Кто украл мою жизнь?

Когда Дмитрий вернулся в свой кабинет, «охранник» продолжал сидеть на прежнем месте. Как памятник. «Не сегодня-завтра на него могут обратить внимание врачи или охранники, и тогда быстро выясниться, что это мой контингент», — размышлял Дмитрий. «Что же мне с ним делать?»

Чтобы избежать ещё одной нежеланной встречи по дороге домой, Дмитрий покинул поликлинику через служебный выход с обратной стороны корпуса.

По улице Каракозова он ходил каждый раз, возвращаясь с работы, но жёсткий принцип не выносить своей работы за стены рабочего кабинета мешал ему сейчас остановиться у дома номер 9.

Это была типичная панельная пятиэтажка 70-х годов прошлого века. На лавочке у одного из подъездов в обрамлении двух спящих котов сидела старушка.

— Здравствуйте, — громко и отчётливо обратился к ней Дмитрий, решивший, что двухминутный разговор с бабушкой не будет нарушением его строгого принципа.

Старушка в ответ еле кивнула, напряжённо пытаясь узнать заговорившего с ней.

— Скажите, пожалуйста, а Пуховы в какой квартире проживают?

— Кто проживает? — не расслышала она.

— Пухов Сергей Анатольевич.

— Кого?

— Пухов! — чуть ли не на ухо громко крикнул Дмитрий.

— Пуховы давно уже умерли, — вдруг, ответила пожилая женщина, возникшая откуда-то сзади, из глубины двора с мокрым бельём в руках. — А вы кем-то им приходитесь?

— Нет. А сын их — Пухов Сергей — он же здесь проживает?

— Господь с вами, сына они похоронили… я даже не вспомню когда, они ещё сами не старыми были, — ответила все та же женщина с бельём.

— Похоронили своего сына — Сергея Анатольевича?

— Серёжку, да.

— А что с ним случилось?

— Не помню уже. То ли несчастный случай… Нет, врать не стану, не помню.

— А кто-то из семьи Пуховых здесь ещё проживает?

— Никого. У них квартира от шлакоблочного завода была, неприватизированная, и как померли, так её и опечатали, а потом другим дали.

— Да? — не найдя более подходящих слов, растерянно закончил этот разговор Дмитрий.

В своём здоровом, как он сам считал, теле Дмитрий, вдруг, почувствовал пробоину, через которую к его крепкому внутреннему духу стала примешиваться какая-то ядовитая жуть.

Принесла же нелёгкая этого психа.

* * *

Прокравшись на следующий день на службу теми же обходными тропами, Дмитрий подошёл к своему кабинету и, уже отпирая дверь, услышал за спиной его голос:

— Вы мне не верите?

В коридоре, который только что был пуст, стоял «охранник» в своей фирменной чёрной униформе.

— Заходите, — стараясь придать своему голосу интонацию безразличия, пригласил его в кабинет Дмитрий.

— Чего вы от меня хотите? — жёстко, прямо с порога, совсем не как психиатр начал он.

— Я хочу, чтобы вы поверили мне.

— А зачем вам это?

— Что?

— Чтобы все вам верили.

— Это важно. Ведь такое может случиться с каждым. С вами, например.

— Случиться что?

— То, что случилось со мной.

— Сколько лет у вас украли, я забыл?

— Это не смешно.

— Вы первый человек, с которым такое произошло. Ни у кого не крадут, а у вас украли. Вам это не кажется странным?

— Мне не повезло.

— Сергей Анатольевич, наш дальнейший разговор я считаю бессмысленным и сейчас объясню почему. Понимаете, я оказываю помощь конкретным людям, разным людям, больным и не очень, но никто из них не ставит под сомнение данные своих документов. Вы же утверждаете, что ваш паспорт фальшивый и вам 26 лет. Так?

— Да, потому что я прожил всего 26 лет и этот паспорт не получал, — ответил он, достав из кармана свой злополучный документ.

— Охотно верю. Поймите и вы меня. Если бы вы, к примеру, сломали себе ногу, вам оперативно наложили бы гипс и без предъявления паспорта. Но специфика моей работы такова, что она не позволяет мне оказывать медицинские услуги пациенту, чья личность даже не установлена. Это вы понимаете?

— Понимаю.

— Хорошо. Кроме паспорта, у вас есть какие-то документы?

— Больше ничего нет.

— Тогда разрешите мне ещё раз взглянуть на него.

В этот раз Дмитрий стал более внимательно изучать документ. На штампе с регистрацией стояла надпись «ул. Каракозова, д.9, кв.45» — адрес, по которому, если верить бабкам со двора, никто из Пуховых давно не проживал. Паспорт был выдан здесь же, в Мосальске 17 июля 2006 года. Выписав все эти данные, включая номер и серию, Дмитрий вернул паспорт «охраннику».

— Сергей Анатольевич, давайте договоримся так: я попытаюсь разобраться во всех обстоятельствах случившегося с вами и подумаю, чем можно будет помочь, а вы обещайте, что не будете целыми днями сидеть под окнами и преследовать меня. Договорились?

— Я никуда не уйду, пока не верну все эти годы. Так и знайте, — прежде, чем выйти из кабинета, твёрдо сказал он.

— Конечно, вернёте, — согласился Дмитрий, выругавшись про себя матом.

* * *

В морге было темно и холодно. Пройти в дальнюю комнату с архивом Дмитрию предстояло мимо нескольких лежащих на полу и на полках трупов, поэтому он решил не смотреть по сторонам и идти прямиком к дальней двери. Но, как назло, сразу на входе, его взгляд нечаянно упал на сложенные справа бесформенные останки человека.

«Должно быть, ДТП», — подумал он и, не поворачивая больше головы, быстро зашагал вперёд.

Включив свет и закрыв за собой дверь, он огляделся в комнате. Стопками в несколько рядов на полу лежали перетянутые шпагатом подшивки старых амбулаторных карт. Минут двадцать ушло только на то, чтобы понять принцип их классификации. Наконец, он добрался до подшивок карт, относящихся к улице Каракозова. Это было пять тюков плотно спрессованных папок. Затем он извлёк из этих тюков все папки на букву «П» и только теперь приступил к поиску.

Первой он обнаружил амбулаторную карту Пухова-старшего. Внимательно изучив её, Дмитрий даже подумал, что дальше рыться в архивах не имеет смысла: отец «охранника» состоял на учёте с диагнозом шизофрения. Наследственная шизофрения. Собственно, именно то, что он и предполагал с самого начала.

Но, чёрт возьми, это не объясняло остального бреда вокруг этого типа. Как быть с утверждением той бабки, которая сказала ему, что сын Пухова умер молодым? Может, она, старая, все перепутала?

Чтобы два раза не ходить в морг, Дмитрий все же решил проверить оставшиеся папки.

В этот момент он услышал, что дверь в морг открылась и, судя по разговорам вошедших, туда занесли очередной труп. Его положили где-то совсем рядом с дверью, за которой находился Дмитрий. Женский голос за стеной тревожно спросил:

— Кто там?

— Покойник, — пошутил Дмитрий в ответ.

— Очень смешно, — с укором ответил женский голос.

Женщина — видимо, врач — не стала проверять, кто находится в архиве и вместе с остальными вышла из морга.

Дмитрию осталось проверить две последних подшивки амбулаторных карт.

«Панин, Прошьянц, Петухова, Пигаль, Петкунова, Пахомов, Перельман, Подий, Пугачев, Пухов…»

«Пухов Сергей Анатольевич», — синей шариковой ручкой было написано на обложке карты. Дмитрий непроизвольно оглянулся: он, вдруг, почувствовал необъяснимое желание проверить, не стоит ли кто-то за его спиной, хотя прекрасно знал, что позади были только покойники. А ещё он поймал себя на мысли, что ему страшно открывать эту папку, но тут же устыдился этого глупого, детского страха. «Сейчас всё, наконец, выяснится», — подумал он и распахнул папку.

Если амбулаторную карту больного уподобить книге об истории жизни человека, то эта история начиналась с конца. Первым документом в папке был «протокол судебно-медицинской экспертизы причин смерти Пухова Сергея Анатольевича, 5.11.1961 года рождения (26 лет)». Под ним был подшит второй пожелтевший со временем документ — протокол прерванного первичного вскрытия, составленный патологоанатомом морга. Из второго документа Дмитрий понял только то, что причиной смерти Пухова С.А. было «комбинированное сочетание несовместимых с жизнью повреждений затылочной части черепа, полученных неустановленным механическим способом с одновременным воздействием на тело электрического тока большой силы, выраженным характерными ожогами и видимой деформацией кровеносных сосудов». На основании этих показаний патологоанатом морга прекратил вскрытие, о чём и составил настоящий протокол. Вновь вернувшись к первому документу, Дмитрий, наконец, понял всю механику этой посмертной волокиты. Чтобы исключить насильственную или криминальную причину смерти, все случаи смерти от механических повреждений и ударов тока требовали дополнительного заключения судмедэксперта. В данном случае судебный медик констатировал, что повреждение черепа погибшего явилось следствием воздействия мощной механической силы природного происхождения — разряда молнии. При ударе молнии тело было отброшено на несколько метров от места поражения и черепно-мозговые травмы были получены уже после поражения током, а именно при ударе об ствол близстоящего дерева.

Оба протокола были датированы июлем 1987 года. Дмитрий ещё раз сверил все личные данные амбулаторной карты и актов вскрытия с выпиской из паспорта «охранника». Никакой ошибки быть не могло. Пухов Сергей Анатольевич погиб от удара молнии 32 года назад в возрасте 26 лет.

— Что за хуйня! — громко и вслух выругался Дмитрий и тут же услышал звонкое эхо своего голоса в коридоре морга.

Дверь за его спиной скрипнула. Медленно, словно боясь нарушить тишину, он повернул голову. Дверь была просто прикрыта, и чтобы её отворить, достаточно было просто опустить ручку вниз. Дмитрий напряжённо смотрел на положение этой ручки. Ему даже начало казаться, что она, действительно, шевелится, словно, кто-то её держит с обратной стороны.

«Возьми себя в руки. Морг — самое безопасное место на земле. Это просто сквозняк» — как мог пытался себя успокоить Дмитрий.

«Это он — „охранник“ — за дверью», — предательски рисовало в ответ его воображение.

Дмитрий инстинктивно окинул взглядом комнату в поисках тяжёлого железного предмета, но кругом была одна бумага.

Резким движением руки он опустил ручку замка и, отступив назад, сильным ударом ноги распахнул наружу дверь. Дверь ударилась о плечо уложенного на полке трупа полной женщины.

Мертвецы, что лежали здесь мирно, теперь ему были не страшны, но кроме них он никого больше не видел.

Собрав всю свою волю в кулак, Дмитрий выбежал из морга.

Боже, каким прекрасным было всё вокруг! Тёплый, мягкий октябрьский полдень, шорох листьев под ногами, хихиканье молодых сестричек, а какими аппетитными были их гладкие, загоревшие бедра, особенно их нежная, филейная внутренняя часть, та, что при каждом шаге то и дело оголялась под полами их накрахмаленных халатиков.

«Ох, и выпью ж я сегодня!», — твёрдо решил Дмитрий.

* * *

— Никакой мистики тут нет. Вклеил в паспорт умершего свою фотографию — вот и всё объяснение, — сказал сосед, закусывая после первой.

Разговор происходил за накрытом под яблоней столом во дворе Дмитрия. Его сосед работал в полиции, и, хотя он не был оперативником, а служил в обычной патрульно-постовой службе, Дмитрий, тем не менее, прислушивался к его доводам, поскольку в вопросах, касающихся тёмных сторон жизни, считал его большим экспертом, чем он сам.

— Ну, хорошо. А ко мне-то он зачем пришёл?

— Да черт его знает. Может, косит под сумасшедшего. Может, в дурдоме отлежаться надо. Мы же не знаем, что этот чудик понаделал. Давай, наливай.

— Все-равно, это как-то странно. Он целую легенду придумал.

— А то! Ты думаешь, там дураки? Там настоящие артисты: они думают, репетируют, вживаются в роль.

— Мошенник, по-твоему?

— Да конечно. Антидепрессанты с красной полосой выдаёшь?

— Выдаю.

— Ну, вот, тоже как вариант.

— Наркоман?

— Или вор. В кабинете твоём осматривается: где бланки хранятся, таблетки всякие.

— Не похоже.

— На то они и артисты.

Хорошо посидев под яблонькой, уже затемно, сосед старался как можно более отчётливо выводить слова:

— Протокол судебно-медицинской экспертизы — это документ!

— Там даже два протокола, — вставил Дмитрий.

— Погоди, не сбивай мысль. Это — документ! — с важностью подняв вопросительный палец, повторил сосед. — А его паспорт — фуфло.

Дмитрию показалось, что после этой фразы сосед, словно, выключился и потерял общую нить разговора, но, прощаясь у калитки, тот сказал:

— Я завтра дежурю. Всё-равно целый день катаемся. Придёт этот деятель, — ты позвони. Проверим документы. Имеем право.

* * *