Плюшевый оракул

— Марьяжная. Любовная. И отнюдь не с мужем, который на Севере деньги заколачивает.

— А воровство есть?

— Ну, если за банку икры могут прилететь зараз такие бубны, как туз и десятка… разом, повторяю… то да. Эту икру она считала золотой.

Ника вновь склонилась над столом и начала делать новый расклад возле улыбчивой фотографии. Основной, на прошлое, настоящее и будущее. С прежними пятью снимками ей не захотелось попусту терять время, но предварительный расклад «голова-руки-ноги» Елизаровой потребовал продолжения.

И подтвердил предварительный вердикт:

— Особа — темная, — допив остатки коньяка «на два пальца», кивнула Ника и зябко повела плечами. — И что еще хочу сказать, Сережа, Елизаровой угрожает опасность. Смертельная. Опасность на подходе, близко. По краю горничная ходит.

Сергей облизнул губы и хрипло произнес:

— Не шутишь?

— Если только карты пошутили. Но ты сам видел: прежние расклады цвели практически равномерно красным цветом, у Елизаровой — сплошная чернота.

— Да, — просипел Давыдов. — Вижу. Неужели так бывает? Поверить не могу… Действительно, когда ты на других гадала, пики почти не выпадали, а здесь… такая разница! — и уважительно поглядел на Веронику. — Ну ты даешь, Ника. Окунев, кстати, тоже за эту Елизарову вначале уцепился. А у него — глаз алмаз! Правда, потом он от нее отцепился. Врачи сказали — Елизарова гипотоник, у нее от стресса так давление упало, едва откачали. И, что важно, до того, как прислуге объявили, что все должны пройти детектор и обыск, она вела себя спокойно, ничем не выделялась. А как поставили всех строем перед шефом и сказали — обыщем, «обкатаем», только тогда рухнула. Без чувств.

— Артистка? — предположила Вероника.

Давыдов кисло буркнул:

— Тонометр не обманешь. У нее давление, говорят, чуть ли не на нуле стояло. Какая уж тут артистка, едва жива осталась. А Окунев ведь… на нее поставил, — напомнил с грустью. — Елизарова тебе помогала, шастала по всему дому, типа приглядывала за порядком. Она вполне могла ценности в твою сумку подложить, чтоб ты их вывезла, потом как-то позвонить подельнику, и тот разыграл спектакль с фиктивным кейтери…

— Подожди! — перебила Вероника. — Еще раз про мою сумку!

— Ну, — нахмурился Давыдов. — Если брать с момента кражи, с территории выехала только одна машина — твоя. Только в твою машину или сумку вор мог спрятать «сильфиду» и еще какие-то пропавшие цацки, а потом его подельник мог попросту забрать это уже в поселке…

Вероника вновь не дала договорить:

— Не мог! Не мог он — попросту! На фиктивный выезд в поселок я поехала с другой сумкой! — И резко поднялась из кресла. — Пойдем.

Недоумевающий стажер встал и вышел вслед за Вероникой на лестничную площадку. Ника отперла замок квартиры напротив, первой вошла в просторную темную прихожую, а далее к ванной комнате. Включила там свет, и Сергей увидел на полу под раковиной большую клетчатую сумку.

Вероника подняла «челночницу» и осторожно вытряхнула ее содержимое в лоханку ванны. Принялась молчаливо и неторопливо ворошить предметы и припасы. Подержала на весу тяжеленький матерчатый мешочек, развязала его тесемку. Запустила руку внутрь… пошарила… и вытянула наружу сверкающий бриллиантами платиновый браслет.

Стажер громко сглотнул.

— Ну ни фига себе… «Сильфида» тоже там?

Девушка молча вышла из ванной и направилась к кухне, где высыпала содержимое мешочка на стол.

На затрапезной кухне пенсионерки тети Тани, обставленной реликтовой мебелью, не исключено, еще добрежневских времен, среди высыпавшихся орешков и цукатов инопланетными пришельцами засверкали сапфиры, изумруды, бриллианты, золото и платина. Им совершенно не мешали полыхать ореховые крошки, на самый большой розовый камень налип желтый дынный кубик.

Давыдов осторожно выудил колье за усыпанный бриллиантами «поводок», отлепил дыню и присвистнул:

— Пипец… «сильфида», чтоб тебя… — воскликнул: — Реальная «сильфида», Ника! У нас получилось! Точнее, у тебя! Надо Окуневу звонить, изымем с понятыми!

Вероника полностью разделяла восторг стажера. Как будто часть тяжести с души упала. Если сегодняшнее гадание и найденные драгоценности помогут разыскать убийцу Светы, жизнь, уже можно сказать, прожита не зря. Есть такая громадная вешка, что впору самой собой гордиться.

Ника пальчиком отделяла украшения от орехов и цукатов, Давыдов вопил по телефону:

— Игорь Станиславович, мы нашли «сильфиду»!.. Да, я и Вероника Полумятова!.. Нет, не у нее дома, в квартире напротив, где она сумку оставила! Приезжайте оформлять изъятие!.. Что? Как я тут оказался?.. — Градус экзальтации понизился, стажер принялся блеять и оправдываться. — Да я тут как бы решил, а почему бы нет… Джейн Диксон там… а чем мы хуже… Слушаюсь! Есть охранять!

Давыдов повернулся к Нике, и та улыбнулась — из стажера радость во все стороны кипятком брызгала. Он запустил пальцы в волосы, взлохматил рыжеватый чуть отросший ежик.

— Ну ва-а-аще… — сказал. — Первое дело… и тут — «сильфида»… Ребята не поверят, что это я ее нашел! Точнее, ты. Но мы — вместе. Ведь если бы я не пришел и не сказал о сумке… А кстати. Почему ты не сказала, что поехала на фиктивный выезд с другой сумкой?

Вероника повела плечом:

— А кто меня об этом спрашивал? Из слов Окунева я поняла, что когда пропали побрякушки, меня в доме Сальниковых уже и близко не было.

— Неправильно ты поняла. У тебя не было возможности совершить кражу. Но на тот момент дети уже изъяли из сейфа… мгм… побрякушки.

— Так надо было и сказать все по чесноку!

Давыдов скуксился:

— Ага. Скажешь тут. Махновский как собака на сене сидел. Станиславович хотел тебя на завтра пригласить… Но повезло, — стажер снова заулыбался, — я первый успел.

— Тебе и лавры, — согласилась Ника.

— Слушай, а зачем тебе две сумки?

— Считаешь, много? А я б еще и третий выездной набор хотела, — усмехнулась Ника. — Перед Новым годом знаешь какая кутерьма бывает! По три выезда на день случается! Кручусь как белка, нет времени домой заехать и переодеться. Все с собой вожу, поспеть везде по новогодним пробкам не рискую. Вот у Сальниковых, например, дети топинг перепутали…

— Что-что?

Вероника вздохнула:

— У вас дома куличи пекли?

— Нет.

— Но хотя бы в магазине ты их видел. Помнишь разноцветную присыпку на глазури кулича? Это и есть топинг. Так вот, получив похожий вызов, я не стала орешки и цукаты перебирать, быстро добавила пару пакетиков в чистые мешочки, рванула вторую сумку и на выход. А эту у тети Тани оставила, у нее посудомоечная машина есть, а на моей кухне… только раковина помещается.

— И неужели даже не мелькнуло, что преступник охотился за этой сумкой?!

— Нет. — Вероника оперлась задом о кухонную тумбу и скрестила руки перед грудью. — Я кондитер, Сережа, а не сыщик. Каждому свое. Это только в книжках и кино шустрые дилетанты могут следователя обштопать. Хотя… — в памяти всплыл майор Махновский, с радостью зачисливший сантехника в убийцы. Но все же, нет, пусть дилетант — не равнодушный, не закостенелый тип, и ему правду узнать важнее, чем пофигисту-следователю, он прежде всего профан. — Я чувствовала свою вину, Сергей, — решительно созналась Ника. — А ведь это очень тяжело — все время думать, что из-за тебя мог кто-то погибнуть. Я старалась вообще об этом… — Вероника не договорила и отвернулась к окну. — В любом случае все выяснилось бы довольно быстро, да? Я бы поговорила с Окуневым, узнала, почему меня в поселок заманили…

— Надо рассказать Игорю Станиславовичу о том, что ты нагадала о Елизаровой, — тихо, но твердо попросил стажер.

— Вот ты и расскажи, — не оборачиваясь, предложила Вероника.

— У меня так не получится.

Ника не ответила, и Сергей спросил о другом: — А почему ты занимаешься готовкой, а не картами? У тебя же получается.

— Почему? — повернув к нему лицо, переспросила Полумятова. — А это страшно. Когда получается. Ты можешь себе представить, как к тебе приходит расстроенный человек, а ты должен его добивать, рассказывая правду? — Вероника зло прищурилась. — Я же не имею права врать, подслащивать… А правда бывает очень страшной. У меня такое уже случалось.

