Россия и Европа: история непонимания

Четыре образа России

В итоге к началу XX столетия в европейской культуре оформились четыре устойчивые группы образов России. Важно заметить, что, оценивая представления об образах России, господствовавших в европейском сознании на протяжении XVIII, XIX и начала XX века, надо понимать, что, как бы ни воспринимали европейцы Россию, они в большинстве своем никогда не считали ее «своей», никогда не видели в ней такую же органическую часть Европы, как, скажем, Франция, Италия или Великобритания.

Даже многие из тех, кто предрекал России большое будущее, исходили из того, что это потому и возможно, что у нее нет истории и нет достойного настоящего. Россия – это исторический враг и духовный оппонент.

Образ первый: Россия – не Европа.

Это, пожалуй, одно из самых давних и глубоко укоренившихся в сознании европейцев представлений о России. Кто-то утверждал, что в ней неважно обстоит дело с религией, кто-то говорил о ее недоцивилизованности, о невысокой культуре россиян, позднее стали делать упор на неразвитости ее политических, экономических и социальных институтов, на составе населения, существенно отличающемся от европейского, и т.п., а кто-то утверждал, что по всем этим параметрам Россия принципиально отличается от Европы.

Порой дело доходило до курьезов. Так, Ф. Рабле считал русских неверующими и в своей обычной карнавальной манере перечислял в одном ряду «московитов, индийцев, персов и троглодитов». А датский дипломат Я. Ульфельдт, посетивший Россию в конце XVI века, сообщал, что «их священники необразованны, они не понимают никакой другой речи, кроме русской, ученых людей там вообще нет». Современный датский исследователь У. Меллер, анализируя представления некоторых европейцев XVIII века о России, предлагает версию, в соответствии с которой «Россия соотносится с Европой так же, как природа с культурой».

Мысль о «неевропейскости» России высказывали многие известные писатели, политики, философы Старого Света. Ярче других это сделали, пожалуй, Ж.-Ж. Руссо, Р. Киплинг и О. Шпенглер, автор всемирно известного «Заката Европы», который не раз обращался к вопросу о судьбе и исторической роли России и россиян.

Вот оценка Шпенглером России: «Разницу между русским и западным духом необходимо подчеркивать самым решительным образом. Как бы глубоко ни было душевное и, следовательно, религиозное, политическое и хозяйственное противоречие между англичанами, немцами, американцами и французами, но пред русским началом они немедленно смыкаются в один замкнутый мир… Настоящий русский нам внутренне столь же чужд, как римлянин эпохи царей и китаец времен задолго до Конфуция, если бы они внезапно появились среди нас. Он сам это всегда сознавал, проводя разграничительную черту между «матушкой Россией» и Европой».

Ну а как же тогда понять «матушку Россию»? Куда ее отнести? Послушаем Киплинга. «Русский человек – милейший человек, покуда не напьется. Как азиат, он очарователен. И лишь когда настаивает, чтобы к русским относились не как к самому западному из восточных народов, а, напротив, как к самому восточному из западных, превращается в этническое недоразумение…» Вот вам и британский ответ: русские – не европейцы, они – азиаты. И Россия – страна не европейская, а азиатская, не западная, а восточная.

Образ второй: Россия – не просто неевропейская, но полудикая страна, еще не завершившая переход от варварства к цивилизации.

Жан-Жак Руссо полагал даже, что «русские никогда не станут истинно цивилизованными…». Не станут потому, что «…подверглись цивилизации чересчур рано. Петр обладал талантами подражательными, у него не было подлинного гения, того, что творит и создает все из ничего. Кое-что из сделанного им было хорошо, большая часть была не к месту. Он понимал, что его народ был диким, но совершенно не понял, что он еще не созрел для уставов гражданского общества. Он хотел сразу просветить и благоустроить свой народ, в то время как его надо было еще приучать к трудностям этого».

Такое представление о России и русских получило распространение в Европе вскоре после завершения Наполеоновских войн. И немалый вклад в него внесли рафинированные европейские интеллектуалы типа мадам де Сталь и Жозефа де Местра. Но классическим выражением этой позиции считается работа маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», которая стала книгой, продиктованной «фобией», страхом перед Россией, которая-де жаждет завоевать весь остальной мир и – что наиболее важно – в самом деле способна это совершить, о чем многократно и подчас с предельной тревогой вещает француз. Какими же предстают Россия и русские на страницах книги Кюстина? Это страна рабов. «Можно сказать, что весь русский народ, от мала до велика, опьянен своим рабством до потери сознания». Это страна, близкая к первобытности. «Только здесь, в глубине России, можно понять, какими способностями был наделен первобытный человек и чего лишила его утонченность нашей цивилизации. Повторяю, еще раз: в этой патриархальной стране цивилизация портит человека. Славянин по природе сметлив, музыкален, почти сострадателен, а вымуштрованный подданный Николая – фальшив, тщеславен, деспотичен и переимчив, как обезьяна. Лет полтораста понадобится для того, чтобы привести в соответствие нравы с европейскими идеями, и то лишь в том случае, если в течение этого длинного ряда лет русскими будут управлять только просвещенные монархи и друзья прогресса, как ныне принято выражаться».

«Я не осуждаю русских за то, каковы они, – продолжает маркиз, – но я порицаю в них притязание казаться теми, что и мы. Они еще совершенно некультурны. Это не лишало бы их надежды стать таковыми, если бы они не были поглощены желанием по-обезьяньи подражать другим нациям, осмеивая в то же время, как обезьяны, тех, кому они подражают. Невольно возникает мысль, что эти люди потеряны для первобытного состояния и непригодны для цивилизации».

Это страна-тюрьма. «Нужно жить в этой пустыне без покоя, в этой тюрьме без отдыха, которая именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную народам в других странах Европы, каков бы ни был принятый там образ правления. Когда ваши дети вздумают роптать на Францию, прошу вас, воспользуйтесь моим рецептом, скажите им: «Поезжайте в Россию». Это страна крайностей и необузданных страстей. «Россия – страна необузданных страстей и рабских характеров, бунтарей и автоматов, заговорщиков и бездушных механизмов. Здесь нет промежуточных степеней между тираном и рабом, между безумцем и животным».

Образ третий: Россия – страна европейская, но это все-таки какая-то другая Европа.

У России своя особенность, к тому же она сильно отстала – по крайней мере в некоторых отношениях – от передовых европейских стран. Ей предстоит, став прилежным «учеником», пройти долгий и, скорее всего, трудный путь, чтобы превратиться в «нормальную страну», то есть страну европейского типа. Этой или близкой к этой позиции придерживались в основном некоторые европейские политики и мыслители левого толка (как, скажем, отъявленные русофобы Маркс и Энгельс) и либералы. Один из ярких примеров – первый чехословацкий президент, философ и историк Т. Масарик, опубликовавший в 1913 году большой труд «Россия и Европа». «Россия, – писал Масарик, – это тоже Европа. Поэтому, противопоставляя Россию и Европу, я сравниваю две эпохи. Европа не чужда России по своей сути, но она все же пока еще и не совсем своя».

Образ четвертый: страна будущего.

Россия – страна будущего, которой еще предстоит сказать миру свое слово, то есть явить нечто новое, что, возможно, обогатит или даже спасет человечество, в том числе и Запад. Отзвуки подобных мотивов можно уловить у того же О. Шпенглера, который, резко противопоставляя Европу и Россию и не видя в последней спасительницу Запада, тем не менее предрекал России большое будущее. «Русские вообще не представляют собой народ, как немецкий или английский. В них заложены возможности многих народов будущего, как в германцах времен Каролингов. Русский дух знаменует собой обещание грядущей культуры, между тем как вечерние тени на Западе становятся все длиннее и длиннее… Будущее скрытой в глубоких недрах России заключается не в разрешении политических и социальных затруднений, но в подготавливающемся рождении новой религии, третьей из числа богатых возможностей, заложенных в христианстве, подобно тому как германско-западная культура начала к 1000 году создавать вторую… Русский дух отодвинет в сторону западное развитие и через Византию непосредственно примкнет к Иерусалиму».

Но, пожалуй, самое яркое воплощение идея величия России и ее исторической миссии нашла у немецкого философа В. Шубарта, опубликовавшего в 1938 году книгу «Европа и душа России». «Запад, – писал он, – подарил человечеству самые совершенные виды техники, государственности и связи, но лишил его души. Задача России в том, чтобы вернуть душу человеку. Именно Россия обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе… Поэтому только Россия способна вдохнуть душу в гибнущий от властолюбия, погрязший в предметной деловитости человеческий род, и это верно, несмотря на то что в настоящий момент сама она корчится в судорогах большевизма. Ужасы советского времени минуют, как минула ночь татарского ига, и сбудется древнее пророчество: exoriente lux (свет с Востока). Этим я не хочу сказать, что европейские нации утратят свое влияние. Они утратят лишь духовное лидерство. Они уже не будут больше представлять господствующий человеческий тип, и это станет благом для людей… Россия – единственная страна, которая способна спасти Европу».

Надо, впрочем, сразу сказать, что образ России как страны будущего, как спасительницы человечества никогда не был популярным в Европе и никогда не имел широкого распространения. Представление о «свете с Востока» всегда подавлялось представлением об «угрозе с Востока».

Программа коренного переустройства России – СССР на социалистических началах и особенно успехи первых пятилеток возродили в Европе давний образ России как «страны будущего», земли, на которой суждено сформироваться «новой цивилизации» – той самой, о которой на протяжении веков мечтали лучшие умы человечества. Над созданием этого образа трудился набиравший год от года силу советский агитпроп. Формированию этого образа способствовали европейские социалисты, коммунисты и левые интеллектуалы (супруги Уэбб, Б. Шоу, А. Барбюс и еще ряд видных лиц). Конечно, этот образ Советской России не был господствующим, но он был частью европейского сознания.

С началом Великой Отечественной войны, и особенно с созданием антигитлеровской коалиции, отношение к России со стороны западного мира, включая те страны Европы, которые выступали против нацизма и фашизма, несколько смягчилось: героическая борьба Красной армии, страдания народа, подвергшегося тяжелейшим испытаниям, породили симпатию если не к советскому строю, то к советскому народу, в котором Европа увидела спасителя от «гитлеровской чумы». Но то был лишь краткосрочный зигзаг.

С расколом мира на две системы и началом холодной войны ситуация резко изменилась. Сопровождавшая эту войну идеологическая борьба не только воскресила прежние негативные образы России – Советского Союза, но и усилила их. Так родился образ врага, просуществовавший несколько десятилетий и прочно укоренившийся, а точнее, укорененный западной пропагандой в массовом европейском сознании. Разрядка международной напряженности практически ничего не изменила в этом плане, тем более что советское руководство продолжало утверждать: разрядка на сферу идеологии не распространяется, а западная идея конвергенции потерпела фиаско.

Господствующей в это время была версия об азиатской варварской державе, которая воспользовалась возможностью, предоставленной Второй мировой войной для военного вторжения в Европу. В 1945 году Черчилль, имея в виду Советской Союз, утверждал, что варвары добрались до сердца Европы, а на следующий год К. Аденауэр писал У. Соллману, что «Азия стоит на Эльбе».

Перестройка, распад мировой социалистической системы, а затем и Советского Союза, появление на политической карте мира нового государства – Российской Федерации открыли очередной этап в эволюции европейских образов России. Этап, отмеченный большими надеждами и ожиданиями со стороны России, руководство которой либо делало вид, либо искренне не понимало, что отношение Запада к нам не изменится. Российская империя, СССР или РФ все равно остается для Запада просто Россией, то есть угрозой и врагом.

Именно в эти годы вновь возрождается неуважительное, а в чем-то и откровенно недружественное отношение европейских журналистов, политиков и рядовых граждан к России и россиянам, о котором хорошо сказала германская писательница Г. Кроне-Шмальц: «В ходе горячей фазы холодной войны Советский Союз, конечно, критиковали, причем без какой-либо оглядки на его чувства, но относились к нему с определенным уважением. После Горбачева уважение исчезло. Изменился тон. Он стал непочтительным, презрительным, издевательским и обвинительным».

Появились десятки западных журналистов, готовых так отбрить «несчастных русских», как не решился бы и сам маркиз де Кюстин. «Неудовлетворенные жизнью, хамоватые, неотесанные, грубые, циничные, безразличные к собственной бедности и к тиранству властей, русские изумляют европейцев. Порой они даже вызывают возмущение. Возмущение тем, что в прошлом смиренно выносили все ужасы, а сейчас верят в ложь, которую им скармливают. Тем, что мирятся с несправедливостями, которые сваливаются на их голову. Со всеми убийствами, которые остались нераскрытыми. И, что еще хуже, они считают, что это – в порядке вещей». Это из статьи во французской газете «Фигаро», поприветствовавшей Москву по случаю 7 ноября 2006 года.

И таких «приветствий» – сотни и тысячи. Снова рассуждают о том, что Россия – это совсем другой мир, и если даже она и Европа, то другая Европа, не своя. Причем говорят это не только откровенные русофобы, число которых, увы, увеличивается, но люди, в целом доброжелательно относящиеся к нынешней России. Особый – и, надо сказать, весьма жесткий – акцент делается в последние десять лет на внутриэкономической политике Российского государства, которая тоже оценивается как антидемократическая.

Дело ЮКОСа было использовано для подтверждения, выдвинутого западными критиками тезиса, что государство ведет целенаправленное наступление на крупный бизнес, ограничивает его свободу и что все это делается при грубом нарушении существующего в стране законодательства. Словом, Россия в очередной раз представляется как страна, опасная для инвестирования и российских, и тем более западных капиталов, как ненадежный партнер западного бизнеса.

Образ России, вставшей на путь построения авторитарного государства, дополняется ныне образом страны с возрождающимися имперскими амбициями, беспардонно вмешивающейся во внутренние дела других стран, прежде всего бывших союзных республик, оказывающей на них (тут идут ссылки на Украину и Грузию) экономическое и политическое давление и пытающейся не допустить их сближения с Западом.

Но, возможно, самой неприятной и опасной чертой доминирующего ныне в Европе образа России стало возрождающееся в последние четыре года после воссоединения с Крымом представление о ней как об источнике новой угрозы для европейских стран. Угрозы, связываемой с усилением России, вызванным наступлением, как называет ее обозреватель «Нью-Йорк тайме» Т. Фридман, «газовой эпохи», изменяющей традиционные представления о силе и могуществе. Как признается известный немецкий эксперт Йозеф Йоффе, «десять лет назад мы думали, что Россия вышла из игры. Мы, конечно, понимали, что рано или поздно она вернется. Но никто не ожидал, что это произойдет так внезапно – стоило нефтяным ценам подскочить, и вот она вновь на арене, но на сей раз ведет себя куда искуснее. В нашем восприятии образ России – это мурманский порт, где ржавеет у причалов ее военный флот, но могущество выражается в разных формах. И сегодня из этих форм особой популярностью пользуются нефть и газ». На современном Западе возникли новые страхи. Не использует ли Россия «трубу» в качестве орудия давления на Европу? Не сделает ли ее средством шантажа западных политиков? Ведь, по образному выражению того же Йоффе, Россия способна воздействовать на Западную Европу своими трубопроводами «куда сильнее, чем СССР – ракетами СС-20». Странные сомнения. Неужели лучше окончательно лечь под США и покупать сжиженный газ у Трампа по бешеным ценам? Ну а, впрочем, это решать Европе.

Полагаю, что в обозримом будущем конфронтация будет только возрастать. Нам надо быть готовыми к новым опасным вызовам.

Исторический подъем экспансии Запада

Прежде всего, важно понимать, что Запад, понимаемый как Западная Европа, отнюдь не всегда был «центром мира». Большую часть мировой истории (1500 лет) Восток опережал Запад в развитии и делил свою энергию, богатство и идеи с Западом, а не наоборот. Лишь в XV веке возникает явление, ставшее осью мировой политики последних 500 лет, – экспансия Запада и индивидуальные попытки всего остального мира приспособиться, то есть изменить свою культуру и традиции так, чтобы не стать прямым пленником Запада. В течение нескольких десятков лет после освобождения Иберийского полуострова от мавров Испания и Португалия завладели мировой торговлей от Перу до Китая. Им на смену явились голландцы, англичане и французы. Через три столетия Западная Европа либо владела остальным миром, либо оказывала на него решающее влияние.

Запад в исторически короткое время стал мировой мастерской, центром развития производительных сил, плацдармом мировой науки, местом формирования нового человека за счет экспансии, ограбления ресурсов колоний и угнетения местного населения. Запад овладел мировыми коммуникациями и с развитием науки как производительной силы стал диктовать свою волю в мировом освоении природы. В поисках рынков и источников сырья он овладел всем миром, и к XX веку политическая карта обрела характерную одинаковость – целые континенты оказались в колониальной орбите нескольких западных стран.

Запад, вследствие своего необычайного броска вперед, обозначился как авангард мирового развития, оставляя прочий мир «реагирующей» массой, направляющей все свои силы на сокращение образовавшегося с середины XV века разрыва.

Россия, Китай и Индия, преобладающая часть Евразии, Латинской Америки, Африки были подчинены решению двух задач: сохранить внутреннее своеобразие и сократить разрыв между собой и Западом.

На рубеже XV – XVI столетий на Западе происходит огромное изменение человека готической эпохи, чьи колоссальные храмы возвышались к небу, в человека-титана, бросившего вызов богам, решившего похитить божественный огонь и построить возможный рай здесь, на бренной земле. Бог стоит не в центре его умозрения, а на периферии. В центр же перемещаются физические пространства, которые западный человек завоевывает, начиная от западного побережья Африки при Генрихе Мореплавателе и до лунных шагов Нейла Армстронга. Создается пафос человека, бросившего вызов Богу и природе.

Пятьсот лет продолжалось это восхождение, пятьсот лет никто не смог воспроизвести у людей в других частях Земли аналогичную сознательную и целенаправленную энергию. Попавшие в тень народы и царства пытались имитировать, но максимум, что им удалось, – это выделить из своей среды лучших, послать их на Запад, придать им организующий опыт западной духовно-энергетической революции.

Почему небольшой полуостров Евразии стал в середине второго тысячелетия центром мирового развития? Географическая школа утверждает, что совмещение благоприятного климата и удобных коммуникаций дало западноевропейцам шанс, которым те не преминули воспользоваться.

Расовые истории превозносят достоинства белой расы. Идеологи буржуазии указывают на протестантскую этику.

Есть и геополитическое объяснение: быстро приобретенное в XVI веке полное морское преобладание сделало экспансию Запада неизбежной. Захваченный остальной мир лишь добавил интенсивности этому безудержному процессу. Марксисты говорят о разложении феодализма и первоначальном капиталистическом накоплении.

По-видимому, феномен Запада стал возможен в результате стечения нескольких исключительно благоприятных обстоятельств.

Первое из них – исчезновение страшной, деморализующей внешней угрозы, ставящей под вопрос сами цивилизационные основы. После битвы при Туре в 732 году, когда европейские рыцари отразили арабское нашествие, опасность для Западной Европы быть порабощенной внешним врагом исчезла на тысячу с лишним лет.

Несколько столетий относительно мирного развития дали Западной Европе возможность осуществить внутреннее урегулирование и ослабили болезненный пессимистический фатализм, характерный для народов, брошенных историей на растерзание свирепым соседям – носителям иного цивилизационного кода. Формировалась здоровая психическая основа.

Второе обстоятельство связано с историческим наследием античности. Разбитая варварами Римская империя сохранила греческие и латинские тексты, переданные западноевропейцам через посредство арабских ученых. Между 1200 и 1500 годами в Западной Европе было основано примерно 70 университетов. Между XI и XVI веками в маленьких университетских городах Европы наиболее восприимчивые люди этой эпохи с любовью и страстью изучают идеи, литературу и искусство далекой эпохи. Возрождение сделало человека лично ответственным за свою судьбу.

Именно с Возрождением, в XV веке, Запад, по существу, навязал свою модель почти всему остальному миру, и в сознании европейцев укрепилась вера в универсальность своего общественного устройства и своей системы ценностей.

Третье обстоятельство во многом сформировалось под влиянием Ренессанса. Новое рациональное восприятие мира вызвало пересмотр отношения с высшими силами, доминировавшими в сознании людей всех континентов. Осуществилась духовная «модернизация» – переход от религиозного самоотречения к более «равному» отношению с Богом. Произошел процесс Реформации. Лютер, Кальвин и другие протестанты дали человеку возможность верить в свои неограниченные силы на этом земном пространстве в отмеренную человеку долю времени, убедили его в том, что деньги – мерило счастья, успеха и показатель богоизбранности.

Относительно мирное развитие, отсутствие уничтожающих завоеваний, усвоение античного наследия (Ренессанс), изобретение книгопечатания, изменение отношения к Богу (протестантизм и установление светской власти в католических странах), просвещение, развитие науки и промышленности обусловили уникальность Запада.

Великие географические открытия и путешествия Марко Поло в Китай, Колумба в Америку, Олеария и Герберштейна по огромной Руси, приход капитана Смита к вирджинским берегам, а капитана Ченселора к берегам Архангельска обозначили ось мирового развития, превращение мира в объект творимой Западом истории.

Запад – это не столько регион, сколько тип культуры и строй мысли. Западом невозможно назвать ни одну конкретную страну. Географически – это совокупность стран Западной, Центральной Европы и Северной Америки.

Промышленная революция, использование пара, развитие металлургии, строительство кораблей, производство тканей, научных приборов, военной техники произвели такие изменения в мировом товарообороте, что с тех пор и до настоящего времени не приходится говорить о взаимозависимости Запада и остального мира в экономическом смысле. Начиная с XVIII века внешний мир больше зависит от Запада, чем Запад от него. Подвел черту под выделением Запада XVIII век, век Просвещения, который фактически канонизировал неравные отношения представителей различных цивилизаций.

Вызов Запада проявился и проявляется различным образом. Он состоит в невозможности для не западных стран жить по-старому. Формы вызова: захват колоний, включение в сферы влияния, создание притягательного образа прозападного развития, разрушение традиционного уклада жизни; подрыв прежней экономической структуры, информационное наводнение, создание международных организаций, включение в мировой рынок и формирование общего поля деятельности.

Более других нас, конечно, интересует реакция на невиданную западную экспансию огромной страны, выросшей в специфическом этически-моральном климате, определяемом близостью к Византии и степи, – России.

РОССИЯ – ЗАПАД. ИСТОРИЯ КОНТАКТОВ

До конца XVI – начала XVII века русско-европейские отношения на дипломатическом уровне практически не существовали. При московском дворе не было постоянных посланников, и царь также не располагал своими представителями в западных землях. В эту эпоху контакты между русскими и европейцами с Запада происходят косвенно, через купцов и негоциантов, немногие из которых отваживаются отправиться в Россию. Однако с этого времени утверждаются враждебные представления с обеих сторон. И на это были свои основания.

В первые века второго тысячелетия ближайшие соседи – Польша, Швеция, Венгрия и Священная Римская (Германская) империя – начинают проводить откровенно захватническую политику в отношении Киевской Руси. С начала XIII века экспансию осуществляют окопавшиеся в Прибалтике католические духовно-рыцарские ордена меченосцев и тевтонский, объединившиеся в 1237 году в ливонский орден. В XIII веке Русь подвергается набегам Великого княжества Литовского, и к концу XIV века граница Руси с Литвой и Польшей передвигается с Западной Двины и Западного Буга на восток до верхней Волги и верхней Оки. Но эти и все последующие попытки колонизовать Россию успеха Западу не принесли. А ведь с конца XV века и до конца XIX века страны Запада без особо напряженной борьбы покорили Африку, Америку, Австралию и большую часть Азии (южнее границ России), то есть все обитаемые континенты. В то же время Россия (в XX веке СССР) не предпринимала и даже не планировала попыток завоевания стран Европы.

Как уже отмечалось, страны Запада еще с X века были убеждены в превосходстве европейской цивилизации над всеми другими цивилизациями земли. Они всегда считали, что все народы мира должны им подчиняться и, более того, ресурсы стран всей земли должны использоваться только странами Запада. Их агрессивность вытекала именно из мнимого убеждения в великих преимуществах западной культуры.

Уместно привести мнение крупнейшего западного историка XX века Арнольда Джозефа Тойнби, почти единственного из историков Европы, иногда проявлявшего волю к истинной объективности взгляда: «На Западе бытует понятие, что Россия – агрессор, в XVIII веке при разделе Польши Россия проглотила львиную долю территории; в XIX веке она угнетатель Польши и Финляндии. Сторонний наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке – это лишь контрнаступление… В XIV веке лучшая часть исконной российской территории – почти вся Белоруссия и Украина – была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству. В XVII веке польские захватчики проникли в самое сердце России вплоть до самой Москвы и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века, а на рубеже XIX – XX веков удары с Запада градом посыпались на Россию, один за другим. Германцы, вторгшиеся в ее пределы в1915-1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918 году вторгались в Россию с четырех сторон. И наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо… Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада – агрессорами… Русские навлекли на себя враждебное отношение Запада из-за своей упрямой приверженности чуждой цивилизации».

Невозможность покорения России странами Запада, постоянные попытки которого предпринимались на протяжении тысячи лет русской истории, привела к тому, что наша страна издавна воспринимается на Западе как чуждый и враждебный мир или континент. Время Киевской Руси Тойнби датировал как начало западного наступления на Россию, то есть XIV век. Однако в действительности оно началось четырьмя столетиями ранее.

Противостояние России и Европы началось более тысячи лет назад, еще во времена Киевской Руси, на заре возникновения русской государственности. Уже в 981 году киевскому великому князю Владимиру Святому пришлось вести борьбу с поляками за города Червонной Руси (Перемышль, Червень и другие), являвшейся частью западноукраинских земель, вошедших в состав созданного великим князем Олегом Вещим Древнерусского государства. Становление границы Руси и Запада происходило тысячу лет назад в упорной борьбе Руси с тогдашними властителями Польши, явно поддерживаемыми германскими императорами (в частности, Оттоном III). Создатель польской государственности король Болеслав I завоевал себе известность опустошительными набегами на Киевскую Русь. К этому же времени относятся и первые замыслы Ватикана по продвижению «истинной» веры на Восток, на территорию Киевской Руси, где население восприняло христианство как православие из Византии. В 1018 году польский князь (с 1025 года – король) Болеслав Великий вместе с союзниками – германцами-саксонцами и венграми, вторгся в пределы Древнерусского государства и даже захватил ее столицу – Киев.

Правивший с 1019 года великий князь Ярослав Мудрый снова объединил земли всех восточных славян под своей властью ив 1031 году восстановил границу с Польшей по Западному Бугу, возвратив в состав Киевской Руси Червонную Русь, захваченную поляками при предшественнике Ярослава Мудрого Святополке Окаянном. При Ярославе Мудром, одном из величайших созидателей России, были достигнуты прочное единство государства и высший расцвет русской культуры. Его сыновьям великим князьям – Изяславу, Святославу, Всеволоду с 1054 года удалось сохранить государственное единство Руси и успешно противостоять захватническим устремлениям ближайших европейских соседей Древнерусского государства – молодых государств Польши, Венгрии и Священной Римской (Германской) империи. Стремление к продвижению на восток (как, впрочем, и в других направлениях земного пространства) окрепло и у Ватикана после Великого церковного раскола 1054 года.

Но прежде Руси, воспринявшей православие у Византии, объектом агрессии стала Византия. Не питающие симпатий к православию западные историки констатировали: «По мере того как папство усиливалось политически, оно становилось все более требовательным и нетерпимым. Оно могло истреблять целые народы под предлогом искоренения ереси: как могло оно терпеть пренебрежение схизматиков? В течение всего XII и в начале XIII века оно относится к Византии с явным недоброжелательством, все упорнее обкладывая Византию блокадой, предуготовлявшей ее падение». И оно произошло, как известно, в 1453 году.

Стремление к продвижению на восток сохранилось у католичества (папства) до наших дней. Оно и не могло не сохраниться у церкви, позиционирующей себя как вселенская. От этой посылки Ватикан не отказывался никогда. Об этом свидетельствуют и папские энциклики, включая и первую энциклику нового понтифика Иоанна Павла II (1979 год), и многовековая борьба католической церкви с православной на Украине и в Белоруссии, и, наконец, явная и неявная поддержка папством всех агрессивных актов западных стран против нашей страны на протяжении последнего тысячелетия.

История взаимоотношений России и Запада (1480 -1600)

В том, как христианство было привнесено на Русь, также заключался один из источников разобщения западноевропейского и восточноевропейского регионов. Библия была переведена на славянский язык, в то время как толпы христиан на Западе внимали непонятной латыни. В этом факте скрывалось многое. С одной стороны, евангельские истины быстрее доходили на родном языке. С другой стороны, отсутствие необходимости знать греческий язык отрезало их от эллинского мира.

С юга восточные славяне получили благодать и духовное наследие уходящей с исторической сцены Византии. Шаг за шагом, вплоть до 988 года, года своего крещения в христианскую веру, Киевская Русь все более признавала превосходство, привлекательность Византии и стремление к ней как наследнице античности. Именно в то время, когда Византия теряет всякое влияние на формирующий свою идентичность Запад, она оказывает влияние на южных славян, а затем и на Русь. Только при Петре I государственная Россия стала терять старый облик византизма.

Воздействие Византии на Русь трудно переоценить. Византия дала средство создать собственно Русь.

Раскол между католической и православной церквями в 1054 году знаменовал размежевание западной и восточноевропейской цивилизаций. Церковная традиция, идущая от Византии, нашла свое подкрепление в самых нижних слоях культурного массива, опустив туда заимствованные ценности и сформулировав на них собственную культурную специфику.

И это дало восточнославянским народам невообразимо много – неведомый Западу фатализм, стоицизм, широту души, легкое схождение с соседями. От монголов русские приняли черты типичного туранского характера – религиозность, упорство в отстаивании своих взглядов, бесконечное терпение, стоическое восприятие жизни. Толерантность монголов в отношении православной церкви способствовала усилению значения религиозного элемента русской жизни. Москва стала прямой наследницей Золотой Орды. На протяжении трех столетий осуществлялся огромный и сложный синтез, приведший в итоге к мощному взрыву – созданию на пространстве Евразии территориально и государственно могущественной России.

Историки полагают, что именно монгольское нашествие спасло Русь от превращения в колонию Запада. Монголы, видимо, оказали влияние не только на формирование особого характера восточных славян, но и на специфику их государства, что особенно ощутимо в системе налогообложения и организации армии – сказалось двухсотлетнее знакомство с опытом монголов в собирании ясака и рекрутировании воинов. Русские (возможно, глядя на монголов) подчини – ли бояр царю, а крестьян помещикам. Русская торговля открыла свои пути на восток. Все это определенно отдаляло

Россию от Западной Европы. Имело существенное значение и то, что монголы разрушили крупные города Руси. Восточноевропейские славяне в силу этого стали формировать нацию в очень отличных от западноевропейских (базирующихся на городах) условиях.

В истории отношений России и Запада на протяжении тысячелетнего существования Русского государства отчетливо проявили себя две противоположные по направленности тенденции.

Во-первых, тенденция открытости в направлении Запада, сближения с ним, создания того, что сейчас назвали бы «единым европейским пространством». Во-вторых, вынужденное или сознательное отстояние от Запада, стремление отгородиться стеной, создать самодовлеющий мир.

Три черты характеризуют это восстановление.

Во-первых, объединителем среди двух претендентов, Московской и Литовской Руси, становится Москва. Литовская Русь долгое время сохраняла шанс превратиться в ядро этнической общности. В государстве литовских князей славяне составляли не менее двух третей общего населения, раскинутого от Балтийского до Черного моря. Литва совершила свою объединительную работу в период монгольской зависимости Московии в XIV веке. Часть литовских князей приняла христианство от славян, христианство православное. Видимо, был шанс, что это литовско-славянское княжество могло послужить созданию Руси, гораздо более приближенной к западным нравам, обычаям, порядкам и ценностям.

Шансы создания изначально более близкой Западу Руси были перечеркнуты выбором литовской верхушки: в 1385 году, согласно Кревской унии, литовский князь Ягайло взошел на польский престол, и в последующие десятилетия (превратившиеся в столетия) начался процесс колонизации и католизации русских жителей Литовской Руси. Большей услуги Москве в ее объединительной функции Вильнюс оказать не мог: отныне освобождающаяся от татар Москва (со всеми шрамами и приобретениями периода подневолья) стала единственным центром тяготения русских Великой, Малой и Белой Руси.

Во-вторых, осуществилось взаимное смешение славянского и монгольского элементов. Взаимоотношения Москвы и Сарая, Руси и Орды никогда не были простыми. Русские чувствовали гнет и унижение, они страдали от неволи. Но в то же время князья ездили в Орду, служили в ней, участвовали вместе со своими отрядами в монгольских походах, приглашали монголов, роднились с ними, делили с ними опыт. Все это придало Московской Руси, в отличие от Литовской Руси (и, разумеется, более приближенных к Западу стран), особый колорит. Он сказывался в военном строительстве, в изменении нравов, в понижении роли женщин, в новом оттенке «новоазиатского» стоицизма, фатализма, упорства, твердости и в сохранении связей с заманчивым Востоком – чего не было у большинства европейских стран.

Третья черта возродившегося Русского государства отразила геополитические изменения в Восточной Европе. На юге в 1453 году погас светоч Византии, попали в зависимость православные государства Закавказья и Балкан. Балканский полуостров на полтысячелетия попал в руки османов, устремившихся к Вене. С Запада папские посланцы с железной настойчивостью предлагали подчиниться Ватикану. Психологически русская элита, княжеское окружение и столпы церкви ощутили горькое чувство одиночества, чувство затерянности, окружения враждебными силами. Именно тогда выстраданно провозглашается лозунг «Два Рима падеша, третий – Москва, а четвертому не бывать». В нем слышен стон окруженной страны, на которую с юга наступают из Крыма татары, с запада – поляки, а на востоке еще стоят Казанское и Астраханское княжества.

В период неожиданного подъема Запада Россия лежала раздробленной, выходящей из комы монгольского нашествия среди безбрежных лесов и степей, не способствовавших близкому общежитию с его неизбежными производными – от терпимости до конституции.

Россия шла своим путем, создавая восточноевропейскую цивилизацию совместно со всеми народами, жившими восточнее линии, проведенной между Дубровником и Кенигсбергом. На этом восточноевропейском пространстве не было трех эпохальных переворотов, потрясших и сотворивших Запад – Ренессанса, Реформации (широкое, сложное по социальному содержанию и составу участников общественно-политическое и идеологическое движение XVI века, принявшее религиозную форму борьбы против католического учения и церкви). Просвещения.

Политическая жизнь в России представляла собой пирамиду. Ни в какие времена не существовало конкретных взаимоотношений между различными профессиями, городами, отдельными землями. Творческий импульс мирной конкурентной борьбы никогда не присутствовал в российской жизни.

Первыми представителями Запада, посетившими освободившуюся от монголов Москву, были католические миссионеры, преследовавшие свои цели, продиктованные желанием папы расширить пределы своего влияния. Затем в сторону России двинулось несколько волн целенаправленного западного воздействия.

Наибольшее влияние среди них оказали следующие: протестантизм (1717 – 1840), идеи Просвещения (1750 – 1824), технический модернизм – приезд инженеров, строительство заводов (1890 – 1925), политический либерализм (1770 – 1917), марксизм (1860 – 1917), марксизм-ленинизм (1903 – 1991), идеи свободного рынка (1991 – 1996).

Этим волнам западного влияния предшествовал период первоначального взаимного знакомства, приходящийся на 1480 – 1600 годы. Послемонгольская Россия искала свои каноны духовной жизни, свои формы государственности, свои подходы к решению общественных вопросов.

Специфически самостоятельное развитие Руси сказалось на ходе обретения национальных форм православной церковью, одним из главных столпов складывавшейся восточноевропейской цивилизации.

В жизни православной церкви исключительно важен конец XV века, характерный внутренним идейным кризисом, в значительной мере определившим путь развития России. Конфликт идей, имевших религиозную форму, касался основ национального самосознания, отношения к базовым ценностям жизни. Сформировавшиеся в лоне церкви два идейных направления – иосифляне и нестяжатели – столкнулись в борьбе за выработку главенствующей точки зрения на смысл мирской жизни, на труд, характер этого труда, на значимость упорства и совершенства в труде.

В начале XVI века политическая и психологическая обстановка в столице Руси начинает больше благоприятствовать знакомству двух регионов. Наследовавший Ивану III царь Василий III был воспитан своей матерью Софией, как признают позднейшие историки, «в западной манере». Это был первый русский государь, открыто благоволивший идее сближения с Западом. Василий III считал возможным для себя обсуждать то, что еще недавно виделось ересью: возможность объединения русской и западной церквей.

Естественным образом наряду с интересом к Западу в то основополагающее время возникает и реакция, движение противоположной направленности – капитальная по значимости для России тенденция. Не вызывает удивления то обстоятельство, что противодействие западничеству осуществлялось прежде всего под флагом защиты православия. Идея Третьего Рима (а «четвертому не бывать») очень быстро становится стержнем идейного противодействия тогда еще слабым проявлениям вестернизации России.

Если первые контакты с Западом осуществлялись под эгидой пап и германского императора, то во второй половине XVI века на Руси начинает ощущаться воздействие протестантской части Европы. У нее, в отличие от католиков, не было глобальных планов в отношении Руси. У лютеран никогда не было шансов обратить в свою веру Москву, но достижение влиятельных позиций виделось возможным.

В середине века налаживаются морские связи России с Западом. В 1553 году в поисках арктического пути в Китай капитан Ричард Ченселор бросил якорь в Белом море. Предприимчивого англичанина царь Иван Грозный самым любезным образом встретил в Москве, и английская Московская компания получила монополию на беспошлинную торговлю с Россией. Быстро растущий на взаимной торговле порт Архангельск стал символом первых серьезных экономических контактов Запада и России. Именно с англичанами Иван Грозный постарался оформить военно-политический союз.

Но и Запад не терял инициативы. Старые идеи католического влияния на Россию еще не потеряли для Рима своей притягательности. Орудием движения на восток, плацдармом этого движения должны были стать земли православного населения, попавшего в сферу влияния католической Польши.

Папа Григорий VIII послал Антонио Поссевино в 1582 году в Москву с целью прощупать почву для создания союза против турок. Впервые в данном случае русский суверен – царь Иван IV напрямую обсуждал геополитические вопросы с представителем Запада. Речь шла не только о военном союзе. Папа римский хотел большего – межгосударственного сближения, вхождения русских царей в западную иерархию. Однако в ответ на предложение о сближении восточных и западных христиан, России и Запада, русский царь указал на религиозные различия, препятствующие сближению. Православие в очередной раз сыграло роль щита России. Судьба соседней Литвы, довольно быстро катализированной, настораживала русских.

Удачей Руси явилось то, что действия Запада были не только не скоординированы, но, напротив, имели значительный элемент внутреннего противоборства. Два лидера западного развития – Голландия и Англия – выступили главными соперниками в борьбе за торговлю с Россией. При этом Голландия начала движение как бы на периферии – с Новгородской земли, а англичане через Архангельск устремились к непосредственным двусторонним связям на самом высоком уровне. Голландцы основали в Великом Новгороде свою торговую контору.

Иван Грозный, как уже говорилось, явно воспринимал англичан как фаворитов. После смерти Грозного англичане постарались не потерять темп на российском направлении. Сразу же после стабилизации политической жизни в Москве, связанной с Борисом Годуновым, королева Елизавета послала в Москву посольство, которое везли в Москву из Архангельска бесплатно на почтовых лошадях. Цель у англичан была одна и четкая: завладеть западной торговлей Руси, отстранить голландцев. Интуитивно противясь монополии, царь Борис в конечном счете предоставил англичанам и голландцам одинаковые условия заключения торговых контактов.

Борис Годунов отправил своего посла в Данию и с большой помпой принял датского герцога Иоганна (сентябрь 1602 года). Иностранные гости с большим удивлением смотрели на пышность и великолепие восточной столицы, на размах царского приема. Со своей стороны, герцог привез с собой пасторов, докторов, хирурга и, что довольно странно, палача.

У него были серьезные намерения – он просил руки дочери Годунова. Брачный союз по не зависящим от Годунова причинам не состоялся, но Россия значительно расширила свои контакты с Западом в эти последние перед Смутным временем годы.

Отношения между Россией и Западом в период правления Романовых

Встрече России и Запада сопутствовала как реакция приятия, так и реакция отторжения. Сотни и даже тысячи иностранцев хлынули в ослабевшее после катаклизмов эпохи Ивана Грозного государство.

Западное проникновение в Россию стало особенно интенсивным в эпоху Смутного времени. Два чувства русских явственно различимы на этом этапе. С одной стороны – несомненное восхищение западным мастерством, вещами с Запада, уровнем образованности, этикетом иностранцев, их культурой и энергией. С другой стороны, многие качества западных людей вызывали у русских стойкое подозрение, страх, недоверие.