Контроль

Нужно проявить терпение, чтобы сохранить независимость. Сдержать малейшие порывы и желания вовлечься в людскую толкотню.

Вспомни, как обсуждали новый налоговый кодекс. Все недовольны увеличением ставки: говорят, что налоги вовсе нужно отменить, что правительство само должно зарабатывать, не вытягивая у народа честно заработанные деньги. Обсуждение дошло до того, что налогообложение приравняли к воровству, а отмена налогов должна быть первостепенным делом; необходим всеобщий референдум, реформа и тому подобное.

Тебе захотелось напомнить, что за счет налогов формируется статья доходов государственного бюджета, значит – немедленная отмена налогов сделает государство банкротом. Что означает банкротство всех граждан в скором времени.

Но ты сдержался – это хороший признак – так как вовремя напомнил себе, что обсуждение подобных вопросов обывателями ведется не ради решения проблемы, но только ради выражения возмущения. Все предчувствуют, что скоро их зарплаты частично сократятся в пользу налогов, такое положение дел раздражает; плюс ко всему, хочется знать, что ты не один в своем недовольстве. С этого начинается обсуждение. Оно не имеет конкретной цели или плана, не предвидит решения. Оно начинается со взаимного желания выразить раздражение. А заканчивается, когда потребность утолена.

Для тебя предлагается только выбор присоединиться к общему негодованию, либо нет.

Если выступишь с рациональным объяснением, будешь воспринят с прохладой, даже если твои слова сочтут верными. Можно обосновать, что налоги повышают не от прожорливости чиновников, а из потребности уравновесить растущие расходы на реформы и на большие инфраструктурные проекты; возможно это делают из-за необходимости сдержать увеличение государственного долга, чтобы избежать вероятного кризиса, который заденет каждого. Но подобные слова прозвучат оправданием властей с твоей стороны. Властей, которые здесь и сейчас отбирают часть денег у людей, нарушают им планы, принуждают их беспокоиться из-за недостатка средств.

Только личные потребности сегодняшнего дня все готовы защищать. Важнее то, что происходит здесь и сейчас. Уменьшение зарплаты и возмущение по этому поводу – это то, что реально; а государственный долг, дефицит бюджета, нехватка резервов у центрального банка, – все это нечто далекое, смутное, неощутимое. Что для обыденного ума значит – малозначительное.

Поэтому не стоит присоединяться к общему настроению. Если этому позволить, оно быстро пропитает твою волю, ум и чувства. В определенный момент ты уже не сможешь понять, что именно тебя не устраивает, радует, увлекает или тревожит. Попытки найти источники этих переживаний обязательно приведут тебя к людской суматошливости, которая вовлекает болтовней, веселостью, спорами, конфликтами.

Постоянно напоминай себе, что необходимо жить исследователем, который внимательно и бесстрастно изучает мир. Люди вокруг должны быть объектами исследования.

56

Очень легко увлечься представлениями, которые навязывает обыденный язык общения. Когда говорят, что «жизнь научит» или «жизнь все расставит на свои места» – обычно хмурят лоб и задумчиво кивают, давая тебе понять, что прибавить к этим словам нечего, в них вся мудрость.

Но повторять часто выражения подобного состава – значит приучать свой ум к непреднамеренному мистицизму. А значит к глупости.

Надо очищать свою речь, проводить регулярную ревизию.

Слово «жизнь» не имеет четкого наглядного определения, но как понятие хорошо усваивается интуитивно. Оно считается самоочевидным и не требующим разъяснения. Я живу, я бытую, значит – понятие о жизни имеет право употребления.

Я чувствую, я воспринимаю, я понимаю, я желаю – чтобы выразить все эти состояния за один раз, хочется иметь под рукой одно слово. Слово быстро занимает прочное положение в обиходе, к нему привыкают. Привыкают так сильно, что чувства, желания, побуждения, работу ума считают проявлениями чего-то одного определенного, что сокрыто в значении понятия о жизни. Жизнь представляют неким единством, высшей субстанцией, со своими законами, которые еще предстоит открыть. Так непреднамеренно, а только из лености ума, ей приписывают свойства божественного.

Люди науки поддерживают этот взгляд изобретениями новых понятий. К примеру, мало кто помнит, что эволюция – удобный термин для обозначения неких общих тенденций, закономерностей. Говорят: эволюция привела к тому-то, эволюция развила что-либо… Многие из ученых привыкли выражать понятие эволюции, как понятие об одушевленном существе. Тому же приучают обычных людей. Тем более последние хотят думать о жизни, как о чем-то, что имеет волю и разум.

Нужно приучать себя к избирательности употребления подобных слов.

Лучше говорить: я живу, – понимая это не как действие, а как перемену состояний, выраженных становлением или вырождением.

Говорить «жизнь», то есть употреблять понятие в речи, как существительное, необходимо изредка и с осторожностью. Памятуя всегда о том, что оно выражает обобщение и создано для удобства.

Жизнь мистифицируют благодаря представлению о смерти. Можно сказать, что мистичность образа смерти в умах людей заражает образ жизни тем же свойством.

В отличие от жизни, смерть не понимается интуитивно. Она понимается как неизвестность, которая ожидает всякого по окончании жизни. Как некий процесс перехода из живого состояния в неизвестное, «не живое», что привыкли называть мертвым.

Хотя биологическая смерть достаточно изучена, всех волнует смерть сознания. Его прекращение кажется невозможным, поэтому начинают воображать, что будет после остановки сердца и разрушения мозга.

Хочется и самому попытаться предположить, что будет после смерти. При этом чувствуется жгучее волнение в груди и острое возбуждение ума. Возникает состояние неудержимого исследовательского интереса. Потребность эту хочется утолить, иначе останешься недовольным. Когда исследования не дают устойчивого результата, возникает соблазн удовлетворения мнимыми выводами. Хочется воображать потусторонние миры, параллельные измерения, иные формы жизни, также богов, что всем этим должны управлять.

Чтобы сдержать пытливость своего ума, ограничить потребность знать неизвестное, в вопросе о смерти надо заранее расставить рамки, за которые выхода быть не может. Естественные рамки для воображения дает непосредственный опыт. Необходимо ограничиться фактами опыта; всякий вывод проверять связью с его данными.

Прекращение работы сознания ближе всего выражается представлениями о сне. Смерть можно рассматривать как глубокий сон, после которого не будет пробуждения. Другими словами, организм изношен до такой степени, что у него нет средств для запуска механизмов пробуждения. Нет сил для поддержания работы основных автономных систем.

Переход ко сну происходит по сходным причинам. Главное отличие: сон не пугает и не волнует, поскольку все привыкли, что за переходом ко сну последует пробуждение.

Всё же на время сна ты теряешь то, что ценишь более всего: учет времени, поток чувств и желаний, стремление мыслить. Ты – как личность – умираешь, пока в организме восстанавливаются силы.

Хочется возразить самому себе: пока мозг спит, он все же обрабатывает данные. Тело впитывает чувственные воздействия, из памяти выпадают образы, они смешиваются бесконтрольным воображением, возникают сновидения. Иногда даже удается причудливым образом размышлять и рассуждать во сне.

Но обо всем этом ты можешь составить отчет лишь после пробуждения. Только после восстановления способности управлять вниманием и побуждениями.

Значит, о смерти ты не можешь получить большего представления чем о глубоком сне без сновидений, после которого не будет пробуждения.

Воображать что-либо еще – все равно, что дурить свой ум бестолковыми надеждами.

Пугает, значит, не сама смерть, как переход, а невозможность пробуждения. Хочется верить в переселение душ, жизнь в раю или в параллельном мире. Страшно потерять способность ощущать, желать, мечтать, воображать, исследовать. Потерять все то, что дает чувство развертывания времени.

На сон не жалко времени, потому что понимаешь, в каком тяжелом состоянии будешь, если не выспишься. Смерть же воспринимается, как воровство времени. Что время будет украдено – о том напоминает медленное старение. Многих оно тревожит сильнее чем смерть.

57

Хороший пример того, как привычное в употреблении слово порождает веру в существование его значения – разговоры о судьбе. Судьбе не прикажешь, судьба ни с кем не считается. Одним судьба благоволит, другим – нет.

Можно заметить, что вера в одухотворенность судьбы и волевую ее природу обостряется в периоды отчаяния, безнадежности, также ожидания, когда сбудутся мечты. Другими словами, в моменты пограничных состояний чувствительности, а значит неразумности.

Верой в судьбу ты признаешь свое бессилие и показываешь готовность поддаться влиянию обстоятельств. Как бы говоришь: я сделал все, что в моих силах, теперь остается принять прошлое и будущее, какими они себя покажут.

Признавая свою слабость, начинаешь верить в предопределенность. Кажется, что можно пренебречь своими волевыми усилиями, если сравнивать их с величиной воздействий окружающего мира.

Веру в судьбу особенно укрепляют знания научных выводов. Возможность просчитывать наперед изменения окружающей среды с помощью знаний физических законов или благодаря опытам наблюдений, принуждает думать о том, что эти изменения могут быть предписаны заранее. Раз уж люди науки – пусть коллективно и с большим трудом – способны просчитать частные события ближайшего будущего, значит всё будущее вообще может быть предсказано.

Но это лишь общий вывод от частного. Он примитивен и не может быть принят всерьез.

Известны примеры волевых воздействий человека на ход истории всего человечества. Можно подумать, что их решения были предопределены прошлым опытом; что выбор они делали, руководствуясь в первую очередь, бессознательными побуждениями. Думать так – все равно, что не признавать у себя состояния осознанности, в котором желания, побуждения и образы задерживаются разумом для осуществления выбора. Отрицая возможность выбора, ты отрицаешь свою личность, признаешь ее выдумкой.

Общий вывод может быть таков, что тот, кто употребляет слово «судьба» с верой в ее волевую сущность, признает свое бессилие в попытках подчинить воздействия обстоятельств. Он не может повлиять на условия, не способен подстроить их под себя, но не хочет сознаваться в ответственности за слабость своей воли. Потому сваливает вину на мистическую судьбу, сила которой якобы выше человеческой.

58

Пытаясь понять свое странное тревожное состояние, обнаруживаешь себя в ожидании осуждения. Выражается оно интуитивным предугадыванием, что за все недостатки, слабости, дурные привычки – придется держать отчет.

Вопрос – когда?

Очевидно, что ключевым свойством тревожного состояния можно назвать время ожидания; время, в течении которого ты ждешь наказания за те свои качества, что в обществе принято осуждать.

До того момента, когда нечувствительность к мнениям окружающих будет полноценно развита и станет постоянным твоим состоянием, до того придется заняться ревизией собственных постыдных качеств.

Которые будут признаны вредными – должны быть устранены; которые выстоят переоценку – должны быть оправданы.

Сначала надо понять природу тревоги.

Возникает она от того, что наказание воображается, тем пугает и не дает покоя. Все же оно не вымысел, который можно было бы отбросить, после чего посмеяться над своей мнительностью, – оно основано на понимании того, что обществом осуждается, а что получает от него похвалы. Воображаемое наказание понимается, как временная отсрочка – настанет момент, когда придется принять удар.

Параллельно с переосмыслением собственных недостатков необходимо выполнить подробный пересмотр шаблонных оценок, что накопились в людях и по наследию передаются из поколения в поколение. Что явно будут признаны ложными или бессмысленными, через те нужно смело переступать; которые будут приняты как разумные, должны стать руководством к исправлению.

59

Часто хочется высказать собственное мнение уже только потому, что оно укоренилось в убеждении. Но лучше не иметь завершенных убеждений так как они являются признаком затвердевшего ума.

Как молодые недолюбливают стариков за их упрямую принципиальность, так и ты должен с пренебрежением относиться к ощущению уверенности в собственном мнении. Нужно сохранять пластичность молодого ума, который еще не застыл в ограниченности заимствованных убеждений, который постоянно ищет, стремится к пополнению знаний, подвергает сомнению всякий устоявшийся принцип.

Как художник никогда не покажет незаконченную картину, как ученый не захочет делиться незавершенным исследованием, так и ты не должен озвучивать свои взгляды, если есть малейшее подозрение в их неустойчивости.

Допустимо выражать предположения, разрешено делать намеки, но никак нельзя чувственно отстаивать свое мнение, если прежде удалось найти другие варианты, что могли бы мнение перевесить. А искать другие варианты нужно. Искать постоянно. Подобные стремления – свидетельство живого, подвижного ума, признак свободомыслия.

60

Следует выработать хороший навык: слушать собеседника, не глядя ему в глаза, не обращая внимание на выражение его лица.

Речь воспринимается на слух – для лучшего понимания услышанного, важно не отвлекаться взглядом на изменения внешнего вида и поведение говорящего. Так лучше представишь воспринятую речь, быстрее составишь ответ, сведешь к невозможному попытки собеседника повлиять на тебя мимикой или жестами. Если он захочет воздействовать на тебя криком или просительным выражением голоса, тебе уже будет легче собраться, если не видишь его лица.

Важно помнить, что в глаза собеседнику хочется смотреть для того, чтобы предугадать его следующий шаг. Тем самым ты уже слишком много внимания уделяешь его настроению и выдаешь свое излишнее волнение. Вдобавок отвлекаешься от слов, чем уменьшаешь вероятность взаимопонимания.

Когда говорят – нужно слушать, сосредоточиться только на восприятии речи. Если хочется знать настроение говорящего, можно мельком обратить внимание на тон его голоса – этого более чем достаточно.

Сосредоточенностью на слушании ты покажешь собеседнику не только независимость перед ним, но также то, что для тебя более важна разумная речевая деятельность, чем примитивное неосознаваемое реагирование.

61

К общественной власти стремятся только ради личной выгоды.

Ради обогащения или из тщеславия – не важно, смысл имеет только личная выгода.

Нужно тысячу раз подумать прежде чем решиться идти к власти. Соблазнительного в ней мало, если присмотреться близко. Получишь статус, должность, полномочия, может быть известность. Возможно даже в историю войдешь, – хотя какой в этом смысл, если ты не будешь знать об этом?

С общественной властью прибавится забот. Даже если ты найдешь источники обогащения или тщеславия, все равно придется тратить время и силы на исполнение полномочий, на заботу об имуществе, на обслуживание просителей.

В определенный момент ты обнаружишь, что занят не собой, не своей семьей, а чем-то сторонним, чужим, неблагодарным.

Приобретая власть над обществом, теряешь власть над собой.

Надо стремиться к развитию собственной личности, а не к заботам о нарастающем имуществе и потребностях подчиненных людей. Нужно расширять свободу своего ума, а не засорять его емкость опекой над чужими проблемами. Время и силы необходимо расходовать на установление власти над своими бессознательными проявлениями.

Действительной властью можно называть только власть разума над телом. Власть над людьми условна и никак не заключена в полномочиях должности или в силе авторитета. Выражена она в способности словом толкнуть человека в нужном направлении. Имеет смысл, когда ею пользуешься ради достижения временных целей. В остальное время в ней нет нужды. Пользоваться ею все время – значит злоупотреблять. Использовать умение понуждать людей к направленным поступкам следует в случаях, когда по собственной воле они того не желают. Принуждение не должно нести физический вред. Но психический вред исключить невозможно.

Только отсталый ум может быть обманут важным видом чиновника, напыщенным поведением богатого человека, самоуверенным голосом иных общественных деятелей. Только мыслящий поспешно и поверхностно может быть увлечен потоком похвалы в сторону авторитетных личностей.

Если приглядеться к ним, заметишь, что вид их чаще всего поддельный. Они играют роль, исполнения которой ждет от них народ. Произносят слова, которые хотели бы услышать обыватели. Поступают так, как одобряет большинство людей.

Это болезненное состояние личности. Ее упадок, разрушение, растворение в общественной роли.

Насмехайся над этими сомнительными соблазнами. Будь свободен, мысли так, как считаешь нужным, а не так как понравилось бы окружающим.

62

Жизнь в тесноте принуждает сочинять правила. Недостаток свободы раздражает, хочется предсказуемости и спокойствия в отношениях с людьми. Чтобы достигнуть сносного сосуществования, приходится обговаривать уступки.

Даже когда люди не видятся месяцами, но границы их собственности соприкасаются, как у землевладельцев, без правил соседства они не уживутся в мире.

Правила сами по себе – хорошее изобретение. Да, они ограничивают волю, могут казаться несправедливыми, но с ними лучше, чем без них.

Другое дело, когда порядки, особенно если они выдуманы прошлыми поколениями, воспринимаются современными людьми, как непреложные истины. Как нечто вечное и высшее. Содержание правил, думают они, не могут обговариваться, так как соображения одного человека – ничто по сравнению с традициями многих поколений предков.

В детстве, бывало, искренне радуешься, когда в гости приходит тётя. Весело хохочет, подшучивает, кажется, что она всей своей огромной фигурой и широкой душой заполняет комнату. Умеет вовлечь в какую-либо затею всех вокруг, может с легкостью завязать откровенный разговор с любым затворником. Приходит всегда с чем-то вкусным.

Теперь же удивляешься, как в одном человеке помещается искренняя воодушевленность жизни и тупое повиновение перед традициями и обрядами. Тётя никогда не читала Библию, но знает наизусть все религиозные праздники, также молитвы, которые к ним положены. Никогда не жила в деревне, но соблюдает все известные обычаи там принятые. Не упустит момента, чтобы с хмурым лицом не прочесть наставление о том «что положено» и «как правильно».

Хочется осуждать тётю сильнее чем тех, кто в большинстве следует традициям. Обычно это люди рабского склада ума, боязливые и малообразованные. В традициях и обрядах они находят оправдание своей безвольности, потому довольны. К ним не может быть претензий, они по-своему счастливы. Но тётя другой человек. В ней чувствуется сила воли и нераскрытый потенциал ума. Возможно, если бы она не следовала примеру родителей, что жили когда-то в глухой деревне, если бы получила менее специализированное образование, или с молодых лет попала в компанию мыслящих людей, – может быть из нее получилась бы выдающаяся личность.

Она верит в святость предписаний и даже помыслить не способна об их содержании. Скажешь ей, что они сочинены из необходимости, выдуманы для своего времени, для существовавших тогда нравов – тётя поймет, о чем речь, будет согласно кивать, но через минуту уже забудет. Сила давних привычек и долгих внушений быстро вышвыривает из головы всякий разумный довод.

Главное свойство правил – предусмотреть наперед возможные разногласия и непредсказуемость. Предписания позволительно передавать через поколения только если в умах людей сохраняется понимание их целесообразности.

Как ученику разрешено заучивать законы физики только после того, когда он поймет их суть, так же и тебе дозволено усваивать общественное правило только когда оно пройдет испытание разумом.

Когда подчеркиваешь важность общественного правила, всегда помни, что к его созданию принуждает теснота, а не мнимая мудрость прошлых поколений.

63

Начали обсуждать вопрос о том, существует ли бог. Захотелось вмешаться, поправить их заблуждения, высказать свой взгляд.

Правильно, что сдержался. Чаще всего подобные обсуждения затеиваются из-за скуки ради спора. Каждый, кто считает себя умным, уверен, что у него есть оригинальные мысли по этому поводу. Такому человеку трудно удержать тот внутренний зуд, который выражается потребностью высказаться, проверить свои умозаключения прилюдно.

Спор обычно заканчивается ничем. Делаются привычные для таких обсуждений выводы, что мнений столько, сколько людей.

В самом деле, доводы озвучиваются до такой степени примитивные и наивные, что их можно считать равными по силе. То есть бессильными вообще.

Если бы ты все же высказался, какими были бы твои доводы?

Будет полезно в этом вопросе разобраться, так как нужно постоянно очищать свою речь и пересматривать устоявшиеся представления.

Сперва следует обратится к самому слову «бог» и смысловому содержанию, что в него вкладывается. Всякое слово, если оно не служит обозначением логических связей, должно иметь наглядное определение, доступное восприятию, либо абстрактное значение, что составляется в уме. Когда говорят «бог» – не имеют в виду какую-либо вещь, действие или качество. Следовательно, смысловое содержание этого слова не найти в непосредственном опыте. Остается только умозрительное значение.

Значит, представление о боге составляется в уме и не может найти соответствия за его пределами. Тогда следует спросить, как оно составляется, если в опыте с ним ничего не согласовывается?

Надо исследовать происхождение понятия о боге. Разуму оно становится доступно по мере усвоения языка той людской среды, в которой довелось родиться. Можно предположить, что если окружающие ребенка взрослые никогда не будут употреблять этого слова, более того – оно и его синонимы будут отсутствовать в словарях и книгах, то нет возможности для проникновения в ум каких-либо представлений о боге, либо понятий, что ему родственны.

Можно сделать промежуточный вывод: умозрительное представление о богах воспитывается в человеке с детства; воспитание продолжается также и во взрослом обществе. Насыщенность этого представления зависит от настойчивости внушений.

Чтобы в исследовании происхождения понятия «бог» углубиться далее, придется выйти за рамки ума одного человека.

Язык общения живет в поколениях его носителей, передается от предков к потомкам. Можно сказать – не человек овладевает языком, скорее язык подчиняет себе новые поколения людей. Ты всегда будешь обнаруживать себя погруженным в область языковых связей со сверстниками, которые всегда будут понимать тебя чуть лучше, чем старшие и младшие поколения.