Суровые испытания тайги

Однажды вечером, пересекая небольшой ручей, радист увидел в зарослях избушку. Он бросился в неё. Эта избушка спасла их от смерти. Как положено, в охотничьей избушке были спички, даже немного сухарей. Натопили печь, высушили одежду, напились горячего чаю и уснули. Неизвестно, сколько проспали. Жили в этой избушке три дня. Радист наловчился ловить в капканы бурундуков, варили их и даже заготовили на продолжение маршрута. Некоторые попадались очень крупные — до пятнадцати сантиметров в длину и сравнительно упитанные.

Покакаев за эти дни подлечился и даже смог самостоятельно передвигаться. Киргинцеву удалось соорудить плот, и они отправились в плавание. На этот раз обошлось всё благополучно.

Подплывая к базе партии, они увидели ужасающую картину. Сгорел лес и сгорела их база партии. Они обнаружили, что здесь уже побывали коллеги, исчез сейф, все завалы раскопаны. Стало понятно, что их уже занесли в списки погибших. Стояли поникшие два Николая, два ссутулившихся скелетообразных человека, у радиста из глаз капали слёзы, а Покакаев рыдал навзрыд. Начальник партии глядел на обугленные остатки брёвен, на окружающую черноту, на обожженные стволы деревьев, думая, как же теперь выбираться из тайги, неужели судьба приготовила им гибель на этом пожарище? Становилось страшно.

На берегу нашли могилку с надписью «Здесь захоронен Палкан». Увидев надпись, Покакаев разрыдался ещё сильнее. Очевидно, нервы у него совсем пошатнулись.

Вдруг бедолаги услышали верещавший лодочный мотор, который доносился снизу течения Кизира. Звук нарастал. Показалась моторная лодка с двумя рыбаками, плывущими в верховья на рыбалку. Причалившим к пожарищу погорельцы рассказали ситуацию, в которую они попали. Деревенские рыбаки забрали обоих Николаев и увезли их в деревню. В таёжных деревнях люди очень отзывчивые и доброжелательные, они накормили страдальцев и увезли их на своём транспорте до места.

Приехавший из больницы начальник экспедиции О.А. Дроздов сказал: «Ваша рыбалка и уплывшая лодка наверняка спасла вас от гибели на пожаре, коль Палкан сгорел, а звери, особенно собаки, всегда в первую очередь убегают от лесных пожаров, то обоим Николаям едва ли удалось бы скрыться от этого страшного огненного пожарища».

Молельня

Инженер Геннадий Казинский со своей малочисленной бригадой занимался рекогносцировкой пунктов триангуляции в таёжных плоскоравнинных районах в пределах ста километров от города Енисейска. Работа рекогносцировщика очень ответственная и трудоёмкая. Трудоёмкость заключается в том, что приходится взбираться на самые высокие деревья по несколько раз в день. Геннадий выискивал на вершине горы огромное дерево, затем залезал на самую его вершину, чтобы имелось обозрение на все соседние горы. Иногда на одной горе приходилось подниматься по несколько раз, выбирая самое высокое место на вершине горы. Закрепившись на дереве страховочной цепью, инженер составлял абрис видимости на соседние горы, на которых пришлось побывать, там развивались установленные флажки. Абрис готовился, используя буссоль и бинокль. После этого на вершину приходили строители и воздвигали знак из брёвен, который обязательно должен возвышаться над вершинами деревьев. Такие сигналы закладывались на возвышенностях через каждые семь — пятнадцать километров. В бригаде инженера имелись двое рабочих, передвигались пешком. Продукты питания были сосредоточены на берегах рек. Лабазы готовились в весенний период на весь полевой сезон.

Однажды, на одной из плоских возвышенностей, инженеру пришлось подниматься на деревья семь раз. Деревья высокие, по сорок метров высоты. В этой работе рабочими не заменишься. Бригадир устал взбираться на вершины деревьев, обессиленный, он упал с дерева. Свалился с дерева Геннадий с грохотом, ломались, трещали сучья, ветки и после этого наступила тишина. Подбежали рабочие к лежащему бригадиру. Он вскочил, переломанная нога перекосилась, инженер упал, потеряв сознание. Растерявшиеся рабочие не знали, что делать. Наступили вечерние сумерки. Один из рабочих, восемнадцатилетний Коля, начал плакать, но Иван его успокоил, объяснив, что от перелома никто ещё не умер.

Накануне в бригаде возникли проблемы с продуктами. Осталось немного сухарей и одна банка тушёнки. К очередному лабазу могли прийти только через два дня, поэтому планировали завтра утром отправиться за продуктами. И вдруг такой ужасный случай. Больного нужно срочно доставить в больницу. До Енисейска более ста километров, до ближайших деревень немного меньше.

Очнулся бригадир ночью, лежал в палатке. Рабочие сидели у костра. Геннадий предложил рабочим идти утром к лабазу, а затем пробираться в сторону Енисейска. Нога отекла, становилась толщиной с ведро. Иван, увидев распухшую ногу, предложил двигаться в деревню.

Год назад в бригаде Геннадия подобное случалось. Тогда в конце полевого сезона бригадир решил дать возможность студенту, проходившему практику, самостоятельно отрекогносцировать залесённую вершину. Всё шло нормально, но, спускаясь с дерева, практикант оборвался и сломал ногу, но перелом у студента был ниже колена, а у Геннадия выше — это гораздо сложнее. Тогда Геннадий с рабочим сумели вытащить больного на волокуше, бригадир физически здоровый, высокий, а рабочие в этом году далеко не из богатырского десятка.

К утру инженер почувствовал, что положение его становится критическим, поэтому рабочие стали готовить волокушу. Они собрали в маршрут только необходимое, уложили в спальный мешок на волокушу бригадира и отправились в далёкий трудный путь.

Отсутствие продуктов давало о себе знать. Двигались медленно, часто останавливались на отдых. В одной лощине наткнулись на грибы, наварили и питались ими два дня, но потом разболелись желудки, расстроились у всех троих. Боли в ноге у бригадира усиливались с каждым днём.

Перебравшись через одну из рек, бригадир понял, что в голодном состоянии им до деревни не добраться. Тогда Геннадий отправил Ивана в деревню за продуктами. Иван шёл по тропе, которая пролегала по берегу таёжной неширокой реки и вдруг увидел на возвышенности огромный дом, построенный среди густых стволов деревьев. Дверь оказалась на замке. Поодаль, на склоне, у ручья приютилась добротная изба. Иван отправился к ней, на него набросились собаки. Из избы вышла женщина, ' повязанная чёрным платком, на вид ей было за пятьдесят лет, она угомонила своих четвероногих сторожей. Иван рассказал о случившейся беде. Женщина молча удалилась в дом, потом вышла и пригласила зайти. В просторном доме пахло свежей выпечкой.

Из смежной комнаты вышла стройная черноволосая девушка, ей было лет двадцать. Это была дочь хозяйки Катя. Она подробно расспросила, где остался больной. Хозяйка поставила на стол деревянную чашку с горячей ухой Ивану, а Катя взяла узду и удалилась. Через несколько минут она появилась на лошади верхом и уточнила у Ивана, на какой стороне реки остались его напарники. Она быстро исчезла в лесу на своей высокой гнедой лошади. Хозяйка объяснила Ивану, что выстроенный на горе огромный дом — это молельня, дом для религиозных служб, по выходным дням сюда приходят люди с округи молиться. Иван догадался, что эти люди из какой-то секты. Она также пояснила, что хозяин уехал в деревню и к вечеру возвратится.

Катя быстро добралась до голодных бедолаг, отдала им сумку с рыбными пирогами, а сама стала привязывать волокушу к седлу лошади, делала всё это она очень умело и быстро. Затем усадила рабочего в седло, взяла под уздцы лошадь и торопясь, зашагала по тропе, объяснив, что до темна нужно успеть. С наступлением темноты прибыли к дому, их встречал рыжебородый широкоплечий хозяин. Геннадия затащили в избу, уложили на кровать, затем хозяин привязал верёвку за ступню больной ноги, а за второй конец верёвки прикрепил мешок с камнями. Этот груз вытягивал и помогал соединить раздробленные кости. Катя объяснила, что её отец Елизар раньше работал в деревне фельдшером и в этих делах разбирается. Теперь Елизар работает смотрителем в молельне.

На второй день Елизар сделал шины из старых лыж и загипсовал ногу геодезиста до самого пупа. Рабочие отправились добираться до экспедиции. За больным поочерёдно присматривали все трое. Геннадию нравилось, когда к нему подходила Катя, у него начиналось учащённое сердцебиение. Геннадий любовался её красотой, её ласковым бархатистым голосом. Во время служения, когда отец с матерью уходили в молельню Катя подсаживалась к кровати больного и расспрашивала геодезиста о его работе в тайге, она с интересом слушала его. Катя поведала, что она закончила школу в интернате, а теперь помогает родителям. Старшие брат и сестра живут своими семьями где-то около Енисейска. В разговорах Геннадий старался обходить религиозную тему, хотя понимал, что у Кати не было тяги к религии.

Прошло две недели, геодезист знал, что скоро за ним приедут и увезут, охватывало двойное чувство, с одной стороны, он сознавал, что причиняет хозяевам тяжкую обузу, хлопоты, ведь он не может даже привстать или приподняться, а с другой стороны появлялась боязнь, что не увидит больше Катю.

Однажды, перед отъездом, он лежал с закрытыми глазами и почувствовал, что к кровати подошла Катя, она подняла край свесившегося одеяла, уложила на больного, затем своей тёплой ласковой ладонью провела по оголевшему плечу Геннадия. В это время залаяли собаки. Катя бросилась к дверям. Приехал начальник партии на моторной лодке с группой геодезистов. Они положили инженера на носилки и увезли. Геннадий, прощаясь, сказал, что весной обязательно приедет.

После этого геодезист месяц лежал на больничной койке, затем ходил на костылях, а к весне восстановился и вновь отправился на полевые работы, но теперь он ехал уже в должности начальника партии.

К дому молельни Геннадий ехал на моторной лодке. Приплыл удачно, все трое оказались дома, в начале они не узнали своего осеннего постояльца, уж очень он показался им высоким, ведь они видели его только лежачим. Геодезист привёз всем хорошие подарки. Больше всех понравился подарок матери — это ручная швейная машинка, о которой она мечтала всю жизнь, а отцу вручил лодочный подвесной мотор. Кати Геннадий подарил нарядное платье.

Долго Геннадий с Катей ходили по лесу, а вернувшись, Геннадий стал просить родителей руки их дочери. Утром геодезист увёз Катю на моторной лодке на свою базу партии. В первые же годы появились дети, вначале сын, затем дочь. Выросли, обзавелись семьями.

В какой-то период Екатерина стала ходить в церковь, затем зачастила. Вскоре увлеклась религией до фанатизма, потеряла связь с мужем, с детьми, внуками. Уединилась, облачившись во всё чёрное, а потом уехала на свою родину. Молельня стала ей родным домом.

Дикие люди

Партия Вячеслава Александровича Лазаренко второй год занималась топографическими работами на территории Республики Тувы. Студенческая бригада, приехавшая в разгар полевых работ, специализировалась на дешифрировании незалесённых участков. Бригаде поручили заняться обследованием самого отдалённого юго-западного высокогорного района. Лес в этих местах отсутствует. Поверхность гор каменистая. В центре объекта возвышается величественная гора Монгун-Тайга, высотою почти четыре тысячи метров, украшена белоснежным ледниковым покрытием даже в самые жаркие летние месяцы.

В первую очередь студенты обследовали живописное высокогорное озеро Хиндиктиг-Холь, которое находится на высоте более двух тысяч метров. В середине озера имеется высокий большой сказочно красивый остров и небольшой островок в западной части озера. Северное побережье и западное покрыты кустарниковой растительностью.

