Истории печально неизвестного города

– А в чём? Мы до пенсии собираемся в скромной однушке на окраине ютится?!

– Перестань, тут вопрос морали! Причём здесь твои мечты?!

– Вольнов это не мечты! Это простые желания. Желание о том, чтобы жить спокойно, без твоих идиотских принципов!

Диалог после данных слов произошёл длительный и мучительный для обеих сторон. Много язвительных выражений сказали друг другу, некогда беззаботные молодые люди. И наконец, когда в помещении уже не хватало воздуха для криков, Паша ушёл из дома обдумать всё на улице. Там уже был полнейший сумрак. Дождь давно кончился и остались лужи. И осталась грязь, смотря на которую парень осознал всю трагедию выбора морали. Вольнов вспомнил историю, того как будучи подростком чуть не попал под колёса автомобиля. И зарыдал. “Я мог тогда погибнуть. Кто же знал что как духовная личность я умру сегодня?” – произнёс он в одиночестве у подъезда. Паша вытер слёзы, поднялся на 4 этажа и сообщил Кире что согласен идти в газету пропаганды:

– Так видимо будет лучше для нас всех – объяснял свой невольный “выбор” журналист.

– Ну и молодец! Всяко лучше чем пахать за копейки в компании непонятных студентов.

В знак примирения они обнялись. Павел позвонил Олегу Денисовичу – тот дал адрес и назначил собеседование. Кира легла спать, а Вольнов сидел на кухне и курил, опять. Лицезрея в окошке усыпанный звёздами небосклон.

***

Его глаза слипались. Уже три минуты как прозвонил будильник, но Павел не спал всю ночь. Заспанный оделся, заспанный попрощался с женой, заспанный вышел из дома. Всё на том же автобусе он добирался до редакции газеты. Весь путь он задавался издевательскими над самим собой вопросами: “– Интересно, что думает проститутка отправляющаяся на свой первый заказ? Как быстро она адаптируется к этой работе? Когда понимает что пора уходить?”. В думах прошла вся дорога. Добравшись, выходя из автобуса, перед Вольновым виднелась серая трёхэтажка. “-Неужто здесь погибнет во мне человек” – произнёс, исподлобья глядящий на здание Паша. Затем перешагнул лужу, слегка вздохнул не такого уж свежего воздуха и прошёл к редакции.

Двери, двери, двери. Он был на собеседованиях около 15 раз до того как его взяли в “Свободные Media” и какого-либо страха перед очередной, той самой, дверью у него не было. А зря. Открыв её Вольнов увидел отнюдь не то, а точнее не того кого ожидал увидеть. Лицо, до боли знакомое ему лицо. Геннадий Днежнов. Именно ему тремя месяцами ранее Паша сломал карьеру. Именно про него тот писал разоблачающий репортаж. И именно сюда понизили этого поистине низкого человека. По довольной морде сорокалетнего лысого бюрократа была ясна жажда мести. Он и начал диалог:

– Надо же! Какие люди? А вы, простите, пришли на работу устроиться? Хах…

– Уже…уже нет. – оторопевший от ужаса, развернувшийся к двери, пробормотал Вольнов.

– Ну куда же вы? Стойте! Мы можем предложить вам вакансию уборщика

или дворника! – уже откровенно издевался Днежнов.

– Я не хочу продолжать разговор.

– Ну, а я хочу. Или вы желаете не знать о своём будущем?

– Что вы несёте? Радуйтесь что не сели тогда!.. И ещё: разве я каждый день из бюджета бабло тырил, а потом на эти миллионы яхты покупал и в казино тратился? Что вы вообще от меня хотите?!

– Я? Я хочу, и обещаю сделаю, так чтобы ты не попал даже в самую убогую газетёнку! – унижал Геннадий.

В том кабинете, были только трое: Паша, Днежнов, тревога. Вольнов вздохнул и спросил самый последний за сегодня вопрос:

– Раз уж так, то напоследок скажите, вам Олег помог? – одновременно ошалевший и разбитый от поворота событий интересовался Павел.

– Да. Он дал контакт. Должность и высокое кресло делают своё дело!

– Мы же с ним года три, не меньше, отработали…как так то?…

– Хотя если бы ты пошёл в “Новостник”, то я бы и пальцем тебя не трогал. Олегу обещал. Тоже мне, нашёлся борец за мораль! Здесь воруют все, а кто не ворует делает вещи и похуже. Коли мозгов нет так и нет смысла бороться. Аривидерчи Павел, до свидания. – окончательно добил Днежнов.

Зелёные глаза Паши в это время наполнились слезами и тоской. Он за минуту покинул здание и направился домой.

Позже Павлуша попробует устроится куда-то вновь. Не получится – Днежнов сдержал обещание.

“Справедливость… Правда… Мораль… Что это вообще такое?!” – думал спустя годы, поседевший и бедный Вольнов. С Кирой он кстати через месяц расстался.

Рассказ “Прощание”

Глава 1

“Не шибко важный человек”

Коридор. Белоснежный, шумный, мрачный. В больнице, где вот уже тридцатую минуту. Харитон ждал своей очереди к доктору, было беспокойно. Федотова едва ли раздражало это. Вечер каждого дня, он стабильно проводил в кабаках и посему обстановка в этот день была ему более чем привычной. Разве что Харитон в отличии от своего типичного забулдыжного образа жизни был трезв.

Он – некогда простой деревенский рабочий, а ныне беспросветно пьющий поэт. Перебравшись в Петербург из маленького хутора близ Саратова, Харитон Федотов добился успеха в узких кругах интеллигенции, правда всё заработанное честным и не самым трудом, творец сразу же спускал на пьянство. Будучи подростком, в перерывах между работой в поле и работой в доме, он писал любительские стишки, а также небольшие сочинения. Его отец, Михайло Иванович, пусть и считался мелким работягой, однако при этом сам временами баловался написанием весьма не дурных поэм. Разглядев талант сына, тот отправил рукописи в редакцию главного губернского журнала. Собственно всё так и было начато.

С того момента прошло двенадцать лет, а из мальчика-романтика, постоянно вдыхающего красоту литературы, он превратился в двадцатипятилетнего, небезызвестного, но и не шибко важного русского поэта. Одного из тех, что за счёт своего крестьянского говора и невероятного духовного богатства, присуще только истинно русскому человеку, стал популярен в кругах интеллигенции.

Трудное детство, разгульная молодость, неизвестное будущее и вот Федотов уже в дверях кабинета врача. В таких воспоминаниях, прошло начало дня седьмого августа 1895 года.

***

Томительное ожидание близится к концу. Из кабинета выходит мужчина, после коего в очереди был Харитон. Тот медленно проходит мимо скамьи, на которой как раз сидит Федотов и неожиданно, доставая платок из кармана старых брюк,, случайно теряет часы. Часы – дорогие и явно не подходящие под образ этого человека. Федотов замечает сей эпизод и незамедлительно сообщает странному незнакомцу о потере:

– Прошу прощение, вы стало быть часы потеряли! – Реакции не последовало. Тогда Харитон решает подбежать к нему.

– Мужчина, вы ведь часы потеряли! – Тот, наконец, обернулся. И посмотрев в глаза парня произнёс:

– Тебя они, видно, нужнее.

Чересчур необычной реплике, Харитон желал дать ответ, но из кабинета доктора послышалось басистое, изрядно уставшее: “– Следующий, проходите.” Когда поэт обернулся, то рядом никого уже не было. Удивившись произошедшему, Харитон между тем кладёт часы в карман.

Будучи совсем неопрятным, с не самой эстетической бородой и дешёвой, на первый взгляд, одеждой, он входит в просторный кабинет лекаря.

– Здравствуйте, доктор – нервным, дрожащим голосом начал диалог Харитон, – вы меня простите пожалуйста, я в медицине ни капли, но… что не так у меня? Просто, вы вот так посреди недели вызываете. Может что-то со мною сделалось?

Врач, узнав Харитона, сразу-же сменил усталость в голосе на некую печаль. С Федотовым дела действительно обстояли трагичны. Доктору Никанорову было жалко парня и в какой-то степени жалко себя, ведь именно на его плечи свалилась обязанность сообщить юному, но уже умирающему человеку об этом.

– Здравствуйте. Я честно говоря, даже не понимаю с чего начать. Вы лучше присядьте, наверное, ибо вынужден я кое-что сказать вам.

– Что такое? Неужели я в самом деле прав? Вы доктор не молчите, коли диагноз мне ставите какой, так сразу скажите! – незамедлительно, увидев будто скорбное лицо врача, спросил Харитон.

– К сожалению так. Вы больны, смертельно. В нынешней медицине нет лекарств. Трудно говорить об этом, но вы в скором времени покинете этот мир.

Услышав такие слова, Федотов побледнел.

– Доктор, если вы издеваетесь или шутите, то я должен сказать, что у вас отвратное чувство юмора.

– Нет, Харитон. Я сожалею.

– Сколько?… Осталось сколько?

– Всё зависит от случая, коли на вашей стороне судьба можете и полгода протянуть.

Харитон закачался, мечтая упасть и пробыть в обмороке неделю-другую, дабы всё забыть. А ещё хотел проснутся из этого кошмарного сна.

– А при каком состоянии я подойду к кончине?

– Не бойтесь. Всё пройдёт начнётся и закончться в секунду. Может даже во сне.

Харитон со слезой на щеке, мрачно усмехнулся.

– А я поэт, знаете… Думал умру либо оттого что переплачу из-за любви, либо оттого что перепью. Из-за неё-же.

– Я глубоко сожалею, Харитон Михайлович. Сожалею.

***

Доктор начал рассказывать. Что? Харитон не помнил. Около часа там был.

И как дошёл до дома тоже не помнил.

Вот уже утром восьмого числа – он, разумеется, пьяный сидел на кровати. Антураж в комнате не представлялся спокойным. Разбросанные бутылки, свет пронзающий шторы, книги, наброски стихов, а ешё пару вещей.

За всю ночь он суммарно проспал менее трёх часов. Сначала пытался написать свою последнюю поэму. Потом, захотел найти продажную и желательно дешёвую любовь на улицах Петербурга. Было, начал собираться – заплакал. Приходить к дамам в таком состоянии не комильфо. Остался дома. “Кто я? Почему я здесь? Почему так рано?” – задавалось вопросами пьяное тело.

В попытке сбежать от собственных мыслей, тому пришла идея о последнем разговоре. Последнем разговоре, со всеми кого он когда-то любил. Или любит.

Простой диалог, дабы разъяснится в давних обидах, и напротив в некогда близких чувствах. Харитон составил список на обратной стороне листа, исписанного стихами, с наиболее значимыми для него людьми. Там, конечно, был брат с дорогим племянником, что так и живут в деревне близ Саратова. Были также друзья, у которых Харитон постоянно просил взаймы. Была ещё та самая девушка, вечный источник вдохновения и любви для Федотова. Правда, она даже не подозревала, что каждый тот стих описывал Её.

Все накопленные с продажи своего последнего сборника стихов деньги, Харитон решает потратить на это прощание. Изначально, отдаст долги, затем поедет к к брату Виктору, а на оставшееся купит своей любви цветы. Безупречный план, если не знать, о том что сам Харитон и Виктор не общались два года, а денег едва ли хватит на покрытие одних только долгов. Это не волновало Федотова. Утром восьмого августа, пьяное тело, придумало потрясающий, как ему казалось, план последней мечты.

***

Днём он пил. Ночью, ещё бывало, строчил письмо брату, которое каждый раз выбрасывал не дописав. Когда совсем наскучит мог сходить в кабак. Так прошли следующие трое суток. Ещё один день отходил от непрерывного запоя. Затем, учтив все факты, тот знатно разочаровался в своём плане, однако нашёл спорный выход из ситуации. Отправил Виктору телеграмму:

“Пишу, не представляю с чего начать. Брат мой родной! Видать, нам с тобою скорой мере помириться необходимо. Ибо, если хоть на секунду промедлить нам, на миг, то встретится получится уже на поминках. Моих.

Боль меня изнутри гложет, Витя. Не абстрактная, и не от расставания с очередной подругой. Печально мне братец. Оттого, что рано так и оттого, что так неожиданно.

Я приеду, если ты изволишь. Приеду и объяснюсь, пожалуйста.”

Сходив на почту, Федотов начал собирать вещи. Дожидаться ответа и разрешения брата – нет необходимости. Времени на то нет да и Виктор не сможет отказать, думалось Харитону. И это правда.

Вечером он купил билет на поезд, прямиком до Саратова и сразу-же сел на первый попавшийся поезд.

Ночь выдалась бессонной. Нет, в вагоне вовсе не стоял гул, напротив, была чистейшая тишина. Среди соседей были, как показалось Харитону – “одни чоновники да прохиндеи”. Заметно, что Федотов – единственный пассажир, ехавший в город не по-работе.

Изредка, полный мужчина кашлял где-то в конце вагона. И больше ничего, кроме наскучившей тишины.

Делать было нечего. Харитон взял дневник, чернилы и перо. Три сие вещи он всегда носил с собой, коли вздумается какое-то стихотворения. Так и в этой поездке.

Правда, сегодня взял их Федотов для того, чтоб черкануть пару строчек в свой дневник, который он вёл вот уже три года с краткими перерывами. Отныне, ему вздумалось документировать абсолютно каждый свой день. До последней секунды жизни.

"Прощальные записи №1. О времени"

“Перечитываю, бывает, старые заметки. В любой раз это довольно скудное, бесполезное занятие. Какая разница чем я обедал, например, шестого мая 1893-го года? Не такой я уж и знаковый человек. Дни мои прозаические. Увы, казалось мне, такова роль Харитона Федотова на белом свете.

Однако, сегодня… Сегодня необычайно тоскливо. Поезд везёт меня на родину малую. И ровно также время. Время мчится быстро как тот самый поезд, а необычайный обзор из окна того поезда – жизнь. Закаты, рассветы, туман и солнце. Понял я это поздно. Но расстраиватся с моей стороны грубо, ибо кто-то и за пятьдесят лет безмятежной жизни, того понять не может.

Посему, хоть окончание моего пути сделаю стоящим. Сейчас цель моя – брата увидать, написать прощальную эпиграмму и Её увидеть. Как мы с моей Ульяной познакомились я позже напишу. Хотя, чего тянуть? Я и так многого не успел, хоть об этом успею написать. Ульяну, мою, я встрети..”

На этом у Харитона закончились чернила, а поезд приближался к городу.

Глава 2

“Отчизна”

Скука по итогу сегодня одержала победу. Харитон уснул, пускай не надолго. А проснувшись, его глаза увидели отчизну. Поля, леса, Волга – всё было как в детстве. “И отчего я не приезжал сюда пять лет?” – сонный, подумал он.

Разумеется, сонное тело понимало из-за чего. Отец у него умер когда ему было едва ли девятнадцать лет. Старший брат работал, а как вернётся с поля, так общатся будет холодно. “Что за работа такая – поэт?” – любил твердить Виктор. О матери Харитон вовсе не помнит. Ничего его ровным счётом не держало на вотчине.

Когда Харитон приехал в город первым делом нанял извозчика до родной деревни и купил чернила, дабы продолжить столь родной для сердца дневник. Параллельно с записями глядел на приближающуюся осень в природе. Листья потускнели, небо из голубого превращалась в нечто иное, более мрачное. Дорога, между тем, была разбитой и в один из моментов рассуждения о бытие, Федотов произнёс несколько дерзкую фантазию:

– Ох, на Руси дороги нормальные сделают в веке этак двадцать первом…

– И не говорите Харитон Михайлович, хоть бы к двадцать первому успели – отвечал извозчик.

Время шло, а Федотов всё продолжал писать заметку в дневник. А коли закончил, так уже повозка приближался к дому Виктора.

“Прощальные записи №2. О любви и России”