Три поцелуя

— Пока они удовлетворяют все мои прихоти, — добавила Кактус.

Киззи фыркнула.

— Забудь, я не одалживаю своих парней.

— Да ладно тебе, никто не любит рабовладельцев‑жадин.

— Мои мальчики не рабы! Они остаются, потому что хотят. Я отдаю им вдоволь лосиного мяса. И Xbox, ну знаешь, чтобы их большие пальцы оставались красивыми и проворными.

— Придурочная, — сказала Иви, смеясь. Они прислонились к шкафчикам и смотрели вслед удаляющемуся новенькому. Перед тем, как завернуть за угол со Святым Рябым Марком, он бросил взгляд через плечо. Киззи охватил трепет. На секунду ей показалось, что его глаза посеребрены, как у кошки. И она вообразила, что он посмотрел прямо на нее. Она мгновенно покраснела, хотя была уверена, что ошиблась. Глаза парня даже не нашли бы ее в толпе. Его глаза не нашли бы ее, даже будь она тут совсем одна. Они как будто были стеклянными или заинтересовались каким‑то увлекательным объектом вдалеке.

— Интересно, как его зовут, — пробормотала она после его ухода.

— Красивый Мальчик, с большой буквы «М», с большой буквы «М», — сказала Кактус со вздохом. — Но, знаешь, мистер Парень для таких, как мы.

— Дааа, — задумчиво произнесла Киззи. — Добро пожаловать в школу для каннибалов Святого Рябого Марка, мистер Парень.

Она пошла в свой класс, задаваясь вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем какая‑нибудь длинноногая девица будет сидеть у него на коленях, щелкая его стариковскими подтяжками и откидывая свои шелковистые волосы назад. Возможно уже к обеду. Дженни Гласс периодически меняла парней и как раз сейчас была в поисках; ей могла улыбнуться удача. Это был естественный порядок вещей, подумала с горечью Киззи, сетуя на имеющуюся жизнь, бедра, волосы и лодыжки. Подобное притягивает подобное, красота обретает красоту, а уродам только и остается, что наблюдать за этим из курилки и ныть.

Но в обед случился сбой в естественном устройстве миропорядка.

Киззи встретила Кактус и Иви в обычном месте, за низкой стеной на углу площадки, где из вентиляционного отверстия шел пар, чтобы скрыть дым от их сигарет. Они сидели ссутулившись там, пили колу и ели бутерброды, принесенные из дома и смотрели на угловые столики кафетерия, которые было видно через его окно. Колени Мика Креспейна пустовали и в любой другой день Киззи мысленно скользнула бы призраком на свободное место, прижалась бы грудью к костяшкам его рук и все такое, но не сегодня. Мистер Парень украл ее призрака с коленей Мика Креспейна. И она задумалась, может он украл и Сару Феррис с коленей Мика Креспейна. Она украдкой закурила сигарету и огляделась по сторонам, гадая где бы он мог быть.

Он оказался ближе, чем она ожидала. Он стоял по другую сторону низкой стены и смотрел на нее. Их глаза встретились, и Киззи мгновенно покраснела. Его взгляд был подобен физическому прикосновению, словно прикосновение к руке, переплетение пальцев, их крепкое сцепление друг с дружкой. Словно это ощущение прошило ее глаза и попало в кровь. Ее лицо горело огнем.

— Привет, — сказал он.

— Привет, мистер Парень, — услышала она ответ и смешок Кактус, раздавшийся у нее из‑за спины.

Он не отводил взгляд от Киззи, которая начала чувствовать себя крайне некомфортно. Он просто смотрел на нее. Она чувствовала, что покраснела с головы до пят.

— Привет, — пробормотала она.

— Эти штуки прикончат тебя, — сказал он, переводя взгляд на ее сигарету. Его голос был низким и немного скрипучим.

— Ну да… возможно, — ответила Киззи, тоже переведя взгляд на сигарету. И пока она неуклюже произносила эту глубокую мысль, ей показалось, что сердце выскочит из груди, так сильно оно било по ребрам. — Но, по крайней мере, я умру, выглядя старше своего возраста, морщинистой и высохшей, с мокротой на губах от кашля.

Он рассмеялся.

— Ты так это преподносишь, что мне становится удивительно, почему все кругом не курят.

Она выдохнула с облегчением: все‑таки сумела хоть что‑то сказать, вместо того, чтобы тупо пялиться на парня и нечленораздельно мычать. Ну а то, что он рассмеялся — это был приятный бонус, который еще сильнее вогнал ее в краску.

— И я про то же, — сказала она. — К тому же, народ всегда покупает американские. А что может быть более американским, чем сигареты?

Он склонил голову на бок и приподнял бровь. Когда локоны его волос сдвинулись, Киззи увидела блеск золотых колечек в обоих ушах.

— Ну знаешь, — начала лепетать она, объясняя, — табачные плантации? Восхитительные американские традиции, как и рабство…

— Эээ, угу, — неуверенно произнес он.

— Хотя, ко мне это не имеет никакого отношения. У моего народа в рабстве были только собственные дети.

Он ошеломленно посмотрел на нее и протянул руку.

— Можно мне?

— Что? Это? — Киззи в недоумении протянула ему сигарету и какое‑то время наблюдала, как он своими алыми губами втянули кончик сигареты в рот. Все ее нутро слегка вздрогнуло, когда она увидела, как его губы сомкнулись на ее отпечатке губной помады. Это было самым близким к поцелую, что она когда‑либо испытывала. Это был непрямой поцелуй. Киззи потянулась к сигарете, когда он вернул ее и спросила:

— Хочешь… хочешь сигарету?

— Не, спасибо. Покурим твою.

Киззи услышала, как Иви и Кактус приглушенно хихикнули. Она обернулась и увидела, что в их глазах плясало веселье и удивление. Она повернулась к еще более красивому парню, чем ей показалось, когда она увидела его утром в коридоре. Его лицо и стать были самим совершенством, подобно статуе, словно он был возлюбленным творением греческого божества, воспетой в песне смертной красотой. Мистер Парень был произведением искусства. К тому же этот разрез глаз придавал его лицу хитрое выражение. Лисий взгляд, который Киззи так понравился. Очень.

Ее рука немного дрожала. Она поднесла сигарету к губам и постаралась выглядеть как можно непринужденнее, но ее взгляд вернулся к его алым губам, когда ее собственные сомкнулись на влажном фильтре. Выдохнув, она отдала ему сигарету и сжала губы. Потом ей пришло в голову, что она как будто тем самым пыталась поцеловать себя, поэтому тут же разомкнула губы.

— Кстати, я — Джек Хаск, — сказал он, протягивая руку.

— Киззи, — сказала она, протягивая в ответ свою руку. Его ладонь накрыла руку девушки, и он нежно сжал ее и замер. Кончики его пальцев соприкоснулись с ее кожей. А затем, вот прямо там, Киззи решила, что это был какой‑то розыгрыш злобного клуба красивых парней, для попадания в который нужно пройти посвящение. И это было именно оно. Потому что это могло быть единственным объяснением. Она взяла себя в руки, насколько это было возможно, учитывая поразительную красоту Джека Хаска и спросила: — Ну а кто ты вообще?

Он пожал плечами.

— Хаск запятая Джек. Семнадцать лет. Некурящий.

— Ага, ну точно.

— Не, серьезно. Я только что лишил девственности свои лёгкие.

Слово «девственность» повисло в воздухе, но Киззи изо всех сил постаралась не обращать на него внимание.

— Серьезно, кто ты? Я имею в виду, ты только что переехала сюда или что?

— У меня дядя умер. Я приехал позаботиться о его рождественской елочной ферме до конца праздников.

— О. Это та, что на Ишервуд роуд?

— Ага.

— Я живу рядом. Не знала, что старик умер. Мне жаль. Ему было лет восемьдесят или около того?

— Вообще‑то, ему было тридцать пять, но он курил с шестнадцати лет.

Киззи криво улыбнулась ему.

— Как скажешь.

Джек Хаск тоже улыбнулся. Он вернул ей сигарету и сказал:

— Я серьезно, тебе нужно завязывать. У курящих появляется привкус… серы.

Привкус? Разум Киззи крутанул сальто. Привкус? Неужели этот Джек Хаск думал о том, чтобы попробовать ее на вкус? Великий Бог Всемогущий, ей бы не хотелось, чтобы она отдавала серой, если это произойдет (все равно какой бы сера не была на вкус). Она прикусила губу. Ей не хотелось, чтобы ему померещилось, будто она готова выполнять его капризы, тем более, что все это было, разумеется, жестоким розыгрышем, как в Кэрри, который наверняка завершится потоками крови свиньи на выпускном. Она нарочито в последний раз затянулась, а потом бросила окурок на пол и раздавила его пяткой.

— А какие на вкус не курящие? — спросила она, стараясь казаться невозмутимой.

— Как лакрица, — быстро нашелся Джек Хаск. Левая половина его алых губ превратилась в асимметричную усмешку.

Киззи не придумала ничего умнее, чтобы ляпнуть:

— Ха. Я люблю лакрицу.

— Ну значит, думаю, тебе стоит попробовать на вкус не курящего, — сказал он, прямо глядя ей в глаза, и Киззи почувствовала, будто он проник сквозь них, попал прямиком ей в кровь и нагрел ее изнутри.

К счастью прозвенел звонок и ей не пришлось придумывать ответ.

— Пока, Джек Хаск, увидимся, — просто сказала она.

— Непременно, — сказал он, склонив голову в сторону и, посмотрев на нее еще мгновение, ушел.

Киззи развернулась, и увидела, что Кактус с Иви смотрели на нее во все глаза.

— Это сейчас все наяву происходило? — требовательно спросила она у них.

— Спасибо, что познакомила нас! — с надутым видом произнесла Иви.

— Господи. Простите. Я просто очень старалась не упасть в обморок и не разрыдаться. Господи. Серьезно, что сейчас было? Это наяву было или очень реалистичный сон?

— О, еще как наяву, — заверила ее Кактус. — Киззи! Ты только что обменялась слюной с самым красивым парнем, когда‑либо ступавшим по коридорам Святого‑Рябого. Слюной. А в слюне есть ДНК. Теперь ты типа носишь его клетки у себя во рту, как одна из тех странных лягушек, что носят яйца за щекой!

Иви пронзительно взвизгнула, но потом добавила:

— У тебя может во рту родиться его малыш! Рото‑малыш!

— Боже! Только в вашей интерпретации слюна сумела прозвучать отвратительно. Короче, вы видели какой он идеальный?!

— О, я‑то видела, — сказала Кактус.

— Он определенно на тебя пялился, Киз, — восхищенно пролепетала Иви.

— Черт возьми, с какого перепугу‑то? — пробормотала она.

Девушки перелезли через низкую стену и направились внутрь со студенческим потоком. Оставшиеся занятия Киззи провела в оцепенении.

Она увидела Джека Хаска после школы. Он стоял с непринужденным видом, прислонившись к флагштоку. Весь такой длинноногий, длиннорукий, спортивного телосложения. Она мысленно спросила себя, неужели он ждал ее, но тут же отмела эту мысль из‑за нелепости. Ну, разумеется, если он кого‑то ждал, то не ее. Но нет. Он ждал именно ее. Когда она подошла ближе, он выпрямился и склонил голову.

— Привет, Киззи, — произнес он мягко.

— Привет, Джек Хаск.

— Слушай, я вот тут подумал… — начал было он, но умолк, смутившись. — У меня проблема с одеждой. — Он указал на свои старомодные брюки.

— Да? Не парься. Скорее всего половина здешних овец завтра припрется в шмотках своих бабок.

Он рассмеялся.

— Ну мне все равно нужно купить одежду. Я подумал, может ты мне покажешь, где это можно сделать.

— О, не вопрос, — ответила слегка разочарованная Киззи. На мгновение ей показалось, что он ждет ее, чтобы вместе с ней пойти домой, так как им было по дороге. — Здесь есть секонд‑хэнд, в который я хожу, он довольно прикольный и дешевый. Это возле заправки и пиццерии с солнечной системой, свисающей с потолка. — Она начала показывать дорогу, но Джек Хаск поймал ее руку и несколько мгновений не отпускал. Он держал ее ладонь в своей руке, словно та была очень хрупкой, подобно луковице тюльпана или яичной скорлупе.

Он сказал:

— Нет, я подумал, может ты могла бы сходить со мной и… помочь.

— О, — еле слышно произнесла Киззи.

— Если только ты не занята.

— Нет, мне только нужно быть дома вовремя, чтобы ужин приготовить. Но я могу провести с тобой какое‑то время.

— Круто. — Он улыбнулся. Не перекошенной полуулыбкой, а широкой и прекрасной, которая ослепила Киззи.

Они зашагали в сторону магазина, и Киззи обернулась, чтобы помахать Кактусу и Иви. Подруги в ответ сверкнули улыбками маньячек. Когда они проходили мимо толпы, в которой тусовалась Дженни Гласс, Киззи услышала, как кто‑то прошептал:

— Что это новичок делает с бабочкой‑насильницей? — И ее сердце тут же сжалось в тугой узел.

Она надеялась, что Джек Хаск ничего не услышал, но как только они вышли из толпы, он посмотрел на нее, приподняв бровь, и спросил:

— Как та девушка только что назвала тебя?

— Забудь, — мрачно сказала Киззи.

— Ладно. — Он помолчал, и вновь посмотрел на нее. — Потому что это прозвучало как «бабочкой‑насильницей».

Униженная Киззи кивнула.

— Ага, — запнувшись на звуке «г». — Это я.

— Почему? — Он выглядел озадаченным.

Покраснев еще сильнее, пожевывая губу, Киззи наконец произнесла:

— В общем, в девятом классе, пока я не научилась не принимать участия в обсуждениях на уроке, мы говорили о человеческой природе или типа того и науке о живой природе, и эта девчонка Хизер Блэк начала говорить, что люди самые жестокий вид, а царство животных благородное и все такое. Дескать животные убивают только ради еды, а воюют, убивают и насилуют только люди.

Джек Хаск фыркнул.

— Думаю, она не встречала орангутанга.

— Чего?