Помоги проекту - поделись книгой:
В этих катастрофах гибло все живое. Смены были похожи на занавес перед театральным антрактом. Когда антракт кончался и солнце пробивалось сквозь поредевшие тучи, декорации оказывались смененными и на сцене суетились иные действующие лица.
В 1812 году Кювье написал книгу «Рассуждение о переворотах на поверхности Земли». Его взгляды сразу же нашли немало сторонников. Так, его коллега и соотечественник Д’Орбиньи тут же насчитал в истории планеты двадцать семь катастроф. Д’Орбиньи был отличным палеонтологом — специалистом по вымершим животным, и его слово значило в науке немало.
Гипотеза катастроф одинаково устраивала и нептунистов, и плутонистов. Она казалась новой, революционной и очень прогрессивной.
А вот Фридрих Энгельс увидел в «теории» Кювье то, чего не замечали остальные. В книге «Диалектика природы» он писал: «Теория Кювье о претерпеваемых Землей революциях была революционна на словах и реакционна на деле. На место одного акта божественного творения она ставила целый ряд повторных актов творения и делала из чуда существенный рычаг природы». Сторонник трезвого материалистического взгляда на все, в том числе и на историю нашей планеты, Энгельс был уверен, что чудес не бывает. И он резко критиковал взгляды Кювье и всех сторонников «катастрофизма».
Конечно, развитие и изменение организмов от катастрофы к катастрофе было лучше, чем неизменность живого мира, как то утверждало священное писание. Но возникал вопрос: отчего происходили на поверхности нашей планеты катастрофы? И здесь ответ мог быть один: по воле бога! Такая жестокая необходимость божественного вмешательства смущала многих ученых. Нужно было найти способ избавиться от этой зависимости. И вот, такая лазейка нашлась.
Еще философы Древней Греции учили, что объяснение минувших явлений следует искать в явлениях природы, существующих в настоящее время. Те же мысли высказывал Леонардо да Винчи, французский натуралист XVI века Б. Палисси, а столетие спустя — датчанин Н. Стено. В середине XVIII столетия на основании этого принципа М. В. Ломоносов делал свои прекрасные геологические прогнозы и обобщения. Наконец, вы помните упрямого шотландца Джеймса Геттона, утверждавшего, что законы и силы, управляющие всеми преобразованиями на Земле, остаются от века неизменными.
Я уже говорил, что в начале прошлого века в Англии велось усиленное строительство дорог, каналов и шахт в южных провинциях. Отсюда и увлеченность англичан геологией, их успехи в стратиграфии и других отраслях науки о Земле.
Жил в ту пору на берегах Альбиона молодой человек по имени Чарлз Лайель. Родился он в Шотландии. Учился в обыкновенной школе, после окончания которой поступил в Оксфордский университет на юридический факультет. Надо сказать, что еще в детстве Чарлз пристрастился к собиранию насекомых. И свое увлечение естественными науками не забросил и в университете за изучением классиков и римского права. Более того, познакомившись на лекциях с геологией, он так увлекся новой для него наукой, что, окончив университет и поработав адвокатом, оставил адвокатскую практику и полностью переключился на геологию. Каждый год со студенческих времен Лайель летом совершал экскурсии в места интересных геологических образований, а потом в течение зимы систематизировал увиденное, много читал, обобщая накопленный наукой материал.
Катастрофическая гипотеза Кювье давала простор для фантазий, но не помогала в истинном восстановлении истории планеты. Да и нужны ли катастрофы природе? Ее современные действия вполне допускают объяснение явлений геологического прошлого без всяких неожиданностей. Так ведь говорил еще Геттон?..
Накопив знания и утвердившись в принятом мнении, Лайель выступил против признанных авторитетов своего времени. Ему было только тридцать три года, когда в Лондоне появился первый выпуск его объемистого труда «Основы геологии».
Лайель утверждал, что изменения на Земле могут происходить без всяких катастроф, постепенно.
Присмотритесь внимательно к обрыву за городом. Вот в толще пород встретился косо залегший слой, который тянется узкой, извивающейся лентой на многие километры. На одном его участке встречаются камни и галька, перемешанные с крупным песком. На другом совсем мелкие частицы древнего ила. О чем поведает это наблюдение, если мы будем основываться на наших современных знаниях?