Около озера студенты встретились с пастухом, который на лошади верхом перегонял стадо лошадей от озёрного водопоя на луговые выпасы. Тувинец, по фамилии Ооржак, оказался очень гостеприимным хозяином. Он родился в этих местах в юрте, около озера Ак-Холь. За свою очень длинную жизнь, по его подсчётам, ему за восемьдесят лет, он изучил всю округу. Объездил Алтайские, Монгольские и Тувинские степи в поисках удобных пастбищ. Во времена его молодости никаких государственных границ не существовало и никто их не охранял. Практиканты с большим радушием восприняли знания аборигена об этой горной местности, которые им очень нужны для создания новой подробной карты. Ооржак помог студентам в названиях гор, долин, рек, озёр, урочищ, притом большинство имеют тувинское название, иногда очень сложное, особенно в произношении. Практиканты убедились, что пастух для них очень ценный собеседник, он облегчил им работу. Они установили свою палатку рядом с его юртой, вечером Ооржак готовил мясные национальные блюда, а студенты угощали пастуха своими экспедиционными продуктами, особенно ему нравилось сгущённое молоко.

Каждое утро пастух давал студентам двух лошадей, в его распоряжении был целый табун, и они уезжали верхом на весь день дешифрировать самые удалённые урочища, а двое студентов оставались камеральничать. Вечерами абориген рассказывал о затаившихся в ущельях стационарных юртах и избушках, о проложенных и действующих тропах, о кратерах вулканов и лавовых потоках. Ооржак поведал о таинственных пещерах и о диких людях, которые проживали в этих пещерах.

В детские годы Ооржак со своими сверстниками из соседних юрт любил играть в пещерах в прятки. Это была самая любимая детская игра. Пещер в то время было очень много. Некоторые имели несколько ходов и выходов. Отдельные пещеры были заселены постоянными жильцами. Так, в высокой пещере с квадратным отверстием жило несметное количество летучих мышей, этих рукокрылых здесь называют ночницами, они постоянно испускают противные звуки. В другой верхней пещере проживали ласточки, а ещё выше недоступные пещерные проёмы оккупировали орлы. В кое-каких нижних пещерах в зимний период поселялись волки, лисы, зайцы. Одну пещеру облюбовал медведь под свою зимнюю берлогу, но охотники с собаками его застрелили. Многим пещерам дети дали свои условные названия. Нравилось им собираться в пещере, которую назвали Заячьей, за то, что она устлана мягким сеном, в ней было тепло и уютно. Опасались дети углубляться в Чёрную пещеру. У неё на входе торчали чёрные выступы, за это она получила такое грустное название. Она считалась самой большой пещерой. В неё можно зайти взрослому человеку во весь рост, не сгибаясь. Пацаны проникали в эту пещеру до тех пор, пока проникал свет, а затем там появлялись несколько ходов, и поэтому возвращались, чтобы в темноте не заблудиться.

Ооржак рассказал, как однажды, играя около пещер, увидели спускающихся со скал трёх незнакомцев. Испугались, затаились в каменных утёсах. Пришельцы приближались, идя в сторону Чёрной пещеры. Дети догадались, что это дикие люди. Родители рассказывали, что в пещерах живут дикие люди, они вреда никому не причиняли, они избегали встречи с населением. Вели свой обособленный образ жизни, скитаясь по горам. Редко кому удавалось их увидеть, хотя легенд и небылиц про диких людей было много.

Однажды Ооржак с друзьями увидел диких людей очень близко. Впереди шёл самый высокий, на его плече висела белая шкура горного козла, а из-за спины торчала какая-то палка. За ним следовал меньше ростом, а следующий был еще меньше. На них была одежда из разного цвета шкур, очень потрёпанных и заношенных. Лиц рассмотреть не удалось, они были сильно заросшими. Каждый нёс в руках большой кусок свежего мяса. Дикие люди не издавали никаких звуков, шли молча. Они зашли в Чёрную пещеру и в ней скрылись. К той пещере дети никогда после этого не приближались.

Как-то раз Ооржак играл у пещер со своими братьями и сёстрами, а их в семье было восемь человек, и обнаружили белую шкуру с длинной шерстью, которая сохла растянутой на нагретых солнцем камнях. Дети схватили эту шкуру и притащили её в юрту. Отец приказал срочно отнести шкуру и положить на место, он объяснил, что испокон веков тувинцы у диких людей ничего никогда не берут, поэтому уживаются с ними мирно. Отец также сказал, что дикие люди умеют очень просто расправляться с волками, сокращая поголовье рьяных хищников, а волки наносят значительный ущерб пастухам, нападая на скот, особенно на молодняк.

Ооржак пояснил, что в последние годы дикие люди исчезли, раньше пастухам удавалось иногда увидеть их передвижение по горам, тем более, на горах нет деревьев, часто видели их в период выпада первого снега, а теперь их нет совсем. Одни утверждают, что дикие люди погибли в период землетрясения, в результате большинство пещер исчезло, многие засыпало камнями, а отдельные закрыло потоками лавы из вулканов. Другие утверждают, что дикие люди удалились в монгольские и Тибетские горы из-за того, что здесь появилось большое количество людей, в том числе добавились группы пограничников, а дикие люди любят жить в уединении.

После этих сообщений пастуха студенты начали усиленно обследовать сохранившиеся пещеры, пытаясь обнаружить остатки проживания диких людей. Ооржак заинтриговал экспедиционных работников загадочностью существования диких людей. И кое-что студентам удалось найти.

Приехавший начальник партии Лазаренко удивился, что студенты за месяц сумели обследовать большую территорию, они объяснили, что это благодаря соседу Ооржаку, который давал им лошадей и рассказывал обо всех особенностях местности. Зато теперь студенты на лошадях без седла умеют преодолевать большие расстояния.

Вечером студенты показали начальнику партии свою сокровенную находку, которую они раскопали у пещерных скал. Вначале они увидели в земле остатки изгнившей шкуры, стали копать и наткнулись на череп человеческой головы. Тщательно промыли и обнаружили, что это редчайший череп дикого человека. Студенты начали наперебой показывать начальнику партии особенности черепа. Среди сохранившихся частых зубов торчали длинные клыки сверху и снизу. Череп сплюснут с боков, со стороны ушных проёмов, нижняя челюсть выдвинута вперёд. Студенты увлеклись бывшим обитанием диких людей до фанатизма. В посёлке Кызыл-Хая, расположенном на реке Моген-Бурея, они встретились с местными аксакалами, которые много рассказали интересного о диких людях, но называли их пещерными людьми. В пограничном с Монголией посёлке Хандагайты студенты повстречались с пограничниками, которые рассказали, что в дежурном журнале их погранзаставы полувековой давности имеется зафиксированный случай, когда пограничник увидел в бинокль передвигающегося по каменистому склону горы странного человека, который передвигался подобно обезьяне, одет в шубу, похожую на шкуру кабана. Пограничник доложил начальству по рации. Поступил ответ, следить, возможно, это нарушитель границы маскируется под зверя. Также поступило указание, что при пересечении границы — применить оружие. После сеанса радиосвязи пограничник вновь стал наблюдать, но дикий человек исчез.

За летний сезон практикантам удалось много услышать о диких людях, но главное доказательство о существовании диких людей они раскопали. В их отчётах о производственной практике в Туве это отражено на фотографиях редчайшей находки — черепа диких людей.

У нас родился мальчик

На полевые работы в Тофаларию мы с помощником прилетели с большим запозданием. В апреле и мае нам пришлось выполнить огромнейший объем топографо-геодезических работ на автомашине в Хакасских степях, а в конце мая вырвались в Верхние Гутары. В этом полевом сезоне с помощником мне повезло. Приехал на производственную практику из института студент, которого направили ко мне в бригаду. Александр уже имел определенный жизненный опыт, после окончания школы он отслужил в армии два года в топографическом отряде, а затем пять лет учёбы в институте, притом каждый год на лето выезжал работать в экспедиции.

В Хакасии нам не везло на рабочих, дважды пришлось увольнять, поэтому договорились в тайгу рабочих не брать. Решили подобрать физически крепкого оленевода с караваном оленей и работать таким усечённым составом. Саша был крепкого телосложения, поэтому мы рассчитывали на свои силы.

В Верхних Гутарах председатель колхоза нас не обрадовал, что сумеет подобрать нам физически крепкого оленевода. Он объяснил, что уж очень мы поздно прилетели, всех оленеводов и оленей поразобрали разные экспедиции и туристы. Остался один оленевод с оленями, объяснил, что тофы все выносливые и все прекрасно приспособлены к таёжным условиям скитальческой жизни. Председатель сетовал, что в колхозе совсем некому работать. Большая часть молодёжи, уехавшая учиться в города, после учёбы не возвратилась. Некоторые юноши приехали, но пристрастились к выпивке и превратились в алкоголиков. В это время в кабинет вошла небольшого роста, хрупкая девушка, она скромно поздоровалась. Председатель представил нам её:

— Это ваш оленевод, Ирина Болхоева, ей двадцать лет, заканчивает ветеринарный техникум в Иркутске. Выросла она на оленьем стойбище. Блестяще владеет снайперским мастерством.

Мы с помощником поникли, готовясь встретить крепкого, бывалого таёжника. Я смотрел на девушку в коротеньком ситцевом сарафане, плотно облегающем её изящную фигуру, на её смуглое лицо со слегка раскосыми глазами и думал: ей бы с её внешностью украшать приёмную большого начальника, а она в тайгу с оленями на съедение комарам, портить нежное личико, превращать его в грубое обветренное лицо с гнойными коростами.

После затянувшейся паузы девушка обратилась к председателю:

— Когда и куда подавать оленей?

Я пояснил девушке, что мы отправляемся в тайгу в очень сложные горные районы на четыре, а может, на пять месяцев. Она одобрительно кивнула головой. Я знал, что тофы немногословный народ. Мы попросили девушку пригнать оленей завтра в семь часов утра в сёдлах к нашей палатке, установленной на аэродроме. Девушка понимающе качнула головой и, попрощавшись, ушла. Мы с Александром не предполагали, что в такой небывало сложный маршрут на перевалы Саянских хребтов придётся идти с такой пигалицей, но понимали, что другого варианта у нас нет. Весь вечер мы сортировали и раскладывали продукты и снаряжение, учитывая, что груз нужно равномерно распределить на двенадцать оленей. Обычно тринадцатый олень верховой, он всегда самый крупный.

Утром оленевод привела оленей с задержкой более чем на час. На первый раз я не стал её отчитывать, а завернул обшлаг рукава куртки и стал вглядываться в часы, девушка уловила этот момент и ответила, что один олень неожиданно заболел, поэтому потребовалось время для его замены. Она появилась в таёжной одежде, поверх была накинута безрукавка из рысьей шкуры, из-за спины торчало дуло двустволки. Мы с помощником выставляли из палатки рюкзаки, спальные мешки, инструменты, а Ирина стала завьючивать все упаковки на оленей. Я обратил внимание, что она это делает очень умело, спокойно, без излишней суеты. На первое завьючивание всегда уходит много времени. На каждого оленя нужно подбирать две сумины на перевес через седло одинакового веса и закреплять груз надёжно с учетом, что вьюки постоянно задевают в маршруте о стволы деревьев и кустарника.

Закончив вьючить оленей, я объяснил, что нам предстоит продвигаться строго на запад без троп, придётся пересечь много ручьев и рек до избушки, которая находится в северной части Агульского озера. Девушка очень убедительно сказала: «Я там бывала, маршрут знаю». И она направилась в сторону высоких гор, заросших густыми деревьями. Мы с помощником молча переглянулись, услышав такое заявление, и последовали за караваном гружёных оленей, но я украдкой стал контролировать с помощью компаса, иногда скрытно заглядывал на карту. Вообще, всегда в маршрутах впереди шёл я, ориентируясь по карте или по аэрофотоснимкам, а здесь как-то получилось, что инициативу взяла оленевод. Я догадался, что она когда-то ходила в маршруты с туристами, а у них оленеводы выполняют функцию проводника.

На Агульском озере часто бывают туристы, оно по размерам очень внушительное, самое большое в этом регионе Саянских хребтов. Растянулось с севера на юг на пятнадцать километров и ширина в средней части достигает трех километров. От юго-западного берега начинаются отвесные скальные выступы, которые тянутся до самого пика под названием Грандиозный.

Первый ночлег был предопределён обилием кормов для оленей на берегу небольшой живописной речушки. Обычно в бригадах, если имеется женщина, то берут две палатки в маршрут, мы, вылетая из экспедиции, на такой вариант совсем не рассчитывали, поэтому у нас имелась четырёхместная палатка. Оленевод к этому отнеслась вполне нормально. Спали все в одной палатке. Постепенно в процессе работы все шероховатости исчезли.

Обычно мы с помощником уходили на два-три дня в горы, занимаясь обследованием и измерительными работами, а оленевод с оленями оставалась у палатки. Чаще всего спускались с гор вечером, ужин был всегда готов. Часто девушка радовала нас приготовлением из свежего мяса. Иногда ей удавалось настрелять рябчиков или глухаря, дважды застрелила кабаргу. К концу лета она пристрелила на солончаках изюбра, наделала колбасы и наготовила разных национальных мясных блюд.

Однажды мы задержались на горе, спускались очень поздно. Пришлось преодолевать горную реку в полумраке по упавшему дереву с одного берега на другой. Я прошёл удачно, а Александр оборвался и оказался в ледяной воде. Берега обрывистые, высота не позволяла выбраться, барахтаясь с теодолитом за спиной ему пришлось плыть вниз до песчаного берега. От переохлаждения Саша заболел очень серьёзно. Поднялась температура, появился судорожный с хрипом кашель. Ирина настаивала вывезти Александра в посёлок, но он категорически отказался. Девушка сказала, что самим вылечить эту болезнь можно только бобровым жиром. Она напомнила мне, что месяц назад мы проходили одну заболоченную заводь, в которой она заметила, что там живут бобры. Я вспомнил про большое количество осиновых пней, тогда я удивился, что спилены они были кем-то странным конусом, а оленевод объяснила, что это перегрызли деревья бобры. Некоторые осиновые пни доходили в диаметре до двадцати сантиметров. Хатки бобров настроены из хвороста в виде юрт, некоторые достигали трёх метров, в диаметре шесть-восемь метров, выглядели, словно хижины. Тогда я подумал, что мы наткнулись на какое-то дикое поселение трущобных людей. Этих хижин было огромное количество, больших и маленьких, сосредоточены они были рядом с кромкой воды по берегу огромной заводи. Это единственное место в Тофаларии, где водились бобры. Ирина стала собираться в поход в поселение бобров. Я находился в сложном состоянии. Одной идти ей опасно и больного оставлять одного нельзя. Оленевод мне рассказала, что она привыкла ходить по тайге в одиночку. Объяснила, что охотники ходят только по одному. Она забрала своего головного оленя и ушла.

Ирина возвратилась на третий день поздно вечером. На олене был завьючен застреленный бобр. Он весил почти тридцать килограммов и длиною был около метра. Оленевод торопилась добраться засветло, поэтому даже не ободрала его. Вечером на костре она натопила жир и этой горячей жидкостью стала поить Александра. Жирная жидкость оказалась противной, но девушка оказалась очень настойчивой, увидев, что Саша хотел схитрить, вылить жидкость из кружки на землю, она его пристыдила:

— Я ходила за тридевять земель добывать этого зверя, а Вы хотели обмануть меня и вылить лечебную жидкость на землю.

После этого Александр смирился и стал выполнять её указания. День и ночь Ирина не отходила от больного и всё таки добилась своего. Дело пошло на поправку. На лечение ушло две недели. На некоторые близкие вершины я стал уходить один. Полевой сезон затягивался. Болезнь Александра выбила нас из графика завершения работ. В лесу появился первый снег. Первые числа октября ознаменовались завершением полевых работ. Вдруг заболела Ирина. Предстояло подняться на ближайшую вершину и проделать последние измерения. Я ушёл в горы, а с больной оставил Сашу. На горе меня прихватил снег, пришлось выжидать пять дней, наконец погода прояснилась, и мне удалось проделать последние измерения. Поздно вечером я возвращался с торжествующим настроением, что полевой сезон завершён и завтра рано утром можно двинутся в село. Для себя я уже планировал свёртывание работ. В посёлке предстояло рассчитать Ирину, она за лето заработала большую сумму денег, а мы с помощником полетим на самолёте Ан-2 в экспедицию.

Подходя к нашей стоянке, я услышал странные звуки. Я остановился. Прислушался. Звуки прекратились. У костра суетился Александр, он сновал в палатку и обратно. На палках сушилось большое количество белых матерчатых тряпок. На таганке висели вёдра с кипящей водой. Увидев меня, помощник воскликнул: «У нас родился мальчик!» Я опешил, ничего не мог понять. Взглянул в сторону стада наших оленей, но среди жвачных животных никакого оленёнка не увидел. Александр вновь протараторил: «У нас родился мальчик», и показал на палатку. В это время в палатке раздался громкий детский плач, который я несколько раз слышал, подходя к стоянке. Я в недоумении сидел на теодолитном ящике и не мог понять, откуда мог появиться младенец?

Я попросил Сашу сесть и рассказать мне, откуда взялся малыш? Оказалось, Ирина забеременела ещё во время учебы в Иркутске. К нам на работу поступила, когда была беременность два месяца. Ребёнка ожидала в декабре, но родился семимесячный, четыре дня назад. Саша помогал принимать роды. Наделал пелёнки, изорвав матерчатые полога, прокипятил их. Ирина и мальчик чувствуют себя хорошо.

С выездом пришлось немного задержаться. Для вывоза Ирины с ребёнком пришлось рядом связать самых крупных двух оленей и из спальных мешков сделали удобную постель. В маршруте приходилось часто останавливаться, но добрались до посёлка нормально.

В Гутарах Александр сообщил мне, что в экспедицию он не полетит, остаётся здесь. Они с Ириной решили пожениться. Саша сказал мне, что лучше женщины ему не найти, он сильно её полюбил.

На аэродроме провожали меня они втроём. Ирина обняла меня, поцеловала и, всхлипывая, стала плакать.

Первые годы мы переписывались. Они вначале уехали в Новосибирск, а после окончания института Александр распределился на строительство Братской ГЭС. В дальнейшем у них родились две дочери. Получилась крепкая хорошая семья.

Памятники погибшим

Сопочный рельеф и природные условия на Дальнем Востоке очень своеобразные. Один полевой сезон мне довелось поработать в этих удаленных таёжных краях. Наша малочисленная бригада медленно продвигалась по лесной тропе, проложенной по берегу реки Селиткан. На крутом изгибе небольшого острова этой бурлящей реки, на высоком уступе, среди густых низкорослых кустарников возвышался скромный надгробный памятник с надписью «Харьков Виктор Тимофеевич 1914—1949». Нас охватило грустное чувство, словно и тоскливая погода была подвластна этому скорбному памятнику, заморосил мелкий осенний дождь. В далёкой глухой тайге, где редко бывают люди, возможно, охотник прошагает к своим угодьям один или два раза в год, но часто проходят таёжные звери, и вдруг гибель человека при очень загадочных обстоятельствах. Мы подправили могильный холмик, очистили вокруг, срубили наросший кустарник, деревца и положили венок, сделанный из еловых веточек. Поклонились одинокому хранителю грусти и молча отправились дальше. На душе долго сохранялось гнетущее чувство и тревога.

На базе партии, в посёлке Лукачёк, я рассказал приехавшему начальнику отряда И.А. Потейко о памятнике на реке Селиткан. Начальник отряда, оказывается, знал об этом захоронении и даже его устанавливал. В 1947—1952 гг. Потейко возглавлял топографический отряд № 55, а на соседнем объекте работала крупная Нижне-Амурская экспедиция, которую возглавлял Григорий Анисимович Федосеев, экспедиция подчинялась Новосибирскому предприятию. Харьков работал в этой экспедиции, он был очень опытным топографом. Закончив полевые работы, Харьков со своей бригадой возвращался в посёлок Экимчан, где его ожидал главный инженер экспедиции Н.И. Хетагуров. Бригада передвигалась пешком по берегу реки Шевли. Продукты в бригаде давно закончились. По закону подлости никакой дичи не попадалось. В последние дни двигались очень медленно, все были голодными, обессилившими и уставшими.

Бригада работала весь полевой сезон в районе реки Уда. Выполнили огромнейший объем топографических работ в долине реки, между озёрами Лилимун и огромным озером Бокан. Этот стокилометровый участок считался самым сложным в этой долине и во всём регионе. Сплошные труднопроходимые болота, мари, зыбуны. Болота распространены на двадцать-тридцать километров, затем пересекаются рекой, впадающей в Уду, и опять начинаются болота до следующей реки, на берегах которой произрастает очень хиленький лесок. Всё лето бригаде пришлось лазить по колено, а иногда по пояс в вязкой болотной жиже. Раньше Виктору приходилось выполнять топографические работы на Васюганских болотах, здесь пригодился опыт заниматься измерениями в топких болотах, поэтому и отправили топографа на мари. Весь сезон работали пешком, использовать лошадей или оленей бесполезно, они утонут в первый же день. Продукты доставляли один раз в месяц, сбрасывали с самолёта ПО-2 в условленное место. Точки сброса были согласованы весной перед уходом бригады на весь полевой сезон.

Предпоследний сброс оказался очень неудачным, два мешка упали в болото, пока добрались, они промокли, в одном находились сухари, а в другом макароны. Главное, что последний сброс так и не дождались. Работу закончили, пошли дожди, погода установилась нелётная. Ждали неделю, продукты закончились, а улучшения погоды не чувствовалось. До базы партии, которая базировалась в Экимчане, более ста километров. Все члены бригады стали настаивать идти, не дожидаясь сброса продуктов, тем более, у двух студентов, которые проходили производственную практику, через неделю должны начаться занятия. Продуктов никаких не было.

Утром рано отправились в далёкий маршрут. Накануне удалось наловить немного рыбы, а бригадир застрелил трёх рябчиков, поэтому подкрепились вполне нормально. Тропа вначале пролегала по трясине, но, удаляясь от реки Уды, она становилась устойчивой. Первый день шли до упора, одолели большое расстояние, добравшись до заброшенного рудника Болодёк. Здесь на реке Урми обнаружили перегороженное устройство реки и сплетённые морды, поставили на ночь и утром вытащили почти ведро рыбы. Сварили уху, а оставшуюся рыбу запекли и взяли с собой в маршрут.

Неожиданно подул сильный западный ветер, потянула дымом, вскоре дым заполонил всё лесное пространство. Приближался лесной пожар, Перекрыл путь в сторону перевала. Становилось душно, все начали кашлять. Решили срочно возвращаться на болота. Шли быстрыми шагами, убегая от пожарной стихии. На реке Тохикан пересекли большое болото, на котором легче дышалось, дым распространился по долине реки на мари в сторону Уды. Харьков обратил внимание, что птицы летят на восток, потом увидели зайца, убегающего в восточном направлении, но застрелить не удалось, но всё таки посчастливилось застрелить маленькую кабаргу, бежавшую из огненного пожарища.

Пожар стремительно приближался к долине. Становилось жарко, доносился шум пожарных сполохов, треск горящих смоляных крон деревьев. Харьков приказал все рюкзаки бросить, сам забрал инструмент, документы и бегом отправились через хребет в восточном направлении, нужно было успеть перевалить и спуститься в соседнее ущелье, очень крутое, к горной реке Джялик. Это единственный выход, но необходимо пересечь и опередить проход пожара. Уже совсем близко трещали в огне деревья.

На перевале один студент потерял сознание, задохнулся, упал. Харьков схватил его и, тяжело шагая, стал спускаться в крутой каньон. Здесь воздух менее задымленный. Все остальные, закрывая обшлагами рукавов курток свои носы, мчались, падая, обгоняли друг друга, пытались скорее добраться до реки. Последним со своей ношей к шумной горной реке спустился бригадир. Все начали отхаркиваться, промывать носоглотки холодной водой и отхаживать студента.

Харьков понимал, что нужно менять маршрут передвижения, люди голодные, уставшие, не уверен был, что все смогут добраться до базы партии. В узком ущелье имелась тропа, проложенная золотоискателями и охотниками через перевал до реки Селиткан. Придя в нормальное состояние, после пожарного задымления, бригада направилась по тропе на перевал. Вечерние сумерки захватили перед перевалом. Ночью в горах оказалось очень холодно, всю тёплую одежду и подстилочные оленьи шкуры, которые использовали всё лето, бросили, убегая от пожара. Всю ночь жгли костёр, обогреваясь от студеного горного воздуха.

Голодные, уставшие, утром кое-как сумели встать и двинуться на перевал. В лесу никаких съедобных ягод не было. Самыми слабыми оказались студенты, они стали отказываться идти. Предлагали их оставить, а остальным быстрее идти, взять в партии оленей и с продуктами возвратиться за ними. Топограф внушал, что до реки Селиткан осталось совсем немного, нужно организовать свои силы, спуститься с гор до реки, по которой можно на плоту поплыть до реки Селемджи, на берегу которой расположен посёлок Экимчан. Последнюю запечённую рыбку разделили перед перевалом, хотелось есть.

Наконец добрались до реки. Она оказалась многоводной, вышедшей из берегов из-за многодневных осенних дождей. На берегу, запрятавшись в густых зарослях, обнаружили охотничью избушку, в ней нашлось немного сухарей в баночке. Разделили сухари на всех. Бригадир свою порцию поделил студентам, объяснив, что у него болит желудок. Превозмогая голод, усталость, все принялись готовить плот, предвкушая, что наступает спокойное плавание, главное: не нужно идти, а можно лежать. Попытки поймать рыбу не увенчались успехом. Решили ловить рыбу с плота. Студенты измерили скорость течения реки и высчитали, через сколько дней можно приплыть в Экимчан, до которого оставалось шестьдесят километров.

Плот был готов, вещей никаких не было, кроме одного рюкзака, в котором находились документы измерений за весь летний сезон. Бурная река подхватила плот с людьми и увлекла в свою стремнину. Спокойствия на связанных брёвнах не оказалось. Поток со стремительным течением постоянно выносил плот то на один обрыв берега, то на противоположные скалистые утёсы, приходилось непрерывно отгребать вёслами и отталкиваться шестами. Зигзагообразный водный поток был настолько стремительным, что про рыбалку даже забыли.

Во второй половине дня на одном из крутых поворотов плот налетел на залом из затонувших стволов деревьев с огромными вывороченными корнями, который перегородил реку. Плот невозможно было отгрести от бушующей бурлящей стремнины, он ударился и разлетелся на отдельные брёвна. Люди оказались в ледяной воде. Студенты с визгом бросились в залом. Харьков сумел одного вытащить из воды очень быстро, за другим нырял много раз и все-таки вытянул его за волосы, а рабочие откачали. Топограф стал нырять под стволы залома в поисках рюкзака с материалами, силы иссякли. В очередной раз Харьков не вынырнул. До самой темноты рабочие пытались найти в воде своего руководителя, но так обнаружить его в тот день не удалось. На второй день обессилившие рабочие продолжили поиски топографа, но безрезультатно. Харьков утонул.

Рабочие и студенты с большими трудностями добрались до Экимчана, несколько раз сооружая новый плот. На поиски трупа на р. Селиткан отправили И.А. Потейко с группой работников. Вот тогда и был установлен памятник В.Т. Харькову на месте его захоронения.

На реке Бурея назван именем Виктора Харькова один из физико-географических объектов этого региона.

Много по стране сохранилось подобных одиноких памятников, установленных первопроходцам, которые занимались топографо-геодезическими работами в самых удаленных регионах, создавая первые топографические карты.

На севере Красноярского края, в тундре, на высоком восточном берегу озера Тембенчи, возвышается памятник погибшим геодезистам, на котором выгравировано: «Здесь, на озере Тембенчи, в 1969 году, создавая топографическую карту, трагически погибли: Токарев В.Г., Переверзев Б.М., Самофалов Л.Ф., Черников В.Г.». Эту трагедию я подробно описал в книге «Российские колумбы».

В период всеобщего картографирования нашей страны значительное число экспедиционных работников из маршрутов не возвратилось. Многим из них сооружены памятники на таёжных тропах, на берегах рек, морей и океанов, на островах, на вершинах гор, на бровках непроходимых болот, в тундре и в лесных массивах, удалённых от населённых пунктов.

Построение государственной геодезической основы страны завершено и сплошное картографирование закончено, поэтому такого количества трагических гибелей, которого достигла в ушедшем столетии картографо-геодезическая служба, никогда не будет.

Подписка о невыезде

В апреле я со своей бригадой добрался до реки Изан, через Тайшет, в Алзамай, здесь мне предстояло проработать весь полевой сезон. Пять лошадей с сёдлами пригнал Егорович, бывалый потомственный конюх-проводник. Бригада состояла из пяти человек: помощник Иван, студент Томского топографического техникума, двое рабочих и постоянный мой спутник, Егорович. Два месяца проработали очень успешно. Весенний период — это самый благоприятный сезон для экспедиционных работ в таёжных регионах. После долгих зимних камеральных работ вырываешься на природу с большим наслаждением, начинается свободный образ жизни.

Темп продвижения полевых работ с первых же дней оказался очень высоким. В этот период люди и лошади не испытывают беспокойства от комаров и разной мошкары. В лесу прохладно, природа просыпается от зимней спячки. В заросших глубоких лощинах сохранился слежавшийся ноздреватый снег. От его таяния зарождаются малюсенькие ручейки, обдавая свежим снежным холодком.

Мы остановились на берегу реки Изан, установили палатки. Это наш центральный лагерь на весь период полевых работ. В первые дни мы оставляли Егоровича с лошадьми, а сами уходили на вершины гор заниматься измерительными работами. В далёкие маршруты ездили на лошадях. Практикант быстро освоил весь комплекс полевых работ и стал вносить существенную лепту в производство топографических измерений, особенно его помощь требовалась в камеральной обработке материалов. Иван оказался хорошо подготовлен и в физическом плане, он перед поступлением в техникум отслужил в армии, в топографическом отряде.

В середине июня неожиданно Иван заболел, поднялась температура до 39°. В те годы свирепствовало опасное заболевание от укуса энцефалитных клещей. Были даже случаи со смертельным исходом. Я поспешил отправить практиканта к фельдшеру, с большим сожалением распростился с ним, зная, что к нам в тайгу ему уже не добраться, радиостанций в то время ещё не было. Егорович на лошадях со студентом поехал в деревню, а я с рабочими отправился в маршрут. Ехали они очень быстро, проводник забрал всех лошадей, поэтому в пути пересаживались на отдохнувших коней и вновь двигались в сторону деревни. В деревне, у магазина, Иван попрощался с Егоровичем, объяснив, что устал весь день в седле, поэтому пройдётся пешком до фельдшера, медпункт располагался на самой окраине деревни. Егоровичу предстояло закупить продукты по списку и завьючить их на лошадей. Продавец знал оптового экспедиционного работника. Поэтому закрыл магазин и они по списку стали затаривать вьючные мешки разными продуктами. Завьючив четыре лошади, Егорыч уселся на свою любимую кобылу, у которой имелся месячный жеребёнок, и отчалил в сторону таёжных зарослей. Жеребёнок  иногда отставал, приходилось останавливаться и ждать, он сильно уставал, ему первый раз за его месячный срок со дня рождения пришлось так много идти, а иногда бежать.

Когда конюх пригнал лошадей, я у него стал расспрашивать, зачем он арендовал жеребую кобылу, которая вот-вот должна ожеребиться. Проводник объяснил, что взял специально, зная, что кобыла с жеребёнком не убежит из лагеря от людей. Лошади, они компанейские животные и одни не убегут, оставив кобылу с жеребёнком. Егорыч в лошадях толк знал, обычно во всех бригадах лошади убегают, даже спутанные. Не все спутанные возвращались в колхоз, на некоторых нападали волки и в таком состоянии они не могут отбиться, другие тонули, спутанные, переплывая через реки или пересекая труднопроходимые болота, а у Егорыча не было случаев, чтобы у него ушли лошади, уж очень хорошо он знал лошадиные повадки. Через несколько дней Егорыч узнавал наклонность и привычки каждой лошади.

Егорыч ехал, постоянно оглядываясь, следя за жеребёнком. Увидев большую поляну с густой травой, проводник решил заночевать, чувствуя, что детёныш совсем устал. Саврасик — такое имя дал конюх светло-гнедому малышу с чёрной гривой и тёмным хвостом — улёгся среди низкорослых кустов густой черники. Егорыч, развьючив коней, занялся костром. Неожиданно встревоженные лошади заржали, стали бегать, издавая испуганные звуки. Егорыч схватил свою старенькую берданку и выбежал на поляну. К его великому удивлению, рысь вцепилась оскалёнными зубами в чёрную гриву Саврасика. Жеребёнок пытался вскочить, бежать, припадая на передние коленки, падал, вновь вскакивал, а рысь тем временем делала попытки ухватиться за горло и перекусить его. Егорыч прицелился и выстрелил. Саврасик вскочил и побежал к кобыле, добравшись, он уткнулся головой в грудь матери. Она стала обнюхивать малыша, касаясь своими дрожащими губами. Огромная желтая рысь распласталась на зелёном травянистом лугу.

Испуганные лошади смотрели в сторону конюха. Он направился к Саврасику. Некоторые раны пришлось обработать, но шрамы останутся пожизненно. Самый большой испуг Егорыч испытал, когда нажимал на спусковой крючок своей берданки, ведь малейшая неточность — и пуля могла поразить Саврасика, а этого бы горя старик не вынес. В течение лета проводник обработал шкуру рыси, сделал чучело, набив во внутрь лёгкий пушистый ягель.

Возвратившись из деревни, Егорыч мне рассказывал подробно, как расстался у магазина со студентом. Я удивился, что проводник не довёз больного до медпункта и не поинтересовался у фельдшера о дальнейшей судьбе практиканта и каково его состояние? Конюх объяснил, что Иван категорически отказался ехать по деревне, сославшись, что затекли ноги и ему нужно пройтись. Я пожурил Егорыча и удивился, что Иван не зашел даже в магазин. На этом наш разговор закончился.

Первые дни без помощника работать было трудно, но вскоре пришлось приспособиться. Нам очень повезло с погодой. Погода установилась хорошая на период измерений с помощью теодолита прямых и обратных засечек, поэтому удалось завершить полевые работы досрочно.

Десятого сентября мы вышли в деревню Тымбыр. Я отправил телеграмму с почты руководству отряда, что работу закончил, отправляю сдавать лошадей в колхоз. И сразу же получил ответ от начальника отряда О.А. Дроздова, который сообщил, что он выезжает в Тымбыр, лошадей не сдавать.

О.А. Дроздов приехал очень быстро, поблагодарил меня за успешное выполнение задания и привёз мне аэроснимки и дополнительное задание. Мне очень не хотелось браться за эту работу, но отказаться не хватило наглости. Я поинтересовался судьбой моего помощника и его состоянием здоровья? Начальник отряда странно скривил лицо, недоуменно стал смотреть на меня, даже не поняв, о чем идёт речь. Я подробно изложил о случившейся болезни студента и о его отправке на лечение. Дроздов ответил, что в отряд практикант не появлялся. Я быстренько отправился в медпункт, фельдшер ответил, что в июне он находился в отпуске и медпункт был закрыт. Тогда отправили срочную телеграмму в техникум, получили ответ с упрёком в наш адрес от директора Болотова, что начался учебный процесс, а мы задерживаем практиканта. Тогда написали телеграмму домой матери Ивана и тоже получили ответ, что его там нет.

После этого обратились к участковому милиционеру. Подробно все объяснили и написали. Он потребовал объяснительные с каждого и после этого он сделал заключение, что студента застрелил Егорович и закопал его где-то в тайге, даже хотел взять его под стражу. Версия участкового сводилась к тому, что застрелил конюх студента случайно, возможно, когда стрелял в рысь или что-то ещё случилось непредвиденное в пути. Милиционер допрашивал Егорыча с пристрастием, придирчиво, применяя оскорбления. Егорыч исхудал, клялся и божился, что не убивал Ивана. В то же время не было свидетелей, что они в деревню приехали вдвоём. Участковый выдал версию Дроздову, что убийство организовал я, отправив проводника и дав ему такое задание. Версия о таком сговоре у сотрудника появилась по причине, что я очень рьяно защищал Егорыча. С меня и с Егорыча взяли подписку о невыезде.