Помоги проекту - поделись книгой:
Мухаммедьяр написал свои произведения в тревожное для Казанского ханства время. В результате внешних и внутренних конфликтов татарское государство буквально лихорадило. Осознав всю эту сложную ситуацию, поэт размышлял о путях выхода из кризисного положения, о судьбе своего народа и своей Родины. Как и его предшественники, он мечтал о справедливом, просвещенном правителе, возлагал на него большие надежды. Это — во-первых. Во-вторых, Мухаммедьяр считал, что для того, чтобы воцарились мир и спокойствие в государстве, жители его должны быть воспитанными. Вот поэтому автор исключительно много внимания уделяет изображению нравственных качеств и поступков человека, приводит поучительные сюжеты, житейские примеры. Для поэта справедливость, милосердие, щедрость, верность превыше всего. Он оценивает людей не по богатству, сану, вероисповеданию, а по благородным, гуманным поступкам. Его представления об обществе, о роли и месте человека в мире созвучны с воззрениями великих представителей Ренессанса и западноевропейских утопистов Средневековья.
Мухаммедьяр, будучи в составе делегации Казанского ханства в Москве «толмачем», несмотря на дипломатическую неприкосновенность, по указанию Ивана IV был зверски убит. Адниш Хафиза — «„члена посольства“ — сделали невольником» [Средневековая, 1999, с. 141–147]. В такие трудные дни он написал свое сочинение «Сираджель-кулюб» («Светоч сердец», 1554), которое широко распространялось среди татарских читателей: имеются и его печатные издания. По утверждению В. Бартольда и А. Щербака, книга под таким названием первоначально написана на арабском языке. Затем переложена на фарси. Были и его тюркоязычные версии. Аднаш Хафиз создал свое сочинение на основе его разноязычных текстов и вариантов [Миннегулов, 2010, с. 100–104]. В «Сираджель-кулюб» использованы материалы из Корана, хадисы пророка и другие тексты. В книге отражены различные религиозно-нравственные вопросы. Автор особо подчеркивает громадную роль веры, знаний в сохранении национального менталитета. В изложении своих мыслей Аднаш Хафиз широко использует формы диалога, противопоставлений, приводит различные сюжеты, поучительные примеры.
Среди постзолотоордынских татарских государств и по времени существования, и по военно-политической мощи Крымское ханство занимает одно из ведущих мест. Когда говорят об этом государстве, многие отождествляют его лишь с полуостровом Крым. Но оно занимало, кроме Крыма, значительные территории Западного Предкавказья, Северного Причерноморья, а также районы Приазовья. В XIII–XV вв. Крым был своего рода форпостом в связях Золотой Орды с европейскими государствами и народами.
Несмотря на некоторые особенности бытования, крымчане являлись полноправными представителями единой золотоордынской политической и духовной культуры, языка, литературы. Такая традиция в известной степени продолжалась и в Крымском ханстве. Но в нем, особенно с середины XVI в., усиливается влияние Османской империи. Это проявляется не только в общественно-политической сфере, но и в языке, литературе, искусстве, в частности — в музыке, танцах. Несмотря на некоторое обособление крымчан, они продолжают оставаться татарами; их литература, духовные ценности считаются важнейшей частью относительно единой татарской культуры. Важно и то, что Крымское ханство просуществовало дольше других татарских ханств, до конца XVIII в., являлось наследником предшествующих татарских государств. Поэтому изучение его дает ключ к раскрытию многих сторон истории и духовной жизни нашего народа. Необходимо подчеркнуть, что со времен крымского ханства сохранилось значительное количество памятников материальной и духовной культуры, в большинстве случаев — арабографичной литературы; есть и сочинения, написанные латинской, армянской графиками, кириллицей. Многие произведения, независимо от места их создания, распространялись по всей татарской земле. Например, знаменитое сочинение Сейида Мухаммеда Ризы (ум. в 1756 г.) в Стамбуле «Семь планет» («Ассеб ас-сейяр»), посвященное истории средневекового Крыма, было хорошо известно и поволжским татарам; в 1832 г. оно было издано в Казани М. Казембеком.
Значительную часть письменной литературы, относящейся к Крымскому ханству, составляет так называемая «историческая проза» [Зайцев, 2009а], представленная следующими сочинениями: «История хана Сахиб-Гирея» («Тарихе Сəхибгəрəй хан») Бадр ад-Дина Мухаммеда б. Мухаммед Кайсуни-заде Нидаи-эфенди, известного под именем Реммала-ходжи (Рəммəл Хужа) (ум. в 1569 г. в Стамбуле); «Летописи Дешт-и Кипчака» («Тəварихе Дəште-Кыпчак») Абдуллы б. Ризвана (Абди) (составленного около 30-х гг. XVII в.); «Тарихи Ислам — Гирей хан» (завершено в 1651 г.) Ходжи Мухаммеда («Сенаи», «Кырымлы»); «История татарских ханов Дагестана, Москвы и народов Дешт-и Кипчака» (середина XVIII в.), Ибрахима б. Али Кефеви (личный секретарь Крымского хана Фатх-Гирея II (1736–1737); «Розовый куст ханов» («Гөлбүне-ханан») Халим-Гирея (в 1756–1758 гг. правил Крымом) и др. Хотя такие произведения называют историческими, но они в той или иной степени являются и художественными. Их язык, манера изложения часто приближаются к литературному, образному стилю; есть образцы рифмованной, ритмической прозы. В таких сочинениях встречаются поэтические строки. Наряду с изложением реальных событий и деяний, в них находит место и описание вымышленных обстоятельств, легенд. Некоторые истории ханов воспринимаются как панегирические жанры. Поэтому такие произведения с определенной условностью можно называть историко-литературными сочинениями. По структуре и по содержанию они напоминают хорошо известные татарскому читателю книги «Джамиг ат-таварих» (1602) Кадир Алибека, «Дафтари Чингизнаме» (около 1679 г.) неизвестного автора, а также «Таварихе Болгария» Хисамеддина Муслими [Усманов, 1972]. Таким сочинениям и крымских, и поволжских авторов присущи интертекстуальный, в определенной степени и эклектичный способ составления своих книг. В них обильно использованы тексты из сочинений предшествовавших авторов, особенно Закарии Казвини (1203–1283), Рашид ад-Дина (1247–1318). Следует заметить, что в Крымском ханстве «сочинительство», «письменное занятие» высоко оценивались, ими занимались даже ханы, чиновники высокого ранга. И.В. Зайцев отмечает, что «многие представители ханского семейства писали стихи… Упражнения в написании поэтических произведений составляли, наряду с обучением военному искусству, непременную часть образования отпрысков Гирейской династии. В окружении ханов служили высокообразованные люди, вошедшие в историю османской и мировой литературы» [Зайцев, 2009а, с. 25].
Некоторые авторы вышеупомянутых «исторических» сочинений выступали и как поэты. В частности, у Реммала-ходжи есть даже поэтическое произведение по медицине [Там же, с. 69].
По данным сегодняшней науки, в Крымском ханстве было около двухсот поэтов, ученых, литераторов [Там же, с. 37]. К сожалению, большинство созданных ими сочинений до нас не дошло или пока не обнаружено. Необходимо иметь в виду и то, что в 1735 г. царский генерал Миних сжег город Бахчисарай, в том числе ханскую библиотеку. Во время крымских, гражданских войн, в период депортации в 1944 г. уничтожено огромное количество духовных и материальных ценностей крымско-татарского народа.
Сохранившаяся часть письменной литературы Крымского государства представлена поэтическими и прозаическими произведениями различного жанра, такими как дастан, газель, рубаи, касыда, мадхия, марсия, наме, мунаджат, хикаят, саяхатнаме (сефернаме), шаджара, ярлыки и др. В ней отображены различные аспекты человеческой жизни и бытия, в том числе нравственные, философские, социально-политические, бытовые вопросы, конечно же и тема любви. Как и в других регионах Мусульманского Востока, так и в духовной жизни Крымского ханства значительную роль сыграли суфизм, особенно «Месневи» (своего рода «поэтическая энциклопедия суфизма»), автором которого является великий Джалаледдин Руми (1207–1273). Наряду с классиками арабо-персидской литературы, в Крыму были очень популярны сочинения османских авторов, таких как «Мухаммадия» (1449) Языджоглу (Челеби), «Искандернаме» (1390) Ахмеди Гирмияни, «Рождение пророка» («Мавлюден-нэби») Сулеймана Челеби (ум. в 1422 г.), путевые записи Эвлия Челеби (1611–1670) и др.
Среди читателей и слушателей Крыма широко распространялись версии и варианты общих тюрко-татарских дастанов, таких как «Идегей», «Тагир-Зухра», «Чура батыр»…
Наряду с вышеупомянутыми авторами письменной литературы Крымского ханства творили и другие мастера пера, такие как Джанмухаммед (XV в.), Менгли-Гирей (XV в.), Мудами (ум. в 1540 г.), Бакайи (умер в 1591 г.), Лейля Бикеч, Ашык Ариф и др. Самым крупным и известным поэтом Крымского ханства является Ашык Умер (Гашыйк Гомэр, 1621–1707). (К сожалению, в «Краткой литературной энциклопедии» [Краткая, 1962, с. 381], видимо, исходя из османизированного языка, он представлен как «турецкий поэт-ашуг»). Родом он из города Гезлева (ныне г. Евпатория). Много путешествовал, побывал во многих уголках Османской империи. По преданию, этот выдающийся представитель «бардовской» — «ашыкской» поэзии умер в родном городе.
Ашык Умер — ярко одаренный и высокопрофессиональный поэт — оставил после себя богатое творческое наследие. В общих рамках традиционной классической поэзии Востока, а также «ашыкской» лирики он создавал великолепные образцы словесного искусства. Его стихотворения, созданные в жанрах газели, мураббага, мусадджа, кошмы, касыды, рубаи, характеризуются глубиной и искренностью чувств и переживаний лирического героя, четкостью и стройностью поэтической структуры, изяществом и музыкальностью стиля. Проникновенные стихи Ашыка Умера и сопровождали войска в походах и сражениях, и звучали в кельях суфиев-аскетов, и исполнялись влюбленными. Его произведения оказали большое влияние на творчество последующих поэтов не только Крыма, но и всего тюркоязычного мира, особенно Турции. Имеются многочисленные рукописи. За последние сто лет стихотворения Ашыка Умера печатались в Стамбуле, Ташкенте, Симферополе, Москве и в других городах. Имеются переводы и на русский язык. Среди поволжских татар произведения этого поэта читались и на языке оригинала, и в переводах на современный татарский язык. Его иногда называют «татарским Есениным» и «Крымским Тукаем». Стихотворения поэта и поныне звучат актуально, современно. Одно из стихотворений Ашыка Умера заканчивается такими словами:
4. Татарские родословные (шеджере)
Сила и живучесть татарского народа в его богатой и многообразной культуре и истории, которые сохранились на материалах родословных памятников. К сожалению, в условиях национально-религиозного гнета в Российской империи татарская историческая литература находилась в сложных условиях. Однако с XVII в. татарские фамильные родословные стали служить русским властям своего рода паспортами для служилого сословия, перешедшего на службу русским князьям и царям. На основе тех родословных утверждались их сословные положения в российском обществе (в 1654, 1686 гг. и т. д.) [Ахметзянов, 1991а, с. 8–9].
Научный интерес к татарским родословным в XVIII–XIX вв. проявляли такие ученые, как П. Рычков, Х. Френ, Н. Березин, B.В. Вельяминов-Зернов, П.И. Небольсин, C.М. Шпилевский, Н. Катанов, В.В. Радлов [Рычков, 2001, с. 181–182; Березин, 1853; Вельяминов-Зернов, 1864, с. 414–415; Небольсин, с. 198; Шпилевский, 1877, с. 585; Катанов, 1904, с. 28] и др.
Со стороны татарских ученых и религиозных деятелей интерес к родословным народа вплоть до 1930-х гг. никогда не угасал. В рукописных книгах переписчики очень часто записывали и образцы своих родословных, невзирая на объем материала.
В связи с возникновением татарского книгопечатания в Казани возникли и возможности публикаций текстов родословных. Первая татарская родословная из книги «Дафтари Чингиз-наме» была опубликована Х. Френом в 1816 г. в г. Вене с комментариями на латинском языке [Fraehn, 1816, s. 205–216].
Татарский просветитель И. Хальфин издал рукописный памятник XVII в. «Дафтари Чингизнаме» в 1819 г. в Казани, с комментариями и словарем для архаических слов. Книга служила учебным пособием для изучающих татарский язык в Казанском университете. Родословные, опубликованные в данной книге, в большинстве своем являются образцами татарских генеалогий XII–XVII вв.
Известные просветители Каюм Насыри [Насыйри, 1881] и Хусаин Амирхан в свое время занимались сбором списков татарских генеалогий, часть которых дошла до наших дней в рукописях, часть была опубликована в книге Х. Амирхана в 1883 г. в Казани [Əмирхан, 1883, 88 б.]. В его работе имеются фрагменты древних родословных XV–XVIII вв. Однако они в качестве исторических источников неполноценны.
В последней трети XIX в. сбором и изучением текстов древних татарских родословных занимался видный татарский историк Ш. Марджани (1818–1889). Им была собрана большая коллекция татарских родословных из многих окраин проживания татар. К большому сожалению, лишь немногая часть этих рукописных списков сохранилась в научных учреждениях. Однако большинство собранных Ш. Марджани списков татарских шеджере использованы в его двухтомном труде на татарском языке, изданном в Казани 1897, 1900 гг. Первый опыт перевода этого исторического научно ценного труда был осуществлен в 2005 г. [Марджани, 2005].
Известный татарский ученый Ризаэддин бин Фахретдин также начал свою деятельность в области сбора татарских рукописных родословных. Он их использовал в качестве источников в своей энциклопедической книге «Асар» в четырех томах. Конечно, такая форма публикации не представляет читателю всю ценность источника. Однако у Р. Фахреддина сохранился его архив из личных бумаг в Петербурге среди бумаг тюрколога А.Н. Самойловича. В данной коллекции, принадлежащей этому ученому, накоплено около двухсот татарских родословных, большинство которых присланы ему в виде копий, сделанных в XIX в. Среди них есть копии XVIII в. Ризаэддин бин Фахретдин сам при жизни составил сборник из 47 текстов, 46 из которых принадлежали татарским родословным, один отмечен как башкирский текст. Адресаты ученого писали при посылке ему своих копий даты составления своих подлинников. Дата составленного подлинника, с которого снималась копия, отмечалась ими в сопроводительных письмах. Судя по данным таких писем, ученый получал копии в основном с подлинников, датированных XIX в. Среди копий есть только один текст, в котором сообщается, что подлинник имел дату 1797 г. [Əхмəтҗанов, 2002, 180 б.]. Наши поиски археографического характера, проведенные в форме полевых экспедиций, дополнили представления о списках татарских родословных документов.
Обнаруженные списки рукописей родословных XVIII в. составлялись на небольших листах среднего книжного формата, размером 16×20 см. И некоторые родословные тексты, написанные в XVIII в., помещены на листах рукописных книг, кстати, данная традиция сохраняется и в XIX в. Однако родословные XIX в. начали писать в амбарных журналах, формат которых превышает формат обычных книг почти в два раза.
При сравнении текстов татарских родословных XVIII и XIX вв. мы пришли к следующим выводам:
1. Объемы родословных текстов XVIII в. невелики.
2. В XIX в. объемы текстов значительно увеличились, и теперь они не помещались на листках тетрадей.
Ознакомление с подлинными текстами татарских родословных, обнаруженных во время археографических поисков, дополнили наши представления о развитии исследуемого документа по форме и содержанию.
Фамильные татарские родословные тексты XVIII в. записывались на листах рукописных книг средних размеров (16,5×20 см). В начале XIX в. появляются родословные, написанные на листах размером примерно 25×35 см, где даются уже более полные комментарии и легенды. Большинство текстов шеджере в списках XVIII в. имеют краткие исторические примечания.
Дополнения к родословным таблицам в списках XIX в. свидетельствуют о том, что они изначально передавались из поколения в поколение устно. Историческими справками изобилуют лишь родословные Карабика и потомков Идегей-бия. Фамилии мурз в родословных частенько сопровождаются краткими примечаниями вплоть до конца XIX в.
Исторически значимые родословные обычно при основном предке содержат краткое историческое примечание, которое имеет важное значение для всей фамилии. Например, при основном предке в фамильной родословной в одном варианте имелось следующее примечание: «Сын Буркут бия Таргай би прибыл из Крыма» [Əхмəтҗанов, 2012, 199 б.]. Наличие среди предков знатных имен позволяет относительно правильно определить хронологию и место происхождения рода. Здесь непременно раскрывается связь фамилии Буркут-бия с Кара-биком, жившим в конце XIV в.
Наличие при антропонимах титулов бек, мурза, тархан и т. д. и упоминание названия «Казань», «хан», «ярлык» также облегчает раскрытие исторической ценности документа. Например, если в родословном списке указывается на связь с конкретным историческим местом, этот факт позволяет еще более конкретизировать место проживания и даже в комплексе региональных источников определить основную родину происхождения фамилии.
Например, в родословной «Караужа» легенда сообщает, что их самый дальний предок Кара-би жил возле Казани в Караваево. В дальнейшем потомки Кара-бия — Чура-би и Чура-батыр также, согласно легенде, связаны с ханской Казанью и получается, что они на рубеже XIV–XV вв. из Крыма переехали в Казань [Əхмəтҗанов, 2011 в, 109 б.].
В фамилии родословной «Див Манкуф» даже антропоним основателя фамилии указывает на крымское происхождение. Имя
Связь с Крымом татар Поволжья и Крымского региона в прошлых веках была регулярной. Например, если первая волна появления татар была в 1380-х гг., то второй наплыв был во время оседания на Средней Волге хана Улуг-Мухаммеда в 1445 г. Данный случай этнической истории татарского народа в Татарстане подтверждается и многочисленными родословными.
Ко времени правления в Казани Мухаммед Амина появляется на Горной стороне выходец из Крыма Асылхожа тархан Мизяков, из рода которого вышли просветитель Каюм Насыри, Хабира Насырия, Ризаэтдин Фахретдинов, первый нефтепромышленник в России Надир Уразметов, академик Миркасым Усманов и др. Представителями этого рода основаны селения Зямаки, Илеково, Б. Карамали, Ст. Салманова, Новые Надирово, Кирлигач, Сугушла и др. Родословная Асылхожи Тарханова опубликована [Əхмəтҗанов, 1995, 120–122 б.].
Судя по данным шеджере, второй по количеству этнической группой татар, оседавших на землях Булгарского Улуса в прошлом, были кочевые татары, вышедшие из Ногайской Орды.
Оседавшие выходцы из Ногайской Орды до наших дней сохранили и свои генеалогические памятники. Они оседали на этих землях со второй половины XV в. и далее до XVIII в. Они представляли племена
Третий, значительный, компонент, принявший участие в формировании современной татарской нации, согласно шеджере, это выходцы сергачской группы татар, переселившихся в Казанский юрт в XVI–XVIII вв. Сергачские татары после падения Казанского ханства пережили выселения из своих родных юртов. Согласно генеалогическим материалам, они сперва были переведены на границу Московского государства с Ногайской Ордой, в частности вокруг крепостей Алатыря и Темникова, в дальнейшем они освоили уже районы Симбирского уезда, Закамья Татарстана. В родословных касимовских татар отмечены следы поселения выходцев также из Хорезма, Крыма [Əхмəтҗанов, 2012, 314–315 б.].
В XVIII в. многие татарские фамилии покинули земли Касимовского ханства, поселились на землях Казанского уезда. Например, татарские мирзы Сююндуковы, Макуловы, Алишевы, Енайдаровы, Кармышевы, Бурнашевы, Мустафины, Сюкиевы, Еникеевы, Будалеевы, Богдановы, Биккуловы, Чапкуновы, Бурнаевы, Ишмаковы и мн. др. в XVII в. оказались на землях бывшего Казанского ханства [Ахметзянов, Шарифуллина, 2010, с. 6–77].
По мере развала Ногайской Орды в XVII в. часть татар Ногайской Орды растворилась в среде татар Поволжья. Вопрос этот рассматривается в многочисленных списках татарских родословных Волжско-Уральского региона [Əхмəтҗанов, 2002, 343 б.; 2009а, 351 б.]. О значительной роли в этнической истории сибирских татар, племен ногайцев и кара-кипчаков рассказывают также родословные сибирских татар [Əхмəтҗанов, 2012, 304 б.].
