Выйти замуж в Древней Руси

Жены Древней Руси должны были обладать целым набором добродетелей[96]: семейные ценности, любовь, вера, верность. Еще русских женщин должны были отличать такие качества, как образованность, воспитание, ум, красота. Все это обязано было укладываться в житейскую мудрость и в должной мере применяться на том уровне социальной иерархии, где женщина находится. Если она княжеская жена, то эти качества должны были направляться на помощь супругу в деле управления и на благо народа. Впрочем, и для жены простого горожанина набор требований был тот же, просто надо было обеспечивать мир и покой не всего княжества, а своей семьи и хозяйства.

И, конечно, вера. Женщине полагалось являть собой всю совокупность религиозных добродетелей. Полагалось и в молитве быть труженицей, и службы церковные не пропускать. Главным примером трудолюбия и материнства служила сама Богородица. А на житейские вопросы полагалось искать мудрости в житиях святых дев и жен, и чем более самоотверженной была жизнь у христианской героини, тем в более правильном русле она, как считалось, наставит женщину своим примером.

Важно отметить, что все эти высокие требования к женщине очень ценились даже на самой вершине древнерусской власти. Вспоминается Поучение Владимира Мономаха, которое он оставил в XI веке своим детям. «Жен своих любите!» – заповедует князь. Но тут же дает интересную оговорку: «Но не давайте им власти над собою». Неужели женщины после замужества в Древней Руси имели такую власть, что даже в своем завещании князь акцентировал на этом внимание? Вероятно, влияние женщин было повсюду, раз Владимиру пришлось предостерегать и об иных ситуациях: «…с женщинами безнравственными не беседовать». Каким же представляется мужчина конца XI века, раз жена легко может захватить над ним власть, а отдельные безнравственные женщины увлечь своей «беседой»? Да таким же, каким и мужчина XXI века.

Хоть и считается, что именно с приходом христианства произошло ограничение свобод женщин на Руси, мы по факту видим иную картину. Именно в XII–XIII веках в русском законодательстве происходит[97] закрепление статей, направленных на защиту женщин и их прав. Можно сделать вывод, что повышенные требования к уровню самоподготовки женщин в Древней Руси зачастую выводили их на интеллектуально иной уровень, нежели мужчин, главной задачей которых была боевая подготовка и военная доблесть.

Нечто похожее происходит и в наше время, когда женщина, совмещая навыки интеллектуальные и профессиональные, а также домоводство, воспитание детей и сохранение собственной привлекательности, волей-неволей достигает несравненно иных вершин в общественной жизни, нежели мужчины, для которых работа и зарабатывание денег оставлены единственной задачей.

Ограничение свобод женщин происходило на Руси постепенно и набирало активность уже в годы тесного контакта с Ордой, когда русские люди перенимали отношение ордынцев к женщинам – как к пленным, так и к своим.

О влиянии времен ордынского владычества на изменение характера русских людей говорили и в XIX веке. Утверждается[98], что действия азиатской политики привели не только к уменьшению женской свободы, но и к введению холопского состояния, взиманию взяток, публичному наказанию кнутом, клеймению преступников.

Вспомнить тот же всеми любимый «Домострой». По нему в наши дни традиционно судят о женской несвободе в прошлом. Но ведь он вовсе не является памятником литературы Древней Руси, а относится к реалиям XV–XVI веков, базирующимся на культурном багаже, накопленном веками Ордынского ига, от которого в то время как раз и происходило освобождение.

Готовишься к свадьбе – помни и про развод

Понятно, что развод не приветствовался на Руси никогда, ни в языческом, ни в христианском обществе.

Но когда церковные законы еще не коснулись брачных уз, а жили люди по народным традициям и правилам, то развестись было несравненно легче. Известен[99] даже обычай разлучения пары по взаимному согласию. Недостаточно было просто разъехаться, следовало пойти к проточной воде и встать по разные стороны водоема. При этом держать за концы одну холстину и тянуть ее до тех пор, пока она не порвется. После этого бывшие супруги считались свободными людьми, развод состоялся. Правда, не сообщается, что происходило, если чисто технически порвать эту последнюю связующую нить не удавалось. Неизвестно нам и о том, бывали ли случаи, когда один супруг перетягивал другого в водоем. Нюансов в этом ритуале, конечно, много. Видимо, поэтому он и не прижился в семейном праве.

А тут Русь и Крещение приняла. Относиться к браку стали гораздо серьезнее.

Возьмем в качестве примера уже упомянутый Устав Ярослава Мудрого. Там как раз написано, что даже лихие недуги не могут быть причиной для того, чтобы отказаться от жены или от мужа. А если вдруг кто задумает уйти из семьи, то соответствующие постановления и на этот счет имеются.

Допустим, муж взял и, не оформив как полагается развод, ушел к другой женщине. За это его судили церковным судом, налагали наказание в воспитательных целях и возвращали к прежней жене, а разлучницу отправляли жить в церковный дом, то есть практически в монастырь. Хотя, что собой на самом деле представляло это заведение, точно не известно. Есть мнение[100], что это место лишения свободы, в том числе пристанище для блудниц. Заключение там предполагалось временное. Могли попасть туда и мужчины – за тягчайший проступок, такой как избиение своих родителей.

Но разве мужчина, выбравший другую женщину и счастье с ней, не имел на это права? Вот пример. Время действия – XII век. Ярослав Владимирович, галицкий князь, человек очень умный, за что и прозван Осмомыслом, то есть «восемь умов». Женился он на дочери Юрия Долгорукого Ольге. А потом взял, да полюбил Настасью Чарг. Свою жену он изгнал, причем вместе с сыном родным. И уже приготовился было насладиться обществом новой супружницы, но не тут-то было. Взбунтовались местные бояре. Не понравилось им поведение князя, обидевшего приличную женщину из хорошей семьи. Решили они взять дело в свои руки и сожгли Анастасию. Решили, что только ведьма могла так околдовать хорошего человека. А раз ведьма, то и в огонь можно. Ярославу вернули его законную жену. Сказали жить с ней в мире и согласии. Он вроде бы даже не спорил. Жил. Правда, скучал сильно по бывшей любовнице, да сынишку, народившегося от отношений с ней, говорят, любил более, чем законного. Даже наследство, обидев Ольгиного сына, в пользу Настасьиного отпрыска поделил. Помните, мы говорили про то, что встречаются в русской истории вместо отчеств «матчества»? Вот как раз это одна из таких историй: мальчика называли не Олегом Ярославичем по отцу, а Олегом Настасьичем, подчеркивая происхождение.

Как мы видим, законность и нерушимость брака имели большое значение. И на неверного мужа управа находилась. Не давали в обиду жен. Причем супружеские права блюлись не только у княгинь, и в менее именитых семьях женщины тоже искали справедливости.

Известна берестяная грамота, примерно 1160-х годов, где женщина по имени Гостята пишет письмо, вероятно, своему брату:

«От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали в придачу, то за ним. А теперь, женясь на новой жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам (в знак новой помолвки), он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость».

То есть обиженной женщине вполне нормально было тогда надеяться на справедливость и поддержку. Надеемся, Василь приехал и помог сестре.

Но если жена хотела совершить адюльтер или из семьи уйти, то тут все было суровее. Женщинам предписывалось безусловное соблюдение верности, даже в случае, если муж ведет себя разгульно[101]. Призывали жену своим примерным поведением, на фоне измен мужа, спасти и его, и себя. Ну а когда есть великая миссия, то вроде уже и не так обидно.

Изменившую же своему супругу женщину в семью не возвращали, а сразу отправляли в церковный дом жить, грехи замаливать, а на ее нового возлюбленного штраф накладывали. Вот жене его «радость»: и муж изменил, и еще из семейного бюджета за это заплатить придется. А если какой добряк неверную супругу простить вздумает, то оштрафуют и его[102], чтоб не повадно было бесстыдства такие спускать.

Только в одном случае связи замужней женщины с другим мужчиной законодательство было на ее стороне. Даже священникам, для которых были предусмотрены максимально строгие требования добродетели, полагалось[103] принять свою жену назад, если она попала в плен, а потом была освобождена. Видимо, вполне логично подразумевалось, что сохранение верности в таком случае было делом невозможным и уж по крайней мере не зависело от желания самой женщины.

В любом другом случае измена жены была для мужа как раз одной из возможных причин для развода. Ведь если оставить благоверную не по закону, то за такое нарушение венчальных клятв предполагался серьезный штраф.

На законодательном уровне, в Уставе[104], было особо прописано шесть пунктов, которые регулировали, по каким причинам муж с женой могут быть разлучены. Но эти правила были абсолютно патриархальными. Регулировали только случаи, когда мужчина может инициировать развод. Большинство этих правил логичны, но есть и весьма необычные для нашего современного мышления моменты.

Измена. Доказать ее можно было, только если сам увидел сие действо или свидетели были. Но эта причина указывалась только на втором месте в перечне возможных.

На первом же месте проступок недонесения мужу услышанных оппозиционных разговоров. Представим такое в наше время. ЗАГС. «Причина развода?» – «Она слушала, как негативно отзываются о власти, а мне об этом не сообщила. Я не готов дальше жить с таким человеком».

Лишь на третьем месте в числе возможных причин расставания указано желание супруги убить своего мужа. Или недонесение об известном ей чужом замысле убийства.

Воровство имущества мужа или организация такого воровства тоже присутствовали, но на последнем месте. Следует особо обратить внимание на два пункта, которые шли до него.

Вполне серьезной причиной для развода являлось нарушение запрета мужа на посещение различных игрищ днем или ночью, или же если дама ночевала вне дома без спросу. Да, чего уж – можно было остаться без мужа, если без его разрешения ела, пила, ходила с другими людьми.

Эти установления перекликаются с византийским законодательством. Первое время, до принятия собственных законов, на Руси напрямую использовали ромейские нормы. Был известен, в частности, краткий свод византийского законодательства под названием Эклога[105], в котором помимо перечисленных нами ранее причин для развода имелись и следующие основания:

1) неспособность к брачному сожительству, если это стало известно лишь после брака;

2) наличие заразных заболеваний;

3) безызвестное (до 3 лет) отсутствие супруга;

4) уход в монастырь одного из супругов;

5) если муж обвинил супругу в прелюбодеянии, а доказательств не предоставил;

6) если муж торгует честью жены.

Важно отметить, что права мужчины и женщины в русском законодательстве Древней Руси более-менее выравнивались[106] и виновные в разводе не имели права вступать в новый брак. А у византийцев по закону мужчина был виноват в измене лишь в том случае, если совершал соответствующее деяние в своем доме или когда оказывалось, что у него на стороне имеется вторая семья. Поэтому мы можем судить об изрядной либерализации законодательства при его адаптации к реалиям русской жизни. В подтверждение этому следует привести и еще один существовавший какое-то время повод для развода.

Он заключался[107] в том, что женщина могла инициировать развод, если супруг ее не может содержать семью, а пропил все, что только мог. Пункт отражал, так сказать, отечественные реалии. Правда, позже он куда-то пропал, и женщинам надлежало терпеть своего выпивающего супруга в надежде на его будущее исправление. Да и куда ей было идти и на что жить, если супруг уже выменял все добро на хмель.

Вот такие правила. Хотя, с другой стороны, чего уж сложного. Не будь оппозиционеркой скрытой или явной, не пытайся убить мужа или обворовать его, не изменяй и всегда ставь в известность – где ты, с кем ешь, пьешь, гуляешь. И будет тебе счастье семейное, а покусившихся на твоего мужа отправят жить в церковный дом.

Дело к свадьбе

Сватовство Ульяны

Противным ноябрьским днем идти никуда не хотелось. Ульяна перенесла все свои воскресные занятия и поехала к матери, у которой не была уже месяца полтора, тем более что родительница уж очень просила встречи.

Прежде позвонила. Мать была у подружки в гостях, попросила забрать. Ульяна заехала. Мать сказала, что неудобно так, надо зайти, поздороваться с Ириной Геннадьевной. Пришлось пить чай. Чай был невкусным, из пакетика, но хуже всего было то, что Ульяна оказалась в «заложниках». Мама и эта самая Ирина Геннадьевна организовали как бы невзначай встречу своих «непутевых» детей с соответствующими надеждами.

Напротив Ульяны сидел Костя. Волнение всех участников этой неловкой встречи словно сконцентрировалось в этом молодом, но уже изрядно лысеющем человеке. Он пил негорячий чай, но еще больше влаги из него выходило в виде пота.

Ирина Геннадьевна задавала вопросы Ульяне о ее жизни и хвасталась достижениями сына. Костя краснел, но перебивать мать не решался. Оказалось, что ему всего 28. Ульяна взгрустнула, она была старше этого человека с залысиной на целых пять лет. Костя был инженер и уже даже заместитель начальника отдела какого-то государственного предприятия по выпуску чего-то важного.

В общем, Ульяна расценила все как неудавшуюся попытку заботливой мамы и на следующий день уже забыла об этом как о простом недоразумении. Но вдруг стала получать сообщения от Кости, в которых он неумело сыпал комплименты, но почему-то никогда не звонил и не пытался пригласить на свидание.

Звонок раздался незадолго до Нового года. От мамы. Она сообщила, что Ирина Геннадьевна с сыном просят встречи в том же составе, потому что у Кости есть что сказать. Пришлось Ульяне нажать на мать, та созналась, что да, на этой встрече планируется предложение руки и сердца. «Бедный Костя», – подумала Ульяна. Из уважения к молодому человеку встреча не состоялась. 30 декабря, улетая в Таиланд, Ульяна пересматривала в самолете фильм «Сбежавшая невеста». И если себя в роли Джулии Робертс она отчетливо представляла, то Костя ну никак не был Ричардом Гиром.

Сватовство в древней Руси

Любой свадьбе в исконном о ней представлении предшествует сватовство – понятие такое доброе, теплое. Веет от него традициями глубокой старины.

Правда, все реже встречаются те, кто «засватан», «сосватан». Современные отношения предполагают, что любая договоренность о свадьбе складывается исключительно по решению двух человек, непосредственно в ней участвующих. Конечно, молодые люди познакомят свою вторую половинку с родителями до свадьбы. Знакомство родителей жениха и невесты нередко происходит уже на самой церемонии бракосочетания. А что касается более дальних родственников, так их просто оповестят о месте и дате, когда и куда прийти поесть, попить по случаю и подарок принести.

Сами ритуалы современного сватовства выглядят часто архаикой и пережитком провинциальных устоев. Для того чтобы соблюсти некие никому не ведомые приличия, в сам день свадьбы устраивают конкурсы и полосу препятствий, как, например, выкуп невесты на лестнице в подъезде, расписанном далеко не народными узорами.

Тем самым в людях борются современная реальность и оставшаяся на генном уровне привычка к тому, что свадьба не просто так случается, что должно ей что-то предшествовать. Но вот сватовство устраивать некогда, да и, объективно, незачем.

А вообще, что изначально означало сватовство? Ученые Анна Литвина и Федор Успенский глубоко изучали этот вопрос и определили[108], в частности, что в давние времена на Руси глагол «свататься» означал вступление в отношения не парня с девушкой, а глав их семейств.

Получается, что тогда не использовалось выражение, что Иванушка к Марье свататься решил. А сватались отец Иванушки и дед Марьи, как старшие в родах. И между этими двумя уважаемыми мужчинами и возникало это самое сватовство. При этом дед Марьи, будучи старшим в роду, мог не слушать не только мнения самой девушки, а даже и отца ее. Кстати, ученые отмечают, что в летописи инициатором часто выступает именно сторона невесты.

Костомаров[109] поведал нам, что в таких случаях в дом жениха засылался сват из числа близких родственников и, начав с похвалы достоинствам и чести двух родов, рассказывал, какие преимущества и выгоды произойдут в случае скрепления семей родством. Если его речи находили теплый отклик, то дальше уже происходило обычное сватовство, то есть засылались сваты со стороны родителей жениха в дом потенциальной невесты.

О том, что для жениха его избранница могла быть неведома до самой свадьбы, что за него решение о женитьбе принимали отец или дед, нам говорит сам термин «невеста», который означает[110] «неизвестная». Так что, как бы патриархален ни был уклад, а жениху тоже приходилось поволноваться, ведь неизвестно, как будет выглядеть та, кто окажется наиболее выгодной партией по мнению старших в роду.

Даже сын самого Рюрика Игорь не волен был выбрать невесту сам. Ему Ольгу «привел» князь Олег, который выступал в роли и правителя, и его воспитателя. О причинах того, почему была выбрана именно Ольга, можно только гадать. Существуют предположения[111], что она была родственницей Олега и брак этот укреплял права князя на власть.

Разумеется, главным образом мы знаем о том, как сватались князья. О процедуре сватовства в простых городских или крестьянских семьях мы можем лишь догадываться, в том числе изучая законодательные установления.

Но не стоит думать, что традиции у разных слоев населения сильно отличались. Князья тогда не разъезжали по городу в машинах с мигалкой и не жили в отдаленных заповедных резиденциях. Они были гораздо ближе к народу, их жизнь проходила вполне на виду. В несравнимо более близкое к нам время – в середине XIX века – покушения на императора Александра II устраивались в том числе, когда он просто шел по городу. А во времена Древней Руси и вовсе быт князя был очень схож как минимум с городским. И традиции сватовства тоже были обусловлены именно укладом жизни всего общества.

Если сватовство князей означало вступление в «свойство» двух правителей, которые могли образовать на этой почве военный и экономический союзы, обменяться важными ресурсами, то понятно, что брак планировался заранее и князя-отца в последнюю очередь интересовало, что Иван думает про Марью.

Ровно так и у простых людей. Вступление в «свойство» могло означать неплохое подспорье в хозяйстве за счет более тесного использования имеющихся орудий производства, земель, скота. Поэтому вопрос о будущей семейной жизни Прошки решал дед со старшим дядей Варьки. А о том, что Варька вздыхает вовсе не по Прошке, а по Захарке, дела никому не было, если возможности Захаркиной семьи не представляли никакого интереса для устроения благополучия рода.

Более того, процесс сватовства часто был схож с процессом купли-продажи. Помните, знаменитое выражение «у вас товар, у нас купец». Вот так неполиткорректно зачастую и рассматривался вопрос о создании новой семьи. Родственники нахваливали качества, простите, повторюсь: «товара», то есть девушки, потенциальной невесты. Качества сугубо физические. Крепость телом, работоспособность.

Гипертрофированно подобную оценку потенциальных невест можно услышать в очень популярной в 70-х годах XX века адаптации белорусской народной песни «Касіў Ясь канюшыну» («Косил Ясь клевер»).

В этой песне лирический герой со своей мамой обсуждает вопрос, кого бы в жены взять. Родительница в первую очередь предлагает ему Станиславу, «чтоб сидела на всю лавку». Понятно, что речь идет о ярких женских достоинствах, которые, возможно, символизировали и потенциальный успех в вопросах деторождения и внешние проявления здоровья и достатка. Но Ясь отказывается, так как не представляет он такую лавку, чтоб усадить эту самую Станиславу. И договариваются они, что в жены следует взять Янину «працавiтую дзяўчыну», то есть работящую девушку. Вот, в принципе, и весь диалог.

Песня, разумеется, как было принято говорить, шуточная, но она очень хорошо показывает процесс прагматичной оценки невест.

По свидетельству ученых[112], уже в IX–X веках купля-продажа невест стала больше ритуалом, нежели реальной сделкой. А вот раньше невесту вполне можно было просто купить. Для этого сначала следовало соблюсти некий элемент приличия и оценить ее через третьих лиц (возможно, зарождение сватовства), ну а потом уже напрямую договориться с родителями и братьями девушки о величине выплачиваемого за нее вознаграждения.

Скрепляли договор рукопожатием, производилась оплата, и после этого невеста передавалась новым «владельцам», иного слова и не подобрать в этом случае. Особо отмечается, что в таких случаях свадьбы особо не делали. «Ну купили и купили. Чего тут удивительного. Захотим, еще пять таких купим». Но по поводу пяти это уже в главе о многоженстве.

Варварство и жестокость? Разумеется, да. Это если мы со своей колокольни смотрим туда, в глубину веков. А для тех лет вполне достойная практика. Девочку родили? Кормили, поили, одевали? Чего ж ее просто так отдавать. Надо получить за нее какой-то прибыток.

Ведь и дальше, тем или иным способом, но за невесту давали вено, калым, выкуп, как ни назови. Иностранные путешественники даже отмечали, что родивший на Руси трех дочерей вполне может стать богачом, а вот отцу трех сыновей можно только посочувствовать. Понятно, что это всего лишь интерпретация отдельных случаев, возможно даже, что некая региональная особенность, но как особое мнение имеет место быть.

Частью процедуры сватовства были смотрины[113]. Сначала родители невесты смотрели хозяйство жениха, удостоверялись, что в семье, в которую они отдадут свою дочь, есть достаток. Затем, наоборот, родители молодого человека смотрели быт будущей снохи, ведь по тому, как там ведется хозяйство, можно многое сказать о женщинах семьи. Заодно и на саму невесту тогда глядели. В первую очередь не красоту ее оценивали, а здоровье: не хромает ли, не кривая, хорошо ли говорить умеет. А тож не хочется «кота в мешке» брать.

Но смотреть невесту не всегда ходили именно родители жениха, часто направляли специальную «смотрительницу». Не таким грубым получалось само действо, а опытная профессионалка четко знала, на какие критерии следует обращать внимание, где и как могут обмануть. А то ведь могли показать одну вместо другой, или бочком продемонстрировать, чтоб косоглазия не увидели. А так как смотреть жениху на невесту не полагалось до самой свадьбы[114], то настоящее личико он мог увидеть только на венчании. А тогда уже не поспоришь, приходилось потом или судиться, или вымещать злость на своей оказавшейся нелюбимой жене. Бывало даже, что недовольные мужья всячески сподвигали супругу постричься в монахини, оставить его для нового шанса найти свое счастье.

Кстати, не всегда сватовство завершалось успешно. Отказ, как правило, если и происходил, то в основном со стороны родителей невесты, ведь семья жениха, отправляясь договариваться, уже понимала, кого именно они выбрали для своего молодца. Как правило, никто не говорил грубого «нет», дабы не ссориться, не позорить семью отказом. Поэтому выбирались какие-то мягкие, но всем понятные выражения.

Говорил отец девушки пришедшим сватам, что еще слишком юна дочь его, что не созрела для свадьбы, что не всему еще научилась по хозяйству, есть куда развиваться – следует обождать. И все понимали, что ждать собираются уже других сватов. Или же разговор заканчивался иносказательными поговорками о том, что не поспела еще ягода, не созрел цветок. Хотя все равно отказ был отказом, как его ни приукрашай.

Но все же отрадно заметить, что было место и для привычных нам отношений и можем мы даже ощутить их теплоту.

Берестяные грамоты о сватовстве

Отголоски быта простых людей Древней Руси мы находим в берестяных грамотах. Своего рода эсэмэски, вырванные из контекста переписки наших дальних предков. Вот, например, берестяная грамота № 672, писанная в Новгороде в XII веке. В ней сказано: «Оркад велел без него устраивать свадьбу, но ты не выдавай».

Получается, что некий уважаемый человек передал полномочия, но связующее звено предостерегает от самостоятельных действий. Видимо, Оркад (Аркадий) потом может и спросить за правильность заключения брака. А может, автор считает, что Оркад по возвращении сможет более выгодные условия выторговать. Поэтому не призывает отказываться, а просто «не выдавать».

И вроде бы все логично и разумно. Но история не может укладываться в два абзаца описания. Как не может и одним мерилом измеряться такая разнообразная жизнь. Разве в наше время нет случаев, когда о браке договариваются старшие влиятельные родственники? И сегодня нередко будущую семейную жизнь человека определяют родители, исходя из материальных благ второй стороны и своего видения будущего своей «кровинушки».

Так и в Древней Руси наряду с описанными выше процессами сватовства существуют и берестяные грамоты, свидетельствующие о совершенно иных процессах того, что в ЗАГСах называют «кораблем, отправляющимся в большое плавание».

Историк Ирина Рыбина, к примеру, ссылается на берестяные грамоты, которые рассказывают, что уже в Древней Руси существовало понятие свахи и именно она вела переговоры от имени интересующихся сторон. К сожалению, мы не можем точно сказать, кем была эта самая сваха. Была ли она неким профессионалом, осуществляющим тем самым свою предпринимательскую деятельность на постоянной основе, или же эту роль выполняла в то время некая уважаемая дама из рода, хотя комиссионный сбор за ее услуги все же существовал.

Разумеется, в среде князей сваху мы себе вряд ли представим, но вот в обывательской среде запросто, хотя некоторые обходились и без нее. Хотите поглядеть настоящее предложение руки и сердца времен Александра Невского? Автор его некий Микита из Новгорода. Пишет он письмо Анне, которую, вероятно, уже хорошо знает.

Первая часть записки: «Пойди за меня – я тебя хочу, а ты меня». Тут давайте без всяческих домыслов относительно слова «хотеть». Здесь оно имеет вовсе не то значение, к которому привыкли мы. Слово это относится к «пойди за меня». То есть хотеть соединиться в браке. Хотя вряд ли оно полностью лишено и известного нам смысла.

Как может показаться, записка сия похожа на то, что пишут ученики друг другу в старших классах. Но нет, это серьезный и даже официальный документ той поры. Официальное предложение. Ведь в продолжении сказано: «А на то свидетель Игнат Моисеев».

Можно представить картину, как в XIII веке Анне поступает это письмо на бересте. Она его читает достаточно легко, ожидая очередного признания от Микиты, с которым давно переглядывалась. Но тут вдруг видит, что сам Игнат Моисеев готов выступить гарантом серьезности намерений ее возлюбленного. И слова приобретают иной смысл. И при ее согласии уже пойдут официальные сваты к родителям. Акцентируем на том, что в этом случае имело значение мнение девушки.

С другой стороны, может быть, это вовсе не молодежь, а давно знакомые зрелые вдовые люди, знающие друг друга по торговым делам. Ощутили возможность соединения в целях укрепления домашнего хозяйства. Но поскольку привыкли все решать через договор, делают письменное предложение и призывают в качестве свидетеля надежного Игната. В этом случае логично, что мнение невесты играет большое значение. Вдова могла вполне вести хозяйство и отвечать сама за себя.

В общем, спасибо ученым, что нашли эту грамоту, расшифровали ее, а далее полет нашей фантазии может рисовать любых Микиту и Анну, а также их будущую жизнь.

В продолжение темы романтики можно привести грамоту № 566. Она более чем на сто лет старше той, где Микита предлагал руку и сердце. Здесь мы не знаем имен. Написано: «Будь в субботу ко ржи или весть подай». Очень уж похоже на известное нам из советского кинематографа, ставшее крылатым выражение: «Приходи ночью на сеновал».