Сказки Пятиречья

- Согласен, господин, - кивнул кварк. - Мой отец рассказывал мне то, что ему передали предки, и я сделал вывод, что в мире многое поменялось со времен его сотворения.

- Что, например? - поинтересовался практик.

- Например, продолжительность жизни. Тебя не пугает тот факт, что некоторые эльвы проявляют признаки старения? - спросил его архимаг.

- А что в этом такого? - удивился практик, который сам от рождения был унагийцем и плохо разбирался в физиологии эльвов. - Некоторые из вас живут сотнями лет, должно же это как-то сказываться на внешности.

- В том-то и дело, что стареют относительно молодые эльвы: те, кто появились на свет в последние пятьсот-семьсот лет. Сначала их было немного: один-два на целый город. А теперь каждый сотый покрывается сетью морщинок. А тысячелетние эльвы тем временем по-прежнему выглядят как тридцатилетние. Посмотри на меня, - архимаг провел ладонью по лицу: его кожа была упругой и гладкой, - вот так должен выглядеть старый эльв: сильным и молодым, а не морщинистым стариком с подагрой и радикулитом.

- Про рождаемость и говорить нечего, - поддержал его кварк. - Если б не полуэльвы с их плодовитостью, северные края давно бы уже опустели.

- А нравы? - с горечью продолжил архимаг. - Во времена моей молодости никто не запирал дверей, не выяснял отношений драками, не мстил соседям из зависти. Даже нищих не было, потому что всякого неприкаянного жалели и помогали ему устроиться в жизни. А теперь в мире происходят невероятные вещи. Унагийцы уже дважды бились с лиссами, а армары и вовсе травят реки, чтобы насолить русалкам: просто так, от злости. Одни кварки заперлись в Тросварде, ибо память предков говорит им, что так не должно быть.

- В каком-то смысле в бесконечных войнах есть своя польза, - осторожно заметил кварк. - Людей становится меньше, магия тратится медленнее.

- Ты еще предложи ввести человеческие жертвоприношения как обязательный обряд, - снисходительно улыбнулся практик.

- Я уже рассматривал это как вариант, - коротко сказал архимаг, и практик подавился новым ироничным предложением. - Но у нас нет достаточно эффективного прибора для переработки настолько мощного выброса мертвой энергии, так что прибережем жертвоприношения на крайний случай.

В тот день Фергюс еще много что услышал про мертвую и живую магию и про деградацию мира. Войны и старение эльвов его не слишком пугали: к войнам он привык, а друзей-эльвов у него не было. Разве что учитель, но тому старение не грозило: шутка ли, прожить на земле полторы тысячи лет? Фергюс любил своего учителя, тот был добрым и понимающим человеком. Возможно, немного не от мира сего, но при его возрасте простительно быть не таким как все.

Сам он был родом с небольшого острова восточнее Русальего залива. Мать его была красивая и бестолковая, и к воспитанию сына отнеслась со свойственным ей безразличием, а отца давно уже сожрали акулы, так что Фергюс целиком и полностью посвятил себя магической науке, и нисколько не жалел, что учитель забрал его в Лаверген. Вот, разве только по морю скучал: уж очень на земле тяжело дышать и ходить.

Зато, за те несколько месяцев, что он уже прожил в Лавергене, Фергюс успел загореть, кожа перестала быть прозрачной, и о его русальем происхождении говорили теперь только синие глаза без белков, перепонки между пальцами да волосы густого фиолетового оттенка. Себя он считал очень симпатичным и не брезговал время от времени покупать красивую одежду и посещать ювелира: благо, денег ему на карманные расходы выдавали немерено (чтобы ни в коем случае не вздумал колдовать за деньги). Учитель только посмеивался, видя своего ученика в очередном щегольском наряде.

"Вот отыщу новый способ превращать мертвую энергию в живую, и тогда все признают меня великим магом", - бормотал Фергюс себе под нос, заменяя простую линзу телескопа на такую же, но из королевского топаза.

Дело шло с трудом, линза никак не желала помещаться в паз, а молодой человек боялся поцарапать ее, потому что взял камень у учителя без спроса. Наконец, она поддалась и встала на место. Парень радостно потер руки и тут же прильнул к телескопу правым глазом.

"Я всем докажу, что Фергюс чего-то да стоит!" - прошептал он, наводя телескоп на едва заметное магическое свечение на севере.

- Идем с нами, - уговаривал Атуан Илигана, но тот стоял на своем: служитель не может покидать свой храм без крайней необходимости. - Да сюда столетиями никто не заходил, а ты, может, всего-то на пару месяцев отлучишься.

- Ты ведь знаешь, что мне нельзя, так зачем уговариваешь?

- Потому что я знаю, что тебе хочется с нами, верно? Ты сто лет в Тэлле не был, поехали!

Илиган ломался, нервно пожевывая губу. Ему очень хотелось снова побывать в крепости полуэльвов, где прошли лучшие годы его жизни, но долг служителя держал его в храме.

- Ты же должен иногда выезжать хотя бы на ярмарку, - решил подойти с другого края Атуан. - Купишь себе новую чашку взамен разбитой.

- Да у меня и денег-то нет, - начал поддаваться эльв.

- Я тебе одолжу. Можешь даже не отдавать, мне не жалко, - тут же подхватил Атуан.

Илиган еще помялся. Тогда полуэльв вспомнил еще один немаловажный аргумент:

- У тебя ведь ученика нет, может, в Тэлле кого присмотришь, а? Поехали!

- Ну, ладно, - наконец сдался Илиган. - Но только на пару месяцев!

- Ура! - коротко провозгласил Атуан и принялся укладывать походный мешок.

Солнце светило ярко и совсем по-летнему, хотя до лета еще был целый месяц. Деревья и трава просохли в два счета, будто и не было ночной грозы. Девушка бегала по двору и ловила шуструю козу.

- Маньку придется с собой взять, а то сдохнет тут без меня, - кивнул Илиган на животное.

- Ме-е-е, - согласно проблеяла рогатая.

- Да, хороша у нас компания: бравый вояка на коне с полоумной девицей и служитель на козе, - пошутил полуэльв.

- Сейчас сам на козе поедешь, - отмахнулся от него Илиган.

Вскоре вещи были уложены, служитель запер храм и избушку, и компания двинулась вниз по дороге.

Идти было легко. Жарко светило солнышко, прохладный ветерок с гор доносил запах тающих снегов, а вокруг расстилалось зеленое буйство: совсем недавно проросшая всюду трава даже на вид была сочной, на деревьях не по дням а по часам распускались праздничные розетки листьев, а кое-где и цветов. Правда, в некоторых оврагах еще лежал грязный лед, но он был лишь жалким подобием тех снежных просторов, что белели здесь буквально пару недель назад. Радостно щебетали птицы, вернувшиеся с юга в родные горы, выползали из нор сонные ежики.

Атуан нарвал для спутницы букетик первых невзрачных цветов и принялся перечислять их названия:

- Вот этот - мать-и-мачеха. Какого он цвета?

- Желтый! - радостно откликнулась девушка, совсем недавно запомнившая цвета.

- Правильно. А вот этот - тюлль. Какого он цвета?

- Синий!

- Молодец.

- Мне нравится синий. Мне нравятся тюлли.

Атуан рассмеялся:

- Так нельзя говорить. Нужно сказать: мне нравится тюлль.

- Почему нельзя сказать "тюлли"? Ведь их же много, - резонно возразила "ученица".

- Не знаю, - развел руками Атуан. - Просто никто так не говорит, вот и все.

- А я буду говорить. Мне нравятся тюлли. Тюлли-тюлли-тюлли!

- Эх ты, Тюлли! - рассмеялся Атуан и взъерошил ей волосы. - Если хочешь, я буду тебя так называть.

- Хочу, - коротко сообщила Тюлли и принялась вытаскивать из букета синие цветочки, а все остальные - скармливать козе. Коза привередничала и ела только белые.

- Илиган, - позвал Атуан. - Ты же служитель, проведи обряд наречения именем.

- И не подумаю. Именем нарекают детей, а она взрослая женщина. Я еще не настолько выжил из ума.

- Тогда я сам.

- Да на здоровье. У тебя все равно не получится.

- Ну и что, - пожал плечами полуэльв и беспечно помахал пустой фляжкой. - Хотя бы вид сделаем, что все по правилам. Подождите меня, я воды наберу.

И он, не дожидаясь, пока спутники остановятся, нырнул в густые кусты и замелькал между деревьями.

- Для обряда берут дождевую воду, - пробурчал служитель, когда полуэльв вернулся с полной фляжкой.

- Ну, она в любом случае либо дождевая, либо снежная.

- Она должна быть настояна на янтаре, - заметил Илиган.

- На смоле подойдет?

- И настаиваться должна три дня, - добавил эльв.

- Я ее из дупла достал. Она там, может, еще побольше настаивалась.

- И ты этой грязью собрался обряд проводить? - возмутился служитель.

- Не нравится, проводи сам, - ответил полуэльв. - Иди сюда, малышка.

Девушка приблизилась, с любопытством разглядывая фляжку.

- Весенним детям - солнечной судьбы, - нараспев протянул Атуан, омывая правую ладонь и прикладывая ее ко лбу девушки. - Изобилия от сочных трав, удачи от звонких ручьев, красоты от первых цветов.

- Здоровья от первых цветов, балда, - мгновенно отреагировал служитель.

- Красоты. Всегда считал, что первые цветы и здоровье никак не связаны.

- Как знаешь, - покачал головой Илиган и смешно развел руками, вроде как: говори, что хочешь, я тут ни при чем, и вообще, у тебя все равно ничего не получится.

- Нарекаю тебя именем Тюлли, и прошу небо о счастье для тебя.

И Атуан отнял руку от ее лба.

- Ух ты! - протянул он тут же.

- Что? - не слишком заинтересованно посмотрел служитель и оторопел: на лбу у девушки легонько светился отпечаток ладони Атуана. Свечение исчезло почти сразу, и Илиган сделал вид, что ничего не заметил.

- Ты видел? Вода светилась!

- Ерунда. Просто солнце блеснуло на мокром лбу, вот и все.

- Да? - не поверил Атуан. - А если бы правда светилось, что бы это значило?

- Не знаю. Так не бывает, - бросил Илиган и потянул козу за повод. - Ладно, идемте уже, а то до сторожки не доберемся к ночи.

"Сторожкой" называлась старая полуразвалившаяся хижина по пути к ближайшей деревне. Когда-то в ней останавливались охотники, но потом забросили, и служитель Боуд, а вслед за ним и Илиган, пользовались ею как местом для ночевки по пути из храма в ближайшую деревню.

Стены хижины были бревенчатыми, но очень тонкими, крыша покрыта дранкой, а вместо добротной кирпичной печи - смешное сооружение из камней и глины. Илиган деловито проверил, не прогнил ли за зиму пол, пошевелил устилающую его прошлогоднюю траву: не заползла ли ненароком змея? Удовлетворившись состоянием убежища, он развел огонь в очаге, и вскоре в хижине стало тепло и уютно. Атуан как более умелый и опытный охотник отправился добывать ужин, и Тюлли осталась на попечении служителя. Забравшись с ногами на покрытую слоем пыли лавку, она с интересом наблюдала за его действиями.

- Отчего дерево горит? - неожиданно спросила она.

- Горит... потому что сухое, - обескураженный, служитель почесал в затылке, всерьез задумавшись над вопросом.

- Тогда почему деревья в лесу не горят? Там тоже есть сухие.

- Потому что их никто не зажигает.

- Но ты ведь больше не зажигаешь дрова. Почему же они еще горят?

- Они зажигают друг друга.

- Хм, - задумалась она, подошла к печке и присела возле нее на корточки, наблюдая. Илиган варил кашу, время от времени поглядывая на девушку: та сидела неподвижно и глядела в огонь, почти не мигая. Прошел час, другой. Свет за окном постепенно стал блекнуть. Мир выцветал, а небо окрашивалось красно-оранжевым. Наконец, вернулся Атуан.

- Ты чего так долго? - заворчал на него Илиган. - Каша уже готова.

- Ну, извини, - огрызнулся полуэльв, - мясо само с небес не падает.

Он бросил на кривоватый столик тушку упитанного зайца и растянулся на лавке. Эльв заворчал, но принялся свежевать добычу, подвесив зайца за лапу прямо за окном, где еще было светло. Атуан повернулся на бок и посмотрел на воспитанницу: та завороженно наблюдала за огнем, и яркие сполохи отражались в ее глазах, будто бешеные светлячки.

- Отодвинься от печки, - посоветовал полуэльв, - у тебя уже щеки горят.

Девушка отреагировала странно: схватилась за щеки, выпучив от ужаса глаза, громко и пронзительно взвизгнула и заверещала.

- Я горю! Но я же не сухая! Почему я горю? Я не трогала огонь! Я не трогала дрова! Они меня не поджигали!

Она в панике заметалась по комнате. Чувствуя легкую абсурдность происходящего, Атуан поднялся на ноги, уловил момент и ловко и мягко скрутил девушку. Та забилась у него в руках, но ощутив уверенность и спокойствие полуэльва, уставилась на него своими странными почти черными глазами.

- Вы что тут разорались? - недовольно сказал заглянувший на шум служитель. - Работать мешаете. Что случилось?

- Ничего серьезного, - ответил ему Атуан поверх черноволосой головы. - Тюлли показалось, что она горит.

- Что за глупости, - проворчал служитель и снова скрылся за дверью.

- Эй, ну что ты? - мягко обратился к девушке Атуан, слегка отстраняя ее от себя, чтобы заглянуть в лицо.

- Я н-не г-горю?

- Нет.

- Но ты же сказал, что у меня щеки горят!

- Ну да: вон какие красные. Когда щеки красные, говорят, что они горят, - Атуан провел тыльной стороной пальцев по левой щеке девушки, стирая слезы испуга. Тюлли со всхлипом выдохнула и улыбнулась ему.

- Значит, я не горю?