Мучимые ересями

— Мне это не нравится. — Клинтан, казалось, не обращал внимания на то, что он повторяет то, что уже несколько раз сказал Трайнейр. — Мне это совсем не нравится. Сейчас время для силы, а не для слабости!

— Сейчас время для коварства, а также для открытой конфронтации, — возразил Трайнейр.

— Это отсрочит окончательную конфронтацию.

— Необязательно. Или, по крайней мере, ненадолго. Припомни, что нам всё равно нужно построить флот, прежде чем мы сможем сделать хоть что-то эффективное в отношение Черис.

Клинтан несколько секунд молча кипел от злости, потом глубоко вздохнул.

— Ты действительно думаешь, что это необходимо?

— Возможно, в этом нет абсолютной необходимости, — признал Трайнейр, — но это лучший способ, который я могу придумать, чтобы ослабить атаку Черис. Если уж на то пошло, ты же знаешь, что я всегда считал ошибкой объявлять Священную Войну намного раньше, чем мы сможем перенести эту войну в Черис. Я знаю, что ты и Аллайн не совсем согласны со мной в этом вопросе. И я знаю, что Робейр находит пугающим само понятие Священной Войны. Это лучший способ, который я могу придумать, чтобы контролировать, когда и где будет сделано это заявление. Это оставляет в наших руках инициативу, и это позволяет нам застолбить претензию на моральную высоту. В конце концов, мы покажем миру, что готовы рассматривать подлинные обвинения о том, что служители Матери-Церкви — отдельные личности, Жаспер, а не сама Мать-Церковь — способны на преступные деяния. И когда мы осудим Грейвира и остальных, это будет один из тех случаев, когда «больше скорби, чем гнева». В конце концов, мы действительно сможем обратить некоторые из них, по крайней мере частично, в свою пользу.

— Если это можно назвать пользой, — пробормотал Клинтан. Он сидел молча больше минуты, невидящим взглядом уставившись на свой собственный бювар, затем пожал плечами.

— Очень хорошо, Замсин, — сказал он. — Мы попробуем сделать это по-твоему. Как ты говоришь, — он обнажил зубы в белозубой улыбке, в которой было очень мало юмора, — мы докажем нашу готовность пройти лишнюю милю, чтобы быть уверенными в своей правоте, прежде чем выдвигать обвинения или голословные заявления.

— Вот именно, — согласился Трайнейр, не особенно стараясь скрыть своё облегчение от согласия Клинтана. — Поверь мне, если мы сумеем этого добиться, донести до сознания каждого, то получим огромное преимущество в борьбе между нашими и их пропагандистами.

— Ну, в таком случае, — сказал Клинтан, — я полагаю, что пришло время отцу Данилду начать собирать копии отчётов Грейвира. Они ведь понадобятся мне для расследования, не так ли?

.VI.

КЕВ «Императрица Черисийская»,

Бухта Ханны,

Великое Герцогство Зебедайя

Когда колонна галеонов плелась мимо Травяного Острова, Кайлеб Армак снова стоял на шканцах КЕВ «Императрица Черисийская». Остров Банки лежал почти в тридцати милях к северу, и перед ними простирались широкие воды Травяного Плёса. До гавани города Кармин оставалось ещё почти девяносто миль, и он изо всех сил старался не чувствовать себя окружённым близлежащей землёй.

Это было не особенно легко, хотя его интеллект упрямо настаивал, что это должно быть именно так.

Его флагманский корабль и эскадра, с которой он воссоединился, находились чуть более чем в двух тысячах шестистах милях юго-юго-западнее Вишнёвой Бухты. Это означало, что здешний климат был гораздо ближе к тому, что привык Кайлеб. Во всяком случае, было очень жарко несмотря на то, что формально это была зима, поскольку в данный момент они всё ещё находились — чуть-чуть — к северу от экватора, но не это было причиной его беспокойства.

Бухта Ханны простиралась почти на двести сорок миль с востока на запад. Это была большая акватория, особенно когда Имперский Черисийский флот был фактически единственным военно-морским флотом в этих водах. Тем не менее, от Кармина до устья Залива Талисмана было четыреста семьдесят миль. Четыреста семьдесят миль между столицей Зебедайи и открытыми водами Океана Картера.

Четыреста семьдесят миль всё глубже и глубже уходящие в объятия огромного острова Зебедайя.

Ему не нравилось находиться так далеко от открытого моря. Для него, как почти для любого черисийца, море означало безопасность. Оно означало пространство для манёвра, уклонения, и было той стихией, в которой Черис была хозяйкой… и местом, куда вторгались на свой страх и риск менее авторитетные моряки из других стран.

«Перестань вести себя как старуха, Кайлеб»! — обругал он себя. — ««Открытое море», надо же. А как ты назовёшь тысячи квадратных миль морской поверхности, если она не «открыта»? И это не совсем то, как если бы кто-то мог подкрасться к тебе, даже если бы кто-нибудь имел дело с подлостью»!

Он на мгновение взглянул на Мерлина Атравеса, который даже здесь стоял на стороже у его правого плеча. Кайлеб знал, что именно в этот конкретный момент Мерлин вёл наблюдение через свои СНАРКи. Император был уверен, что у него всё ещё есть только самое общее представление о том, что такое «СНАРК», но ему не нужно было точно знать, что это такое, пока знал Мерлин. Всё, что Кайлеб должен был знать — это то, что невидимый взгляд Мерлина, подобно глазам виверны, охватывал не только всю Бухту Ханны, но также и Залив Талисмана — и все остальные воды, простиравшиеся вокруг Зебедайи, словно всеохватывающие руки. Если бы там был хоть один военный корабль, способный угрожать величавому продвижению его флота, Мерлин знал бы об этом.

«На самом деле», — размышлял Кайлеб, — «реальная опасность, вероятно, заключается в том, что мы слишком сильно полагаемся на «особые способности» Мерлина. Они могут быть доступны не всегда. Если уж на то пошло, то они точно не будут доступны никому, кроме меня, потому что он мой телохранитель. Так что, может быть, это и к лучшему, что я продолжаю нервничать, даже зная, что Мерлин следит за всем, пока я не позволяю этой нервозности отвлекать меня от того, что должно быть сделано. В конце концов, я также должен иметь в виду тот факт, что он не будет доступен другим командирам, когда я назначу им их миссии. Замечательно. Я просто нашёл ещё что-то, о чём нужно беспокоиться!»

Его губы дрогнули, когда он подумал о своей собственной извращённости. Просто удивительно, как это улучшило его настроение, и он повернулся вполоборота к невысокому, пухлому князю, стоявшему рядом с ним.

— Какие-нибудь последние советы, Ваше Высочество?

— Не совсем так, Ваше Величество. — Князь Нарман пожал плечами. — Вам просто нужно продолжать думать о Великом Герцоге так же, как, я уверен, думали обо мне, пока росли. Никогда не забывайте, что он от природы коварный, скользкий тип, с пристрастием к убийцам и личным обаянием и радушием песчаного червя, и тогда вы не сможете слишком сильно ошибиться. Я не скажу, что у него сильная аллергия на правду, заметьте. Хотя, во зрелом размышлении, я чувствую себя относительно уверенным, что любое совершенно правдивое утверждение, случайно попавшее ему в рот, вызовет у него, по меньшей мере, острое несварение желудка.

— Это… интересная характеристика, — заметил Кайлеб с чем-то, что прозвучало подозрительно похожим на смешок.

— Но, по-моему, очень точная. — Нарман поднял глаза на более высокого и молодого императора, и выражение его лица стало очень серьёзным. — В данный конкретный момент, Ваше Величество, Великий Герцог Зебедайи находится в ловушке между кракеном и думвалом, и он это знает.

— Но кто есть кто?

— С учётом всего вышесказанного? Я бы сказал, что Империя — это определённо думвал, но Гектор Корисандийский является очень респектабельным кракеном. И потом, Зебедайя, так же хорошо, как и мы, знает, что истинная борьба в конечном счёте лежит не между вами и Гектором, а между вами и Храмом. Он полностью осознаёт, что в данный момент у вас есть сила раздавить его, как яичную скорлупу, если он не будет любезен с вами, но он также осознаёт, что Гектор не просто всё простит и забудет, если он переметнётся на другую сторону, чтобы поддержать Черис. Маловероятно, что Гектор выживет, но Зебедайя не будет готов полностью исключить эту возможность. И, выживет Гектор или нет, «Группа Четырёх» определённо всё ещё будет ждать, когда дым в Лиге рассеется.

— А это значит, что он будет чрезвычайно любезен… пока я крепко держу свой кинжал у его горла, — сказал Кайлеб.

— Совершенно верно, Ваше Величество. — Нарман слегка склонил голову. — Знаете, меня всегда невероятно раздражала упрямая способность вашего Дома к выживанию и его общая всесторонняя компетентность. Удивительно, как изменилось моё отношение к этому вопросу за последние несколько месяцев.

— Лесть, Ваше Высочество? — Брови Кайлеба изогнулись дугой, а карие глаза весело блеснули.

— О, конечно! — улыбнулся Нарман. — В конце концов, теперь я один из ваших придворных, не так ли? — Он отвесил императору глубокий поклон, удивительно изящный для его телосложения, и Кайлеб улыбнулся ему в ответ. Но тут князь Изумруда снова стал серьёзным.

— Шутки в сторону, Ваше Величество. Я должен признаться, что я одновременно удивлён и впечатлён зрелостью суждений, которые вы постоянно демонстрируете. Откровенно говоря, вы необычайно молоды для любого правителя, и уж тем более для правителя империи размером с ту, которую вы с Императрицей деловито сколачиваете вместе. Этого достаточно, чтобы заставить мужчину нервничать, по крайней мере, до тех пор, пока он не узнает вас обоих.

— В самом деле? — Кайлеб склонил голову набок, и Нарман кивнул.

— Вообще-то, вы продемонстрировали поразительную палитру способностей, — сказал он почти бесстрастным, аналитическим тоном. — Военный потенциал, искусная дипломатия, стойкость, которая весьма примечательна в таком молодом человеке, как вы, честность — которая, как я обнаружил, может быть чрезвычайно опасным оружием, когда речь заходит о дипломатии; вероятно, потому что мы сталкиваемся с ней слишком редко, чтобы построить защиту против неё — и разумная безжалостность в сочетании с тем, что я могу назвать только прагматическим состраданием. — Он покачал головой. — Такая коллекция способностей была бы редкостью для человека вдвое старше вас. Ваш отец, очевидно, был ещё лучшим учителем, чем я когда-либо предполагал.

— Я тоже так думаю, — тихо согласился Кайлеб.

— А ещё есть Императрица, — продолжал Нарман со своеобразной улыбкой. — По-своему, я подозреваю, что она даже более опасна, чем вы. Она определённо одна из двух самых умных женщин, которых я когда-либо встречал в своей жизни, и тот факт, что ей удалось не просто выжить, но и фактически укрепить власть чизхольмской Короны, несмотря на все усилия стаи дворян, которые в четыре или пять раз старше неё, только подчёркивает её собственные возможности. Откровенно говоря, вы оба вместе просто пугаете меня, если вы простите мне мою откровенность.

— Я не только прощу это, но и приму это как комплимент.

— Наверное, так и должно быть. И, — Нарман задумчиво поджал губы, — здесь есть ещё один аспект. Он не приходил мне в голову до тех пор, пока я не познакомился с вами обоими и не получил о вас первое впечатление.

— И что же это за аспект? — спросил Кайлеб, когда изумрудец сделал паузу.

— По крайней мере, на какое-то время я был склонен думать, что ваши противники будут недооценивать вас просто потому, что вы молоды. Они будут предполагать, что каким бы умным вы не были, вы всё равно станете жертвой импульсивности вашей юности. На самом деле, я должен признаться, что это была моя первая мысль, когда я услышал подробности ультиматума, который вы предъявили графу Тирску после Скального Плёса. Судя по тому, что мне о них доложили, вы были вполне… кровожадны в описании последствий, с которыми он столкнётся, если отвергнет ваши условия капитуляции. Они поразили меня своими, скажем так, экстравагантными намерениями, которые можно было бы ожидать от юношеской неопытности.

— Хорошо. — Кайлеб усмехнулся. — Они такими и предполагались.

— В самом деле, Ваше Величество?

— О, не поймите меня превратно, Нарман. Если бы он отверг мои условия, я бы возобновил действия… и никто больше не предложил бы ему пощады, пока все его корабли не сгорели бы или не пошли ко дну. Никогда не думайте, что я бы этого не сделал.

Нарман Бейтц посмотрел в карие глаза, которые уже не блестели и стали твёрдыми, как замороженные агаты, и распознал правду, когда услышал её.

— И я также признаю, что хотел сделать последствия нападения на моё королевство кристально ясными не только для графа, но и для всего мира. Следующий правитель, которого «Группа Четырёх» подкупит или заставит атаковать, никогда не сможет притвориться, что заранее не знал, как именно Черис отреагирует. И если кто-то пропустил это после моего разговора с Тирском, я весьма подозреваю, что они поймут мою точку зрения после нашего сообщения королю Жамису.

— Но, я также подумал, что таким людям, как Клинтан и Трайнейр, не повредит думать, что они слышат лишь высокомерную болтовню молодого человека. Мой отец как-то сказал мне, что быть любимым друзьями — это чудесная и всегда желанная вещь, но очень важно, чтобы тебя боялись враги. А после страха самое важное, что касается ваших врагов, — это то, что они недооценивают вас. Лучше вообще никогда не подвергаться нападению, но если вы собираетесь подвергнуться нападению, то чем более самоуверен ваш враг, тем лучше.

Нарман несколько секунд пристально смотрел на молодого человека, ставшего его императором, а затем склонил голову в знак уважения.

— Я чувствую себя всё лучше и лучше с каждым днём из-за того, что в итоге проиграл вам и вашему отцу, Ваше Величество.

— Неужели? Это потому, что я такой замечательный и милый парень?

— Нет, не совсем так — сухо ответил Нарман, и Кайлеб весело фыркнул. Затем изумрудец продолжил: — Причина, по которой я решил, что чувствую себя не так уж плохо, заключается в том, что, по крайней мере, я не проиграл кому-то, кто просто наткнулся на возможность пнуть мою хорошо набитую задницу между моими коварными ушами.

* * *

Когда «Императрица Черисийская» вынырнула из-за волнореза города Кармин, палящее солнце висело высоко над головой.

По мнению Кайлеба, столица Зебедайи не выглядела особенно впечатляющей для того, кто вырос в Теллесберге, но он должен был признать, что якорная стоянка была великолепна. Защищённая по всей протяжённости Заливом Талисмана и Бухтой Ханны — не говоря уже о защищающих её земельных массах Травяного Острова и Островом Банки — она предлагала превосходную защиту от стихий, что было немаловажным преимуществом в этих широтах, особенно в сезон ураганов. Подходы к порту были столь же хороши, с большими глубинами и небольшим количеством навигационных помех пока не окажешься совсем близко от города.

Конечно, тот факт, что она находилась всего лишь в пятидесяти милях к северу от экватора, создавал климат, в котором даже черисийцу казалось, что его поджаривают на вертеле всякий раз, когда он выходил под лучи полуденного солнечного света.

Набережная гавани была достаточно хорошо защищена береговыми батареями, но Великий Герцог Зебедайи, к сожалению, пренебрёг укреплениями островов, усеивающих подступы к его столице. Было несколько мест, где батареи могли бы по крайней мере серьёзно навредить атакующему флоту, но никаких орудий в этих местах установлено не было.

«Теперь, когда я думаю об этом, возможно, это вовсе не обязано пренебрежению Зебедайи», — подумал он. — «В конце концов, Гектор знает Великого Герцога даже лучше, чем Нарман. Вероятно, он был чертовски уверен, что его флоту не придётся пробиваться мимо этих батарей, если возникнут какие-нибудь мелкие неприятности. И похоже, для меня не так уж плохо помнить это».

Остальные десять галеонов, которые Кайлеб привёл с собой, образовали защитный порядок вокруг «Императрицы Черисийской», с их заряженными орудиями и готовыми расчётами. Возможно, это и не была самая дипломатичная позиция из всех возможных, но Кайлеба это совсем не волновало. У орудий его собственного флагмана канониры в данный момент не стояли, и это были все уступки международным приличиям, которые он намеревался сделать.

Он смотрел, как богато украшенный адмиральский катер выходит из гавани по направлению к «Императрице Черисийской», а затем взглянул на Мерлина, который рассматривал тот же самый катер в подзорную трубу. Император подавил искушение улыбнуться, про себя держа пари, что глаз Мерлина в действительности закрыт. В конце концов, простая подзорная труба только мешала бы человеку с «естественным» зрением Мерлина. Но она давала ему повод задать «сейджину» вопрос. Так или иначе.

— Я так понимаю, что этот гребной катер со всей этой золотой краской — наш друг Великий Герцог?

— Я полагаю, что это так, Ваше Величество, — серьёзно ответил Мерлин, не опуская подзорную трубу. — Во всяком случае, на кормовой решётке сидит человек, который, судя по всему, почти готов к тепловому удару, учитывая всё то золото и шитье, что на нём надето.

— Это, должно быть, Зебедайя, — согласился Нарман, стоящий у другого локтя Мерлина. — Он всегда настаивал на том, чтобы поддерживать «надлежащий внешний вид».

Изумрудцы носили со вкусом вышитые и сшитые на заказ одежды, но, как и Кайлеб, они были столь же практичны, сколь и элегантны, а их хлопковый шёлк и шёлк из стального чертополоха были настолько лёгкими и прохладными, насколько это было вообще возможно. Несмотря на лишний вес, который был у Нармана, он смотрелся гораздо более комфортно, чем мог чувствовать себя приближающийся Великий Герцог.

— В таком случае, может быть, мы должны задержать его здесь, на палубе, пока будем разговаривать? — предположил Кайлеб, зло улыбаясь. — Если он вот-вот растает и превратится в лужицу жира, то вряд ли будет в своём наилучшем естественном вероломном состоянии.

— Заманчиво, Ваше Величество, — согласился Нарман, улыбаясь в ответ. — Но боюсь, что это не очень практично. Я уверен, что он уже выучил наизусть всё, что собирается сказать, и я был бы чрезвычайно удивлён, если бы такая глупость, как рациональное мышление или диспут, могли хоть что-то изменить. В этом случае, я думаю, что ваши мысли о том, как попасть в тень, перевешивают малую вероятность того, что он может пострадать от теплового удара сейджина.

— Это не мой тепловой удар, Ваше Высочество, — мягко заметил Мерлин, опустив наконец подзорную трубу и повернувшись к Нарману. — Я просто предложил аналитическую справку, не выражая никакого личного желания.

— Ох, конечно же, нет, — согласился Нарман.

— Прекратите это, вы оба, — почти выругался Кайлеб.

«Просто удивительно, как хорошо поладили Мерлин и Нарман», — подумал он. На самом деле, было очевидно, что они действительно нравятся друг другу, но Кайлеб не был готов делать на это какие-либо ставки. И, признался он самому себе, тот факт, что Нарман действительно нравится Мерлину, удивительно его успокаивал.

— Прекратить что, Ваше Величество? — невинно осведомился Мерлин. — Всё, что я сказал, это…

— Я точно слышал, что ты сказал, — сурово сказал Кайлеб. — И позволь мне напомнить тебе, что черисийскому имперскому гвардейцу совершенно не подобает думать, что это хорошая идея для дворянина, наносящего визит, страдать от смертельного теплового удара. По крайней мере, до тех пор, пока он не подпишет условия капитуляции.

— Условия капитуляции, Ваше Величество? — Брови Нармана взлетели. — Почему-то я не припомню, чтобы конкретно эта фраза употреблялась в тех письмах, которыми вы обменивались с Великим Герцогом Зебедайи. Или, по крайней мере, в тех из них, которым вы поделились со своими советниками.

— Это потому, что она и не употреблялась, — сказал Кайлеб с ещё одной тонкой улыбкой. — Но поверьте мне, Ваше Высочество. Прежде чем Великий Герцог вернётся в свой катер сегодня днём, у него не будет особых сомнений относительно того, что он только что подписал. Он может называть всё это как ему угодно, но я не думаю, что у него останется какая-то неопределённость относительно того, что всё это на самом деле собой представляет… или что с ним может случиться, если ему выпадет случай нарушить своё слово.

— Мне это не кажется особенно дипломатичным, Ваше Величество, — заметил Мерлин. Император посмотрел на него, и сейджин пожал плечами. — Не то, чтобы у меня были какие-то проблемы с желаемым результатом, — добавил он. — Лично я считаю, что разумный диалог и честные переговоры порой переоцениваются. Я имею в виду, что да, у них есть своё место, и они могут работать. Но иногда хороший, жёсткий удар в челюсть оказывается более эффективным, чем любое количество дипломатических нот. Ну или, во всяком случае, более приятным. И из всего того, что я слышал, мне кажется, что это один из таких случаев.

— Хорошо.

* * *

Князь Нарман, решил Кайлеб, обменявшись поклонами с Томасом Симминсом, Великим Герцогом Зебедайи, на квартердеке «Императрицы Черисийской», обладает ярко выраженным даром точного описания миниатюр. Если бы Зебедайю можно было растопить, получившемся из него жиром, можно бы заправлять каждую лампу в дворце Теллесберга по меньшей мере год.

Что, вероятно, было бы лучшим вариантом, каким его можно было использовать.

Великий Герцог был человеком среднего роста и среднего телосложения, с выдающимся носом, редеющими тёмными волосами, и глазами, которые, казалось, были только около четверти дюйма глубиной. Они встречали взгляды других людей с похвальной невозмутимостью, но в их глубине была некая мутность, броня, которая напоминала Кайлебу об отдельных видах живущих в растительности ядовитых ящериц.

— Очень любезно с вашей стороны было проделать весь этот путь, чтобы встретить меня, Ваша Светлость, — сказал Кайлеб, выпрямляясь после своего собственного поклона.

— Вы император, Ваше Величество, — сказал Зебедайя, обнажая крупные, ровные, белые зубы в любезной улыбке. — Императоры, подобно королям, имеют право на свои маленькие причуды и слабости. И, если быть до конца честным, — он позволил своей улыбке постепенно превратиться в рассудительное выражение, — в данных обстоятельствах я был бы удивлён, если бы ваши советники допустили хотя бы мысль о том, чтобы позволить вам поставить свой флагман на якорь в пределах досягаемости портовых батарей того, с кем ваше королевство всё ещё официально находится в состоянии войны.

— Вы правы. — сказал Кайлеб, изобразив на лице что-то, почти похожее на недовольную гримасу, и искоса взглянул на бесстрастного телохранителя, возвышавшегося за его плечом в ливрее Дома Армак. Затем Император снова обратил своё внимание на Великого Герцога. — Бывают моменты, когда эти мои «советники» могут быть немного… чрезмерно заботливыми. После смерти отца всё стало ещё хуже. Иногда мне кажется, что я никогда больше не смогу позволить себе ничего спонтанного.

— Боюсь, высокое положение и большая ответственность привносят с собой собственные ограничения, Ваше Величество, — сочувственно сказал Зебедайя.

— Я знаю, — вздохнул Кайлеб, затем глубоко вдохнул и расправил плечи.

— Простите мне мои манеры, Ваша Светлость, — сказал он. — Я стою здесь, заставляя вас беседовать на палубе, вместо того чтобы отвести вас в тень и предложить немного освежиться. Не хотите ли присоединиться ко мне в моей каюте?

— Это было бы честью для меня, — заверил его Зебедайя.

* * *

— Ну, я думаю, что всё прошло довольно хорошо — заметил Кайлеб несколько часов спустя, снова стоя на квартердеке «Императрицы Черисийской» и наблюдая, как богато украшенный катер Зебедайи отчаливает в сторону города.

— Ты так думаешь, да? — спросил глубокий голос, и Кайлеб улыбнулся Мерлину. Они стояли вдвоём у поручней, по разным сторонам одной из карронад квартердека, и их никто не мог услышать, пока они говорили тихо.

— Конечно, я так думаю, — ответил император, возвращая своё внимание к отплывающему катеру. — А ты разве нет?

— Я думаю, Великий Герцог Зебедайи думает, что ты всё ещё слюнявый подросток, по крайней мере, когда рядом нет твоих «советников», — сказал Мерлин.

— Я тоже так думаю, — сказал Кайлеб с видимым удовлетворением, и Мерлин фыркнул.

— Всё это хорошо и здорово, когда тебя «недооценивают», Кайлеб. До тех пор, пока кто-то вроде Зебедайи не начинает недооценивать тебя настолько сильно, что он делает какую-то глупость. Что-то такое, из-за чего погибнет множество людей.

— Согласен. — Кайлеб снова посмотрел на Мерлина с серьёзным выражением. — Но, я думаю, однако, в данном случае Нарман, вероятно, был прав. Зебедайя знает, что у него нет другого выбора, кроме как предоставить нам право базирования, которое я от него требовал. И конечно же, он проявил больше, чем просто проблеск интереса к идее о том, чтобы остаться аристократом высшего ранга Зебедайи, когда мы официально добавим остров к Империи. И он в полной мере намерен поддерживать меня и быть верным союзником и вассалом вплоть до первой же увиденной им возможности, когда он сможет всадить мне кинжал между лопатками.

— Именно поэтому ему, возможно, не стоит слишком сильно недооценивать тебя.

— Ты упустил мою мысль, Мерлин. Вопрос не в том, увидит ли он возможность предать меня; вопрос лишь в том — когда. А раз так, я бы на самом деле предпочёл, чтобы он чувствовал себя излишне самоуверенно, а не неуверенно. Я не хочу, чтобы он боялся меня настолько, что он и правда примет эффективные меры предосторожности. Собственно говоря, я бы предпочёл, чтобы он сделал свою попытку до того, как мы непосредственно вступим в бой против собственных сил Церкви. Лучше пусть он вынашивает какую-нибудь измену, когда нас не отвлекает более серьёзная угроза, ты не думаешь?

— Возможно, ты и прав, — медленно произнёс Мерлин. — Я не уверен, что согласен с твоей логикой, но должен признать, что она вполне последовательна. Хотя, она кажется немного… замысловатой.

— Бывают моменты, Мерлин, когда мне легче, чем обычно, поверить, что ты действительно вырос в этой своей «Земной Федерации».

— Прошу прощения? — Левая бровь Мерлина изогнулась дугой, и Кайлеб хрипло усмехнулся.

— В более добром и прямолинейном мире — таком, как тот, в котором ты вырос, по крайней мере в том, что касалось политики — я бы просто пошёл дальше и тихо убрал Зебедайю. Я бы «уволил его» с поста Великого Герцога, и нашёл бы кого-нибудь другого для этой работы. Предпочтительно одного из моих черисийцев, такого, что предан мне и заслуживает достойной награды за свои заслуги. К сожалению, я не могу так сделать. Или, скорее, я мог бы, но только с учётом того, что это заставит следующего дворянина, у которого может возникнуть искушение заключить со мной соглашение, задаться вопросом, не собираюсь ли я лишить его титулов в качестве подарка для одного из моих фаворитов, как только мне это станет удобно.