Суровые испытания тайги

На самолёте прилетели в посёлок Верхние Гутары. Здесь наняли оленей и, навьючив их, отправились на вершины Саянских хребтов. Весь маршрут отрабатывался годами.

Перевал был засыпан приличным слоем снега. Многочисленные озёра оказались замёрзшими. Бескрайние просторы Саянских хребтов утопали в снежной белизне. Шли по тропе от Верхних Гутар до перевала сорок километров. Высотная отметка перевала более двух тысяч метров. Морозец с пронизывающим ветерком подгонял туристов. Затем появился хиленький кустарник, за ним последовал лес цепочкой вдоль берегов реки. Тропа устремилась на спуск в крутое заросшее ущелье по правому берегу реки Казыр. На противоположном берегу показалось огромное ущелье. Из этого ущелья вытекала шумная, бурлящая река Левый Казыр. Здесь тропа поворачивала на восток к посёлку Алыгджер. Теперь предстояло идти без тропы до охотничьей избушки. В каньон никогда не заглядывало солнце из-за рядом находящихся вершин: справа возвышалась гора Плохая с отметкой 2380 м, затем Пик Грандиозный — 2922 м, а слева Пик Триангуляторов — 2875 м. Через семь километров от устья Левого Казыра на высоком берегу увидели охотничью избушку. Здесь каюра с оленями отправили обратно, а сами начали заниматься подготовкой к сплаву по Казыру.

На поиски сухих кедров, их спиливание и изготовление плота ушло несколько дней. Последнее дерево удалось обнаружить очень далеко от берега. Парни стаскивали брёвна, а девчата носили сучья для дров в избушку. Плот в первом приближении был готов. Решили на завтра до обеда основательно сбить брёвна и после обеда отчалить в плавание. Вечером устроили прощальный ужин, в избушке натопили печь, поэтому становилось жарко, открыли настежь дверь.

Неожиданно раздался рёв и в проёме дверей появился медведь, он стоял на задних лапах. Громадное страшилище с открытой пастью пыталось просунуться и втиснуться в дверной проём. Брызги слюней из его разъярённой пасти летели в избушку. Артур забился в угол, Николай находился у печки, а девушки сидели с краю на нарах у самых дверей. Погасла свеча, закрепленная на кромке стола от пышущих горланных медвежьих вздохов. Избушка погрузилась во тьму. Всех охватил жуткий страх, боязнь и трепет. Мгновенная безысходность парализовала туристов, словно наступил конец света и нависла смерть.

Девичий визгливый крик перекрыл своей пронзительностью и писклявостью оглушающий медвежий рёв. Николай, сидевший около печки, отбросил раскаленную докрасна дверку, приставленную к пылающей печке, в сторону медведя. Огненное пламя с клубами чёрного дыма вырвалось из топки, озарив лучезарным светом маленькое помещение избушки. Медведь удалился, проявляя недовольство громогласным рёвом. Всё это происходило в считанные минуты, но страх испытали все четверо на всю жизнь. Николай вскочил и закрыл дверь, затем зажёг свечу. Девушки плакали. Вскоре наступила тишина. Все успокоились.

Через некоторое время у дверей возобновился медвежий рёв. Николай знал, что все звери боятся огня. Он надел перчатки, выхватил из печки горящую головёшку, открыл дверь и бросил в медведя. До самого утра медведь к избушке не приближался, бродил поодаль, издавая звериные звуки, чувствовалось, что его злость стала ещё сильнее.

Артём вслух начал анализировать, почему медведь появился в последнюю ночь их пребывания здесь, тем более, медведи уже залегли в берлоги, в тайге лежит снег. Вспомнилось последнее спиленное дерево, кедр оказался очень огромным, когда дерево упало, послышался грохот и треск от его огромной кроны, угодившей в густую поросль на противоположном склоне лощины. Очевидно, там была медвежья берлога. Оттуда донесся странный звук. Лесорубы притихли, прислушались, но никакого шума больше не последовало. Теперь стало понятно, что вершина кедра упала на берлогу, а хозяин тайги ещё не успел окончательно погрузиться в зимнюю спячку. Разгневанный медведь дождался темноты и решил разделаться с пришельцами, которые посмели выгнать его из зимней квартиры. Медведь в таких случаях становится жестоким и свирепым, превращаясь в людоеда.

Переполошенные туристы спать не ложились до самого утра. Решили при рассвете сбросить всё на плот и удалиться с этого проклятого Места. Как только начало светать, приоткрыли дверь, стали осматриваться. Снег оказался истоптанным медвежьими лапами до самого берега. Перепуганные путешественники побросали свои пожитки на плот и отчалили. Скорость воды этой горной реки очень быстрая, поэтому плот мгновенно умчался от берега с избушкой, вокруг которой бродил разъяренный медведь. В течение дня много раз попадали в мелководье, иногда выносило на отмель или на перекаты. Приходилось плот стаскивать с камней. Порою безудержно несло на гранитные утёсы, но опытные плотогонщики умело уходили от этих коварных преград.

За несколько дней одолели около сотни километров. Однажды перед сумерками из-за крутого поворота попали в бурный водоворот, поток со стремительным течением подхватил плот, он стал неуправляемым, его перевернуло и с огромной силой подбросило и ударило торцом о скалы. Плот разлетелся на отдельные брёвна, люди и вещи оказались в пенистой бурлящей воде. Люди впотьмах барахтались, пытаясь осилить круговорот и выплыть к противоположному берегу. Николай считался в группе самым опытным и был немного старше остальных. Он пытался кричать, надеясь услышать ответы, но громыхающий водоворот пенистой воды заглушал их голоса.

В конце концов три силуэта голов вырвались из кругообразной пены, а Кати не было. Коля и Артём бросились в стремнину, вскоре им удалось выловить девушку, но она была в бессознательном состоянии с окровавленной головой. Её быстро вытащили на берег и начали делать искусственное дыхание, в этом деле они все были прекрасными знатоками. Долгое время Катя не приходила в сознание, потом появились признаки жизни, и она ожила.

У Николая и Артёма оказались спички в непромокаемых упаковках, поэтому удалось развести костёр. Все продукты и вещи утонули. Всю ночь у костра сушили одежду. Катя почти пришла в нормальное состояние, но у неё появился сильный кашель. Очевидно, пока ей восстанавливали дыхание, она окончательно застудила лёгкие. Поднялась температура. Утром пытались двигаться по берегу, прошли первые километры, и Катя упала, потеряв сознание. Очевидно, давала о себе знать и голова, которую она разбила о скалы. Пришлось сделать носилки и пробираться по заснеженному берегу, стараясь не удаляться от водной части, хотя иногда скалы преграждали путь и приходилось углубляться в лесные просторы. Продвигались очень медленно. Голодные, обессилившиеся, они шли и шли.

Через неделю они наткнулись на большой дом, в виде барака. Это оказалась законсервированная на зиму геодезическая база партии. Благодаря Казырской партии, они и остались в живых. В доме удалось найти медицинские походные аптечки, кое-что нашлось из продуктов — это канистра растительного масла, фляга с мукой, несколько банок сгущённого молока и ещё кое-что по мелочи. Кроме того в партии было много экспедиционной одежды, спальных мешков, различных инструментов. На базе было заготовлено много дров. Лора приспособилась печь на печке лепёшки. Катя в сознание не приходила, хотя удалось сбить температуру, её сильно забивал кашель. На второй день парни обнаружили на складе упаковку с двухместной резиновой лодкой. Вот тогда и созрел план. Лора с Артёмом срочно плывут до ближайшей деревни, затем добираются до местных властей, вызывают родителей и на вертолёте вывозят Николая с Катей. Всё так и шло, но остановила на три недели непогода.

Наш вертолёт приближался к базе партии, летели над замёрзшим Казыром. Над базой вертолёт сделал несколько кругов, вокруг дома были протоптаны тропинки и даже имелась тропа на реку. Вертолёт долго не мог приземлиться, опасностью был снег метровой глубины. Бортмеханик выпрыгнул и погрузился по пояс в снег и начал отыскивать вариант для посадки. Наконец мотор задохнулся и нам разрешили выходить.

У крыльца в экспедиционной зеленой телогрейке стояла худенькая блондинка с огромными голубыми глазами. Подбежал отец, и они, крепко обнявшись, долго стояли молча, заливаясь слезами. Мы вбежали в дом. На куче спальных мешков лежал Коля с обмороженными ногами. Отец Николая был военный фельдшер, он осмотрел ноги и вымолвил: «У него началась гангрена, нужно срочно вывозить». Мы забрали больного, Катю и полетели в Абакан.

Катя рассказала, что Коля приспособился на реке ловить рыбу. Продалбливал во льду прорубь, спускал туда несколько метров от рыболовецкой сети и через несколько часов вытаскивал, в ячейках запутывалось по несколько штук рыбин, в основном хариус. Этой рыбой и питались целый месяц.

Неделю назад Коля провалился в прорубь и, пока поднялся на берег и дошёл до дома, пальцы ног обморозил.

Кашель у Кати Николай вылечил, нашёл на крыше дома много лечебных трав и ими излечил. Мы вспомнили, что в летний период на базе партии работала радистом Маша Головина, она постоянно заготавливала травы и ими вылечивала не только своего мужа-моториста Бориса Чичикова, но и многих работников экспедиции.

В больнице Николай пролежал всего неделю; затем он улетел в Ленинград, некоторые пальцы ног ему ампутировали.

В последующие годы мы несколько лет переписывались с этими семьями. Николай с Катей поженились в тот же год, а Лора с Виктором через год.

Из серии Забайкальских воспоминаний

Один из пяти братьев-геодезистов семьи Шаламовых Геннадий Николаевич Шаламов работает в Забайкальском предприятии более сорока лет. Я обратился к нему поделиться своими воспоминаниями. Недавно Геннадий Николаевич прислал мне их.

В этом сезоне планировались геодезические и топографические работы в районе от нежилого старательского посёлка им. 11 лет Октября, который находится на реке Китемяхта, вблизи посёлка Усть-Нюкжа, расположенного в устье реки Нюкжа, впадающей в р. Олёкма. Наблюдательная партия, которую возглавлял начальник Раевский Николай Николаевич, располагалась в п. Леонтьевском, рядом с Усть-Нюкжей, а топографическая партия находилась в п. им. 11 лет Октября.

Мы с другом и однокашником по институту Томиловым Геннадием Александровичем после распределения в этой экспедиции возглавили наблюдательные бригады. В этот сезон нам предстояло выехать с топографической партией в поселок им. 11 лет Октября, встретить там оленеводов с оленями (по одной связке) и выполнять наблюдения, продвигаясь в сторону Усть-Нюкжи. Добирался до базы состав топопартии и две наши наблюдательные бригады дружно и весело. До г. Могочи поездом, до п. Тупик грузовыми автомашинами и далее вертолётом.

У меня помощником был инженер Черняков Николай Дмитриевич и рабочий Старицын Валерий Иванович. Немного позднее, пока ожидали оленеводов, прилетел на организацию начала работ начальник экспедиции Масленников Геннадий Титович. К нашему удивлению, он привез дополнительно нам с Томиловым Г.А. еще двух помощниц из Дальневосточного госуниверситета для прохождения практики. В мою бригаду определил Лисову-Коньшину Валентину Ивановну, а Томилову — Шаховец Светлану Алексеевну. Оспаривать приказ начальника бесполезно.

В ожидании оленеводов с оленями я как-то взял тозовку и пошел поохотиться. Отойдя от базы на 2—3 километра, обнаружил согжоя (дикого оленя). Думаю, во что бы то ни стало нужно добыть и накормить свежим мясом товарищей. Охота прошла удачно, но когда стал осматривать трофей, к своему ужасу обнаружил, что у оленя особо подрезаны уши, то есть меченый. Все, думаю, где-то уже подошли оленеводы, а я застрелил их оленя. Скандал может быть крупным. Расстроенный вернулся на базу, рассказал Масленникову, но он успокоил, дал вездеход, сказал, чтобы аккуратно ободрал, замаскировал следы и вывез мясо. Так и было сделано. Проходит день, два, а оленеводов всё нет и нет. Уже и мясо съели, а их всё нет. Пришли они, наверное, только через неделю после этого случая. Я, конечно, успокоился и только потом, работая, осмелился поговорить с оленеводом об этом случае и не зря. Вместо возмущений он поблагодарил и похвалил меня за то, что завалил одичавшего быка-оленя. Оказывается, эвенки ненавидят и всячески стараются уничтожить отбившихся от стада и одичавших оленей-быков, так как во время гона они уводят из стада домашних оленей, особенно маток.

В сезоне этого года запомнилось еще два случая, и вот один из них.

Выполняя работы по наблюдению пунктов, перемещаясь в сторону п. Усть-Нюкжа, где-то на четвертом по счету пункте, в районе реки Китемяхта, случилось трудно объяснимое. Мы бригадой в составе: я, помощник Черняков Николай Дмитриевич, помощница Лисова-Коньшина Валентина Ивановна и рабочий Старицын Валерий Иванович в сопровождении оленевода продолжили путь на гору к пункту триангуляции 2 го класса. Оленевод, разгрузившись, ушёл с оленями вниз. Гора была невысокая, с очень красивой вершиной. Рядом с пунктом ровная площадка, заросшая ягелем, и достаточно редко росли кусты кедрового стланика. На пункте знак пирамида-штатив. Видимость была по всем направлениям. В общем, мечта наблюдателя. Определив центрировку с редукцией и отнаблюдав часть программы круговыми приемами, мы с помощницей Валентиной в палатке сели обрабатывать документы, а Николай с Валерой работали по хозяйству, варили ужин. Вечерело. Вдруг Николай, заглянув в палатку, кричит: «Медведь, медведь!» Но, думаю, очередной розыгрыш. Он любил разыгрывать Валентину, и я даже не обратил внимания. Но после повторного крика, посмотрев на его лицо, понял, что так не разыгрывают. Выскочив из палатки, к своему удивлению, увидел не убегающего медведя, а спокойно идущего прямо на нашу палатку. Валера Старицын уже схватил карабин и приготовился стрелять. Я, представляя, что значит раненый зверь, запретил пока стрелять (до медведя было еще метров 80). В первую очередь криком приказал Валентине, выглядывавшей из палатки через печное окно в крыше, чтобы срочно бежала к знаку, понимая, конечно, что это не спасёт, но хоть какой то шанс у неё будет. А мы, думаю, будем медведя отвлекать, убегая в сторону и применяя карабин. Валентина, конечно, и с места не сдвинулась, продолжала наблюдать, а мы стали громко шуметь, он остановился, посмотрел на нас как на дураков, подумав — «чего, мол, орете?» и продолжил путь в нашу сторону, не проявляя агрессивности. Я тогда отметил (и до сих пор в памяти осталось) естественную красоту таежного богатыря. Закат солнца освещал спокойно идущего огромного медведя. Его шерсть переливалась каким-то особым цветом, подчеркивающим красоту и здоровье этого великана. Но наслаждаться красотой было некогда. Оставалось ему дойти до нас метров 30—40. Валера не вытерпел, выстрелил из карабина, и медведь сел. Усиленно работая передними лапами, он пытался броситься на нас, но не мог. Я понял, что пуля попала в позвонок, и медведь теперь безопасен. Далее, уже спокойно, Валера продолжал стрелять, но пули как завороженные летели мимо. Ничего не понимая, я взял у Валерия карабин и, спокойно прицелившись, выстрелил. Та же картина. От каждого выстрела пули летели мимо. Достал патроны с трассирующими пулями — то же самое, летят, рикошетя от камней, но не в медведя. Бросил карабин, достал тозовку и только ей прекратил мучения медведя.

Позднее, изучая карабин пристрелкой по мишени (по развернутой газете) на расстояние порядка 15 метров, поняли, что выходное отверстие ствола до того разбито, что пули летели плашмя и даже в газету было трудно попасть. Ну, а на мой назидательный вопрос Лисовой, «Почему не убегала?», ответила: «А что бы он сделал со мной? Я бы залезла в спальник и все».

До сих пор не могу понять — почему медведь не убегал и до первого удачного выстрела не проявлял агрессивности, а спокойно шел на нас? Ну, а первое случайное и решающее попадание из карабина — это просто судьба.

Второй запомнившийся случай этого сезона произошёл где-то в августе. Работая тем же составом в районе реки Имангра, заканчивали свое задание. Оставалось отнаблюдать пунктов 5—6. Залабазив часть пока ненужного имущества и продуктов в середине участка, оставшихся для наблюдений пунктов, на берегу реки Имангра (горная с ущельями и водопадами река), налегке продолжили работу. Отнаблюдав очередной пункт, запланировали переход на следующий день. Проснувшись рано утром, с оленеводом решили дозаправиться свежей олениной, с охотой проблем не было, согжои кормились стадами по вершинам гор, спасаясь от гнуса. Взяв тозовки и отойдя от табора не более километра, добыли согжоя. День обещал быть ясным и теплым. Мы договорились, чтобы не терять время, с Черняковым возьмем инструменты, штатив, документы и с одним оленем пойдем на следующий пункт 3-го класса, начнем работу. А оленевод пока сходит за согжоем, потом завьючатся и с Лисовой и рабочим Старицыным подойдут к нам. Такое решение было принято потому, что день ясный, и следующий пункт находился на этом же чистом от зарослей хребте всего лишь километров в пяти. Теплое ясное утро подкупило нас. Всегда предусмотрительные, а в этот раз как загипнотизированные, быстро с Николаем завьючили оленя инструментами и необходимым снаряжением для наблюдений, в одних рубашках и даже не взяв «тормозок» (минимум продуктов), пошли на пункт. Переход был легким, дошли до пункта быстро. Поставили инструмент, определили элементы центрировки и редукции. И как-то незаметно, но довольно быстро небо затянулось дымкой, которая становилась все плотнее и плотнее. Мы сразу поняли, что начинается непогода и не на короткое время. Для горной местности это характерно, достаточно быстро появляется по всему небу плотная облачность, потом дождь, переходящий в снег. Так и получилось, успели отнаблюдать пару круговых приемов, как облачность закрыла соседние горы, закапал дождь. Мы с надеждой смотрели в сторону, откуда пришли. Но понимали, что по времени ребята должны были только завьючиться и выйти к нам. И нам нельзя выходить к ним навстречу, можно разминуться. Тревожно стало сразу же потому, что понимали — это горы, и в отличие от равнинной местности дождик идет в совокупности с плотным туманом. А у эвенков, даже опытных, чёткое правило — если туман и нет видимости, то никаких переходов, развели костер, соорудили типа шалашика из веток кедрового стланика и стали ждать. Промокшие, ни продуктов, ни одежды. Ждём час, два, три, нет ребят. Но надежда не угасает. Думаем, что, наверное, идут медленно, плутая в тумане. Но на исходе дня надежда всё угасала и угасала. Уже давали о себе знать пустые желудки. Решили подкрепиться рядом растущими грибами неизвестного для нас вида. Натолкали их в пустую консервную банку из-под тушёнки, оставшейся с прошлого года от строителей, поставили на костёр, поварили, покипятили и, с надеждой на вкуснятину, принялись трапезничать. Ничего не получилось, после первой же пробы чуть не вырвало. До того получилось противное, не соленое блюдо, что несмотря на голод, выбросили эти грибы не задумываясь. Откуда-то из тумана вынырнула сойка, сев в трёх метрах от нас на ветку стланика. Быстро и в то же время осторожно вытащил из-под себя тозовку, прицелился, руки не слушались, ходили ходуном, выстрел — и мимо. Впопыхах забыл сделать поправку за близкое расстояние. Конечно, на другой подобный случай рассчитывать не приходилось, да и охота в такую погоду невозможна.

А дождь все идёт и идёт, к утру перешёл в мокрый снег. Просидели еще сутки в рубашках у костра, голодные. Вместе с нами голодал и привязанный олень. Ждать дальше было бесполезно. Решили выходить к лабазу, где была и палатка двухместная, и печка из жести, и продукты. До лабаза было километров 20. Выход с картой по рельефу даже в плотный туман ожидался не сложным — по распадку до р. Имангра и далее вверх по течению до лабаза. Основная сложность — это обход прижимов по высоким горам. Но делать нечего, пошли. Взяли тоже голодного оленя и, с жалостью посмотрев на костёр, пошли по зарослям, обвисшим до земли от толстого слоя мокрого снега. Шли медленно, сначала обивая с веток снег, а потом, как говорят, буром. Дошли до р. Имангра, и нам повезло, река ещё не разбушевалась, очевидно, из-за того, что снег активно ещё не таял. Шли вверх по реке, обходя прижимы по бродам. Ослабленных от голода, и главное, от холода, вода чуть не сбивала с ног. На одном из перекатов я оглянулся на Николая и не узнал. Осунувшийся, с тёмными, Даже чёрными кругами вокруг глаз, потухший взгляд. Я спросил, может ли продолжать поход, и что с ним? А он мне в ответ, а ты думаешь, что лучше выглядишь? Такой же Кощей. Поддерживая друг друга разговором, хотя это трудно давалось, подумали, что по приключенческому рассказу сейчас бы зарезали оленя, наелись и прекрасно бы переждали непогоду. Но на деле совсем не так. У нас даже такой мысли не возникло. Просто наступила какая-то апатия, безразличие ко всему. Голод и холод притупились. Как дошли до лабаза, как поставили палатку с печкой, как затопили и легли спать ни я, ни Николай не могли вспомнить. Проснулся от дыма в палатке. Привстал, вижу горит моя рубашка, поставленная для сушки на палочки возле печки. А в карманчике той рубашки лежали три патрона к карабину, носил весь сезон, чтобы на всякий случай под рукой были. Успел затушить и снова как убитый заснул.

Проснулись, когда уже разведрело. Появилось солнце. Олень пасся на длинной веревке (сообразили и оленя не оставить голодным). Завьючив кое-каким имуществом и, конечно, продуктами, вышли к пункту, уже более прямым путем. Бригада в полном составе уже была на пункте. Как мы предполагали, так и получилось: несмотря на уговоры Валерия и Валентины, продолжать переход в тумане оленевод не стал. Может быть, это и к лучшему. Ещё один случай.

Полевой сезон в разгаре.

Бригада по наблюдению пунктов триангуляции 2, 3 классов в составе, исполнитель — я, Шаламов Геннадий, помощник — Жемчужников Вячеслав, рабочий — Киреев Александр и семья (муж с женой) оленеводов выполняли работу по правой стороне реки Олёкма, севернее п. Усть-Нюкжа, в районе рек Тунгурча и Тунгурчакан. Это было продолжение объекта прошлого года.

Для ускорения работ организацию переходов решили делать таким образом — переходим всем составов бригады в район 2-х ,. 3-х пунктов, затем налегке с двумя-тремя оленями обходим и отрабатываем ближайшие пункты триангуляции. Закончив всю необходимую камеральную обработку по этим пунктам, делаем следующий переход.

В этот раз мы с Жемчужниковым, оленеводом и тремя оленями во второй половине дня вышли на ближайший пункт. В этом сезоне мне посчастливилось: у оленеводов был крепкий, здоровый и очень спокойный вьючный олень, и я без опаски перевозил на нём высокоточный инструмент ОТ-02. В конце сезона я убедился, что на нём перевозить инструмент было даже надёжней, чем переносить на себе.

Оленевод взял с собой тозовку, двух своих охотничьих хороших собак, а у меня с собой был револьвер (на этот раз я не стал брать тот раз битый карабин, а других не было). Подходя к подножию горы, на которой находился пункт, мы вдруг услышали впереди раздирающий душу детский плач. Ничего не поняв, мы автоматически бросились, чуть не бегом, к тому месту, откуда донесся этот вопль. Подбежав, сразу поняли: одна из собак держала в зубах совсем еще маленького кабаржонка. Бросив оленей, отобрали его, но было уже поздно. Сели втроем на валежину, держа в руках бездыханное тельце, погоревали… Ну а собак за что ругать? Погода стояла хорошая. Сидели отдыхали, олени стояли рядом не привязанные (впопыхах забыли привязать). Местность достаточно заросшая лиственницей и кустарником. Мы сидели на полянке, на валежине, а сзади нас, со спины, метрах в пяти круто начинался подъем, тоже заросший кустарником. Посидев минут пять, уже решили продолжить путь, как вдруг услышали со стороны горы треск кустарника. Оглянувшись, увидели в просветах между кустами к нам под гору с бешеной скоростью несется медведь. Ничего не понимая, но раздумывать было некогда, я выхватил револьвер, а оленевод тозовку и залпами давай палить в медведя, который был уже у нас под ногами. А если сказать точнее, то не медведь, а крутящийся комок из медведя и собак. Они смело бросились на него, преградив его бросок на нас (он нас мог подмять, летя с крутой горы по инерции). Стреляли, конечно, стараясь не задеть собак. Я израсходовал полностью обойму, и оленевод успел выстрелить из тозовки раза четыре. Медведь с какой скоростью напал на нас, с такой же и метнулся от нас в заросли кустарника, вырвавшись от собак. Поняв, что крепко ранили зверя, мы с оленеводом в азарте бросились за ним в погоню. Пробираясь сквозь заросли кустарника по кровяным следам, только метров через 50 одумались — зачем же мы это делаем, ради чего так рисковать жизнью. Даже собаки и те оказались умнее, не стали преследовать крепко раненного зверя в такой чащобе. Вернувшись, с удивлением отметили, что олени как стояли, так и стоят, очевидно, даже не успели испугаться, так все быстро произошло. И только когда мы стали уже спокойно анализировать этот случай, поняли, что медведь не на нас нападал, а очевидно, бешено мчался на крик кабаржонка. Успокоившись, пошли дальше на пункт. Все обошлось, даже, к счастью, собаки не пострадали, по крайней мере выглядели бодро.

Поднявшись на пункт, подъём был около километра, развьючились, поставили инструмент, приготовились к работе и только тогда я заметил, что сумки-то офицерской с картами нет. Вспомнил, что когда сели отдыхать на валежину, я её снял и положил рядом, а надевать точно не надевал. Зная, что такое потерять секретные карты, не раздумывая, побежал вниз к месту схватки с медведем. Быстро пройдя полпути (уже вечерело), как-то становилось неуютно одному. Вытащил из кобуры заряженный револьвер, замедлил скорость спуска с горы, оглядываясь по сторонам. Я понимал, что тяжело раненный зверь не должен вернуться к месту сражения, должен где-то в зарослях, куда убежал, отлеживаться. Но все-таки, думаю, осторожность не помешает. В общем, все обошлось благополучно, сумка с картами спокойно лежала на валежине. Я с радостью перебросил её через плечо и уже без опасений, засветло, вернулся на пункт.

Разбойничья избушка

В своих воспоминаниях я уже упоминал, что работая в должности Начальника партии в горно-таёжных районах, приходится постоянно находиться в маршрутах. По положению, начальник партии обязан один раз в месяц побывать в каждой бригаде. Для посещения некоторых бригад требуется времени не менее недели. В этот раз мы с Егорычем пробирались в студенческую бригаду, которая работала в хребтах Академика Обручева. Когда-то Герой Социалистического Труда В.А. Обручев занимался исследованием этих хребтов, поэтому его именем и названы эти хребты. Наша задача создать подробную карту на этот удаленный горно-таёжный регион.

Мы шли по тропе, проложенной по берегу горной реки Серлиг-Хем, впадающей в реку Большой Енисей. Эта река берёт начало из нескольких горных озёр. Мы договорились с бригадой встретиться у самого большого озера Ак-Аттыг-Холь. Высокогорное озеро Ак-Аттыг-Холь вытянулось по ущелью на семнадцать километров. Наши лошади, тяжело навьюченные продуктами для бригады, медленно поднимались по горной крутой тропе, отбиваясь от назойливых мух и всякой летающей мрази.

Бригада должна ожидать нас в избушке, которая находится в нижней части озера. Егорыч называет эту избушку разбойничьей и обещал мне рассказать любопытную историю про эти загадочные места, но после того, как мы туда доберёмся. Ему здесь приходилось бывать много раз, но это было очень давно. Егорыч шёл впереди, словно горел желанием скорее добраться до избушки.

Тёмно-зеленый кедровый лес перед озером уступил место панораме альпийских ковровых лугов. Эта низкотравная долина с кустиками черники распространилась на юг до самых подножий хребтов Обручева. Мы пришли удачно. Бригада только, что появилась, спустившись с гор. Как обычно, в первую очередь все набросились читать письма, газеты, журналы. После прочтения писем, можно сразу по лицам определить, у кого из дома поступили хорошие вести, а у кого неважные. Оставшиеся полдня я занимался со студентами. Просматривал журналы измерений, оформленные аэрофотоснимки, отдешифрированные фотосхемы. У студентов появилась проблема: отпотела оптика у теодолита в горах, пришлось разбирать теодолит, а работа эта филигранная.

На следующий день я со студентами отправился в горы проделать некоторые измерения и устранить появившиеся вопросы в бригаде в процессе наблюдений. Возвратились с гор поздно вечером. Егорыч наловил рыбы в озере, по его словам, она кишмя кишит. Наварил ухи, нажарил рыбы и запёк в золе, он в этих делах большой мастер. Студенты были очень довольны.

На следующий день мы отправили бригаду в горы, а сами стали собираться к отъезду. Груза у нас не было, поэтому мы готовились в обратный путь ехать верхом на лошадях. Два дня у меня не было времени расспросить Егорыча о появившихся у него проблемах, заметив, что он несколько раз лазил на крышу избушки. Он и перед отъездом вновь полез туда, словно что-то потерял там.

Егорыч рассказал мне любопытную историю из своей жизни. Это случилось давно в этих местах. Ехал он один верхом на лошади по песчаному берегу небольшой реки по ту сторону этого громадного озера и вдруг видел в заводи стаю плавающих уток. Он выстрелил в них из своего дробовика, утки улетели, а две застреленные остались. Егорыч привязал их к седлу и уехал. Вечером у костра стал потрошить дичь и обнаружил в зобу желтые металлические тяжелые крупинки, у второй утки было тоже самое. Егорыч сложил и увязал всё содержимое в носовой платок. В зимний период он сумел добыть азотную кислоту, знал от золотоискателей, что если не почернеют сверкающие крупинки в кислоте, значит это чистое золото. Предположение его подтвердилось.

Егорыч рассказал своему близкому другу, и они летом пешком отправились к заветной реке, предварительно подготовились, тем более Егорычу приходилось бывать на приисках, и он подолгу наблюдал, как старатели всё это делают. Целый месяц друзья занимались добычей золота. Азарт появился необыкновенный, работали с тёмной и до тёмной. Намыли приличные узелки и радостные отправились восвояси. Проходя мимо этой избы, заметили, что в неё кто-то поселился, решили обойти дальше, чтобы не встречаться с посторонними людьми, имея при себе драгоценные узелочки.

Неожиданно на них набросилась собака, из дома повыскакивали мужики с ружьями в руках. Отобрали ружье, все перетряхнули и забрали узелки с золотом. Друг Егорыча упал на колени, рыдая, стал упрашивать, сказав, что дома в деревне остались пятеро голодных малолетних детей. Разбойники сжалились, возвратили ружьё без патронов и отсыпали пару напёрстков золота. Когда уходили от избушки, Егорыч обратил внимание, что мужик с узелком полез на крышу.

В дальнейшем Егорыч слышал, что милиция выловила и их осудили, поэтому Егорыч не может уняться, считает и уверен, что всё награбленное золото затаилось в этой разбойничьей избушке, тем более, что они отбирали золото и у других золотоискателей. В те годы золотодобытчиков на здешних реках и в горах промышляло огромное количество. Постепенно золотые запасы иссякали, и старателей становилось всё меньше и меньше.

Много времени прошло с тех пор. Изба эта — немой свидетель многих тайн. Наверняка, в ней затаились узелки с золотой россыпью и слитки, возможно, когда-нибудь они попадут под случайную находку, а вероятнее всего останутся навечно достоянием этого таёжного края. Егорыч уже был один раз в жизни свидетелем редчайшего дорогостоящего тайника. В Селе Шушенском снесли церковь, в то время такие мероприятия осуществлялись во многих деревнях. Кстати, в этой церкви венчались В.И. Ленин с Н.К. Крупской во время пребывания его в сибирской ссылке. Без венчания брак считался недействительным, и она не имела права проживать с ссыльным. После того как церковь снесли, школьники разравнивали площадку для строительства молодёжного клуба и в земле наткнулись на кованый железный ларец, вскрыли и увидели, что он наполнен золотыми монетами.

В разбойничьей избушке Егорычу удалось обнаружить некоторые улики, подтверждающие, что здесь хранилось золото. Он нашёл на крыше за верхней балкой, у конька, около печной трубы, узелок, перевязанный тесьмой, но он оказался пустым, материал был истлевшим, возможно, сквозняком разнесло все крупинки. Несколько золотых крупинок сохранилось под тесьмой в подтверждение, что здесь находилось золото.

Егорыч стал уговаривать меня поехать на ту заветную реку, хотелось ему взглянуть на тот золотоносный песок, который часто снится ему по ночам. Возможно, Егорыч думал, что река намыла золото, или ностальгия по былым драгоценным местам, а, вероятнее всего, не давала покоя тоска по утраченному золоту. Я согласился, тем более, туда имелась прекрасная тропа, почти до самой той небольшой речушки. Ехали быстро. Егорыч, торопясь, ехал впереди. Альпийские луга давно уступили место густым зарослям высоких деревьев с преимуществом кедров. Спокойная озёрная гладь постоянно подвергалась всплескам играющей рыбы. Кое-где у берегов суетливо ныряли утиные выводки и проплывали с благородной осторожностью величественные белые лебеди. А по берегу прохаживались беспокойные длинноногие журавли. Царила тишина и спокойствие, лишённое тревог и забот.

Когда подъехали к заветной реке Егорыча, то его охватило разочарование. Он поник, съёжился. Слез с лошади, поковырял носками кирзовых сапог разворошённую землю, затем присел, покопошился пальцами рук в рытвинах, промытых водой, и долго сидел молча, грустно вглядываясь в окружающие терриконовые отвалы.

Кто-то после их капитально переворошил весь песчаный берег, и он превратился в толстый слой ила. Илистый берег стал для Егорыча совсем неузнаваемым. Мы развернули лошадей и молча поехали обратно.

Медвежья свадьба

Работая в Новосибирском предприятии в должности бригадира, а затем начальника партии, мне часто приходилось выполнять геодезические измерения на пунктах триангуляции, которые строил Николай Григорьевич Гриценко. У него был отработан свой строительный, точнее архитектурный, почерк. Ни один десяток лет посвятил он возведений этих красавцев. Ему обычно давали строить самые высокие знаки, соответственно они были и самые опасные, высотою в десятиэтажное, а иногда и пятнадцатиэтажное здание. Всё это возводилось вручную. В тайге, на вершинах гор, поднимались один за другим новенькие, сверкающие деревянные гигантские геодезические знаки.

Мне приходилось с Николаем встречаться на различных совещаниях, на технической учёбе, однажды случайная встреча состоялась даже в тайге. Он мне в тот раз так и не дорассказал о медвежьей свадебной процессии, которую ему довелось увидеть и прочувствовать до седины волос на голове, чуть-чуть его труп в тот раз не оказался растерзанным, мог бы угодить на брачное медвежье застолье.

Недавно мне передали воспоминания о Н.Г. Гриценко, которые сумела сохранить в своей памяти Валентина Ивановна Замятина. Ей пришлось много лет работать в таёжных полевых условиях, приходилось видеть уйму всяких приключений, но этот случай, по её словам, заслуживает особого внимания.

Получив задание, бригада строителей геодезических знаков под руководством Н.Г. Гриценко прибыла в высокогорный, таёжный район Алтая. Объект находился в зоне государственного заповедника — в краю непуганых зверей. В таёжной деревне Фыкалка начинался маршрут вьючного каравана. Лошадей завьючили тяжёлым оборудованием, продуктами, инструментами. Караван медленно продвигался по крутой горной, извилистой тропе, проложенной по берегу реки Белая. Бригада двигалась молча. Шли к Маральему озеру, недалеко от него, на вершине горы, должны построить геодезический пункт триангуляции. Впереди шёл бригадир, он часто открывал полевую сумку, вглядывался в топографическую карту, сверяя путь движения. Снизу доносился шум перекатов бушующей горной реки. Всё отчётливее стали попадаться медвежьи следы, Николай шёл молча, не говоря об этом даже своему десятнику, который следовал с лошадью за ним.

К месту стоянки, к Маральему озеру, пришли поздно вечером. Расседлали лошадей, установили палатки, разожгли костёр. Поужинав, все рано улеглись спать, дневной переход подъёма в горы оказался очень тяжёлым.

Рано утром Николай ушёл в разведку, тропа закончилась, нужно отрекогносцировать подход к вершине горы, на которой предстояло построить знак. Бригадир так проделывал всегда, потому что с огромными вьюками на лошадях не пройти без предварительной прокладки маршрута. С собой геодезист взял топор, полевую сумку с картой и бинокль. Хотел подготовить путь хотя бы на ближайшие пару километров. Он шёл, отмечая по карте свой путь и делая двухсторонние затёсы топором на стволах деревьев, чтобы легче продвигаться каравану навьюченных лошадей и чтобы не сбиться с маршрута, кроме того Николай срубал кусты и поросль, мешающую в движении.

В течение часа бригадир продвигался в сторону горы, делая метки, оглядывался, всматриваясь в видимые затёсы, поглощённый работой он уходил всё дальше и дальше. Начинался крутой подъем, геодезист избегал крутизну методом лавирования, зная, что лошади не смогут осилить отвесный подъем, поэтому приходилось продумывать зигзагообразный путь.

Вдруг Николай почувствовал, что его кто-то преследует, идёт по его следам. Он остановился, стал прислушиваться в течение нескольких минут, тишина стояла абсолютная, начал всматриваться в кустарниковую поросль, но никого не обнаружил. На душе становилось тревожно. Он понимал, что запланированный объем пути он давно уже сделал, пора возвращаться в лагерь, но наступила какая-то настороженность для возвращения. Он решил продолжить движение вперёд, тем более лесная зона скоро должна закончиться и начнется каменистый подъём. С негодованием он присматривался ко всем кустам, мимо которых проходил, поднимаясь в гору, продолжал делать затёсы, громко стал стучать топором по стволам деревьев. Встревоженный близостью невидимого спутника, он ускорил шаги, решил скорее миновать лесную зону, тем более, показались просветы.

И вдруг снизу раздался оглушительный рёв медведя, полный угрозы и вызова, далеко разносившийся среди безмолвной таёжной тишины. Только теперь Николай пожалел, что не взял карабин, посчитал, что он будет мешать делать затёсы да и груз лишний. Николай решил ускорить шаги, скорее выбраться из густых зарослей. Внизу вновь раздался оглушительный гортанный рёв. По спине побежали мурашки, сердце замерло, он стал прислушиваться к малейшему скрипу. Впереди предстал открытый каменистый склон. За многие годы экспедиционной жизни Николаю приходилось сталкиваться с медведями, но всегда всё обходилось мирным путём. Медведь обычно старается не встречаться с человеком, он владеет прекрасным чутьём и уклоняется от встречи.

Уйдя на небольшое расстояние от леса, Николай стал смотреть в бинокль, осматривая кромку леса, переходящую в редколесье и вдруг он увидел вышедшего из леса огромного тёмно-бурого медведя. За ним вышли ещё три медведя. Геодезист понял — это процессия медвежьей свадьбы. Николай, очевидно, нарушил их брачное уединение. В этот период они уходят в самые дремучие места, скрываясь от посторонних глаз, и вдруг в этом таинственном месте появился человек совсем некстати.

Николай понимал, что эта встреча для него смертельно опасная и даже карабин в таком случае ему едва ли бы помог. «Неужели смерть меня настигнет на этой горе?» — говорил себе Николай. Такого страха он никогда не испытывал. Положение было безвыходным.

Разъярённые медведи двигались быстро и бесшумно в сторону одинокого Николая. Глаза их сверкали холодным блеском, а из открытых пастей торчали белые клыки.

Впереди высилась снежная гора, испещрённая промоинами, расщелинами по всему северному склону. Геодезист решил продвигаться к обледеневшей вершине, назад путь отрезан. Он пытался бежать, не хватало сил и дыхания. Стая уверенно приближалась к человеку, увеличивая скорость, злобно рыча и фыркая. Положение становилось критическим. Четыре громадины находились совсем близко. Гибель становилась неизбежной.

Николай вспомнил про спички, снял шапку, вытащил из неё вату, поджег её и бросил горящую шапку в сторону брачной процессии. Медведи начали обнюхивать, а затем проявили недовольство к едкому запаху и приступили её разрывать. Геодезист увидел приостановку преследования, воспользовался их замешательством и стал продвигаться к снежным расщелинам. Медведи, разорвав шапку, вновь направились в сторону Николая. Теперь он снял фуфайку, зажег её и швырнул хищникам. Очевидно, им очень не нравился тлеющий дым, они осторожно терзали горящую одежду и с фуфайкой провозились сравнительно долго, тем самым отвлеклись от погони. Николай успевал в это время уходить всё дальше и выше. Он выбирал самые крутые места, создавая неудобства им для подъёма.

Изорвав фуфайку, они с большим усердием устремились к человеку. Николай снял рубашку, майку, зажег их и бросил, каждая дымящая вещь задерживала их хоть на какое-то мгновение, оттягивая на некоторые минуты от растерзания. А в эти минуты Николай успевал оторваться от свадебной свиты на несколько очередных метров. Затем геодезист бросил кирзовые сапоги и портянки, но без дымного эффекта медведи отвлеклись совсем на короткое время. Они подступали совсем вплотную. Николай сбросил с себя брюки, запалил их и швырнул в стаю. Раздался злобный недовольный рёв. Они начали терзать последнюю одёжку, тем самым отвлеклись от погони. Николай за это время успел добраться до ледникового гребня вершины, перевалил на другую сторону и бросился вниз.

Разъяренные медведи шли по следу человека, преследуя его, затем приблизились совсем на близкое расстояние, и вдруг человек исчез, их охватило бешенство. Среди голых скал и снежных уступов было вновь пустынно.

Бригадир бежал вниз по крутому склону. Неожиданно он почувствовал, что летит вниз, увлекая снежную лавину, которая гигантской стеной обрушилась и устремилась в бездну. Наконец он открыл глаза, несколько мгновений лежал неподвижно, с трудом соображая, где он находится. Николай испытывал тяжесть и только теперь понял, что засыпан огромным слоем снега со льдом и с щебнем. Вспомнил о своём полёте, боялся пошевелиться, опасаясь, что переломал руки и ноги. Через некоторое время удалось высвободить руки из снежной массы, они были исцарапаны до крови, но двигались нормально, затем он начал разгребать снег с туловища и с ног. Не давала покоя ноющая боль в голове, очевидно, был сильный удар по голове.

Находясь в глубокой снежной расщелине, геодезист осознал, что он находится вдали от медвежьей своры, здесь, в узком ущелье, они его не обнаружат. Спасла его от растерзания природная стихия, снежный обвал. Хотя он подолгу прислушивался, зловещие звуки не доходили. Разбушевавшаяся звериная орда осталась по ту сторону горы, у них продолжается свадебный обряд, они успокоились, что человек исчез и не является помехой для их свадебного шествия и интимных отношений.

От холода и нервного состояния Николая бросило в дрожь. Находясь в одних плавках, только сейчас он почувствовал леденящее состояние. Ноги подчинялись с большим трудом, он начал карабкаться, поднимаясь вверх к вершине, цепляясь руками и ногами за снежные и каменистые выступы. Он долго пробирался к вершине, а перед глазами постоянно всплывала медвежья погоня, он невольно оглядывался и, успокоившись, поднимался вверх.

Поднявшись на вершину, Николай долго смотрел в сторону своей разбросанной одежды и присматривался к кустам и лесной зоне, убедившись, что медведи окончательно исчезли, исполнять свой задуманный ритуал, геодезист отправился к своему лагерю. Сапоги остались почти не испорченными, кое-что осталось от брюк и фуфайки. Становилось совсем холодно, поэтому Николай натягивал на себя даже небольшие обрывки от изодранной одежды, чтобы обогреть голое исцарапанное тело хотя бы чуть-чуть.

Бригадир шёл быстро, чтобы согреться, это ему удавалось.

В лагерь Николай возвратился поздно вечером. Бригада находилась в недоумении. Их бригадир высокий, стройный крепкого телосложения облачился в одежду первобытного человека. Бригадир рассказал, как он попал на медвежью свадьбу и как ему повезло, что оборвался и погрузился в снежный обвал.

Рабочие обнаружили, что у бригадира на лице появилось непроизвольное нервное подёргивание мышц у левого глаза, но этот нервный тик через несколько дней исчез. Бригада с тревогой восприняла сообщение о медвежьей свадьбе, ведь завтра предстояло подняться на эту вершину и построить геодезический знак. В маршрут на эту гору двинулись очень осторожно, бригадир шёл впереди по затёсам, держа в руках карабин, замыкали караван два рабочих, они шли с ружьями, заряженными пулями. С медведями встретиться не пришлось, очевидно, они удалились в более таинственные дремучие заросли.

С тех пор Николай в одиночку из лагеря никогда не уходил, а если уходил, то обязательно брал с собой карабин.

Полевой сезон закончился благополучно, и все живые и здоровые возвратились домой в г. Новосибирск, только у Николая осталась седая прядь на голове на всю оставшуюся жизнь.

Лесной пожар

Закончился полевой сезон. Все партии и бригады съехались на базу экспедиции в г. Минусинск. Возвратились даже бригады, работающие на автомашинах в степях Хакасии и Тувы. Задерживался по каким-то причинам начальник Кизирской топографической партии Н.А. Покакаев со своим радистом Н.П. Киргинцевым, хотя все бригады из этой партии прилетели, их вывезли вертолётами. Последние прилетевшие бригады сетовали на погодные условия, объясняя, что их начальник застрял в тайге из-за плохой погоды.

Шли дни, а начальник Кизирской партии не появлялся. У руководства экспедиции появилась тревога из-за того, что радист Киргинцев не выходил на радиосвязь. Начальник экспедиции О.А. Дроздов уехал в аэропорт с целью вылететь вертолётом в Кизирскую партию, выяснить причину срыва радиосвязи и вывезти начальника с радистом. Вылет каждый день переносился из-за установившейся пасмурной погоды. В такой глубокий осенний период, в этих таёжных регионах предгорий Саянских хребтов трудно дождаться лётной погоды. Иногда целыми неделями вертолёты в воздух не поднимаются.

Наконец на небе появились просветы, но погода была ещё неустойчивой. Вылет разрешили с условием без задержки на Кизире. Начальник экспедиции летел с намерением дать встрёпку обоим Николаям за срыв радиосвязи. Оба опытные профессионалы, участники Великой Отечественной войны. Дома ждут их семьи. Дроздов смотрел в иллюминатор на унылую тайгу. Лиственные деревья сбросили с себя последнее летнее одеянье, устлав землю нарядным разноцветным ковровым покрывалом с преобладанием яркой желтизны. Покачивались оголённые помрачневшие серенькие деревья от порывов пронзительных холодных ветров, они приготовились к длинным зимним морозам. Потемневшие ручьи и реки отдавали леденящим свинцовым отблеском. Ещё сильнее ощетинились перед зимой тёмно-зеленые ели, пихты и кедры. Вертолёт пересёк трагическую реку Казыр в районе Верх. Казырской заимки и повернул к Кизиру в сторону базы партии. Лететь оставалось совсем немного. Из-за низкой облачности вертолёт летел по ориентиру чётких наземных контуров. Миновали огромное озеро Тиберкуль, затем каскад небольших озёр, и вертолёт начал сбрасывать высоту.

Открылась панорама Кизирской долины. Вдруг Дроздов увидел многокилометровое чёрное пространство в округе реки Кизир. Лесной пожар уничтожил тайгу там, где располагалась база партии. Начальник экспедиции схватился за сердце, предчувствуя большую беду. Чёрные обгоревшие стволы деревьев торчали, как обугленные спички. Становилось страшно смотреть на мёртвую сгоревшую тайгу. Дом, в котором базировалась топографическая партия, сгорел полностью, вокруг ни души. Выгоревшая тайга встретила вертолёт в угрюмом состоянии. Вертолёт приземлился на вертолётную площадку, командир сообщил, что мотор выключать не будет, погода портится, приказано срочно возвращаться. Дроздов бежал к месту, где был дом, выстроенный два года назад, в котором он много раз бывал. Пробегая мимо бывшей бани и склада, увидел, что они сгорели дотла. На месте огромного деревянного дома лежала груда обгоревших брёвен. У завалинки, где находилось крыльцо, Дроздов увидел труп Палкана, любимой собаки не только этой партии, но и всей экспедиции. На глазах начальника навернулись слёзы. Дроздов пытался раскопать, где находилась радиостанция и сейф с секретными материалами рядом с кроватью начальника партии, но проливные дожди спрессовали золу, угли, сажу с обгоревшими обломками брёвен, поэтому раскопками нужно заниматься капитально. Вертолёт подавал позывные, нужно взлетать, заморосил дождь.

В расстроенном, озабоченном состоянии, не обнаружив своих работников, начальник экспедиции сел в вертолёт и схватился за сердце. Изо рта и носа хлынула кровь. Наступило обморочное состояние, он свалился на пол, потеряв сознание. Бортмеханик уложил руководителя на пол вибрирующего вертолёта, вытер окровавленное мертвецки бледное лицо и доложил командиру. Второй пилот выскочил из кресла, вынул из бортовой аптечки нашатырный спирт и стал смоченным тампоном прикладывать к носу. Дроздов очнулся, посмотрел на лётчика и вновь отключился, закрыв глаза. Постепенно он стал отходить. Экипаж не знал, да и в экспедиции редко кто знал, что у бывшего солдата в груди осколок военных лет, который в таких трагических случаях давал о себе знать.

На следующий день начальник экспедиции отправил в Кизирскую партию инженера по технике безопасности В.Б. Звонака с группой топографов, которые целый день занимались раскопками. Привезли обгоревшую радиостанцию, сейф с документами. Трупы найти не удалось. Специалисты по пожарным делам объяснили, что трупы нужно искать поодаль от дома, наверняка они, увидев лесной пожар, попытались убежать и, конечно, где-то задохнулись от дыма и сгорели. В тайге выпал снег.

Это событие в экспедиции обрастало слухами. Жены сгоревших работали тоже в экспедиции с давних пор. Дети учились в начальных классах. Жёны каждое утро приходили на центральную радиостанцию к В.Г. Бархатову с вопросами, когда прилетят их мужья. Начальник радиослужбы объяснял, что задерживаются из-за плохой погоды. Действительно, шли затяжные дожди, иногда переходящие в снег. Римма и Ирина сами помногу лет проработали в поле, поэтому понимающе относились к погодным условиям.

Семьям решили не говорить, пока не найдутся трупы. В камералке женщины шептались со слезами на глазах, поглядывая в сторону Риммы й Ирины. Проговорился кто-то из детей. Жены вбежали в кабинет Дроздова со слезами, рыдая, подняли шум, что все скрывают о гибели их мужей. Обе вдруг замолкли, увидев льющуюся кровь изо рта и носа своего любимого начальника. Дроздов потерял сознание, повалился, не успев вымолвить ни единого слова. Его на машине скорой помощи увезли в больницу. Главный инженер С.Д. Любивый вынужден был рассказать всю правду рыдающим женщинам, объяснив, что не хотели травмировать семьи до полного выяснения всех дел. На Кизир приготовилась лететь комиссия с представителем прокуратуры, но ожидали устойчивой лётной погоды.

Однажды в экспедиции появился исхудавший Киргинцев. Сбежались все полевики и камеральщики, его обнимали, тискали. Женщины целовали. По натуре он немногословный, только сказал, что начальник партии немного простудился, на днях появится. Руководство схватили радиста и начали расспрашивать. Он подтвердил, что Покакаев остался тоже живым, но из-за простуды находится дома. Всё это время два Николая боролись за выживание, и радист рассказал, как это случилось.

Экипаж, увозивший последнюю бригаду с Кизира, сообщил начальнику партии, что прилетит за ними через два дня. Заядлый рыбак Киргинцев предложил начальнику партии съездить на рыбалку на моторной лодке в верховье Кизира за Третий порог. Радист знал очень добротное рыбацкое место в устье реки Тумановки, где спускается в настоящее время хариус и можно за ночь поймать пару вёдер рыбы. Покакаев соблазнился привезти домой свежей рыбки, тем более на базе никого не было и всё упаковано для отъезда. Они собрались и уплыли. Киргинцев был отменный рыбак, ему приходилось бывать на реке Тумановке, он знал, что там хариус очень крупный. Действительно, за ночь наловили пять вёдер рыбы. Затарили две молочные фляги и отправились за лодкой, которую оставили на берегу реки Кизир, а лодки не оказалось. Она оставалась привязанной к стволу огромного дерева. Конец капронового фала, на котором была привязана моторная лодка, болтался в воде. Очевидно, капрон перетерся о край дюралюминевой лодки и её унесло вместе с мотором и некоторыми их вещами.

Начальник партии готов был растерзать радиста за его ротозейство. Киргинцев молчал, а Покакаев кричал и кричал.

Началось долгое мытарство. Покакаев при отправке последней бригады, оступившись, подвернул ногу, передвигался, хромая, с большим трудом. Киргинцев смастерил плот, они загрузили фляги и отчалили. Течение реки быстрое, поэтому только успевали отталкиваться шестами от преград, а их на Кизире на каждом километре полным-полно. На плоту удалось проплыть совсем небольшое расстояние. На крутом повороте реки плот подхватило стремительное течение и ударило о скалистый берег. Плот рассыпался, всё утонуло и унесло течением. Два Николая в полушубках, в болотных резиновых сапогах кое-как смогли выплыть и выбраться на берег.

Таёжные ветераны обычно учили молодежь, как выжить, попав в такое критическое положение, а теперь сами окунулись, хотя в долгой экспедиционной жизни бывали смертельноопасные моменты, но всё-таки не в такой степени. Остались без спичек, без топора, без продуктов. Мокрые, озябшие до дрожи, они стали выжимать одежду, выкручивая её досуха, затем шоркали её о стволы деревьев, чтобы подсушить хотя бы чуть-чуть. Начальник партии совсем сник, у него поднялась температура, появился кашель. Он в зимний период обычно мучился со своими больными легкими, а сейчас после ледяного купания наступило критическое болезненное состояние.

Киргинцев своим охотничьим ножом соорудил из двух жердей волокушу, уложил своего начальника и поплёлся по звериной тропе вдоль берега бурлящей горной реки. Не переставая накрапывал дождь. Вначале первые километры радист тащил быстро и уверенно, но вскоре начал уставать, хотя Покакаев был совсем небольшого роста, очень щупленький и весил всего пятьдесят с небольшим килограммов, дело в том. что и Киргинцев был таким же, но потяжелее килограммов на десять. Иногда начальник стонал, просил пить, судорожно кашлял, но холодную воду давать радист воздерживался. У кедрового дерева Киргинцев увидел шишки, собрал с ведро. Натолкал во все карманы себе и своему начальнику. Радист понимал, что ему гораздо легче переносить невзгоды, чем начальнику. Киргинцев находится в постоянном движении, ему даже жарко, потеет, а Покакаев зябнет на волокуше, да ещё болела нога.

Особенно трудно было коротать ночи. Холод, одежда мокрая. Залезали на ночь под густые кроны еловых деревьев. Появился первый снег, он медленно ложился на кроны деревьев, засыпал кусты, укрывал последнюю надежду отыскать на земле кедровые шишки. Голод и холод не давали покоя, с каждым днём становилось идти труднее и труднее. Оба Николая знали, что до базы партии им не добраться. Покакаев стал настаивать, чтобы Киргинцев оставил его и шёл на базу партии. Принёс бы спички, тёплую одежду, продукты и только тогда они могут выбраться живыми, но Киргинцев, воспитанник детдома, такие мысли даже не допускал.