Прежде всего можно заключить, что перед нами — русло древней реки. На участке с крупными камнями и галькой оно было, по-видимому, когда-то стеснено утесами. Вода бурлила и мчалась с силой, увлекая за собой камни. А там, где берега расступались и течение начинало струиться плавно и медленно, на дно успевали осесть мелкие песчинки и накапливался слой ила.
А вот в другом месте на равнине встретились вдруг высокие гряды и холмы. Далеко протянулись россыпи и груды больших камней — валунов. Откуда они здесь? Опыт, накопленный нами в современных наблюдениях, подскажет: их принес с собой мощный ледник, много тысяч лет назад захвативший эту территорию.
Книга «дилетанта» была встречена в штыки большинством специалистов. Английские геологи не могли так сразу согласиться со столь простыми и очевидными выводами. Раздражало и то, что Лайель для объяснения сложных примеров обходился без помощи бога. Все у него происходило естественно и просто, на основании законов природы.
Много пришлось выслушать молодому Чарлзу Лайелю горьких, обидных и несправедливых слов, прежде чем к концу тридцатых годов прошлого столетия его труд получил признание. Не обошлось здесь без помощи его друга Чарлза Дарвина, который во время своего кругосветного путешествия собрал множество подтверждений постепенного изменения не только поверхности земного шара, но и живых организмов, его населяющих. «Лишь Лайель внес здравый смысл в геологию, заменив внезапные, вызванные капризом творца, революции постепенным действием медленного преобразования Земли», — писал Фридрих Энгельс в «Диалектике природы».
«Творец современной геологии», «один из самых выдающихся ученых XIX столетия» и «глава английских геологов» — такие титулы заслужил Лайель за свой труд.
Конечно, взгляды Лайеля тоже не лишены были недостатков. И первым их увидел Фридрих Энгельс. В той же книге «Диалектика природы», которую я уже цитировал выше, он писал: «Недостаток лайелевского взгляда — по крайней мере в его первоначальной форме — заключался в том, что он считал действующие на Земле силы постоянными, — постоянными как по качеству, так и по количеству. Для него не существует охлаждения Земли, Земля не развивается в определенном направлении, она просто развивается случайным, бессвязным образом».
Ведь сначала Лайель даже отрицал возможность изменения видов животных на Земле и критиковал эволюционную теорию, созданную французским естествоиспытателем Жаном Батистом Пьером Антуаном Ламарком в 1809 году. И лишь после того как Чарлз Дарвин объяснил, как возникают в процессе длительного естественного отбора у животных новые целесообразные признаки, которые позволяют ему приспособиться к изменению окружающих условий, Лайель признал изменчивость видов и учение Дарвина. Он даже привел доказательства древности происхождения человека и его эволюции, против которой выступали церковники со всех папертей.
Действительно, надо признать, что XIX век сделал очень многое в развитии наук о Земле.
Знаете ли вы, какая из общественных профессий, связанная с землей, была в древности одной из самых почетных и уважаемых? Пожалуй, не догадаетесь... Землемеры! Вы удивлены? Сейчас я попробую вам это объяснить.
Глава третья
КАК ОПРЕДЕЛЯЛИ ФОРМУ И РАЗМЕРЫ ЗЕМЛИ
Дело в том, что, несмотря на немногочисленность в далеком прошлом населения нашей планеты, лишней земли, пригодной для пахоты, никогда не находилось. Люди селились тесно. Семьи разрастались. Землю покупали, продавали, захватывали. Поэтому приходилось постоянно пересматривать и перемеривать земельные наделы. И уж, конечно, делать это мог только очень ученый человек, умеющий не только измерять, но и считать, и чертить планы.
А представьте себе, что понадобилось проложить новую дорогу. Да так, чтобы и путь покороче выбрать, и в болото не угодить, горы и овраги обойти... Или решили люди сообща вырыть канавы для орошения или, наоборот, для осушки. Кто поможет составить план работ? Кто на местности покажет, куда вести дорогу, где копать? Такими необходимыми и учеными людьми во всех населенных районах как раз и были землемеры.
В нашей стране в допетровские времена тех, кто занимался описанием и изображением земель, называли писцами или описчиками, а то — дозорщиками. В середине XVI века был издан первый «писцовый наказ», который определял их обязанности. После Петра I правительственные агенты, занимавшиеся размежеванием и съемками земель, стали называться межевщиками или съемщиками. А те, кто получал специальное образование, звались топографами и геодезистами.
Предположим, нам с вами дали задание — подробно исследовать и описать поверхность какого-нибудь физического тела. Грубо говоря, такую поверхность всегда можно представить в виде многогранника, ограниченного большим или меньшим количеством плоскостей. И метод работы может быть соответствующим: сначала обмерить все плоскости и углы, которые они составляют друг с другом, а затем приступить к подробному изучению каждой отдельной грани. И при этом считать, что все неровности состоят из различных сочетаний бесчисленных кривых поверхностей.
В этом примере определение общего вида тела и измерение его граней можно сравнить с общими измерениями всей Земли, чем и занимается наука геодезия. А изучение подробностей каждой отдельной грани — с тем, чем занимается топография.
В истории сохранилось имя древнегреческого астронома и путешественника Птиеаса из Массилии (ныне город Марсель, на юге Франции). Жил он примерно в IV веке до нашей эры и за свою жизнь объехал множество областей населенной части Земли — ойкумены. Везде Птиеас интересовался особенностями местности: где какие реки текут, где возвышаются горы, а где низменности. Он написал превосходное сочинение «Периплюс», содержащее в себе не только первые топографические описания увиденных стран, но и чертежи, планы и карты тех мест.
Конечно, пока люди не узнали истинной формы и размеров всей планеты, пока не изобрели точных способов определения географических долгот и широт, им и думать было нечего о составлении действительно подробных и точных карт. Наверное, предложи мы сегодня самому лучшему топографу сориентироваться на местности по старинному плану, он беспомощно разведет руками.
Вот и получается, что прежде всего следовало узнать истинную форму и размеры Земли. Для нас с вами шарообразная форма нашей планеты так же естественна, как голубой цвет ясного неба. А ведь это совсем не столь очевидно.
Выйдите в поле. Заберитесь далеко-далеко в середину, чтобы до самого горизонта — только травы да цветы с лепестками различной окраски. Оглянитесь по сторонам: плоская равнина окружает вас со всех сторон, не так ли? Так и Земля представляется огромной плоской лепешкой, над которой опрокинута голубая чаша неба. Такой и считали ее древние мудрецы. Считали до тех пор, пока не накопилось столько противоречий подобному взгляду, что терпеть дальше оказывалось невозможно. Пришла пора менять мнение.
Кто же первым из мудрецов-философов доказал, что наша планета — шарообразна? И как это ему удалось сделать, не поднимаясь в космос на ракете, не вылетая за пределы атмосферы?..
Представьте себе Грецию, вернее, Древнюю Грецию, года так триста сорокового, но до нашей эры. Афины — «око Эллады», как называют этот город поэты. В северо-западной части квартала горшечников, возле храма Аполлона Ликейского находится школа знаменитого философа Аристотеля. Это несколько зданий, расположенных в большом парке. По его дорожкам прогуливается небольшая группа учеников, внимательно слушающих объяснения учителя. А вот и он сам... Не сказать чтобы на первый взгляд великий философ был бы так уж красив собой. Малого роста, сухощав и близорук. Редкие волосы и колючий взгляд делают его облик даже неприятным. Особенно когда его жиденькая бороденка открывает тонкие губы, словно змеящиеся в постоянной усмешке. Говорит он картаво и негромко. Но как ловко, как логично и остроумно. Недаром спорить с ним не решаются даже самые завзятые ораторы. Его холодная насмешливость и саркастические реплики убивают.
Несколько лет назад царь Македонии Филипп пригласил Аристотеля в учителя к своему сыну Александру. Теперь царевич вырос, стал полководцем, завоевал множество земель, в том числе разгромил и афинское войско... А его учитель, благодаря щедрости ученика, смог переселиться сюда и открыть школу. Для Афин — Александр враг. А для Аристотеля — любимый ученик, воспитанник. И полководец не забывает учителя. Из разных стран присылает он ему в подарок всяческие диковинки. Оттого в доме Аристотеля собрались великолепные коллекции.
— Чтобы познать устройство мира, — говорит Аристотель, — необходимо прежде приобрести знания о первопричинах... Фалес — основатель натуральной философии учил, что начало всего — вода. И Земля, имеющая форму плоского диска, плавает на поверхности мировой воды...
Стараются ученики, царапают заостренными палочками-стилосами по восковым табличкам. Записывают мысли учителя.
