Избранные жития святых

По любви к иночеству он удалился на Афон и принял монашество в Хиландарском монастыре. Здесь посвящен был в иеродиакона и по­том в иеромонаха; здесь же избрали его и в игумена. По нуждам обители отправился он в Болгарское поселение Свистово[88]. Исполнив нужные дела по обители, он должен был еще получить старый долг с турок. Когда им было сказано о долге, должники, согласясь между собою, не только не платили долга, но еще напали на беззащитного христиа­нина и отняли у него всю бывшую на подворье собственность. Злодеям и того было мало. Они подговорили турчанку худого поведения и тайно провели ее в подворье. Потом, напав на подворье с шумом и криком, разбили двор, найдя тут турчанку, связали Дамаскина как виновно­го в похищении магометанки и представили в суд. Кадий, выслушав Дамаскина, видел, что тут только насилие злобы. Но взволнованная клеветою толпа изуверов неистово кричала, что монах осквернил за­кон их. Фанатики предложили Дамаскину на выбор одно из двух – или виселицу, или обращение в магометанство. Преподобный отвечал: «Я родился христианином, таким и умру. Отречься от Христа – то же, что отказаться от Вечной жизни: без Него нет спасения грешникам, каковы все мы, я и вы. Он примиритель правды Божией с грешным человечеством; Он – податель благодати Божией, необходимой для выполнения воли Божией. Жалею о вас, если вы не понимаете того. Но было бы безумием, если бы я согласился купить за временную жизнь погибель вечную». Со связанными назад руками привели его на место казни. Он попросил дозволения помолиться. И, получив его, оградил себя крестным знамением, с лицом, обращенным на Восток, помолился и потом сказал: «теперь я готов на смерть». Его повесили. Гнев Божий скоро постиг злодеев: вслед за кончиною мученика, переправляясь чрез Дунай, они потонули. Священномученик пострадал в 1771 году января 16 числа.

Память блаженного Максима Тотемского

Блаженный Максим, Тотемский священник, юродствовал 45 лет, преставился 1650 года января 16 числа. Мощи его под спудом в градской церкви, что у варниц. Почитание его (местное) началось с 1715 года[89].

День семнадцатый. Память преподобного Антония Дымского

По житию преподобного Варлаама Хутынского, близкий к кон­чине своей, преподобный Варлаам сказал ученикам своим: «Блюсти­телем вашим по душе и телу назначаю вам игумена Антония, который возвратился из Царьграда и святых мест и в этот самый час уже не­далек от нас». Вслед за тем сказали, что Антоний уже в монастыре, и святой с радостью вручил вошедшему Антонию свое стадо. Это было в 1192 году[90]. Неизвестно, как долго оставался настоятелем Ху- тынской обители посетитель святых мест; но в 1230 году уже и другой игумен Хутынский Арсений переведен был на игуменство в Юрьев монастырь. Преподобный Антоний, отказавшись от управления Хутынскою обителью, на берегу озера Дымского, что в 15 верстах от города Тихвина, основал свой монастырь[91]. С давнего времени преподобный Антоний на иконах держит хартию со словами: «се удалихся, бегая, и водворихся в пустыни». Еще и ныне обитель его окружена лесами. Площадь, на которой стоит она, поднята, как холм, над окрестностью; при подошве ее тихое, темное озеро, а кругом, в необозримую даль, идут леса, ныне по местам исчезающие. Над ракою преподобного лежит железная шляпа его. В ней 15 фунтов весу; широкие поля ее прибиты к тулье толстыми гвоздями; шляпки гвоздей, рубцы окраин должны были врезаться в покровы голов­ные, останавливаясь только на твердых черепных костях, а тяжесть шляпы усиливала боль язв. Так приобретал покой и радости вечной жизни подвижник Божий! Преподобный Антоний, кроме Дымской пустынной обители, основал еще Вырдомскую пустынь. Достигнув 67 лет в трудах и подвигах, блаженный Антоний мирно почил 24 ию­ня 1224 года[92]. Мощи преподобного обретены нетленными в 1330 году, и с того времени, прославленные чудесами, стояли открыто в храме обители. В 1409 году, по слуху о приближении полчищ свирепого Едигея, святые мощи сокрыты были в земле; сосуды, колокола, шля­па преподобного опущены были в Дымское озеро; татары сожгли обитель. Мощи преподобного со времени Едигея остаются под спу­дом. В 1585 году в октябре и ноябре, когда в Антониевой обители укрывались и Валаамские иноки, выгнанные лютеранами шведами из Валаама, преподобный два раза спас свою обитель от пожара, бла­говременно пробуждая настоятеля Симеона от сна. В 1744 году петер­бургский купец Калитин, долго страдавший не исцелявшеюся ничем болезнью, получил исцеление при мощах преподобного Антония; признательный Калитин устроил раку преподобного и иконостасы в храме[93]. Память преподобного чтится 17 января, в день памяти ве­ликого Антония, а 24 июня, в день кончины преподобного, бывает крестный ход на озеро; в обители посвящен храм преподобному[94].

Память преподобного Антония Краснохолмского

Преподобный Антоний, будучи иеромонахом, в 1461 году при­был из Белозерской стороны в пустыню на левый берег реки Мологи и здесь, не вдали от Красного холма и в 30 верстах от Бежецка, поло­жил основать обитель. Тогда в здешнем краю еще не было обителей. Преподобный Антоний построил деревянный храм в честь святого Николая. К нему собрались братия, и он ревностно учил их путям спасения примером жизни своей и наставлениями. Набожный боярин Иван Нелединский, владелец тех мест, щедро доставлял средства для обители. На его иждивение преподобный Антоний построил камен­ный храм святителю и вскоре по освящении его, в 1481 году, мирно скончался. Мощи его почивают под спудом[95].

Память преподобного Антония Черноезерского

В бывшем Богородичном монастыре, на берегу Черного озера, Че­реповецкого уезда, почивают под спудом мощи преподобного Антония Черноезерского, основателя пустыни. Подвиги его и их время неиз­вестны, но вероятно, они принадлежали XVI веку. Местная память его чтится 17 января[96].

День восемнадцатый. Память святых отцов Афанасия и Кирилла Александрийских

Совместное празднование сим великим светильникам веры уста­новлено по особенной святости и заслугам их для Церкви. Отдельно память Афанасия 2 мая, Кирилла 9 июня.

Память блаженного Мексима, митрополита Угровлахийского

В мире назывался Георгием; был внук предпоследнего Сербского государя (деспота) Юрия Бранковича, сын его сына Стефана, ски­тавшегося вне отечества, и Ангелины, супруги последнего. Стефан получил от Венгерских королей поместья в Среме, где и стало жить его семейство. Так как в этой стране, куда бежало от ига турецкого много сербов, не было ни церквей, ни священников, то Георгий на свой счет построил несколько церквей, пригласил из Софии митрополита Левия для поставления священников и в 1496 году основал мона­стырь Богородицы в Крушедоле, где и сам постригся. Радул, воевода Угровлахийский, в 1503 году пригласил его в свою землю и сделал митрополитом; при преемнике Радула, Михне (1508–1510), Максим воротился в свой монастырь, но в 1513 году снова вызван был воево­дою Нягоем Бессарабою. Впрочем, недолго там прожил и, возвратясь в Крушедол, скончался в 1516 году. Мощи его покоятся в обители его, которая с XVIII столетия сделалась местопребыванием сербских патриархов в Австрии.

День девятнадцатый. Представление блаженного Феодора Юродивого

Блаженный Феодор[97] родился в Новгороде и в юных летах обучен был чтению книг. Он рано начал любить благочестие, – в среду и пяток не вкушал ничего и постоянно посещал храм Божий. По примеру великих юродивых востока, он избрал для спасения своего путь юродства. Не имея нигде постоянного жилья себе, он в морозы ходил босым и полунагим; все, что получал от боголюбивых, раздавал бедным, а сам терпел нужду во всем; ветреная молодежь смеялась над ним, оскорбляя его словами и по­боями; но он переносил все весело. Когда другие предавались глубокому сну, Феодор обходил храмы города и молился. Так протекла жизнь его! Современником его был блаженный Николай Качанов, живший на Со­фийской стороне, – тогда как Феодор ходил на Торговой. Когда блажен­ному Феодору случилось переходить Волховским мостом на Софийскую сторону, блаженный Николай гнал его на Торговую; то же делал и Фео­дор, когда заставал Николая на Торговой стороне. Блаженные, понимая друг друга и себя, видимою враждою своею напоминали новгородцам их междоусобия, которые так часто бывали кровавыми и по предлогам самым пустым. Случалось, что блаженный Феодор говорил вслух: «Бе­регите хлеб», – и наступал голод. В другое время говорил: «Чисто тут будет, – хорошо будет сеять репу», – и пожар опустошал улицы Торговой стороны. Пред кончиною своею говорил он встречавшимся с ним: «Про­щайте; далеко иду». Он просил похоронить его близ торжища и скончался 19 января 1392 года. Впоследствии над гробом его построена была часов­ня, и здесь больные получали исцеления. В новой каменной часовне при храме Победоносца Георгия на Лубянице, построенном еще в 1181 году, и ныне мощи блаженного. Ему есть особая (печатная) служба, по которой чтится память его 19 января и совершается молебствие при мощах его[98].

В наше время путь блаженного Феодора – путь, заросший травою. Но пусть этот путь, путь полного отречения от земного, слишком высок. Пусть купец остается купцом, чиновник чиновником, земледелец зем­ледельцем, только бы жили, не забывая Господа, не оскорбляя святых заповедей Его. Чем занят век наш? О том только хлопочут, как отыскать новые средства к жизни, и, находя, расточают их безумно; люди как в уга­ре от жадности к удобствам земной жизни. «В поте лица твоего будешь есть хлеб твой», – таково определение Божие о грешном человеке. Но надобно, чтобы труд твой для земли не был потерянным или во вред для вечности твоей. Ужели для тебя, как и для язычника, и боги и жизнь только на земле? Трудись, работай, но – всегда пред очами Бога, Су­дии Всеведущего и строгого в правде. Не отнимай работою для земли ни времени, ни души твоей у дел служения Господу. Занимайся нуждами земными, но не иначе, как во славу Божию. Иначе что ждет тебя, если ты пренебрегаешь Владыкою неба и земли? Господи! Кто может пребывать в скинии Твоей? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто поступает непорочно, творит правду и говорит истину от сердца; кто не клевещет языком своим, не делает другому зла; кто клянется ближ­нему и не изменяет; кто серебра своего не отдает в рост и не принимает даров против невинного (Пс. 14, 1–5). Бесполезно богатство в день гнева, а правда спасает от смерти (Притч. 11, 4). Явилась благодать Божия, спасительная для всех человек, научающая нас, чтобы мы, отвергнув не­честие и мирские похоти, трезвенно, праведно и благочестиво жили в на­стоящем веке (Тит. 2, 11–12).

День двадцатый. Память преподобного Евфимия Великого

Евфимий Великий родился около 380 года в Мелитине, городе Никейской митрополии, от благочестивых и благородных родителей, по молитвам их, которые доселе были бесчадны, и назван Евфимий – Благодушный, по радости и утешению их о его рождении. В отроче­стве он посвящен был Богу и отдан матерью на воспитание брату ее, а от него принял Евфимия для воспитания епископ Мелитинский. Воспитанный в правилах добродетельной христианской жизни под отеческим попечением архипастыря Мелитинской церкви, Евфимий рукоположен был от него в чтеца и пресвитера. Ему поручено бы­ло старейшинство и попечение о монастырях того города, в котором он жил. Поэтому, любя иночество и безмолвие, он более пребывал в монастыре, соседнем городу, а на дни Великого поста уединялся в пустыню. Видя, что безмолвие его по обязанностям его звания не­редко нарушается, Евфимий, 29 лет, тайно удалился с другом своим Феоктистом в пещеру Иерусалимской пустыни, принадлежавшей лавре Фаранской. Из своей пещеры они ежегодно 14 дня января уда­лялись в пустыню и возвращались в свои келлии на цветную неделю. Пребывая в пещере и пустыне, преподобные питались трудами рук своих и имели одно попечение – угодить Богу. Чрез пять лет два друга-инока переселились для высших подвигов благочестия почти в непроходимые места пустыни. В тот же день преподобного Евфимия схимника и Лаврентия за­творника Печерских. Мощи их почивают в Феодосиевых пещерах; сведения см. 28 августа.

Память преподобной Вассы

Родом из Солуни, игуменья монастыря близ Иерусалима, бывшая образцом чистоты и христианского подвижничества, ревнительница веры против еретиков евтихиан, была уважаема царственными лицами и вела переписку с императрицею Пульхериею (451 года).

День двадцать первый. Память преподобного Максима Грека

Преподобный Максим, родом грек, по своим великим подвигам вполне принадлежит святой Русской Церкви, для которой он остается светильником по своим сочинениям[99].

Получив начальное образование в отчизне в городе Арте, где отец был знатным сановником, Максим, по любви к наукам, путешествовал по Ев­ропе: в Париже у знаменитого грека Иоанна Ласкаря, потом во Флоренции и Венеции изучал словесные науки, историю, философию, богословие; основательно узнал языки латинский и древний греческий, познакомился с языками французским и итальянским. По возвращении в отечество по­ступил на Афон и здесь в Ватопедской обители принял иночество.

Когда великий князь Василий Иванович, желая разобрать в своей библиотеке собрание греческих рукописей и иные видеть в переводе, просил султана и Афонское начальство прислать к нему ученого грека, то на Максима указали как на человека самого способного исполнить жела­ния великого князя[100]. Максиму не хотелось расстаться со Святою Горою и ее безмолвием, но, повинуясь воле Афонских старцев, он в 1516 году отправился в Россию; на пути время случайного пребывания в Перекопе употребил он на знакомство с русским языком и в начале 1518 года при­был в Москву. Здесь принят он был ласково, и ему указано жить в Чудо­ве монастыре, на счет великого князя. Сокровища греческой учености, которые увидал Максим в библиотеке московской, привели его в вос­торг; сочинений, не переведенных на славянский язык, нашлось много. На первый раз ему поручили перевести толкование на Псалтирь. В по­мощь ему, мало знакомому со славянским языком, даны переводчики с латинского Димитрий Герасимов и Власий и для письмоводства инок Сергиевой лавры Силуан и Михаил Медоварцов. Через год и пять меся­цев перевод Толковой Псалтири совсем был окончен. Максима осыпали милостями и оставили для новых трудов. По воле митрополита Варлаама и на его иждивение переведено им (в 1519 г.) толкование на книгу Деяний Апостольских. Ему поручили еще пересмотреть славянские Богослужебные книги. По воле великого князя Максим принялся за исправление перевода Триоди, по-прежнему при пособии переводчиков; затем пересматривал он и другие церковно-служебные книги. Грубы были ошибки, какие нашел много сведущий Максим в церковных на­ших книгах, и разжигаемый, как говорил он, Божественною ревностью, очищал он плевелы обеими руками. По этой ревности резкие высказывал он отзывы о том, что видел в книгах. Но то, что видел он, видели немно­гие, и слепая страсть к старине принимала отзывы его за оскорбление святыни. Сначала ропот был тайный. Митрополит Варлаам, у которого испрашиваемо было разрешение на важные перемены в древних книгах, понимал преподобного Максима; великий князь отличал его своею лю­бовью. И клевета не смела открыто восставать на Максима. Советами его пользовались в делах Церкви и государства, отличая в нем человека умного и образованного, инока пламенного в любви к истине и вере. Он был усердным ходатаем за вельмож, впадавших в немилость князя, и князь внимателен был к его просьбам. Полный ревности к святой вере, он подал собору отцов совет принять строгие меры против жида Исаака. Митрополиту Варлааму советовал он пересмотреть Славянское собра­ние церковных правил и сам начал переводить «Властареву синтагму» законов, – с древней Московской рукописи.

В конце 1521 года правдивый и рассудительный Варлаам оставил кафедру, и его место (в феврале 1522 г.) занял Даниил. Новый митро­полит любил книги, но одни славянские; любил заниматься делами веры, но не столько, сколько видами страстей. Блаженный Максим скоро понял, что не может он с прежнею свободою и покоем трудиться для истины; с любовью к истине он обратился к новым предметам дея­тельности. Папа, обессиленный на западе Лютером, сильно заботился о том, чтобы распространить свою власть на северо-востоке. Легат его Николай Шонберг хитрил в Москве. Немец «к прочим лукавствам» присоединил и то, что тайно пустил в ход (в 1520 г.) слово: «о соедине­нии руссов и латинян». Максиму достали сочинение Шонберга «О на­чале турков», написанное с видами папизма в защиту астрологической судьбы. Шонберг успел обольстить боярина Феодора Карпова, колебал и других; особенно мысли о фортуне, распространенные Шонбергом, производили впечатление на суеверный народ и нашли защитника себе даже в каком-то бывшем игумене. Максим восстал против лукавого нем­ца и написал против него до 15 сочинений, преследуя козни его на всех путях. В то же время писал он против магометан и язычников. Эти труды ревности святой на время оберегали Максима от злобы раздражавшего­ся против него невежества, так как были не противны и духу времени. Но между трудами его не видно ни одного, который предпринял бы он лично для митрополита Даниила. К 1523 году окончены им переводы толкований святителя Златоуста на Евангелия Матфея и Иоанна, но это было окончанием трудов, начатых при митрополите Варлааме. Даниилу хотелось, чтобы Максим перевел Церковную историю Феодорита. Рас­судительный Максим представлял, что это сочинение, по содержащимся в нем письмам Ария и Нестория, может быть вредно «для простоты». Даниил принял такой ответ Максима за непослушание непростительное и остался в сильной досаде. Он не только не приближал к себе Максима, но, как видно по последствиям, был очень недоволен им за исправление книг, совершавшееся при Варлааме. Великий князь продолжал быть благосклонным к Максиму. Пользуясь этою любовью, Максим свободно обличал пороки в вельможах, в духовенстве, в народе. Он писал, что неприлично, неполезно, весьма опасно инокам владеть недвижимыми имуществами. Последнее сильно оскорбляло Даниила и ему подобных.

В 1524 году великий князь Василий задумал развестись с добро­детельною, но неплодною супругою своею Соломониею и вступить в новый брак с Еленою, – для того, чтобы иметь наследника. Митро­полит Даниил одобрял средство для цели. Но те, которые не хотели угождать людям более, чем Богу, свободно указывали великому князю на решение Спасителя. Таков был старец Вассиан, потомок князей Литовских и родственник Василия. Прямодушный Максим был тех же мыслей. Он предложил великому князю на бумаге сочинение, начи­навшееся осуждением плотоугодию. «Того признавай царем истинным и самодержцем, – писал Максим Василию, – кто управляет поддан­ными по правде и закону, а бессловесные похоти и страсти старается преодолевать в себе... Кто побеждается ими в оскорбление смыслу, тот не образ одушевленный Владыки Небесного, а бессловесное животное в виде человека». Великий князь Василий и в других случаях не любил противоречий воле его. Теперь положил он показать, что виновны не­согласные с его желанием. И вот теперь-то отмстят Максиму за то, что осмелился он судить и осуждать русское! В начале февраля 1525 года Максим брошен был в кандалах в темницу Симоновской обители. Пре­жде всего старались запутать его в дело двух бояр виновных, открыв, что они имели сношение с Максимом. Максим не скрывал, что они бывали у него для бесед; не скрывал ни того, что говорили они, ни того, что он им говорил; жалуясь на нововведения, они говорили: «страна, которая изменяет свои обычаи, долго не стоит». Максим отвечал на то: «Страна, которая преступает заповеди Божии, должна ждать себе казни от Бога; а обычаи земные и царские государи изменяют по усмотрению нужды в том для государства». Не успев обвинить Максима по этому делу, обратились к делам церковным. То во дворце князя, то в покоях митрополита осыпали Максима обвинениями в порче книг, оскорби­тельной для веры[101]. В судный список сочли достаточным внести одну вину Максима; в своей Триоди написал он о сидении Сына с Отцом: «седел еси, сидев». Максим искренно признал это за ошибку и в изви­нение указывал на свое тогдашнее незнание русского языка. В судном списке не записали ни сознания в ошибке, ни извинения, а записали, что, по словам Максима, разницы нет между «седе и сидел» – то и дру­гое время прошедшее[102]. Спешили произнести приговор: Максим еретик, портит книги. Великий князь, со своей стороны, объявил Максима виновным в том, что будто он и другой Святогорский инок Савва вели переписку с нашими и возбуждали султана к войне против великого князя[103]. Понятно, что это такая же правда, как и то, что Максим еретик. Но Максима схватили и вывезли из Москвы так тайно, что в Москве долго не знали, жив ли он? Исповедник правды в оковах отправлен был в Волоколамскую темницу; здесь от дыма и смрада, от оков и побоев по временам приходил он в омертвение, но здесь же явившийся ему Ангел сказал: «Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук». Вассиан, Савва, Силуан, Медоварцов разосланы были по монастырям, под стражу. В стенах Волоколамской темницы Максим углем напи­сал канон Духу Утешителю, поныне воспеваемый Церковью. Спустя шесть лет (в 1531 г.) снова потребовали Максима к духовному суду в Москву. Это потому, что в Москве лучшие люди стали говорить за Максима и против Даниила, а сам Максим не признавал себя ни в чем виновным, когда в монастыре увещевали его каяться. Надобно было оправдать себя в жестокостях с Максимом. Имея в виду такую цель, прибрали из книг Максима все, что можно было выставить против него; теперь успели и в том, что даже Медоварцов говорил против Максима. Но и по судному списку ошибки в поправках оказываются то ошибками писцов, то ошибками незнания русского языка. Теперь допрашива­ли о переводе Метафрастова жития Богоматери и старались уличить Максима в том, что будто ошибки, допущенные здесь, были прежде защищаемы Максимом. Но Максим отвечал, что Медоварцов говорит не по совести. Указывали в Триоди на поправки славословий; «так было угодно митрополиту Варлааму», – отвечал Максим. Выставили ошиб­ку в книге правил, пересмотренной Максимом. Максим признал ее за ошибку писца. Снова говорили: зачем вместо «седе» поправил «седел еси»? И в прежнем виде записали ответ его. В русских книгах написа­но: «и в Духа Святого истинного», а ты для чего загладил истинного? Максим отвечал, что сам он не зачеркивал; а Медоварцов сказал, что,

Судный список Максима Грека (ркп. XVI в.). по словам Максима, нет этого слова в греческом. Протодьякон Чуш­ка, протопоп Афанасий и священник Василий в своем доносе писали, что Максим хулил все русские книги, что, по его словам, в России нет ни Евангелия, ни Апостола, ни Псалтири, ни уставов. Но, очевидно, эти люди говорят против себя самих, выставляя свое невежество и злость. Максим, по его признанию, говорил, что в России книги испорчены то писцами, то переводчиками, и потому нужно поправлять и переводить их[104]. В заключение блаженный Максим три раза повергался пред со­бором, умоляя о помиловании ради милости Божией, ради немощей человеческих, – со слезами просил простить ему ошибки, если какие и допущены им в книгах. Максима оставили и после сего суда под за­прещением церковным; но немалым облегчением для него было то, что послали его в Тверь, под надзор добродушного епископа Акакия. Акакий принял его милостиво и обходился с ним приветливо, – он даже приглашал его к своей трапезе. Особенно приятно было для Максима, что он теперь мог читать книги и писать. В 1532 году написал он для себя самого «мысли, какими инок скорбный, затворенный в темнице, утешал и укреплял себя в терпении».

По смерти великого князя Василия (1534 г.) преподобный решился дать публичное оправдание в возведенных на него винах. В «Исповеда­нии веры» он предложил свое верование, вполне православное; потом показал, что еретическими и неумными словами наполнены не те книги, которые им исправлены, а те, которые противники его считали за свя­тыню. «Свидетель мне, – писал он, – Господь наш Иисус Христос, Бог истинный; – много у меня беззаконий, но не знаю я за собою никакой хулы против святой, христианской веры». О называвших его врагом России сказал он: «Да не вменит им Господь того в согрешение тяжкое»! В заключение же умолял отпустить его в Афон, представляя и то, что суд о нем принадлежит патриарху. Но участь его не переменилась. Крамоль­ные бояре, управлявшие Россиею в малолетство Иоанна, заняты были тем, что душили друг друга. Максим лишился даже и снисходительности Акакия. По случаю пожара, истребившего (в 1537 г.) построенный Ака­кием великолепный храм в Твери, Максим высказал правду об Акакии и жителях Твери, и Акакий сильно прогневался на Максима.

В 1538 году умерла Елена; а в начале 1539 года Даниил послан в заточение. Максим за долг совести счел примирить с собою совесть изгнанника. Узнав, что Даниил питает прежнее нерасположение к не­му, он именем Отца Небесного просил оставить вражду и с глубоким смирением говорил о своей невинности. После того писал он к ново­му митрополиту ответ «О исправлении книг» и на имя бояр другой ответ «О исправлении Русских книг». Свобода духа и теперь была в нем прежняя. «Бог свидетель за меня недостойного пред вами бла­говерными; пишу вам не по лицемерию, как будто хотел льстить вам или желал получить от вас облегчение в скорби временной, которая лежит на мне уже 19 лет». Блаженный митрополит Иоасаф утешил страдальца; по его благословению он мог теперь приобщаться Святых Таин и ходить в церковь. Это было в конце 1541 года.

В 1545 году восточные патриархи просили царя Иоанна отпустить Максима в Афон. Максим сам в письме умолял о том же. Но подозритель­ная политика того времени не имела обыкновения выполнять подобные просьбы. В 1551 году Троицкий игумен Артемий и добродетельные бояре упросили царя освободить Максима из Тверского заточения, и Максим, мирно принятый в Москве, с честью вступил в Сергиеву лавру. Страда­лец был уже изможден тяжестью темничной жизни; но ум его был ясен. По просьбе ученика своего Нила, бывшего князя Курлятева, перевел он с греческого Псалтирь. Преподобный достиг семидесятилетней старо­сти. Дух его, очищенный огнем скорбей и страданий, стал видеть теперь далеко. В 1553 году царь Иоанн посетил келлию святого старца, слушал наставления его и объявил ему о намерении своем совершить путеше­ствие в Кириллову обитель, в благодарность за исцеление от болезни. Старец сказал: «Обет твой, царь, не согласен со здравым рассуждением. Вдовы и сироты убитых под Казанью льют слезы, ожидая твоей помощи; собери их под царственный кров твой, и тогда все святые будут радовать­ся о тебе и помолятся за тебя. Бог и святые слышат нас не по месту, а по доброму изволению нашему». Царь не хотел отменять своего намерения. И святой старец просил вельмож сказать от него царю: «Если не послу­шаешь меня, который советует тебе по воле Божией – пренебрежешь кровью убитых погаными, то знай – сын твой умрет». Царь не послу­шался, и пророчество святого исполнилось. В следующем году царь приглашал богомудрого старца на собор против Матвея Башкина. Свя­той старец отвечал, что дряхлость его не дозволяет ему быть в Москве. Царь в письме к Максиму, объяснив причину, по которой приглашает он в Москву епископов и лучших иноков, писал: «Так захотелось мне послать и за тобою, дабы ты был поборником Православия, по примеру первых богоносных отцов, да приимут и тебя небесные обители, как древних ревнителей благочестия, имена которых известны тебе. Итак, будь сотрудником их, умножь данный тебе Богом талант, пришли отзыв на нынешнее нечестие. Слышно, что ты оскорбляешься и думаешь, что мы посылали для того, что будто причисляем тебя к общинникам Мат­фея. Нет, верного не считаем мы с неверным. Оставь всякое сомнение и по данному тебе таланту пришли нам ответ на сие послание». Препо­добный послал сочинение свое о почитании святых икон.

В 1556 году, после пятидесятилетних трудов и страданий, препо­добный скончался 21 января.

В 1651 году совершились одно за другим два чуда над могилою преподобного Максима. Поселянин небрежно сел на могильном кам­не преподобного и внезапно был сброшен с него, так что расслаб всем телом. Придя в себя, приполз он к могиле в раскаянии и, когда отслу­жили панихиду, исцелел. То же самое было с послушником; последнему явился при том во сне преподобный и грозно обличил дерзость его.

В конце XVII века имя преподобного Максима писали в святцах. Святитель Платон устроил раку и часовню над гробом страдальца ис­тины и правды[105].

Из многочисленных сочинений великого страдальца истины особен­но драгоценен для Православной церкви «Ответ о исправлении книг»[106].

Доказав примерами, что в славянские книги вошли многочислен­ные ошибки, и иные из них до того изменили точный вид подлинников, что выставляют словами своими мысли еретические, противные святой вере, святой Максим говорит: «Что скажут на это те, которые так не­основательно клевещут на меня, называя меня растлителем Священ­ного Писания и осуждая меня за оправдание свое? Порчу ли я книги, когда правильно поправляю не священные писания, а то, что в них со­ставляет неодобрительную ошибку, допущенную по недоразумению, по недосмотру, по забывчивости древних переводчиков или по неве­жеству и небрежности переводчиков? Пусть перестанут злословить ближнего, который трудится для славы Божией и для пользы всякому рассудительному и правоверующему брату своему. Противники скажут: “Ты делом своим наносишь оскорбление великим чудотворцам, давно прославившимся в Русской земле. Они с этими священными книгами угодили Богу и по смерти прославлены чудесами”. Не я буду отвечать им, но пусть блаженный Павел вразумит их. Он говорит: Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания тем же Духом; иному – вера тем же Духом, одному дар исцелений тем же Духом, другому чудесные действия; иному пророчества, другому различение духов; одному дар язы­ков, другому истолкование языков; все же сие совершает один и тот же Дух, разделяя властью каждому, как Ему угодно (1Кор. 12, 7–11). Яс­но, что не даются одному все дарования духовные. И я исповедую, что по дарованию свыше прославлены в земле Русской святые чудотворцы, и что богоносные отцы как были прежде, так и ныне есть; и я поклоня­юсь им как истинным угодникам Божиим. Но они не приняли свыше ни дара языков различных, ни истолкования их. Потому не должно удивляться, если при их величии прошло мимо их разумения исправле­ние описок, исправленных мною. Им, по их Апостольскому смирению, кротости и святости жизни, даны дары исцелений и чудес; другому же, хотя и грешен он больше всех, даны знание и толкование языков. И не­чему тут дивиться. Иноплеменник Иофор вразумил Моисея о избрании старейшин. Чудный Макарий, после молитвы, не был ли вразумлен от­роком пастухом о том, как надобно принимать пищу? Он еще выслушал и укоризну: или ты осел, авво? Таковы все искренние угодники Божии. Они со смирением ищут и с признательностью выслушивают всякого, кто говорит полезное... Честный пресвитер, за незлобие и чистую жизнь, удостоен был благодатью зреть стоящим и служащим ему Ангела; но не был ли он исправлен диаконом, пришедшим из Константинограда? Несколько лет по неведению погрешал он, повторяя слова Севировой ереси при Святых Тайнах. Он спрашивал Ангела, почему столько лет, стоя близ него, молчал он о таком согрешении его? И услышал ответ: так Бог положил, что человека исправляет человек. Так бывшим во времена гонений святейшим архиереям и мученикам ни малого не наносили оскорбления или поношения бывшие после них разные исправления Священного Писания Ветхого Завета, совершавшиеся Симмахом, Феодотионом, Акилою и Лукианом, пресвитером Антиохийским, из кото­рых каждый исправлял недосмотренное прежними переводчиками»[107].

В другом сочинении, показав в одном славянском сочинении суе­верные мысли, блаженный учитель говорит: «Не сказал ли я правду в самом начале, что великое зло не знать Богодухновенных Писаний и неосмотрительно принимать всякое писание? Если бы странные му­дрецы нашего последнего времени умели правильно и рассудительно испытывать писания апостолов и евангелистов, то не принимали бы так скоро всякое невежественное и не свидетельствованное писание»[108].

«Сказание о том, что надобно в точном виде сохранять исповеда­ние Православной веры» обличает изменявших нечто в Символе веры. Преподобный пишет: «Не говори, что не велика разница в мудровании, на которое осмеливаетесь. Вы подвергаете себя анафеме, изменяя Бого- духновенные слова – “из Марии”, а не “Марии”, и “чаем”, а не “чаю”, и жизнь “будущая веки”, а не “будущего века”».

В тот же день Ватопедской иконы Богоматери, прославленной в VIII веке.

День двадцать второй. Преставление преподобного Макария Жабынского

По рукописным святцам «преподобный священноинок Макарий, начальник Жабынского монастыря Введения Пресвятой Богороди­цы, Белевский новый чудотворец, преставися в л. 7130(1622) мес. янв. в 22 д.». По синодику Белевской обители, «преподобный отец Макарий, Белевский чудотворец, – в терпении иночески плотью страда: мраз, зной, в алчбе и жажде потерпе, монастырь возгради, братию собра, по­живе в терпении своем лета довольна, – преставися в л. 7131 (1623), погребен учениками своими в своем, от него созданном монастыре, ме­сяца января, 22 дня»[109]. Жабынский монастырь на устье речки Жабыни, впадающей в Оку в пяти верстах от Белева, основан был в 1583 году старцем Онуфрием, но в 1614 году был разорен и сожжен без остатка, как и Оптина пустынь. Преподобному Макарию пришлось устроять все вновь на пустом месте: строить храм и келлии, собирать братию. Это нелегко и в другое время, а когда разорен был весь край, старцу при­шлось долго переносить на пепелище и голод и холод, он все терпел для Господа, и пустынь Жабынская после того называлась Макариевою. По­лагают, что его же терпению и трудам принадлежало и восстановление разоренной литовцами Оптиной пустыни, которая также называлась Макариевою. Изображение преподобного Макария видно было даже на столпе храма девичьего Козельского монастыря. В синодике Жабын- ском сказано и то, что преподобный Макарий «доныне сияет в чудесах»[110].

Память святого апостола от 70 Тимофея

Родом из Ликаонии, города Листры, сын язычника и евреянки; когда апостол Павел проповедовал в Листре, то обратившаяся к вере вдовствовавшая мать его поручила его Павлу, который и отдал его до­стойным учителям для научения Писанию, а чрез несколько лет сделал его участником в апостольских трудах своих и, наконец, оставил епи­скопом в Ефесе. Скончался мученически; потому что когда однажды во время бесчинств и распутных действий языческой толпы в честь богов он выступил с обличением, то избит был до смерти исступленными. Христиане положили честные его мощи за городом, где впоследствии и церковь была сооружена.

В сей же день память святых мучеников Мануила, Георгия, Петра, Парода и других. О сих мучениках смотри 28 марта

День двадцать третий. Память святого священномученика Климента, епископа Анкирского

«Дитя мое, дитя мое, от пелен осиротевшее, о сиротстве прежде чем об отце своем узнавшее, но и в сиротстве – не сирота, потому что отец у тебя есть – Христос, обогативший тебя дарами! От меня ты рожден плотью, духовную же жизнь ты принял от Небесного Отца. О, молю тебя, сын мой, будь Ему сыном, служи Ему Одному, всю надежду воз­ложи на Него Одного, потому что воистину в Нем все спасение наше... Он сошел с небес, чтобы возвести нас с Собою на небеса».

Так описывает святитель Димитрий Ростовский предсмертную речь одной христианки III-го столетия к 12-летнему сыну ее Климен­ту, христианское воспитание которого было единственною целью ее жизни.

Так преисполнена была боголюбивая мать этою заботою, что, чув­ствуя, что смерть скоро наложит молчание на уста ее, она спешила в по­следние предсмертные минуты излить перед возлюбленным сыном всю любовь ее к нему, все попечение о душе его, все наставления для его дальнейшей земной жизни, все упования, которые должны были пре­вратить их временную разлуку в вечное блаженное соединение. Полуотделившаяся уже от земных оков душа ее прозирала светлую истину; самые тайны будущего открывались ее созерцанию, и вот, как бы вдох­новенная, продолжала она последнюю беседу с дитятей своим, которого воспитала «благочестием более, чем молоком из груди своей». «Послушай, сын мой! Неизбежно и близко лютое гонение на всех, исповедующих имя Христово. И ты предстанешь перед царями и вла­стителями. Тогда, о, молю тебя, я, мать твоя, воздай мне честью за любовь мою к тебе, и болезни, и труды ради тебя; предстань перед го­нителями, во имя Христа, смело и мужественно! Будь непоколебим в исповедании Христа! Я уповаю, дитя мое, что скоро процветет на тебе венец мученичества. Это будет славой моей и во спасение многих душ. Приготовь же сердце твое к подвигу страдальческому, чтобы не застало тебя неготовым время подвигов. Не бойся, сын мой, вре­менного страдания: скоро проходит скорбь, а радование – вечно! Будь, о, будь исповедником истины, да удостоюсь я быть матерью мученика, да прославлюсь в тебе, за Христа страждущем, и ради тебя да упокоюсь со святыми. Да не будет посрамлена моя надежда на тебя, но да спасусь я по слову апостольскому: “деторождения ради”!.. Да пострадаю в тебе, как в моем истинном теле. Отдай его на изъязвление, и возвеселюсь я ранами твоими, как бы сама пострадавшая! Жена еврейская семерых сынов своих предала на мученичество – за благочестие, и в семи телах детей своих одною душой своей пострадавшая – пребыла непобедимой; в тебе же одном – весь подвиг мой, вся слава моя! Телом отхожу я, но дух мой не отлучится от тебя, и с тобою вместе припаду я к престолу Христа и похвалюсь перед Ним твоими страданиями, и увенчаюсь под­вигами сына моего: ведь и корень дерева под землею орошается той же росою, которой живут ветки его, видимые на земле!..»

И, припадая к сыну своему и расточая нежнейшие прощальные приветы ему, умирающая мать сливала уже как бы в одно: желания свои и исполнение их и, воскликнув пророчески: «О, блаженная я теперь, что преклоняюсь к членам мученическим», она, припав к груди сына своего, предала Богу дух свой.

Такой ли любви умереть? Христианка продолжала жить в сыне своем. В предсмертном завете, сосредоточившем всю ее жизнь, всю любовь, она излилась, так сказать, перешла в душу своего сына, чтобы в нем продолжать любить Христа и принять страдания – полную чашу.

И не мог остаться без осуществления завет матери-христианки, любившей и воспитавшей сына своего по-христиански: он начертался в жизни сына ее не короткими мгновениями или немногими днями, но двадцатью восемью годами страданий, которым, может быть, не было подобных в мире, особенно же по долговременности их...

Оставшись после матери своей, вдовы Евфросинии, одиноким си­ротой, Климент был принят на попечение другом своей матери, богатой и благородной женщиной по имени София, не имевшей своих детей. София была очень сострадательна. Во время голода, бывшего в Галатии, в городе Анкира, где жила она, некоторые язычники, не имея в то время средств прокормить детей своих, бросали их на произвол судьбы; Кли­мент, продолжавший по смерти матери быть под хорошим влиянием, следовательно, христиански участливый, приводил этих брошенных детей в дом Софии; она питала и одевала их; Климент во всем помогал ей; впоследствии учил этих детей и готовил их к крещению, так что дом Софии сделался как бы приютом бедности и воспитательным.

Такая деятельность и вообще чистая жизнь Климента возбудили к нему общее уважение. Едва достигнув 20-летнего возраста и перейдя через низшие степени священства, он был избран в епископы.

Теперь он стал учителем не одних детей, но уже целой паствы, и действовал с успехом, распространяя христианство и утверждая всех в добродетелях христианских.

Но не замедлило исполнение предсмертного завета его матери. Началось гонение Диоклетианово. Одним из первых подвергся пре­следованию ревностный пастырь Климент. Неумолимы и жестоки были истязания над ним, но терпение его все превышало. Мучители уставали мучить его и сменялись одни другими, Климент же, которого уже нельзя было узнать от ран (все его тело, исстроганное железом до обнаженных внутренностей, было одной сплошной раной.), в та­ком состоянии был брошен в темницу. Но Господь чудно исцелил его. Спустя несколько времени решено было отправить Климента в Рим, где он снова был подвергнут истязанию и тюремному заключению.

Но Богу угодно было совершить над ним чудесные исцеления, между тем, народ, пораженный подвигами мученика и славой Божиих чудес на нем, во множестве обращался к Богу христианскому. Многие из обращенных приняли мученическую смерть.

Из Рима Климент послан был в Никомидию, где предан он был мучениям вместе с новокрещеным учеником своим Агафангелом; по­том снова подвергли его мучениям в отечественном его городе Анкире; в Тарсе протомился он многие годы в темнице. Но никогда не изнемогал он душой; он как бы освоился со страданием, он желал даже страдать все больше и больше, видя, как через страдания его умножается число христиан; чувствуя, как дивно Сам Господь поддерживает его в стра­даниях, на изобретение которых для него, казалось, изощрилась, но все еще не утолилась злоба людская.

По воцарении императора Максимина темничные смотрители на­помнили городскому начальству о давнишних узниках – Клименте и Агафангеле. «Что делать с этими узниками? – спрашивали они. – Много лет были они мучимы от разных властителей, но все живы и здо­ровы, и мы думаем, что не бессмертны ли уже они?»

По приказанию Максимина святой Климент был отправлен на ро­дину в город Анкиру. Правитель здешний Лукий велел отвести его в темницу и там ежедневно мучить его до смерти. В течение двух меся­цев ежедневно били его по лицу и по голове острой суковатой палкой, наносили ему по 150 ударов; весь пол темницы был залит кровью. Сами мучители удивлялись его непоколебимому терпению.

От одиннадцати мучителей пострадал таким образом святой Кли­мент в продолжение 28-летних насильственных странствований его из города в город, из страны в страну. Наконец, преисполнилась вож­деленная чаша страданий, завещанная сыну христолюбивой матерью.

Однажды святой Климент, воспользовавшись приездом нового правителя города, в ночь на день Богоявления вышел из темницы и до 23-го января оставался среди своей паствы, совершая Божественную службу и наставляя паству, которой в это время предсказал и о при­ближении своей смерти, и о прекращении гонений, и о торжестве хри­стианства при благочестивом царе.

23-го же января (312 г.) был он обезглавлен во время самого Бо­гослужения и совершения бескровной Жертвы, вместе с клириками своими, диаконами Христофором и Харитоном. Останки их были пре­даны погребению блаженной Софией.

Кроме этих святых мучеников со святым Климентом пострадало «великое множество мужей, жен и детей».

Если не было другого примера такого пламенного рвения мате­ри пострадать за Христа страданием сына своего, то не было примера и такого плодотворного и преизобильного осуществления подобного рвения.

Многострадание святого Климента неподражаемо, и чудеса, со­творенные им – обращения неверующих и самих мучителей своих, ис­целения больных словом и возложением рук и другие – неисчислимы.

Мощи святого Климента были долго в Константинополе. Стефан Новгородец в 1342 году и иеродиакон Зосима в 1420 году видели их в монастыре Константина в Царьграде. Глава же его в XIII столетии была перенесена латинами в Париж.

Преставление Преподобного Геннадия Любимского

Сын богатых родителей юго-западной Руси, жителей Могилева, Григорий, в иночестве Геннадий[111], еще в молодости почувствовал вле­чение служить Единому Господу: он соблюдал пост и усердно ходил в храм Божий. Родители, суетясь жизнью, недовольны были такими поступками сына. «К чему ты, – говорила мать его, – как церковник, то и дело ходишь в церковь? Ты стыдишь и срамишь нас». Григорий положил тайно оставить дом родительский. Сняв с себя богатую одежду, он отдал ее нищему, а у него выпросил его рубище, и в этом рубище от­правился к Москве. В дремучих лесах, на неизвестной дороге молодо­му человеку пришлось испытать много разных тревог, между прочим, и страха от зверей. В Москве обошел он святые места ее, поклонился угодникам Божиим и искал, но не нашел, обители по духу своему. Встре­тив здесь богобоязненного молодого человека, вместе с ним отправился на поклонение Новгородским угодникам и потом на реку Свирь к пре­подобному Александру. Оба юноши просили святого старца принять их в обитель. Преподобный сказал: «Ты, чадо Феодор (спутник Григо­рия), будешь водить зверя белоглавого, а ты, чадо Григорий, пастырь словесных овец, иди в Комельский лес к Корнилию, и он наставит тебя на путь; у нас же в пустыни труды не по силам молодых людей». Пробыв две недели в Свирской пустыни, странники отправились в Вологод­ские леса к преподобному Корнилию. «Зачем вы пришли сюда, в эту бедную пустынь?» – спросил Корнилий. «Желаем, отче, монашеского жития», – отвечали оба. «Ты, чадо Григорий, – сказал Корнилий, – войди в эту убогую келлию, а ты, Феодор, будешь иметь жену и де­тей». Сказанное отцами о Феодоре исполнилось. Григорий пострижен и с именем Геннадия удвоил подвиги свои. По случаю неприятностей Геннадий вместе со старцем перешел в Костромские леса, на Сурское озеро, и здесь, построив себе келлию, жили оба отшельнически; вы­просив себе земли у соседних жителей, сами пахали землю и рубили лес. В 1529 году преподобный Корнилий возвратился в Комельскую обитель; Геннадий с шестью подвижниками остался на Сурском озере. Болотистая местность заставляла много трудиться для нее, пустынники копали пруды. По просьбе преподобного Корнилия великий князь на­значил для содержания пустыни отпускать хлеб. Число пустынников умножилось. Геннадий построил храм Преображения Господня и другой во имя преподобного Сергия Радонежского. Преподобный подвизался неутомимо для братии и для Господа: на теле носил он тяжелые вериги и делил с братиею труды по обители, иногда рубил он дрова для братии и ночью разносил их по келлиям; в другое время трудился в пекарне или пек просфоры. Любимым занятием его было, по преданию, писание святых икон, и он своими трудами украшал свои храмы. Известно на­ставление его, предложенное от имени духовного старца, новоначаль­ному иноку[112], драгоценное как плод духовной опытности и как картина древнего иноческого жития «Если пришел ты, брат, ко мне, немощному, грешному, грубо­му и ленивому рабу, грешному более всех в мире; если хочешь жить со мною, грешным, по благословению настоятеля; если хочешь, брат, быть у Бога и отдаешься в послушание для Господа; если хочешь на­следовать Царство Небесное и подражать житию святых отцов, -я грешный, окаянный и недостойный – не творец делу, а слышал от святых отцов, как надобно жить иноку. Первое – надобно более всего любить Бога и брата своего, как себя. Отличия и преимущество жизни твоей, брат, таковы: не пещись тебе о суетном, ни о живых, ни о мертвых, ни о своем теле, что есть и пить и чем одеться; не иметь ни золота, ни серебра, ни лошадей, ни работника, ни другого имуще­ства; не держать у себя ничего, кроме необходимой одежды; из мона­стыря не ездить и не ходить; не пить ни меда, ни пива, разве по нужде и то по благословению; не дружиться с мирянами ни в чем, не давать им, не брать и не просить у них, не принимать их в келлию. Если кто из мирских захочет постричься или придет старец или брат-странник, то по благословению позвать его в келлию и говорить должное, а празднословия не допускать. К церковному пению ходить к началу и стоять со страхом до конца молитвы; если в силах, – не наклонять­ся к стене, ни к клиросу, не лежать на посохе, не говорить праздных слов; кто к чему призван, тем и занимайся. На все наука; а церковь есть земное небо. Если стоим на молитве без страха, не оберегаемся празднословия и смеха, то больше прогневляем Бога. Надобно стоять, где поют, и внимать чтению и пению. До обеда, брат, и после эфимона не есть и не пить; от молитвы не уходить для питья воды; пить, пока не начали молитвы. Если на молитве придет немощь телесная или некоторая нужда, то по благословению можно выйти, но сказать мне, почему выходишь. Если не услышишь призыва к молитве или, стоя на молитве, не поспеешь к началу, взять прощение в том; а к чему не поспеешь, по окончании пения прочитать то и потом выполнять келейное правило. Стоя на молитве с братиею, говори: «Господи, по­милуй», в одно слово с тем, с кем стоишь сряду, – поклон класть также вместе с ним, – ибо так велит чин... После Литургии идти из церкви за панагиею после братии, а не в ряду, и говорить псалом 144; если же проговорил его в келлие, то говори молитву Иисусову. Из трапезы идти в келлию также за панагиею, после братии, одному за другим, в молчании; на монастыре не оставаться, идя в церковь или в трапезу, ни у дверей или окна старца или брата не стоять. Если у тебя есть дело до старца или брата, – иди к нему в келлию после обеда или после вечерни, по благословению, но скажи мне, зачем идешь. Придя после молитвенного пения в келлию или после обеда или ужина, должен ты положить 12 поклонов, также за умершего брата; если же такой день, когда не положены поклоны, – то до пояса. Рукодельем занимайся, брат, на монастырь, по силе, сколько можешь, для спасения своего; а на себя или на иного кого не работай и не продавай никому и не на­нимайся у мирянина или брата. Если же кому придет особенная нужда, и захочешь послужить брату, то по благословению можешь. Торговлею не заниматься ни с кем, не продавать и не покупать, не брать у брата и не давать ему. К молодым братьям не приставать и не дружиться с ними. Без благословения не выходить из монастыря и не бродить поздно, не вести пустых бесед, сидя или стоя на монастыре или за монастырем, и не ходить по монастырю без нужды. В келлие, брат, также не должно быть празднословия, ни споров, ни гнева не держи в сердце; если же что имеешь против брата, то со смирением скажи о том и примирись с ним. Если услышишь от старца или брата о моем невежестве, то Бога ради сказывай мне о том наедине в келлие, без стыда, – я глуп и безумен. Чужих вещей не бери на хранение. Что между нами бывает в келлие, того из келлии не выноси; но если что увидишь или услышишь худое вне келлии, того не вноси в келлию. Знай только церковь и трапезу да свою келлию. Какую работу пору­чат или какую одежду дадут, ту и бери. Какую пищу и питье поставят на трапезе, ту и вкушай и пей. Не ропщи ни на что, для Бога, помни жития святых отцов... Сказано: Многими скорбями подобает в Царство Небесное внити (Деян. 14, 22). О мирских делах не расспрашивай и о монастырских не говори без нужды. О родственниках и друзьях также не допытывайся. Но ты, господин брат, знаешь более меня... Чем потешит тебя служащий или старец, то ешь и пей, не рассуждая... Если за обедом или ужином понездоровится тебе и тебе не хочется есть то, что едят другие, а служащий брат спросит: не хочешь ли того или другого, – отвечай ему с смирением: воля Божия и твоя да будет; но сам не проси... Если ты здоров телом, после всенощной и утре­ни не спи; если вчерашний день был на монастырском труде, после утрени усни, а после всенощной не ложись, – на все опыт – от того бывает искушение; трудись в молитве и в чтении книг, если не умеешь грамоте – в рукоделии... Если борет тебя дремота и леность, борись Бога ради; если не можешь отогнать сна, прими благословение и иди в поварню или хлебную и, что велят, послужи в том... В правиле ке­лейном и церковном не ослабевай, за исключением великой нужды, да испытанный венец приимешь, который уготовал Бог любящим Его (Иак. 1, 12). Если упал как-нибудь, не лги. Брата не осуждай за недо­статок и не радуйся, чтобы самому не впасть в то же или в иную сеть неприязненную. Таков союз любви. Без него не совершается никакая добродетель. Если придет тебе скорбь от кого, вини себя и терпи для Небесного Царствия. Если кто унизит тебя, или укорит и досадит, или возведет что на тебя, или причинит великое зло, возверзи на Господа печаль твою (Пс. 54, 23), – сам не брани; сам ты не должен досаждать другому, ни гневаться, ни помнить зла, ни завидовать. Такова любовь Божия. Господь сказал: Любите враги ваша, добро творите ненавидя­щим вас и молитесь за творящая вам напасть и изгоняющая вас (Мф. 5, 44)... Если найдет уныние до обеда, когда занимаешься рукоделием, или учишь наизусть или читаешь книгу, то стань на молитву; если не сможешь победить уныния, приняв благословение, иди в поварню или пекарню и там по благословению послужи с молитвою, любовью и молчанием. Если найдет уныние после обеда или после вечерни, читай книги или иди к старцу, которому особенно доверяешь, посиди у него, и за чем пришел, скажи без празднословия, только бездель­ным не будь. Если приходит блудный помысл, или сонное мечтание, или плотское разжжение, то спасайся постом, слезными молитвами, рукоделием, безмолвием, – трудись по силе с молитвою, но не тво­ри своей воли. Если придет ночное страхование, то стой на молитве неподвижно и, воздев руки, говори: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного, помилуй меня, создание Твое... Если находят скверные и хульные мысли, когда стоишь, или сидишь, или лежишь, или идешь, – не обращай на них внимания, а молись Богу со смирением и усердием... С братьями живи ровно, не кажись очень хорошим. Если и по Боге жизнь твоя, но чтобы не оказалось имя твое выше дел, будь в сердце твоем ниже всех, и человеколюбивый Бог из­бавит тебя от бесовского навета. Если сохранен ты Богом от телесной скверны, смотри, не плошай, – не считай себя в сердце праведником, а повторяй со смирением пророческое слово: В беззакониях зачат есмь и во грехах роди мя мати моя (Пс. 50, 7)».

Так наставлял преподобный Геннадий!

Подвигами самоотречения и Богомыслия дух преподобного Ген­надия очистился до прозрения тайн будущего. В одно время случилось ему быть в Москве с двумя учениками своими и посетить дом боярыни Юлиании Федоровны, жены Романа Юрьевича Захарьева. Благочести­вая боярыня с любовью приняла его и просила благословить детей ее: Даниила и Никиту и дщерь Анастасию. Преподобный, благословляя детей, сказал Анастасии: «Ты, ветвь прекрасная, плодовитая, будешь нам царицею». И Анастасия была супругою царя Грозного, супругою в самом лучшем значении. В 1549 году блаженный старец Геннадий был восприемным отцом первой дщери доброй Анастасии[113]. В одно время стоял он в придворной церкви, где много было боярских жен. Входит в храм бедная женщина с ребенком на руке и с другим, которого вела за руку. Одна боярыня, взглянув на нее, сказала: «Вот какой нищете дает Бог детей; у нас есть чем кормить детей, а их нет». Старец сказал вслух: «Не ропщите, боярыни! Живите христиански, и будут у вас де­ти». Слова старца исполнились во всей точности, как для добрых хри­стианок, так и для забывчивых о вечности. Блаженный Геннадий еще при жизни прославился даром чудес. Князь Борис Палецкий больным прибыл в обитель Геннадия. Блаженный дал ему свой посох, и – князь стал здоров. Домашний священник Василий, которому князь поручил доставить посох в дом, бросил посох в воду с гордым пренебрежением и – нашел жену свою умершею, а сам стал болен. Почувствовав грех свой, дал он обет – постричься в обители Геннадия, и Геннадий с лю­бовью принял его. Вологодский и Пермский епископ Киприан также испытал на себе целебную силу преподобного, которого любил и чтил он. Он долго не вставал с постели, но по прибытии святого старца мог встать и вкушал с ним пищу. Когда же Киприан просил Геннадия, чтобы помолился о совершенном исцелении его, Геннадий отвечал: «Нога твоя не исцелеет до конца жизни, она – учитель тебе о смерти». Киприан жил после того пять лет[114]. Пред кончиною своею преподобный Геннадий написал духовное завещание для своей обители.

«Духовные братия мои и спостники! – говорил преподобный. – День мой склоняется к вечеру и секира у корня: иду к судилищу Христо­ву. Для святой заповеди Господа не забывайте меня в молитвах! Взирая на гроб мой, поминайте любовь мою и молитесь Христу, да упокоит дух мой с праведными. Дети мои! Бойтесь Бога и повинуйтесь во всем наставникам вашим, по слову Апостола (см.: Евр. 13, 17). Уважайте святителей, чтите царя православного. Все игумены обязаны повино­ваться царю по духовной совести; а вы, братия, повинуйтесь со всею покорностью игумену, кому бы ни было поручено управление обителью Спаса. Особенно же прошу вас не выходить из сего места без благо­словения настоятеля, по вражде. Не спорьте брат с братом, а угождайте один другому; не творите дел тьмы; пусть жизнь ваша располагает­ся по преданию святых отцов. Как написал отец наш Корнилий, так и должно быть все в обители смирения нашего. Тебя игумена Вассиана прошу не оставлять обители своим усердием».

«Братия мои и дети! Не нарушайте ничем предания нашего. Не оставляйте собрания церковного. Первая мерзость в чернецах – не приходить в церковь или, придя, смеяться, осуждать, а в келейной мо­литве быть ленивым. От сего слабеет тело и душа, и труд ваш пропадает. Лукавый сатана готов живым свести в ад чернеца. Прошу вас, спостники мои, не быть ленивыми в монастырских службах, не отягчаться трудами. Вы питаетесь трудами рук ваших. Не ропщите на настоятеля: ропщущий чернец унижает себя. Будьте внимательны к поучениям, возбуждайте ленивых, чтобы не уклонялись от службы Божией. Чернец, не присту­павший к Святому Причастию в течение шести недель, уже не чернец. Не расхищайте ни орудия монастырского, ни хлеба, ни овощей не вы­носите за монастырь по своему произволу. Не держите пищи по келлиям и не берите хлеба из трапезы, разве только по болезни. Пусть для всех одинаковая будет одежда и пища. Не объедайтесь и не упивайтесь на тра­пезе: это – мерзость пред Богом и болезнь плоти. Не ссорьтесь между собою: по учению Писания, творящие вражду, хульники, клеветники не наследуют Царствия Божия. Нерадивые иноки близки к пучине ада. Праведные, мало потерпев и сохранив Заповеди Божии, будут вечно радоваться. Христос вселяет единомышленных в дом Свой. Так, дети мои, старайтесь идти жестким путем, сквозь тесные врата, чтобы по­лучить вечную жизнь».

«Служителям обители и работающим заповедаю не гневаться, не ссориться, повиноваться во всем настоятелю, не оскорблять бра­тию ни словом, ни делом, бережно хранить вещи обители, не касаться до чужого. Грех предает душу негасимому огню».