Завершая обзор текстов татарских письменных родословных, опубликованных в печати на татарском и русском языках, приходим к выводу, что данные источники на основе многочисленных фактов указывают на тесную генетическую связь между татарами Крымского, Касимовского, Казанского, Сибирского ханств и Ногайской Орды.
5. Татарские эпитафийные памятники
Культура эпитафийных памятников на территории Золотой Орды по некоторым письменным источникам была распространена во всех ее Улусах, однако это большое культурное наследие было уничтожено в XVI–XVIII вв. в ходе завоевания и последующей колонизации татарских земель Московским государством. Известно, что над мусульманским кладбищем развалин Булгара с последней четверти XVII в. работал казенный селитренный завод под управлением дворянина Т. Ледаговского, который остановил свое производство только в 1730 г. [История ТАССР, 1951, с. 273].
Однако русское правительство своим указом от 16 февраля 1741 г. дало разрешение на разрушение мусульманских средневековых кладбищ Золотой Орды, находившихся в Астраханской, Царицынской, Казанской губерниях и Малороссии с целью изготовления селитры для получения пороха. Историк В.Ф. Смолин пишет, что разрушение мусульманских могил продолжалось еще и во второй половине XIX в. [Смолин, 1926, с. 16].
Вследствие этого на территории бывшей Золотой Орды немногочисленные образцы древних эпиграфических памятников сохранились лишь в трех губерниях Российской империи: Казанской, Крымской, Дагестанской. Из названных трех регионов существование мусульманских кладбищ по результатам археологических раскопок известно с Х в. [Халикова, 1986, с. 43–107]. Установление над могилами усопших мусульман Булгарского Улуса эпитафийных надгробий начинается с 1281 г.
В Дагестане эпитафийные памятники начинают устанавливать в XII–XIII вв. Однако в ту пору они были весьма редкими случаями [Шихсаидов, 1984, с. 162–163]. В Крыму самый ранний эпитафийный памятник известен с 1273 г. [Акчокраклы, 2006, с. 237 (№ 142)]. Тексты крымских эпитафий до конца XIV в. оформлялись почерками куфи и сульс. Например, текст эпитафий Нанкаджана, дочери Токтамыш-хана, написан почерком арабского письма сульс и отдельные слова — на куфи.
В Булгарском Улусе до 1361 г. эпитафийные тексты составлялись чаще всего на куфи и реже — почерком сульс. В языковом отношении эпитафийные тексты составлялись на арабском, булгарском и татарском языках.
В Крыму эпитафийные тексты до начала XV в. составлены в основном на арабском языке, в очень редких случаях есть тексты, написанные на татарском языке [Там же, с. 231 (№ 47)]. Начиная с начала XV в., конкретнее — с 1415, 1424 гг. в Крыму встречаются тексты на татарском языке [Там же, с. 237 (№ 139), 248 (№ 235), 250 (№ 315)].
В дальнейшем в Крыму вплоть до конца XVIII в. обычай установления эпитафийных плит продолжается. Языком эпитафий служили арабский и арабско-татарский. С XVIII в. хорошо сохранились надгробия крымских ханов и их родственников.
Надписи эпиграфического характера на стенах мечетей в Крыму и ханского дворца, у фонтанов Бахчисарая известны с XIV в., тексты этих надписей были зафиксированы исследователями в XIX в. на языке оригинала и в переводе на русский язык [Мурзакевич, 1850, с. 489–551].
Хотя Н. Мурзакевич определяет язык этих эпитафий как турецкий, его мнение в лингвистическом отношении не соответствует истине. Поэтому для примера приведем эпитафийный текст усопшего Девлетъ-Гирей-султана-гази, сына Мубарекь-Гирей-султана, сына Девлетъ-Гирей-хана:
Перевод: «Оставивъ этотъ суетный миръ, он переселился въ вечность. Люди съ душею, собравшись погоревать и поплакать объ немъ, написали его хронограмму: да будетъ надъ нимъ вечно милосердие Божие. Скончался в началъ джемазиуль-ула. 1041 г». (1631 г. по григорианскому стилю).
На территории Крымского полуострова с 1287 по 1392 г., по данным исследователей середины XIX в., известно всего 47 эпитафийных надписей. С 1409 по 1477 г. — всего 11 эпитафийных текстов. По остальным векам в печати пока исследований более подробного характера не обнаружено.
Исследования казанских ученых в области татарско-мусульманских эпитафийных текстов Средневековья дают более полное представление об объеме сохранности этих исторических письменных источников на Среднем Поволжье.
На территории Булгарского Улуса Золотой Орды с 1281 по 1399 г. было выявлено 60 эпитафийных текстов; с 1400 по 1500 г. — 6 памятников; в 1501–1600 гг. учтено 300 единиц [Гариф, 2010, 12–28 б.].
Общее число татарских эпитафийных надписей, установленных с 1601 по 1801 г., насчитывается около 170 единиц [Əхмəтҗанов, 2011а, 260 б.]. В указанный период расширяется географический круг татарских поселений. Появляются сотни татарских поселений между Волгой и Уралом, в Сибири и т. д.
В системе национальных культурных ценностей совершенствуются и духовные достижения, наблюдается подъем художественных качеств татарских эпитафий впервые после принятия ислама в Золотоордынском государстве. Установление надгробных памятников это одно из направлений духовной культуры татарского народа.
Татарская эпиграфика-явление уникальное в культуре народов Восточной Европы. Корнями она уходит в тюркское Караханидское государство, на территорию Иссык-Куля. Тюрки пользовались тюркским, руническим, уйгурским, согдо-тюркским, арабским алфавитами. Следы надписей, составленных на основе этих алфавитов, были выявлены на многочисленных каменных памятниках с территории Киргизии [Джумагулов, 1987, с. 8–16].
Караханидские мусульмане в XII в. в качестве надгробных памятников стали использовать кайраки с надписями относительно личности усопшего. Они находятся на кладбищах, около гумбезов, мавзолеев [Там же, с. 60]. Тексты на арабской графике изложены в письме куфическим стилем арабского алфавита [Там же]. Структура эпитафийного текста на кайраки, на арабском языке очень схожа с самыми ранними эпитафийными надписями Булгарского Улуса Золотой Орды.
Например, памятник № 1 из селения Янги Наукат. Надпись на арабском языке из четырех строк заключена в рамку с навершением в виде михраба. Размер рамки 38×31 см [Там же, с. 63].
Текст:
Перевод:
1. Это могила
2. Омара, сына А
3. бу Бакра. Да простит Аллах
4. его и его родителей.
Памятник № 45
Дымчатый камень. Надпись из шести строк выполнена небрежно. Камень находится у мазара Тешик-Таш, у подножия горы возле Сахаба-Мазара. Размер надписи 40×40 см.
Текст:
Перевод:
1. Во имя Аллаха милостивого
2. это могила Али,
3. сына Якуба, сына Ильяса
4. Нет бога, кроме Аллаха,
5. Мухаммед — посланник Аллаха.
Традиции написания эпитафийных текстов на куфи, известные в Крыму и Булгарском Улусе на Волге, идентичны, поэтому можно прийти к выводу, что эта традиция была присуща культуре Золотой Орды в начальном периоде ее истории в XIII–XIV вв. Данная традиция далее сохранилась и развивалась в татарских государствах в XV–XVIII вв.
6. Джучидская нумизматика XV в.
Изучение нумизматического источника всегда проходит одни и те же определенные стадии: обнаружение первых монет, их фиксация и введение в научный оборот; процесс накопления информации об интересующей монетной продукции, выявление имен эмитентов и центров чеканки; каталогизация известного материала; накопление информации о находках монет и кладов, их топографии, а также попытка анализа состава этих находок с привязкой к местности и историческим событиям; создание практически полного каталога монет, анализ работы монетных дворов (оценка метрологических параметров в динамике), оценка денежного обращения на территории активного использования изучаемых монет и реконструкция этапов экономического развития областей, регионов и государств в условиях использования монетного обращения. То есть нумизматический источник только тогда становится полномасштабно информативным, когда накоплена и введена в научный оборот критическая масса фактических данных.
В отношении джучидской нумизматики XV в. можно констатировать отсутствие системных полномасштабных исследований, которые могли бы послужить опорой для дальнейшего углубленного проникновения в проблемы политической и экономической истории. Если для династии Гиреев Крыма в начале XX в. О. Ретовским были составлены каталоги монет, причем не только для XV в. [Retowski, 1905; Ретовский, 1906, с. 1–72; 1914, с. 1–16], то ничего подобного для монетной продукции XV в. Поволжского региона, Кавказа, Приазовья и других территорий, не говоря уже о Приаралье, никто не составлял.
Публикация джучидских монет XV в. была начата Х.М. Френом [Fraehn, 1826, р. 360–398; Френ, 1832], и продолжена П.С. Савельевым [Савельев, 1857, с. 1–180; Савельев, 1858, с. 181–342], В.В. Григорьевым [Григорьев, 1864], А.К. Марковым [Марков, 1896; 1898; 1901; 1904; 1906] и другими нумизматами. Благодаря этим и некоторым другим работам стали известны имена большинства правителей-эмитентов посттоктамышевого времени: Таш-Тимур, Тимур-Кутлуг, Шадибек, Пулад, Тимур, Джалал ад-Дин, Керим-Бирди, Кибак, Чекре, Джаббар-Бирди, Дервиш, Улуг-Мухаммад, Кичи-Мухаммад (б. Тимур), Давлет-Бирди, Гийас ад-Дин б. Шадибек, Мустафа б. Гийас ад-Дин, Сайид-Ахмад, Махмуд б. Кичи-Мухамад, Ахмад б. Кичи-Мухаммад, Хаджи-Гирей, Нур-Давлет, Менгли-Гирей. Перечень монетных дворов, на которых были прочтены имена эмитентов, выглядит следующим образом: Крым, Крым ал-Джадид, Орду, Орду Му’аззам, Орду Базар, Бик Базар, Тимур Бек Базар, Сарайчук, Булгар, Булгар ал-Джадид, Хаджи Тархан, Хаджи Тархан ал-Джадид, Сарай, Сарай ал-Джадид, Хваризм (Хорезм), Шемахи, Дербенд, Баку, Азак, Шехр Азак, Азак ал-Махруса, Каффа, Каффа ал-Джадид, Кырк-Йер. Начался длительный этап сбора фактической нумизматической информации, заложивший основу джучидской нумизматики XV в. Не всегда публикуемые атрибуции монет были верны вследствие недостатка сравнительного нумизматического материала, его качества и сведений исторического характера из письменных источников.
Надо сказать, что XX в. не отличался особой активностью в изучении монет XV в., как Золотой Орды, так и выпусков ее осколков — самостоятельных ханств второй половины XV в. Самый большой вклад в развитие этого раздела джучидской нумизматики был сделан А.Г. Мухамадиевым и Г.А. Федоровым-Давыдовым. Так, в их совместной работе был опубликован неизвестный до этого монетный двор «Иль Уй Муаззам» (
Следует обратить внимание на тот факт, что более-менее хорошо читаемые монеты встречаются в эмиссиях лишь первой четверти XV в., качество чеканки более поздних выпусков становилось все хуже. Джучидская чеканка XV в. характеризуется постепенным уменьшением размеров и веса монет, ухудшением качества монетного металла. Указание года чеканки монет становится уже не правилом, а скорее исключением из него. Часто размеры штемпеля значительно превосходят размеры самих монет, вследствие чего практически не встречаются экземпляры монет этого периода с полностью читаемой легендой. Постоянная борьба между множеством претендентов за власть предопределила присутствие многих имен эмитентов на серебряных монетах XV в. Не все из этих эмитентов до сих пор выявлены, или верно отождествлены.
Несмотря на то что некоторая часть джучидских монет XV в. была правильно атрибутирована исследователями в XIX и XX вв., настоящий прорыв в изучении этих исторических памятников материальной культуры произошел в текущем столетии. Связано это, прежде всего, с возможностью компьютерной реконструкции штемпелей. Существенную, а иногда и единственную помощь в корректной атрибуции монет оказывает поштемпельный анализ, позволяющий создавать сетки штемпельных связей. Эти сетки помогают устанавливать хронологический порядок смены монетных типов и, следовательно, помогают определять очередность появления имен эмитентов для каждого монетного двора. В настоящее время уже накоплен некоторый объем фактической нумизматической информации, который позволяет проводить точечные исследования, обнаруживать имена ранее неизвестных эмитентов, центры и годы чеканки.
Так М.Б. Северова прочла имя эмитента крымских (822/1419-20 и 823/1420-21 гг.) и генуэзско-татарских монет, которое безуспешно пытались прочесть еще со времен О. Ретовского и Р.Р. Фасмера — Бек-Суфи [Северова, 1994, с. 98–100]. К.К. Хромов в 2002 г. с помощью нумизматических данных рассмотрел вопрос, связанный с распределением власти в Крыму в период с 822/1419 по 825/1422 г., как последовательно сменялись эмитенты: Дервиш, Бек-Суфи, Давлет-Бирди [Хромов, 2002, с. 92–94]. Уже в 2013 г. вышла статья этого же автора о монетах Давлет-Бирди, где изданы крымские монеты 827/1424-1425 г. и несколько новых вариантов монет, битых в Каффе Джадид, проведен поштемпельный анализ [Хромов, 2013, с. 378–416].
А.Г. Гаев опубликовал монеты Махмуд-Ходжи-хана, которого он сопоставил с Махмудеком, сыном Улуг-Мухаммеда. Впоследствии он пересмотрел свое определение в пользу Махмуд-Ходжи сына Каганбека [Гаев, 2002, с. 28–30]. Монетный двор, выпустивший эту продукцию, был определен как Орду [Гаев, 1999, с. 70–73; Гаев, 1999а, с. 82–84]. Были введены в научный оборот булгарские пулы (чеканены они были одним лицевым штемпелем с «тарак-тамгой», а оборотные их стороны были биты штемпелями серебряных монет булгарского Шадибека 807/1404-1405 г. и Дервиша, т. е. монетными штемпелями, изготовленными с интервалом не менее чем в 10 лет!) [Гончаров, Тростьянский, 2004, с. 94–95]. Вопросу перемещения штемпелей между монетными дворами было посвящено исследование двух новых типов монет хана Тимура. Было установлено, что чеканены они общим лицевым штемпелем с именем хана Тимура, но разными штемпелями оборотной стороны: Азака 814 г. х. и Каффы Джадид 809 г. х. (sic!) [Казаров, Горлов, 2011, с. 77–79].
Стал известен булгарский чекан 812–813/1409-1411 гг. некоего хана Махмуда (ранее эти монеты относились исследователями к чекану Тимура [Fraehn, 1826, p. 374–375, № 9, 10]), которого авторы сопоставили с неким царевичем, пытавшимся согнать Пуладхана с престола во время знаменитого похода Едигея на Москву в декабре 1408 г. [Гончаров, Тростьянский, 2004а, с. 39–42]. В 2005 г. вышла статья О.В. Тростьянского, где был представлен любопытный неопубликованный чекан с именем хана Мухаммада, которого автор сопоставил с Улуг-Мухаммедом [Тростьянский, 2005, с. 57–158].
Хана с именем, прочтенным как «Гийас ад-Дин Сар(?) хан», обнаружил И.В. Евстратов на монетах Сарая «824 или 829 г. х.» [Евстратов, 2003, с. 91–93]. В 2005 г. Р.Ю. Ревой и Н.М. Шарафеевым на монетах 819/1416 г. в Орду-Му’аззам и Хаджи Тархане обнаружен до того времени неизвестный эмитент Сайид Ахмад I, который, как выяснили авторы, являлся ставленником Идегея [Рева, Шарафеев, 2005, с. 57–59]. В 2012 г. В.П. Лебедевым и В.Г. Ситник были опубликованы несколько новых типов монет XV в., в том числе с новым типом тамги, крымский данг Мухаммада-Барака и азакская монета Давлет-Бирди [Лебедев, Ситник, 2012, с. 192–210].