— Жители Вавилона утверждали, что Земля похожа на ступенчатую пирамиду — зиккурат, тоже окруженную со всех сторон океаном. А бесстрашные мореплаватели — финикийцы видели Землю горбатой, спиною вылезающей из той же воды. Однако так ли это? Пифагор Самосский, сын камнереза Мнесарха, учил, что начало всего — единица. Мир составлен из чисел. Единица и двоица — из них исходят числа. Из единицы — точки, из точек — линии. Из линий — плоские фигуры, из плоских — объемные. Из объемных фигур составляются чувственно воспринимаемые тела, окружающие нас. В них четыре основы — огонь, вода, земля и воздух. Перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого — Земля. Земля, по Пифагору, тоже, вследствие идеальности формы шара, шаровидна и населена со всех сторон. Существуют даже антиподы, для которых наш низ — верх...
Сложные рассуждения, правда? Сейчас, когда читаешь сочинения древних философов, пробраться через их словесные формулы бывает непросто. И не всегда сразу доберешься до скрытого смысла.
— ...Солнечные лучи, освещая Землю, проникают через ущелья глубоко в недра и вызывают в них образование металлов и руд. Лунное же сияние порождает драгоценные камни.
По утрам Аристотель беседует с избранными учениками. А по вечерам читает лекции для всех желающих. Одним из сложных вопросов того времени были причины и «механизм» солнечных и лунных затмений. Какого только вздора не наплели о них люди в сказках...
Некоторые утверждали, будто затмения приносят несчастья. Философ в это не верил. Почему во время лунного затмения тень на Луне всегда круглая? Что заслоняет Луну от горячих лучей Гелиоса-солнца? Может быть, это Земля становится между дневным и ночным светилами?
Чтобы сделать слова более убедительными, он вынимает из складок тоги кубик и подставляет его солнцу. Тень от кубика — квадрат. От диска тень в одном положении круглая, а в другом — тоненькая, как черточка. И только шар всегда отбрасывает круглую тень, в любом положении.
— Может ли быть Земля плоским диском, как учил Фалес? Нет! Скорее мы должны признать правоту Пифагора и согласиться с его мнением о том, что Земля — шар.
Удивляются ученики простоте доказательства. Но в простоте-то и заключена гениальность.
Когда Александр Македонский завоевал Египет, он приказал на одном из рукавов Нила, на оживленном перекрестке торговых путей, заложить город. Так была основана Александрия.
Долгие годы главными чудесами нового города были Мусейон и библиотека. Мусейон — жилище муз был, по сути дела, первым в мире университетом и академией наук одновременно. Ученые, поэты и философы жили здесь на полном государственном обеспечении и спокойно занимались своей работой. Они писали лекции, наблюдали звезды и писали книги — длинные свитки папируса, которые скатывали в трубочки и прятали в футляры, сшитые из толстой кожи. Футляры складывали в хранилище, которое и являлось знаменитой Александрийской библиотекой. Сколько там было свитков-книг, трудно сегодня даже сказать.
В третьем и частично во втором веках до нашей эры жил в Мусейоне географ Эратосфен из города Кирены. Был он одним из первых директоров библиотеки и прославился тем, что кроме географического описания всех известных древним грекам стран определил еще и размеры Земли. Случилось это так...
Услыхал как-то Эратосфен, что в Сиене (ныне Ассуан) в самый длинный день в году — 21 июня, когда солнце поднимается на наибольшую высоту, полуденные солнечные лучи освещают дно самого глубокого колодца в городе. А что это означало? Только то, что в полдень лучи солнца падали вертикально и солнце стояло точно в зените.
Эратосфен проверил: в тот же день в Александрии, расположенной в пяти тысячах стадий севернее Сиены, тень от столбика, отбрасываемая солнцем на сферическую чашу солнечных часов, равнялась 1/50 длины полной окружности чаши. Значит расстояние между Сиеной и Александрией тоже должно было равняться 1/50 окружности Земли. Пятьдесят помножить на пять тысяч — получится двести пятьдесят тысяч стадий. Это и есть окружность всей планеты.
Сегодня мы не знаем точно, чему равняется стадия Эратосфена. Были стадии греческие, были египетские, были и другие. Но даже если взять самые крайние значения, то и в этом случае расчеты Эратосфена оказываются весьма близкими к результатам сегодняшних измерений. Правда, труды древнегреческого географа мало чем помогли современникам. Сначала ему не очень-то поверили, а потом забыли. Путешественники еще не объехали земной шар. Еще не были открыты даже все его континенты. Так что первое измерение нашей планеты, хоть и было достаточно точным, но опередило свое время.
Потом было много попыток повторить его расчеты. О некоторых я вам расскажу, не для того чтобы вы их запомнили, но чтобы имели представление о большом труде, вложенном в решение этой задачи.
Уточнить измерения Эратосфена попытался александриец Посидоний. Он заметил время, которое требовалось кораблям, чтобы достичь из порта Александрии лежащего к северу острова Родоса. Вычислил скорость плывущего судна и узнал путь. Этот путь он принял за дугу меридиана. Потом по высоте звезд над горизонтом вычислил, сколько градусов заключает в себе найденная дуга, и рассчитал окружность Земли. Однако его результаты оказались значительно менее точными, чем у его предшественника.
С каждым веком все дальше уходили купцы со своими товарами, привыкали к далеким походам и воины. И перед людьми вставала важнейшая проблема — научиться измерять расстояния. Ведь в древности большинство путешественников, кочевников и охотников вместо расстояний отмечали время, необходимое для преодоления пройденного пути. Так, мореплаватели говорили, что от одного острова до другого два или три дневных перехода при попутном ветре. Солдаты мерили путь от одной крепости до другой временем пеших переходов. А как быть купцам? Торговые дальние пути проходили по морям и пустыням, по степям и горным дорогам. По воде плыли торговцы на кораблях. В пустынях перегружали товары на верблюдов. По степям скакали на лошадях. А по горным дорогам везли свое добро на яках. У каждого «вида транспорта» — своя скорость. И чем длиннее становились маршруты, тем острее оказывалась задача: как измерять большие расстояния? Как научиться измерять Землю?
Почти тысячу лет не встречается в истории упоминаний о новых измерениях планеты. Но в IX веке по поручению халифа Аль-Маммуна два арабских математика и астронома применили александрийский способ Эратосфена. Летописи сохранили лишь упоминание о работе. Результаты оказались утерянными.
В 1525 году французский врач Фернель приспособил к колесу своего экипажа счетчик оборотов. И отправился из Парижа в Амьен, который лежал к северу от столицы на парижском меридиане. В конечных пунктах пути Фернель измерил высоту солнца и узнал, какую часть меридиана составляет пройденное расстояние. Дальше легко было вычислить окружность Земли. К сожалению, неровности дороги и неточность астрономических измерений привели француза к очень большой ошибке. После Фернеля ученые пришли к мысли о том, что нужен какой-то иной метод измерений, который не зависел бы от неровностей почвы и от пути, который выбирают лошади, везущие экипаж.
Далее прошло уже чуть меньше ста лет, и голландский математик Виллеброд Снеллиус предложил именно такой способ, который требовался. Назвали этот метод
За первым треугольником строился второй, потом третий и так далее. С помощью своего метода Снеллиус очень точно измерил длину дуги одного градуса меридиана возле города Лейдена. Умножил полученную величину на 360 и вычислил полную длину окружности. И будь наша планета математически точным шаром, результат Снеллиуса, наверное, закончил бы все споры о ее размерах. Но возник новый вопрос:
В 1671 году Парижская академия наук отправила одного из своих молодых членов, Жана Рише, в тропическую Кайенну для астрономических наблюдений. Молодой астроном взял с собой тщательно отрегулированные в Париже часы, маятник которых отмерял ровно одну секунду за каждое качание. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что в тропиках его часы стали отставать. Да еще как — на две минуты в сутки! Пришлось Рише укорачивать маятник. Ведь чем меньше его длина, тем быстрее ход. Однако когда экспедиция вернулась в Париж, непослушные часы «побежали». Они стали уходить вперед тоже на две минуты в сутки.
«А не значит ли это, — подумал Жан Рише, — что на разных широтах и величина силы тяжести не одинакова? Чем она меньше, тем часы должны идти медленнее. Чем сила тяжести больше, тем быстрее качается маятник. Ну а почему на экваторе сила тяжести может быть меньше, чем в более северных широтах? Не потому ли, что там расстояние до центра больше?.. Но тогда Земля — вовсе не идеальный шар, а сплюснутый у полюсов».
С таким выводом молодого ученого никак не желали соглашаться его старшие коллеги, которые считали Землю у полюсов вытянутой или точным шаром. А тут еще вмешался Ньютон. Он тоже решил доказать, что Земля имеет сплюснутую форму. И это ему неплохо удалось, благодаря остроумному мысленному опыту.
В те времена французы ужасно не любили, когда англичане в чем-нибудь их опережали. Правда, того же терпеть не могли и англичане. И между учеными двух стран разгорелся спор — вытянута Земля у полюсов или сплюснута? Вольтер очень остроумно писал по этому поводу: «Француз, побывавший в Лондоне, обнаруживает, что все совершенно изменилось в философии — точно так же, как и во всем другом. Во Франции он оставил мир заполненным эфирными вихрями, здесь — нашел его пустым. В Париже приливы и отливы морей производятся давлением Луны; в Англии, напротив, моря тяготеют к Луне. Поэтому в то время, как парижане требуют от Луны высокого стояния воды, обыватели Лондона ожидают отлива... У картезианцев (последователей французского философа Декарта) все производится давлением, чего никто из смертных не может взять в толк; у ньютонианцев, напротив, все обусловлено тяготением — что столь же непонятно. Наконец в Париже Землю изображают удлиненной у полюсов, точно дыня или яйцо; в Лондоне же, напротив, Земля уплощена, как тыква».
Поддержал точку зрения Ньютона на сплюснутость Земли и знаменитый голландский ученый Христиан Гюйгенс. Он велел насадить на палку мягкий шар из сырой глины и быстро вращать его вокруг своей оси. Через некоторое время шар уплощился с полюсов и принял форму эллипсоида вращения.
И все-таки окончательно решить спор могли только новые экспедиции и новые измерения. Решили измерить длины дуг в один градус на севере и поближе к экватору. Если Земля сплюснута, результаты измерений должны отличаться... Позвольте, но как и в каких единицах измерять? О методе измерения договорились быстро — триангуляция. А вот о единицах измерений?.. Ведь в ту пору французы пользовались
Тысяча восемьсот восьмой год! Французские войска императора Наполеона I начали оккупацию Испании. В ночь с 17 на 18 марта в городе Аранхуэсе, где находился испанский двор, начались волнения. Дворяне, поддерживавшие сына короля Фердинанда, потребовали от его отца — Карла VII — отречения от престола, рассчитывая, что Фердинанд тут же начнет борьбу с французскими оккупантами. Однако дворцовые интриги и неподготовленность Испании к войне привели к тому, что французские войска вошли в Мадрид. Фердинанд, едва сменив своего отца на престоле, вынужден был снова отдать ему корону и скипетр. А тот «уступил» их Жозефу Бонапарту — брату Наполеона.
Эти события вызвали настоящий взрыв народного негодования. 2 мая 1808 года в Мадриде вспыхнуло восстание, которое положило начало революции. Восстали крестьяне Астурии, Андалусии, Валенсии и целого ряда других областей. По всей стране испанцы преследовали французов, считая их всех виновниками разразившихся несчастий.
27 мая 1808 года в Пальму — главный город острова Майорки (ныне Мальорка) приехал ординарец Наполеона некто Бертемье. Он доставил приказ испанской эскадре немедленно двигаться в Тулон... Узнав об этом, жители Пальмы восстали. Они не желали отдавать свои корабли французам.
Губернатор едва успел запрятать Бертемье в замок Бельвер, превращенный в тюрьму, чтобы не допустить кровопролития. И тогда неудовлетворенная толпа вспомнила еще об одном французе, который поселился высоко над портом, в горах, и время от времени зажигал на скале яркий огонь.
— Он подает сигналы французской армии! — кричали распалившиеся горожане. — Он французский шпион! Убьем его!
Вооружась чем попало, люди бросились вверх по тропе, чтобы добраться до уединенного жилища и расправиться с его обитателем...
Давайте замешаемся незаметно в толпу и последуем за нею. Смотрите, кто-то все время старается разными уловками задержать ее движение. А тем временем один из восставших, отделившись от товарищей, стремглав бросился вверх.
О-о-о! Какая крутая здесь тропа. Но конец дороги близок. Вон уже виден Клоп-де-Палазо, как называют этот район местные жители.
— Сеньор Араго! Сеньор Ара-го! — Это кричит человек, следом за которым мы поднялись на эту вершину. — Сеньор Араго!..
Из дома выбегает молодой человек. Это Доминик Франсуа Жан Араго — двадцатидвухлетний комиссар Парижского бюро долгот, который уже давно производит здесь триангуляцию для измерения меридиана.
Поделиться книгой: