Рейдер

13

Первая половина летней ночи — лучшее время суток в этих местах. Уже не жарко, но еще нет утренней прохлады с ее туманами. Температура под утро где-то около двадцати градусов, но настолько привыкаешь к жаре, что даже при такой начинаешь мерзнуть. Я лежу на попоне на нагретом за день, каменном склоне холма, спускающимся к Каньон-Крик. Между холмом и рекой осталась узкая и сравнительно ровная полоса дороги. Здесь не проскочишь незамеченным. Можно, конечно, обойти, но это займет много времени и сил. Да и пройти там ночью способен только подготовленный человек. Бернард Маклафлин и Стив Бэрк к таковым не относятся. У них нет даже элементарных навыков, которыми должны обладать те, кому надо попасть куда-либо незамеченными. Я услышал их километра за три. Ночью звуки становятся четче и слышатся дальше. Эти два придурка болтали больше обычного. Наверное, от страха и нервного напряжения. Вскоре я начал понимать, что они говорят. Думал, мечтают, как потратят добычу. Нет, Бернард Маклафлин жалел, что не убил и не ограбил французов, особенно этого козла Пьера Блана. Обо мне не вспоминали, что, почему-то, немного уязвило меня. Становлюсь тщеславным.

Основную ношу — большой баул — нес Стив Бэрк. Ирландцы хорошо поживились у Нэшей. Кроме золота, выгребли все продукты и тряпье, включая одеяла. Сперва взяли и подушки и рабочие инструменты, но метрах в ста от хибары выбросили. Бернард Маклафлин шагал почти налегке, только с небольшой заплечной кожаной сумкой. На левом плече нес винтовку, а на ремне слева висела моя сабля. Винтовка билась прикладом о ножны, добавляя ночной прогулке звуковое сопровождение. Зуб даю, что ирландец чувствует себя крутейшим воякой. Мясники — они такие! Круче будут только блогеры.

— Еще немного пройдем и сделаем привал, — решил Бернард Маклафлин, когда они приблизились к моей засаде.

Последние метры в своей жизни он прошел молча. Стрела попала ему в правый висок. Ирландец сделал еще два шага и молча завалился на левый бок. Как раз в этот момент получил стрелу в голову и его приятель, сразу упав навзничь. Я решил не портить одежду. Даже старая в большой цене в нашем лагере. Посидел на склоне минут пятнадцать, наблюдая за двумя телами, распростертыми на дороге. Вдруг они еще живы, а на то, чтобы выстрелить из револьвера, больших сил не надо. Бернард Маклафлин лежал с подогнутыми ногами, будто собирался свернуться калачиком. Стив Бэрк раскинул руки, как бы собираясь на прощанье обнять своего другана. Когда я приблизился к ним, оба были мертвы.

Все золото, как добытое, так и украденное, было в заплечном мешке у Бернарда Маклафлина. Зря я на него грешил: его ноша была, хоть и намного меньше по объему, чем у Стива Бэрка, зато тяжелее, тянула килограмм на двадцать пять, а с винтовкой и саблей подбиралась к тридцати пяти. То-то он уставал так сильно. Я раздел и разул оба трупа, стянул к реке и отправил в плавание. Глядишь, доберутся до Сан-Франциско, как мечтали. Их одежду и обувь завернул в одно из одеял, похищенных у Нэшей, и вместе с остальными вещами закрепил на крупе коня позади седла. Только винтовку положил перед седлом и повез, придерживая правой рукой. По ночам тут шляется всякий сброд. Как бы не напали на бедного мирного золотоискателя.

В Мормонский лагерь приехал перед рассветом. Разгрузив жеребца у палатки, отвел выше по склону и привязал рядом с кобылой, которая уже уплела не только то, что нарвал ей перед отъездом, но и то, что осталось с предыдущих ночей после Буцефала. Мешок с золотом и оружие занес в палатку, а вещи Нэшей оставил снаружи. Катрин по моему совету ночевала у подруги. Одна она вряд ли заснула бы. Теперь пожалел, что ее нет в палатке. Засунув под спасательный жилет мешок золота, положил на него голову и пожелал самому себе, чтобы приснились золотые сны. Я уже давно пришел к мысли, что больше зарабатывает не тот, кто моет золото в реке, а тот, кто моет его в карманах старателей. Теперь надо было придумать, как получше пристроиться к этим карманам.

14

Я еду на Буцефале без седла. Оно на кобыле, которой я дал имя Бетти в честь придурковатой подружки моей жены, потому что кобыла тормозная и ленивая. У нее только одно достоинство — не отстает от жеребца. Катрин едет на Бетти. Забавненько звучит. Надеюсь, кобыла выдержит с такой ношей переход до ранчо Кристобаля Домингеса. Все остальное наше имущество везет Буцефал. Багажа у нас не так уж и много, только золото, оружие, два одеяла, наша одежда и обувь и немного еды на дорогу.

Все остальное барахло и инструменты, свое и жены, продал в Мормонском лагере. Семье мормонов из семи человек достались участки Нэшей, мой и ирландцев. Точнее, участки продавать нельзя. Или ты работаешь на нем, или занимает другой. Зато можно продать строения на участке, рокер, инструменты. Мормоны заплатили нам тридцать унций золотого песка за хибару, механизм, три одеяла, кирку, две лопаты и два ведра. Остальные инструменты, одежду ирландцев и свою палатку я продал другим старателям, заработав еще три унции золота.

До Джордж-Тауна ехали вдвоем. Приходилось бы настороже. Весь Мормонский лагерь знал, что мы уезжаем очень богатыми. Наверняка были желающие быстро разбогатеть. Перед отъездом я научил Катрин стрелять из трофейного револьвера. Нажимать на курок она научилась. Если что, сумеет создавать отвлекающие звуковые эффекты. Эти навыки пока не потребовались. Может быть, потенциальных грабителей остановило мое умение метко стрелять из винтовки и лука. Переночевав в лесу возле Джордж-Тауна, утром мы присоединились к торговому каравану из восьми фургонов, который возвращался в Сан-Франциско практически налегке. Эти фургоны с округлыми крышами из брезента на деревянных опорах. Брезент желтовато-белый, из хлопковой ткани, пропитанной какой-то водоотталкивающей гадостью, придавшей ей желтизну. По бокам брезент закреплен свободно, колышется, поэтому служит защитой от стрел и даже пуль. В Средневековье я в похожих фургонах изрядно поколесил по Западной Европе. Обычно его тащит пара волов, но в Калифорнии предпочитают конную тягу. В половину фургонов торгового каравана впряжены лошади, одна или две пары. Из-за похожести крыш на паруса, фургоны называют «шхунами прерий».

— Сколько стоит такой фургон без лошадей? — спросил я Джима Джонсона, который управлял замыкающим фургоном — пожилого мужчину с морщинистым загорелым лицом, напоминающим кожуру грецкого ореха.

— По-разному, — молвил он, потом бережно затушил о сиденье окурок тонкой сигары, положил его в лоток в передней стенки кузова, чтобы добить позже, и дал развернутый ответ: — Зависит от состояния. Если новый, одна цена, бывает до пяти и даже шести сотен долларов доходит, а если старый, то дешевле. Вот этот, — похлопал он ладонью по сиденью, — купили за триста двадцать.

— Так он не твой? — догадался я.

— Нет, я еще не заработал таких денег. Пока добрался сюда из Чикаго, остался с пустыми карманами. Последнее выгребли мормоны на переправе через Зеленую реку. Пришлось поработать на них, чтобы запастись едой на дорогу. Пас их лошадей. Они меняют одну свою свежую лошадь на три истощенные переходом, отводят их на пастбища, откармливают за пару недель и опять обменивают. Святоши чертовы! — рассказал Джим Джонсон и в свою очередь спросил: — А вы откуда едете?

— С Каньон-Крик, — ответил я.

— Много золота намыли? — интересуется он.

— Золота много не бывает, — делюсь я жизненным наблюдением, не желая говорить правду. — Там родителей моей жены зарезали и ограбили. Мы решили, что это знак судьбы, что не надо жадничать, пора возвращаться к нормальной жизни.

— Да, народ здесь собрался лихой! — соглашается Джим Джонсон. — Жене, небось, тяжко в седле? Пусть садится в фургон, все равно пустой.

Я передаю его предложение Катрин, которая едет на кобыле позади фургона. Давно не видел такой радости на ее лице.

— Только ни в коем случае не говори, что ты мормонка, — предупреждаю я.

— Почему? — спрашивает она.

— Потому что святыми делами мормонов вымощена дорога в ад, — говорю я.

Заумность фразы надолго перемыкает Катрин. Она молча слезает в кобылы и, ковыляя вразвалку, потому что растерла в седле бедра, на ходу умело забирается в кузов фургона. У ее родителей был такой же. Продали его по прибытию, чтобы купить рокер. Я снимаю седло с Бетти, переношу на Буцефала, а взамен нагружаю на нее мешок с барахлом. Нагнав фургон, привязываю к задку повод кобылы и приказываю жене присматривать за ней.

15

Сан-Франциско за три месяца, что я в нем не был, стал еще больше. В основном разросся за счет хибарок, палаток и шалашей на окраинах. Эти окраины носили поэтические названия: Счастливая долина, Веселая долина и Довольная долина. Почти все дома в центре — это казино, публичные дома, рестораны или гостиницы. На Кредитной улице, спускающейся к морю, преобладают банки и магазины. Когда едешь по Сан-Франциско днем, кажется, что попал в город женщин. Мужья зарабатывают на жизнь, причем по большей части вдали от семей. Жены тоже зарабатывают, как умеют. Проституция здесь считается не грехом, а платной помощью ближнему своему. На улицах много детворы, предоставленной самой себе. Количество судов на рейде увеличилось сотен до трех, если не больше. Отдельно стоят пять военных парусных корабля под американскими флагами: «Огайо», «Уоррен», «Дэйл», «Лексингтон» и «Саутгемптон». Говорят, со всех пяти вряд ли наскребешь экипаж на один корабль. Оставшихся матросов на берег не отпускают, потому что сразу сбегают на прииски. Такая же ситуация и с торговыми парусниками. Большая их часть стоит без экипажей, превращенными в гостиницы или склады. Говорят, стотонную шхуну можно купить за тысячу баксов. Только что потом с ней делать?! Работают только пароходы. На них требуется меньше людей, платят до ста долларов в месяц, и, главное, в отличие от парусников, которые уходят надолго, а то и навсегда, пароходы работают на коротких линиях, одним из пунктов которых является Сан-Франциско. Новички устраиваются на них, чтобы заработать на «комплект старателя», после чего отправляются на Американскую реку и ее притоки. Через залив в пока что деревушку Окленд ходит три раза в день паром, сокращая на сутки время в пути до мечты.

На деревянном причале на сваях, который заливало при каждом приливе, я и решил, чем буду заниматься дальше. Поспособствовали этому два черноусых молодых эквадорца в сомбреро размером с тележное колесо, коротких черных кожаных безрукавках поверх белых несвежих рубах, повязанных на шее разноцветными и очень яркими шейными платками, коротких черных штанах вроде бы из хлопка и черных сапогах с позолоченными шпорами, громко звякающими при каждом движении ног. Одежда и обувь, за исключением рубах, были украшены бахромой из золотых прядей даже там, где я бы сроду не додумался. Они обсуждали вчерашний проигрыш в казино, ругаясь при этом, как погонщики мулов. Я заметил, что латиноамериканцы считают деньги своими кровными врагами, поэтому пускают их в расход без смысла и пощады. Синьорам хотелось поиграть еще, но не было наличности.

— У меня есть двенадцать фунтов кофе, оставлял для себя, — сообщил один. — В казино его купят.

— Лучше отнести в лавку, больше заплатят, — предложил второй.

— Синьоры, извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мне как раз нужен кофе, — сказал я на испанском языке. — Моя жена обожает кофе!

Жену упомянул, чтобы сбить цену. Мачо должен с пониманием относиться к желаниям не только своей женщины, но и женщины другого мачо. Сторговались быстро, потому что парни спешили продолжить праздник. В Мормонском лагере фунт кофе в бобах стоил унцию золотого песка, в лавках Сан-Франциско — в два раза дешевле, а мне двенадцать фунтов обошлись в пять унций. Следующим моим шагом была покупка фургона, не нового, но в приличном состоянии, за двадцать пять унций золота или четыреста долларов. Оставив на дело три килограмма золота, остальное положил в «Банк Нью-Йорка». В Сан-Франциско есть офисы нескольких банков, мексиканских, испанских и североамериканских. Я выбрал этот потому, что помнил, что «Банк Нью-Йорка» доживет до двадцать первого века и прославится отмыванием русских денег. Сейчас они занимались переводом намытого золота в американские доллары по курсу шестнадцать за унцию. На моем счете, с учетом приданого жены, стало четырнадцать с половиной тысяч долларов. Как мне рассказал капитан Роберт Вотерман, за такие деньги на Восточном побережье можно купить бриг тонн на триста-четыреста, не новый, но не требующий срочного ремонта, а в Сан-Франциско из застрявших на рейде, как я узнал — два или даже три таких.

На следующее утро фургон, в который были запряжены Буцефал и Бетти, повез нас с Катрин на юг Калифорнии. Кроме наших личных вещей, провизии и оружия, в кузове был только мешок с десятью фунтами кофе — подарок семейству Домингес. Два фунта оставил для Катрин. Она и на остальное хотела положить лапу и если не выпить, то продать. Мормонская жадность не позволяла ей делать такие шикарные подарки. Я попытался объяснить Катрин суть китайской стратагемы «Отдай сливу, чтобы получить персик». Не поняла, но спорить перестала. У мормонов почитание мужа возведено в религию. Если когда-нибудь надоест быть атеистом, подамся в члены «Церкви Иисуса Христа Святых последних дней» только лишь ради того, чтобы жена со мной всегда соглашалась.

