруствера и было неясно, станет ли танк жевать его своими гусеницами или просто вытолкнет перед собой. Парень выскочил из кабины и отбежал в сторону, так как танк уже добрался до грузовика. Тот еще больше накренился и танк принялся его мять, постепенно увеличивая угол своего наклона.

– Эх, еще бы хоть полметра! – простонал кто-то из зрителей.

– Пожалуй – согласилась Зинаида Константиновна – Даже, наверное, меньше.

И в этот момент из толпы выбежал Иванушка. Он вскарабкался на борт покосившегося грузовика, над которым уже вздымалась прямоугольная махина танка. Упершись руками в его днище, он изо всех сил налег.

– Куда, дурак! – страшным голосом заорал генерал – Раздавит же!

Но Иванушка за шумом мотора не услышал этого крика, а сделал еще одно отчаянное усилие. Танк натужно ревел, уже наполовину поднявшись над покореженным грузовиком и бешено скрежеща гусеницами. Казалось, что он собирается взлететь, настолько яростно вращались его колеса и мощно гудел мотор. Потом он чуть двинулся, но не вперед, а вверх. Иванушка почувствовал это движение и уже из последних сил уперся в черную громаду.…

– Да помогите же ему! – крикнула Зинаида Константиновна, оглянувшись – Уставились, как бабы!

Из толпы выскочили двое и побежали на помощь Иванушке. А танк вдруг еще чуть приподнялся и… опрокинулся, заваливаясь на сторону. Иванушка не успел отшатнуться и провалился следом за танком вниз. В толпе ахнули в ужасе от того, что он может попасть под гусеницы. Но танк опрокидывался набок и Иванушка благополучно скатился по склону в полуметре от рычащего, дымящего выхлопными трубами, плюющегося песком и гравием чудовища. Все бросились к краю карьера и на мгновение замерли, так как в клубах пыли не сразу разглядели живого и здорового Иванушку, который сидел на земле, отплевываясь от набившегося в рот песка. Зинаида Константиновна тоже подошла, чтобы глянуть на плоды своего труда. Стоявший рядом с ней генерал сказал, вытирая со лба пот:

– Ну и мотор у тебя получился, Зинаида Константиновна, такого парня чуть было не угробила.

Зинаида Константиновна усмехнулась и кивнула, отходя:

– Работаем, товарищ генерал, работаем…

Под самый конец рабочего дня в лабораторию заглянул начальник цеха. Увидев Марусю, он весело ее окликнул:

– Что ж ты своего героя не встречаешь?

– Что? – не поняла Маруся, отрываясь от графика, который старательно вычерчивала в своей рабочей тетради – Какого героя?

– Да у нас один герой – хмыкнул начальник – Иванушка.

– Как Иванушка – всполошилась Маруся – что с Иванушкой?!

– Твой Иванушка танк перевернул на полигоне, вот что.

– Сломал? – охнула Маруся, вскакивая с места.

– Да нет – сдерживая смех, ответил начальник – перевернул только. Как жука.

– И что же теперь будет? – испуганно проговорила Маруся.

– Ну не знаю – протянул начальник, подмигивая удивленным его словами сотрудникам цеховой лаборатории – Может медаль дадут, а может и посадят.

– Как посадят? За что? Он же нечаянно, наверняка нечаянно!..

Начальник уже не мог больше сдерживаться и захохотал:

– Да не бойся ты, Петрова, я же пошутил – проговорил он сквозь смех – Герой он, самый настоящий герой, успокойся. Чудо-юдо победил! Как в сказке, понимаешь?

Маруся наклонила голову, медленно опустилась на стул и потрогала свой уже довольно заметно округлившийся животик. Как и положено, все произошедшее на полигоне было подробнейшим образом зафиксировано фотографами и кинооператорами. Сперва даже собирались фотографию, на которой Иванушка один на один борется с танком, поместить в заводскую многотиражку. Но потом передумали, рассудив, что, прославляя удаль чудо-богатыря, этот документ несколько принижает неоспоримую мощь отечественной боевой техники, а поэтому ограничились тем, что подарили фотографию Иванушке на память. Увидев снимок, Маруся ужаснулась, поняв, какой опасности подвергался Иванушка, и попросила Василису Прокофьевну убрать страшную фотографию подальше, что та весьма охотно и сделала.

21.

«Вот что, Иванушка – сказал как-то раз Емельян Иванович за утренним воскресным чаем – пора новое удилище искать, а то это уже пересохло, как бы не сломалось. Сходи ты в лес и найди там орешину подходящую». «А мне орехов принеси! – добавила Маруся – Сто лет орехов лесных не ела». Раньше за лещиной для удилища всегда ходил сам Емельян Иванович и Иванушке не было никакой охоты бродить по лесу в поисках подходящего ствола, при выборе которого нужно было принимать самостоятельное, можно даже сказать, творческое решение, к чему у него не было никакой склонности. Но просьба Маруси для него была законом. «А хочешь я на рынок съезжу, куплю там орехов у бабок, а?» – сделал он робкую попытку угодить Марусе, совершенно игнорируя указание Емельяна Ивановича. Но Маруся твердо сказала, что хочет орехов прямо из леса, точка. Так что Иванушке ничего другого не оставалось, как засунуть за ремень маленький топорик и отправиться в лес. Их дом стоял на самом краю поселка и от леса его отделял лишь красивый разнотравный луг. Было ясное августовское утро, трава на лугу еще вся была в росе, сверкающей и переливющейся в лучах еще невысокого солнца всеми цветами радуги так, что жалко было ее топтать. Стараясь шагать пошире, чтобы как можно меньше навредить этой красоте, Иванушка не спеша дошел до опушки. Лес радушно встретил Иванушку, обступил, засвистал птицами, заиграл вокруг него разноцветной, уже тронутой близкой осенью листвой, пронизанной низким утренним солнцем. Да тут у них праздник, оказывается, обрадовался Иванушка и двинулся вперед. То и дело ему попадались кусты орешника, но подходящего ствола все не было. Иванушка насобирал уже полные карманы орехов для Маруси и совсем было решил повернуть назад, когда, дойдя до глубокого оврага, увидел на его противоположной стороне мощную лещину с высоченными стволами. Обрадовавшись своей находке, он спустился на дно оврага, по которому протекал ручей. Овраг показался Иванушке каким-то необычайно глубоким и мрачным. На дне было сыро и сумрачно, особенно по контрасту с веселым солнечным лесом над ним. А еще было как-то неестественно холодно. Спускаясь по крутому склону, Иванушка оступился и запачкал руку о влажную, рыхлую и совершенно черную землю. Чтобы смыть грязь, он зачерпнул воду из ручья. Вода была ледяная. Помыв руки, Иванушка принялся взбираться по крутому склону оврага на другую его сторону. Это оказалось не так просто, ноги скользили и приходилось цепляться за торчащие кое-где корни деревьев. Наконец, весь перепачканный и с ободранными ладонями, Иванушка выбрался наверх. Лес стоял перед ним мрачной стеной и никакой лещины нигде не было видно. Не было и солнца. Небо было серое, тяжелое и какое-то странно неподвижное, как будто это были не облака, а низкий потолок, грубо замазанный серой краской. Внезапно Иванушка почувствовал на своем лбу холодную влажную каплю, потом еще и еще. Дождь что ли пошел, удивился Иванушка, вот незадача. Но подняв голову, он увидел, что это не дождь, а снег, настоящий снег. Снегопад все усиливался, его крупные хлопья валили так густо, что, оглянувшись назад, Иванушка не смог различить другой стороны оврага. Помелив немного и решив, что при таком снегопаде оврага ему не одолеть, Иванушка двинулся в лес. И пропал без следа.

22.

«Знаете, уважаемый Иван Иванович – задумчиво начал Зев Вольфович во время последней в этот вечер «аналитической» шахматной партии – а ведь в последнее время вы стали играть как-то иначе». «В каком смысле?» – нервно спросил Иван. Зев Вольфович пожал плечами и немного подумал, подбирая слова: «Злее, наверное, агрессивнее. И расстраиваетесь в случае проигрыша сильнее… Вас что-то тревожит? Что-то такое, что требует какого-то выхода. Я не прав?» Иван насупился и после паузы ответил: «Боюсь, что правы. Почти тоже самое мне и Маша на днях говорила. Да и Иван примолк, как будто меня побаивается». «И в чем же дело, не поделитесь?» «Да накопилось как-то, знаете ли… – медленно проговорил Иван и вдруг с какой-то злобой почти прошипел – Работу свою ненавижу, черт бы ее подрал. Не-на-ви-жу, понимаете?» «Вот как?» – даже не пытаясь изобразить удивление, отозвался Зев Вольфович. «Именно так. Есть такие люди, которым нравится пугать других. Они прямо-таки наслаждаются чужим страхом, питаются им. Понимаете?» Зев Вольфович кивнул. «Так вот, а я чужого страха не переношу. Физически не переношу. Раньше я как-то уворачивался от этого страха, старался вообще не общаться с людьми, с клиентами, то есть. Прятался от них за цифрами и безликими формулировками. А теперь вот меня повысили, платить стали почти вдвое больше, но зато бояться меня стали уже подчиненные. Не кто-то где-то там – он махнул рукой – а вот здесь, рядом. Леша меня боится до смерти, Светлана Игоревна, Николай Федорович… Да все, буквально! И чем лучше, чем профессиональнее, чем скрупулезнее я делаю свою работу, тем хуже себя чувствую. Может это какой-то психоз, как вы думаете? Мне, может быть, лечиться надо, а?» Зев Вольфович покачал головой и сочувственно поглядел на Ивана: «Не думаю, дорогой мой, не думаю. Мне как-то не приходилось слышать о терапии, способной вылечить хорошего человека от того, что он хороший. Мало, знаете ли, кто жалуется на этот недуг, вот и не выработали методик. Ну дадут вам таблеток, успокоят на время, но циника из вас не сделают, даже и не мечтайте. Так что выход, по-моему, только один – хирургия». «То есть?» «Да вот то и есть, что бежать вам надо с этой работы. И чем скорее, тем лучше». Иван молчал, а Зев Вольфович продолжил: «Понимаю, что денег жалко, очень даже понимаю, место-то, как говорится, хлебное». Иван обреченно кивнул. «А давайте так – оживился Зев Вольфович – позвольте-ка мне порасспросить кое-кого на ваш счет. Вы не против? И если что-нибудь стоящее подвернется, то я вас извещу. Аудиторской зарплаты я вам, конечно, не обещаю, но и задаром работать не придется, не сомневайтесь. Как вам такой вариант?» Иван с удивлением посмотрел на Зева Вольфовича: «Но как же вы меня отрекомендуете? Мы и знакомы-то всего пару лет, да и профессии у меня другой нет, только и умею, что чужие деньги считать…» «Ну знакомы мы, положим, подольше, но не в этом дело. Я редко, очень редко ошибаюсь в людях. В моем деле, знаете ли, это в каком-то смысле вопрос жизни и смерти. Да-с, так вот, если вы даете мне карт-бланш, то где-нибудь через недельку-другую я вас побеспокою. Договорились?» Иван кивнул. «Вот и прекрасно! – обрадовался Зев Вольфович и добавил весело – Будем считать, что вы Иван-Царевич, а я Серый Волк из сказки, так вот мы и проверим как эта схема работает сегодня». Услышав про Ивана-Царевича, Иван вздрогнул и внимательно на Зева Вольфовича поглядел. Но тот только довольно улыбался, радуясь своей шутке. А через неделю Ивану позвонили.

23.

В лесу снега не было. Гладкие и, как показалось Иванушке, одной толщины стволы огромных елей, стоящих друг от друга на совершенно одинаковом расстоянии, походили на колонны какого-то необыкновенного зала. Под ногами мягко и приятно пружинил коричневый настил из слежавшихся еловых иголок. Не было никакого подлеска, пней, упавших стволов, даже мха нигде не было видно. В лесу царил черно-коричневый полумрак и было очень тихо, так тихо, как никогда в лесу не бывает. Иванушка оглянулся, собираясь вернуться к оврагу, но никакой опушки не увидел, хотя прошел вперед всего несколько шагов. Лес был повсюду, куда бы он ни поглядел. Вот так чудеса, подумал Иванушка, и куда ж мне теперь идти? Но идти хоть куда-нибудь было надо, и он пошел. Через некоторое время впереди между стволами показались прогалины в виде узких длинных щелей. Вот и опушка, обрадовался Иванушка и прибавил шагу. Скоро он вышел на большую поляну, посреди которой возвышалось странное деревянное сооружение. Его центральная, шатром уходящая вверх часть была очень высокой. Иванушке показалось, что у нее высота с девятиэтажный дом, примерно, если не больше. Но верхушка постройки не имела ни шпиля, ни даже карниза, и выглядела как бы недостроенной. С разных сторон к этому деревянному шатру были сделаны пристройки пониже, к которым, в свою очередь, тоже были сделаны более низкие пристройки и так далее. И все сооружение напоминало пень гигантского дерева с толстыми, выпирающими из земли корнями. Во понастроили, подумал Иванушка, и двинулся вперед, приметив крыльцо перед входной дверью в центральную часть чудного строения. Подойдя к двери, он постучал и, услышав изнутри громкое «входи», вошел внутрь и оказался в большой многоугольной комнате, освещенной ярким верхним светом, лившимся из отсутствующего потолка. Интересно, подумал Иванушка, снаружи вроде пасмурно, а здесь ясный день, прямо чудо какое-то. Ослепнув на мгновенье от яркого света, Иванушка попривык и осмотрелся. Посреди комнаты стоял круглый стол, за которым в скучающей позе сидел белобрысый юноша. Он был в белой рубашке с расстегнутым воротом и, сидя чуть боком к столу, поигрывал маленьким карандашиком над чистым листом бумаги, лежавшем перед ним. Голова юноши была обвязана тонкой золотой ленточкой, концы которой тихонько трепетали над его плечами, хотя ничего, похожего на ветерок, в комнате не чувствовалось. Стены этого странного помещения были разделены на грани, в середине каждой из которых находилась дверь. «Привет! – произнес юноша, сев прямее – Очень рад знакомству. Проходи, Иванушка, не стесняйся, садись». Удивленный Иванушка подошел к столу и, увидев перед ним грубо сколоченный табурет, сел. «Где это я?» – спросил Иванушка. Юноша приветливо улыбнулся: «На том свете, Иванушка, привыкай». «Не – невежливо отозвался Иванушка – мне домой надо». Юноша сочувственно покивал: «Понимаю тебя, Иванушка, ох как понимаю. Жил себе жил и вдруг раз, да и помер. Бывает, что поделаешь, бывает». «Да ничего я не помер, я живой, меня Маруся ждет, я вот ей орехов набрал!» – взбунтовался Иванушка и вытащил из кармана горсть орехов. Но юноша только пожал плечами: «Зря ты волнуешься, Иванушка, все уже позади. Тебя простили и дорога тебе в рай, вон туда» – и юноша показал пальцем вверх, в сияющую пустоту над собой. «Не пойду! – топнул ногой Иванушка – Мне к Марусе надо, а больше никуда не надо». Юноша посерьезнел и, облокотившись на стол, в упор посмотрел на Иванушку: «Ты воду в ручье пил?» «Не пил, а только руки прополоскал!» – Иванушка показал свои уже снова испачканные после подъема на другую сторону оврага руки. «Как так не пил? – всполошился юноша – И лицо не умывал?» «Не умывал!» – продолжал бунтовать Иванушка. Юноша как будто смутился: «Погоди-ка, давай разбираться». И, перевернув лежавший перед ним листок, стал что-то читать и вдруг схватился за голову: «Вот так история! И что мне теперь делать?» Иванушка пожал плечами: «Да что хотите, а в рай без Маруси мне не надо». «В рай ему, видишь ли не надо – ворчливо проговорил юноша – Да ты, может, рая-то и не заслужил. Правило не знаешь и не читаешь, в церковь не ходишь, не исповедуешься, не причащаешься. Что, не так?» «Это правда – виновато понурился Иванушка – в рай мне не положено». «Много ты понимаешь, что положено, что не положено! Мать твоя за тебя, олуха, молится. Все Иванушка, да Емельянушка, да Маруся, да еще Анна болящая, да Серафима, да Петр, да Лавр. Да вот еще Дмитрий новопреставленный. Всех своих покойников она давно уж отмолила, а теперь за чужих принялась. Но сильна ее вера, тут уж ничего не скажешь. Попросит гору подвинуться и будет по ее слову, понял ты?» Иванушка не понял, но все равно кивнул. «Значит так – решил юноша – у тебя, Иванушка, две дороги, короткая – он ткнул пальцем вверх – и длинная, которая, если Бог даст, приведет тебя домой». «К Марусе?» обрадовался Иванушка. «К Марусе, к Марусе – иронично отозвался юноша – Ей рожать того гляди, а муженек по оврагам шатается». «Да там лещина была…» – начал было Иванушка, но юноша жестом его остановил: «Слушай внимательно, Иванушка. Здесь ты видишь двадцать дверей – он повел рукой в сторону граненых стен с дверями – За каждой дверью начало долгого пути. Трудного, очень трудного пути, понял? – Иванушка кивнул – На этом пути ты будешь один и что там тебя ждет я и сам толком не знаю. Знаю только, что много там всякого страха. Смертного страха, понимаешь?» «А за страхом этим что?» – спросил Иванушка. «Жизнь твоя прежняя, как ты и хотел». «Я тогда согласен – сказал Иванушка – В какую дверь-то идти?» «В любую – ответил юноша – Отворяй и иди».

24.

«Эсфирь Эмильевна Куценко. Директор» прочитал Иван на двери и постучал. Ему никто не ответил и тогда, помедлив, он вошел и оказался в просторной приемной с мягкими диванами вдоль стен и полукруглым письменным столом посередине. За столом сидела пожилая полная женщина, а на самом столе красовалась бронзовая табличка: «Елена Васильевна Лычкина. Личный секретарь директора», к которой сбоку была несколько криво приклеена картонка с надписью от руки: «Сперва ко мне, пожалуйста». Справа Иван увидел черную дверь с лаконичной надписью «Директор». Сидевшая за столом женщина подняла на Ивана глаза, улыбнулась и сказала: «Эсфирь Эмильевна пока занята, извините. А вы?..» Иван представился. «О, прекрасно, Иван Иванович! – обрадовалась женщина – Но вам ведь назначено на 12.30, верно?» Иван кивнул. «Тогда придется немного обождать, уж простите. У нас с этим строго – женщина на мгновение состроила строгую мину, но потом снова расплылась в улыбке – А вы пока отдохните на диванчике. Всего десять минуточек, ладно? – и, понизив голос – У Эсфири Эмильевны важный – она ткнула пальцем в потолок – очень, очень важный посетитель». В это время дверь директорского кабинета распахнулась и оттуда выбежал крупный мужчина со сбитым на сторону галстуком. На лацкане пиджака его великолепного темно-синего костюма тускло блеснул депутатский значок. Лицо мужчины было нездорового красного цвета, он был весь в поту и явно задыхался, хватая руками воздух перед собой. Елена Васильевна проворно вскочила со своего места, почти насильно усадила мужчину на диван и стала лить ему в рот воду из заранее, видимо, приготовленного хрустального стакана. Иван с интересом наблюдал эту сцену, мигом догадавшись, что Елена Васильевна была полностью готова к инциденту. Отдышавшись и немного успокоившись, мужчина жалобно пролепетал, обращаясь к Елене Васильевне: «Ну я же не хотел никого учить. Я только намекнул, что нужно… А она на меня так накинулась, такого страху нагнала… Думал, что придушит… А я что, я же хотел… А она взяла так за горло и стиснула… Я и поплыл… Мамочку вспомнил, Аркашу, Людочку… Думал, что умираю… Елена Васильевна, дорогая, простите, голубушка…» Тут мужчина вдруг бухнулся Елене Васильевне в ноги и зарыдал. Елена Васильевна снова усадила рыдающего мужчину в дорогом костюме на диван, стала ласково гладить его по голове и говорить что-то домашнее, материнское, поглядывая при этом на настенные часы. Пораженный увиденным, Иван тоже посмотрел на часы, а потом на Елену Васильевну. Не переставая утешать своего подопечного, она отрицательно покачала головой, и Иван понял, что раньше двенадцати тридцати соваться в кабинет с надписью «Директор» не стоит. Расстроенный мужчина со значком пришел, наконец, в себя и встал. Подойдя к большому зеркалу в углу приемной, он поправил галстук, пригладил волосы и, не прощаясь, вышел. Елена Васильевна проводила его взглядом и покачала головой: «Ведь сообразительный же человек, хитрый, ловкий, а так оплошал… Даже жалко его немного. Но вы…» Она не договорила, так как в приемную буквально влетели сразу двое – высокий мужчина лет сорока и худая черноволосая девушка. Было видно, что ссора между ними в полном разгаре и оба едва сдерживаются. «Нам туда» – сквозь зубы процедил мужчина, ткнув пальцем в сторону директорского кабинета. «И прямо сейчас!» – пискнула девушка. Елена Васильевна уже успела устроиться за своим столом и, ни слова ни говоря, указала на картонку с надписью «Сперва ко мне, пожалуйста». Мужчина засопел, а девушка затараторила: «Григорий Власьевич решил, наверное, что сам черт ему не брат, понаставил всем колов, представляете! Колов! Расправу учинил, видите ли! Авторитетик его пошатнули будто бы. Навуходоносор!» «Истеричка!» – рявкнул Григорий Власьевич. Елена Васильевна подняла руку: «Можно вопрос? Скажите, дорогая Юлия Карловна, а каким Навуходоносором вы обзываете Григория Власьевича, Первым или все-таки Вторым?» Иван разинул рот от удивления. Наступила тишина, которую, чуть погодя, нарушила сама Елена Васильевна: «Итак, уважаемые коллеги, сразу должна вам сказать, что отвлекать Эсфирь Эмильевну вашим ученым спором мы не станем. Во-первых, у нее назначена встреча – она кивнула в сторону Ивана и спорщики, как по команде, повернулись к нему – Во-вторых – Григорий Власьевич и Юлия Карловна снова повернулись к Елене Васильевне – ваши разногласия не касаются существенных интересов нашего заведения и должны быть немедленно разрешены в рабочем порядке. В-третьих, если каким-то чудом вы прорветесь к Эсфири Эмильевне, то вам обоим несдобровать. Вам, Григорий Власьевич попадет за то, что вы, во-первых, позволили себе недопустимую уравниловку при выставлении оценок, во-вторых, вышли за пределы своей компетенции, оценивая поступок, а не результаты освоения курсантами учебного материала, в-третьих, вы вступили в публичные пререкания и, кажется, на повышенных тонах с дамой, не считаясь даже с тем, что эта дама вам в дочери годится, что, согласитесь, не комильфо. И последнее, если позволите. Вы, Григорий Власьевич, выше Юлии Карловны по званию. Как вы вообще могли допустить – в голосе Елены Васильевны послышались металлические ноты – какие-либо пререкания?! Это, знаете ли, грубейшее нарушение…» «Спасибо, Елена Васильевна – осторожно прервал ее Григорий Власьевич – я все понял». «Вот и прекрасно – обрадовалась Елена Васильевна – А вам, Юлия Карловна…» «Аутодафе» – вздохнула Юлия Карловна. «Именно. Мне всегда нравилось, как быстро вы схватываете суть проблемы – и к Ивану – Вам пора, Иван Иванович, через тридцать секунд вас уже начнут ждать. Стучать в дверь не надо. Желаю удачи». Иван встал и пошел к двери в кабинет директора, слыша за спиной голос Елены Васильевны: «Давайте-ка, дорогие мои, кофейку выпьем, а то день как-то суетливо начался. И расскажите, что там такое случилось на третьем уров…» Кабинет оказался очень просторным и светлым. Обычный, в общем-то кабинет с длинным столом для совещаний и широким письменным столом директора, за которым сидела маленькая и довольно уже пожилая сухощавая остроносая женщина. Но первое, что бросилось Ивану в глаза, это ее прическа. Густые, пышные, какой-то ослепительно-снежной белизны седые волосы были тщательно уложены и буквально сияли. Парик, подумал Иван. Женщина встала из-за стола и сделала несколько шагов Ивану навстречу. Вот это да, карлица, изумился Иван. Приветливо улыбаясь, Эсфирь Эмильевна протянула Ивану маленькую сухонькую ладошку, неотрывно глядя ему в глаза. Позвольте, с недоумением подумал Иван, как же она могла того мужика со значком да за горло?.. Между тем Эсфирь Эмильевна пригласила Ивана присесть, указав на маленький столик у окна с придвинутыми к нему двумя широкими и низкими креслами, одно из которых было обтянуто темно-коричневой кожей, а другое красной. Столик был тоже низкий с резными ножками и с инкрустированной цветочным орнаментом столешницей. Ни кресла, ни столик никак не сочетались с казенным минимализмом всей остальной обстановки кабинета, что тоже Ивана несколько удивило. Усевшись в коричневое кресло и дождавшись, когда Иван немного освоится в непривычно низком для него красном кресле, Эсфирь Эмильевна сказала: «Очень рада, уважаемый Иван Иванович, что вы откликнулись на наше приглашение». Иван молча поклонился. «Позвольте мне ответить на ваши вопросы». Иван, еще не произнесший, кроме «здравствуйте» ни единого слова, удивленно поднял брови, а Эсфирь Эмильевна продолжила: «Нет не парик, волосы мои собственные. А мой рост – один метр, тридцать четыре сантиметра. Столик восемнадцатого века, предназначенный для курительных принадлежностей, я привезла из дома. А кресла к нему мне подарил наш с вами общий друг Зев Вольфович, что было с его стороны очень мило. Вы хотели спросить еще кое о чем, но, поверьте, это совершенно неинтересно. Теперь я бы хотела услышать действительно существенные вопросы. Итак?» Иван растерянно огляделся, собираясь с мыслями. Он заметил, что на стенах развешены большие фотопортреты и еще больше растерялся, так как никого из тех, кто был на них изображен, не узнал. Смутно знакомым ему показался только один человек в повседневной одежде православного священника, задумчиво глядящий мимо фотокамеры. «Это все бывшие наши директора – пояснила Эсфирь Эмильевна, снова угадав Ивановы мысли – Спрашивайте, Иван Иванович, не стесняйтесь». Иван вздохнул и спросил: «Простите меня, но я совершенно не понимаю, где я нахожусь. Что это значит «Александровский онтологический центр»? Это какое-то религиозно-философское общество? Или же это учебное заведение? Зев Вольфович ничего мне не объяснил, а сказал, что я сам все пойму. Что я должен понять? И что значит Александровский? О каком Александре идет речь?» Эсфирь Эмильевна кивнула: «Вы ведь наверняка знаете, что означает имя Александр. Ну да, защитник, или защитник людей, или оберегающий муж, кому как больше нравится. Так что у каждого из нас тут свой Александр». «То есть, это имя что-то вроде девиза?» «Можно и так сказать. Нас так, собственно, и называют – Александровцы». «А кого и от кого вы защищаете?» «Если кратко и метафорически, то явное от тайного и живое от мертвого». «И свет от тьмы» – попытался поддакнуть Иван. «Нет, конечно! Как вам такое вообще могло прийти в голову?» «А тайное и мертвое…» «Вот именно, старые ваши знакомые, уважаемый Иван Иванович. Мне Зев Вольфович передал ваш рассказ про Уруслана Залазаровича и подземный Кремль, так что вы в курсе дела». Иван не знал, как себя вести и что говорить, а Эсфирь Эмильевна терпеливо ждала, не сводя с него глаз. Наконец Иван спросил: «А кто-нибудь еще этот Кремль видел?» «Очень и очень немногие. Я, например, не видела. А в храмине вообще никто из нас не бывал». «А как ваш центр работает? Чем вы занимаетесь, и кто ваш учредитель или заказчик?» «Дел у нас много, а вот учредителя или заказчика нет, и мы сами решаем, чем и как нам заниматься. У нас тут довольно сложная структура, не проще, чем в министерстве обороны, например». Почему это она про министерство обороны обмолвилась, подумал Иван, вспомнив слова Елены Васильевны про разницу в званиях Григория Власьевича и Юлии Карловны, они тут что, в войну играют? «Нет, Иван Иванович, мы ни в какую войну не играем, мы ее ведем» – спокойно ответила Эсфирь Эмильевна на незаданный Иваном вопрос. Иван удивился и с некоторой иронией спросил: «И кто кого побеждает?» «Вы зря так волнуетесь, Иван Иванович, мы никого не собираемся побеждать или, упаси бог, уничтожать. Наше дело – защищать, делая тайное явным. Это довольно трудное и даже порой опасное дело, так что ваша ирония неуместна – Эсфирь Эмильевна сделала небольшую паузу – Так как иногда мы несем потери». Иван смутился. «Извиняться не стоит – без малейшей тени раздражения произнесла Эсфирь Эмильевна – это ведь хорошо, что даже такие чуткие люди, как вы, Иван Иванович, об этой войне не догадываются и спокойно живут, спокойно делают свое дело. Но, повторяю, порой мы несем потери». «И я?..» «Вот именно, вы могли бы нам помочь». «Я должен кого-то заменить?» «Нет, заменить вы никого не должны, да это и невозможно, так как каждый наш сотрудник незаменим. Но если вы примете наше предложение, то получите возможность занять место в одном из наших подразделений и будете самостоятельно принимать решения, как и что нужно делать». Иван кивнул и вопросительно посмотрел на Эсфирь Эмильевну. «Итак – начала она – у нас есть отдел исторических исследований и научного прогнозирования, естественноисторический отдел с прекрасно оборудованными лабораториями, историко-архивный отдел, финансово-экономический отдел, оперативно-тактический отдел, отдел философии, литературы и искусствознания, кадетский корпус, художественная галерея и, наконец, амбулатория и стационар». Интересно, а чего у них нет, подумал Иван. «У нас нет карцера, пыточных камер, гильотины и крематория» – в своей привычной манере ответила Эсфирь Эмильевна на незаданный вслух вопрос. Иван задумался, а потом поинтересовался, где он мог бы быть полезен сейчас. Эсфирь Эмильевна кивнула: «Спасибо, что спросили, Иван Иванович. Дело в том, что наши сотрудники вправе по своему желанию переходить из одного подразделения в другое, так что, немного осмотревшись, вы примете самостоятельное решение, где вам будет интереснее работать, а пока я предложила бы вам заняться полевой работой в нашей художественной галерее». «Какая может быть полевая работа в галерее? – удивился Иван – Да и в искусстве я не разбираюсь». «Реальность изменчива, и, чтобы не утратить актуальности, наша галерея нуждается в постоянном пополнении – пояснила Эсфирь Эмильевна – Так что кто-то должен заниматься поиском новых артефактов. Ознакомившись с нашей коллекцией, вы поймете, что для ее пополнения требуется отнюдь не искусствовед, поверьте. Этот поиск я и называю, не совсем, может быть удачно, работой в поле. Что скажете?» «Скажу, что я заинтригован – улыбнулся Иван – Вы говорили о том, что работа у вас может быть опасна, но я не понимаю, какая опасность меня подстерегает во время поиска сокровищ, местонахождение и ценность которых я даже не смогу определить?» «Вам это кажется забавным? – суховато проговорила Эсфирь Эмильевна – Вы, вероятно, думаете, что вам предстоит разгуливать по вернисажам с фуршетами или скучать на аукционах? Так вот, ничего этого не будет. Будет то очень жарко, то очень холодно, то очень грязно. Охраной вас обеспечат только тогда, когда заранее будет известно, что вам может грозить опасность. Но по большей части вы будете совершенно один – она помолчала и добавила, неожиданно улыбнувшись – Но при всем этом вам будет очень и очень интересно, не сомневайтесь». «Но мне ведь объяснят, что я должен искать?» – растерянно проговорил Иван. Эсфирь Эмильевна отрицательно покачала головой: «Вы посмотрите нашу коллекцию, поговорите с хранителями, а потом будете действовать по принципу пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Буквально. Что скажете?» Иван задумался. Что-то в словах Эсфири Эмильевны задело его за живое. Она меня зачем-то пугает, размышлял Иван, но одновременно и уговаривает. Довольно необычный рекрутинг, надо признать. Но что-то в этом есть… А, была не была! Будет скучно, так повернусь и уйду. Подняв глаза, он встретился взглядом с Эсфирью Эмильевной и Ивану показалось, что она читает его мысли. Таких начальников он еще не встречал и это ему почему-то понравилось. «Я попробую» – решительно сказал Иван. «Прекрасно! – Эсфирь Эмильевна встала и протянула Ивану свою маленькую руку – Елена Васильевна вас проинструктирует и оформит необходимые документы. Всего хорошего». Иван тоже поднялся, ответил на рукопожатие, повернулся к двери и, сделав было шаг, остановился в изумлении. Справа от закрытой двери кабинета на продолговатом красном ковре в позе сфинкса лежал невероятных, прямо-таки чудовищных размеров ротвейлер и глядел на Ивана маленькими, налитыми кровью глазами. «Не беспокойтесь, Иван Иванович – услышал он голос Эсфири Эмильевны – Бэлла слышала нашу беседу, так что вам ничего не угрожает, идите спокойно». Но проницательная Эсфирь Эмильевна на этот раз ошибалась, так как Иван нисколько не беспокоился, а лишь пытался представить, какова эта великолепная Бэлла в прыжке.

25.

Выйдя за дверь, Иванушка оказался в промозглых сумерках. Под его ногами прогибался хлипкий дощатый настил из небрежно сколоченных разнокалиберных досок. Иванушка оглянулся, но позади него была все та же промозглая муть. Ладно, решил Иванушка, раз сказано идти, так надо идти, и двинулся вперед. Мостки, по которым он шел, были проложены над какой-то неглубокой водой вроде гигантской лужи и доски под тяжелыми Иванушкиными шагами прогибались, утопая в воде. Впереди виднелась низкая постройка, в окнах которой маячил тусклый свет, и Иванушка пошел на этот свет. Вскоре мостки кончились, и он ступил на твердую землю. Прямо перед ним был большой приземистый дом, что-то вроде амбара или коровника, с узкими горизонтальными окнами и широкими дверями. Внутри горел свет и, подойдя поближе, Иванушка услышал гул голосов. Он приотворил дверь и увидел, что внутри полно народу. На поставленных во много рядов лавках тесно сидели люди. Возле дальней от дверей стены было небольшое возвышение типа маленькой сцены, на котором стоял длинный стол, покрытый красной скатертью. За столом сидело пятеро человек, а перед столом стоял молодой долговязый парень и громко что-то говорил, обращаясь к собравшимся. Иванушка пристроился на краю ближайшей лавки и стал слушать. «Поэтому – говорил долговязый – от нас с вами, товарищи, требуется максимальная бдительность. Каждый из нас должен зорко оглядываться по сторонам, примечая каждого незнакомого или просто болтающегося якобы без дела человека. Это может быть враг, товарищи! Мы все тут друг друга знаем и наш завод для нас родной дом. Но наша продукция имеет огромное военное значение, а потому наши враги кровно заинтересованы в том, чтобы как-нибудь помешать нашей работе. Вот возьмем недавнюю аварию и спросим себя, кому она была выгодна? А? И это не важно, что нашлись какие-то объяснения случившемуся. Объяснения всегда можно найти, вы же понимаете. Но вопрос в другом, вопрос в том, кому эта авария была на руку? Вот я вам зачитывал телеграмму. В чем ее суть? Что мы должны прочитать там между строк? А то, товарищи, что на заводе орудует враг! Нам советуют уделить больше внимания технике безопасности. Вдумайтесь, товарищи, в эти слова. Чувствуете ту тревогу, которая в них сквозит? А теперь представьте, как вездесущ и опасен наш враг, если товарищи из наркомата вынуждены шифровать свои депеши! Ясно же, что техника тут ни при чем, а суть как раз в безопасности. Но нам с вами, товарищи, нам, рабочим, нам в наркомате доверяют, товарищи! – долговязый уже почти кричал – Мы, именно мы должны разглядеть в своих рядах врага! Разглядеть и пальцем указать на него нашим органам. Прямо сказать: вот он, вот чужой, займитесь им как следует. Правильно я говорю, товарищи?» Присутствующие зашевелились, задвигались, несколько человек закурили и в воздухе повис сизый кисловатый дымок. Некурящий Иванушка вдруг громко чихнул. На него обернулись и те, кто сидел к нему поближе, отодвинулись. Долговязый моментально среагировал на это движение. Он соскочил со сцены и бросился к одиноко сидящему Иванушке. «Ты кто такой?» – азартно спросил долговязый. «Я Иванушка» – улыбнулся Иванушка и встал. «У него топор!» – крикнул кто-то. «Топор? – обрадовался долговязый – А не тот ли это топор, которым рубанули по проводу, когда пресс заклинило?» Иванушка растерянно огляделся. Вот те раз, подумал он, они все меня боятся и все злые какие-то. «Держите его!» – крикнул долговязый юноша и кинулся куда-то вбок. Иванушку схватили за руки. Это было неприятно, и он резко двинул плечами. Те, кто его держал, отлетели в сторону, но другие набросились на Иванушку, стараясь свалить его с ног. Миролюбивый Иванушка вертелся на месте, стряхивая нападавших и, ничего не понимая, твердил: «Ну вы чего?» А потом его кто-то сильно ударил по голове, и он потерял сознание. Очнулся Иванушка в небольшой комнате с зарешеченными окнами. Он сидел на табурете связанный по рукам и ногам, а перед ним был стол, за которым сидел улыбающийся молодой человек в военной вроде бы форме, но почему-то без погон. «Жив?» – приветливо спросил человек в форме без погон. Иванушка замотал головой и заерзал на табуретке, собираясь встать. «Сидеть, сука!» – крикнул человек в непонятной форме. Иванушка перестал ерзать и удивленно на него посмотрел. Сидевшему за столом было лет двадцать пять. У него было приятное округлое лицо с зачесанными назад густыми русыми волосами и Иванушке он сразу понравился, хотя было непонятно зачем приятный на вид парень обозвал его сукой. «Колись, паскуда – все так же приветливо произнес симпатичный парень в странной форме – на чью разведку работаешь, кто твои подельники, кто у вас главный ну и еще что-нибудь занятное из вашей шпионской жизни». Иванушка улыбнулся: «Да вы чего, играете что ли? Я же Иванушка, спросите, кого хотите, все меня знают. Я грузчиком работаю». Симпатичный парень за столом вздохнул и снял трубку телефона, стоящего на его столе… Потом связанного Иванушку столкнули с табуретки на пол и долго били ногами, обутыми в сапоги. Когда Мванушка терял сознание, его обливали водой из ведра, а потом снова били. В конце концов, симпатичный парень скомандовал: «Хорош. Посадите его». Иванушку водрузили на табуретку. «Свободны – сказал симпатичный парень и ласково поглядел на Иванушку – Ну что, добрый молодец, расскажешь что-нибудь интересное?» Иванушка попытался разлепить разбитые и распухшие губы, но вместо слов у него изо рта вылез пузырь кровавой слюны. В это время кто-то вошел в комнату. Молодой человек вскочил на ноги и встал по стойке «смирно». Иванушка почти ничего не видел, так как его лицо было, как один большой синяк. Тело болело невыносимо, и он чувствовал, что вот-вот снова потеряет сознание. Вошедший, между тем, уселся на место симпатичного парня и стал читать то, что тот написал пока продолжалось избиение Иванушки. «И это все?» – недовольным голосом проговорил вошедший, которого Иванушка никак не мог разглядеть заплывшими от синяков глазами. «Так точно, товарищ старший майор» – тихо сказал симпатичный парень. «А почему ноги связаны? Он что, брыкался?» «Никак нет. Но уж больно здоровый, я и подумал…» «Чего ты подумал?! – вдруг заорал вошедший – Ты какого хрена тут два часа возился? Забавлялся?» Симпатичный парень молчал. «Что ты ему предъявляешь? Что он на собрании с кем-то подрался? Где дело, Соловьев? Сам на его место захотел?» «Так он без документов, товарищ стар…» – начал оправдываться симпатичный парень. «Ты мне шпионов должен ловить, а не хулиганов калечить! Мне нужны не умственно отсталые грузчики, а настоящие фигуры, да еще чтобы со связями!» «Так он же подозрительный…» «Да таких подозрительных у меня тут целый город!» «Ну он вроде сопротивлялся…» «Кому он сопротивлялся? Нашим?» «Н-нет, там кому-то из заводских… И топорик у него был…» «Вот что, Соловьев, ты мне из этого топорика дела не сошьешь. Это ж надо, шпион с топориком! Да над нами потешаться будут, если узнают, понимаешь?» «Понимаю…» – еле слышно проговорил симпатичный парень. «Значит так, этого болвана в камеру. Сдохнет – закопаем, а если оклемается, то подошьем куда-нибудь. А ты, Соловьев…» Но Иванушка больше уже ничего не услышал, так как потерял сознание и грузно рухнул на пол. В камере Иванушке стало совсем плохо, он бредил и бился в судорогах, а изо рта у него пошла кровавая пена. Надзиратели переполошились, так как опасались, что смерть подозреваемого в тюремной камере может быть кем-нибудь расценена, как саботаж и препятствие следствию. Поэтому Иванушку перетащили в санчасть, где ему и предстояло испустить дух. Врач, проводивший первичный осмотр, был очень рассержен тем, что ему подсунули покойника, так как Иванушка не подавал никаких признаков жизни. Негодуя, врач уже готов был распорядиться, чтобы Иванушку отнесли в морг, но тот вдруг хрипло застонал и зашарил вокруг себя руками. Удивленный врач велел Иванушку помыть, но в больничное не переодевать, отложив пока его подробный осмотр, так как предположил, что у того, возможно, агония и тратить на него время пока не стоит. Санитарка и нянечка, мывшие Иванушку, пришли в ужас при виде его голого тела, на котором не было живого места. «Что ж за зверство такое!» – вырвалось у молоденькой санитарки, но нянечка быстро приложила палец к губам и опасливо оглянулась. Помытого Иванушку голым кое-как перевалили на койку, а санитарка, ни у кого не спросясь, сделала ему укол морфина. Иванушка забылся и пролежал, почти не шевелясь, целые сутки. На самом деле ему очень повезло, что его посчитали безнадежным и перевели в больницу, так как уже на следующий день всех заключенных из той камеры, в которой он умирал, вывели по одному в тюремный подвал и расстреляли. А про Иванушку, которого не успели толком оформить и завести на него какое-нибудь дело, забыли. И это было настоящее чудо.

26.

Из указания «пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что» больше всего Ивана озадачивал первый пункт. Как это идти, не зная куда? Поразмыслив, Иван решил, что это или что-то недавно разрушенное, или что-то еще недоделанное. Оставались, конечно, всевозможные таинственные недра, типа пещер, горных провалов, а также запутанных многоуровневых городских подземелий, о глубине и протяженности которых никто толком ничего не знал, тем более, что существовали вполне резонные официальные запреты на их исследование. Поскольку Ивана интересовали исключительно артефакты, он рассудил, что если лезть за ними под землю, то делать это надо именно в городе. Но городское диггерство было вне закона, а потому сами диггеры составляли что-то вроде тайного общества, проникнуть в которое было совсем непросто. Поэтому Иван решил пока ограничиться поисками на поверхности, не поленившись, однако, раздобыть и тщательно проштудировать книги Игнатия Стеллецкого, легендарного зачинателя диггерского движения в России, напоминавшие увлекательный приключенческий роман, из которого вырвали последнюю главу. Эсфирь Эмильевна была вполне искренна, когда обещала Ивану грязь, жару и холод, которые он попеременно переносил во время своих блужданий по всевозможным «заброшенкам», полуразрушенным и практически потерявшим свой первоначальный вид заводам и руинам всевозможных зданий, включая и те, что разрушались тяжелой техникой прямо на его глазах. Как раз во время такого сноса, Иван и добыл свой первый трофей, безоговорочно принятый в галерею Александровского центра на постоянное хранение. Наблюдая из-за ограждения за тем, как экскаватор крушит своим ковшом остатки стены старого дома, Иван увидел, что из образовавшейся трещины вывалился небольшой продолговатый ящик. Опрокинув переносное заграждение с надписью «Опасная зона. Проход запрещен», Иван кинулся к ящику, скрывшемуся в облаке густой кирпичной пыли. Это же облако скрыло и самого Ивана, который сперва едва не погиб от очередного взмаха ковша экскаватора, а потом, никем не замеченный, сжимая ящик в руках, снова вернулся на исходную позицию. В ближайшем скверике он кое-как отряхнулся и принялся разглядывать находку. Так, думал Иван, пошел я не то, чтобы вовсе не зная куда, а лишь отчасти, но вот нашел уж точно, не знаю что. Железный ящик был заперт, и Иван даже не пытался его открыть, так как маленькая замочная скважина была наглухо забита какой-то трухой. Зажав ящик подмышкой, он прямо отправился к Александровцам. Главным хранителем того, что называлось художественной галереей Александровского центра, был Юрий Андреевич Андреев, уже очень пожилой, видимо, человек, но бодрый, подтянутый и необыкновенно активный. Когда Иван со своим ящиком ввалился в его кабинет, Юрий Андреевич сидел за столом, рассматривая в непомерной величины лупу какой-то ветхий документ, лежащий перед ним на столе. Подняв на Ивана глаза и увидев в его руках ящик, он мигом вскочил, бросился к стоящему у самого окна широкому пустому столу, выхватил откуда-то большую, как простыня, белую тряпку, застелил ею стол и сказал: «Поставьте это сюда и будьте очень осторожны». Иван повиновался, а Юрий Андреевич, натягивая белые перчатки, весело спросил: «Откуда дровишки?» И Иван, как всегда, удивился безвкусной привычке Юрия Андреевича, этого всезнающего интеллектуала и полиглота, то и дело вставлять в свою речь избитые до оскомины цитаты. Он обстоятельно отчитался, как это и полагалось по протоколу, о всех обстоятельствах, сопутствующих находке. «Ага – произнес Юрий Андреевич – Значит так, там в шкафчике щетка, расческа и губочка. Приводите себя в порядок, а мы тут немного осмотримся. Да, и не сочтите за труд пригласить ко мне Альбину Степановну и Руфину Ароновну. Они где-то в залах». Когда, кое-как отчистившись и умывшись, Иван вернулся в кабинет, то как раз поспел к моменту открытия ящика, содержимое которого оказалось совершенно невероятным. В вызолоченном изнутри ящике находилсь черная маска, изображающая улыбающееся женское лицо. Минуту все оставались неподвижными, а потом Юрий Андреевич извлек маску. Положив ее на белую скатерть, он стал обмахивать ее плоской и широкой колонковой кисточкой. Помахав какое-то время, он вооружился своей лупой и принялся разглядывать маску. Полная Альбина Степановна и тощая, как жердь Руфина Ароновна, заложив руки за спину, молча наблюдали за манипуляциями Юрия Андреевича. Неожиданно Альбина Степановна куда-то отошла, но тут же вернулась, протянув Юрию Андреевичу влажный ватный тампон, пахнущий нашатырем. Не поднимая головы и переложив лупу в левую руку, Юрий Андреевич правой рукой принял тампон и решительно провел по лбу маски. Тускло блеснул белый металл. «Серебро» – хором произнесли все трое. А Иван, как завороженный, смотрел на все еще черную улыбающуюся маску. Этого не может быть, думал он, откуда это могло взяться в стене погибшего дома? Он узнал это лицо, еще как узнал. Узнал и эту обворожительную улыбку. Но как, каким чудом она оказалась здесь? Иван почувствовал слабость в ногах и сел на стул. «Давайте-ка ее сюда – сказала Альбина Степановна, тоже надевая перчатки – Я ей немедленно займусь». Осторожно взяв маску, она вышла в соседнюю дверь, ведшую в реставрационные мастерские. Юрий Андреевич кивнул и распрямился. «Сейчас мы будем пить чай!» – вдруг провозгласил он и Руфина Ароновна отошла к столику в углу, предназначенному для чаепитий. Тут Юрий Андреевич обратил внимание на Ивана: «Что с вами, Иван Иванович?!» Иван сидел бледный и явно был в полуобморочном состоянии. «Руфина Ароновна, воды! И нашатыря! Э, э, вы только не падайте» – и Юрий Андреевич подхватил Ивана, который и впрямь начал сползать со стула. Через несколько минут Иван слегка оправился и теперь жадно пил крепкий сладкий чай с лимоном, а Юрий Андреевич и Руфина Ароновна тихо о чем-то переговаривались, чтобы не смущать ослабевшего Ивана. Увидев, что, покончив со второй чашкой чая, тот полностью взял себя в руки, Юрий Андреевич сказал: «Я полагаю, Иван Иванович, что вы могли бы нам кое-что порассказать. И что-то мне подсказывает, что рассказ ваш будет довольно продолжительным, но вы не упускайте ни малейшей детали, так как любая из них может помочь в том расследовании, которое нам придется немедленно начать. Но давайте дождемся Альбины Степановны, хорошо?» Иван кивнул и когда Альбина Степановна положила на покрытый белой материей стол изумительной красоты серебряную маску, в полной тишине пересказал все, что с ним приключилось в маленьком старинном городке на берегу великой реки.

27.

Лежа на больничной койке, Иванушка медленно приходил в себя. Через четыре дня он уже мог вполне внятно говорить, а на пятый с трудом встал с постели, чтобы наконец-то самостоятельно сходить в уборную. Врач тюремной больницы осматривал его каждый день, но никаких назначений не делал, а только кряхтел и присвистывал. Иванушка даже не знал, как врача зовут, так как все его называли просто «доктор». Медицинскую помощь Иванушка получал только от санитарки Леночки, исподтишка коловшей ему болеутоляющие, чтобы он мог заснуть. Наконец, настал день, когда «доктор» подсел к Иванушкиной койке и задал ему несколько вопросов. Не умеющий врать Иванушка честно ему на все вопросы ответил, рассказав и о том, как отказался без Маруси идти в рай. Это последнее сообщение, как показалось Иванушке, очень «доктора» заинтересовало и даже как будто обрадовало. Расспросы свои он немедленно прекратил, а еще через день в палату вошел энергичный лысоватый толстяк с седой эспаньолкой. Он сразу же подсел к Иванушке с теми же вопросами, что и «доктор». Выслушав ответы, он внимательно на Иванушку посмотрел и поинтересовался более отдаленными по времени подробностями Иванушкиной биографии. Ответы Иванушки очень ему понравились, особенно его порадовала история взаимоотношений Иванушки с Сомом Ивановичем, а также повесть об обнаружении драгоценного перстня в брюхе огромного окуня. Вошедшему в это время в палату «доктору» он радостно объявил, что случай очень интересный и он готов им заняться всерьез. «А как у нашего преступника с документами?» – поинтересовался он у «доктора». Тот махнул рукой: «Да никак! Нет никаких документов, а взяли его за драку на открытом партийном собрании». «За хулиганство и сюда?» – удивился толстяк. Но «доктор» только хмуро на него посмотрел и ничего не ответил. «Галлюциноз, по-моему, очевидный. А также диссоциативная фуга, да еще и идиотия в придачу. Прямо букет, любо-дорого – заявил толстяк – Но есть кое-какие нюансики, которые любопытно было бы понаблюдать, а, коллега? Ну а если это всего лишь контузия, то мы его вам вернем в целости и сохранности, не сомневайтесь». «Да на черта он мне нужен – грубо среагировал «доктор» – он вообще никто, так что хоть опыты на нем делайте». «Я не никто, я Иванушка – встрял Иванушка в разговор – мне домой надо, к Марусе. Я ее поймал на лету и теперь она моя жена». Забывшие о нем медики переглянулись. «Ты, Иванушка, не волнуйся – отечески заулыбался толстяк – Мы тебя еще немножечко подлечим, да и отпустим. И пряников еще дадим в дорогу! Только ты не буянь, ладно?» «Я не буяню – кивнул Иванушка – я люблю, когда мирно». «Вот и прекрасно! – потер толстяк руки – Оформляем?» «Доктор» кивнул, бросил Иванушке: «Одевайся!», и они вышли из палаты (Иванушкину окровавленную одежду сердобольная нянечка еще в самый первый день выстирала, кое-где подлатала и даже положила в карманы штанов набранные им орехи). Но пряников от толстяка с эспаньолкой Иванушка так и не дождался. Как только он прибыл в лечебницу к Виктору Елизаровичу, как звали веселого толстяка, его немедленно, даже не переодев, уложили на жесткую железную койку и прикрутили к ней ремнями. «Вы чего?» – спросил удивленный Иванушка. Но никто ему не ответил, а Виктор Елизарович быстро и очень ловко сделал Иванушке укол. Через несколько секунд Иванушке стало очень жарко, а потом показалось, что его со страшной силой ударили всем телом об стену. Он застонал, забился, ломая койку и едва не порвав ремни, которыми был к ней привязан. Но ничего сломать или порвать не успел. Голова у Иванушки закружилась, свет померк, и он полетел в какую-то бездну. Но вверх он летел или вниз, этого Иванушка не понял.

28.

Ивана немало удивило то, что его рассказ о Матери Сырой Земле и подземном Кремле произвел на сотрудников галереи гораздо большее впечатление, чем можно было ожидать. Расследованием происхождения серебряной маски занималась Руфина Ароновна, но она почему-то секретничала, ни в какие детали своих поисков Ивана не посвящая. Что за дела, сердился Иван, я тут что, посторонний? За шахматами он поделился своей досадой с Зевом Вольфовичем. Тот сразу же остановил шахматные часы, давая понять, что эта тема очень его интересует, и он только ждал повода, чтобы все обсудить.

– Если посмотреть на все это со стороны – начал разговор Грау – то мне самым странным кажется тот факт, что именно в ваши руки попал этот ящик с маской.

– Вы думаете, что мне передают привет? – улыбнулся Иван.

Но Зев Вольфович был совершенно серьезен:

– Не знаю, но совпадение странное, согласитесь. Ведь вы единственный, кто мог бы лицо на маске опознать, что, собственно, и случилось. И, судя по всему, так думаю не я один, раз Александровцы взялись за расследование.

– А по-моему, это обычная музейная рутина – вяло пожал плечами Иван – В коллекцию поступил интересный экспонат, вот они и пытаются его атрибутировать. Что же в этом странного? Я что-то не припомню случая, когда археологический артефакт рассматривался в связи с тем человеком, который его обнаружил – он обвел взглядом стеллажи со своими книгами по истории и археологии – Кто только не находил разные поразительные вещи! Тут и ученые, и военные, и крестьяне, и даже дети.

– Значит, это случилось впервые – упрямо повторил Грау – И это, по-моему, не просто странно, но прямо-таки поразительно.

Ивана серьезность Зева Вольфовича озадачила и даже несколько обеспокоила, хотя причину своего беспокойства он не смог бы определить.

– Давайте порассуждаем, Иван Иванович – продолжил Зев Вольфович – кому и зачем потребовалось прятать в капитальную стену дома эти предметы? Что мы вообще знаем про этот дом? Практически ничего, хотя Руфина Ароновна наверняка до чего-нибудь уже докопалась.

– И почему-то помалкивает – сердито вставил Иван.

– Это у нее профессиональное – хмыкнул Грау – она ведь из… – и он похлопал себя ладонью по плечу.

– То есть?

– ФСК, подполковник. В отставке, конечно.

– Контрразведка? – изумился Иван – Ничего себе.

– А что вас удивляет? – спокойно отозвался Зев Вольфович – Ведь Александровский центр занимается решением задач, которые не входят в компетенцию ни одной из официальных структур, а потому вынужден привлекать к своей работе специалистов самого разного профиля.

– А вы…