Помоги проекту - поделись книгой:
А французские конные батареи уже пришли на помощь англичанам, дравшимся на правом фланге у редутов Курганной высоты. Под бой барабанов на поднимавшегося по склону неприятеля двинулись в атаку два батальона Казанского полка. Но бойцы даже не смогли добраться до противника. Едва ли не половина солдат сразу полегла под выстрелами дальнобойных винтовок, которыми были вооружены английские солдаты. Русские же гладкоствольные ружья метко били всего на расстояние до двухсот метров. Не выдержав такого огня, остатки полка отступили. Британцы захватили редут и несколько орудий.
В последовавшей атаке Владимирский полк опрокинул английских пехотинцев и отбил захваченную батарею. Однако изменить ход сражения этот успех уже не мог. Солдаты тут же попали под огонь винтовок. Встречная атака шотландских гвардейцев окончательно переломила ситуацию. Мужеством бойцов компенсировать техническое превосходство неприятеля, конечно, не удалось. Понеся огромные потери, полк отошёл. Ощутив на себе огонь дальнобойных штуцеров, стал отходить и сражавшийся рядом Суздальский полк.
К тому времени французы уже оттеснили наш левый фланг и заняли центр. Русское командование потеряло контроль над частями. Многие офицеры были убиты. К двум часам дня первое сухопутное сражение Крымской войны завершилось. Наша армия отходила к Бахчисараю. Только стойкость, проявленная бойцами, позволила отступить в относительном порядке. Последними поле сражения покинули геройские Минский и Московский полки. Наседавших на них французов отогнал огонь Донской казачьей батареи. Противник наши части не преследовал.
Позднее выяснилось, что союзники были уверены, что бились только с авангардом русской армии. В Лондон и Париж полетели телеграммы о грандиозном успехе. В Петербурге же со дня на день ждали известия о падении Севастополя, который остался с врагом один на один.
Корабли – на дно, моряков – на бастионы
После Синопского сражения Черноморская эскадра в открытое море практически не выходила. Предложение адмиралов Корнилова и Нахимова активно использовать её для борьбы с вражеским флотом в проливах Босфор и Дарданеллы император отклонил. Ещё в декабре 1853 года он отправил командующему телеграмму, в которой значилось: «Если англичане и французы выйдут в Чёрное море, с ними драться не будем, а пусть они отведают наших батарей в Севастополе». Резоны для запрета, конечно, были. По числу судов союзники превосходили нас в 3–4 раза, а по количеству паровых кораблей – в 9 раз. Однако при этом стоявший в Севастопольской бухте флот уже никакого противодействия неприятелю не оказывал, и тот вскоре обеспечил себе полный контроль над Чёрным морем и, соответственно, возможность высаживать десанты в любой точке его побережья.
На следующий день после Альминского сражения адмирал Корнилов собрал военный совет. На нём он предложил незамедлительно атаковать англо-французскую эскадру, находившуюся в то время у мыса Лукулл, невзирая на её огромный перевес по числу кораблей. Флотоводец предполагал, что при благоприятном ветре противник может быть разгромлен. При неблагоприятном предполагалось навязать врагу абордажный бой, «взрываясь, но погубив и неприятельский флот».
Однако шансов победить в сражении у русской эскадры практически не было. У союзников были пароходы, а наши корабли без попутного ветра даже не могли выйти из бухты. К тому же использовать линкоры и фрегаты как простые брандеры было совершенно нецелесообразно. А самое главное: героическая гибель флота не могла спасти Севастополь. Понимая это, большинство офицеров согласились на другой план. Он предполагал затопить корабли у входа в Севастопольскую бухту, таким образом преградив вход туда вражеским судам. Перед этим их предполагалось разоружить, а из экипажей сформировать отряды для боёв на суше. Гарнизон крепости тогда насчитывал немногим более 10 тысяч человек, и без помощи моряков отстоять город вряд ли бы получилось.
Принятию такого решения во многом поспособствовал проведённый в августе 1854 года эксперимент. Старенький бриг пустили в бухту под выстрелы береговых батарей. Командование было неприятно удивлено, когда тому удалось проплыть через всю акваторию и благополучно сесть на мель, получив при этом лишь незначительные повреждения.
Выслушав все мнения, Меншиков согласился с решением Военного совета. Адмирал Корнилов был вынужден подчиниться. Так решилась судьба Черноморского флота. С кораблей стали снимать пушки, а в ряды защитников Севастополя влилось более 10 тысяч моряков. Впоследствии они сыграли огромную роль в его обороне. Именно благодаря тяжёлым морским орудиям город успешно отражал многочисленные бомбардировки и штурмы противника.
11 сентября пять линейных кораблей: «Силистрия», «Уриил», «Селафаил», «Три Святителя», «Варна», а также фрегаты «Сизополь» и «Флора» были затоплены. Между Константиновской и Александровской батареями остались торчать лишь верхушки их мачт. Глядя на уходящие на дно корабли, моряки плакали.
Известие о затоплении судов поразило союзников. Это рушило все их планы. Командующий французским флотом позднее отмечал, что, если бы русские не загородили путь в бухту, союзная эскадра проникла бы туда после первого же боя. Получилось бы так на самом деле или нет, неизвестно. Однако теперь Чёрное море для противника стало совершенно безопасным.
Вскоре осенние шторма стали разрушать необычное заграждение. Для его усиления в начале ноября на месте разломившейся «Силистрии» затопили 84-пушечный «Гавриил». В середине декабря рядом на дно пошёл корвет «Пилад». А в феврале 1855 года появилась вторая линия затопления между Николаевской и Михайловской батареями, состоящая из линкоров «Двенадцать Апостолов», «Святослав», «Ростислав» и фрегатов «Кагул», «Мессемврия» и «Мидия».
Последние суда Черноморского флота затопили накануне сдачи города в ночь с 27 на 28 августа 1855 года. Всего же на дно Севастопольской бухты легло 75 боевых и 16 вспомогательных судов. После заключения мира очистка гавани затянулась на несколько лет. А в 1905 году, в пятидесятую годовщину тех трагических событий, в честь погибших кораблей установили величественный монумент. Сегодня он является одним из символов Севастополя.
Гений фортификации
С самого своего основания Севастополь строился как главная крепость Российской империи на Чёрном море. Однако весь упор делался на строительство фортов и береговых батарей. К началу войны город считался прекрасно подготовленным к отражению вражеской атаки с моря. А вот со стороны суши он был практически не защищён. Считалось, что нападать оттуда будет просто некому, и об обороне здесь даже не задумывались.
В начале августа 1854 года в Севастополь приехал военный инженер Эдуард Тотлебен, возглавлявший все инженерные работы при осаде турецкой крепости Силистрия. Командование сочло его визит бесполезным и встретило не просто холодно – почти враждебно. Тем не менее он объехал наименее защищённые Корабельную и Городскую стороны города и представил князю Меншикову свои соображения относительно работ по их укреплению. В ответ инженер услышал что «со стороны крымских татар крепость никаких покушений не ждёт». Все вопросы об усилении сухопутной обороны оставались открытыми до тех пор, пока не пришло сообщение о появлении в Чёрном море неприятельского флота с десантом.
Вот тут-то все зашевелились, и Тотлебен был назначен начальником оборонительных работ. Перед ним встала весьма непростая задача – превратить Севастополь в крепость. Все существовавшие до того времени образцы и схемы фортификационного искусства в такой необычной обстановке были уже бесполезны. Приходилось создавать нечто новое, оригинальное, импровизировать прямо на ходу.
Получив в своё подчинение все инженерные и сапёрные части гарнизона, фортификатор рьяно взялся за дело. Работы велись днём и ночью. Не хватало всего: брёвен, досок, фашин, даже простых кирок и лопат. Тем не менее, по словам адмирала Корнилова, за неделю было сделано больше, чем за целый год.
Однако далеко не все командиры поначалу помогали главному военному инженеру. Посыпались жалобы на то, что он требует для строительства укреплений солдат. Мало кто понимал, что такой объём работ одними сапёрами выполнить было просто невозможно. Когда жалобщики дошли до адмирала Нахимова, тот просто выгнал их вон. И в самые сжатые сроки буквально из ничего была создана полнокровная оборонительная система.
После проигранного сражения на реке Альме Севастополь перешёл на осадное положение. А вскоре англо-французские войска заняли Балаклаву. Над городом нависла угроза штурма. Но там, где раньше неприятельская разведка видела лишь слабые разрозненные укрепления, уже выросла сплошная линия обороны. Гарнизоны новых редутов формировались из экипажей затопленных в гавани кораблей и вооружались снятыми с них орудиями. Многопудовые пушки солдаты и матросы на позиции нередко затягивали вручную. Новые укрепления часто называли в честь погибших судов. Так, в линии обороны города появились Чесменский, Ростиславский, Язоновский и многие другие редуты. К началу октября под руководством Тотлебена было установлено более 20 новых батарей.
На рассвете 5 октября союзная артиллерия открыла стрельбу по всей линии обороны. Этот день стал огневым крещением оборонительных сооружений Севастополя и экзаменом для их создателя. К своему огромному удивлению, неприятель столкнулся с яростным ответным огнём. Более того, на Городской стороне наши артиллеристы подавили практически все французские батареи. Не так успешно дело обстояло на Корабельной стороне, но и там гарнизон выстоял. Уже первая бомбардировка доказала способность города не только держаться, но и побеждать. А враг был вынужден отказаться от открытой атаки и перейти к осаде.
Благодаря самоотверженному труду и старанию защитников Севастополя все разрушения, производимые огнём вражеских осадных батарей, успешно ликвидировались в ночное время. Разбитые врагом пушки заменялись новыми, восстанавливались брустверы и амбразуры. Более того, оборонительная линия города непрерывно расширялась, включая в себя всё новые форты и бастионы.
Слава Тотлебена гремела не только по всей России, но и за её пределами. Едва ли не все иностранные исследователи Крымской войны считают, что в лице этого военного инженера русские имели гения фортификации.
В июне 1855 года на Малаховом кургане Эдуард Иванович был ранен пулей в ногу. Несмотря на рану, он ещё два месяца находился в осаждённом городе, регулярно получая донесения о состоянии укреплений и давая советы и распоряжения, как лучше и быстрее восстанавливать разрушенные редуты. После падения Малахова кургана раненого инженера переправили в Симферополь.
По завершении войны Тотлебен укреплял форты Кронштадта, занимал множество государственных должностей, в 1877 году руководил осадными работами под Плевной.
Эдуард Иванович умер в 1884 году в Германии. Через несколько лет после смерти прах выдающегося инженера, согласно его желанию и по повелению Александра III, перенесли в Севастополь и захоронили на Братском кладбище защитников города.
Испытание на прочность
После поражения на реке Альме и отхода русской армии к Бахчисараю основная тяжесть борьбы с огромной армией врага легла на плечи защитников Севастополя. Все оперативные расчёты союзников были основаны на быстром овладении этим городом. Длительная осада в их планы не входила. Неприятель рассчитывал мощной бомбардировкой с суши и моря разрушить укрепления, подавить артиллерию крепости, а затем решительной атакой захватить город.
К началу октября 1854 года все приготовления к штурму были завершены. Ранним утром 5 числа 126 неприятельских орудий открыли огонь. Бомбардировку ожидали, но никто не мог подумать, что она будет такой мощной. Несмотря на то, что противник обстреливал оборонительные позиции, множество снарядов попадало в дома жителей.
Но безнаказанного обстрела не получилось. Точный ответный огонь 268 русских орудий стал для врага неожиданностью. Не прошло и трёх часов боя, как наши артиллеристы подавили батареи французов на правом фланге. Вдобавок здесь был уничтожен и вражеский пороховой склад. Вскоре на воздух взлетел ещё один. Огонь французских батарей практически полностью прекратился.
Английские батареи подавить не удалось. Они вели огонь до самых сумерек. Одна из вражеских бомб попала в пороховой погреб Третьего бастиона. При взрыве погибли более ста человек. Из 22 орудий исправными осталось только два.
В двенадцатом часу дня вдобавок к огню с суши началась бомбардировка с моря. Её вели более 1200 орудий. Но и тут противник не достиг успеха. Опасаясь меткого огня русских артиллеристов, неприятельские суда били с дальней дистанции, что сильно ослабляло действие их артиллерии. Наши же снаряды неуклонно находили свои цели. Спустя два часа после начала сражения боевую линию покинул линейный корабль «Юпитер». Вскоре, получив сильные повреждения, за ним последовали «Альбион» и «Аретуза». Затем загорелся и вышел из боя линкор «Кинг». Сильные пожары также возникли на кораблях «Лондон» и «Агамемнон». Фрегат «Родней» сел на мель.
Не лучше обстояло дело и на французской эскадре. Здесь было повреждено пять судов. Жаркая артиллерийская дуэль продолжалась более пяти часов. Затем неприятель стал поднимать якоря и уходить из-под обстрела. Русские береговые батареи провожали его залпами. Повреждённые суда отправились на ремонт в Стамбул.
В дальнейшем от использования флота при бомбардировке города союзники отказались. Надежды врага на лёгкую победу рухнули. Намеченный штурм пришлось отложить. Батальоны, изготовленные к атаке, целый день простояли под ружьём. Наступать на сильные позиции под огнём русских пушкарей, в меткости которых неприятель уже убедился, союзники сочли самоубийством.
Успех севастопольцам достался нелегко. Два бастиона оказались практически полностью уничтожены. Погибло много артиллеристов. На некоторых батареях прислуга менялась по два, а то и по три раза. Но, несмотря на потери и огромные разрушения оборонительной линии, гарнизон держался стойко.
Радость первого успеха омрачалась и тяжёлой утратой. На Малаховом кургане неприятельским ядром был смертельно ранен адмирал Корнилов – не только руководитель обороны, но и её душа. Весь день под непрекращающимся огнём он объезжал позиции, воодушевляя и ободряя бойцов. Вражеское ядро раздробило флотоводцу бедро. Его отнесли в госпиталь на Корабельной стороне, где он вскоре скончался. Последними словами Корнилова были: «Отстаивайте же Севастополь!»
По просьбе адмирала Нахимова корабельные юнги собрали вражеские ядра и, наполовину вкопав их в землю, выложили на месте гибели Корнилова крест. Это был первый памятник прославленному адмиралу. Вскоре один из бастионов Малахова кургана стал именоваться Корниловским.
Всю ночь на батареях и бастионах кипела работа: очищали рвы, строили пороховые погреба, исправляли брустверы и амбразуры, ставили новые орудия. И утром все были вновь готовы к бою. Обстрел продолжили только англичане. Бомбардировке подверглись Третий и Четвёртый бастионы, а также Малахов курган. Французские батареи молчали. На их позициях вовсю велись земляные работы. Артиллерийская дуэль продолжалась два дня. Никакого успеха союзникам она не принесла.
После неудавшейся первой бомбардировки командование союзной армии находилось в нерешительности: готовиться к штурму или продолжать и усиливать бомбардировку города? Остановились на втором варианте. Каждый день на Севастополь начали сыпаться тысячи снарядов. Русские орудия отвечали реже. Количество боеприпасов в крепости значительно сократилось. Вместе с тем защитники стали считать, что для них начались относительно спокойные дни.
Поделиться книгой: