Путь Зверя

— Смело, — кивнул Кэмпбелл, демонстрируя согласие.

Сдавал Джон. Питер открыл карты и посчитал козыри. Расклад был удачный. Но друга почему-то переклинило — каждый его ход оказывался до обиды провальным. Уолтер держался еще какое-то время, но настал момент, когда исход игры стал очевиден.

Кэмпбелл выложил свои карты на сукно. И победно улыбнулся.

— Поздравляю, — сказал Питер.

— Если вы ведете дела так же, как играете в вист, — громко произнес офицер, вертя в пухлых пальцах игральную фишку, — имение Уолтеров ждет печальная участь. Ваш отец был осмотрительнее.

Партнеры по игре, и даже кое-кто за соседними столиками, добродушно засмеялись. С Питером что-то произошло. Его захлестнула какая-то дикая, первобытная ярость.

— Что вы имеете ввиду?

— Что следует думать головой прежде, чем вступать в игру. Иначе можно остаться без гроша в кармане! — офицер снова одолел приступ веселья. — Но дураку и закон не писан.

Улыбки вокруг моментально увяли.

— Прошу извиниться, — не своим голосом прохрипел Питер; ему вдруг захотелось вцепиться в эту лоснящуюся, самодовольную рожу зубами. И рвать ее, рвать на куски.

— С чего бы? — осведомился Жабен. — Не вижу повода.

Питер одним движением смахнул со стола карты, фишки, еще не спрятанные Кэмпбеллом деньги и наполненные стаканы. Жидкость выплеснулась на мундир обидчика. Кто-то коротко взвизгнул.

— Сейчас увидите, — он встал.

Жабен залился краской, как спелый помидор, и засипел:

— Да как вы с-с-смеете?..

Мгновенно образовалась тишина. Маккарти быстро схватил шатающегося Уолтера под мышки и поволок из зала. Кэмпбелл шел следом и успокоительно о чем-то бубнил. Гомон возобновился, но Питер успел услышать отчетливое: «Пьянь!».

Питер хотел было вырваться, но его крепко спеленали еще двое джентльменов. Заботливо поддерживая под локти, они повели его к выходу.

Перед глазами плавало и двоилось.

Содержимое желудка рвалось наружу.

Зверю нравилось, когда добыча не видит, но чувствует его присутствие. Сначала ее трогает смутное, чуть уловимое волнение, которое постепенно перерастает в тревогу, заставляет ее высматривать врага, оглядываться, прислушиваться к каждому шороху, замирать в напряженной позе. Наконец, испуг достигает такой степени, что даже мышиный писк заставляет ее подпрыгивать. Но это имеет предел, переступив который слабая жертва сдается, а сильная продолжает бороться за свою жизнь. Больше всего ему нравилось охотиться за сильными. В последнее время такие попадались все реже.

Сегодня досталась слабая. Оправдывало то, что это самка. Зверь сделал все быстро: лишний шум мог бы переполошить селение и помешать завершить начатое дело. Он уже почти закончил, когда на свет выбежал еще один человек. Этот был детеныш. Он взывал к самке: «Мэри, где ты? Мэри, отзовись!». Зверь напружинил мускулы и заработал челюстями быстрее. Детеныш обежал вокруг колодца и застыл. Зверь поднял окровавленную морду, глухо зарычал. Он хотел было кинуться к детенышу, но тут что-то удержало его.

Остановило, словно внутренний приказ. Властный и жесткий.

В любой момент человеческий ребенок мог закричать. Но он молчал, затравленно уставившись на Зверя, и на его маленьком круглом личике ярко блестели глазки. Зверю не составило бы труда оторвать ему голову одним движением челюсти. Похоже, детеныш это знал. Под его ногами натекла небольшая лужица.

Ждать дальше становилось опасно.

Зверь щелкнул клыками и нырнул в ночь.

Если сегодня произошло такое, подумалось ему на бегу, следует подготовиться.

Осталось мало времени.

Питер тоскливо смотрел на тарелку с гороховым супом. От тарелки шел густой пар. Есть суп Питеру совершенно не хотелось. Головные боли усилились и особенно интенсивно терзали его по утрам. В ожидании, когда обед остынет, молодой лорд развернул свежий номер «The Times». Строчки сливались в однотонную чернильную вязь, упрямо не желая складываться в слова. Не послать ли прислугу в аптеку, рассеянно думал Питер. Приложив неимоверное усилие, он прочел: «В Германии престол занял новый кронпринц, Фридрих Вильгельм, нареченный Фридрихом Третьим». И еще: «Поступил в продажу первый фотографический аппарат компании „Kodak“, позволяющий делать до ста снимков».

