Россия и Европа: история непонимания

Россия (как и другие великие страны – Китай, Индия, Япония, Оттоманская империя) встала в XVII веке перед суровой перспективой – выстоять или подчиниться.

Индия подчинилась примерно в 1750 году, Китай – столетием позже, Оттоманская империя – в 1918 году, Россия – 1991 году.

Но подлинно исторически значимыми очагами сопротивления стали, в меньшей степени, Оттоманская империя (при всем ее начавшемся в XVII веке упадке) и Россия при Романовых.

Россия стала самым большим историческим примером противостояния Западу в его практическом, научном, методичном, организованном подчинении себе всего окружающего мира. Россия отчаянно стремилась сохранить себя, и ее борьба была практически единственной альтернативой постепенной сдаче – долее всего остального мира.

На собравшемся в Москве в 1613 году Земском соборе встал вопрос о новой династии. Довольно влиятельная фракция бояр, придворных сановников и северных купцов стояла за призвание на русский престол шведского принца Карла-Филиппа. Воцарение в начале XVII века западной династии, несомненно, способствовало бы более тесному союзу России с Западом. Но общая тенденция после польской агрессии была явно антизападной. Победили сторонники местного царя, шестнадцатилетнего Михаила Романова.

С восшествием на престол династии Романовых Россия отвергает связь с Западом. Деулинский мир 1618 года с Польшей засвидетельствовал, что Россия сумела отстоять свою свободу, но она добыла мир, заплатив высокую цену – даже потеряв Смоленск. Важнейшим обстоятельством был подъем внутреннего самоуважения, духовное возрождение. После унижений, связанных с правлением поляков в Москве, добровольное обращение к Западу (как и появление неправославного монарха на русском престоле) стало невозможным. На Руси надолго утвердилось жесткое предубеждение против Запада.

Рассматривая весь мир как сферу приложения своей энергии и своего капитала, Запад не делал исключения и в отношении России. Торговые и промышленные интересы Запада заключались в освоении этого относительно близкого рынка. И русский изоляционизм, стойкий в идеологической и религиозной сферах, оказался податливее в области экономической. Первыми начали осваивать огромную Россию Англия, Голландия и Германия. Купцы из этих стран поражали русских партнеров деловой хваткой, энергией, хладнокровием, превосходной ориентацией и, главное, организацией.

Запад действовал и силой, и обаянием, и все более складывалось впечатление, что ветер перемен остановить невозможно. Уже второй Романов, царь Алексей Михайлович, практически признал невозможность отгородить Россию от загадочных и интересных людей, прибывавших в невиданных одеждах и демонстрировавших такие любопытные взгляды на все происходящее в мире.

Еще одним обстоятельством, повлиявшим на отношение Москвы к Западу, стало антипольское восстание на Украине, завершившееся Переяславской Радой 1654 года, в результате которой Россия и Украина стали единым государством. С одной стороны, это сразу же уменьшило влияние Польши, ослабило католические тенденции на Украине. С другой стороны, с вхождением Киева в состав Российского государства начал сказываться западный опыт Киева, Киевской духовной семинарии, уже имевшей разветвленные связи с Западом.

Некоторые западные исследователи считают, что Киев стал своего рода «троянским конем» Запада, подготовившим в России почву для реформ Петра.

Обсуждение событий на Западе становится популярным, оно стимулирует обращение и к собственным нуждам. Окружение Алексея Михайловича начинает поднимать невиданные темы – об образовании и о реформах в стране. Симпатии деятелей из этого окружения были на стороне Печатной службы, впервые поставившей перед собой цель повысить культурный уровень царства.

Разумеется, в самодержавной монархии многое зависело от высочайшей монаршей воли. Занятый значительную часть своей жизни разбирательством схизмы никонианства, царь Алексей Михайлович Тишайший только к концу своего правления отходит от изоляционистской традиции Филарета и становится сторонником знакомства с достижениями Запада. Этот интерес быстро становится интенсивным. По свидетельству некоторых деятелей эпохи, царь Алексей Михайлович под конец жизни уже не интересовался ничем, кроме Запада. Он призвал музыкантов и театральные труппы из Курляндии, приказал перевести множество книг с иностранных языков на русский, открыл посольство в Вене, принял у себя при дворе множество иностранцев, включая доминиканцев и иезуитов.

Неудивительно, что в феврале 1656 года патриарх Никон начал кампанию гонений на игры и увеселения, на «веселые» иконы, созданные под воздействием западного влияния. Но царь уже не был готов до крайности стоять за древние нравы московитов. Он поддержал выступившие против Никона силы и тем самым создал предпосылки поворота к Западу.

С падением Никона потерпела крах идея создания на Руси собственного религиозного вождя, аналогичного по положению и функциям римскому папе. Россия объективно отказалась от создания религиозного заслона на своих западных границах. Тем самым вольно или невольно был облегчен приход западника Петра.

Произошедший во второй половине XVII века раскол русской церкви, освобождение ее от старой византийской традиции объективно подготовили Россию к более тесной встрече с Западом. Впервые на Руси люди западной ориентации обрели значительный вес. Ведущий западник Симеон Полоцкий стал воспитателем детей царя Алексея Михайловича – Федора, Софьи и Петра. Полоцкий сочинял поэмы, ставил пьесы, прославлял и олицетворял собой тот пафос красоты свершения, который неудержимо овладел его самым энергичным воспитанником – Петром.

Царь Петр, видимо, не смог бы осуществить столь крупный поворот к Западу, если бы тенденция восхищаться обозначившимся в русском сознании западным центром мира не была уже (хотя бы частично) подготовлена.

Роль Петра I в европизации России

В 1670 году наиболее, возможно, светлый ум современной ему Европы Г. Лейбниц предсказал, что будущее России заключается в превращении ее в колонию Швеции. Многие в Западной Европе разделяли этот прогноз.

Удачей России в конечном счете оказалось то, что ее непосредственные западные соседи – шведы и поляки – вступили в полосу государственного упадка, а немцы еще не поднялись. Но эти благоприятные обстоятельства были временными, и Россию неизбежно ждали, если она желала сохранить себя, суровые испытания. Именно в это время страну возглавил вождь, имевший мудрость понять, что сохранение России зависит от способности восприятия западной технологии – военной и социальной. Запад к моменту восшествия на престол Петра I еще не начал оказывать на Россию прямого воздействия. Франция, доминирующая на континенте, опиралась на трех слабеющих соседей России – Турцию, Польшу и Швецию. Западная энергия гасилась деревенеющими структурами этих стран.

Наблюдая за Москвой из Немецкой слободы, царь Петр уже видел превосходство Запада, и, видимо, здесь вызрело его непоколебимое желание «войти в Европу». Петр I имел мужество признать техническое превосходство Запада, и он имел достаточно здравого смысла, чтобы придать вестернизации дух национального сопротивления отсталости, принятия западного опыта не как национальной капитуляции, а как национального подъема. У него сложилась собственная геополитическая картина мира. Мир развивался, устремившись к мировой торговле за океаны, а большая Россия лежала в лесах и степях, не имея выхода к морям, фактически запертая в огромном евразийском пространстве. Оценив позиции России, восприняв Запад и как угрозу, и как надежду, первый великий реформатор России определил свою стратегию.

Петр приблизился к Западу географически. Двинувшись за Петром в Приазовье и к Финскому заливу, Россия вышла из своей географической изоляции и вошла в прямой контакт с Западом.

Ощущая свое отставание от Запада, власть в России стала оппозицией по отношению к собственному народу. Даже в одежде, во вкусах, в гастрономии, в способах разрешения основных жизненных проблем русская элита, начиная с 1700 года идет поперек вкусам и привычкам своего народа, «подгоняя» этот народ принять инородные идеалы, вкусы, обычаи, нравы. Поразительно, но с тех пор правители на Руси делятся не на доморощенных и западников, а на западников и ультразападников.

Стратегия Петра Великого была направлена на то, чтобы при включении России в западное сообщество в качестве равноправного члена сохранить ее политическую независимость и культурную автономию в мире, где западный образ жизни уже получил широкое признание. Это был первый пример добровольной самовестернизации не западной страны. Успех этой политики увенчался разгромом шведской армии при Полтаве в 1709 году, а позже, век спустя, изгнанием из России армий Наполеона.

Петровская реформа вывела Россию на мировые просторы. Россия была поставлена Петром I на перекресток всех великих культур Запада.

Царь Петр воплощал идею новой России, остающейся самой собой, не сменившей своей идентичности, но развивающей свой потенциал на основе подключения к западному опыту.

Начиная с преобразований Петра Великого, реформы Романовых представляли собой одну постоянную, далеко протяженную по времени вестернизаторскую реформу, проводимую то быстрее, то медленнее с переменным успехом.

Вся разница между Петром Великим и другими российскими правителями до и после заключается в том, что он создал такую нравственную обстановку в стране, в условиях которой царь становится слугой своего Отечества в противовес русской традиции «служения правителю». Жестокими мерами он прививал новые нравы, хотя, разумеется, не мог (и не хотел) ломать традиции русского самовластия, никак не стремился создавать гражданское общество или хотя бы его предпосылки.

Он впервые в русской истории выдвинул положение, что государство должно реформировать систему управления в соответствии с разумом, а не слепо следовать традиции. И в отличие от последующих русских реформаторов, Петр I на каждом шагу разъяснял своим соотечественникам (в частности, указами в «Русском вестнике»), что именно он делает и каковы его цели, показывая пример государственной ответственности, создавая общественный пафос. В этом одна из причин, почему России удался долговременный ответ Западу – система взаимодействия с ним и сохранения самостоятельности. Это был первый (исторический) случай, когда потенциальная жертва Запада сознательно поставила перед собой цель овладения материальной техникой Европы ради самосохранения. (Потом по той же дороге пойдут Османская империя, Япония и другие.)

Сейчас ясно, что Петр I провел реформы, которые не проросли сквозь народную толщу русского общества и потому не сделали Россию западной страной. В то же время он сделал этому обществу полезные прививки. Его реформы по меньшей мере создали щит, который позволил России сохранить независимость и самобытность, помогая ей искать пути вхождения в русло европейской культуры. Не губительное самоуничижение, а консолидация народных сил, подъем национального духа были следствием осуществленных Петром I преобразований.

Но появление этой гордости России, этой плеяды ее блестящих гениев знаменовало собой также факт отрыва образованного слоя страны от народа.

Раскол прошел не только между народом и его образованной частью, но и внутри самой образованной части русского общества. Было два резко противоположных типа. Для одних дороже всего была Россия как великая европейская держава. Для других дороже всего были «прогрессивные» идеи европейской цивилизации.

Так появилось противопоставление «великой России» «великим потрясениям». Это противопоставление было существенным для декабристов и народников, оно определило 1905, 1917, 1991 годы.

К моменту кончины императора Петра (1725) Россия по своей мощи, безусловно, вошла в число ведущих европейских держав. В союзе с Данией и Саксонией она нанесла решающий удар по прежней владычице Балтики – Швеции, вышла на это море широким фронтом от Финского залива до Пруссии. Польша, Саксония и Пруссия стали союзниками новой европейской силы. Тем самым была изменена прежняя система, при которой Париж опирался на Стокгольм, Варшаву и Стамбул. Мир со Швецией (1721) как бы наложился на Утрехтский мир 1713 года, фактически положивший конец притязаниям Людовика XIV на доминирование в Европе. От вхождения России в европейский мир пострадало влияние Швеции, Польши и Турции, но усилилось влияние Лондона (что было зафиксировано в Утрехте). Появился исключительный шанс у Пруссии, которым она при Фридрихе II (и через столетие при Бисмарке) не преминула воспользоваться.

До Петра I судьбы Европы (а соответственно и мира) решались в Париже, Лондоне и Вене. После балтийского явления России эти судьбы решались уже в пяти столицах – Лондоне, Париже, Петербурге, Вене и Берлине. И поскольку весь последующий век был занят прежде всего англо-французским соперничеством в Европе, Америке и Азии, Петербург получил возможность утвердить свое влияние в Восточной и Центральной Европе, на широкой полосе от Балтийского до Черного моря.

При императрицах Елизавете и, особенно, Екатерине II происходит не только закрепление новоприобретенного петровского влияния, но значительное его расширение. Россия со всей мощью выходит к берегам Черного моря, овладевает Крымом и создает цепь городов, чрезвычайно укрепивших мощь России в этой практически единственной для нее зоне незамерзающих морей – от Ростова до Одессы.

Прорыв России был столь впечатляющим, что Екатерина Великая планировала перенесение столицы страны в Екатеринослав (Днепропетровск), в новую зону притяжения России.

Для века Екатерины II характерны исключительная вера в освобождающую и облагораживающую силу образования, подчинение новой России западным идеям века Просвещения. В Российскую империю были перенесены лучшие образцы западной системы образования. Идеи Еердера (тогда молодого пастора из Риги), Руссо и переведенного в 1761 году Локка живо обсуждались в приближенных к Екатерине II кругах. В Петербург был приглашен серб Янкович из Мириево, преобразовавший систему образования в Австрийской империи.

Екатерина II (в этом, пожалуй, главное) выделила в русском обществе личность. Здесь она пошла значительно дальше Петра Великого. При ней дворянство получило невиданные прежде льготы. Возникла ситуация, когда в России как бы возникает «внутренний Запад», очень небольшой и очень особенный, очень нетрадиционный для России. Дворянство создает «мир в себе», в котором личность, а не традиционное славянское коллективистское начало получает возможности для расцвета. И это имело далеко идущие последствия.

В новую Европу Россия была принята не только благодаря ее растущей мощи, но и в свете ее все более прочных династических связей. Северная Пальмира отныне учитывалась в стратегическом планировании всех мировых столиц.

Россия в три послепетровские четверти века экономически ориентировалась на Северную Европу, на Англию, северогерманские государства, отчего росли Петербург, Ревель, Рига. В политическом плане Россия предпочитала не делать решающего выбора между Парижем и Лондоном и ориентировалась скорее на два соседних германских государства. Но эта стратегия не была статичной, тем более что германские государства враждовали между собой. В ходе Семилетней войны (1756 – 1763) Россия встала на сторону профранцузской коалиции, выступив против союзной с Англией Пруссии. Русские войска в 1761 году вошли в Берлин, и будущее северогерманского государства висело на волоске. Но Петербург, с восшествием на престол Петра III, посчитал нецелесообразным способствовать французскому доминированию за счет германского ослабления, и Пруссия получила свой шанс. Продемонстрированная Россией мощь позволяла говорить о возникновении стратегического треугольника Лондон – Париж – Петербург. В конечном счете этот треугольник так и не стал устойчивой фигурой прежде всего потому, что Россия при всех новороссийских приобретениях не вступила в первую промышленную революцию синхронно с Англией, уступая не только Франции, но и германским государствам. Эти экономические изменения полностью проявят себя лишь в следующем веке – веке пара, XIX веке. А между петровским возвышением и падением Бастилии Россия определенно заняла место на вершине мировой иерархии сразу же после Англии и Франции.

Показательно то обстоятельство, что уже во времена Екатерины II были закрыты множество монастырей – центров своеобразного сопротивления основной массы народа с глухим ропотом воспринимавшего новую реальность, противоположную его верованиям, духу, обрядам. Именно она снесла огромную часть деревянной Москвы. Были созданы комиссии по планомерной застройке Петербурга и Москвы, старое и новое столкнулось на одной почве.

Два народа в одном возникают в России. Возможно, никогда раньше это не было более очевидно, чем в период предпринятой императрицей Екатериной деятельности по созыву в 1766 – 1767 годах Земского собора – предполагаемого первого российского парламента, который должен был состоять из 564 депутатов. Фактом является, что не императрица, а два первых сословия напрочь отказались сидеть рядом с сословием крестьянским.

Сами дворяне, творцы культуры, абсолютно созвучной с западноевропейской, создали то жесткое общественное разделение, которое взорвалось полутора веками позже, в1917-1918 годах. Два народа внутри одного все более расходились между собой. Один устремился в Амстердам и Париж, приобщаясь к мировой культуре и многое воспринимая в западном психологическом стереотипе. Второй народ оставался на своей бедной почве и жил в совершенно ином мире, не имеющем с миром барина практически ничего общего.

Взаимоотношения России и Запада в XIX веке

Во взаимоотношениях Запада и России XIX век был особым временем. Отношения Запада с Россией приобрели особые черты после начала Великой Французской революции. Русское правительство постаралось одновременно заслониться от революционных идей Запада и в то же время поддержать западные консервативные круги. В 1791 году царица Екатерина отозвала из Франции всех русских студентов. Император Павел в 1797 году уменьшил число печатаемых в год книг с 572 до 240, число периодических изданий сократил с 16 до 5. В то же время Павел, принявший при коронации титул главы православной церкви, стал также покровителем масонов и католиков. Римскому папе было предложено политическое убежище в России, а в Петербурге открыт католический приход.

Период страхов и «запретов» закончился с восшествием на престол в 1801 году императора Александра. Дорога на Запад довольно резко расширилась. Царь Александр сразу же решил открыть в России четыре университета. Фаворит царя М.М. Сперанский, женатый на англичанке, поклонник Бентама, стал готовить переход России к западной форме правления. Встреча Александра с Наполеоном в Тильзите, союз двух коронованных владык европейского мира усилили позиции прозападной партии. Сперанский предложил создание конституционной монархии, в которой императора уравновешивал парламент. Сенат должен был превратиться в главный судебный орган; представители губерний создавали парламент, которому поручалось формирование исполнительной власти, ответственного правительства.

Но период либеральных проектов закончился довольно быстро. Западные идеи очень скоро стали ассоциироваться с западным натиском на Россию. С выступлением Наполеона против России Сперанский был сослан в Сибирь. Властителем дум российского общества стал блистательный писатель Н.М. Карамзин (русский литератор, журналист и историк, почетный член Петербургской АН), главной идеей которого было обоснование необходимости держаться собственных традиций и одновременно опасаться Запада, слишком часто проявляющего себя как источник русских бед.

Именно на этом этапе формируются две главные идейные тенденции общественной жизни в России – западничество (направление русской общественной мысли и политической идеологии, ориентированное на европейские ценности и отрицающее идею самобытности, своеобразия и уникальности исторических судеб) и славянофильство (одно из направлений общественной и философской мысли России в 1840 – 1850 годы, выступившее с обоснованием самобытности исторического развития России, принципиально отличного от западноевропейского пути). В эти годы более отчетливо оформляется отношение к Западу: сторонники сближения с ним опираются на опыт Петра I и Екатерины II. Их оппоненты начинают черпать вдохновение в своеобразии нравов, обычаев, духовной жизни допетровской Москвы.

Для исторического опыта связей России с Западом в XIX веке в общем и целом характерна вражда Петербурга с лидерами Запада. В начале XIX века Россия победила Наполеона, а затем, во второй после петровский период, в течение целого столетия была соперницей лидера Запада – Британии. «Восточный вопрос» – судьба Константинополя – как бы въелся в плоть и кровь многих англичан, затем Лондон беспокоила русская экспансия в Азии, безопасность северных подходов к Индии. Отголоски этих опасений были ощутимы даже после сближения, наступившего после 1907 года, вплоть до предкризисных дней 1914 года.

На блестящей петербургской поверхности в период 1815 – 1855 годов официальная Россия жила в состоянии иллюзий относительно своей принадлежности к Западу, пребывания его частью, причем самой могущественной в военном отношении. Для полного приобщения к Западу императору Николаю I не хватало, по его словам, всего лишь нескольких честных губернаторов.

Пробуждение от иллюзии было болезненным. Выступив в своем самомнении против почти всего Запада, император Николай I в ходе Крымской войны достаточно скоро увидел пределы своей великой иллюзии. Парусный флот России не мог сопротивляться вхождению в Черное море англо-французских пароходов. Запад создал у Севастополя свою железную дорогу и по канонам своей науки переиграл восточного колосса. Истинное соотношение сил определилось самым неприглядным для России образом. Поражение в Крымской войне показало степень отсталости России. Национальное унижение было полным.

Высший патриотизм поддерживал тысячелетнюю Россию – от правящих кабинетов до избы мужика, он и спасал ее на протяжении целых столетий от капитуляции перед «материалистическим» Западом. Но горечь демонстративно нанесенного поражения, нищета находившейся в оковах крепостного права деревни, вопиющая слабость промышленности, отставание науки вызвали смятение столкнувшихся с реальностью умов, потрясли Россию.

Правление императора Александра II началось с признания факта гибельности для России как самомнения, так и изоляции. Откладывать с реформами самоуправления городов, военной и судебной системы было уже нельзя, а любые формы преобразований в то время означали движение в направлении той или иной степени имитации порядков и учреждений, сформированных Западом. Опираясь на главное мобилизующее свойство русских – их патриотизм, император Александр II начал реформы, должные действительно привести огромную Россию в западный мир.

Надежды на «вхождение в Запад» появились у России в 1861 году с освобождением крестьян. Шансы на такое вхождение выросли с созданием основ гражданского общества: суд присяжных, военная реформа, ограничение дворянских привилегий, распространение образования. Освобождение крепостных и ставшее главным символом новой эпохи строительство дорог (потребовавшее обращения к европейскому капиталу) поставили вопрос об отношении России к Западу в совершенно новую плоскость.

Период 1855 – 1914 годов оказался одним из наиболее цельных периодов истории взаимоотношений России с Западом. От противостояния Западу Россия пришла к союзу с ним, приглашая западных специалистов, перенаправив центр экспансии с чувствительного для Запада Ближнего Востока на Среднюю Азию и на Дальний Восток. В первое десятилетие (1860 – 1870 годы) реформированию подверглись общество и его институты; между 1890 – 1914 годами Россия обрела самые высокие в мире темпы в индустриальном развитии.

И в ходе этого лихорадочного строительства, этого полувека перемен стало еще более отчетливо ясно, что в России отдельно друг от друга существуют два слоя. Первый – узкий, верхний, правящий – воспринимал себя как часть Запада. Сотни тысяч русских из этого слоя ежегодно посещали сопредельные европейские страны, непосредственно и ежедневно вступая в прямой контакт с реальностью, влиянием и идеями Запада. Основная часть образованной России знала и любила Запад. А народ Запад не понимал, не любил и воспринимал его как чуждое явление.

Перед своей гибелью романовская Россия сделала мощный бросок вдогонку Запада. Третий период романовского сближения с Западом приходится на время, начавшееся визитом французской эскадры в Кронштадт в 1892 году, на годы формирования Антанты – первого полномасштабного военного союза России с Западом.

Знаменуя победу западничества, такие выдающиеся люди России, как Витте, сознательно поставили задачу сделать Россию западным государством – экономически, идейно, политически. Шанс реализации этого курса стал еще большим в 1906 году, когда Столыпин узаконил частную собственность на землю, начал процесс раздела общины, выделение хуторян – русских «фермеров». Выходу народа на орбиту буржуазного индивидуализма (основы западного образа жизни) служила передача крестьянам земли в частную собственность. Возможно, будущее России зависело от создания массового слоя землевладельцев как стабильной основы государства, сдерживающей экстремальные политические тенденции. Самоуправление и суверенность личности стали целями, к которым с большими трудностями, преодолевая традиции, объективные обстоятельства и косность, двинулась Россия.

До 1914 года у западнически настроенных сил существовала надежда, что либеральные, прозападные тенденции постепенно трансформируют социальную структуру России, изменят внутренний ценностный климат и преобразуют политические установления. Россия 1917 года была далека от России 1861 года, она уже сумела пройти, может быть, большую дорогу, чем большинство догоняющих Запад наций. У нее наладилось довольно эффективное финансовое хозяйство, никто не мог отрицать ее промышленного прогресса. Всеобщее образование планировалось ввести в 1922 году. Эволюция правительства в демократическом направлении шла медленно, но трудно было оспаривать и ощутимость этого движения: земля, Дума, пресса, суд присяжных.

При всей огромности империи и блеске петербургского авангарда политическая система России, несомненно, отставала от требований времени – она не смогла создать механизм, который, с одной стороны, сохранял бы духовно-культурную оригинальность России, а с другой – указал бы 150 миллионам мужиков путь к материально достойной жизни.

Частью реакции императорской России было проведение ограниченных по масштабам реформ, часто отменяемых, сопровождаемых политическим террором. При этом гений Петра не имел продолжения, ему наследовали самодержцы с нередко милыми манерами, но без необходимого характера. Правящий класс, решающий судьбу многомиллионной страны, демонстрировал скорее жесткость, чем компетентность, – и это в условиях, когда прогресс никак «не желал» проявляться снизу, от подданных империи, вовсе не ставших еще гражданами, живущих далеко в доиндустриальной эпохе. Неадекватная элита в силу своей некомпетентности проявляла преступное безразличие к условиям жизни своего народа, заведомую враждебность к западным социальным идеям, чем и породила мощную социалистическую реакцию в XX веке. Плотина, созданная против прямого проникновения Запада, породила силы, создавшие внушительный обводной канал.

Россия и Чапая с середины XVIII века до 1914 года

С середины XVIII века позициями главного экономического партнера России овладела Британия. Примерно половину столетия британская торговля была важнейшей для России – несмотря на то что в Семилетней войне Британия поддерживала Пруссию против России.

Но уже тогда, в конце XVIII века, в России говорили, что не желают видеть себя второй Португалией, подчиненным союзником Британии. Важный шаг в этом направлении был сделан в 1780 году, когда Россия возглавила Лигу вооруженного нейтралитета.

Санкт-Петербург целенаправленно высвобождался от английского влияния, об этом говорит серия договоров со средиземноморскими странами. Договор с Британией не был возобновлен.

Взаимное охлаждение произошло тогда, когда Россия овладела Крымом. Но торговля с Британией оставалась важнейшим фактором для России, настолько важным, что Россия не примкнула к континентальной блокаде, несмотря на угрозы Наполеона. Продолжение известно – борьба совместно с Британией против Наполеона. XIX век стал веком переключения России с Британии на германских соседей.

Проблема выбора между Центральной и Западной Европой стала актуальной уже тогда, когда осторожный Кутузов в 1813 году предупредил императора Александра, что Франция в дальнейшем не будет представлять собой угрозы для России, что полное сокрушение Наполеона лишь утвердит Британию в положении сильнейшей державы Европы, а это едва ли в русских интересах. Раздел Польши привязал Россию к двум германским государствам, способствовал решительному германскому преобладанию в процессе экономического развития России на протяжении целого века между 1815 и 1914 годами. Именно в это время Германия становится лидером европейского экономического развития. И она стремится к союзу с Россией не в малой степени благодаря настроенному в определенном смысле «прорусски» послу в Петербурге, а затем первому канцлеру Германской империи О. фон Бисмарку.

Вопросом вопросов на рубеже веков для России было формирование ее роли в Азии. В правящих кругах Петербурга сформировались две фракции. Обе приветствовали военную и политическую экспансию России и Азии, но видели ее с двух противоположных точек зрения. Военно-бюрократическая олигархия видела свое будущее в создании Великой Восточной империи, нового центра мира. Этой «восточной» фракции противостояла «западная» фракция, возглавляемая министром финансов С.Ю. Витте. Для него создание Азиатской империи было лишь дополнительным средством укрепления России на Западе, преобразования восточного феодализма России в капитализм западного толка. Витте видел в азиатской экспансии дополнительное средство, а не эпицентр усилий, средство усилить активы России на главном направлении ее трансформации – европейском.

Союзникам и противникам России было вовсе не безразлично, какая из точек зрения на азиатскую политику возобладает в Петербурге. Союзная Франция вовсе не хотела, чтобы русские дивизии стерегли тихоокеанское побережье – они были нужны Парижу как противовес германской мощи. С другой стороны, Германия хотела привязать Россию к Восточной Азии так, чтобы она обращала меньше внимания на Европу и Ближний Восток. Это было как раз противоположно тому, чего желала «западная» фракция в России, особенно после поражения в войне с Японией, – союз с Западом здесь не желали менять на азиатские авантюры. Основой необычайного союза России с Западом были русско-французские отношения. Своего рода координатором сближения Запада и России стал французский министр иностранных дел Р. Пуанкаре.

Избрание Раймона Пуанкаре французским президентом было встречено в России с энтузиазмом, как новый фактор, благоприятствующий союзу России с Западом. Большие французские займы 1911 – 1914 годов скрепили союз великих стран запада и востока Европы.

Союз России с Западом был возможен лишь в случае русско-британского примирения и сближения. В Лондоне внимательно следили за взаимоотношениями двух блоков в континентальной Европе. После аннексии Боснии Австро-Венгрией в 1906 году в Лондоне пришли к выводу, что соотношение сил начинает меняться в пользу центральных держав.

В Лондоне давно пришли к выводу, что главной угрозой Западу является тевтонское всемогущество. Расширенная программа строительства германского флота заставила англичан почувствовать то, чего в Англии не ощущали примерно 100 лет, – угрозу национальной безопасности. Результатом создания Германией сверхмощного флота явилось сближение Британии с Францией и Россией.

Ряд государственных деятелей России, как реформаторов, так и наиболее проницательных защитников династических привилегий, ощущали опасность грядущего конфликта и старались создать условия, при которых Россия не участвовала бы в общеевропейском разделе, ведущем к колоссальному конфликту.

В 1905 году, когда Россия переживала горечь поражений в Маньчжурии, Германия стремилась разбить кольцо враждебного окружения. Русский и германский императоры пришли к соглашению о союзе. Но Россия шла на договор с условием если и не полнокровного участия в нем Франции, то с полным уведомлением ее.

Русский посол в Париже Нелидов изложил содержание договора в Бьерке французскому правительству, прося от премьер-министра Рувье положительного ответа. В начале октября 1905 года Рувье ответил послу достаточно прямо, что французское правительство никогда не согласится с Франкфуртским договором, отнявшим у Франции Эльзас и Лотарингию, к тому же оно только что заключило договор о сердечном согласии («Антант кордиаль») с Англией. Франция исключала для себя возможность тройственного союза Париж – Берлин – Петербург. Это обстоятельство – несогласие великой континентальной страны и главного союзника России – вынудило царя Николая сообщить императору Вильгельму о невозможности реализации Бьеркского договора.

Пойти же на двустороннее сближение с Германией было для России в практическом смысле немыслимым, это означало превращение России в вассала Германии, ее фактический уход из Европы, обращение к Азии, где Британия и Япония постарались бы поставить предел расширению ее влияния. Именно Германия в этом случае решала бы вопрос, когда наступит час для выяснения отношений с Францией и Англией. Россия обязана была бы следовать за ней, являясь по существу младшим партнером в реализации германских планов.

Германия, собственно, достаточно хорошо знала о крепнущем союзе Запада с Россией. Перед 1914 годом между русским и французским военными штабами была создана целая сеть взаимных связей. Разумеется, планируя долгосрочные совместные программы, русские и французские генералы желали иметь гарантии долгих непрерывных отношений – и они воздействовали на свои правительства соответствующим образом. Созданная ими заранее система «автоматического включения сотрудничества» вносила элемент автоматизма в решающее выяснение отношений между Антантой и центральными державами.

Любопытен факт: Германия владела половиной русской торговли. От нее зависела модернизация страны, от нее же исходила опасность превращения России в экономического сателлита. Германия приложила чрезвычайные усилия для занятия доминирующих позиций в России, действуя энергично и с примерной немецкой методичностью. То был уникальный случай, когда огромная страна, обладавшая неисчерпаемыми ресурсами, зависела от концентрированной мощи гораздо более развитого партнера.

Сверхзависимость от Германии порождала смятение и недовольство тех национальных элементов в России, которые (по разным причинам) желали диверсифицировать связи с Европой, осуществить независимый курс, выйти на уровень экономической независимости. Русские видели перед собой две главные цели: первая и основная – оторваться от германской пуповины, стать самостоятельным индустриальным центром; вторая – избежать угрозы преобладания в Европе германского «второго рейха». Разбить монополию Германии хотели две стороны – русская, стремящаяся к подлинной экономической самостоятельности своей страны, и западноевропейские правящие круги, боящиеся того, что тандем Германии с подчиненной экономически Россией будет необорим и он будет для Германии основанием гегемонии в Европе и мире.

Тесные отношения с демократическими державами Запада казались многим из правящей элиты России неестественными. Против союза с Западом сражались на внутреннем фронте Священный синод и Министерство образования, имевшие дело с основной массой народа России. Просвещенным верхам, с их точки зрения, не следовало с такой легкостью играть на европейском расколе, на противостоянии Запада центральным державам.

Видным сторонником сохранения мира за счет сближения с Германией (даже за счет Франции) был министр внутренних дел П.Н. Дурново. В написанном в феврале 1914 года меморандуме он утверждал, что центральным фактором современных международных отношений является соперничество Германии и Британии. Поддерживать последнюю абсолютно не в интересах России. Германия только тогда начала поддерживать Австрию на Балканах, когда Петербург устремился навстречу Лондону. Наблюдая приближение того, что он считал национальным несчастьем для России, Дурново указывал на то, что должно было быть подлинными целями русской внешней политики: Иран, Памир, Кульджа, Кашгария, Джунгария, Монголия. Территориальное расширение России будет проходить на границе с Китаем, для гарантии успешности этого продвижения требуется только одно – безопасность западной границы. Интересы России и Германии нигде не входят в противоречие. И если Россия желает открыть проливы, то это гораздо легче сделать при помощи Германии, нежели блокируясь против нее. Война подорвет русские финансы, для России вовсе нежелательно резкое ослабление Германии. Если место Германии в России займет Англия, то это будет многократно опаснее, ведь англо-русские противоречия могут вспыхнуть по широкому периметру. В такой ситуации решающей являлась позиция императора Николая II. А тот все более примыкал к партии войны.

В итоге Россия сделала роковой выбор. Весь XIX век Россия была дружественна Пруссии – Германии и враждебна Британии. Исключительный германский динамизм, проявленный в десятилетия, последовавшие за созданием Германской империи, изменил шкалу русских предпочтений.

Россия и Западный мир в Первой Мировой Войне

Ключевое противоборство двух тенденций русской истории пришлось на период 1914 – 1920 годов. Россия в случае победы в Первой мировой войне должна была войти в Центральную Европу, в Средиземноморье и принять непосредственное участие в создании в Европе такого политического порядка, при котором треугольник Россия – Британия – Франция определял бы развитие всего Евразийского континента. Залогом «окончательного» завершения интеграции России в Европу стал бы союз с европейским Западом, с Парижем и Лондоном – невиданный доселе эксперимент в истории русского государства.

С этим англосаксонские элиты смириться не могли.

Убийство эрцгерцога Фердинанда, австрийский ультиматум Сербии, обращение сербов за помощью к России и последующий спуск к войне стали хрестоматийным материалом. Нам важно проследить, как подействовал кризис на союз России и Запада.

Вечером 25 июля 1914 года Бьюкенен обсуждал с Сазоновым роковой вопрос: будет ли Британия в случае кризиса с Россией или нет. Видя опасное развитие событий, мобилизовалась партия союза с Россией в Германии. Создатель германского флота адмирал фон Тирпиц упрекал канцлера Бетман-Гольвега за то, что тот встал на опасный путь, допустив возникновение трений с Россией. Но если в Лондоне сторонники союза с Россией возобладали, то в Берлине они теряли влияние.

Поступил приказ о мобилизации французской армии. Толпы петербуржцев собрались перед посольством Британии, ожидая известий из Лондона. Волнение окружившей посольство толпы продолжалось до 5 часов утра 3 августа, когда из лондонского МИДа поступила лаконичная телеграмма: «Война с Германией, действуйте». Посольство было засыпано цветами.

Никогда еще Россия не имела столь мощных союзников, никогда она не выступала на мировой арене в союзе со всем Западом. Союз с Францией и Британией казался императору Николаю (да и почти всей думающей России) необоримым. Самое важное решение вождей России в XX веке было принято с легким сердцем. А имело самые тяжелые последствия.

Огромное здание германского посольства подверглось разграблению толпы при попустительстве полиции. Предвещал ли этот акт вандализма падение германского влияния в России?

Что касается правительства и правящих классов, то они пришли к выводу, что судьба России отныне связана с судьбами Франции и Англии. Во всех слоях общества говорили о дуэли славянства и германизма, о великом союзе России с Британией и Францией, которому суждено повелевать миром.

В конечном счете союз с Западом удалил его от России, как ничто иное. Мировая война почти герметически закрыла

России ворота в западный мир, она оборвала связи, которые всегда были для России живительными. Единственный путь между Россией и Западом проходил через Норвегию и Швецию – с пересечением Ботнического залива. Но германская военно-морская армада на Балтике сделала этот путь опасным. Царь Николай – это была одна из не очень многих его удачных идей – еще в начале царствования планировал создание порта в районе Мурманска. Через несколько месяцев после начала войны (15 января 1915 года) через Мурманск был проложен кабель между Кольским полуостровом и Шотландией, сделавший возможным информационный обмен между Западом и Россией. В последующее время понадобились чрезвычайные усилия для завершения прокладки железнодорожной магистрали Петроград – Мурманск, чтобы Россия и Запад имели канал сообщения. Но этого канала для России было явно недостаточно.

Запад был очень удовлетворен готовностью России идти на любые жертвы ради скрепляемого кровью союза. Критика царизма прекратилась здесь абсолютно, в российской монархии стали находить большую способность приспособления к политическим и социальным переменам.

С первых же дней войны на Западе вызывала интерес русская позиция в отношении Германии. В Петрограде планировалось возвращение Эльзаса и Лотарингии Франции, восстановление Польши, увеличение за счет Германии территории Бельгии, восстановление независимости Ганновера, передача Шлезвига Дании, освобождение Чехии, раздел между Францией и Англией всех немецких колоний.

На Балканах Запад отдавал пальму первенства России – отмобилизованная мощь России позволяла ее вмешательство (в случае нужды), в то время как французы полностью задействовали свои ресурсы на Западном фронте, а Британия еще не сформировала сухопутную армию. С другой стороны, позиция Запада была сильнее на итальянском направлении – здесь вступал в действие фактор британского морского могущества и французской близости.

Вплоть до конца 1914 года (то есть примерно пять месяцев) государственные деятели и стратеги обеих сторон Антанты жили в мире непомерных ожиданий, при этом британское и французское правительства верили в неукротимый «паровой каток», движущийся на Германию с востока.

Отражающая этот период книга военного представителя Британии Нокса о русской армии 1914 года полна восхищения перед ее могучей боевой силой. Но Нокс не близорук, он видит и героизм, и поразительные черты ущербности. Он описывает и стоицизм, и «бессмысленные круговые вращения через песчаные поля и грязь», запоздалые приказы, непростительную слабость в деле организации тылового снабжения, отсутствие телефонной связи, упорное нежелание допрашивать пленных офицеров, слабость коммуникаций и слабую, бесконечно слабую организацию войск – особенно в сравнении с безупречной машиной, управляемой прусскими офицерами.

В ходе 40-месячного конфликта между 1914-м и декабрем 1917 года Запад верил в «паровой каток» России, способной раздавить Германию. Россия действительно была растущей военной державой до 1914 года. И в ходе войны Россия приложила колоссальные усилия. Специалист по данному периоду академик Струмилин указывает, что производственный потенциал России увеличился между 1913 и 1918 годами на 40 процентов.

Однако довольно ошибочным было представление о бездонности людских ресурсов России. Среди пяти миллионов новобранцев 1914 года были квалифицированные рабочие, на которых держалась стремящаяся достичь уровня производительности Запада русская промышленность. Отток этих специалистов имел самые негативные последствия для русской индустрии.