Долг стрелка

На дне каньона корчилась жертва, пригвожденная к земле огромным существом, которое вряд ли смогло бы привидеться Бриллу даже в самом страшном сне. Это был паук, самый страшный паук, какого он когда-либо видел. Своим массивным телом он напоминал тарантула размером с кабана, покрытого черными жесткими волосками и твердо стоящего на земле огромными лапами. Под тяжестью этого чудовища монгол обмяк, его пронзительные крики смолкли.

Азиаты, сгрудившиеся возле входа в каньон, с ужасом наблюдали за происходящим. Один из них выхватил карабин и выстрелил в паука, но нервы сдали, и он промахнулся. Пуля ударилась о скалу, не причинив пауку ни малейшего вреда. Чудовище повернулось к людям, и те с отчаянными криками бросились прочь, в степь, потерпев позорное поражение от жуткой твари.

Из своего укрытия Брилл наблюдал, как фигурки всадников уменьшались вдали, пока, наконец, полностью не скрылись из виду. Он быстро поднялся, вскочил на коня и понесся по каньону. Приближались сумерки, а он был в ущелье один на один с волосатым чудовищем, поедавшим свою жертву.

Брилл надеялся беспрепятственно одолеть каньон, пока паук пожирает добычу, но чудовище, услышав цокот копыт, бросило жертву и с ужасной скоростью понеслось за Бриллом.

Обливаясь потом от страха, тот прицелился в паука и выстрелил, но пуля лишь скользнула по боку чудовища. Почувствовав боль, паук разъярился, глаза его засверкали в черной щетине волосков. Оружие палило снова и снова, гул эха отдавался по всему каньону, и, наконец, паук свалился набок, беспомощно размахивая страшными лапами. Но тут со всех сторон раздалось страшное шуршание, и Брилл вздрогнул, заметив кошмарную орду, устремившуюся по каньону к своему собрату. Казалось, пауки появляются изо всех щелей. Все они стекались к поверженному монстру, корчащемуся на дне каньона. Ни одно из этих чудовищ не было таким же крупным, как застреленный паук, но все они были достаточно велики и ужасны, чтобы человек мог испугаться за свой рассудок.

Но пауки, не обратив внимания на Брилла, напали на своего поверженного предводителя, как волки нападают на раненого вожака стаи, и вскоре великан полностью скрылся под копошащейся грудой черных и седеющих тел.

Брилл поскакал по каньону, торопясь убраться отсюда прежде, чем пауки закончат свою ужасную трапезу и кинутся на него. Он направился к горам, не смея проехать мимо шевелящегося многолапого могильника. Там, за каньоном, в пустыне, его ждала лишь смерть от жажды, а целью его поездки в Гоби являлись именно далекие горы. Джим Брилл искал одного человека, которого ненавидел больше всех на свете, но ради которого, тем не менее, готов был рисковать жизнью.

Разумеется, не любовь к Ричарду Барлоу, выдающемуся ученому и исследователю, заставила Брилла отправиться на его поиски. У него имелись на то свои причины, предостаточно причин. Из загадочных намеков, оброненных туземцами, он пришел к заключению, что если человек, которого он ищет, еще жив, то находится именно в таинственных горах в не отмеченном на карте районе Гоби. И он был уверен, что видит вдали те самые горы.

Миновав каньон, Брилл попал в дикую путаницу скал и оврагов. Никакой растительности, никакого признака воды. Вокруг только скалы, мрачные, застывшие, как каменные часовые. Вспомнив об огромных пауках, Брилл прислушался: не раздастся ли шуршание ужасных лап? Но вокруг царила тишина, и восходящая луна освещала подобные башням скалы, среди которых он смутно различил тропу, тянущуюся вверх на головокружительную высоту.

Тропа означала, что здесь побывал человек, а значит, и сам человек может быть где-то поблизости.

Брилл пошел по тропе. Извиваясь между отвесными скалами, она вывела к перевалу, над которым сверкало усыпанное звездами небо. Дойдя до перевала, Брилл остановился, задыхаясь от усталости, и вдруг удивленно вскрикнул. Поперек тропы была натянута тяжелая металлическая цепь. Положив на нее руки, Брилл пристально осмотрел перегороженный проход. За этим узким проходом тропа спускалась по длинному склону в долину, где между густых рощ поблескивала вода. Меж деревьями виднелись беломраморные строения — не то здания, не то сторожевые башни.

Значит, рассказы туземцев были правдивы? Среди этих диких гор есть город! Но что за люди в нем живут?

Пока Брилл раздумывал, в тени скалы что-то шевельнулось, и перед ним возник высокий черный силуэт с неестественно бесформенной головой. Брилл увидел горящие, подобно сигнальным огням, глаза и сдавленно вскрикнул от испуга: у человека не бывает таких глаз!

Схватившись за цепь, чтобы устоять на ногах, другой рукой он выхватил револьвер, и в тот же миг пространство вокруг него разверзлось и в небо взлетели красные искры, чтобы моментально погаснуть во тьме полного забвения…

Когда Джим Брилл пришел в себя, он первым делом осознал, что лежит на чем-то мягком, прогнувшимся под тяжестью его массивного тела. Над ним расплывалось мягкое, бледное, овальное лицо с темными косыми глазами. Откуда-то донесся знакомый голос, но с незнакомым акцентом, и лицо исчезло. Джим окончательно пришел в себя и огляделся.

Он лежал на атласном диване в комнате со сводчатым потолком, щедро украшенным лепниной. Стены были задрапированы атласными портьерами, затканными золотыми драконами, на полу лежал толстый ковер. Потом Брилл обратил внимание на того, кто сидел рядом с ним. Это был крепко сложенный, мускулистый человек, облаченный в нелепый атласный халат с муаровым рисунком. Голову его венчала бархатная шапочка, из-под которой сверкали холодные серые глаза, очень уместные на тяжелом, суровом лице. Брилл сразу узнал его по агрессивно выступающей челюсти.

— Барлоу?!

Он сел, схватившись за край дивана, и уставился на человека, как будто воскресшего из мертвых.

— Да, это я.

Голос Барлоу звучал сардонически.

— Просто невероятно, что вы все же на меня набрели!

— Я охотился за вами, пропади вы пропадом! — выпалил Брилл.

Да, это и вправду был Барлоу, с его даром вызывать у Брилла нервную дрожь!

— Охотились за мной? — с искренним изумлением переспросил Барлоу.

— Уж, конечно, не из любви к вам, — проворчал Брилл. — Я из-за вас совсем лишился сна.

— Отчего же?

— Черт возьми, приятель, неужели вы не догадываетесь? — раздраженно воскликнул Брилл. — Все дело в Глории!

— О! — Выражение лица Барлоу стало таким, словно он вспомнил что-то давно позабытое. — Так вас послала моя жена?

— Естественно! Она ждала вас четыре года. Никто не знал, живы вы или мертвы. А вы просто-напросто исчезли в центре Монголии! Ни ответа, ни привета! Глория обратилась ко мне, потому что не знала, к кому еще пойти. Она снарядила экспедицию, и вот я здесь…

— Представляю ваше разочарование оттого, что я найден живым! — добродушно подколол Барлоу.

Брилл лишь фыркнул. Он был слишком прямолинеен и не умел лицемерить.

— Что со мной случилось? Что за дьявольскую тварь я видел в каньоне? — поинтересовался он.

— Да просто одного из моих слуг в мантии с капюшоном, на котором нарисованы светящиеся глаза. Небольшая хитрость, чтобы отпугнуть наших суеверных соседей. Этот верный слуга вырубил вас так, как я его учил. Он один из тех, кто охраняет проход, и, повернув рукоятку, он пустил электричество по цепи, за которую вы держались. Если бы он не заметил вовремя, что вы белый, вы бы уже были мертвы!

Брилл посмотрел на свою руку. Он мало знал об электричестве, но смутно представлял, что этой штукой верный слуга мог бы спалить ему всю руку.

— Это не ожог, — заверил Барлоу. — Вы ведь, наверное, видели людей, сраженных холодной молнией без всякого ожога? Принцип тот же. Я могу контролировать силу тока так же легко, как написать свое имя. Об электричестве я знаю больше, чем кто-либо в целом мире!

— Вы, как всегда, скромны, — заметил Брилл.

Барлоу улыбнулся с оттенком презрительного снисхождения. За четыре года он сильно изменился. В нем было больше решительности, больше чувства собственного достоинства. И лицо его тоже изменилось: то ли цвет, то ли разрез глаз, но оно стало иным. И голос его порой казался совсем незнакомым.

— А что за дома и башни я видел в этой долине?

Брилл, в своей грязной рубахе, походных штанах и стоптанных сапогах, резко контрастировал с экзотической обстановкой комнаты и человеком в вышитом халате. Но ростом и крепким сложением Брилл не уступал Барлоу. Джим был широкоплечим, с мускулистыми руками и ногами и нервной энергией, придававшей ему быстроту большого кота.

— Это город Хора, — охотно объяснил Барлоу.

Он явно по-прежнему любил давать объяснения.

— Но ведь Хор — миф, — возразил Джим Брилл. — Я слышал, какие сказки рассказывали о нем монголы!

Барлоу холодно улыбнулся.

— Вы похожи на человека, который смотрит на верблюда и отказывается верить в его существование. Хор существует, и в данный момент вы находитесь в его королевском дворце!

— А где же сам король? — саркастически осведомился Брилл.

Барлоу поклонился с насмешливой скромностью, потом сложил руки на коленях и посмотрел на Брилла прищуренным горящими глазами. Бриллу стало слегка не по себе. В наружности Барлоу было нечто необычное.

— Вы хотите сказать, что этот город принадлежит вам? — недоверчиво спросил он.

— И вся долина тоже! Этого было совсем не трудно добиться. Здесь живет в высшей степени суеверный народ. Я привез на верблюдах свою лабораторию и с помощью электрических аппаратов убедил всех, что перед ними могущественный волшебник. Я фактически правил городом еще при старом короле Хитаи Хане, а когда он погиб во время набега монголов, без труда занял его место, ведь наследников у него не осталось. Я не только великий колдун Хора, я — Ак Хан, Белый Король!

— Кто же здесь живет?

— Смешанная раса, потомки монголов и тюрков с примесью китайской крови. Вы слышали что-нибудь о Чингисхане?

— Кто же о нем не слышал, — огрызнулся Брилл.

— Так вот, как вам должно быть известно, в начале тринадцатого века он завоевал большую часть Азии. Хотя он разрушил множество городов, несколько он все же построил, и это был его любимый город! Его возводили лучшие персидские архитекторы. Чингисхан населил его рабами. После смерти Чингисхана мир забыл об этом городе, уж слишком далеко он находился от остального цивилизованного мира. Потомки рабов живут здесь с тех стародавних пор под владычеством своих ханов, выращивая в долине богатые урожаи и торгуя с монгольскими купцами, которые знают сюда дорогу.

Барлоу хлопнул в ладоши:

— Совсем забыл! Вы же голодны!

Брилл удивленно распахнул глаза, когда в комнату проскользнула стройная, закутанная в шелка девушка.

— А я думал, что видел ее во сне, — пробормотал он.

— Как видите, то был сон! — засмеялся Барлоу. — Эту женщину монголы похитили из китайского каравана и продали мне. Ее зовут Лала Цзу.

Китаянки никогда не привлекали Брилла, но эта девушка, несомненно, была красива. Ее раскосые глаза сверкали мягким огнем, черты лица были утонченными, а стройное тело в меру полным и гибким.

«Танцовщица», — почему-то подумал Брилл, с удовольствием уплетая еду, которую поставили перед ним.

Краем глаза он заметил, как девушка обняла Барлоу за шею и стала шептать ему на ухо что-то ласковое. Барлоу отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и жестом велел удалиться. Китаянка послушно ушла, согнувшись, словно от тяжкого горя.

— Хотите посмотреть город? — вдруг резко предложил Барлоу.

Брилл поднялся, презрительным фырканьем дав понять, что такой пустой вопрос по меньшей мере оскорбителен.

Когда они вышли из комнаты, он осознал, что пролежал в беспамятстве не один час: день был в самом разгаре.

Барлоу провел его через длинный ряд коридоров и вывел в открытый дворик, окруженный с трех сторон галереями, а с четвертой — низкой стеной. Подойдя к стене, Брилл увидел весь город, в центре которого на невысоком холме и стоял дворец. Город очень напоминал обычные восточные города с их рыночными площадями, домами под плоскими крышами, но, в отличие от тех городов, сиял чистотой и поражал богатством отделки зданий. Все дома были построены из белого мрамора, даже мостовые были мраморными.

— В этих местах богатейшие месторождения белого мрамора, — буркнул Барлоу, предвосхищая вопрос Брилла. — Я приказал горожанам привести в порядок весь город, когда стал ханом: не хотел, чтобы из-за грязи начались заразные болезни.

Отсюда Бриллу хорошо была видна долина, окруженная стеной отвесных скал. Кроме узкого прохода, по которому его сюда принесли, в отвесных скалах не было ни единой расселины. По долине текла река с зелеными берегами, радовавшими глаз после монотонной безжизненной пустыни. По всей долине пестрели сады, среди них стояли маленькие хижины, а овцы и коровы паслись до самых стен города. Город был не таким уж большим, но, судя по всему, плотно заселенным.

Жители в шелковых одеждах неторопливо шагали по улицам. Почти у всех были круглые, плоские, желтоватые лица с раскосыми мечтательными глазами. Эти люди показались Бриллу последними представителями расы, исполнившей свое предназначение, и спокойно и покорно ожидающими смерти.

Слуги Барлоу были совсем другого толка — худощавые, смуглые тонкинцы, неразговорчивые, напряженные, быстрые и опасные, как коты. Барлоу пояснил, что привез их с собой из Тонкина в дар Хору.

— Вам наверняка интересно будет узнать, как я здесь оказался, — заметил ученый. — В Америке я всегда чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Тамошние идиоты с их дурацкими законами постоянно совали нос в мои дела. Я давно знал об этом месте, и мне показалось, что оно идеально подходит для моих целей. Так и вышло. Мне тут никто не мешает, и я опередил самые дерзкие мечты западных ученых.

Человеческая жизнь здесь ничего не стоит; зато воля правителя значит все!

Брилл нахмурился, уловив подтекст.

— Вы хотите сказать, что экспериментируете на людях?

— А почему бы и нет? Мои слуги живут только для того, чтобы выполнять мои приказы, а подданные Хора считают меня жрецом Эрлика, бога, которому они поклонялись с незапамятных времен. Для них выполнение моих требований равноценно жертвоприношениям божеству. Я же приношу их в жертву науке!

— В жертву дьяволу! — возмущенно сказал Брилл. — Хотя бы мне не пудрите мозги. Вам нет никакого дела до прогресса человечества, вас заботят только собственные амбиции!

Барлоу беззлобно рассмеялся.

— Как бы то ни было, здесь, в Хоре, существует один-единственный закон — моя воля. И этот факт вам неплохо бы уяснить! Если я иногда и использую этих жирных дураков для своих опытов, во время которых они погибают, я же защищаю здешний народ от набегов монголов. Единственный путь в долину лежит через перевал, но раньше разбойники все равно прорывались сюда и разрушали все, что находилось вне городских стен. Рано или поздно они не оставили бы камня на камне и от самого города! Я же перегородил перевал электрической цепью и принял еще кое-какие меры. Это так напугало монголов, что они больше не осмеливаются приближаться к перевалу. Например, в куполе дворца у меня установлено устройство, за которое любой из сильных мира сего отдал бы целое состояние!

— Те большие пауки… — начал было Брилл.

— Еще одна моя работа. Сначала это были крошечные создания, населявшие пещеры в горах. С помощью науки я превратил их в плотоядных чудовищ. Все люди с осторожностью относятся к собакам, а монголы их боятся, независимо от того, какой вред могут нанести псы. Совершенствование собачьих пород было бы крупным достижением, но я пошел дальше, гораздо дольше. Я усовершенствовал пауков, а теперь занят разгадыванием самой сокровенной из тайн!

— Какой же?

— Тайны человеческого разума, собственного «я», души человеческой! Называйте как угодно, но именно это является первоосновой жизни. Слишком долго люди поверхностно занимались так называемыми оккультными науками. Пора по-научному углубиться в исследование сокровенных тайн, и я уже добился в данной области больших успехов!

— Ну вот что, — резко оборвал Брилл разговорившегося ученого. — Я прошел долгий и опасный путь, чтобы вас разыскать, считая, что вас взяли в плен живущие в этих горах туземцы. А теперь вижу, что вы их предводитель и остаетесь здесь добровольно. Но разве трудно было послать Глории хоть краткую весточку?

— Каким образом? — спросил Барлоу. — Никто из моих слуг не может выбраться отсюда живым, а доверить письмо монгольским купцам я не мог. Да и вообще, когда человек поглощен делом всей своей жизни, ему не до женщин.

— Даже если речь идет о его жене? — с негодованием спросил Брилл. — Что ж, я наконец-то вас нашел. А теперь ответьте: вернетесь ли вы со мной в Америку?

— Разумеется, нет!

— И что мне сказать Глории?

— Скажите все, что сочтете нужным. Вы наверняка найдете правильные слова!

Брилл сжал большие кулаки. Поведение Барлоу казалось ему неслыханным. Но не успел Брилл в запальчивости произнести неосторожные слова, как Барлоу сказал:

— Сейчас я покажу вам мое последнее достижение. Вряд ли вы поймете механизм его действия, а может быть, вовсе не поверите своим глазам. Но я не могу больше держать это в секрете! Я должен продемонстрировать свое открытие кому-нибудь из белых людей, хотя бы вам!

Шагая вслед за Барлоу обратно по коридорам, Брилл заметил, как чья-то тонкая рука отодвинула портьеру. На фоне темного бархата мелькнуло лицо Лалы Цзу. Она нежно посмотрела на Барлоу, но глаза ее гневно вспыхнули, когда она перевела взгляд на Брилла. Очевидно, девушке не нравилось его присутствие во дворце. Она, несомненно, понимала по-английски и подслушала их разговор, из которого поняла, что гость собирается увезти ее хозяина в Америку.

Барлоу остановился перед лакированной арочной дверью, к которой был прикреплен золотой дракон. Древняя дверь открывалась таким же древним, узорчатым ключом. Барлоу впустил Брилла в комнату.

Сводчатый потолок здесь был изукрашен золотом и инкрустирован слоновой костью. Голые стены из странного, слегка поблескивающего зеленого камня и такой же пол абсолютно не соответствовали представлениям Брилла об убранстве восточных помещений с их бесчисленными коврами и гобеленами. Окон в комнате не оказалось, но в куполе имелось достаточно отверстий, через которые проникал свет, тускло озарявший комнату. Единственным предметом мебели был атласный диван.

— Это комната великого Чингисхана. В нее он удалялся для размышлений. Лишь он один, когда был жив, входил сюда. После его смерти никто не переступал ее порога, пока не появился я! — торжественно произнес Барлоу. — Здесь он сидел и предавался мыслям, навеянным вином, опиумом и гашишем. Здесь мне впервые пришло в голову, что я совершил великое открытие. Все оставляет следы на окружающих предметах: виды, звуки, даже мысли, потому что мысль — материальная субстанция, невидимая лишь потому, что находится на ином уровне, чем видимая материя. Когда человек долго пребывает в помещении, он оставляет там следы своей личности, как нога оставляет след на глине или песке. Дерево, сталь, камень — все выступает в роли кинопленки и фонографа, навечно записывающих мысли, звуки и сцены. Но если в комнату входят другие люди, их следы тоже остаются там, накладываются друг на друга и превращаются в хаос. Естественно, некоторые материалы сохраняют следы дольше и лучше: так глина сохраняет следы лучше камня. Здешние стены обладают феноменальной способностью хранить невидимые следы. Нет камня более чуждого для Земли, чем тот, из которого сделана эта комната; думаю, ее построили из куска метеорита, упавшего в долину в незапамятные времена. Первые строители Хора использовали его для своих целей, и здешние стены хранят следы Чингисхана, хранят его мысли — и больше ничьи… Кроме, конечно, моих, но моего здесь так мало, что и говорить не приходится! Да, эти стены хранят все мысли, мечты и идеи, составлявшие личность великого завоевателя, и я проявлю картины, незримо запечатленные в них.

Брилл насмешливо фыркнул:

— Как? Помахав волшебной палочкой?

— Методами, которые я могу объяснить вам не более, чем дикарю из Конго можно объяснить телевидение, — невозмутимо ответил Барлоу. — Но сейчас я скажу то, что, может быть, поймете даже вы. Только новичку требуются механические приспособления для проведения физических опытов. Вот пример достаточно конкретный, чтобы даже вашему недалекому уму все стало понятно: мастер обходится без искусственных средств, он нуждается в них не более, чем атлет в костылях. Я развивал свою физическую энергию (использую этот термин за неимением более доступного), энергию, которая является нашей истинной жизненной силой. Сам мозг — всего лишь машина, которая излучает энергию, канал для ее выхода. Я открыл, как можно освободить эту сверхмощную энергию естественным путем, без помощи «костылей». Должен признать, что эксперимент, который я сейчас провожу, стал возможен лишь благодаря странному стечению обстоятельств и в конечном итоге зависит от чудесных свойств здешних стен. Некоторые люди являются медиумами, но неодушевленные материи, без сомнения, тоже могут выступать в роли медиумов.

— Но абстрактная мысль…

— Что такое любая личность, если не материальное существо, воплощающее мириады абстракций? Вселенная — это гигантская цепь, в которой каждое звено неразрывно связано с другим. Некоторые из звеньев мы узнаем с помощью наших внешних органов чувств, другие — только посредством различных приборов, да и то лишь в том случае, если они для этого достаточно совершенны. Я просто облекаю невидимое звено в форму, опознаваемую нашими органами чувств. Речь здесь идет лишь о превращении, о возвращении к базовым принципам. Мысли, в конечном итоге, касаются материальных предметов. Итак, сейчас вы убедитесь, что излучение мыслей, оставляющее следы на материальных предметах, может принимать форму, воспринимаемую нашими органами чувств. Смотрите!

Барлоу опустился на диван, оперся локтями о колени, уронил подбородок на руки и гипнотическим взглядом уставился на противоположную стену. В комнате произошли странные изменения: яркий свет потускнел, превратился в серые сумерки, по ровным стенам поплыли зеленоватые облака. Брилл в замешательстве огляделся. Он не мог отыскать ничего, что произвело бы такой эффект. Только голые, изменяющие цвет стены, тусклый купол над ними и застывший, как статуя, ученый на диване.

Брилл снова взглянул на стены. По ним бесконечной вереницей проплывали тени, бесформенные, туманные, быстрые. Иногда в тусклом свете проступали неясные человеческие фигуры. Потом все слилось в одно пятно, к которому был прикован гипнотический взгляд Барлоу. И в этом месте заблестело что-то зеленое, полупрозрачное, постепенно углубляясь и принимая некие очертания.

В глубине пятна улавливалось движение и волнение, слияние тусклых антропоморфных фигур. Потом по пятну проплыли тени, оно приняло более отчетливые очертания. Брилл подавил крик. Ему показалось, что он видит зеленое озеро, из глубины которого всплывает человек, приземистый гигант в шелковом халате. Одежда едва угадывалась, но лицо под бархатной шапочкой проступало все более отчетливо. Это было широкое, неподвижное лицо с раскосыми серыми глазами и щетинистыми усами, ниспадающими на широкие, тонкие губы. Это был…