16

Кристобаль Домингес сидит в плетеном кресле, которое стоит на лужайке в саду за его домом, курит тонкую сигару и маленькими глотками пьет натуральный черный кофе из китайской фарфоровой чашечки с летящими красно-золотыми птичками на боках. На лице синьора отображается такое удовлетворение жизнью и самим собой, что я перестаю верить в несовершенство этого мира. Справа в таких же креслах, с таким же набором удовольствий и выражением на лицах расположились все старшие мужчины его патриархальной семьи. Я сижу слева и без сигары и кофе, но почти так же удовлетворен, потому что потягиваю из стеклянного бокала местное красное вино, слегка кисловатое и терпкое, по которому соскучился за последние недели. Все молчат. После сиесты надо не меньше часа, чтобы к кабальеро вернулась болтливость. Из дома выходит служанка-индеанка с полным оловянным кофейником, обходит мужчин и доливает всем в чашки свежий горячий кофе, после чего ставит его на плетеный столик рядом с коробкой с сигарами и отходит в сторону, чтобы вечной женской суетливостью не нарушать гармонию мироздания.

— Тебе повезло на золотых приисках? — не столько спрашивает, сколько констатирует факт Кристобаль Домингес.

— Да, — соглашаюсь я и уточняю: — Я там намыл жену с хорошим приданым.

Синьор и его родственники улыбаются. Настоящий кабальеро презирает любой физический труд, кроме постельного. Богатая невеста — это престижно, в отличие от золотой жилы, выковырянной киркой. Всё дело в том, чем ковырять. Богатой невесте даже простят другое вероисповедание. По пути к Сан-Франциско Катрин таки проболталась, что она мормонка, принявшись защищать своих единоверцев от «неконструктивной критики», и последний день ехала верхом на кобыле, опять растерев бедра. Не уверен, что сделала правильные выводы. Пострадать за веру — святой долг каждого верующего. Без страданий вера теряет смысл, поэтому верующие создают страдания сами. Я хотел было сказать чете Домингес, что Катрин, как и я, католичка, но потом решил не рисковать. Латиноамериканцы очень чувствительны к вопросам религии. По их мнению, в любых других вопросах, типа отношения между полами, врать — это жить, но в религии надо быть искренним и честным. На исповедь священнику правило не распространяется.

Я рассказываю, как ирландцы зарезали семью Нэшей, как догнал и наказал убийц. Умалчиваю только о количестве золота, которым в результате владею. Если сочтут слишком богатым, перестанут хорошо относиться. Порядочный человек не может быть богаче тебя.

— Где золото, там и кровь, — философски замечает Кристобаль Домингес и показывает служанке, чтобы вновь наполнила чашку.

После моего рассказа отношение к Катрин изменилось в лучшую сторону. Испаноязычные католики относятся к мормонам, как лень к трудолюбию или щедрость к скарёдности. Франкоязычные ведут себя спокойнее, потому что и сами не без греха. Донья Эсмеральда подарила моей жене новое черно-красное платье, дорогое и яркое, какое положено носить молодой синьоре, и целую кучу других вещей, менее заметных. Все это было изготовлено в синьории, даже часть тканей местного производства. Типичное феодальное хозяйство. Кстати, Катрин очень понравилось такое ведение дел. У мормонов нет жесткого разделения на классы, но их общины тоже стараются обеспечивать себя сами, помогая так друг другу.

Из синьории мы уехали на нагруженном доверху фургоне, запряженном парой волов. За ним на поводу шли навьюченные мешками с вяленой говядиной кобыла Бетти и мул. Мы везли на продажу муку, бобы, лярд, вяленую говядину, инструменты, мыло, одеяла… Часть товаров мне дали в кредит. Следом ехал я верхом на Буцефале и подгонял десяток бычков-двухлеток, собираясь забить их прямо в лагере золотоискателей, и вел на длинных поводках двух собак, кобеля и суку, которые все время оглядывались, не желая покидать стаю, в которой выросли. Смерть Нэшей заставила меня внимательней относиться к вопросам охраны, особенно ночью.

17

Странно, не был в Мормонском лагере всего несколько недель, а такое впечатление, что несколько месяцев. С моего участка он казался другим, как бы двухмерным — левый берег и правый. С позиции торговца, расположенной выше палаток, шалашей и прочих хибар, лагерь кажется многомерным. В нем теперь уйма новых людей. Или, может быть, я увидел тех, с кем раньше не пересекался. Тогда у меня покупали мясо только те, кто жил и работал поблизости, а теперь пришли за покупками или просто поглазеть почти все. Торговала Катрин. У нее это лучше получалось. Как говорят китайцы, если не умеешь улыбаться, в розничной торговле тебе, то есть мне, делать нечего. Первыми за покупками пришли все члены ее секты. К моему удивлению, скидок никому не делала. Мормонская скупость распространяется на всех, а на мормонов — в первую очередь. Разве что товар отпускала им самый лучший, хотя объяснил ей одно из правил торговли: сперва продается худшее. Мормоны купили у нас всех бычков-двухлеток оптом, чтобы забивать по одному и делить по паям, и все мыло, потому что лагерь разрастается, и стирка становится все более доходным делом. Большую часть муки, вяленого мяса и лярда забрал лавочник Фредди Беркли, а бобы — Сара Флинт, которая расширила свою столовую и наняла двух работников-китайцев. Последних в Мормонском лагере, да и во всей Калифорнии, становится все больше. Добираются до Америки они без гроша в кармане и первое время батрачат на других. Кобыла Бетти и мул достались небольшой горнорудной компании, добывавшей золото выше по склону, почти в километре от реки. Воду туда приходится возить, но, говорят, все расходы окупаются с лихвой, потому что находят много золотых самородков. Остальное разлетелось среди старателей-одиночек. Продажа привезенного заняла у нас всего два с половиной дня.

— Сколько мы заработали? — спросила Катрин после продажи последнего одеяла.

Считала она слабовато. Ее умения хватало для работы с мелкой розницей, но при больших покупках звала меня.

— В три с лишним раза больше, чем затратили, минус кредит, — ответил я. — Еще пара таких ходок — и наварим столько, сколько вся твоя семья намыла здесь за несколько месяцев.

Прибыль от торговли навела меня на грустные мысли, что, за редким исключением, любое романтичное дело приносит прибыль не тем, кто им занимается. Люди, не разгибая спину, от зари до зари корячатся здесь, а большую часть прибыли достается другим. Даже не мне, хотя я, конечно, тружусь меньше золотоискателей. Истинные выгодополучатели начинаются с уровня Кристобаль Домингес.

На обратном пути, когда мы подъехали к тому месту, где я когда-то устроил засаду, бежавшие впереди собаки, получившие клички Гарик и Горилла, что-то почуяли, насторожились. Кобель обнюхал камень на обочине и пометил его струей. Сука пробежала дальше и остановилась, глядя на вершину холма. Гарик поднялся немного по склону холма, остановился и залаял. Это был не злобный лай, когда собака почуяла опасного зверя. Так обычно реагируют на человека, предупреждая его и оповещая своего хозяина.

Я ехал впереди фургона, поэтому придержал коня и приказал Катрин:

— Стой! Сядь в глубине фургона и приготовь револьвер!

— Зачем? — спросила она, хотя неоднократно объяснял, что должна делать во время нападения или угрозы его, а потом выполнила приказ.

Спросила не из вредности. Так уж устроены женщины, что им желательно пообсуждать предстоящие действия, чтобы, даже беспрекословно выполняя твои приказы, почувствовать свою значимость. Они просто не могут понять, что иногда на обсуждения нет времени. Во-первых, в женском сознании время течет иначе, как густой кисель, не всегда, правда, сладкий; во вторых, как это так, нет времени на нее, всю такую-растакую?!

Я вернулся к фургону, спешился, привязав коня к кузову. Винтовка была заряжена, оставалось только взвести курок. Выглянув из-за задней части фургона, никого на вершине холма не обнаружил. И собаки перестали гавкать, подбежали к фургону. Может, кто-то просто остановился здесь передохнуть. Правда, непонятно, зачем залезал так высоко? Я решил подождать.

— Что там? — послышался из фургона голос Катрин.

— Заткнись, — как можно спокойнее посоветовал я.

Если говоришь эмоционально, женщина принимается зеркалить тебя. Так они понимают общение. Грубость, произнесенная нейтрально, рвет у них шаблон и выключает на время, но злоупотреблять этим приемом не стоит.

Я подождал немного, после чего выстрелил в кусты на вершине холма.

В ответ прилетели две пули. Обе попали в свободно висящий брезент в задней части фургона, выше и левее меня. Стреляли налетчики не ахти. Я перезарядил винтовку и выстрелил туда, где появился черный пороховой дым, и перебежал к передней части фургона. В то место, откуда я убежал, прилетели две пули. Насколько точно, сказать не могу. Наверное, и стрелявшие не знали результат.

Минут через пять, не дождавшись следующего моего выстрела, из кустов вышли двое белых мужчин с винтовками наготове и стали осторожно спускаться к фургону, не обращая внимания на гавкающих собак. Один — блондин, второй — шатен. Судя по почти истлевшей грязной одежде, неудачливые золотоискатели. Грабителями они оказались еще менее удачливыми. Оба смотрели на заднюю часть фургона, а я появился из-за передней и выстрелил в блондина, идущего впереди. С дистанции метров тридцать я не промазываю. Блондин прижал левую ладонь к груди в районе сердца и попытался остановиться, но сделал еще два заплетающихся шага, упал на бок, выронив винтовку, а потом покатился вниз по каменному склону с редкими пятнами сухой травы, увлекая за собой камешки.

Шатен пальнул, почти не целясь, в мою сторону, после чего бросился к своему напарнику, крича на английском языке с акцентом обитателей лондонских окраин:

— Джим! Джим! Ты ранен?!

Я загнал в ствол патрон и еще раз выстрелил, попав шатену в висок. Пуля снесла верхнюю часть черепной коробки, открыв красновато-серую студенистую массу, которая плохо отработала и потому получила по заслуге.

Карманы обоих налетчиков были пусты. В винтовке блондина был последний их патрон. Отправиться на такое дело, имея по три патрона на ствол — это признак отчаяния. В том месте на холме в кустах, где у них была лежка, я нашел четыре стреляные гильзы и мешок с двумя сухарями, куском вяленого мяса, похожего на то, что я привез в Мормонский лагерь, и пустую двухпинтовую бутылку из-под самогонки, которую гонит и продает Фредди Беркли. Вот ни разу не удивлюсь, если узнаю, что именно лавочник подкинул идею этим придуркам. Наверное, задолжали ему много. Трупы я оттащил в реку и отправил вниз по течению.

— Никому не рассказывай об этом, — сказал я Катрин.

— Почему? — поинтересовалась она.

— Потому что знание того, что не ведомо другим, делает человека сильнее их, — ответил я заумно, чтобы не последовали уточняющие вопросы.

На самом деле я хотел проверить возникшие подозрения. Мне показалось, что Фредди Беркли не обрадовался моему приезду. Чтобы не снижать цены на свои товары, ему пришлось скупить привезенное мной, что, видимо, не входило в его планы. У Фредди Беркли есть другие поставщики, а я влез мимо графика да еще часть реализовал самостоятельно. Монополия требует безжалостности к конкурентам.

18

В следующий раз Фредди Беркли — сутулый тип с круглой головой на длинной шее, из-за чего напоминал электрическую лампочку, пока не изобретенную, одетый не лучше большинства старателей — встретил нас в километре от Мормонского лагеря. Его сопровождали два вооруженных охранника. Я предположил, что сейчас будет попытка выкрутить мне руки, и приготовил свою винтовку, но лавочник оказался умнее или хитрее.

— Мы не разбойники, мистер Хоуп, не бойся нас! — дружелюбно улыбаясь, произнес он.

Эту фразу я слышал только от разбойников. Честным людям не приходит в голову признаваться в отсутствии черных намерений.

— Я решил встретить тебя здесь, чтобы купить все, что ты привез. Уверен, что так будет выгоднее нам обоим. Тебе не придется терять время, сразу поедешь за новым товаром, — сообщил он.

— Если предложишь хорошую цену, почему бы и нет?! — сказал я и добавил шутливо: — Осталось только выяснить, какая цена считается хорошей.

С учетом того, что забирал лавочник почти все, включая дюжину бычков-двухлеток, цена была приемлемая. Не достались ему лишь товары, которые Катрин везла для подруги Бетти Причард и ее родителей, и два мула, которые заказала горнорудная компания. В Мормонский лагерь привезенные мною товары въехали уже, как собственность Фредди Беркли. Фургон выгрузили возле его разросшейся лавки — длинного дома, сложенного из бревен и крытого досками внахлест. Раньше была только центральная часть, а потом к ней сделали слева и справа пристройки без окон, только с широкими воротами. Обе использовались под склады. Рядом с левой пристройкой, под прямым углом к ней, укладывали фундамент. Догадываюсь, что дела у Фредди Беркли шли лучше, чем у всех вместе взятых золотоискателей в Мормонском лагере. Он, не поморщившись, отвесил мне триста девяносто две унции (почти одиннадцать килограмм) золотого песка на шесть тысяч двести семьдесят два доллара.

— А что ты так испугался меня? Нападал кто-то? — спросил он на прощанье.

Если бы не задал эти вопросы, я бы решил, что он не причастен к нападению. Значит, надо ожидать следующее.

— Пока бог миловал, — ответил я. — Просто привык всегда быть настороже.

— В нашем деле это хорошая привычка! — похвалил Фредди Беркли и предложил: — Можешь подождать, когда прибудет и разгрузится мой обоз из Сакраменто, и поехать с ним.

— Не хочу ждать. Время — деньги. Сейчас отгоню мулов покупателям, потом переночуем у мормонов и поутру поедем, — сказал я.

Ночевать у мормонов я не собирался. Слишком легко лавочник расстался с золотом. Может быть, потому, что верил, что оно, пусть и не всё, вернется к нему, потому что вторая засада будет устроена грамотнее. Если проскочим и ее, будет третья. Возить в другой лагерь золотоискателей тоже не имело смысла. Там наверняка имеются свои Фредди Беркли, а здесь меня знают, есть к кому обратиться за помощью в случае чего.

Выход подсказал Пьер Блан, который перехватил меня, когда я, оставив фургон и Катрин на участке ее подружки Бетти Причард и приказав не распрягать волов, вел мулов покупателям. Поздоровавшись с французом, первым делом проинформировал, что весь товар уже продал.

— Знаю, — сказал Пьер Блан. — Я по другому вопросу. Мне нужны металлические детали для рокера. Я сделал чертежи, вот, — достал он из кармана лист бумаги с карандашными рисунками, мало похожими на чертежи, по крайней мере, на те, какие учили меня делать в мореходке.

— У меня другое предложение: привожу тебе уже готовый рокер без желоба, если дня через два после моего отъезда вдруг сгорит лавка Фредди Беркли, — произнес я. Заметив удивленный взгляд француза, объяснил: — Его люди в прошлый раз напали на меня. Наверняка и на этот раз попробуют.

— Не знаю, сможет ли мы… — промямлил Пьер Блан.

— Не обязательно делать самим. В лагере наверняка есть люди, которые сделают это за пару унций золота, их надо найти и договориться, а у меня времени нет, — подсказал я.

Лицо француза сразу прояснело, после чего включилась национальная тяга к торгу:

— Нам еще потребуются два ведра и…

— …и мешок муки. И хватит, — урезонил я. — Иначе буду возить товары в другой лагерь.

Пьер Блан весело улыбнулся и кивнул:

— Договорились!

Вернувшись с золотом, полученным за мулов, к своему фургону, застал Катрин у очага, на котором она вместе с Бетти Причард готовила ужин из привезенных нами продуктов. Судя по ароматам, бобы с вяленой говядиной, и кофе с лепешками. Кофе для здешних мормонов даже больший деликатес, чем для Домингесов. Наверняка дадут попробовать по глотку остальным членам общины. Не бесплатно, конечно. Увидев, сколько золота я получил за привезенный товар, Катрин сделала вывод, что бог считает меня мормоном, и возрадовалась.

— Скоро будет готово! — радостно сообщила она.

Ужин в мои планы не входил. Надо было срочно уматывать отсюда. Наверняка лавочнику сразу сообщат о нашем отъезде, но засаду впереди устроить уже не сможет, дорога всего одна, а неожиданно напасть сзади не получится. Зная, что я хороший стрелок, вряд ли кто-то решит так рисковать жизнью ради Фредди Беркли.

— Мы уезжаем. Прямо сейчас, — сказал я тоном, не предполагающим возражения.

Катрин поняла это, тяжело вздохнула и обменялась с подружкой понимающими взглядами. Даю голову на отсечение, что уже к ночи все мормоны будут знать о неудачном нападении на нас в прошлый раз. Сообщенное по секрету летает быстрее скорости света.

19

Прошло четыре недели, а от пожарища все еще исходит запах гари. Как мне рассказали, сгорело не все строение, края пристроек сумели отстоять прибежавшие на пожар золотоискатели. Они же и растащили все ценное, включая недогоревшие бревна, потому что, по случаю гибели в огне Фредди Беркли, было бесхозным. Осталось только неправильной формы черное пятно из головешек, которые поливал холодный зимний дождик. Святое место пустым не бывает, поэтому в Мормонском лагере теперь четыре лавки, одну из которых держит семья Бетти Причард. По настойчивой просьбе Катрин, но с полным учетом наших интересов, мы продали Причардам большую часть привезенного. Точнее, семейство купило примерно половину, а за остальное получило комиссионные, как посредник, со своих единоверцев. Кстати, мормоны теперь составляют малую часть разросшегося Мормонского лагеря.

Пьер Блан получил новый рокер, изготовленный в Сан-Франциско, два ведра и мешок кукурузной муки и прикупил вяленой говядины из расчета на семь человек на месяц, до следующего нашего приезда. У французов теперь четыре наемных работника. Людей в Калифорнию прибывает все больше, а свободный участок, не говоря уже о новом месторождении, найти все труднее. Да и на старых золота становится все меньше. Удачей теперь считается намыть золотого песка за неделю на сто долларов. Если раньше все мыли только на берегу реки, то теперь большая часть работает вдали от нее, на склонах гор, из-за чего резко выросли цены на ведра, бочки и вьючных животных. И на теплое жилье. Летом можно было спать под открытым небом, а теперь такое получится только у очень закаленных. Зимы в Калифорнии, конечно, не чета московским, но здесь, в горах и вдали от океана, который летом охлаждает воздух, а зимой согревает, температура по ночам, а может, и днем, наверняка будет опускаться ниже ноля градусов по Цельсию. Кстати, ртутные термометры уже были в прошлую мою эпоху, имели шкалу Цельсия и назывались шведскими, но сейчас в Америке в ходу шкала Фаренгейта. Вершины даже низких горных пиков уже покрыты снегом, который скоро доберется и до Мормонского лагеря. Я смотрел на согнутых людей, которые, стоя по колено в холодной воде, трясут в ней красными, сведенными судорогами от холода руками лотки и тазы, и хвалил себя за то, что вовремя выскочил из этого романтичного процесса.

Катрин была на четвертом месяце, и я решил, что шляться зимой по холодным и опасным дорогам Калифорнии ей не стоит. По возвращению в Сан-Франциско первым делом купил там дом — деревянный сруб-пятистенок на каменном фундаменте. Этим занималась местная фирма, которую основал бывший золотоискатель, так же, как и я, сообразивший, что выгоднее мыть золото в чужих карманах. Бригада из шести человек залила за два дня фундамент из камней и бетона на том месте, которое я указал. Выбрал место сам, ни у кого не спрашивая разрешения, в верхнем конце улицы, ведущей к морю. На следующий день утром привезли разобранный сруб и за три дня собрали его и покрыли гонтом. Щели между бревнами замазали глиной, соорудили камин, вывели трубу через крышу, положили половые доски. Потом рядом залили еще один фундамент и возвели второе строение — склад для товаров. Их знакомый столяр привез готовые два стола, обеденный и кухонный, и шесть табуреток и собрал в доме из досок две кровати, хозяйскую в жилой комнате и для слуг на кухне, и два шкафа, платяной и посудный, а на складе — полки и большой ларь. За все это, плюс кухонный инвентарь, постельное белье и прочие необходимые в хозяйстве предметы, я выложил четыре с половиной тысячи долларов. Зато теперь был спокоен за жену. Заодно будет закупать оптом товары на приходящих в порт судах. Разлетается груз быстро. При мне клипер привез рис из Китая на двести тысяч долларов и продал весь за шесть дней.

В помощницы Катрин нанял китаянку по имени Сюли (Изящная) — молодую грузную коротконогую женщину с вечно испуганным лицом. Может быть, так казалось из-за чрезмерной раскосости глаз. Ее муж Ван Сунлинь, одетый, несмотря на прохладную погоду, в коническую шляпу из рисовой соломы, хлопчатую рубаху с прямоугольным вырезом спереди, короткие штаны и обутый в сабо, водил теперь фургон вместо Катрин. Еще одним моим работником стал перуанец Хорхе Драго — невысокий жилистый мужчина тридцати двух лет с узким черноусым лицом, на котором чуть выше острого, выпирающего подбородка в дубленой коричневой коже с трудом прорезали щель для рта. Одевался перуанец в пончо из толстой белой хлопковой ткани, отделанном яркой тесьмой разных цветов, рубаху и длинные штаны их более тонкой ткани, заправленные во что-то типа кожаных полусапожек без каблуков. Талию его перехватывал широкий, сантиметров двадцать, и толстый кожаный пояс с кучей карманов с внутренней стороны, в которых Хорхе Драго прятал все, что могло там поместиться. Перуанец ездил на коне, купленном мною у Кристобаля Домингеса, и вместе с собаками присматривал за бычками, которых я приобретал каждый раз во все большем количестве. Бычки добирались до Мормонского лагеря сами, и наваривал я на свежем мясе зимой лучше, чем летом и осенью, когда старателей было меньше, а дичи в ближних лесах больше. Китайцы на двоих получали два доллара в день, а перуанец — полтора. В связи с наплывом бедняков, желающих разбогатеть, цены на рабочую силу просели. Летом работника дешевле, чем за два бакса, найти было трудно. Почти бесплатные индейцы не в счет, поскольку получали по труду: в большинстве своем понятия не имели о дисциплине, требовали постоянного надзора и часто исчезали, даже не получив расчет. Обоих работников вооружил винтовками и стал чаще передвигаться в составе караванов. Нападения на купцов резко участились, особенно, когда те возвращались с выручкой с приисков. Если бы я оказался здесь без денег, наверное, присоединился бы к налетчикам, благо такой опыт у меня богатый. Револьвер и одну винтовку оставил Катрин. Она научилась стрелять из винтовки от бедра. Попадает редко, но отпугнуть сможет.