Сказки Пятиречья

И они принялись учить ее пользоваться ложкой. Ячневая каша, которая была оставлена на завтрак, быстро заляпала стол, стены и незадачливых "учителей". Девушка радостно смеялась, брыкала ножками и подпрыгивала на лавке. Она уже вполне согрелась, и двигалась легко и непринужденно, но не с женской, а с детской грацией.

- Кушай кашу, - сказал Атуан, поднося ложку к ее рту. - Ам!

Девушка послушно открыла рот и проглотила кашу. Потом забрала ложку у Атуана и принялась возюкать ею в тарелке. Нагребла полную ложку, поднесла ее ко рту полуэльва и сказала:

- Кашу! Ам!

Атуан засмеялся и съел ложечку каши.

Когда миска опустела, а "учителя" и "ученица" были умыты, Атуан принялся учить ее ходить. Сначала девушка не понимала, что от нее требуется, но когда ее заинтересовала прибитая над дверью подкова, шустро поднялась на ноги и поковыляла к двери - Атуан едва успел подхватить ее под локоток, чтобы не упала. К утру она уже бегала по дому и заглядывала во все щели.

- Ку-ку! - кричала она из-за печки, играя с Атуаном в прятки, когда первый луч солнца осветил избушку. Тут же потеряв интерес к игре, она подбежала к окну и уткнулась в него лбом.

- Солнце, - сказал Атуан, указывая пальцем.

- Солнце, - завороженно повторила она. Атуан погладил ее по голове, и она радостно облапила его. - Атуан, солнце!

- Я - солнце? - спросил он, нежно поглаживая ее по плечам и боясь спугнуть.

- Атуан - солнце, - повторила она. - Солнце глазки - ай! Солнце - чай! Атуан - солнце!

- По-моему, у нее с головой не в порядке, - сказал Илиган. - Несет какую-то чушь.

- Это не чушь. Она говорит, солнце слишком яркое, у нее глазки болят. И горячее, как чай. Я тоже горячий, как солнце. Правда?

Девушка закивала, радостно улыбаясь.

- Ты ее понимаешь? - удивился Илиган.

- А что тут непонятного? - ответил Атуан, усаживая "ученицу" на лавку. - Ей просто слов не хватает, а так все понятно.

И он принялся учить ее новым словам.

К обеду она запомнила названия всех предметов в доме и множество действий с ними, а после обеда со счастливой улыбкой заснула на руках Атуана.

- Такими темпами через пару дней она уже будет нормально разговаривать, - тихо сказал полуэльв. - Надо бы свозить ее в город, купить новое платье.

- Служителям ее показать надо, а не платья покупать, - пробурчал Илиган.

- Не вздумай! - Атуан поднял руку в защитном жесте. - Не надо никому ее показывать. Я научу ее всему, что нужно и...

- ...и?

- ...и отвезу в Тэллу.

- А дальше?

- Ну, куплю там домик.

- А дальше?

- И мы будем там жить!

- И кем она тебе будет? Дочерью? В Тэлле каждая собака знает, что тебе двадцать восемь, и что у тебя не может быть взрослой дочери.

- Скажу, что сестра.

- Ага. Сестра. Черноволосая и черноглазая. А ты - сероволосый и голубоглазый. Да и к тому же, все знают, что ты сирота. Тогда уж сразу невестой назови.

- Невестой... - пробормотала во сне девушка и зачмокала, посасывая попавшую в рот прядь волос.

- И назову!

- Ну-ну. Вот как раз она через два-три дня соображать начнет и вспомнит, как ты ее лапал. Будет тебе невеста. И по роже невеста, и под дых, и в ухо. Ты посмотри на нее: она же взрослая женщина, а ты ее по голове гладишь.

Атуан покраснел и выпростал руку из ее волос. Потом подумал и отнес девушку на печку. Она поворочалась там немного, но не проснулась.

- Ладно, - сказал он. - Подождем, пока говорить научится, и спросим ее саму.

- Ну, наконец-то. Хоть одна здравая мысль.

Весь вечер они потратились на то, чтобы объяснить девушке, что такое баня и как в ней мыться без посторонней помощи. Девушка заперлась в ней на несколько часов и в начале вроде бы даже мылась, но потом, судя по чудом исчезнувшей отовсюду воде, развлекалась, выливая воду в щели пола и наблюдая за результатом. Кое-как уложив чадо, горе-учителя завалились спать. На этот раз Атуан с девушкой оказались на печи, а Илиган - на лавке, поставленной так, чтобы она не давала никому незаметно выйти. Так, на всякий случай. А то вдруг еще пару статуй разбудят.

Атуан проснулся от жуткой тяжести на ребрах и чувства, что он задыхается. Паника быстро улетучилась, когда он понял, что это просто кое-кто забрался на него сверху прямо с коленями и смотрит в упор:

- Что? - спросил ее Атуан. Девушка ничего не ответила, настороженно повернула голову, прислушиваясь. Ее глаза странно посверкивали в темноте, черный профиль едва угадывался.

- Ложись спать, до утра еще долго, - прошептал полуэльв. Девушка его будто не слышала, продолжая вглядываться куда-то. Вдруг снаружи поднялся сильный ветер, и ветки застучали в окно. Девушка выпрямилась, ее правая коленка больно уперлась Атуану в ребро, тот стиснул зубы и зашипел. Яркая вспышка осветила ее широко открытые глаза и настороженное лицо, и почти сразу раздался оглушительный грохот и хлынул дождь. Гром напугал девушку, она подскочила, отлетела к трубе, вжавшись в угол, и сдавленно пискнула.

Атуан крякнул, ощупывая помятые ребра, вздохнул и принялся успокаивать ее, поглаживая по спине:

- Тише, малышка, тише. Это просто гром. Небо рвется, и там, где оно порвалось, ненадолго вспыхивает белый грохочущий огонь, а через дыру льется вода. Ты не бойся, гроза в дом не заберется. Погрохочет немного и уйдет.

Но слова ее, похоже, не убедили: девушка вжималась в кирпичную трубу и вздрагивала при каждом ударе грома. Атуан накинул на плечи теплую шкуру и бережно закрыл бедняжку своим телом. Она тут же вцепилась в него мертвой хваткой, обхватив руками и ногами. Постояв некоторое время на четвереньках, Атуан начал засыпать: глаза против воли закрывались, голова опускалась вниз, но девушка все никак не желала успокаиваться и отпускать его, и в какой-то момент Атуан просто отключился.

Когда полуэльв открыл глаза, уже светало. Первое, что он увидел, было нежное ушко в обрамлении черных спутанных волос и щека с едва заметным в чистом утреннем свете пушком. Атуан шевельнулся и ощутил на спине сомкнутый замок из гибких рук, одна из которых была закинута через его шею, а другая тянулась через левый бок. Он попытался расцепить замок и выпутаться, но девушка недовольно поморщилась во сне и покрепче притянула его к себе, как малыш - игрушку.

Надо заметить, силы ей было не занимать. Да и телом она была явно покрепче, иначе полуэльв просто задавил бы ее. Атуан смирился и положил голову обратно на ее плечо.

От нее исходил дивный запах: теплый и сонный (если так, конечно, можно выразиться о запахе). Полуэльв обнюхал ее шею, ухо, зарылся носом в волосы.

- Нет, я, конечно, все понимаю, она милашка, и все такое, но это уже перебор! - прошипел у него над ухом разъяренный Илиган. - А ну слезь с нее немедленно!

Атуан густо покраснел и принялся выпутываться из захвата цепких рук. Он уже почти выбрался, когда девушка, ощутив скользящие по ладоням пряди волос, инстинктивно сжала пальцы и утянула волосы Атуана под подушку. Полуэльв, естественно, не пожелал расстаться с шевелюрой, и оказался снова притянут к девушке, но на этот раз в жутко неудобной позе, выгнув спину.

- Илиган, помоги, - взмолился он.

- Разбуди ты ее уже, и дело с концом, - раздраженно отмахнулся от него эльв, принимаясь готовить завтрак.

- Не могу. Она полночи не спала: испугалась грозы.

- Ее проблемы.

- Илиган, как ты можешь так говорить! - возмутился Атуан, по-прежнему стоя на коленях и уткнувшись макушкой в печь. - Тебя же приставили ее стеречь!

- Ничего подобного: я стерегу храм. Никто не говорил мне о том, что делать с ожившими статуями. Съезди в Тросвард и спроси, если уж так интересно. Говорят, кварки все знают.

- Вот и съезжу!

- Ну-ну. Только про изумруды там больше не заикайся.

Атуан снова покраснел, вспомнив позорный эпизод своей жизни. Хорошо, что кварк не обиделся, только посмеялся.

Девушка вдруг зашевелилась, отпустила волосы Атуана и потерла глаза.

- Доброе утро, малышка, - улыбнулся тот.

- Солнце светит? - спросила она, сонно моргая.

- Светит, светит. Вставай, пора умываться и собираться, а то этот ворчун из нас всю кровь выпьет.

- Илиган пьет кровь?

- Нет. Это просто такое выражение. Так говорят, когда кто-то все время ворчит на других.

Девушка спустила ноги с печки, спрыгнула и поплелась к кадушке с водой. Умывшись и утеревшись жестким льняным полотенцем, она села за стол, задумчиво посмотрела в окно и заявила:

- Утро в бане.

- Что? - вытаращился на нее эльв. Атуан хохотнул и пояснил:

- Она имеет в виду, что за окном сыро.

- И как ты только ее понимаешь, - покачал головой Илиган, доставая из печи котелок. Атуан помог ему накрыть на стол, и сел на лавку. Девушка, недолго думая, забралась к нему на колени.

- Прости, малышка, но ты не могла бы сесть рядышком?

- Почему?

- Ну, понимаешь, ты ведь большая девочка, а большие девочки сидят на лавке сами.

- Почему?

- Ну... Потому что большие девочки очень тяжелые.

Она задумчиво покусала ноготь на пальце и пересела. Атуан вздохнул с облегчением и принялся раскладывать кашу по тарелкам. Когда он потянулся за хлебом, из-под его рубашки выскользнул кулон на тонкой серебряной цепочке.

- Что это? - спросила девушка.

- Где? А-а, это, - Атуан привычно ощупал кулон: острый длинный клык, оправленный в серебро. - Это все, что осталось мне от родителей. Хочешь посмотреть?

Девушка активно закивала. Атуан снял цепочку и протянул ей.

- Клык моего дедушки, - пояснил он, для наглядности постучав по своим зубам.

- Не верь ему, деточка, - сказал Илиган, принимаясь за еду. - Ни один нормальный человек не будет носить зубы родственников на шее. Я думаю, он волчий.

- Где ты таких волков видал? - возмутился Атуан. - А этот зуб совсем как мои клыки - сам посмотри!

И полуэльв оскалился, показав четыре пары трехгранных клыков. Девушка с интересом потрогала пальчиком его зубы.

- Ну, не знаю, - поморщился Илиган, наблюдая за процессом исследования. – Я бы не стал носить на груди части тела своих предков.

Глава 2. Ученик мага

Фергюс подкручивал винт телескопа до тех пор, пока в устройстве что-то не хрупнуло, возвещая, что дальше труба двигаться не может. Молодой человек ругнулся и принялся толкать ржавую махину плечом. Его так и подмывало воспользоваться магией, но учитель совершенно ясно выразился, когда брал его в обучение: либо Фергюс изучает все, что хочет о магии и больше никогда ею не пользуется, либо остается деревенским дурачком, который умеет петь и кипятить взглядом воду, что абсолютно бесполезно, если ты живешь на дне морском.

В этом вопросе учитель был очень суров, и Фергюс понимал его: однажды незадачливого ученика угораздило вместо уборки в обеденном зале заснуть за горкой дров для камина, и он подслушал разговор старших магов, где они обсуждали катастрофическое истончение магического слоя планеты и увеличение доли «мертвой» магии.

- Ни о каком балансе уже и речи быть не может, - ворчал архимаг. – Такое количество «мертвой» энергии не переработать даже королевскому топазу размером с дом. Если бы сейчас повторилась та история с Томи, я уверен, она смогла бы впитывать силу просто из пространства.

- Томи? Кто это? – спросил один из магов-практиков.

- Томи - это прозвище, которое полуэльвы дали Создательнице в ее второе возвращение, - пояснил ему сосед.

- Третье, - поправил старый кварк.

- Нет. Первый раз считать нельзя, если мы говорим именно о возвращениях. Возвращалась она дважды.

- Демагогия, - вздохнул архимаг, усаживаясь в глубокое кресло. - Какая разница, сколько раз она возвращалась? Без своей силы она ничего не сможет изменить. Важно, вернется ли Хранительница.

- Разве она может не вернуться? Я думал, она всегда возвращается, - изумился маг-практик.

- Все так думают. Потому что никто не хочет верить, что лучше уже не будет. Пора бы взяться за голову и самим заняться восстановлением баланса. Мы больше не можем ждать, все зашло слишком далеко...

Окружающие озадаченно уставились на архимага: раньше он весьма лояльно относился к естественному ходу событий и впервые призвал их к действию.

- Господин, что привело вас к такому решению? - осторожно спросил его маг-практик.

- Ты когда последний раз бывал в людских селениях? - вместо ответа сказал тот.

- Эмм, - маг замялся. - Лет двадцать назад, не больше.

- А родился когда?

- Мне сто сорок пять, а что?

- А то, что в рамках своей короткой жизни ты не можешь заметить сколь-нибудь серьезных изменений. Они происходят медленно, исподволь. Я прожил почти тысячу лет, и вижу, что мы катимся в пропасть все быстрее и быстрее, и ничего не делаем.