Серебряные двуязычные монеты XV в. с Т-образной тамгой, которые О. Ретовский считал аспрами Таны, в последнее время вызывают жаркие дискуссии о месте их возможного чекана [Кирилко, 1999, с. 137–141; Волков, 2003, с. 17–29; Козубовский, 2006, с. 188–195; Авраменко, 2013, с. 51–59].
В.Н. Настич ввел в научный оборот сведения о неизвестных до этого хорезмских монетах Шадибека 806/1403-04 г. и Джалал ад-Дина 815/1412-13 г. [Настич, 2000, с. 78–80; Настич, 2002, с. 90–92]. Еще несколько ранее неизвестных типов серебряных и медных монет Хорезма XV в. опубликовал Е.Ю. Гончаров [Гончаров, 2011, с. 71–85].
Особый интерес представляют медные пулы XV в. Е.Ю. Гончаров опубликовал несколько доселе неизвестных монетных типов медного чекана XV в. для монетных дворов Сарая и Орду-Базара [Гончаров, 2000, с. 84–86]. В.П. Лебедев, В.В. Смирнов показали несколько интересных, в том числе неопубликованных монет XV в., в частности пул Орды 807 г. х. [Лебедев, Смирнов, 2008, с. 145–152]. В 2004 г. стали известны два типа азакских пулов XV в. [Пипериди, 2005, с. 9, илл. на с. 107], а в 2005 г. серебряный выпуск Тимур-Кутлуга этого же монетного двора [Пипериди, 2008, с. 74, илл. на с. 213]. В 2001 г. впервые Е.Ю. Гончаровым на конференции было доложено о существовании ранее неопубликованного пула, битого на монетном дворе «…Бик Базар» [Гончаров, 2005, с. 9–12, илл. на с. 185].
А.В. Пачкалов впервые привел изображения монет, ранее известных только по описаниям в инвентарном каталоге А.К. Маркова, чеканенных на монетном дворе «Тимур Бик Базар» с именем хана Ахмата [Пачкалов, 2005, с. 67–68]. Он же в 2004 г. сообщил о некоторых новых типах пулов Орду-Базара [Пачкалов, 2004, с. 96–97]. Но подробнейший каталог монет Орду-Базара был представлен К.К. Хромовым, где приведены как серебряные, так и медные монеты, многие из них были опубликованы впервые [Хромов, 2004, с. 34–66].
Е.В. Панин описал медную монету Хаджи Тархана, которую он небезосновательно отнес ко времени Пулада [Панин, 2008, с. 73, илл. на с. 213]. Надо сказать, что медная продукция монетных дворов XV в. встречается во много раз реже, чем серебряных монет, и ее роль в денежном обращении того периода еще предстоит осмыслить.
Не всегда корректные определения монет XV в. в работах исследователей, как правило, объясняются плохим состоянием монет и отсутствием штемпельных аналогов для сравнения. Например, в 2002 г. В.Б. Клоков, В.П. Лебедев опубликовали объемную статью по находкам монет с Селитренного городища, в которой было показано несколько новых экземпляров XV в., к сожалению, некоторые определения этих монет ошибочны [Клоков, Лебедев, 2002, с. 73–165]. Позднее те же авторы ввели в научный оборот еще большее количество неопубликованных типов золотоордынских монет [Лебедев, Клоков, 2004, с. 23–75], но и эта работа также грешит неправильной атрибуцией нескольких типов монет XV в. В монографии В.В. Майко, в которой был описан клад из более чем четырех тысяч джучидских монет XV в., приведены фотографии многих экземпляров, в том числе ранее не опубликованных [Майко, 2007]. К сожалению, и в этом случае приходится констатировать, что часть монет определена неверно. Подобные факты лишний раз подчеркивают, насколько осторожно надо подходить к вопросу атрибуции новых, ранее не встречавшихся исследователю типов монет XV в.
В 2005 г. Р.Ю. Ревой был рассмотрен чекан хана Дервиша, впервые были опубликованы описания и прорисовки для нескольких монетных типов этого правителя, было установлено время чеканки 818–822/1415-1420 гг. [Рева, 2005, с. 159–164, илл. на с. 207–209]. В 2008 г. опубликована штемпельная сетка булгарского чекана хана Кибака и показана связь монет Булгара с мифическим «Биналиханом» [Рева, 2008, с. 126–127]. В 2008 г. Р.Ю. Ревой также был прочитан доклад о результатах поштемпельного анализа булгарских монет Шадибека, где были сделаны важные выводы: чеканка в Булгаре возобновилась в XV в. лишь в 805 г. х., были отброшены многие даты (которые предыдущие исследователи читали на монетах), так как штемпеля с этими «годами» оказались «зажатыми» между штемпелями с хорошо читаемыми датами [Рева Р.Ю. Поштемпельный анализ булгарских монет Шадибека. (Новый взгляд). Прочитано на VII МНК Бахчисарай — 2008. Материалы МНК не публиковались].
Поделиться книгой: