Помоги проекту - поделись книгой:
Между прочим, говорят, телевизоры «Шилялис» отличались высоким качеством даже по западным меркам, так что Высоцкий вдобавок лишал советских граждан отличной бытовой техники — наверняка дефицитной, как многие хорошие вещи в СССР.
Кстати, контрабандистские успехи Высоцкого на фоне его сложностей с дачей показывают, что причиной его дачных проблем были отнюдь не отношения с Советской властью.
«Сказ о том, как Высоцкий деньги делил». Марк Цыбульский («Алиса в Стране чудес») цитирует композитора Алексея Чёрного:
«Высоцкий предложил мне написать музыку на его стихи к альбому „Алиса в Стране чудес“, — рассказывал мне Алексей Лейбович. — В это время мы с ним очень плотно общались, я написал очень много музыки для этой работы.
И вот однажды мне Высоцкий говорит такую вещь: „Давай мы с тобой сделаем таким образом. Я напишу музыку к одной песне, вся остальная музыка будет твоя, а на конверте мы напишем: „Музыка Высоцкого и Чёрного““.
Я говорю: „Нет, Володя, давай мы договоримся иначе. Если ты хочешь написать музыку, — напиши (я даже помню, что он хотел написать музыку к „Песне Кролика“; точнее, он хотел сочинить музыку, записывать он её не умел), и на пластинке укажем, что „Песня Кролика“ — это музыка и слова Высоцкого, а остальное — это музыка Чёрного“.
Он мне говорит: „Если я буду автором музыки, то потиражные деньги мы разделим пополам, а единовременные деньги за музыку ты получишь все“. Я говорю: „Нет, так тоже не пойдёт. Давай мы с тобой разделим деньги сообразно тому, кто и сколько написал. Это будет по-честному, мы же с тобой приятели“.
На что он мне — как я сейчас понимаю, вполне резонно — возразил, сказав, что тираж пластинок будет зависеть не от того, что там стоит фамилия Чёрного, а от того, что там будет фамилия Высоцкого. Я ему сказал, что его предложение меня совершенно не устраивает, и более того — обижает и оскорбляет. Я находился с Высоцким в состоянии спора, а он за моей спиной договорился с Геворгяном. Я ничего об их переговорах не знал, честно продолжал писать музыку».
В общем, композитор Чёрный по молодой горячей наивности не захотел стать музыкальным негром великого Высоцкого. Ну, Геворгян тоже не захотел негритосить. У Цыбульского там же:
«Видимо, и он отказался от предложения делить с Высоцким потиражные деньги за музыку, но зато был найден другой вариант — на конверте пластинки указано: „Слова и мелодии песен В. Высоцкого. Музыка Е. Геворгяна“.»
Попытки Высоцкого продать себя за границей как актёра таки имели место. Википедия:
«В мае 1979 года в учебной телестудии факультета журналистики МГУ Владимир Высоцкий записал видеопослание для американского актёра и режиссёра Уоррена Битти. Высоцкий рассчитывал познакомиться с ним и искал возможность сняться в фильме „Красные“, который Битти собирался снять в качестве режиссёра. Во время записи Высоцкий делает несколько попыток говорить по-английски, стараясь преодолеть языковой барьер.»
Телевизоры у него продавались успешнее. Возможно, Высоцкий не смог серьёзно заинтересовать собой кого-либо на Западе хотя бы потому, что имелась точная информация о состоянии его здоровья. В Высоцкого не было смысла вкладывать ни как в актёра, ни как в певца, ни как в «несоветского человека». Поэтому «без России я ничто» Высоцкого может рассматриваться и как простая трезвая констатация им своей коммерческой малоценности за границей.
Если бы Высоцкому удалось заинтересовать собой кого-то из нужных людей на Западе, мы бы, наверное, получили ещё одного невозвращенца: таки любил он материальное изобилие, свободу и пр. В отсутствие же коммерческого интереса Высоцкий профигурировал бы там как однодневная новость, не более того, зато в СССР он при этом растерял бы значительную часть поклонников.
На Западе Высоцкому пришлось бы начинать с нуля, вдобавок при наличии языкового барьера. Большой пропагандистской потребности в нём на Западе, по-видимому, не было, иначе потом хоть кто-то бы рассказал об уговорах, какие имели бы место. Возможно, Высоцкий смог бы устроиться «шестёркой» на радио «Свобода» (как Александр Галич), которое в СССР мало кто слушал. После советских аншлагов это переносилось бы очень тяжело.
Кстати, о сложностях продажи за границей тактично свидетельствует и Визбор («Он не вернулся из боя»):
«Однажды случилось странное — искусство, предназначенное для отечественного уха, неожиданно приобрело валютное поблескивание. Однако здесь, как мне кажется, успех меньше сопутствовал артисту.»
В общем, Высоцкий был чисто советским феноменом и оставался в СССР как заложник собственной советскости.
Ещё об отношении Высоцкого к возможности эмигрировать. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа»):
«М.Шемякин: „События в Афганистане потрясли его. Он с болью говорил, как потрясла его фотография девочки, обожженной советским напалмом. Закрыв лицо руками, он почти кричал:
— Я не могу после этого жить там! Не могу больше!“»
Американский напалм, выливавшийся на вьетнамских девочек, переносился Высоцким много спокойнее (кстати, определённо антивоенных песен у него нет). Была даже мечта открыть русский артистический клуб в Нью-Йорке (см. ниже).
«…в последние годы больше друзей и глубокого человеческого общения у В.В. было именно за границей — с теми, кого вытолкнули из страны; вынудили уехать… В.И.Туманов: „За границей Володя встречался с Максимовым, Коржавиным, Неизвестным, Некрасовым… Некрасова очень любил. Любил Синявского, много мне о нем рассказывал“.»
«Марина Влади (в телеинтервью): „У нас даже разговора не было об этом. Володя не смог бы жить незаметной маленькой жизнью (в Париже. — В.П.)… Он должен был жить в России, среди русских, питаться живым словом“. В книге „Владимир, или Прерванный полет“ Марина приводит (по памяти) отрывок из интервью В.В. в США (программа „Шестьдесят минут“ телекомпании Си-би-эс): „Уехать из России? Зачем? Я — не диссидент, я — артист… Я работаю со словом, мне необходимы мои корни. Я — поэт. Без России я — ничто“.»
«Говорил на эту тему В.В. и с Василием Аксеновым: „Он ко мне с Мариной приехал в Переделкино специально посоветоваться: — Как ты думаешь, стоит ли мне уезжать на Запад? Я здесь больше не могу — задыхаюсь“.
Володя еще связывал свои запои с пребыванием на Родине, наивно полагая, что там этого не будет. Во всяком случае, у него было ощущение недостатка кислорода. Он говорил, что, может быть, откроет русский артистический клуб в Нью-Йорке — именно в Нью-Йорке, а не в Париже. Насколько помню, я Володю активно отговаривал. Это было бы, как если бы Гагарин решил остаться на Западе или космонавт Леонов перелез из „Союза“ в „Аполлон“ и сказал: „Прошу политического убежища“.»
Высоцкий до последних своих дней никак не мог определиться, с кем он — с Советами или с США. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа»):
«19 июля — открытие Олимпиады. Еще зимой Высоцкий говорит, что к Олимпиаде надо бы написать несколько спортивных песен. Обижается, что его не пригласили ни на одно официальное олимпийское мероприятие…»
Марк Дейч (всё там же) об антисоветскости Высоцкого:
«И уж никак не шла ему тогда роль гонимого борца и правдолюбца. На нем она — будто с чужого плеча.»
«Кое-какая критика, конечно, в его песнях присутствует, но больше так, по мелочи. И все намеками да аллегориями: козлы разные с медведями и жирафы с попугаями. И мы, слыша в этих иносказаниях то, что нам хочется слышать, бешено аплодируем и восхищаемся смелостью автора. А восхищаться нечем. Смелость Высоцкого была строго дозирована, и существующего у нас порядка вещей практически не затрагивала.»
«Нашему высокому начальству просто не за что было гневаться на Высоцкого, ибо он никому и ничему не мешал. И какими бы кощунственными ни показались мои слова, не стану жертвовать истиной: Высоцкий был очень благополучным человеком. Сильное „я“ с уголовно-романтическим ореолом, отчетливо слышное в большинстве его песен, — попытка хотя бы в них казаться тем, кем их автор не был в жизни. Отсюда же — и безостановочное пьянство, добавляющее сияние к его ореолу: ну как же, убивал себя — то ли из протеста, то ли, как пишет автор предисловия к нью-йоркскому сборнику, из-за „ощущения постоянной неизбежной расплаты за сказанную правду“. Что касается протеста, то, если принимать за него неумеренность в возлияниях, половина нашего населения протестует, хотя и безуспешно.»
«Ведущий актер самого популярного столичного театра. Не слишком частые, но вполне приличные роли в кино. Никем не ограничиваемые концерты. Гастроли за рубежом (в том числе и на Западе) в составе труппы театра. Индивидуальные поездки с концертами во Францию, США и Канаду. Даже при таком умеренном перечислении — уместно ли говорить о гонениях, которым якобы подвергался Высоцкий? Как же тогда назвать то, чему подвергался Галич, исключенный из двух творческих союзов, лишенный всех средств к существованию и вынужденный распродавать свою библиотеку, пробиравшийся с соблюдением всех правил конспирации к своим слушателям, которые собирались весьма ограниченным числом на частных квартирах? Мечтал ли Галич о гастролях? Вероятно.»
О тяготении Высоцкого к роскоши и «блату». Вспоминает Иван Дыховичный (сайт otblesk.com):
«… символом „верха“, благополучия, признанности Володе почему-то представлялась гостиница „Астория“.
Однажды ехали мы в Ленинград на гастроли, ни на какую „Асторию“, конечно, не ориентируясь. Хотя принципиальная возможность остановиться там у меня была. (Тесть И. Дыховичного Д. Полянский в описываемый период являлся членом Политбюро ЦК КПСС. — Прим. ред.)
Внезапно Володя, никогда ни о чем не просивший, говорит: — Нельзя ли один разок воспользоваться твоей возможностью и пожить в „Астории“? Знаешь, у меня есть мечта! Меня трижды оттуда выселяли. Можем мы один раз приехать так, чтобы нас не только не выбросили, но и не смогли бы этого сделать? Ты не представляешь, какую ты мне этим доставишь радость!
Я подумал: ну, если у человека так мало в жизни радости… В общем, удалось дозвониться тестю…
(…)
…Вспоминая сегодня эту историю, я думаю, что, конечно, во многих своих проявлениях Володя был очень и очень типичным. На многое похожим. Все присущее его поколению было свойственно и ему, — но вдвойне и втройне. И утроенные человеческие качества в сумме составляли эту уникальную личность.»
Я понимаю это так, что, по мнению Дыховичного, тяготение Высоцкого к роскоши и «блату» в два или три раза превышало средний уровень его поколения.
Беспощадный Марк Дейч о расходах Высоцкого:
«За 50 тысяч рублей он купил шикарный темно-синий „мерседес“. Огромная, респектабельная „машина для миллионеров“ совершенно не соответствовала бунтарскому духу его песен. Но этого он тоже не понимал.»
Может, «бунтарский дух» песен Высоцкого не вполне соответствовал его натуре, а соответствовал вполне только его сценическому образу, на который был неимоверный соблазнительный спрос.
Кстати, это был первый «мерседес», который появился в Москве, а значит, наверное, и в СССР.
Марк Цыбульский о занятиях Высоцкого в свободное от работы время («Высоцкий в Закавказье»):
«Морские круизы Высоцкий очень любил. Можно сказать, что до 1973 г., когда у него появилась возможность ездить за рубеж, круизы были его излюбленным отдыхом. Плавал Высоцкий на теплоходах „Аджария“, „Шота Руставели“ и „Грузия“. (В 1975 и 1976 гг. совершил два круиза по Средиземному морю на „Белоруссии“…»
Страшно далеки они от народа…
Откуда брались деньги — на морские круизы и прочее. Валерий Янклович (сайт otblesk.com):
«Начнем с того, что бюджет Высоцкого до 1978 года складывался достаточно рвано и случайно. Он регулярно получал 150 рублей в театре, а остальное… Редкие гонорары за фильмы, а главное — концертная деятельность. Но в концертах никакого плана не было: чаще всего неофициальные выступления в различных институтах и организациях, где он всегда получал наличными.
Гольдман просто залез в машину к Высоцкому и сказал:
— Владимир Семенович, выручайте… Мы будем платить Вам по триста рублей за концерт…
Тогда это была очень приличная сумма и Высоцкий, не выясняя, как эти деньги будут платить, сразу же согласился. Ему обещали по пять концертов в день, и Володя прикинул, что за пять-десять дней сможет заработать большую сумму… А потом месяц или два у него будет возможность спокойно жить и работать.
Я уже тогда говорил ему, что не стоит связываться.
— Володя, ты же по обществу „Знание“ имеешь приличные деньги…
— Валера, пойми: все это случайно… Чтобы сделать тридцать концертов, я должен работать тридцать дней. А с тут я могу это сделать за неделю.
Конечно, пять концертов в день — адский труд, но Володя пошел на это, чтобы потом нормально жить и работать.
…когда администраторы или директора филармоний попадались, то заявляли:
— А мы себе эти деньги не брали…
Рассчитывая на то, что Высоцкому все равно ничего не будет: ведь он получал деньги за свой труд. Дескать, Высоцкий все примет на себя, а они проскочат.
Когда Володя это понял, было уже поздно: почти сразу возникли три уголовных дела.»
Генрих Падва, адвокат Высоцкого, по поводу этих уголовных дел (с сайта otblesk.com):
«…все эти дела — с моей точки зрения — его просто добивали. Он был совершенно не приспособлен и для решения таких проблем, и для общения с такого рода людьми. И вообще, это совершенно не его сфера: административные дела, работа судебно-правоохранительных органов… Володя не был к этому готов — ни психологически, да и никак!»
Зато подготовился через это к роли Глеба Жеглова.
В юности Высоцкий занимался акробатикой, но ко времени службы в армии у него, как это нередко бывает у народных любимцев, обнаружилась проблема со здоровьем, а именно порок сердца.
Правда, Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа») сообщает другое:
«Но у Высоцкого, действительно, было „бычее здоровье“ (…) В 1979 году в США он прошел полное обследование (вероятно, на томографе), кроме небольших возрастных изменений в миокарде, по его словам, весь организм функционировал нормально… В. В. многим с гордостью рассказывал об этом…»
Ну, возможно, томограф был неисправным. А ещё тут есть подозрительное «по его словам».
Продолжение о здоровье и не только о нём. Генрих Падва (с сайта otblesk.com):
«Для меня оказался неожиданным его внешний облик. Судя по голосу с пленок, фотографиям, — он мне, как и многим, представлялся крупным, здоровым, сильным мужиком, может быть, отчасти нарочито простоватым. А увидел я человека небольшого роста, худого и очень модно одетого, что меня тоже поразило. Высоцкий был в облегающих брюках и в изысканно узких, с острым носком, туфлях на высоком каблуке.»
Ещё о хилости Высоцкого. Художник-постановщик «Места встречи изменить нельзя» В. Гидулянов (взято из книги Марка Цыбульского «Владимир Высоцкий в Одессе»):
«Помню, снимали эпизод в декорации „квартира Шарапова“. Ночной вызов на задание. В дверь стучит водитель „Фердинанда“. Спросонок с постелей вскакивают Шарапов и Жеглов. Оба худенькие, в длинных ситцевых заношенных трусах, оба на одинаково тонких ножках. Съёмочная группа взорвалась смехом. И дольше всех стоял хохот Высоцкого. Эпизод вырезали, — думаю, зря…»
(Над хилостью смеяться не грех, потому что для большинства людей она — единственно результат лени и вполне преодолима.)
Режиссёр Любимов навязывал Высоцкому со товарищи сцены в гомосексуальном вкусе. Надо полагать, мышечная дряблость у Высоцкого появилась лишь ближе к фильму «Место встречи…»
Первая клиническая смерть случилась у Высоцкого в 1969 году (в возрасте 31 год, значит). Началось с того, что кровь пошла горлом. После пережития такого сколько-нибудь серьёзная работа над мускулатурой у всё более погружавшегося в алкоголизм человека уже вряд ли имела место.
Ещё о пижонстве Высоцкого. Станислав Садальский (там же у Цыбульского):
«Мы с Высоцким как-то сразу друг другу не понравились. Он мне — тем, что был разодет во французские шмотки. Володя же возмутился, когда я однажды спросил, кто это у нас тут вертится на съёмках: „Как кто? Это же Марина Влади!“»
В общем, нам Высоцкий пел «мы выбираем деревянные костюмы», а сам предпочитал французские.
Ещё Садальский. О том же, но другими словами (из которых не все приняты в приличном обществе). В интервью некому Д. Гордону (с сайта www.gordon.com.ua):
— Так тяжело было с Высоцким?
— Еще как!
— В чем это выражалось?
— Он очень важный был… (…) Высоцкий… Во-первых, он очень любил шмотки…
— Это разве плохо?
— Хорошо, но они же тогда недостижимой мечтой были. Вы представляете себе: настоящие французские джинсы…
— Заклепки, лейблы…
Поделиться книгой: