Плюшевый оракул

Над плечом Вероники засопела просунувшая к столу голову домработница:

— Мать честная…

Нику всегда поражала манера Норы — притворяться простонародной. Наверное, это было как-то связано с представлением бывшей пионервожатой о том, как должна выглядеть настоящая помощница по хозяйству.

Лору, надо сказать, эта привычка забавляла. Нора имела высшее педагогическое образование, ее хозяйка полностью окончила лишь десять классов, из вуза вылетела на втором курсе, по беременности.

Лорхен протянула пальцы к розовому бриллианту, тут же их отдернула.

— «Поцелуй сильфиды», как я понимаю, — произнесла с негромким восхищением. — О краже у Сальниковых гремит вся ювелирная Москва, — это она добавила уже на ставший подозрительно задумчивым взгляд недополицейского Давыдова. — Если помните, Сережа, вчера я была понятой, слышала ваши разговоры, а позже дома «полистала» Интернет, — и обратилась уже к Нике: — Значит, на фиктивный выезд ты отправилась с другой сумкой, а эту оставила у Тани, — покачала головой, — и почему я тебя об этом не спросила? Я же знала, что у тебя их две.

Как будто обвинив одну себя в недоразумении, Лорхен наморщила точеный носик. Вероника никакой чужой вины здесь не увидела, давно корила себя напропалую: если бы она как следует подумала, то эти проклятые цацки полицейские изъяли бы еще вчера, и милый «жук», совсем не исключено, сейчас стоял бы на парковке! Исчезновение машины наверняка как-то связано с драгоценностями Сальниковых. Такого количества жутких совпадений просто не бывает без причины.

— Но почему машину угнали сегодня? — раздался голос Лорхен. — Ее могли угнать еще позавчера, в поселке. А там только проткнули колесо.

— Может быть, не получилось? — бросил предположение Давыдов.

Лорхен изогнула бровь.

— А сегодня — получилось. Так? В чем смысл? Несуразность, на мой взгляд.

Смысл в череде нелепостей нашел капитан Окунев, появившийся не «вот-вот», как обещал, а уже гораздо позже, но зато с Максимом Ковалевым. И сухощавым господином в костюме мышиной расцветки, с большим портфелем, блестящим, словно только что из магазина. Его представили следователем Захаровым.

— Максим провел нас через свой подъезд и чердак, — объяснил муровец. Безразлично поглядел на россыпь драгоценностей и сказал о самом важном для свидетельницы: — Вашу машину, Вероника, мы уже объявили в розыск. Ее номера нам известны, их еще охрана Сальникова зафиксировала. Остальные формальности чуть позже выполним, хорошо? Вы, пожалуйста, не беспокойтесь, делается все возможное. — Чуть-чуть воодушевив Нику, он обратился к следователю: — Юрий Геннадьевич, мне бы с Вероникой Дмитриевной пошептаться. Мы тебе здесь очень нужны?

Геннадьевич поглядел на бледную до синевы Дмитриевну и буркнул, доставая бумаги и авторучку из портфеля:

— Вообще-то я должен ее показания запротоколировать.

— Эти показания могу и я дать, — предложил стажер. — Мы вместе ценности нашли.

— Хорошо, — недовольно согласился Захаров. — Пока я опись составлю, поговорите в комнате…

— А можно в моей? — перебила Вероника. — Пожалуйста. Моя квартира через площадку, напротив.

— Полчаса, — буркнул ничуть не подобревший следователь, разумеется посвященный во все хитросплетения событий. — Работы здесь все равно до чертиков, — и хмуро покосился на объявившиеся украшения, которые придется переписывать-описывать.

Вероника и капитан Окунев прошли в ее квартиру; хозяйке было совершенно наплевать, что башмаки оперативника покрыты чердачной пылью и, кажется, измазаны голубиным пометом. Еще недавно важные заботы скатились даже не на второй план, а рухнули на пятый, на десятый. Нике казалось, что на неприятности она реагирует всей кожей, ее как будто наждачной бумагой по предплечьям и икрам гладили, сдирая с них зябкие мурашки. Хотелось рухнуть на диван, накрыть голову подушками и заколотиться в нервном припадке! Заорать в диван, пожаловаться на судьбу и постараться не переполошить соседей воплями. Но этого — нельзя. Нужно собраться, разговаривать.

Окунев прошел в гостиную, недовольно оглядел натюрморт на журнальном столике: кофе, коньяк, фужеры, карты россыпью и распечатанные фотографии из дела о краже. Сердито нахмурился. И Вероника тут же догадалась, что Сережу ждет приличная выволочка. Попыталась оправдать стажера. Безэмоционально, насколько сил хватало.

— Сергей попросил меня «взглянуть» через карты на ваших подозреваемых. Именно благодаря его вопросам я и вспомнила о второй сумке. Кстати, хочу сказать, что горничной Елизаровой угрожает опасность. Обратите на это внимание.

— Вы это серьезно? — спросил Окунев, усаживаясь в кресло, на котором прежде сидел его подчиненный.

— Вполне, — усаживаясь в кресло напротив, поморщилась Вероника. В затылке разрасталась тупая ноющая боль. — Жанна что-то мутит, и вообще — темная особа. Сергей сказал, что она ради приезжающего мужа банку икры умыкнула, а на самом деле у Елизаровой роман. Свидания любовные.

— О как. Попробую поверить, — сказал Окунев, достал из кармана мобильный телефон, произвел набор и дал команду: — Сергеич, направь-ка Диму в больницу к Елизаровой. Он, кажется, где-то там неподалеку живет, да? Есть информация, что Елизаровой грозит опасность. Пусть Дима туда сходит, посмотрит, как и что, предупредит охрану и медперсонал. Палата у Елизаровой не одноместная, ставить пост, я думаю, не надо, но чем черт не шутит…

Возможно, как и в случае с ботинками, еще недавно Нику окрылило бы внимание к мнению «игрушечной гадалки». Но не сегодня, не сейчас. Скорее всего, равнодушно подумала она, слова попросту упали на подготовленную почву, стажер сказал, что Окунев и сам делал ставку на эту подозреваемую. Возможно, капитану требовался небольшой толчок.

Игорь Станиславович положил свой телефон на журнальный столик. Откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу. И некоторое время молчаливо изучал синюшно-бледную визави.

— Интересно получается, да?

Не исключено, что эта фраза была его любимой присказкой. Но вчера Вероника, как и раздраженный следователь Махновский, не стала приставать и требовать расшифровать: «А чего, собственно, вы тут интересного нашли? Пропажа за пропажей, плюс убийство». Сегодня поменялось все. Вероника сумрачно глядела на муровского щеголя в идеально пошитой пиджачной паре и чувствовала, как закипает возмущение — расселся тут, понимаешь ли, подошвы с голубиным калом демонстрирует…

— Что интересного, могу узнать?

— А преступник у нас нерядовой, Вероника Дмитриевна. Прямо-таки гениальный. Не находите?

Кондитер отказалась находить, и Окунев продолжил развивать самостоятельно:

— На то, чтоб разработать план с фиктивным кейтерингом и выманить вас из дома вместе с сумкой, у него было не более двух часов. Кража драгоценностей была спонтанной — детишки пошалили, сейф открыли, и кто-то сумел незаметно подобрать «сильфиду» и дать сообщение подельнику. А этому подельнику за очень короткое время требовалось подыскать подходящий дом за городом, сочинить историю про «забывчивого папу», детский праздник и большой автобус — убедить вас заехать через ворота на территорию к пустующему дому, а не оставлять машину на улице за забором, где ее будет тяжело «распотрошить». Чуть позже, не обнаружив драгоценностей, он устроил разгром и постарался задержать вас в поселке, а сам поехал сюда и проник в квартиру, абсолютно филигранно вскрыв замок… — Окунев сделал паузу, задумчиво поиграл губами и бровями. Продолжил: — Убийство, думаю, тоже было спонтанным. Такие специалисты не мокрушничают направо и налево. Ведь если бы ему все удалось, если б вы взяли с собой ту же сумку, никто и не узнал бы, что именно с вашими орешками ценности выехали из дома Сальниковых. Специалист запросто изъял бы украшения и скрылся. Чисто, незаметно, без следов. Признаюсь, кабы не детские «шалости», я решил бы, что в доме Сальниковых работал отлично слаженный «оркестр». Причем вас тоже могли заранее вписать в «партитуру», как вариант форс-мажорного отхода… — Капитан снова замолчал, обвел задумчивым взглядом квадратную комнату с обоями сливочного цвета, гардинами, поблескивающими золотистыми полосками, и довольно симпатичной мебелью. — Но почему, не найдя драгоценностей в поселке, он тщательно не обыскал вашу квартиру? Столько сил потратил, столько выдумки… Замандражировал после убийства? — Окунев не отпускал взглядом семейное фото Полумятовых на стене. — Сложно поверить, да? У таких типов нервы крепче углеродного волокна. А здесь ему было достаточно пары секунд, чтобы оглядеться и понять, где хозяйка-аккуратистка может спрятать ценности… Вероника, вы уверены, что вашу квартиру не обыскивали? Очень-очень аккуратно.

Девушка задумалась.

— Пожалуй, все-таки уверена, — подтвердила в итоге. — Если бы хоть что-то на сантиметр сдвинулось, я бы заметила. Особенно на кухне это бросилось бы мне в глаза.

Капитан вздохнул:

— На кухне? Перфекционист не станет закапывать бриллианты в муку или сахарный песок. Так делают неопрятные старушки. А женщина с синдромом отличницы, скорее, спрячет ценности в каком-то чистом месте. Под стопками постельного белья, к примеру, или за книгами… Где пыли меньше.

Вероника словно заново оглядела знакомую гостиную, закусила губу. Любовь к порядку она считала достоинством, никак не комплексом.

Капитан, заметив, что девушка обиделась, извинился:

— Простите. Мысли вслух.

— Не понимаю, почему вы вообще ими делитесь, — фыркнула она.

— Почему? Потому что мне нужна ваша помощь, — примирительно сказал Окунев, поморщился и потер переносицу. Прикрыл глаза.

А Вероника внезапно поняла, что он дьявольски устал. Глаза в красных прожилках, появились резкие носогубные складки, которых Ника не заметила вчера. Окунев увел ее из квартиры тети Тани, чтобы побыстрее все закончить, а не торчать без толку над плечом следователя, пока тот заполняет множество бумажек. Капитану до ужаса не хотелось тратить время на обязательную волокиту!

— Хотите кофе? — предложила Ника.

— Хочу, — легко согласился Окунев. — Спасибо, я вторые сутки практически не сплю.

Вероника встала, направилась к кухне, куда даже не подумала пригласить и гостя. Этот знающий себе цену щеголь не стажер Давыдов, ему не требуется поддержка чужого родового очага, чтоб обрести уверенность.

Уже у порога комнаты уходящая девушка внезапно притормозила, развернулась к как будто собравшемуся вздремнуть капитану и выпалила:

— А синдром отличницы я вызвала у себя намеренно. Заставила себя стать педантичной и, честно говоря, не сразу получилось. Воспитывала себя — зверски.

Гордо поставив жирную точку в вопросе перфекционизма, она отправилась на свою вылизанную кухню. Заваривая кофе, подумала: «И что это было? На фига развыступалась?» Потом вспомнила, как сурово дрессировала себя на перфекционизм…

Но и повод был весьма жестким, скверным. Шесть лет назад, после окончания колледжа, Вероника устроилась на работу в миленькую кондитерскую. И однажды, выставляя за стекло высокой витрины свежие бисквиты, увидела, как посетительница — немолодая брюнетка в очках с золотистой оправой — вытягивает у себя изо рта волос. Как лицо ее покрывает гримаса бесконечной брезгливости, щеки и шея багровеют…

Нику тогда чуть саму не вырвало. Она ворвалась на кухню, обругала коллегу, готовившую этот десерт… Предупредила, что гостья наверняка вскоре пожалует сюда же. Скандалить. И поделом. Настроение у бедолаги испорчено, может быть, не на один час, а на весь день.

