Помоги проекту - поделись книгой:
— Да, вот и мне такие хотелось, а еще все время подмывало поставить человека на место — характер-то у меня тоже отвратительный. «Что бы ему, — думал, — сделать, как уесть?».
На съемки в Одессу приехала с ним Марина Влади, а когда-то была история… Высоцкий как следует выпивал, мог поддатым прийти на спектакль, и его в Кащенко поместили — провернул такую штуку Любимов. На осмотре профессор у пациента спросил: «Так, женат?».
— «Да». — «Кто жена?». — «Марина Влади». — «Понятно, — доктор обернулся к свите, — это не лечится». Он не то чтобы хотел пошутить, просто не знал, что жена Высоцкого действительно Марина Влади.
Подумать мне было некогда… Высоцкий? И пусть, а я Садальский. Самомнения — Боже мой! Я вообще-то всех по именам называю, но на «вы» — учителя научили, что никому тыкать не надо. Вот и сказал ему: «Володя, вы не знаете, кто эта толстая тетка? Чего она здесь ходит, меня раздражает?». Он вскипел: «Ты что, <…>? Это Марина Влади!». Я хлоп себя по губам: «Ой, сам себе порчу!». Такой вот был эпизод, и как-то его, знаете, это задело…
На съемках он вел себя, как дорогой гость — будто пришел к вам на интервью, сел в это кресло: «Ну (изображает презрение и равнодушие), спрашивайте!»… Такой весь, переполненный собственной значимостью, он постоянно что-то из себя изображал. Особенно это видно по телевидению, потому что сам ты расслаблен и человек перед тобой как на ладони.
Высоцкий как гроза для коллег. Ещё показания. Марк Цыбульский цитирует актёра Михаила Лобанова по поводу участия того в записи пьесы «Алиса в стране чудес» («Алиса в стране чудес»):
«Высоцкий приезжал на запись почему-то всегда раздражённым, был очень строгим и очень требовательным. Он сначала нам показывал песни в своём исполнении, а потом Геворгян показывал нам фонограмму музыки. Высоцкого все актёры боялись.»
Несравненный Марк Дейч о двух Высоцких:
«Высоцкий не был однозначен. Рассказывать о нем можно много. Собственно, все эти рассказы — о двух Высоцких: пьяном и трезвом. Первый был проще, человечнее, обладал безусловным даром завоевывать сердца рабочих сцены и осветителей. У партнеров по сцене мог создать приподнятое настроение, что было особенно важно, когда пьеса не нравилась актерам и ее приходилось играть через силу. Так случилось с „Антимирами“: словоблудие Вознесенского действовало на труппу настолько удручающе, что лишь ироническое к нему отношение, которое Высоцкий сумел вызвать у актеров, спасло спектакль.
Второй Высоцкий был совсем другим. Большой актер, в полной мере себя таковым осознающий и соответственно ведущий себя с окружающими. Здоровался краем рта, как бы намекая на скорую улыбку: вот еще чуть-чуть — и улыбнется… Но до улыбки так и не доходило.
Впрочем, второго Высоцкого доводилось видеть не часто.»
Юрий Визбор накропал про Высоцкого сю-сю-статью «Он не вернулся из боя». А ничего, что Высоцкий даже военной службы не проходил? Бои, конечно, бывают и фигуральные, но, может, не надо пускаться на всякие такие литературные трюки и примазываться к смыслам, обеспеченным сверх-усилиями и кровью других — не привилегированных, не отвертевшихся, не засцавших — да ещё неслабо на этом зарабатывать?
Показания о могучести Высоцкого (Валерий Перевозчиков «Правда смертного часа»):
«В интервью со Штурминым зашел разговор о физических данных Высоцкого: „Физически Володя был очень одарен. Ну, например, он „крутил“ переднее сальто с места, — в общем, таких людей немного. По физическому развитию В.В. намного превосходил обычный средний уровень“.»
«О невероятной физической одаренности В.В. рассказывал в своих выступлениях Геннадий Полока… Самый яркий пример — когда Высоцкий на кинопробах делал несколько танцевальных па на вертикальной стене.»
«Елена Садовникова — врач-психиатр из института Склифосовского: „Как-то мы были в Дубне. Володя давал там концерт. Мы поднимались по лестнице, он что-то рассказывал Жене (сыну Е.Садовниковой. — В.П.). И вдруг произнес:
— Ну вот так…
Встал на руки и пошел вверх по ступеням. Мне потом объяснили, что сделать это необычайно трудно — настоящий акробатический трюк“.
Но все эти примеры из начала или середины семидесятых, а к восьмидесятому году многое меняется…»
Может быть, у Высоцкого основная сила была «в плечах» — как у Портоса. Но эпизод с тонкими ножками Высоцкого из «Места встречи» всё-таки вырезали… И от службы в доблестных Вооружённых Силах он в годы самой что ни на есть «холодной войны», получается, откосил…
С учётом сказанного забавно воспринимаются некоторые его песни:
Или:
Мой батя — на год старше Высоцкого, служил три года в зенитной артиллерии, дослужился от рядового до младшего лейтенанта, оглох на одно ухо (не открыв вовремя рот при выстреле). Но батя был сиротой (мой дед по отцу погиб на фронте в 1944-м, бабушка умерла во время оккупации), а сироту некому было надоумить, что от службы можно «косить». После трёх лет голодухи в условиях оккупации он вдобавок, может быть, отличался хорошим здоровьем. Мой дядя, брат матери, тоже безотцовщина (второй дед пропал без вести в 1941-м) и почти ровесник Высоцкого, после 3-х лет жизни под немцами тоже наверняка был крепышом, поэтому попал в армию и вернулся из неё инвалидом (повреждение позвоночника). Зато Высоцкий, спрятавшись за таких, как он, мог крутить сальто вперёд и петь на умиленье всем
Очень трогательная песня. Когда-то я не мог её спокойно слушать. Может, теперь смогу.
Кстати, сын репрессированных родителей Булат Окуджава (1924–1997) ушёл в 17 лет на фронт добровольцем. А, скажем, Леонид Быков (1928–1979), тоже поющий актёр, поступал два раза в лётное училище (в 1943-м не был принят по малолетству, а в 1945-м таки поступил, но училище расформировали по причине окончания войны). У Высоцкого же весь его жертвенно-патриотический настрой ушёл исключительно в военные песни и принёс немалый доход.
Дворовое прозвище юного Высоцкого было «Шванц». А. Утевский («На Большом Каретном»): «Поскольку он всюду за нами бегал, то получил прозвище „Шванц“ (хвостик).»
На самом деле Schwanz — это в переводе с немецкого и «хвост», и «член» (тот самый). А как в переводе с идиша — не знаю.
В сорок лет Высоцкий выглядел более потрёпанным жизнью, чем иные выглядят в пятьдесят.
Юрий Визбор («Он не вернулся из боя»):
«Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял…»
«Спешил» — характеристика скорее отрицательная. По этому поводу есть стишок у Игоря Губермана:
Шума от слишком шустрой молодёжи нередко получается значительно больше, чем толку.
Тем, кто полагают, что Высоцкий удивительно много сделал, неплохо бы прикинуть, смогут ли они питаться тем, что сделал Высоцкий, одеваться в то, что сделал Высоцкий, и т. д. «Не хлебом единым жив человек» — это да, но реальная «потребительская ценность» Высоцкого даже в годы его наибольшей популярности составляла только доли процента в «потребительской корзине» среднего русскоязычного индивида. Даже если брать только эстрадную музыку времён Высоцкого, в ней было столько всего прекрасного и до сих пор впечатляющего, что Высоцкий против этого всего мало кто. Он был могучим только в одном узком жанре песенного фельетона. Большинство благ люди получают «безличностно» — игнорируя тех, кто за этими благами стоят как творческие личности или как простые работяги, но некоторые блага являются «именными», и люди в связи с ними дополнительно удовлетворяют свою потребность обожать и поклоняться, обусловленную инстинктом подчинения.
У Высоцкого нет ничего, что стояло бы рядом, скажем, с «Плотом» Юрия Лозы, или «Весенним блюзом» Сергея Трофимова, или «Мамаевым курганом» Александра Розенбаума. Ну, очень близко к тому — «Если друг оказался вдруг…», «Протопи ты мне баньку по-белому» и «Охота на волков» (редкие случаи, когда у Высоцкого получились самодостаточные мелодии).
Для излечения от высоцкомании можно проделывать следующее мысленное упражнение. Сначала представьте себе мир, в котором не осталось никакой музыки кроме музыки Высоцкого. Мир без Моцарта, Бетховена, Баха, Вивальди, Верди, Штрауса, Мендельсона, АББА, Smokie, Джо Дассена, Юрия Антонова и пр. Без похоронного марша, гимна Советского Союза, «Во поле берёзка стояла…», «Из-за острова на стрежень…» и т. п. Какой фильм ни включите, там исключительно музыка Высоцкого, на какие танцульки ни завалите, там пляшут под «А ну отдай мой каменный топор…» Ну как, немножко дискомфортно, не правда ли? Чуть задержитесь в этом состоянии, чтобы получше запомнить свои ощущения. Теперь мысленно начинайте разбавлять Высоцкого конкурентами. Разбавляете, разбавляете… Вот уже опустили его до каких-то там 10% присутствия, но от Владимир Семёныча вас всё равно заметно подташнивает, надо опускать дальше. Дошли до 1%, дышать стало легче, оскомина почти прошла, но хочется опустить ещё хоть чуть-чуть ниже. Только где-то на 0,3% вы начинаете чувствовать, что больше можно уже не стараться. Вот эти 0,3% (а то и меньше) приблизительно и есть настоящая доля его усреднённого места в русской музыкальной культуре. Сухой, так сказать, осадок после выхода из моды. Это немало: ведь даже Моцарт, как ни парадоксально, потянет хорошо если на 1% — потому что очень уж много всякого блистательного и без него.
Теперь о том, сможем ли мы жить в принципе совсем без Высоцкого. Да элементарно: потеря 0,3% хоть чего-нибудь физиологически не воспринимаема. Ни в каких построениях он не является незаменимым элементом конструкции: он ведь не Аристотель, не Дарвин и т. д. Не пишу «не Эйнштейн», потому что Эйнштейну наступали на пятки конкуренты. То же с Менделеевым и многими другими. По сути — почти со всеми.
Кто был в те времена помимо Высоцкого. Были, среди прочих, какие-то таинственные озорные неперсонифицируемые «одесситы». От них: «Сингарелла», «Жил-был старый Хаим», «Денежки» («Что случилось, я не знаю…»), «Ах, Одесса, жемчужина у моря…», «На Дерибасовской открылася пивная», «У Сони аманины» («Собирайтеся брюнеты и блондины») и много чего ещё. Некоторые песенки были совсем похабные, но задорные, смешные и фрондёрские — вроде песни про Садко.
О зависти к Высоцкому. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа») об артистах театра на Таганке:
«На совести у труппы — не только полное непонимание Высоцкого, но и активная — черная зависть… Не у всех, конечно, но…»
«Ю. П. Любимов во время работы над спектаклем „Владимир Высоцкий“ собрал друзей В. В. и сказал им: „Вы же понимаете, как трудно сделать спектакль с людьми, которые Владимира не любили“.»
«В. Баранчиков: „Володя говорил (о театре и об актерах. — В. П.):
— Было время, когда мы друг друга посылали… И это было ближе к истине. А теперь… Все абсолютно чужие…“»
В итоге Высоцкий в 1980 г. из театра ушёл.
Там же у Перевозчикова:
«В. Гольдман: „А с нами в Калининграде работали „Земляне“… И они должны были заканчивать концерт. Володя — на сцене, а они за кулисами стали бренчать на гитарах. Я подошел, сказал:
— Ребята, потише, Владимир Семенович плохо себя чувствует.
Раз подошел, второй, а один сопляк говорит:
— Да что там… Подумаешь, Высоцкий?!
— Что?! Ах ты — мразь! Ничтожество! Если услышу хоть один звук!
И только я отошел, он снова — дзиньк! Я хватаю гитару и ему по голове! А они все четверо человек — молодые, здоровые жлобы — накинулись на меня. Я один отбиваюсь от четверых этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице, увидел, бросился ко мне!
— Сейчас Высоцкий скажет в зале только одно слово — от вас ничего не останется!
Ну, тут они опомнились, разбежались…“»
В. Нисанов о визите к Высоцкому актёра Дружникова (там же у Перевозчикова):
«Дружников рассказывал по мере своих сил… А потом спросил:
— Володя, а правда, что у тебя два „Мерседеса“? А правда, что у тебя квартира 120 метров?
— Да, правда…
Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе…»
Как поступил бы средний советский гражданин, если бы ему предложили вычеркнуть из своей жизни Высоцкого и получить за это квартиру в 60 кв. м.? Боюсь, что очень многие сказали бы: ВЫЧЁРКИВАЮ. Ну, некоторые, может, — не сразу, а посоветовавшись с супругами, родителями, детьми.
Люди с сильной потребностью смотреть на кого-то снизу вверх и умиляться материальным успехам своих кумиров, — рабы по своему душевному складу. Думаю, среди особо горячих поклонников Высоцкого таких человечков было много.
Марк Дейч (в статье «Феномен Высоцкого») о том, как Высоцкий подсиживал других актёров:
«Итак, актер Театра на Таганке Владимир Высоцкий. Популярность Высоцкого была одновременно популярностью театра — Юрий Петрович Любимов прекрасно это понимал. Поставив на Высоцкого, Любимов, безусловно, выиграл. Но за выигрыш пришлось расплачиваться: закрывать глаза на все то, что другим актерам никогда не прощалось. Срывы репетиций, внезапные отмены спектаклей, инъекции спирта в вену, без чего Высоцкий порой не мог выйти на сцену…
Впрочем, расплачиваться пришлось значительно раньше. Сначала из театра ушел Николай Губенко. Правда, он не состоял в штате, а был „разовым“ актером, то есть приглашался лишь на определенные роли. Одну из его ролей — Керенского в „10 днях…“ — Любимов передал Высоцкому, после чего Губенко в театре больше не появлялся.
То же произошло и с Александром Калягиным. Он репетировал брехтовского Галилея, когда кто-то из любимовского окружения засомневался: дескать, не толстоват ли Калягин для этой роли? Не знаю наверняка, так ли это, но роль Галилея получил Высоцкий, после чего Калягин ушел из театра.»
С точки зрения местами спорной любимой теории Григория Климова касательно дегенерации, Владимир Высоцкий был далеко не бездефектным человеком. Правда, с точки зрения этой теории, далеко не бездефектным был и сам Климов, из-за чего и смог написать вещи, привлёкшие широкое внимание в России начала 1990-х.
Ещё раз про то выдуривание ковра на базаре Высоцким для кого-то из своей «бригады». Многие вспоминатели говорят, что Высоцкий был хорошим товарищем. Но забота о товарищах — это опосредствованная забота о себе самом: если ты делаешь добро своим товарищам, то они, скорее всего, когда-нибудь сделают ответное добро тебе. Таким образом, в заботе о товарищах есть здравость и ум, но нет величия. Величие есть в заботе о совсем посторонних. Посторонним в той ситуации был продавец ковров. Ну, о посторонних Высоцкий иногда под настроение тоже заботился: к примеру, я читал рассказ Оксаны Афанасьевой о том, как он подвёз какую-то семью в своём автомобиле. Семья якобы узнала Высоцкого и потому сидела с «деревянными лицами». На самом деле лица были «деревянными», возможно, потому, что Высоцкий ехал на слишком большой скорости.
Ещё из Википедии («Владимир Высоцкий»):
«По воспоминаниям друзей, Владимир Высоцкий любил быструю езду на автомобиле со скоростью около 200 километров в час и часто разбивал свои машины.»
«Первый автомобиль Владимира Высоцкого — „Волга ГАЗ-21“ серого цвета, приобретенный им в 1967 году, а затем им же и разбитый.»
«В 1971 году он одним из первых в СССР купил себе ВАЗ-2101 („копейку“) с номерным знаком 16-55 МКЛ. Жизнь автомобиля была недолгой — Владимир разбил машину вдребезги после нескольких поездок за рулем.»
«Марина Влади привезла ему из Парижа Renault 16, полученный ею за съёмки в рекламе. Высоцкий разбил „Рено“ в первый же день, въехав на остановке в автобус.»
«В 1976 году у Высоцкого появился первый „Мерседес“ 1975 года выпуска…»
«В конце 1979 года на гастролях в Германии Владимир купил спортивное двухместное купе Mercedes 350…»
«Но до Москвы Высоцкий на нём не доехал: на строящейся к Олимпиаде магистрали Москва-Брест сразу за Минском на скорости около 200 км/ч он не справился с управлением и улетел в кювет. „Мерседес“ восстановили уже после смерти актёра.»
Возможно, быстрая езда позволяла Высоцкому чувствовать себя совсем русским… Но за рулём он был особо опасным для окружающих, и если простое побитие фар могло иному плебею дать основание для гордости («в меня врезался сам Высоцкий!»), то, скажем, получение серьёзных травм ребёнком наверняка вызвало бы совсем другую реакцию («да мне плевать на то, кто он!»).
Для меня как закоренелого антиавтомобильщика эта нездоровая привязанность Высоцкого к легковому автотранспорту выглядит отвратительно.
А. Вайнер о Высоцком (ст. М. Цыбульского «Владимир Высоцкий в Одессе»):
«Он всё делал очень быстро, передвигался почти бегом, ездил на машине так, что одна машина всегда у него была разбита.»
То есть Высоцкий как бы был вынужден иметь в собственности одновременно несколько автомобилей и попеременно их разбивать, в том числе, наверное, об автомобили менее обеспеченных людей.
Деструктивное у Высоцого:
И др.
Поделиться книгой: