Контроль

Придется искать корни понятия «бог» в прошлых поколениях. Но это уже трудоемкая работа для историков и лингвистов. Скорее всего, поиски приведут к древности, к примитивному языку и мышлению первобытных людей. Как бы ни было, можно сделать уверенный вывод, что такие умозрительные понятия, как «бог» могут передаваться через поколения только принудительно, либо через творчество. Иначе они неизбежно выродятся в процессе становления языка, который сохраняет только пригодные для практической жизни словоформы.

Одним из таких институтов, который можно считать главным в исполнении задачи принудительного сохранения представлений о боге была и есть церковь. Которую законодательно поддерживают государственные органы.

Окончательный ответ на вопрос – существует ли бог? – да, существует.

Глагол «существует» употребляется по отношению ко всему, что имеет место и время существования. Никто не находит в окружающем мире ни места, ни времени, где бог может или мог бы наличествовать. Остается ум, как место существования бога, и время его бытия – те минуты, когда ты представляешь его образ. Который у каждого различен и определен воспитанием.

Стоит ли тратить время и силы даже на такое короткое изложение? Оно покажется достойным внимания и критики только искушенным в мыслительной работе. Тем же, кто хочет лишь убить время болтовней, воображая себя знатоком – кому хочется спровоцировать противостояние личностей и победить, следуя стратегии «кто громче кричит, тот прав», для тех разумные доводы будут неинтересны.

Даже если кто из них поймет, о чем идет речь, даже если согласятся с выводами, то очень скоро их забудут, так как сочтут лишней умственной работой, которая не дает никакой материальной выгоды.

64

Поначалу было непонятно почему он так недоволен. Вроде хороший фильм, смешной и легкий. Поднял всем настроение. Из кинотеатра выходили с шутками и приятными воспоминаниями.

Да, сюжет прост, можно сказать – примитивен. Но актеры сыграли хорошо, нет претензий к их таланту выражать комическое.

Но ему примитивность не нравится. Она его раздражает, даже огорчает. Говорит, что подобные фильмы отупляют людей, принуждают мыслить стереотипно.

С ним начали спорить, но надо признать, что он прав.

Фильмы и книги с незамысловатым сюжетом и шаблонным изложением притупляют вкус большинства людей, ограничивают их интересы. Обилие таких произведений заставляет думать большинство людей, что иных творений не существует. Если же они попадают на глаза, то кажутся странностью, редким исключением из правил, которому не стоит уделять должного внимания.

Но нужно ли так остро раздражаться по поводу одного фильма, который посмотрел? Несмотря на свою простоту, на то, что подобных сюжетов видено тысячи, фильм не перестает быть смешным. До тех пор, пока ты не начнешь нагнетать воображаемую угрозу.

Примитивные произведения искусства могут восприниматься с разных углов. Можно сразу обнаружить простоту их исполнения и насмешливо подмечать то, какое впечатление они вызывают, когда ты смотришь глазами личности простодушной и неприхотливой. А можно увидеть в этих произведениях угрозу искушенности и опыту, – точнее незначительному их присутствию в уме.

Когда он говорил, что подобные примитивные фильмы отупляют, он в первую очередь подчеркивал факт угрозы против собственного ума. Он ощущает свою слабость и неустойчивость, потому раздражен. Он чувствует себя уязвимым перед отупляющим воздействием примитивности, потому злится.

Кто не упускает из виду упрощенность и незатейливость исполнения, тот с легкостью может посмеяться и даже прибавить от себя какое-либо остроумное объяснение. Кто не может быть увлечен бесхитростностью и шаблонностью, тот не видит в них угрозу.

Но кто боится за свои малые умственные способности и опыт, того заботит защита окружающих людей от угрозы отупения. Тот становится ярым защитником воображаемого «настоящего искусства», которое должно сохранять свою «чистоту и силу».

Но люди безразличны к этим геройским порывам отдельных личностей. Большинство не подозревают, что есть нечто больше примитивного искусства. А когда им об этом скажешь, их интерес будет неустойчив, а память кратковременна. Их скорее увлечет поток бытовых забот и потребностей, чем открытие разнообразных направлений в искусстве или попытки разгадать таинственные проблемы науки.

65

Он хвалится, что встает чуть ли не с восходом солнца, а спать ложиться не позже восьми. Говорит, что с таким режимом чувствует себя бодрым, полным энергии. Когда ему говорят, что вставать рано это тяжело, что хочется спать до обеда, он смотрит снисходительно и поучительным тоном проповедует философию здорового образа жизни.

Странно, когда люди хвалятся врожденными свойствами, как приобретенными навыками. Можно подумать, что они тем самым подчеркивают, как им повезло. Врожденные свойства не имеют за собой затраченных сил, значит хвалиться ими неразумно.

Когда не подразумевается удача, тогда налицо ошибка в выражении самооценки.

Если рассказать ему о суточных ритмах, которые у каждого индивидуально настроены, он скорее всего поймет, о чем речь, но вряд ли отступит от мысли о собственном превосходстве. Данный сухой факт не выдержит напора самолюбия. Ведь когда ты замечаешь, что обладаешь хоть малейшей – пусть даже врожденной – отличительной особенностью, которой нет у большинства, хочется верить в некое особое предназначение своей личности, подаренное создательницей-природой или богом.

У кого праздный ум, тот, конечно, не задумается о происхождении подобных мыслей, которые формируются в ходе становления языка под давлением религиозного мистицизма. Что имело место в прошлые века.

Кто мыслит, как исследователь и знаком с научным методом, тот между врожденными свойствами поставит знак равенства, а за превосходство признает только приобретенный трудом навык.

66

Не всегда получается высказать то, что пришло на ум. Часто мысленный образ столь объемен, а совокупность чувств, что его сопровождает, имеет так много оттенков, что нет подходящих слов для выражения. В такие моменты ощущаешь, как мал, в самом деле, запас слов в обыденном языке. Он кажется бедным, истощенным, неразвитым. Хочется расширить его объем, разнообразить способы выражения.

Когда мысль, которой хочется поделиться, не находит словесного выражения – важно не впасть в отчаяние. Несдержанность чувств может привести к многословию и ошибочным высказываниям. Следует всегда помнить, что хоть язык общения является одним инструментом для всех, пользуются им по-разному. Одни осваивают работу с этим инструментом лишь в самых основах, другие доводят навык до высших степеней искусности.

Прежде чем решиться на откровение, нужно удостовериться готов ли слушатель к восприятию. Достаточно ли его умение слушать, понимать и делать выводы. Он должен владеть языком на уровне не меньше твоего.

Иначе откровенность будет неуместна.

Вспоминается история ученого, который всегда считался одним из умнейших людей, гордостью народа, но после неудачного высказывания во время интервью – его готовы были выгнать из страны, даже посадить в тюрьму. Ученый рассказал журналисту о своем молодом прошлом, когда ему приходилось несколько лет ухаживать за больной матерью, которая была прикована к постели. Сказал, что первое время ловил себя на мысли о готовности убить свою мать.

Ясное дело, что большинство людей восприняли высказанное буквально. Хотел убить? Значит – потенциальный убийца, недостойный жить среди гражданского общества. Доброе имя утеряно, уважение вычеркнуто.

Надо ли оправдывать ученого?

Ему можно посочувствовать. Он был молодым и подающим надежды исследователем, разбирался в данных и понятиях, которые недоступны большинству умов. От него ожидали открытий, он был готов их предоставить. Но обстоятельства изменились, ему пришлось отойти от науки ради того, чтобы опекать жизнь и здоровье матери. Он не был готов к резкой перемене планов. Как любой одаренный умом и творческой волей человек, не хотел подчиняться обстоятельствам.

В самом деле, можно заметить, как легко и бездумно большинство людей поддаются натиску обстоятельств, а свое подчинение рассматривают, как нечто естественное и само собой разумеющееся. Того же, кто не повинуется, народ превозносит либо как гения, либо как сумасшедшего, опасного для общества индивида. Выбор зависит от мимолетных настроений толпы и пропаганды в ее адрес.

Ученому было трудно подчиниться давлению условий. Свое воспоминание о том времени он выразил искренне и прямодушно. Сказал, что был готов убить свою мать.

Ясно, что эту идею выдавал ум, который всегда пренебрегает моралью в трудные минуты. Эта идея тут же отвергалась, ученый продолжал исполнять свою обязанность, выполнял добросовестно и прилежно.

Во время интервью ему хотелось выразить свои переживания из прошлого лучшим способом, потому он вспомнил недопустимую идею, которую выдавал настроенный (как у всех людей) на практичность мозг в моменты отчаяния.

Можно ему сочувствовать, но нельзя не осудить его за несдержанность. Вероятно, он сам ожидал сочувствия и понимания, но забыл, что его окружают по большей части люди мало думающие и рассеянные, которые приучены воспринимать только шаблонные заготовки в языке, а образные выражения понимают буквально.

Возможно он ожидал, что люди, пусть со временем, но оценят смелость его выражений и действительную глубину его личности. Тем более стоит осудить ученого – за наивность.

Он проявил слабость, оправданий тому нет.

Нужно осторожно подбирать словесное выражение смешанных чувств. Проверять высказывания с различных углов, подставляя на место воображаемого слушателя различные типы умов.

Если нет времени для подготовки – лучше промолчать.

67

Мнение, что вокруг одни только дураки угрожает стать привычкой. Особенно если тому поддакивает самодовольство.

Следует быть осторожным и не делать поспешных заключений.

Во-первых, люди понимают многое, но мало кто способен свое понимание высказать. Не хватает образованности, словарного запаса, нет навыка проговаривать и удерживать в уме длинные предложения. Такого человека слушаешь и думаешь: вроде не глупый, но городит какую-то околесицу.

Во-вторых, даже хорошо образованные и мастерски владеющие речью люди столь увлечены своими и общественными привычками, что им лень напрячь свои силы и потратить время на тщательное разбирательство в насущном вопросе.

Понимание у тех и других – лишь короткий проблеск ума – действует до тех пор, пока внимание сосредоточено на деле. Но сила привычек отвлекает, притягивает своей машинальностью и экономией энергии. Перед личностью возникает выбор: напряженная осознанность, что требует терпения для исследования проблем, либо шаблонный автоматизм, что без труда выдает простые заготовки.

Будет правильным признание, что ты сам бываешь отвлечен и ленив, а значит безрассуден. Разум тускнеет на тот промежуток времени, которое тратиться на то, чтобы забыться в привычках.

Нужно стремиться расширять время действия состояния понимания и силу его сосредоточенности. Это состояние выражает нацеленность на овладение окружающим миром и на поиск лучших, выгоднейших решений.

Понадобится огромное терпение и непроницаемое хладнокровие, чтобы укрепить свободу своего ума и независимость личности. Людская суматошливость постоянно пытается втянуть твою мысль, чтобы наполнить ее дрязгами и глупостью. Общественные привычки в виде обрядов, традиций, ритуалов всегда являются угрозой твоему разуму, воздействуя главным своим свойством – массовостью.

Как худеющему тяжело сохранять самообладание в окружении обжор, так разумному человеку непросто удержать свободомыслие, если общество пренебрегает им. В самом деле, опухшие животы уже не считаются патологией только потому, что они имеются у многих. Достаточно забыть о распространенности этого недуга, чтобы осознать какое это в действительности уродство. Если у кого опухнет половина лица, это вызывает потрясение во взглядах обывателей – только потому, что редкость.

Нужно запомнить этот простой пример, как напоминание об искаженности общественных представлений и безрассудности массовых привычек.

68

Хочется объяснить себе то ощущение странного, что возникло, когда мать сообщила о намерении постоянно посещать психотерапевта и пройти курс лечения препаратами. Возможно, странное впечатление возникло от того, что она никогда не обнаруживала заметных признаков психического расстройства. Бывала раздражительна – это правда; иногда не вставала с постели до обеда, молчала многие дни, – тоже замечено. Но эти ее свойства приходится наблюдать с самого детства, и трудно сказать, чтобы они как-то обострились – наоборот, постоянство подобного ее поведения приучило воспринимать эти свойства, как неотделимую часть ее личности. Тревожнее стало бы, если бы она вдруг стала постоянно веселой и жизнерадостной.

Есть какой-то неприятный оттенок во всем этом событии; вероятно он связан с тем, что не хочется признавать тесное соотношение себя с тем, кому потребовалась внешняя помощь в исправлении психического расстройства. Ведь самому кажется, что полностью здоров, силен и независим от помощи извне. Кажется, что способен совладать с любым вызовом, можешь легко выдержать напор проблем любой тяжести. Знаний того, как устроена психика здорового человека более чем достаточно для того, чтобы самостоятельно найти причины возможных отклонений не только в устойчивости своей личности, но и в личностях окружающих.

Если допустить, что мать ошиблась, что на самом деле она не имеет психических проблем, а кто-то – вероятно тетя – лишь подтолкнул ее обратиться за помощью, то впечатление странного все равно остается.

Скорее всего это связано с наблюдением странного стремления некоторых людей обращаться за помощью к другим в вопросе, который могут решить они сами. Психотерапевт не может знать всех склонностей и уникального опыта одного пациента. Даже если потратит всю жизнь для накопления этих данных, ему вряд ли хватит умственных способностей для отыскания верного решения на такой сложной основе. Поэтому он действует по стандартной схеме, которая удобно выстраивает всех личностей вдоль утвержденной в клинической практике шкалы. Несмотря на это, люди толпами идут за помощью со своими психическими проблемами, как прихожане идут в церковь за прощением, принося туда свои грехи.

Вряд ли здесь имеет силу религиозное прошлое человечества. Скорее влияние науки. Ученые убеждают, что расстройства личности и ума имеют корни в нарушениях нервных связей и проблемах обмена биологически активных веществ между клетками и тканями. Значит решить проблему можно потреблением лекарств и с помощью терапии, что назначит специалист.

Кажется, будто ученые не замечают, что центром управления является разум человека, а значит лучше всего решить личностную проблему может только он сам. Поэтому кажется странным стремление одних людей, особенно если они хорошо образованы и умны, идти за психотерапевтической помощью к другим людям. Этим они только признаются в своей слабости – что не способны нести за себя ответственность. Им легче отгрузить этот вес на плечи кого-то другого.

Все эти специалисты хорошо знают, что всякая человеческая слабость быстро порождает рынок услуг. Теперь они образуют большие сообщества, пишут толстые книги, выступают с лекциями, хором повторяют о важности личностной терапии, присуждают друг другу ученые степени – и ни за что не откажутся от своего хлеба.

69

Интересный опыт – перечитывать отрывки из книг, которые воодушевляли в ранней молодости. Такие книги принято называть «практической психологией» или «руководством по личностному росту». Слова в них казались тогда новыми, многообещающими, таинственными, возбуждающими мысль. Хотелось думать, что обладаешь сокровенными знаниями, что закрыты от умов большинства людей, которые привыкли жить в неведении.

Эти книги невозможно перечитывать без некоторого стыда перед собой сегодняшним. Стыдно за былые доверчивость и безрассудность, которые сейчас недопустимы.

Нужно признать, что подобные тексты по-прежнему работают и обладают более сильным воздействием на умы людей, чем древние философские и религиозные учения. Вероятно, потому, что содержат большее количество обещаний и наполнены проще составленными указаниями по достижению целей. Сами же обещания настолько туманны, что могут быть воплощены только в воображении.

Пишут о расширении границ сознания, которое обязательно будет ощутимо, если в полной мере познать учение. Самим обещанием «расширения» – для читателя тут же снимается вопрос о том, есть ли у сознания границы вообще. Нужно просто верить в это мнимое расширение – только лишь потому, что это понятие обозначает некий рост, развитие, увеличение. Читатель безотчетно верит, что состояние теперешнего его сознания якобы сжато, но, если прочитать текст и последовать его советам, можно получить обещанное расширение.

В некоторых текстах можно найти обещания не только познания своей судьбы, но и постижения всех тайн вселенной. При этом по итогу прочтения ты остаешься полностью равнодушным к тому, что никаких разгадок не узнал. Потому как не знал и самих тайн, которые якобы должны быть раскрыты. Разочарования нет, так как, оставаясь в ленивом любопытстве, хочешь узнать заодно и загадки вселенной, и то что сказано об их разгадках. Не получив ни того, ни другого, отбрасываешь книжку в сторону. Можешь даже сжечь ее, не читая – продавцам главное, чтобы ты за нее перед этим заплатил.

Когда мыслишь примитивно – думаешь, что вселенная является чем-то определенным, а потому познаваемым – уже только потому, что для ее обозначения есть слово. Хотя единственное свойство, что дано этому понятию – бесконечность – является лишь признанием, что в наше время никто не способен вселенную исследовать. А значит ни вселенских загадок, ни тем более разгадок найти никак нельзя, разве что сочинить самому.

Есть непонятное и неисследованное в ближайшем окружении, весь интерес может быть сосредоточен только на этом.

70

Следует всегда помнить, что язык, будучи системой сигналов и знаков, используется в первой степени, как средство связи, как способ передачи данных от одного человека к другому. Всеобщность употребления языка позволяет также сохранять данные, что признаются ценными, и передавать их из поколения в поколение.

Второе свойство является более существенным для всего человечества, первое – для отдельно живущей личности.

Но помнить нужно всегда о первом качестве. Потому, что используешь язык также и для мышления. Он, собственно, главный инструмент последовательного мышления.

Рассуждая про себя ты чаще всего забываешь, что слушателем твоих умозаключений является воображаемый слушатель.

Это следует исправить.

Одним из признаков сумасшествия является неспособность отличать действительного собеседника от воображаемого. Поэтому здоровый умом человек сторонится прохожих, что говорят сами с собой, кричат в пустоту и размахивают руками.

Чтобы сохранить здоровье ума и даже усилить его работу, необходимо уделить должное внимание процессу составления воображаемых собеседников. Раз уж построение суждений не может осуществляться по-иному, придется не просто подчиниться действительности, но взять ее под контроль.

Итак, главная проблема озвучена: во время рассуждений и внутреннего диалога, ты забываешь, что собеседник составлен воображением. Первыми шагами к решению будут попытки изучить это явление через наблюдение. Будет трудно. Обычно ты можешь сосредоточиться либо на линии суждений, либо на образах воображения. Чтобы удержать оба явления в луче внимания придется долго практиковаться.

Важно заметить, что образ слушателя может быть убран на задний фон, но поток мышления – нет. Он может быть только приостановлен. Трудность составляет то, что необходимо запомнить точку остановки и воспроизвести поток мышления вновь после переключения внимания.

Уже на начальном этапе наблюдений можно обнаружить, что воображаемый собеседник преимущественно молчит. Оказывается, разуму достаточно даже смутного человеческого образа, чтобы рассуждения про себя стали возможными. Это может быть не только узнаваемое лицо, но даже собирательный образ. Когда размышляешь о предстоящем посещении государственного управления, представляешь типичного чиновника; если готовишься к будущей учебе в университете, воображаешь седого профессора в старом жилете и в очках, что приспущены на кончик носа; когда идешь в больницу, ожидаешь увидеть безразличное лицо врача, который, согнувшись над столом с бумагами, бормочет невнятное, поправляя небрежно наброшенный на плечи белый халат. Но чаще всего внутренние рассуждения направлены к знакомым людям – которых не получилось убедить, которых не сумел проучить, которым не смог понравится.

Образ собеседника становится тем более четким, чем длиннее нить размышлений. При кратковременных размышлениях образ лишь зарождается, потому можно сказать, что его нет. При длительном внутреннем диалоге, воображаемый собеседник получает больше свободы и больше отличительных качеств; иногда получает право отвечать и даже возражать.

Однако процесс этот машинальный и при первом осознании производит странное впечатление частичного сумасшествия. Но это лишь первое впечатление. Углубляясь в исследование, ты замечаешь, что по-другому процесс внутренних суждений не может строиться. Все так мыслят, все так живут. Но не отдают себе в этом отчет.

Задача состоит в том, чтобы выбирать себе собеседников. Осознанно формировать их облик, приписывать качества, присваивать им наиболее испытывающие ум вопросы. Последнее важно, поскольку воображаемый собеседник если изредка отвечает, либо задает вопросы, то всегда выгодные тебе самому. Он будто бы создан умом только для согласия с твоей правотой, служит твоему самолюбию.

Если замечаешь подобную пассивность, значит потерял контроль над образом собеседника.

Допускать подобное нельзя.

Размышления, что служат становлению самолюбия подталкивают к ошибкам, наивности, недальновидности. Если уж составляешь образ собеседника, сделай его как минимум равным тебе. Пусть он будет пытливым и неуступчивым, будет задавать сложные вопросы.

Нужно помнить, что внутренний диалог не совсем общение, но познающее размышление, цель которого не убедить кого-то в собственной правоте, а отыскать наилучший ответ.

71

Стоит заметить, как в моменты сосредоточенности внимания из поля зрения стирается почти все, что не соответствует цели. К примеру, ищешь в комнате определенную вещь. Ты держишь ее образ в уме и пытаешься найти ей материальное соответствие. Все предметы, что не соответствуют образу как бы смазываются, их границы и форма расплываются; мелкие вещи могут вовсе не войти в луч внимания.

Можно сделать вывод, что ценность, как свойство, определяется степенью сосредоточенности внимания. Следовательно, ты способен придать чему-либо значимость, а можешь лишить. Управляя вниманием, способен изменять степень важности вещей, поступков, идей и целей, даже ценность личностей.

Выходит, что именно избирательность внимания и способность осознанно управлять степенью его напряжения, авторы книжек и фильмов по личностному росту выдают за волшебную силу мысли.

В самом деле, когда ты строго нацелен на что-либо в течение долгого времени и способен эту нацеленность поддерживать силой воли, избирательное внимание стирает или смазывает почти все помехи, что встречаются на пути к цели. То, что отвлекает – лишено важности; что не пригодится для воплощения цели – остается вовсе незамеченным.

Когда в луч внимания попадает хотя бы намек на приближение к цели, ты – будто зверь – с первобытной решительностью бросаешься вперед, опасаясь упустить возможность. Поэтому людям нравятся самоуверенные личности с твердой целью в уме. Острая нацеленность заражает своей дикостью и неотступностью, она лишена сомнений и растерянности, которыми измучены большинство людей. Хочется почерпнуть хоть немного той смелости и дерзновения, с которой бесстрашные личности рвутся к цели.

Одного только рвения мало, оно может сделать тебя слепым. Неуправляемое воодушевление опьяняет и приводит к совершению ошибочных поступков и принятию ложных решений. Нацеленность на результат должна сопровождаться хладнокровным расчетом, должна быть целиком подчинена воле разума, который спускает ее с цепи тогда, когда считает, что подходящее время настало. Лучше сдерживать порывы, накоплять их потенциал, чтобы потом направить по расчищенному пути.

72

Когда ищешь вещь и не можешь ее найти, часто говоришь, что она исчезла. При этом хорошо понимаешь, что исчезла – значит не обнаружена. Вещь затерялась и ее трудно найти.

Но в случае употребления глагола «исчезнуть» без практической надобности, хочется воображать будто вещи способны лишаться своих физических свойств, могут не присутствовать в пространстве материально.

Значит, разговоры об исчезновении, если они не касаются будничных забот, обязательно приводят к падению ума в мистицизм.

Сохраняя наивность, будешь думать о реальности пустоты уже просто потому, что в словарном запасе есть такое слово. Но вдумываясь серьезнее, обнаружишь пустоту лишь как отрицание полноты. Логика обыденного языка воспитывает с детства идею о том, что раз уж есть нечто, то должно быть и ничто. Всему должна быть противоположность. Если она не обнаружена сейчас, то будет выявлена позже. А пока достаточно самой идеи, представление о которой будет закреплено понятием и выражено словоформой.