Помоги проекту - поделись книгой:
И считалось, что так пребудет вечно, и оттого чудесный камень назван был Кристаллом Вечности.
Но темная сущность, спрятанная в самой его глубине, не оставляла тайных, отчаянных попыток освободиться. С веками структура камня слабела, и Забытый ощущал это. Он прилагал невероятные усилия для того, чтобы расшатать заклятья светлых сил. И наконец ему удалось выпустить наружу слабые свои эманации. Наиболее чуткие к ним люди улавливали их, и происходило то, что называлось на человеческом языке «порчей характера».
Честолюбие гнездилось теперь в сердцах правителей, и это было очень хорошо для Забытого. Оставалось немногое… Требовался могущественный маг, который сдвинул бы дело с мертвой точки. И такой маг нашелся. Это был Геммель, одаренный, умный, хитрый. Междоусобная война вспыхнула в Империи и развалила ее… Апофеозом катастрофы стало разрушение Кристалла и освобождение Забытого.
Теперь он получил возможность управлять своими марионетками — Диганом и его подручными, — наблюдая из высших сфер за тем, как сложно плетется на земле темная интрига.
— Магическая защита Турриса падет, — шептал голос в ночи. — Тот, кто знает, как уничтожить ее, будет с нами, когда пробьет час. Он подчинится тебе, мой повелитель! Он положит великий город к твоим ногам, и преданные тебе создания начнут пировать на Великой Арене. Они пресытятся человеческой плотью, и тогда ты воцаришься на побережье…
— Да будет так, — прогудел низкий громкий голос.
Одинокий путник на дороге услыхал отзвук этого голоса и вздрогнул, но не остановился. «Должно быть, ветер ревет в кронах деревьев, — подумал он, — или руины продолжают рассыпаться в прах, и плачут так, как умеют плакать только умирающие камни…»
Человек направлялся в Туррис. Он твердо знал, что обязан появиться в этом городе… но для чего — стерлось из его памяти.
ЧУДОВИЩЕ В БОЛОТЕ
Сын судовладельца не должен быть неженкой. Аитьен не уставал внушать отпрыску эту истину. Рослый, с раскосыми глазами, острыми скулами и тоненькой длинной бородкой, Аитьен носил свои блестящие черные волосы убранными в причудливую прическу и улыбался так хитро, словно сам бог торговли, обмена и обмана, Котру, нашептал ему на ухо какую-то поразительную новость.
Аитьен всю жизнь провел на своем родном острове Рагез. Время от времени он наезжал в Заберган — самый большой город Юга, расположенный на одноименном острове. Обычно старый негоциант брал с собой в такие поездки и сына.
Заберган был огромным, прекрасным, полным роскоши. В детстве Спарун, сын Аитьена, мечтал жить там. Отец, улыбаясь, объяснил несмышленышу: пока они не разбогатели достаточно, чтобы купить особняк, об этом и думать не стоит. В таких местах, как Заберган, нужно быть богатым, очень богатым. Что толку оставаться нищим в самом чудесном из городов мира? Нищим можно быть где угодно — трущобы одинаковы везде.
Поэтому Спарун, как и его отец, и жил на Рагезе. С четырнадцати лет он выходил в море на разных кораблях, а когда ему уже исполнилось двадцать, отец направил Спаруна на «Облачную Птицу», один из лучших своих кораблей.
Капитаном «Облачной Птицы» был старый морской волк по имени Ронселен. Хозяин поручил ему обучить своего наследника всем премудростям корабельного дела. Ронселен всецело поддерживал идею хозяина, находя ее более чем здравой.
— Вот это умно! — гудел он, пуская дым из толстой трубки, выдолбленной из одного прибрежного растения, очень прочного, но с мягкой сердцевиной. — Другой бы сразу — бац! — и сынка в капитаны, а этот понимает: нет, брат, шалишь, капитанами не рождаются, капитанами становятся. Тут ведь мало ветер поймать, тут угадать надо… Опять же, течения. Между островами, а? Бурления всякие и водовороты… — В задумчивости моряк вращал толстым пальцем, изображая коварные коловращения воды. — Ну и, конечно, отмели. Да, а скалы! — спохватился он. — Как налетишь на скалу, как разобьешься! И все это надо знать. На собственной шкуре, — тут он стучал себя кулаком по крепкому брюху, и брюхо, туго налитое увеселительными напитками, отзывалось одобрительным гудением. — На собственной, говорю, шкуре, а не из книжек или там разговоров…
Желая показать свою беспристрастность, капитан гонял хозяйского сынка куда круче, чем прочих матросов. Но Спарун никогда не жаловался.
— Хоть бы выругался иногда, — вздыхал Ронселен. — Ведет себя, как барышня.
Здесь он, конечно, был не прав: Спарун вовсе не был «барышней». Наравне со всеми он греб, когда наступало безветрие, ел вместе с матросами, не требуя, чтобы ему подавали в отдельную каюту. Только палубу не мыл — этой привилегии Спарун потребовал для себя с самого начала.
Он демонстрировал полное послушание капитану, пока корабль находился в плавании. Зато стоило стать на якорь, как роли менялись. Теперь уже Ронселен помалкивал, а Спарун брал на себя главенство: от лица родителя вел переговоры, общался с клиентами, следил за отгрузкой товара.
Такое положение дел всех устраивало…
— Пираты!
Громкий крик матроса, сидящего в «вороньем гнезде» на верхушке мачты, разлетелся по всему кораблю в мгновение ока.
Люди побросали привычные дела, схватились за оружие. Вообще здесь, в непосредственной близости от Забергана, пираты встречались редко. Морские разбойники предпочитали нападать южнее — ближе к своим базам.
— Не повезло нам! — сплюнул Ронселен, когда на горизонте показался корабль с черными парусами. — Точно, пираты! Идут и под парусом, и на веслах — не уйти нам от них… Придется драться.
— Неужто догонят? — Спарун подошел к капитану, прищурившись, вгляделся в морскую даль.
Черные паруса неуклонно приближались.
— Догонят как пить дать! — рявкнул капитан. — Гляди, как несется! Просто акула, а не корабль!
— Почему же мы так не можем? У нас, вроде бы, и паруса хорошие, и весла есть…
— Нет, — Ронселен покачал головой, — я знаю, что говорю. Им помогает сам Котру, бог обмана.
— Котру и нам помогает, — возразил Спарун. — Наша семья издавна поклоняется ему, а уж сколько мой отец и все мои предки пожертвовали в его храм в Забергане! С чего ты взял, будто Котру будет благосклонен к разбойникам? Это бог честных торговцев!
— Ага, и еще мореплавателей, и еще путешественников, и еще — переводчиков, и менял, и всяких жуликов, и обманщиков… ну и разбойников, конечно, тоже. Они ведь не чужды ни торговле, ни обмену, ни мореплаванию. Что до кровопролития, которое они попутно учиняют, — Котру готов закрывать глаза на эти маленькие шалости. Он ведь и сам изрядный обманщик, этот хитрый бог!
Неожиданно Спарун почувствовал себя маленьким мальчиком, который еще не закончил обучение у домашнего педагога. До сих пор Спарун полагал, что Котру, конечно, хитрец, но покровительствует он все-таки людям честным…
— Не может быть! — вырвалось у молодого человека.
Ронселен хмыкнул.
— Вот возьмут нас на абордаж — тогда и увидишь, как этого «не может быть»! — зловеще пообещал он. И заорал матросам: — Вооружитесь и гребите, чтоб вас поглотило чрево пучины! Гребите, вы, отрыжка кальмара! Гребите изо всех сил! Это «Крыло Смерти» — если оно нас догонит, то в живых не останется никого!
«Облачная Птица» постепенно набирала ход, но за это время пират приблизился настолько, что Спарун мог уже различать маленькие фигурки на его палубе. Вместе с остальными своими товарищами хозяйский сын отчаянно налегал на весла.
Неуместно мелькнуло у Спаруна в уме воспоминание… Одна сказка, которую он слышал в детстве.
…Давным-давно люди плавали не на кораблях, а на гигантских черепахах. Эти черепахи были так добры, что позволяли людям прикреплять к их панцирям мачты, устанавливать паруса. Черепах радовало, когда сила ветра влекла их вперед; что до тяжести пассажиров, то могучие животные попросту ее не ощущали.
Так продолжалось очень долго, пока не случилось однажды страшное дело. Поссорились между собой два злых человека. Каждый уселся верхом на черепаху и устремился на противника. Черепахи поначалу даже не поняли, что происходит… а потом было уже слишком поздно. Одна из черепах получила смертельные раны в шею, ее выбросило на берег, панцирь ее был разбит, и птицы расклевали ее тело.
С тех пор черепахи не доверяют людям. Они плавают где-то далеко в южных морях, но ни один моряк никогда их не встречал на своем пути…
— …гребите, акулья закуска, гребите, мерзавцы!.. — донесся до слуха Спаруна голос капитана.
Пираты немного отстали. Спарун наклонил голову и обтер пот со лба о плечо, не переставая налегать на весло. Неужели они действительно оторвались? «Крыло Смерти» уменьшалось, исчезало за горизонтом… Спасение!
Внезапно Спарун осознал: нет, не будет им нынче спасения. Он не смог бы объяснить, откуда к нему пришло это знание. Ему как будто передались чьи-то мысли… Неизбежная смерть отметила сегодня своей печатью «Облачную Птицу». Говорят, моряки чувствуют такие вещи…
Но ведь пираты действительно остались позади? Против этого не поспоришь — очевидность есть очевидность. Так почему же так больно сжимается сердце? Оно тоскует, ощущая надвигающуюся гибель…
— Капитан, они уходят!
В голосе матроса прозвучало неподдельное отчаяние. Казалось, бегство «Облачной Птицы» причиняло ему физическую боль. Пиратский капитан обернулся и поглядел на него, высокомерно задрав брови:
— Кажется, ты что-то произнес, Тьяга?
Тощий матрос криво улыбнулся. Спереди у него недоставало двух зубов, что почему-то придавало его улыбке хищный вид.
— Они уходят, капитан, — повторил Тьяга. — Этого нельзя допустить.
— Наглец! — Капитан ударил его по лицу. — Отойди и не смей давать мне советы.
Тьяга опустил голову и бросил на капитана злой взгляд.
— Это ошибка, — буркнул он, однако дальше спорить не осмелился и отошел в сторону. Он схватился руками за борт, с тоской наблюдая за убегающей «Птицей». — Нельзя им позволить уйти вот так запросто.
Тьяга жаждал крови.
Он плавал на «Крыле Смерти» уже второй год. Странный человек — ни с кем не сходился близко, от вина становился только мрачнее, грабил без интереса и жадности и приобрел репутацию крайне нежелательного клиента среди береговых девиц — они не любили его за жестокость и неспособность получить удовлетворение.
Единственное, что вызывало у Тьягы подобие радости, было кровопролитие. Лишь вдыхая чужую смерть, он чувствовал себя живым.
— Ты погибнешь, — шептал он вслед «Облачной Птице». — Не надейся на благополучный исход. Ты утонешь сегодня. Я вижу это, поверь, я это вижу!
Перед «Облачной Птицей» стремительно росла огромная скала.
Обычно корабли проходили пролив между островами во время прилива, когда вода стояла высоко, но на сей раз обстоятельства потребовали не мешкать. Когда Ронселен понял, что натворил, было уже слишком поздно.
Спасая судно от пиратов, капитан невольно завел его в другую ловушку.
— Лево руля! — заревел Ронселен.
Бросив весло, Спарун с ужасом смотрел, как перед ним буквально из пустоты поднимается белая стена.
Слишком поздно!
Раздался оглушительный треск, и сразу же в несколько огромных пробоин хлынула вода. Нос корабля задрался, корма ушла глубоко в воду. «Товар пропал», — подумал Спарун и вдруг истерически расхохотался. Он, несомненно, погибнет через несколько минут — и все же не перестает думать о том, как недоволен будет отец потерей корабля и товара.
— Котру! — рычал Ронселен, потрясая кулаками. — Котру!
Он повторял имя божества не то как молитву, не то как последнее из проклятий.
Новая волна захлестнула корабль. Обреченное судно погружалось все глубже.
Моряки прыгали за борт, но водовороты многих утягивали прямо под днище, и наружу выплыть они уже не успевали. Спарун изо всех сил вцепился в какую-то доску. Ронселен швырнул хозяйского сынка за борт.
— Нет! — отчаянно вскрикнул Спарун, однако было уже поздно: он плескался в воде, и волны были повсюду, они лезли в глаза, в рот, в нос, заливали уши, перекатывались через голову… Они были кусачими и едкими, от них щипало в глазах, как от самых жгучих слез.
«Водоворот, — вспомнил Спарун. — Сейчас корабль уйдет на дно, и там, где он был, поднимется огромный водоворот… Нужно уплывать».
Он принялся грести, изо всех сил отталкивая воду руками и ногами. Рядом, как ему казалось, он видел других моряков. Потом у него уже не осталось ни сил, ни времени озираться по сторонам. Он только греб, и не было ничего, кроме воды — враждебной, готовой проглотить человека в один миг…
Растянувшись на спасительной доске, Спарун потерял сознание. Он не знал, как долго пробыл в забытьи. Может быть, несколько минут, а может — час. Но наконец спасительное беспамятство отступило, и Спарун вновь открыл глаза.
В первые мгновения Спарун даже не понял, что случилось. Не захотел поверить в это.
Ни корабля, ни единого человека поблизости не было. Только скалы, вздымающиеся впереди, кажется, до самых небес и морская гладь. Начинался прилив.
Он остался один? Погибли… все? И капитан?
Словно видение, мелькнул в его мыслях образ капитана Ронселена — как он стоит на накренившейся палубе, широко расставив ноги, и потрясает кулаками, угрожая небу и обитающему там хитрому божеству, которое обязано покровительствовать морякам! Слышите — обязано! Покровительствовать! А не пускать ко дну их корабли вместе с командой и грузом, клянусь блевотиной пьяной акулы!
— Погиб… — Спарун произнес это вслух, словно пытаясь примириться со случившемся.
Затем он снова поплыл — к берегу.
Наконец Спарун достиг цели и, совершенно обессиленный, вцепился в гребень выбеленного ветрами камня. Он забрался наверх и огляделся. Куда ни посмотри — везде выглядывают из воды эти круглые «островки», почти одинаковые по размеру, с красивой пятнистой поверхностью. Когда волны омывали их, они делались еще ярче и переливались под солнцем.
Странно… Почему они все одинаковы?
Догадка пришла так неожиданно, что Спарун вскрикнул.
Это не камни. Это панцири черепах.
Десятки, сотни панцирей давно умерших черепах, тех самых, огромных, которые позволяли людям превращать себя в корабли. Все они были мертвы. Спарун оказался на кладбище.
От этой мысли ему сделалось не по себе, но пришлось ждать отлива, чтобы спуститься наконец со спасительного «островка» и по песку добраться до твердой почвы. Цепляясь за камни и обломки древних черепашьих панцирей, Спарун тупо смотрел, как медленно отступает море. Постепенно обнажалось дно, стали видны извивающиеся темные водоросли и причудливые раковины, вросшие в песок…
И вот наконец он смог спуститься и, увязая в сыром песке почти по колено, добрел до поросшего травой берега. Долго-долго лежал он на траве, ничего не ощущая, кроме тверди, спасительной тверди… но и она, как ему чудилось, покачивалась. Должно быть, он опять потерял сознание.
Наконец солнце спустилось за горизонт, стало холодно, посвежело. Море приближалось, начинался прилив.
Спарун очнулся, разбуженный острым предчуствием надвигающейся беды, и вскочил. Однако никакой беды не было. Не было вообще ничего. Только одиночество и море, неустанно шумящее в темноте.
Он понял, что должен покинуть морской берег. Сделать это надлежало немедленно, иначе он попросту сойдет с ума. Молодой человек повернулся к морю спиной и зашагал прочь. Он находился в особом состоянии беспамятства, когда ни одной мысли не приходит на ум. Просто идти да идти, переставлять ноги — а там как получится, вот и все занятие.
Иначе перед глазами начнут вставать лица тех, кто сгинул в морской пучине, и ярче всех — красная от гнева физиономия капитана…
Спарун шагал целую ночь, до самого восхода. Время от времени ему чудилось, будто за ним следит кто-то незримый. Но сколько он ни вслушивался, сколько ни всматривался в темноту, не замечал никого и ничего. Скорее всего, то были дикие звери. В любом случае, они таились где-то в чаще леса и не решались напасть на человека, пусть даже и одинокого.
Когда поднялось солнце, он увидел наконец, что забрел в самое сердце огромного болота, которое простирается от морского берега до самой низкой и широкой долины реки Ильдигис.
Спарун знал, что в трясинах растут съедобные растения. Ими можно утолить первый голод. А если сильно повезет, он мог бы поймать какую-нибудь живность и приготовить ее на костре.
Естественно, парень сильно рисковал: не знакомого с местностью человека трясина может поглотить в единый миг. Поэтому он старался держаться очень осторожно и десять раз проверять почву, прежде чем поставить на нее ногу, для чего и выломал длинный шест.
Не раз и не два приходилось ему возвращаться и отыскивать более безопасный путь. Наконец Спарун остановился, чтобы перевести дыхание, огляделся по сторонам и с каким-то восторженным ужасом осознал, что находится посреди необъятного болота и совершенно не представляет себе, в какую сторону идти. Везде одно и то же: бледно-зеленые кочки, покрытые мхом, какие-то сухие растения, торчащие, точно жесткий волос из бородавки, чахлые, наполовину иссохшие деревья с отвратительными ветками… и больше ничего. Ни следа живности, которую можно поймать и съесть, не говоря уж о растениях со сладкими и питательными корнями.
А затем произошло нечто неожиданное. Нечто настолько неожиданное, что поначалу Спарун даже вообразил, будто потерял сознание и находится во власти бреда.
Поделиться книгой: