– Нет – усмехнулся Грау – хотя с Эсфирью мы дружим еще со школьных времен и иногда она обращается ко мне за консультацией. Мы с ней, знаете ли, на одной волне – и Грау снова улыбнулся.
– А о маске вы с ней уже говорили?
– Да, представьте. Она прислала мне фото и попросила уточнить иконографию. При том, что у нее целый отдел занимается подобными вопросами! Но, как она выразилась, «целый отдел хорошо, а одна светлая голова лучше» – сказал Зев Вольфович с явным удовольствием.
– И что? – нетерпеливо спросил Иван.
– Рано пока говорить – уклончиво ответил Грау – но я надеюсь, что в ближайшие пару дней кое-что прояснится.
– Ну вот, и вы туда же! – с сердцем сказал Иван – Все вокруг секретничают…
– Ну что вы, Иван Иванович – всплеснул руками Зев Вольфович – я и не думал секретничать. Как раз напротив, я вам же первому сообщу, если мне удастся что-нибудь выяснить. Но в моем (он сделал акцент на последнем слове) мире никто никогда не торопится. Коллекционеры народ пуганый и недоверчивый, знаете ли. Так что давайте наберемся терпения и немного подождем.
Он полез в свой портфель и достал бутылку коньяка:
– Вы не против?
Иван кивнул и пошел на кухню за рюмками. Шахматы убирать не стали, продолжив партию, но уже без часов.
– Меня не покидает ощущение какой-то литературности всей этой истории – сказал Иван, сделав ход конем.
– Ну еще бы! – отозвался Грау, отступив ладьей – Я прямо-таки слышу, как скребет своими лапками «Золотой жук». Все в точности, как у По. Только вместо жука у нас маска, вместо пергамента с шифром вызолоченный ковчег, а вместо Сэлливанова острова руины неизвестно пока чьей усадьбы. И от всего этого веет тайной.
– Согласен – кивнул Иван, выдвинув пешку.
Зев Вольфович задумался, чуть приподняв брови, и сделал рокировку.
– Вот вы, Зев Вольфович, упомянули «Золотого жука» – сказал Иван, спаривая ладей – и думаю, что неспроста, так?
Грау улыбнулся и налил еще по рюмке. Выпили.
– Да, я люблю этот рассказ. У меня есть один знакомый художник, который придумал проиллюстрировать «Жука» квазирисунками Леграна. Там ведь упомянуто, что Легран хорошо рисует, так вот этот чудак нарисовал всю историю так, как это мог бы сделать сам Легран – Зев Вольфович двинул королевскую пешку на одну клетку.
– Остроумно, по-моему. И что у него получилось?
– Занятно получилось и если бы у меня были свободные деньги, то я бы такую книжку издал.
Иван пошел слоном и Грау тотчас ответил, двинув фланговую пешку. Иван налил еще по рюмке. Выпили.
– Странно, что ковчег не дал никаких подсказок – сказал Грау.
– Но это может быть компенсировано сведениями о самом доме – отозвался Иван, выдвигая слона – И его владельце.
– Безусловно – кивнул Зев Вольфович, побив Иванова слона своим.
– Интересно все-таки, что удалось выяснить Руфине Ароновне – ответил Иван, беря слона конем.
– Да, это интересно. Но даже из того, что мы знаем можно слепить несколько версий – зев Вольфович потянулся к бутылке, но Иван его опередил и сам разлил по рюмкам – Благодарю. Так вот, версия первая и наименее привлекательная: случайное совпадение.
Они выпили.
– А меня бы это вполне устроило – Иван, решительно двинув вперед ладью.
– Я вас понимаю – Грау покивал и продвинул фланговую пешку на две клетки – но я как-то не верю в такого рода случайности. Я, знаете ли, в значительной мере фаталист, верю в силу судьбы.
– Да-а, судьба… – протянул Иван и передвинул коня на свой левый фланг, обозначив намерение немедленно атаковать – Но мне бы хотелось оставаться со своей судьбой наедине, а не следовать каким-то темным подсказкам. Вы вот говорили, что у вас еще есть версии…
– Разумеется – Грау двинул еще одну пешку своего левого фланга, как бы не замечая угрозы Ивановой атаки на правом – Вторая версия чисто бытовая: клад. Гражданская война, неразбериха, террор и, как следствие, гибель владельца дома, который припрятал это все до каких-нибудь лучших времен. Происхождение маски нам неизвестно, но ее художественная, а вместе с тем и материальная ценность неоспорима. Не стоит также исключать, что она часть какого-то оккультного или ритуального радения. Как у Конан-Дойля, помните?
– «Обряд дома Месгрейвов», конечно помню.
– Ну вот, здесь может быть что-то похожее. Одним словом, клад, самый обыкновенный клад. И все.
Иван с сомнением покачал головой:
– Странный какой-то клад. Ящик-то был полупустой. Если бы там были драгоценности или документы, или еще хоть что-нибудь, что богатый беглец хотел спрятать, боясь таскать это все с собой, то вопросов бы и не было. Точно так же не возникало бы каких-нибудь сомнений в оккультном значении маски, будь ящик поменьше. Для реликвий ведь делают специальные футляры, точно по размеру святыни. Нет, тут что-то другое – Иван начал атаку, пробив слоном королевскую пешку.
Грау усмехнулся, согласно кивнул, слона брать не стал, лишь отодвинул короля и сказал:
– Но есть еще и третья версия. Вы не против? – он снова потянулся к коньяку и налил рюмки, полностью опорожнив бутылку – Так вот, если идти за фантазией Эдгара По, то…
Они выпили и Иван выдвинул коня, готовясь шаховать.
– …нам следует обследовать остров, усадьбу, то есть. Покопаться там как следует. Жук, то есть маска, у нас уже имеется, так что осталось найти сундуки с золотом и человеческие кости.
Оба они уже порядочно захмелели и Ивану слова Зева Вольфовича не показались полным бредом.
– Да – сказал он – это было бы логично. Но меня очень интригует полупустой ковчег. Чего в нем, по-вашему, не хватает?
– Смысла. Это бессмыслица. Но поскольку этот ящик упал именно в ваши руки, то вам и придется придумать, чем его нужно наполнить. Шах.
Иван уставился на доску, пытаясь сообразить, как это он мог проглядеть притаившегося коня и маячивших за его спиной слона и злорадно ухмыляющегося неприятельского ферзя.
29.
Иванушка сидел на холме и с удивлением смотрел на небо, по которому вместо облаков плыли огромные батоны хлеба, а воздух был наполнен ароматом свежеиспеченной сдобы. Под холмом протекала широкая и совершенно белая река. Иванушка спустился к реке и зачерпнул рукой воду. Но никакая это была не вода, а самое настоящее теплое и душистое парное молоко. Ну и чудеса, удивлялся Иванушка, куда же это я попал? Неужели в рай? Но тогда выходит, что я все-таки умер, расстроился он и вздохнул. Солнца Иванушка не увидел и небо светилось как бы само по себе, тихо и ровно. Усталый Иванушка растянулся на берегу молочной реки, стал смотреть на медленно плывущие над ним буханки белого хлеба и задремал. Проснулся он не то от холода, не то от вони. Небо над ним было темно-серым, река стала грязно-желтой и от нее валил зловонный пар. Иванушка не сразу сообразил, откуда исходит свет. Оказалось, что светится сама земля, ставшая вдруг твердой и полупрозрачной, как янтарь. Свет был странный, мутноватый и все время менял оттенки, от густого желтого, до кирпично-красного и темно-медового. И было холодно, очень холодно. Иванушка встал и огляделся по сторонам. Холм куда-то исчез, светящаяся изнутри и твердая, как камень земля была почти ровной с небольшими возвышениями, напоминающими слегка тревожимое ветром море. Вдали Иванушка разглядел что-то похожее на город, хотя это могла быть и невысокая горная гряда. Иванушка пошел в ту сторону и вскоре понял, что это все-таки город. Большой красивый город. Даже какой-то неестественно красивый. Как на картинке из книжки «Сказка о царе Салтане», которую ему читала Василиса Прокофьевна, когда Иванушка был еще совсем маленьким.
30.
Иван вышел из автобуса и углубился в микрорайон, сплошь застроенный панельными пятиэтажками, образующими неуютные и неопрятные дворы с жестяными гаражами, детскими площадками и мусорными контейнерами. Весь этот неуют в летнее время прятался под кронами разросшихся тополей, ясеней, лип и кленов, но сейчас, в конце ноября, их намокшие черные ветвистые стволы вместе с беспорядочно разбросанными тут и там неухоженными кустами нагоняли на Ивана тоску. Накануне выпал снег, но не лег, а растаял, от чего на земле было грязно, а на тротуарах и в проездах сплошь были лужи. Путь Ивана лежал к месту недавней катастрофы, когда совершенно вроде бы неожиданно обрушился, буквально сложился, как карточный домик, целый подъезд одной из пятиэтажек. По какой-то счастливой случайности жертв не было, хотя паника случилась нешуточная. Никто толком не мог объяснить причину катастрофы. Говорили то о взрыве бытового газа, то о теракте, а где-то даже промелькнуло сообщение о взрыве склада боеприпасов какой-то ОПГ, располагавшегося не то в подвале, не то в одной из квартир этого подъезда. Сообщалось также о том, что все жители дома эвакуированы. Однако, в одном из репортажей корреспондент обмолвился, что эвакуированы не все, что кто-то из жильцов отказался покинуть свою квартиру и власти решают этот вопрос, ведя с упрямцами переговоры. Подойдя к покалеченному взрывом дому, Иван увидел, что вокруг него происходит беспорядочная нервная суета. Все проезды были заставлены грузовыми машинами, всюду сновали люди, вытаскивая из дома и запихивая в кузова свои пожитки. И почему старинное и вполне нейтральное слово «пожитки», означавшее всего лишь мелкий домашний скарб, сегодня неизбежно ассоциируется с бедностью, думал Иван, ведь никому же не придет в голову назвать «пожитками» имущество какого-нибудь богача, верно? А здесь, возле покореженной панельной пятиэтажки, иначе, как пожитками вещи, которые выносили на сырую ноябрьскую улицу растерянные, напуганные и раздраженные жильцы, и не назовешь. Вокруг было довольно много полицейских и сотрудников МЧС. Они в основном бродили без дела, лишь изредка вмешиваясь в мелкие стычки за место у парковки или помогая поскорее вытащить из подъезда какую-нибудь тяжесть вроде старого буфета или пианино. Иван подошел к курившему поодаль старшему лейтенанту полиции, почему-то сразу признав в нем участкового. «Скажите, товарищ старший лейтенант, а всех отсюда выселяют?» Участковый вздохнул: «Выселяют-то всех, да выселяются не все». «Как это, не все? – удивился Иван – Жить-то тут небось нельзя уже». «Вот именно, что нельзя! Воду отключили, тепла нет, электричества нет, газа и подавно нет. Как тут жить-то? Мы ж не в Африке, тут и околеть недолго от холода. Но этот дед уперся, понимаешь, как баран – участковый выругался – Силой что ль его тащить? А вдруг опять посыплется, так ему… – он снова выругался – а мне башку открутят». «А что за дед-то такой? – продолжал приставать Иван – Где он живет?» «Да в соседнем подъезде от того, что обвалился, на пятом этаже. Вон он в окно смотрит, зараза!» – и участковый указал пальцем на окно, в котором маячила человеческая фигура. «А вы его знаете?» «Да я всех тут знаю. А этот дед художник, книжки оформляет. Тихий дедок, мирный, хотя и попивает. Я его где-то раза два-три в неделю вижу, как он из магазина с бутылочкой чешет. А жена у него молодая, красивая такая баба, но с головой у нее не в порядке. Из психушки почти что и не вылезает. Она и сейчас там. Ох и почудила она в последний свой заход, как будто черт в нее вселился, всех на уши поставила! – участковый раздраженно махнул рукой – Когда ее увозили, так тут целый бой был, страшно вспомнить, ей богу». «А дед-то нормальный?» «Дед-то вроде был нормальный, только, конечно, прибитый всей этой ерундой. Но, видать, тоже в конце концов тронулся. Я ему: собирайтесь, Иван Сергеевич, надо съезжать по-быстрому. А он мне: не могу, говорит, ехать, Наташенька вернется, а меня нет, да и это все мне одному не собрать, не спасти. А у него вся квартира завалена бумагой, папками какими-то, книжками. Прямо грудами лежат, как на свалке. А тут, когда рвануло, так на техническом этаже труба отопительная лопнула, вот всю эту красоту кипятком и залило. Это еще повезло, что сам дед как-то уцелел. Там черт-те что творилось, вода, пар, проводка искрит…Ну и залило к хренам все его богатства. Я заходил вчера, так все дыбом, все взбухло, вода еще кое-где стоит. Щас морозец ударит, так это все будет один лед, понимаете? Но уперся, старый дурак, и ни в какую!» «А как его фамилия?» – спросил Иван. «Крайнов, Иван Сергеевич». «Крайнов?! – вскрикнул Иван – Тот самый Крайнов?» «Какой еще тот самый?» – не понял участковый. «Да иллюстратор же знаменитый! Вы «Три мушкетера» с картинками видели когда-нибудь? Подробные такие, каждая пуговичка прорисована, каждый ремешок, а?» «Вроде да – неуверенно проговорил участковый, что-то припоминая – Да точно видел, еще мальчишкой, давно». «Ну вот! – Иван был в восторге – Это он и есть!» «А чего ж он в пятиэтажке кукует, если такой знаменитый?» «Не знаю – посерьезнел Иван – О нем давно ничего не слышно. Я думал, что он уже умер. Я ведь тоже его картинки с детства помню – мушкетеры, Гулливер, Дон Кихот, да много их…» «Вот что – оживился участковый – А поговорите-ка вы с ним, а? Вдруг послушает знающего человека. Давайте, я вас провожу, пойдемте!» Обшарпанная дверь была приоткрыта. Иван громко постучал, потом еще и еще. Ответа не было. Наконец, переглянувшись с участковым, Иван потянул дверь на себя. «Я вас внизу подожду» – шепнул участковый и пошел вниз, а Иван протиснулся внутрь. Это была обычная «двушка» образца начала шестидесятых. Короткая и узкая прихожая с дверью в совмещенный санузел вела в большую комнату, из которой можно было попасть на кухню и во вторую комнату поменьше. Иван уже бывал в таких квартирах, некоторые из которых показались ему довольно уютными, но в этой квартире было страшно. Большая комната, заставленная стеллажами и книжными шкафами, находилась в состоянии полного разгрома. Все было выворочено наружу, все перевернуто и перемешано – открытые папки с высыпавшимися из них рисунками и гравюрами, распушенные книги и альбомы, какие-то развороченные блокноты и тетради, рассыпанные пачки бумаги, кое-как разбросанные листы картона… В воздухе стоял тяжелый запах сырой бумаги и мокрой ткани, к которому примешивалась какая-то кислая химическая струя. Но при этом было еще и очень холодно от сквозняка из-за приоткрытых во всех комнатах форточек. Но сквозняк не помогал, не выветривал тяжелого духа случившейся накануне беды, не разгонял сырого и удушливого тумана, заполнявшего всю квартиру. В углу большой комнаты Иван разглядел по-зимнему одетого человека, сидящего в глубоком кресле. «Иван Сергеевич – позвал Иван – простите за вторжение». Человек в кресле молчал. Шлепая по лужам на полу и стараясь не наступать на раскиданные повсюду листы бумаги, Иван подошел поближе к старику в кресле. Седые всклокоченные волосы обрамляли изможденное морщинистое лицо с седой щетиной на щеках и подбородке, вокруг шеи был намотан старый клетчатый шарф. Глаза старика, не мигая, смотрели на Ивана, а губы широкого рта гневно шевелились, то и дело выдувая пузыри слюны. «Вам чего? – с усилием не то прохрипел, не то прорычал старик – Вы кто?» Иван отыскал стул и, сев напротив съежившегося в просторном кресле старика, подробно рассказал ему и об Александровском центре, и о цели своих поисков. «А ко мне, значит, за последней моей серией пожаловали» – без вопросительной интонации проговорил старик. «За какой серией? – насторожился Иван – Я ничего про нее не знаю, знаю только ваши чудесные иллюстрации к классике, я на них вырос. А что это за серия?» «Вы про Гойю слыхали?» «Разумеется. Капричос, Бедствия войны, живопись…» «Ну вот, а я уже двадцать лет рисую Бедствия мирного времени, так моя работа называется… – и после паузы – Называлась. Все наверняка сварилось в этом аду». Старик отвернулся к окну. «А что значит Бедствия мирного времени? Что вы там нарисовали?» Иван почувствовал, что оказался в нужном месте и даже, возможно, не опоздал со временем. Старик хрипло вздохнул: «Да все нарисовал, что узнал и увидел за свою жизнь, всю ее подноготную. Почти три тысячи листов! И всех этих мертвяков не забыл, которых стал различать в последнее время, как бы они не рядились под живых. Может это они решили меня сварить вместе с моими работами, а? Наташеньку-то мою, которая так за меня всегда страдала, вон как укатали… Не отстоял я ее. И работу свою не отстоял, силы кончились. А теперь сгниет все это…» Старик понурился и замолчал. Молчал и Иван, оглядывая погром вокруг себя. Значит он разбросал работы, чтобы они хоть немного просохли, думал Иван, чтобы не слежались, не слиплись, превратившись в макулатурную кашу. Но это наверняка поправимо, времени-то прошло немного. Он встал: «Вот что, Иван Сергеевич, я вам помогу, нет, мы вам поможем, слышите?» Крайнов поднял на Ивана глаза: «А почем мне знать, что вы не из этих?» он ткнул пальцем в пол. «Так я же вам все рассказал! С чего мне городить столько вранья? Да вы сами подумайте, будь я из этих, то и дал бы вам по-тихому здесь замерзнуть, а все ваши труды пошли бы под бульдозер вместе с этим домом несчастным! Понимаете?» Крайнов шевельнулся: «Может и так… Живое, говорите, от мертвого обороняете?» «Да, и явное от тайного. И вы точно на нашей стороне. Я ни минуты в этом не сомневаюсь. Ну что, вы согласны?» «На что я должен быть согласен?» – как-то равнодушно спросил Крайнов. «Мы забираем вас отсюда вместе со всеми вашими работами и книгами…» «Там еще доски офортные и станок тоже…» «Значит так, вы заберете все, что вам нужно, а мы все приведем в порядок, обещаю». Старик кивнул и снова тоскливо глянул в окно. Иван вытащил из кармана телефон и, собравшись с духом, позвонил Елене Васильевне. Он приготовился к долгим уговорам и просьбам, мысленно подбирал какие-то новые аргументы, собирался сказать, что здесь не просто произведения, а самый настоящий живой гений, что… Но ничего этого не потребовалось, так как ровно через две минуты Елена Васильевна его прервала: «Все ясно, Иван Иванович, диктуйте адрес и никуда, слышите, никуда не отлучайтесь ни на шаг» – и дала отбой. «У вас сигаретки не найдется? – вдруг жалобно попросил Крайнов – А то мои все в труху…». Через полчаса к дому подкатила фура, автобус и белая легковушка, на крыше которой Иван с удивлением увидел полицейскую мигалку. Из автобуса выскочили двадцать молодых людей в спецовках и бегом кинулись к дому. Фура, между тем, начала сложный маневр, чтобы втиснуться поближе к подъезду, а из легковушки с водительского места вышла Юлия Карловна и, увидев Ивана, стоящего у окна, улыбнулась и приветственно махнула ему рукой.
31.
Иванушка ускорил шаг, уж больно ему хотелось поскорее попасть в сказочный чудо-город, мерцавший и переливавшийся всеми оттенками красного и золотого. Он уже ясно видел башни, луковичные купола церквей и крыши теремов, украшенных затейливыми флюгерами в виде флажков и каких-то зверей. Но чем ближе Иванушка подходил, тем страннее казался ему вид этого города. Он никак не мог сообразить, что с ним не так, пока, наконец, не понял, что город совершенно плоский. Он был как будто нарисован, или, точнее, выплавлен и отшлифован, как это делают с яшмой или малахитом, чьи прихотливые узоры так завораживают, напоминая то водные потоки, то облака, то горы. Но здесь эти узоры сложились в подобие сказочных домов, храмов, оборонительных башен и башенок. Каким-то чудесным образом все это было тщательно вырезано и теперь светилось само по себе на фоне почти черного неба. Иванушка подошел к тому месту в городской стене, где угадывались очертания ворот, и постучал. Стена была холодная, а звук от ударов Иванушкиного кулака был глухой, как будто он стучал по камню. Иванушка ударил сильнее и почувствовал, что под его кулаком что-то хрустнуло, а по стене пошли трещины. Удивленный Иванушка несильно надавил на стену и огромный кусок с нарисованными воротами обвалился внутрь. Иванушка испугался, что что-то сломал и опасливо заглянул в пролом, думая, что сейчас его начнут ругать. Но никто его не ругал, так как за стеной никого и ничего не было, кроме какого-то поля с остатками картофельной ботвы, слегка припорошенного снегом, а в воздухе кружились мелкие редкие снежинки. Пролезая в проделанную им дыру, Иванушка заметил, что стена была тонкая, чуть, может быть, толще обыкновенного оконного стекла. Оказавшись за стеной, он оглянулся, но сзади было все то же картофельное поле под тем же сереньким небом. Совершенно сбитый с толку, Иванушка вздохнул и побрел по полю куда глаза глядят. Он слышал пословицу, что жизнь прожить – не поле перейти, но этому полю, похоже, не было конца. Иванушка шел, не чувствуя усталости, а лишь скучая от невероятной унылости мутно-серого неба и ничем не нарушаемой ровной линии горизонта. Он шел, не зная, сколько времени прошло с того момента, когда он ступил на это поле, час, день, или два, или еще больше, шел, потому что ему сказано было идти, ну вот он и шел.
32.
Сколько же лет этому металлолому, думал Иван, стоя посреди огромной ржавой конструкции, бывшей когда-то заводским цехом. На карте города это место, находившееся на его окраине, было закрашено серым цветом без обозначения каких-либо построек, что Ивана очень удивило и сподвигло на то, чтобы сюда наведаться. Бесформенную махину бывшего завода было видно издалека, а обширная территория вокруг него была обнесена остатками наполовину деревянного, наполовину железного забора, поверх которого виднелись ржавые комки колючей проволоки. Иван прошел за ставший уже символическим забор и направился к руине. Тут и там виднелись остовы каких-то явно необитаемых строений. Ивана несколько удивило отсутствие следов недавнего пребывания здесь людей, так как в его представлении такого рода заброшенные сооружения должны служить убежищем различных городских маргиналов или окрестной шпаны. Но здесь давно уже никого не было. Внезапно откуда-то выскочило несколько собак, предводительствуемых крупным черным псом с большими и острыми, как у породистой овчарки, ушами. Иван отметил про себя эти необычные для уличного пса уши и спокойно пошел дальше. Собаки почему-то не лаяли, но приближались довольно быстро и по-деловому. Не добежав до Ивана примерно пяти метров, псы неожиданно остановились. «Привет, собачки! – сказал Иван и помахал рукой – Съесть меня хотите?» Вожак, а точнее, вожачка (Иван разглядел, что это была сука) остановилась и потянула носом воздух. Остальные собаки тоже остановились, не спуская с Ивана глаз. Он тоже слегка приостановился и даже сделал шаг в сторону стаи. В ответ на его движение псы отпрянули и вразнобой залаяли, но как-то негромко и не злобно. Иван пожал плечами и пошел дальше, а собаки последовали за ним, сохраняя прежнюю дистанцию. Подойдя ко входу внутрь ближайшего к нему и, как он решил, самого большого цеха, Иван заметил довольно свежие следы протекторов грузовика. Ага, кто-то, значит, сюда наведывается, подумал Иван и прошел внутрь под мрачноватые металлические своды. Здесь гулял ветер и все пространство было наполнено невнятными и неприятными звуками. Что-то скрежетало, погромыхивало и скрипело. Сверху раздавался звук вибрирующей от ветра жестяной кровли. Обилие звуков складывалось в странную симфонию в духе конкретной музыки и вместе с грандиозным урбанистическим хаосом этого помещения производило гнетущее впечатление. Ивану казалось, что он находится внутри остова громадного железного зверя, давно уже испустившего дух и медленно, но верно разрушающегося. Здесь было довольно сыро и промозгло, а на бетонированном полу между кусками обрушившегося сверху железа виднелись лужи коричневатой воды. Вдруг боковым зрением Иван увидел яркую бело-голубую вспышку. Сварка, изумился Иван, что бы это значило? Действительно, в дальнем от него конце руины вновь и вновь вспыхивали искры сварочного аппарата. Прикрываясь рукой от этих вспышек, Иван двинулся в ту сторону. Подойдя поближе, он увидел, что возле стены выстроены ступенчатые металлические леса, на верхнем ярусе которых стоял человек в оранжевой спецовке и белой строительной каске. Человек работал, то и дело озаряя все вокруг нестерпимо яркими вспышками сварки. Заинтригованный увиденным, Иван подошел к подножию лесов и, дождавшись паузы в работе загадочного сварщика, громко крикнул: «Привет! Бог в помощь!» Сварщик оглянулся и сдвинул на лоб защитный кожух. Он стоял на примерно десятиметровой высоте и единственное, что мог разглядеть Иван, это его красное лицо, обрамленное всклокоченной черной бородой. «Тебе чего?» – неприветливо отозвался бородач. «Да вот, забрел случайно – прокричал Иван – А вы тут что варите? Ремонтируете?» «Ага – гыкнул бородач – Вселенную ремонтирую, не видишь, что ли? Ваяю из хаоса космос».
– То есть как это ваяете? Вы что, скульптор?
– А что, не похож?
– Да нет, – смутился Иван – я не в том смысле. То есть я думал, что здесь ведь разруха и как-то трудно представить, что здесь может быть мастерская художника.
– А как, по-твоему, выглядела Сикстинская капелла, когда в ней работал Микеланджело?
Иван улыбнулся:
– Никогда об этом не думал, честно говоря – он огляделся. – А может вы и правы. Только там леса были деревянные и потолок целый, а тут…
– Ржавая рухлядь?
– Ну да. И мне кажется, что все это того и гляди начнет обваливаться. Не боитесь получить какой-нибудь штуковиной по голове?
– Сам буду дурак, если получу – хмуро отозвался бородач.
– А можно с вами поговорить так, чтобы не кричать?
– О чем это?
– О космосе, например.
– А что, у тебя есть что ли мысли о космосе?
– Наверняка что-нибудь найдется – не растерялся Иван – Пара штук, как минимум!
– Ну давай. Поговорим – прорычал бородач и начал ловко спускаться вниз. Через минуту Иван увидел перед собой невысокого, но необычайно широкого в плечах парня, смуглого, черноглазого и горбоносого с растрепанными черными волосами и неухоженной черной бородой.
– Я Иван – сказал Иван, протягивая руку. Помедлив, бородач снял рукавицу и так сжал Ивану ладонь, что тот вскрикнул.
– Прости, мужик, не рассчитал – усмехнулся горбоносый – Я Миша.
– Ну и ручища – поохал Иван, тряся кистью руки.
– Работа такая – пожал плечами горбоносый Миша – Я тут иногда, как орангутан перемещаюсь, так что цепляюсь крепко. А как ты сюда попал, откуда зашел?
– Оттуда – Иван показал на большой вход.
– Да ладно – с сомнением отозвался Миша – не ври. Там Милка со своей сворой, она бы не пропустила.
– У меня с собаками мир – серьезно ответил Иван.
Миша с интересом на него посмотрел.
– И давно?
– Что давно? – не понял Иван.
– Ну, мир с собаками.
– С детства.
Миша хмыкнул:
– Это твое счастье, а то ведь эта банда и загрызть может. Всю шпану местную разогнали. Ладно, давай по кофейку махнем, и ты меня просветишь на счет космоса.
Миша провел Ивана в небольшую и довольно уютную комнату сбоку от лесов, дверь в которую Иван не заметил. Здесь было чисто, тепло и сухо. В углу комнаты стоял высокий холодильник, одна из стен была занята длинным кухонным столом с газовыми конфорками, раковиной и посудомоечной машиной, а вдоль другой стены располагался огромный кожаный диван. Середину комнаты занимал квадратный деревянный стол с тремя стульями.
– Вот это да – изумился Иван – А я думал, что тут все отключено.
– Это мне брат все устроил – пояснил Миша – Он тут в городе, как Папа Римский в Ватикане, понял?
– Так вы брат…
– Во-во, этого самого. Он и заводик мне этот подарил. Давай, Иван, садись, не тушуйся. Кури, если хочешь. Я-то бросил, но дым табачный люблю.
Иван закурил и уселся за стол.
– Это моя жилая комната, а с другой стороны, у меня лаборатория.
– В смысле?
– Ну, я там думаю, эскизы делаю. Лаборатория, короче, понял?
Иван кивнул. Миша, между тем, сварил кофе и уселся с чашкой на диван.
– Скажите – начал Иван – а что вы здесь создаете?
Горбоносый Миша отхлебнул из своей чашки и сказал:
– Давай, знаешь, на «ты», а то что-то отвык я «выкать», идет?