— И после этого ты решила отказаться от таланта, — сочувственно сказал стажер.

— Таланта! — Вероника фыркнула. — Этим надо жить, мой дорогой! Серьезно заниматься, изучать. А я не хочу погружаться в дебри «непознанного» и чужие беды. Не хо-чу, — произнесла Ника раздельно. — Мне нравится радовать людей пирожными, а не доносить до них страшилки вероятного. Разумное желание, не находишь?

— Разумное, — подумав, согласился будущий полицейский.

— Я потому и о вашем расследовании старалась не думать. Терпеть не могу непрофессионализма. Или ты занимаешься своим делом хорошо и отдаешь ему всю душу, или — извини-подвинься. Кому-то пирожки печь, кому-то искать преступников, каждый занимается тем, в чем лучше понимает. А то у нас каждый разбирается в футболе и политике, а грамотно асфальт положить некому. — Вероника неожиданно фыркнула: — Тоже мне профессор Преображенский… Надо будет оставить пометку в памяти: философствующий кулинар из той же оперы. Мне досадно, Сергей. Я понимаю, что могла хотя бы попытаться сложить два и два! Другую сумку, кражу драгоценностей, убийство Светы… — Девушка опустила взгляд. — Наверное, поленилась. Так не хочется называть себя бездушной тварью.

— Ну, ты загнула!

— Это не перегиб, а исповедь. — Вероника лучезарно улыбнулась, стараясь обернуть все шуткой. — Кому ж еще покаяться, если не свидетелю всего? В церковь я не хожу. Маму стараюсь не расстраивать…

Стажер на озорной тон не повелся.

— Странная ты. — Пристально разглядывая Полумятову, добавил: — На чужих страхах гадалки в основном и зарабатывают.

— Это не гадалки, а мошенницы. И хватит об этом, пожалуйста.

— Как скажешь.

Стажер буркнул так, что Вероника вдруг почувствовала себя старой занудой с претензией на морализм.

Заметив, что собеседница совсем загрустила, Давыдов перевел беседу в деловое русло:

— Мне приказано обеспечить понятых. Поможешь?

— Конечно, — мотнув головой, как будто изгоняя из нее пустые мысли, согласилась Вероника и прикинула: если пойти к Лорхен сейчас же, то можно застать у нее и Нору. Та хоть и живет неподалеку, если позвонить и попросить вернуться, то не откажет, но лучше все-таки не выдергивать ее из дома. Звать кого-то еще на очередное «представление» Веронике очень не хотелось. — Мои соседки, те, что были понятыми в прошлый раз, подойдут?

— Не вижу препятствий, — радостно сказал ушастый недополицейский, — главное, чтоб документы при них были.

— Должны быть. — Нора никуда без пенсионного удостоверения не ходит.

Вероника, бдительно заперев дверь тети Тани на все обороты ключа, повела Давыдова к квартире на другой стороне лестничной клетки. Нажала на кнопочку звонка. Дверь распахнулась моментально, на коврике за порогом стояла Нора в одной туфле.

— Чего-то забыла? — поинтересовалась добродушно. (Вероника недавно распрощалась с Лорхен до завтрашнего утра, когда они собирались в гости к ее родителям.) Но тут увидела стажера Сережу за спиной Ники и тоном волка из мультика «Жил-был пес» просипела: — Что?.. Опять?!

— Угу, — кивнула Вероника и улыбнулась. Согнувшаяся над второй туфлей сипящая Нора выглядела довольно-таки комично.

— Да ёшкин кот! — ругнулась домработница и, разогнувшись, гаркнула: — Лора! К нам опять пришли!

…Лорхен попросила обождать. Пока она припудривалась, Нора не заставила гостей торчать в прихожей, провела в гостиную. Где Вероника, устав сегодня от людей — детсадик, рынок, то она в гости, то гость к ней, — подошла к окну, поглядела на полутемный вечерний двор… И резко вытянула шею, пытаясь разглядеть автомобильную парковку за загородкой вокруг мусорных бачков и отдельно стоящим гаражом участника Великой Отечественной войны дяди Вани.

Вероника не поверила глазам: желтой крыши родимого «жука» среди других автомобилей не было!

Отскочив от подоконника, она обвела беспомощным взглядом Нору и Сергея, сипло выдавила:

— У меня машину угнали. Кажется, — и бросилась к выходу из комнаты, собралась помчаться на улицу! В домашних тапочках.

Но дверь перегородил стажер:

— Стой! Не беги! — нервно завибрировал раскрытыми ладонями перед лицом девушки. — Подожди, подожди, дай подумать… — забормотал умоляюще, помахивая растопыренными пальцами. — Стой на одном месте, — приказал застывшей, рассерженной Веронике. — Вдруг тебя снова выманивают из дома?! — испуганно расширил глаза. — Как тогда, на кейтеринг… Ты сейчас выйдешь, а в подъезде тебя кто-то ждет…

Ника нервно напомнила:

— Мы только что были на площадке! Никто там на меня не набросился!

Но с места все-таки не тронулась. Смотрела на Давыдова и стремительно гоняла мысли. В том, где она оставила машину, Ника нисколько не сомневалась, — она едва протиснулась между «вольво» Лорхен и синим жигулем. Эти машины на месте, то, которое смог занять лишь крохотный жучок, пустовало. Совершенно точно.

— Но нужно ж что-то делать! — воскликнула деятельная Нора.

— Да, — глядя только на Нику, согласился недополицейский. — Надо звонить Окуневу.

Вероника села на угол дивана, закрыла глаза и мысленно послала к черту весь этот подлый мир.

Ну сколько можно, а?! Одно за другим, одно за другим! Она где-то сильно нагрешила, что ли? Небеса решили осыпать ее гадостями?! За что все это?!

Вероника всхлипнула, не открывая глаз. Почувствовала, как на плечо опустилась легкая и теплая рука. Лорхен поспешила подойти на вопль Норы.

Невдалеке, за дверью гостиной, раздавался голос стажера.

— Игорь Станиславович, у нас еще одно ЧП! — докладывал почти восторженно. — Машину у Вероники угнали! Что мне делать? Я ее во двор уже не пустил… Нет, она из окна соседей увидела, что машины нет на месте… Что?.. Да нет, мы к соседям зашли, попросили их быть понятыми… Есть, слушаюсь!

Невзирая на обстоятельства, в комнату Сережа вернулся довольным донельзя. Отважившаяся взглянуть на гнусный мир Вероника посмотрела на неунывающего стажера и предположила, что Окунев похвалил его за грамотные действия и своевременную реакцию.

— Приказал ничего не предпринимать, ждать его, — подтверждая догадку, произнес Давыдов и пятерней взъерошил волосы. — Паспорта, пожалуйста, возьмите, — попросил Лорхен и Нору. — Игорь Станиславович будет вот-вот.

Лорхен мягко приобняла Веронику:

— Пойдем, душа моя, пойдем. Чего ж поделать, надо крепиться. А машину твою Игорь Станиславович найдет… правда, Сергей?

Стажер промычал нечто невразумительное, но под строгим взглядом элегантной дамы таки сумел ответить четко:

— Разумеется. Если Окунев возьмется, найдет и на дне моря… то есть на суше. Надо думать.

Вероника постаралась думать именно в этом русле. А что еще ей оставалось? Хотелось скрежетать зубами и рвать на себе волосы. Но если постоянно думать о плохом, то скоро скрежетать будет нечем, и волосы от нервов облетают, как осенняя листва… Пошатываясь, Ника побрела на лестничную клетку. За ее спиной сочувственно бубнила Нора, Лорхен те же чувства выражала молчаливо, легонько обнимала Нику и похлопывала ладонью по ее плечу.

— А мы ведь завтра собирались к маме, — печально прошептала Ника. — На чем теперь?

— Поедем на моей машине, — безапелляционно заявила Лорхен. — Скажем Машеньке, что моя вольвочка вместительнее. Если Нору с собой возьмем, вообще никаких вопросов не будет. Поедешь с нами, дорогая? — обернулась к домработнице.

— А то, — сказала Нора таким тоном, словно ее позвали бить бандитов.

— Накупим всякой всячины, — увещевательно шептала соседка. И почему-то совсем не удивилась, когда Вероника принялась отпирать дверь тети Тани. — Я, кстати, такой очаровательный уличный вазон для Машеньки присмотрела. Он вообще весь багажник займет. Поставим вазон на место того дурацкого садового гномика, с которого уже вся краска слезла…

Лорхен говорила с Никой, словно с маленькой. Войдя на тети-Танину кухню, где на столе лежала россыпь драгоценностей напополам с орешками, она на мгновение замолкла… И пораженно вымолвила:

— Это то, что я думаю? Настоящее? Сальниковское?