Питер вздохнул и закрыл глаза. Свет больно резал веки. Раньше с ним такого не было. К тому же эта идиотская выходка в клубе… уму непостижимо.

— Как вы себя чувствуете, сэр Уолтер?

— Спасибо, миссис Гэмп, терпимо.

Кухарка принесла корзинку со свежеиспеченным хлебом.

— Вид у вас неважный, — скрыться от ее проницательного взора оказалось невозможно. — Может быть, отложите занятия по этой вашей… как ее…

— Хирургии.

Уолтер готовился стать врачом.

— Ну да, по ней.

— К сожалению, дорогая миссис Гэмп, нельзя. Никто за меня ее не выучит.

Пожилая женщина гремела посудой, чинно расставляя приборы по этикету. Перестук фарфора разносился по пустому залу сухим эхом. Она хотела уйти, но Питер сказал:

— Прошу, останьтесь, посидите со мной.

— Как угодно, — мягко согласилась миссис Гэмп. — Вы слышали, что творится в окрестностях?

— Нет. Что именно?

— Вы не знаете?! — кухарка искренне удивилась. — Говорят, в лесах от Милтона завелся оборотень!

Питер фыркнул:

— Очередная байка. Можно подумать, мы живем в средневековье.

— Скажите это трем мертвецам с вырванными сердцами, — веско возразила миссис Гэмп, сложив руки на груди. — Племянник моей подруги, миссис Руни, говорит, что сам его видел, вот как я сейчас вижу вас. Мальчишка застал адскую тварь на месте преступления и чуть не отдал богу душу. По его описанию, это огромный пепельно-серый волк с желтыми глазами и пастью, усеянной клыками размером с перочинный нож! Поговаривают, будто оборотень охотится только ночью — дневной свет способен его убить. Он выслеживает запоздавших прохожих, подкрадывается и раздирает их на части!

— Одичавшая, может, бешеная собака, — неуверенно покачал головой Уолтер, припоминая жесткие, как щетка, бакенбарды коронера.

— Как знать. Да только после вечернего звона я и носа за дверь не высуну. Так-то, сэр Питер. — Миссис Гэмп посмотрела на его тарелку. — Вы даже к еде не притронулись.

Питер съел пару ложек из вежливости.

— А что здесь? — он взглянул на блюдо с крышкой.

— Жаркое, сэр.

Уолтер снял крышку и мгновенно переменился в лице. Секунду он с замешательством разглядывал блюдо. Потом с каким-то восторгом наколол на вилку кусок свинины и проглотил, даже не прожевав. Закатив глаза, издал стон наслаждения. Подцепил мяса, еще и еще — пока на блюде не остался гарнир. Облизнув губы, Питер спросил:

— Миссис Гэмп, а у вас еще осталось мясо? Хоть немножко? Я готов проглотить целого кабана!

Двуногие забеспокоились не на шутку.

На следующую ночь вокруг деревни жгли костры.

Какие же они глупые, с презрением думал Зверь, обнюхивая кочки. Беспокоятся только о себе.

Будто поблизости нет других.

Обогнув первое место охоты по широкой дуге, он учуял новых жертв на сеновале. Их было двое, самец и самка, и оба были слишком заняты друг другом, чтобы заметить не слишком скрывавшегося Зверя, что внимательно наблюдал за ними какое-то время от порога. Здесь пряно пахло сеном. От тусклого светильника по стенам прыгали извивающиеся тени. Склонив набок башку, Зверь с интересом следил за тем, как люди возятся в дальнем углу.

Как всегда, он все рассчитал точно. Пока он убивал мужчину, женщина билась в панике и неуклюже пыталась убежать. Но судьба настигла и ее. Зверь забрал суть мужчины и, вернувшись, к женщине совершил удивительное открытие, от которого даже впал в ступор.

Самка носила плод. Полумертвая, она рожала прямо у него на глазах. Но сил не хватило, она испустила дух и копошащийся, окровавленный кусочек плоти застрял где-то на полпути. Решение казалось очевидным, но тут со Зверем опять что-то случилось.

Вскочив на труп, он своей массой буквально выдавил новорожденного. Перегрыз пуповину, аккуратно перехватил визжащего скользкого человечка поперек туловища и ринулся к деревне. Всю дорогу до людского обиталища Зверь думал о том, что между его верхней и нижней челюстью бьется, трепещет крохотная жизнь.

Это его взволновало.

Они гуляли в парке.

— Никак не могу найти треклятое письмо с завещанием, — говорил Питер, поддевая тростью камешки. — Весь дом перевернул вверх дном. Я обнаружил тайники с денежными заначками слуг, непристойные журналы, выписанные на имя нашего садовника, закладные и векселя, даже пропавшие лет пять назад штиблеты — что угодно, только не письмо.

Сьюзен, по мнению Уолтера, самая красивая девушка Британии и остального мира, с сочувствием посмотрела ему в глаза.

— Может, ваш папа не ничего не составлял? Или уничтожил письмо в самый последний момент?

— Вряд ли. Тогда остались бы обрывки или пепел, или еще что-нибудь.

Она тронула его за плечо:

— Не отчаивайтесь. Все образуется.

— Эта мысль единственное, что заставляет меня не опускать руки.

Довольно долго они прогуливались молча, наслаждались расцветающей природой. Погода выдалась чудесная. Солнце ласково грело землю, а то, что еще не растаяло, быстро превращалось в журчащую капель. Редкие встречные прохожие церемонно раскланивались, продолжая свой путь.

— Питер, я хотела сказать вам одну вещь… — она умолкла, увидев, как идет мужчина в клетчатом пиджаке на поводке с колли. Едва они поравнялись, собака испуганно зарычала, и, поджав хвост, метнулась от Питера прочь. Хозяина утащило следом.

— Видели?

Она все оглядывалась на собаку.

— Вот это да! Интересно, что ее так в вас напугало?

— Ума не приложу, — Уолтер пожал плечами. — Только это уже не первый раз. Утром я решил проведать Дружка в хлеву — бедолага поранил ногу. И представьте, он не дал к себе подойти! Заржал, забил копытами, чуть стойло не проломил. Это конь, который знал меня жеребенком! А дворовая кошка! Зашипела, распушилась, хотя раньше давала себя гладить. Так о чем вы хотели сказать, Сьюзи?

— Да так… — девушка потупилась, — ни о чем.

Питер остановился, взволнованно посмотрел на нее, не знающую, куда девать руки.

— Пусть вас не тревожит то, что со мной происходит. Я справлюсь. Или, может быть, вы хотите поделиться чем-то серьезным? Что-то стряслось? Расскажите — и я сделаю все, что в моих силах.

— Нет-нет, сэр, все в порядке. Вам не стоит ни о чем просить, тем более, что я не хотела вам говорить ничего такого… Пожалуйста, не беспокойтесь. Все, что я хотела, это… — она замерла, старательно подбирая слова, пряча глаза и покрываясь румянцем, отчего сделалась еще прелестней.

У Питера помутилось в голове. Повинуясь внезапному импульсу, он шагнул, привлек ее к себе, потянулся к губам, но рука в шелковой перчатке остановила порыв.

Она твердо прошептала:

— Нет. Прошу вас, не сейчас.

— Когда же? Когда? — что-то в ее тоне встревожило Питера.

— Потом, — она настойчиво отстранилась, поправила платье. — Господи, вы совершенно не соблюдаете предосторожности.

— Простите, — пробормотал он. — В последние дни я сам не свой.

Она помедлила.

— Я напишу вам. Не провожайте.

Затем оправила шляпку и ушла в сторону церкви. Питер смотрел ей в спину, прислушиваясь к собственным мыслям. И то, что при виде женского силуэта рождалось в голове, заставило его испытать смесь жгучего возбуждения пополам с настоящим страхом: Питер Уолтер никогда бы не додумался до такого, даже в самых смелых своих фантазиях.

Землю испещряло множество следов от собачьих лап и человеческих ног. Они искали его, прочесывали лес. Наверно, хотели выкурить из логова и убить при помощи своих длинных, стреляющих огнем палок.

Методично обследовав следы, Зверь насчитал с дюжину человечьих и пару десятков псиных. Внутренне он посмеивался. Люди думают, что при помощи собак удастся его отыскать. Но ни один пес не учует его запах, а даже если учует — обратится в бегство, подвывая от страха. В отличие от человека собаки ведут себя благоразумно. Они знают его истинную мощь, знают, что слабее и шансов победить нет ни у одного, даже самого матерого волкодава. Да только втолковать это своим хозяевам не способны.

Беспокоиться о них не стоит. Есть гораздо более важная проблема. Сегодня он не будет охотиться.

Нужно попасть в большой многоэтажный дом у озера, закутанного паутиной тумана.

Зверь знал дорогу. Знал внутреннее устройство двора, подсобных пристроек и дома, словно провел там всю свою жизнь.

Голос властно вел его.

Зверь уже не мог сопротивляться.