Истории печально неизвестного города

“Что любовь к отчизне от любви к женщине отличает? Да ничего в самом деле…

Как любишь – так это приятно, а коли чувства угасли, равнодушие в воздухе летает или этих самых чувств взаимных вообще не было – так боль.

Родился ты в России – здорово. Солнышко греет днём, печь вечором. Вокруг леса, простор большой. Благодать. Но стоит войне быть… Ужас, мрак рядом. И боль.

Мне про войну дед рассказывал, до того как… впрочем не суть. Я вот к чему клоню – с любовью всё также как и с родиной. Влюбился – счастлив, а как понял что пропасть между вами непонятная появилась – так всё.

Сегодня вот, проезжая по родным просторам – ничего не забыл. Каждый кустик, каждое деревце, каждую кочку. Нет, я всё помню. Хоть пять лет пройдёт, хоть двадцать пять – никогда не забуду. Потому что, родина это и не будет никогда сердцу места ближе. Её глазки, такие милые и наивные тоже никогда не забуду. Ибо любовь.

В прошлый раз не успел дописать про Ульяну. Чернила кончились. И это даже хорошо, что кончились. Какой-бы я чуши там, в ночи, написал.

Ульяна Виленская – так зовут моей печали причину. Встретил Её четыре года назад, на каком-то собрании творческой интеллигенции Петербурга. Заметил я Её сразу из толпы. Она, пожалуй, сияла. В крупном помещении народа было много и мне тогда имя то Её и сообщили. То ли времени, то ли духа мне не хватило к ней подойти. Мы с соратниками пришли туда забавы ради, и минут через двадцать ушли. Статный мужчина во фраке что-то рассказывал, но мне было отнюдь не до него. Совсем не до него.

Я сидел и смотрел на Неё, грустную, очевидно, тоскливой компанией. За все эти двадцать минут я глаз не спускал с милого лица. Она-же всего раз мне пристально глаза взглянула и это было настолько… что я даже спустя четыре года не забыл. И явно не забуду.

Потом как назло виделись часто в таких компаниях. Не подходил я к Ней из-за того, что либо духа не хватило, либо… нет, тут не может быть иных оправданий – только я сам виноват. Всё время вокруг да около ходил, но ни разу так и не решился к Ней подойти. Ну ничего, умирать я в ближайшие пять дней не планирую, посему как вернусь, так сразу Её найду и обо всех сердечных муках поведаю. Так тому и быть.”

Харитон кончил писать и к глазам его легли те самые места. Он не был пять лет здесь, но всё так и осталось как прежде. Дом сгоревший, чьи хозяева покинули его неизвестно когда; грязная дорога; овраг, где спит пьяный дядя Октавий.

Отдав извозчику денег, Федотова сразу накрыли воспоминания и сентиментальная улыбка на его лице была тому подтверждением. От лошадиного ржания Октавий сразу проснулся и заметив Харитона, сделался будто трезвым.

– Ох ты, Харитошка! Какие люди к нам из самой столицы пожаловали! Помоги ка Октавию Прохоровичу поднятся. Иль в своих Петербургах забыл как это делается, людям помогать? – по-доброму хриплым, но задорным голосом проговорил Октавий.

– Тебе уж четвёртый десяток к концу подходит, дядь Октавий, а ты всё дурью занимаешся. – отвечал, параллельно помогая встать Федотов.

– Ой да ну тебя! Конечно, ты же из Петербурга приехал, теперь учить каждого горазд. Чаво хоть приехал, поэт?

– Приехал… да я так с братом повидаться.

– Только? – с улыбкой недоверчивой спрашивал Октавий.

– Да на самом деле может и в последний раз видимся дядя Октавий…

– Это ещё почему? Ты вот, когда уезжал пять лет тому назад, я ведь тоже думал , что больше не приедешь. И ничего, свиделись.

– Я если честно думал также. Надоело мне всё тогда, вот я и на последние деньги билет до Петербурга купил, но сейчас… сейчас, когда уже время моё кончается хочу помирится. Брат родной как-никак.

– Отчего оно у тебя кончается тебе вон, всего двадцать семь лет…

– Двадцать пять.

– Тем более. Ты эту ересь из головы выкинь тебе жить и жить. Ещё чего вздумал с собой покончить… – произнёс возмущённый и казалось совсем отрезвевший Октавий.

– Я не то в виду имел. Мне доктор диагноз поставил. Так что давай Октавий Прохорович, не занимайся чушью. Супругу верни, на работу устройся, а то так дураком и помрёшь. Поверь опыту моему.

Октавий побледнел и вся суровость вмиг пропала. Не в состоянии ответить что-то, он просто пожал Харитону руку. Они разошлись.

Погода сегодня была под стать такому разговору: тёмное небо без единого лучика солнца, пасмурные тучи и холодный ветер, что не давал покоя волосам Федотова. А вот и дом Виктора. Минуты три Харитон всё осматривал, боясь подойти.

– А ремонтом здесь давно не пахло… – произнёс, не ожидая, что позади него кто-либо есть, Харитон.

– Как и тобой. – заметил, такой близкий, родной голос сзади.

Федотов-младший обернулся, дабы увидеть Федотова-старшего. Виктор отрастил бороду, у него появились сильно заметные морщины на лбу, а загоревшее лицо смотрелось даже чуть опасно вместе с тёмными волосами. Во всяком случае, устрашающим Виктор был хотя-бы на контрасте с Харитоном, который пусть тоже с бородой, но уже со светло-коричневыми длинными волосами и бледным лицом. Прошли несколько секунд перед тем, как братья решились обнятся. Вымолвить ничего кроме как обыденного: “– Здравствуй братец”, им не удалось.

– И стоило метаться все эти годы, вот твоя родина, вот твоя отчизна брат! Или быть может, у них пироги вкуснее и вино слаще, так у нас…

– Ничего не говори Вить, не стоит. – перебил душевный монолог брата Харитон.

Они просто стояли и плакали друг другу в плечи. Сырость, дождь – всё это не важно теперь. Разорвала столь трагичный момент жена Виктора.

– Ну, когда уже он приедет?! – говорила та, находясь в доме и разумеется не увидев их вдвоём.

– А он уже Елизавет.... – сквозь ком в горле после всех лет разлуки смог произнести Виктор.

Возвращение, прощение и прощание – всё то, что требуется любому человеку под конец жизни.

Глава 3

“Любовь”

“Прощальные записи №3. О семье”

“Прелестный денёк сегодня выдался однако. Лежу сейчас на кровати в соседней комнате у брата в гостях да и строчу этот письмецо в будущее.

Знаешь брат, когда тебе эти бумажки передадут и ты будешь читать эти строки, запомни пожалуйста: ты – лучший и семья твоя.

Оказывается у меня есть племянник! Племянник! Ему два года от роду и звать его – Митей. Ах, до чего-ж имя прекрасное! И жена у брата тоже прекрасная! И жизнь…

Где я все эти годы был? Жил ли я вообще? Хотя впрочем… не хочу думать о том что потеряно, хочу думать о том, что приобретено. Тысячи лет философы ищут смысл, а он здесь – в деревушке близ Саратова; в этой маленькой, но оттого не менее уютной комнате; в этих лицах вокруг.

Да даже ужин сегодняшний: маленький Митя смешно чавкал, брат мило ругался на него за это. Потом я пообщался с Елизаветой – она рассказала как они познакомились, а я, в свою очередь, рассказал как однажды по-пьяни чуть не сжёг квартиру в Петербурге. Затем, я подарил ей свой сборник стихов. Вечер прошёл красиво и я впервые смог сказать, что счастлив…”

Себя Федотов, конечно, считал счастливым. Как младенец проспал всю ночь и под утро, во весь рот улыбнулся, как не странно, светлому для позднего лета дню. Но Ульяна и как прежде не давала покоя душе грешного поэта…

***

« “И что это за любовь такая? К чему данные страдания если сам он – Харитон, выглядит подобно типичному ничтожеству пубертатного возраста, боящемуся подойти к давней любви?” – так наверняка спросите вы, благородный читатель-моралист. Но испытывали ли вы сами когда-нибудь чувство любви? И я говорю не о навязанными обществом принципами: “бабочки в животе” и другая хе**я в области желудка. Не о лёгкой влюблённости присущей каждому молодому человеку. Это не то. Истинная любовь – не привычка и не попытка показаться кому-то успешным. Знакомы вы с чистой, даже можно сказать духовной, любовью? А Харитон Федотов – тот самый, придурошный на первый взгляд персонаж, знаком.

Не из-за страха Харитон боялся подойти, а из-за разочарования, которое может появится после знакомства. И тогда любви в его жизни не будет, кроме как продажной. А значит и смысл его кончится на этом.

Любовь настоящая – это счастье и боль. Она является причиной войн, причиной всего самого благого на земле, причиной всего смысла.

Федотов знакомился с любым другим человеком без труда, но в случае с Ульяной присутствовало нечто совсем иное. Харитон боялся узнать что-то отвратительное про это милое создание. Он бы в тот же день замёрз пьяным на морозе или чего похуже. Или вы думаете у поэта дохрена поводов для счастья? Стишки, кабак, печаль, могила. Федотов жил, зная что где-то безмятежно живёт его Ульяна, живёт и когда-нибудь он к ней в реальности подойдёт и тогда заживут… Дети, квартира в центре Петербурга, ох**нная старость. Мечтал он много да не жил вовсе. Харитону и впрямь казалось, что всё впереди. Но судьбе часто бывает по**р. Дурак ё**ный.»

***

…В планах у него было пробыть у брата до вечера и затем, на всех парах в Петербург. Труд никто не отменял, братья пошли с утра в поле, так как Виктор работал косарём, а Харитону было просто забавно вспомнить юность. На третьем часу работ начали они, уставшие, вспоминать.

– Эх, помню я как лет семь назад здесь народу было – тьма. Помню всей деревней выходили. А щас то что так мало? Спились чтоль разом все? – с любопытством интересовался Харитон.

– Сплюнь ты! Просто кто в город уехал, кто куда… – отвечал старший брат, – У нас здесь так то и Тихон, и Вано, и Сеня остались косарями. Это вот в соседней деревне беда. Две бабки да дед один остались. Бросили детишки ихние…

– С чего это?

– А с чего ты нас бросил Харитошка?.. Вот тебе и ответ. Ради денег, конечно.

– Ой, ты мне до самой ямы могильной собираешься вспоминать?! То когда стариков больных, дети бросают – одно, а другое когда юный парень от ужаса бежит. – уже не так дружелюбно продолжал Харитон

– И от какого ужаса ты, интересно, бежал? Не оттого ли, что сам на работу нормальную не мог устроиться, а брат твой родной уму разуму тебя обучал?

Сильно задели эти слова младшего Федотова и он, пожалуй, первый раз в жизни сказал брату всё то, что хотел. Раскрасневшись, подумав пять секунд или пять тысяч лет, тот наконец выдал:

– Отец когда умер мне-ж всего девятнадцать было… Я людям в глаза смотрел и единственное, что искал – сострадание. Ни у соседей, ни у его друзей, нигде не нашёл. А самое знаешь, что страшное? Я этого сострадания и у тебя не нашёл. У тебя, Витя, своя семья уже была, а я один. И так всю жизнь я один. Как ты часто, наверное, любишь говорить Елизавете, что меня “поднял”, “человеком сделал”. Только вот тебе ровно также было бы плевать, коли я бы тогда умер. И вот я от этого ужаса сбежал.

Виктор сделал серьёзный, грубый вид и с размаха ударил брата кулаком в нос. У того, не прошла и одна секунда как потекла кровь

– Я тебя нормальным мужиком хотел вырастить. Ругал каждый раз как свои стишки начнёшь писать, думал: “остепенится дурак”. Нет, кто угодно бы остепенился, но не ты.

– А ты не бойся, – сказал поднявшись с земли Харитон, – Я тебя больше не потревожу. Уезжаю я…

– Куда ты, дурень, собрался? – спрашивал Виктор.

– На похороны свои…

Глава 4

“Часики”

“Прощальные записи №4. До свиданья”

“Вот и всё. Капаю слезами на дневник, жалко если до утра, когда моё тело найдут, не успеет высохнуть. Вот и всё друзья мои. Сейчас глубокая ночь, в моём купе нас двое: я и револьвер. Я поссорился с Витей накануне, он мне даже нос разбил. Я, впрочем, рад что его увидел, хоть не даже не попрощались нормально. Когда назад ехал, извозчика попросил возле охотничьей лавки остановить. Приобрёл там этот револьвер.

Ульяне, если сей дневник отдадут моим друзьям-поэтам, ничего не говорите. Не надо.

Я так подумал давече: а какой смысл девушке знать о том, что какой-то там алкаш её любил?

Если этот дневник отдадут брату, то цени свою семью Вить. Просто цени. Обо мне не вспоминай.

Надо-же, нащупал в кармане часы, которые мужчина потерял в той самой больнице, где мне диагноз поставили. А часики-то остановились.”

Дописав, Харитон выстрелил себе в грудь из револьвера. Над Петербургом в следующий день было пасмурно.

Рассказ “Пробуждение. Буддистская притча о двадцати девяти годах меланхолии и трёх днях счастья”

Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ни за что на свете я не забуду то самое лето.

Музыка Кобейна, стихи Мандельштама и Никонова, резкая смена погоды. Тогда, я впервые в жизни не чувствовал себя персонажем из книги е**нутого писателя. Тогда, мне было совершенно по**ать на дожди, на пух, заполнивший каждый угол моей комнаты и на выборы, о которых трещали везде.

Тем летом случились три дня. Возможно, лучшие в моей жизни.

Я встретил близкого, духовно и морально, человека – Лизу. Нужно сказать, что перед тем, как встретится, я с ней общался более полугода через социальную сеть “Segnag”. Она живёт на правом берегу Волги, я – на левом. Я в славном городе Саратове, она в Кушинагаре.