Но посетительница почему-то предпочла не связываться. Заплатила за едва надкушенную сладость и вышла. Наверное, чтобы быстрее выйти отсюда на свежий воздух и забыть мерзкое ощущение.

Бр-р-р-р… в самом деле гадость. В тот же день разозленная Вероника уволилась из кондитерской. Решила, что проще отвечать только за себя.

…Окунев, с видом знатока, принюхался к парку над чашкой, что держал перед собой. Сделал маленький глоток и уважительно приподнял брови:

— М-м-м… Это самый изумительный кофе, какой я пил в Москве. А вы не замужем. Вопрос: почему? Половина моих знакомых холостяков найдет такой кофе достаточной причиной, чтоб быть женатым.

Вероника рассмеялась. Отчего-то Окунев невероятно напоминал ей Лорхен. Та точно так же могла парой фраз растопить лед и исправить атмосферу, обаять незнакомца и показать высокий класс. Перед Лорхен не устояли даже «старые швейцарские деньги». Чего уж говорить о наших скороспелых богатеях.

Пока гость непритворно наслаждался кофе, Вероника позволила себе поинтересоваться:

— А почему ваш хитрый вор угнал мою машину? Сегодня.

— Интересный вопрос, — кивнул Игорь Станиславович и поставил чашечку на блюдце. — Но ответ на него покажется вам неприятным, Вероника. Мне кажется, что за угоном машины стоит демонстрация возможностей и угроза. Мол, отдай мои цацки, или я не оставлю тебя в покое, а дальше будет только хуже. Ведь вы, Вероника, по его мнению, крепкий орешек.

— Я? — чистосердечно поразилась Полумятова. Насколько она могла доверять своей памяти, подобное впечатление она еще ни на кого не производила. Крепкий орешек… Скорее, наоборот! Ее считали тихоней, овечкой в мягкой шкурке. После близкого знакомства это впечатление, правда, рассеивалось, родители, например, вообще считали свою дочь не овечкой, а ослицей. Вбила себе в голову, что хочет быть кондитером, добилась результатов. Упорством и трудом.

— Чему вы удивляетесь? — Окунев одернул полы пиджака. — Вот посмотрите. Вы, как он думает, нашли ценности, но не потеряли голову. Даже от кейтеринга не отказались, получив в «наследство» горстку бриллиантов. Буквально за десять-пятнадцать минут вы приняли решение, спрятали где-то свою находку и, возможно, пригласили соседку-подругу, чтобы та их охраняла… О том, что Николаева не живет в этой квартире, он, вероятно, уже знает — достаточно было постоять возле лавочки, где соседки обсуждали происшествие. Преступник наверняка, прежде чем вскрывать ваш замок, позвонил в дверь, но Николаева ее не открыла…

— Света боялась, что это муж пришел, — тихо вставила Ника.

— Да, вероятно. Но наш вор об этом не знает. Он может предположить, что вы предупредили Свету: «Дверь никому не открывай до моего приезда». И он точно знает, что вы не отдали ценности полицейским, когда опергруппа приехала на убийство в вашей квартире: награду за возвращение «сильфиды» Сальников и страховщики объявили только сегодня утром. Вы, на его взгляд, бездушная особа с крепкими нервами. На вас не подействовала смерть подруги… Кто еще может находиться в квартире в отсутствие хозяйки? Конечно, только близкая знакомая. Но вы наплевали на ее смерть и оставили драгоценности себе. И получается, вас можно только заставить стать благоразумной. Лишь убедившись, что шутить с вами не намерены, вы отдадите украденные ценности.

Вероника откинулась назад, крепко оплела пальцами подлокотники кресла и выдохнула в потолок:

— Господи… А если бы мы не нашли сегодня цацки?.. Он продолжил бы давить?.. — резко выпрямилась и расширенными глазами поглядела на муровца. — Как? Похитил бы уже мою маму?! Или меня саму?!

— Не исключаю, но маловероятно. Типичный вор не любит связываться с насилием, у него другая, «чистая» квалификация. Если бы здесь изначально действовал приземленный решительный тип, то он, не мудрствуя, встретил бы вас в подъезде дома, напал и отобрал сумку. Но тут… — Окунев причмокнул: — Тут прослеживается почерк. Желание все сделать чисто и красиво.

— Но так теперь он — убийца! Решительный. И терять ему нечего!

Окунев помотал головой:

— Вы думаете, что относительно нормальный человек, а не законченный урод, сможет запросто пытать, выколачивая признание «где мои цацки»? Нет, Вероника, на такое способен только субъект с особым складом психики. А наш, скорее, игрок, чем озверевший ублюдок.

— А если этот игрок угнал машину, чтобы проверить, что я буду делать? Машина мне нужна, можно даже сказать — необходима. Чтобы сохранить прежний образ жизни, мне придется покупать новую…

— Считаете, он мог предположить, что вы отведете его к кубышке, чтобы распотрошить ее на новый автомобиль? — задумчиво пробормотал Окунев. Произведя короткую паузу, отрицательно мотнул головой: — Сомнительно. Неглупая девушка возьмет новую машину в кредит. Хотя… если он все-таки считает вас обычной поварихой, фантазии которой хватает только на то, чтоб перепрятать краденое да на пирожные-безе…

Окунев задумался, Вероника зябко повела плечами и поинтересовалась:

— А через дом в поселке, куда меня выманили, его нельзя найти? Ведь не на пустом же месте, честное слово, этот дом возник!

— Хозяин дома умер несколько месяцев назад, — отмахнулся задумавшийся капитан. Потом стер отсутствующее выражение с лица и посвятил в детали: — Наследники никак не могут его поделить. Мы, разумеется, работаем в этом направлении, но, думаю, пустышку тянем. Вор мог узнать о пустующем доме случайно или от покойного хозяина… Он элементарно вскрыл замок на воротах и пригласил вас «в гости»… — Капитан снова поморщился, и Вероника вспомнила, как он жутко устал. Но почему-то продолжает отвечать на ее бесконечные вопросы. — Итак, я подхожу к…

Подойти к сути теперь ему не позволил не очередной вопрос, а телефонный звонок. Игорь Станиславович поглядел на осветившееся табло, взял трубку:

— Да, слушаю, — и замолчал. Надолго. С каждым мгновением становясь все более мрачным. — На связи, — сказал минут через пять и поглядел на разбросанные по столу карты, которые Вероника не собрала принципиально после намека на чистоплюйские синдромы-комплексы. — Елизарова скончалась. Только что.

— Убита?! — прошептала Ника и закрыла рот ладонью. — Ой…

Окунев перевел взгляд на ужаснувшуюся девушку.

— Вскрытие покажет. Пока говорить о чем-то конкретно рано. А мне теперь… — его взгляд сделался недоуменным, — надо как-то объяснить начальству, откуда озарение снизошло. Откуда информация о том, что Елизаровой грозит опасность. Здорово, да? — Игорь Станиславович снова поглядел на карты.

Вероника, не отрывая руки от губ, сочувственно закивала. Она самой себя стыдится, когда кто-то называет ее «талантливой гадалкой». Что испытает муровский капитан, когда придется докладывать шефу, что он прислушался к мнению «плюшевого оракула»… лучше и не представлять.

— Ну что ж, — насупился оперативник. — Если Елизарова… последняя ниточка, оборвана, то без вас, Вероника, нам теперь точно не справиться. Вы согласитесь нам помочь?

— Да. Конечно. Чем смогу. — Вероника с готовностью кивнула и, положив руки на колени, приняла позу готовой ко всему, прилежной гимназистки.

Вторая смерть за сутки, слова Окунева о демонстрации возможностей… Кошмар, короче. От него нужно избавляться поскорее, всеми силами.

— Тогда так… С Юрием Геннадьевичем мы уже решили, что не будем объявлять об обнаружении «сильфиды». Пока даже страховщикам и Сальникову не сообщим. Подуем на кефир. А вас, Вероника, поведем плотно. Преступник наверняка на вас выйдет…

— Я что… — перебила Вероника, — стану приманкой для убийцы?!

— Страшно? — взгляд Окунева сделался сочувственным. — Я понимаю, Вероника, что вам очень, очень страшно. И это нормально. Но вы должны понимать, что вор от вас уже не отцепится. Его нужно поймать максимально быстро, он стал убийцей. — Капитан как будто прочитал мысли Вероники, и девушка согласно закивала. — Не хотелось бы думать, что после неожиданной «встречи» с Николаевой у него мозг крепко переклинило и он пошел вразнос. Угон машины среди бела дня указывает на обратное: с головой и нервами у него полный порядок. Он мыслит спокойно, комбинирует.

— Мне нужно что-то делать? От меня что-то потребуется или вы будете только прослушивать мой телефон, ждать звонка убийцы и… я не знаю, следить за мной.

— Пожалуй что, потребуется. — Капитан прищурился на Нику. — Но ничего из ряда вон. И не сегодня. Нам тоже нужно подготовиться.

— Слава богу, — вырвалось у Вероники. Сегодня, понимала, она мало на что способна.

— Вы сможете дать нам ключи от квартиры напротив? Мы там оставим пост, чтобы вы могли чувствовать себя спокойно, под охраной.

— Да, конечно.

— Отлично. Там останется капитан Ковалев, он всех ваших соседей знает, это очень удобно… Я еще кого-нибудь ему в помощь отправлю, так что вы не переживайте, спите спокойно. А завтра, прямо с утра, начнем наш маленький спектакль: вы спуститесь во двор и «обнаружите» пропажу автомобиля.

— Вы думаете, что преступник будет следить за мной? — Передернув плечами, Вероника оплела похолодевшими пальцами горло.

— Обязательно. Но, к сожалению, двор у вас просторный, в нем слишком много мест, откуда можно вести скрытое наблюдение, и вряд ли у нас получится шутя выцепить такого специалиста-умника… Но мы, конечно, крепко постараемся. На цыпочках. Итак, вы, Вероника, вызовите полицию и напишите заявление о пропаже автотранспорта. А дальше… дальше поведете себя, как современная расстроенная девушка: отправитесь на шопинг, отвлекаться. Но не по магазинам с юбочками-платьицами, а по ювелирным салонам и ломбардам. Причем я вас попрошу делать при этом вид «ноги сами туда понесли». Понимаете?

— Про вид, да.

— Объясню, — сказал оперативник, продолжая удачно маскировать усталость и безотказно отвечать на все вопросы. — На то есть две причины. Первая: нам нужно его напугать и заставить действовать. Увидев, что вы отправились по скупкам, вор должен запаниковать — у вас, не приведи господи, забрезжила идея вскрыть кубышку на новый автомобиль. А при продаже самого «простенького» перстенька из коллекции Сальниковых вы, Вероника, обязательно попадетесь. И, соответственно, прости-прощай кубышка в целом. Вторая причина: наш ушлый вор, не исключаю, продолжает сомневаться, а у вас ли бриллианты? Человеку его склада, умному, опытному, даже талантливому, тяжело признать, что он потерпел неудачу из-за какой-то, уж простите, поварихи. Ваш поход по ювелирным магазинам должен доказать, что он придерживается правильного курса. Обычная расстроенная девушка пошлепала бы по магазинам с обувью и тряпками, вас ноги повели — по ювелирным. Казус, да? А мы, хочется надеяться, определим человека, который сядет вам на хвост. И тогда, Вероника, все закончится уже завтра, гораздо быстрее, чем если вы будете сидеть дома и ждать звонка с требованием вернуть украденное. Кстати, когда вы сегодня ходили по лестничной площадке, никого в подъезде не заметили?

— Нет. Я уже об этом думала.

— А когда к соседкам пришли, приглашали их быть понятыми, вы или Давыдов говорили на площадке о причине визита?

Вероника постаралась припомнить, как было дело.

— Тоже нет, — сказала уверенно. — Про «понятыми» ни гугу. Вы думаете, вор мог поджидать меня на лестнице? Когда я выбегу проверять, куда машина делась?